Это потом я стал вчитываться в
фразы, вроде таких:
"Решившись, Удалов вынул шестьдесят долларов, тремя
двадцатками, заложил их в грамоту за победу в социалистическом соревновании в
честь ХIV съезда КПСС┘"
"Решившись, Удалов вынул из кармана шестьдесят долларов,
заложил их в грамоту за победу в социалистическом соревновании в честь Х съезда
КПСС┘"
Я лишь потом-потом заметил, что съезды разные. А до
того я просто сообразил, что КПСС стала так называться лишь после XIX съезда.
Поискав, обнаружил, что после XIV она называлась ВКП(б), а словосочетание "социалистическое
соревнование" появилось в 1929 году.
Но какое это имеет значение, когда главное тут смех,
что такое самое дорогое: грамота, доллары┘
Я было подумал: обыкновенный постмодернизм (пофигизм).
Нет ничего, чтоб стоило серьезного к себе отношения.
Дело стало проясняться только после того, как мне
удалось задать самому себе жесткий вопрос. Почему в фантастическом рассказе
Кира Булычева "Цена крокодила" (http://www.pereplet.ru/text/kir.html)
только один случай мистики? √ Переход метки (пуговицы), зажатой в кулаке перед
сном, в сон и там √ на тайник, а оттуда, из сна, - обратно в явь, в лежание метки
на папке, которая в предыдущих случаях все забывалась и забывалась, что является
тайником для прятанья денег.
Да и фантастический ли вообще это рассказ?
Машина времени┘ Возвращение в прошлое и обратно┘ Поиск
счастья┘═ Освоена планета какая-то. Не из
солнечной системы┘ - Но это ж все √ улыбки ради. Шутки. Этот крокодил┘ Ловимый
на блесну. В озере под названием Копенгаген┘
Развлекаловка?
А что если насмехаловка? Над классической советской
фантастикой.
Ведь та ж когда-то рождалась из того же пафоса
строительства нового мира (и победы над миром старым), что и вся советская
проза 20-х годов. Беляев┘ "Голова профессора Доуэля"┘ "Человек-амфибия"┘ Порыв
в тайны жизни мозга, в освоение глубин океана┘ Стремление как бы ускорить
приход времени всеобщего счастья┘
Лопнули те мечты. Пролетело время фантастики
просвещенческого, так сказать, типа. И настало время лишенческой фантазии,
зацентропупеной на себе. А над теми, коллективистами, время подтрунивать.
(Пусть и начал писаться цикл рассказов в семидесятые годы, но можно ж и
предвидеть. Разбираемый рассказ √ где-то 1999 года.)
Ведь правда. При всяческой шуточности, разлитой по
всему повествованию, она ценностно разная по ═мере близости к тому или другому полюсам
рассказа, воплощенным двумя главными героями: обывателем Удаловым (полюс
низкого) и ученым Минцем (полюс высокого). И наибольший позитив авторского
отношения виден в мистике, связанной с Удаловым. Автор именно здесь, возле
реалий простейшей жизни, почти животного существования ввел романтический
момент необъяснимости.
(А надо помнить, что романтика, повторяющаяся в веках,
═есть ═реакция на крах просветительства,
повторяющегося в веках же. И в идеал романтика возводит не объективное, а
субъективное. Придавая тому всё возможное очарование и положительность.)
И вот.
Профессор Минц - мало, что рационалист. Мало, что невероятное,
казалось бы, - возвращение в молодость и переживание там счастья, - довольно
прозаически низводит пусть и не до осмеиваемой физики и химии ("химическая
реакция организма на запах собеседницы"), пусть и не ═до физиологии сна (тот ведь, как явь). Этого всего
мало. Профессор Минц открывает то, что объективно есть банальность для взрослых
людей: "┘секрет счастья┘ В том, чтобы сделать счастливым другого".
Пусть исчезающе малое меньшинство человечества это
исповедует, но знать-то знают все. И без открытий невероятного гения Минца.
Минц √ эгоист, почти как и все. В жизни он не совершал
героического поступка. И пусть он во сне дошел-таки до него. Но √ во сне все
же. Пусть непосредственно и не силой химии, а силою своей окрепшей души. Но все
же - не в яви.
Все элементарно и не фантастично.
Героизм унижен, по сути.
А вот мистика дана без дураков.
Сколько бы автор ни насмехался над низостью Удалова,
над всей этой крокодильщиной фантастической, но какой-то понятной┘ Даже сколько
б он ни насмехался нал самим словом "мистика",═
заставляя самого Минца ошибочно слово применять (тот свое воспарение на
подвиг называет так)┘ Сколько б автор ни изгалялся над мистикой, он ее √
единственную √ дал, по сути, серьезно.
И вот она-то √ неожиданна в рассказе.
Назревающий героизм Минца предчувствуешь.
Больше того. Фокус.
Я давно читал рассказ. И героизм (пусть и виртуальный)
меня пронял и при чтении, и запомнился. А вот что там ухитрился сделать
обыватель √ забылось. Зато осталось ощущение глубокой укорененности
естественной жизни простейшего человечка. В веках. В тысячелетиях. ═По сравнению с каким-то налетом, что ли,
неестественности, высокого устремления жизни.
Я еще раз хочу вернуться к как бы понятной фантазии
Кира Булычева, понятной, пока она не приближается к мистике.
Ну что может быть невероятнее смены ареала жизни
крокодилом, существом, одним из наименее биологически изменяющихся, давно
достигшим видового совершенства и который не может захиреть, раз уж он где-то
водится. Ну как он мог оказаться на севере? Подо льдом?!
Или как можно говорить пусть даже и про разведение
крокодилов на севере?
И как фамилия разводившего помещика может быть Гуль?
Или как могут без переводчика разговаривать с Удаловым
тибетцы? И почему у них русский язык с акцентом═
чукчей из анекдотов?
И не анекдот ли √ как-то всерьез относиться к
анекдотизму?
Да простят мне люди занудство┘
Я хочу сказать, что сами эти шуточки у Кира Булычева
филологического, что ли, происхождения. Ну не нужно ж оговаривать сказочность в
сказке. А в фантастическом рассказе не нужно оговаривать фантазии. Тем более √
шутливые.
Но если среди несуразностей одного рода вводится
единственная несуразность рода другого √ непонятность мистики┘
Этот рассказ Кира Булычева поставлен в "Русский
переплет", вроде, в декабре 2006 года.
Кем?
Неужели автором? √ Мало вероятно. Он бы не снизошел.
Но тот, кто поставил, тонкий человек.
Ведь и ежику ясно, что сайт данный, патриотический, задыхается
в своей герметичности, что ли. Его наполняют елейные и "лобовые" нравственные
рассказы. Размазы. Нельзя слово "рассказ" применять для большинства этих
графоманских потуг, рожденных самыми лучшими пожеланиями русскости, реакцией на
то безобразие в жизни и литературе, что породила в России так называемая демократия.
А ведь все же ею вдохновлялся когда-то Кир Булычев, ополчаясь на социализм.
А "Русский переплет" привечает худшие традиции
советской литературы.
Ну как было не вставить тонкую шпильку такой
редакторской политике, помещая в частности и размышлизм о "шансах русского
человека Сточасова победить на выборах мэра города Паталипутра на планете того
же названия"?
Да, Россия попала в сложный переплет. Ей выпутываться
надо. И в культуре тоже. Но┘Нельзя ж при этом терять критерии.
12 апреля 2006 г.
