Посетитель дискуссионного клуба "Русского
переплета" попадает в него через главную страницу "РП", где в
числе прочего значится: "Наши авторы". Заходишь в эту рубрику и как в
бездонную пропасть проваливаешься. Мать честная, да это настоящая
Александрийская библиотека! "Линки", картотеки, ссылки, за ними новые
ссылки и "линки", многие десятки имен, сотни названий. Проза, поэзия,
драматургия, мемуары, публицистика; славянофилы, народники,
"почвенники"; шишковисты и модернисты, лирики и физики, вольтерьянцы
и руссоисты; старый и молодой, талантливый и бездарный - настоящий ковчег, срез
сегодняшнего русского литературного сознания.
Но положим руку на сердце и спросим у себя и у тех, кто рядом: имеют ли
эти имена и названия какой-нибудь резонанс, кроме факта своей начертанности на
титулах "РП"? Увы, преобладающее большинство не востребовано сетевой
и вообще никакой читательской общественностью.
Писатель же без читателя - нонсенс, ноль без палочки, глокая куздра.
Гегель учил, что все действительное закономерно, все закономерное
действительно. Литератору, не умеющему за себя постоять, грош цена. Обратимся к
литературным сайтам русского Израиля. Там каждый, написавший свою нетленку,
устремляется с нею на публику, в литературное собрание, предлагает и
анонсирует, лоббирует и подает. Там образованы союзы и клубы, задействован
правительственный резерв. Или: все эти французско-нижегородские Владимиры
Сорокины и прочие ерофеевы медяка ломаного не стоят по большому литературному
счету, но какой напор, какая деловая хватка и готовность работать на свой имидж
по двадцать пять часов в сутки!
Что же российские патриотические литераторы? Создается впечатление, что
они появились в "Русском переплете" только потому, что это не
потребовало от них малейшего публикаторского усилия: просветительское
подвижничество главного редактора <РП> стало уже сетевой притчей.
По роду профессиональных обязанностей автор сего ведет обширную
переписку с русскоязычными писателями многих стран. Есть ли среди его
корреспондентов фигуранты "РП"? Ни единого. И заметьте, не по вине
автора.
Далее: осенью прошлого года на кафедре, где работает ваш покорный
слуга, был организован первый в университетском мире семинар "Литература в
Internet". Тематика курсовых работ и "Рабочая программа" были
опубликованы в Сети и вызвали оживленную дискуссию. Гостевая книга семинара
ломилась от замечаний и предложений. (Цитата: "Об этом семинаре не написал
только ленивый".) Изъявили желание участвовать в нем даже два русиста из
Бельгии и одна из Австралии (!), литобъединение "ЛИМБ" учредило грант
для лучшей курсовой работы - и лишь одна авторская группа осталась совершенно
равнодушной к заявленной промоушн-инициативе. Читатель уже догадался, о какой
группе речь.
- Ну, хорошо, - подумал ваш покорный слуга. - Возможно, дело здесь в
скромности, удаленности от освещенных литературных площадок, труднодоступности
электронной связи.
И разразился гирляндой духоподъемных литературно-критических статей,
посвященных творчеству авторов "Русского переплета". Думаете,
кто-нибудь на них откликнулся, попросил о виртуальной встрече, выразил
благодарность или проклятие? Да ни за что на свете.
Вот эта обломовская безмускульность и равнодушие к собственному успеху
удручает. "Обо мне написали эпиталаму? Значит, так тому и быть. Буду
почивать Ильей Муромцем на печи, авось кто другой еще лучше напишет".
Тщетные надежды. Не напишет и вообще не заподозрит о существовании.
Писателей нынче много, а критики в цене. Они (сужу по себе) подвергаются
постоянным искушениям и соблазнам со стороны пишущих, вплоть до вполне
материальных посул. Четвертовать их за это? Как сказать. Сады литературной
словесности - жестокие сады. Там выживают талантливейшие - но и сильнейшее,
организованные, динамичные.
В системе жизненных приоритетов нынешнего века писательство вообще не
значится. Объявлено второе открытие Америки, и производится запись в команду
нового "Мейфлауэра". Требуются такелажники, картографы, навигаторы,
купцы, конквистадоры - все, что пульсирует адреналином, мощно дышит, умеет, рискует. А слабое, неоформившееся
высаживается на берег после первой же штормовой качки. Удержались бы на
подобном корабле такие, как Достоевский, Л. Толстой, Солженицын? Полагаем, что такие писатели удержались бы несомненно.
Первый предъявил бы команде каторжную робу с бубновым тузом на спине, Л.
Толстой перевербовал бы ее в общество духоборов, а Солженицын вообще поднял бы
бунт, обломил собственным лбом главную мачту и повел бы корабль в ведомом ему
направлении. И даже Набоков, тонкоперстый кристаллический Набоков удержался бы.
