23.09.2023
20:11

Ахеджакова ещё не преступила закон?

22.09.2023
12:24

Вот и опять слёзы

18.09.2023
16:55

Дурак оказался я, а не Лесков

08.09.2023
10:46

Новые публикаций ограничения от 5-й колоны

04.09.2023
17:05

Спор о Бодлере

03.09.2023
16:30

Как пластинку заело…

02.09.2023
16:02

Вот, что ограничивает в доступе или вообще не публикует в России почти 5-я колона

01.09.2023
20:31

За что я благодарен советской власти, с которой цапался как мог

30.08.2023
14:06

Мандельштам как Шевчук?

29.08.2023
22:56

Укор Сергею Миронову

25.08.2023
10:28

Эх-ма!

21.08.2023
12:52

На Трофимовой марток – продерет холодок

18.08.2023
08:39

Поиздеваться над собою, что ли?

16.08.2023
10:37

Гребенщиков оказался духовным трусом

12.08.2023
10:29

Предатели России решили, что русскую культуру на Западе надо не отменить, а лишить величияПредатели России решили, что русскую культуру на Западе надо не отменить, а лишить величия

10.08.2023
11:48

Продолжаю оспаривать искусствоведа Трофимову

09.08.2023
16:42

Вот и это не публикуют

 

Тоже, наверно, из-за войны на Украине.

Вот так и побеждаема бывает Россия – от предательства бывших своих.

Рассуждаю посредством “запросто”.

Следите за мыслями

Всё, ниже написанное, происходит из такой цитаты из Лили Брик, сожительницы Маяковского и жены Осипа Брика (такой у них сложился “прогрессивный” тройственный брак):

"В тот же вечер [9 мая 1913 года] я видела, как Володя стоял перед портретом Репина “Толстой”



Репин. Портрет Льва Толстого. 1887.

и говорил окружавшей его кучке джентльменов: “Надо быть хамом для того, чтоб так написать”.

Мне и Брику всё это очень понравилось, но мы продолжали возмущаться. Я в особенности, скандалистами, у которых ни одно выступление не обходится без городового и сломанных стульев, и меня так и не удалось ни разу вытащить проверить, в чём дело” (Лиля Брик. Пристрастные рассказа. Деком. 2003. С. 22).

Лиля Брик – штучка тонкая и умная, и ни одно её слово не стоит оставлять втуне. Но, чтоб понять, чем руководствовался Маяковский, так вякнув, надо вникнуть в Маяковского.

Помогает вниканию некий Филатьев. Он страстный антикоммунист, антисоветчик и антисталинист. Это помогло ему очень доказательно показать, что Сталин, написав: "Маяковский был и остается лучшим и талантливейшим поэтом нашей советской эпохи”, дезориентировал публику. Будучи правым фактически, добавлю я.

Я это добавляю как эстетический экстремист. (Я считаю, что художественностью обладает только то произведение, в странностях которого расшифровывается содержание подсознательного идеала автора. Такой идеал у Маяковского был. Сначала: скорей бы вернулась революция. То есть он имел к революции претензию, что она, потерпев поражение в 1905-6 годах, всё не приходит. Претензия и ко всем, её предавшим. Выражается – хулиганством. – Это есть защитный механизм психики, называемый “реактивное образование” {низший механизм: жёлтая кофта, скандал, эпатаж публики} или высший – сублимация {неприменяемые предударные рифмы, корёжение стихов}. Филатьев доказал, что охранка, посадив ещё юношу Маяковского в тюрьму за большевистскую агитацию обработала его, перенаправив с политической деятельности на творчество: рисование, сочинение стихов. Реактивное образование "преобразовывает негативное чувство в позитивное". Например, ненависть к себе за предательство революции и ненависть к революции за то, что она не возобновляется, превращается в позитивное переживание новизны предударной рифмы, вообще революции в культуре. А двигателем всего является подсознательный идеал Маяковского в 1913 году, идеал революции без изъянов, например, без её промедления после первого поражения. В последующие годы были другие изъяны у революции и советской власти. Если б не было изъянов – не было б футуриста, лефовца и т.д. Маяковского. Он и с собой покончил оттого, по большому счёту, что подчинил себя советской власти во множестве случаев сочинения стихов. То есть, из-за того, что стал преимущественно просоветский, а не в чём-то антисоветский. А Сталин этого или не понял, или притворился, что не понял. Объективно частная правота Сталина была в том лишь, что в течение советской эпохи Маяковский успел всё же сколько-то вещей написать от всей души – выражая свой подсознательный идеал, а не только плоские агитки.)