Впрочем, зачем сослагательное наклонение; он и так удержался. Он прожил
совершенное детство, во время эмигрировал в Англию, из Англии в Германию, из
Германии в Америку, завоевал абсолютное первенство в писательской диаспоре,
стал англоязычным, написал математически выверенную "Лолиту"
одновременно для партера и для райка и закончил жизнь в фешенебельном
швейцарском отеле, даря великолепным презрением всех и вся и вызывая тем еще
больший восторг со стороны презираемых. Л. Толстой? "В России теперь два
царя, Николай Второй и Лев Толстой, - писал Г. Короленко. - Разница между ними
та, что первого не слушают и не боятся, а второго слушается вся Россия".
Достоевский? Федора Достоевского провожали в последний путь тысячи
петербургских простолюдинов, не очень отчетливо представлявших подлинной славы
покойного. Черномырдин, бывши в Америке по своим хитрым делам, выкроил время,
чтобы поучаствовать в отпевании Иосифа Бродского. Откуда эта поэтическая прыть
у грубого материалиста, газпромовца и политического воротилы? А оттуда, что
сильные мира сего нюхом чувствуют и согласны уважать любой успех и влиятельную
славу, на каком бы поприще она ни стяжалась. "Успех" - так назвал
свой лучший роман Л. Фейхтвангер.
Но при чем здесь наша статья и ее обитатели? Вот именно: совершенно не при
чем. Литературной молодежи из "РП" в голову не приходит, какие
сизифовы усилия нужно приложить, чтобы состояться в поле российской
словесности.
Назовем, впрочем, два воодушевляющих примера: Олег Павлов и Михаил
Тарковский. Оба прошли в своей жизни Крым, Рим и медные трубы, и оба,
несомненно, талантливы. Но и поразительно активны при этом. Добившись
"бумажной" известности, Олег Павлов отнюдь не пренебрег возможностями
Интернета, а Михаил Тарковский умело и точно выстроил миф дзен-буддистского
отшельника, творящего в удалении
таежной Бахты. Оба добились известности не благодаря,
но вопреки сложившейся общественной
ситуации.
Когда рухнула советская империя, всяк литератор оказался, так сказать,
в нулевой позиции. С другой стороны, ему была дарована абсолютная свобода
действий, цензура исчезла, а издательские площади и мощности оказались на
какой-то момент без хозяина. Свято место пусто не бывает, и природа не терпит
пустоты: через некоторое время хозяева нашлись, но ими стали отнюдь не
патриоты. Эти последние, вместо того, чтобы мобилизоваться и возглавить
литературное дело, продолжали романтические глаголания на тему "русский
взгляд и нечто", а их в это время
выносили с их редакционными столами и пишущими машинками на черный двор, где
они по днесь и пребывают. Скажут, русский литератор не обучен житейской грамоте
- а почему, собственно? Христос учил быть не только кроткими, как голуби, но и
мудрыми, как змии. Первого качества у россиян с избытком, а второго кот
наплакал. Да что там, они просто ленивы, эти вечные Пети Трофимовы, славянские
лапутяне!
Недавно Солженицын выступил с очередным опусом: "Двести лет вместе" - о совместном
бытии русских и евреев (вот поразительное чутье коньюнктуры у человека!). Лев
Аннинский, рецензируя книгу в "Дне литературы", так оценил
солженицынские обобщения:
Евреи:
"Динамичны, практичны, радикальны в решениях и
действиях, беспокойны, предприимчивы, шумливы, сметливы, неугомонны, увертливы,
упорны (самоупорны), фанатичны, страстны, чутки и быстры, талантливы к учению,
блистательны умом и пером, слитны духом, отточено напористы, у них
"ловкость и энергия", они "плуты и обманщики", они борцы,
говоруны, теоретики и всегда знают, что делать. "
Русские:
"Не знают, что делать. Они делают все невпопад,
растерянны, нерасторопны, великодушны, недальновидны, непрактичны, рыхлы духом
и - в стыке с евреями, то есть в той точке, где сходится с еврейским галутом
русская интеллигенция /.../, - пламенно
беспочвенны."
Прямо скажем, оценки в обоих случаях нелицеприятные,
но не беспочвенные - если судить хотя
бы по литературному поведению авторского корпуса "Русского
переплета". Отсюда и название нашей статьи: он (этот корпус) подобен
Атлантиде. Он велик, обилен именами и талантами, но остается "вещью в
себе", пассивным масонским образованием.
Время от времени слышатся "РП" обращения к
"переплетовской" критике с просьбами и даже требованиями не ширять
шизым соколом под облакы, а сосредоточить свое внимание на
"переплетовских" же авторах. На это ответим, что под лежачий камень
вода не течет, а спасение утопающих - дело рук самих утопающих.
ЕРДИТЫЕ
АЗЯТ