Так вот в порядке эпатажа публики в 1913 году Маяковскому нужно было Льва Толстого третировать.

"…в раннем творчестве Маяковского Толстой приобретает свойства некоего знака, с которым связано много смыслов: Толстой – популярное явление, Толстой – объект поклонения, Толстой – символ уходящего отвергаемого мира, Толстой – божество на небосклоне не только литературы, но и общественной жизни.

Именно таким Толстой впервые появляется в произведениях молодого Маяковского – в стихотворении “Ещё Петербург” (1914). Приводим его полностью, чтобы был понятен контекст, в котором Толстой оказывается едва ли не центральной фигурой:

В ушах обрывки тёплого бала,

а с севера – снега седей –

туман, с кровожадным лицом каннибала,

жевал невкусных людей.

Часы нависали, как грубая брань

за пятым навис шестой.

А с неба смотрела какая-то дрянь

величественно, как Лев Толстой

Серый, унылый, туманный городской пейзаж Петербурга, поглощаемые туманом люди, звучащие сквернословия, а с неба на всё это взирает “какая-то дрянь”, жалкая и беспомощная (свойственное раннему творчеству Маяковского кощунственно-пренебрежительное отношение к Богу – “Я думал – ты всесильный божище, а ты недоучка, крохотный божик”, как это запечатлено в “Облаке в штанах”), зато “величественная, как Лев Толстой”. Причём несомненно, что в данной поэтической зарисовке писатель поставлен выше Господа Бога, поскольку именно Бог сравнивается с Толстым (можно даже сказать, что Господь становится величественным именно благодаря этому сравнению), а не наоборот. В то же время Толстой здесь упомянут несомненно с иронией. Его “величественность” не принимается поэтом и является объектом явной насмешки. Но при этом фигура Толстого оказывается для Маяковского ближе, понятнее и значительно выше, чем Бог – объект постоянной издёвки молодого поэта” (https://e-notabene.ru/fil/article_27927.html).

Но то – в 1914-м. Главное – от сознания Маяковского скрыто, что он кусается из-за своего предательства революции и из-за той невозвращения.

А в 1913-м он выпад делает против Репина (а не Толстого). И, собственно, по той же осознаваемой причине (Репин – велик, значит – свергать его). И по той же неосознаваемой причине, касающейся революции и вызывающей так называемое выше упомянутое реактивное образование, которое "преобразовывает негативное чувство в позитивное”.

Негативное для Маяковского – страшное корёжение выражаемого (ультра“фэ” Толстому). Позитивное – новизна ультра“фэ”. Так Репин при таком условии не даёт этого ультра“фэ”! То есть, он – отсталый относительно футуристов. То есть, он хам по сравнению аристократами, так сказать, футуристами-прогрессистами. Ибо он, Репин, относительно Толстого ограничился простым “фэ”.

В чём это простое “фэ”?

Репин написал Толстого как чиканутого. Смотрите на эти глаза. Его таким и считала часть общества в 1887 году. Он же сковырнулся этим своим упрощенчеством, начавшимся в 80-е годы. А ведь как сладко было читать его “Войну и мир”. (Сужу по себе. Я несколько раз открывал роман абы где и начинал читать. И – не мог оторваться. Ну как живое всё перед тобой разворачивается. Словно не роман, а кино. Полнокровная жизнь!)

Вот полнокровие Репин и применил для своего “фэ” новому Толстому с этим его толстовством. – Как? – Так: он преувеличил полнокровие. Сделал лицо Толстого красным, словно тот только что из парной.

Третьяков, купивший этот портрет для своей галереи, тихо ужаснулся и пошёл на то, что сам внутренне осуждал, считая, что вещь, попавшая в музей, это уже национальное достояние, не подлежащее прикасанию даже самого автора. (Он даже такое распоряжение дал охране: не пускать Репина в залы с красками и кистями; ибо тот, любящий свои вещи исправлять, уже сделал несколько исправлений в других картинах, отчего Третьяков был просто в отчаянии.) И вот такой Третьяков – представьте себе! – взял тонкую кисточку и белилами уменьшил красноту лба хотя бы. (И таким мы этот портрет теперь и видим.)

Чего совсем не мог исправить Третьяков, это общего зелёного тона портрета в фоне, в бликах света на чёрной рубахе и даже в бороде. А зелёное – символ тоски зелёной.

Так Маяковскому такое глумление, какое учинил Репин над толстовством Толстого, представилось слабым. Слабым!!. Как только хамы (относительно прогрессистов) когда-то поступали, когда что-то ниспровергали.

Вот он, Маяковский, и произнёс то, что Лиля Брик, ещё незнакомая с ним, услышала и донесла до нас.

Примечательно, что мой эстетический экстремизм, описанный выше, солидаризируется с радикализмом Маяковского. Потому что Репин ничего социально нового не открыл, критикуя Толстого. "…выдвинутые идеи Л. Н. Толстого вызвали неприятие сразу после их появления. Его теория, являясь крайне негативным отношением к правовым основам регулирования общественной жизни, была раскритикована как революционными деятелями, так и церковью” (https://top-technologies.ru/ru/article/view?id=24334). То же было и с его сказками для крестьянских детей. Портрет Репина – произведение прикладного искусства, призванное, здесь, усилить отторжение от нового Толстого. Произведение второсортное, круто говоря. Не то, что “Бурлаки на Волге” или “Крестный ход в Курской губернии”, подсознательное открытие мощной перспективы у русского народа и подсознательное же открытие, что религиозным русский народ скоро не будет.

Любопытен и этот нюанс воспоминаний Лили Брик: "Мне и Брику всё это очень понравилось, но мы продолжали возмущаться”.

В этой связи вспоминается Захар Прилепин:

"…за 9 месяцев им [телеканалу “Культура”] даже в голову не пришло позвать <…> или кого угодно. Поддержать, короче, свою армию”.

Это тоже вмешался механизм психической защиты, называемый “отрицание”. "Человек пытается отрицать смерть близкого”. А не только в армии сейчас гибнут, но и, например, Юлия Чичерина, спозналась с другим механизмом психической защиты, называемым “отыгрывание”: ""отыграть" пугающую ситуацию, сменив роль с пассивно-жертвенной на активно-инициирующую”. Непонятное затягивание с генеральным наступлением на Украине, не устраняющее смерти наших (как бы ни эффективна была тактика не спешить для сбережения солдат), отыгрывается в приятие смерти, "они как бы контролируют ситуацию”.

Рвать

Где-то далеко ведут бой в чужих городах. Наши мечты, погибает любовь и наш страх. Наши голоса навсегда остались во тьме. Где-то далеко умирать на войне. . И опять все готово для того что бы рвать. И легко наполняются яростью наши сердца. И плевать, что никто не хотел умирать. Нам не жалко себя, а, тем более, слов и свинца. . Нам бы осадить, нам уже все без тормозов. Мы с тобой умрем как ковбои из “Бешеных псов”. Обними меня перед тем как меня разорвать. Нам бы осадить, но некому это сказать. . И опять все готово для того что бы рвать. И легко наполняются яростью наши сердца. И плевать, что никто не хотел умирать. Нам не жалко себя, а, тем более, слов и свинца. . И опять все готово для того что бы рвать. И легко наполняются яростью наши сердца. И плевать, что никто не хотел умирать. Нам не жалко себя, а, тем более, слов и свинца.

Приятие-неприятие Бриками Маяковского смахивает на поведение центральных российских телеканалов по отношению к песням о войне на Украине.

Надо, правда, для полноты аналогии думать, что как у Маяковского идеал скорой революции и претензии к тому, что она не спешит, были в категории подсознательного, так и у Юлии Чичериной подсознателен идеал победы над укронацистами с претензией к ней, что она всё не наступает.

10 декабря 2022 г.

08.08.2023
10:45

А эту статью за что не пропустили 2 главреда?

06.08.2023
09:29

Зачем на весу правая нога Евангелиста Марка

05.08.2023
08:20

Не «Под», а «Над» - роковая ошибка Гребенщикова