|
08.07.2001
00:02 |
"Новомировские" обиды Сначала немного хроники.
Зимой этого года в "Русском переплете" появилась статья В.
Сердюченко "Что происходит с "Новым миром"?",
републикованная на сайтах lebed.сom, compromat.ru и в
литературном приложении к газете "Завтра".
Затем "Независимая
газета" дала несколько отрывков из документального романа Сергея Яковлева "На задворках "России"
(столичный кинотеатр рядом с редакцией "НМ"), а через некоторое время
в санкт-петербургской "Неве" появился полный текст романа.
Гл. редактор "Нашей улицы" Юрий Кувалдин выступил на
страницах упомянутого "Дня литературы" с тем же вопросом: что
происходит со старейшим литжурналом страны?
Наконец, Виктор Топоров опубликовал в "Литературной газете"
статью "Смиренный журналище".
Мы видим, таким образом, что культовый журнал российской интеллигенции
впервые за десятки лет оказался под огнем критики. Причем критики профессиональной,
заинтересованной, исходящей не со стороны, а изнутри литературного цеха. Логично
было ожидать, что редакция "НМ" встревожится и постарается объясниться.
И редакция выступила. Но в такой самодельной манере, что получился сплошной
конфуз. Местом объяснения с литературной общественностью было выбрано почему-то
не авторитетное издание уровня "Литгазеты", а малопосещаемая окраина
сетевого "Русского журнала". Именно там одинокие странники Сети
смогли ознакомиться с "Полемическим откликом
на статью В. Топорова "Смиренный журналище", подписанным Михаилом
Бутовым, отв. секретарем "НМ". Назвав свою статью именно так, автор,
тем не менее, поименовал всех
вышеупомянутых критиков "Нового мира", наградив каждого порцией
брани:
Сергей Яковлев?
"Был
уволен из редакции отнюдь не из-за идеологических расхождений, и даже не в силу
его склонности к интригам - а исключительно по причине полной профессиональной
непригодности и вызывающей даже некоторое удивление неспособности этого
человека к какой бы то ни было редакционной работе. "
Виктор Топоров?
"Этому вообще - море по колено, и перо его ни на чем не запнется.
Юрий Кувалдин? - "третьестепенный
писака".
Дальше началось совсем уж несусветное:
"Они нечистоплотны, и от них дурно пахнет.
Подобные им прежде назывались просто и понятно: стукач, провокатор, клеветник.
А теперь затейливо: публицист, литературный обозреватель, даже "литературный
скандалист" - самоназвание, которым Топоров явно гордится. И так же, как
приснопамятные советские стукачи, наши нынешние герои существуют в блаженной
атмосфере не-ответственности за слова. И Яковлев и Топоров прекрасно знают, что
в нынешних условиях практически никто из тех, кого напрямую затрагивают их
смелые обличения, не имеет достаточно сил, средств, не имеет доступа к
механизмам, позволяющим эффективно защититься от клеветника юридическим или
вне-юридическим путем /.../ Здесь одно значимо: тявкнуть первым. Тявкнул первым
Яковлев - и попал в ряды радетелей за
обездоленный народ, тявкнул вовремя Топоров
- и укрепил свою "литературную" славу, свое неоспоримое право
на высказывание. Тявкнула "Литературка" - и приобретет теперь ауру
издания "скандального" - о чем еще мечтать газете, впору нанимать
папарацци."
Можно бы продолжить эту гирлянду дворовых ругательств, но тогда
пришлось бы цитировать всю статью. Именно в такой манере Мишки Квакина и его
команды посчитало для себя возможным ответить старшим собратьям по перу новое
руководство "НМ". Оно оскорбило не их. Оно, как кажется, вообще не
понимает "цены вопроса" и
цены названия журнала. Ибо как читался "Новый мир" в наши дни?
Он читался с трепетом. Его выписывали даже те, кто вообще ничего не читал и не
выписывал кроме кроссвордов и "Спортсмена-рыболова". Инженер и
учитель, москвич и провинциал, западник и почвенник, гордый внук славян и друг
степей калмык - всяк находил для себя в этом журнале пищу уму и сердцу.
Писатель мог обладать собственным собранием сочинений и звездой Героя
социалистического труда, но грош этому всему была цена в глазах у просвещенных
соотечественников, если он не значился автором "Нового мира". Его
великие главные редакторы, начиная с В. Полонского и кончая Твардовским, устанавливали литературные векторы 20 столетия. Василь Быков и Фазиль Искандер, В. Белов и Ю. Трифонов, В. Шукшин, В. Войнович, В. Астафьев, Ч. Айтматов,
Г. Владимов, С. Залыгин, К. Кулиев, И. Друце, А. Солженицын -
все они обязаны европейской славой "Новому миру" времен Твардовского.
Именно в "Новом мире", предпочитал печататься генсек Брежнев,
прекрасно понимая гамбургскую цену этого оппозиционного издания. Разночинная
интеллигенция сверяла по нему свои умонастроения, ему посвящал свои заседания
ЦК, а западные советологи защищали по нему диссертации. Будучи своего рода
русскими Афинами, он творил прекрасный литературный миф 20 века.
И вот какой базарной руганью в манере "от дурака слышу!" все
это завершается.
Но ведь в предъявленных претензиях речь шла о духовно-эстетическом облике журнала, и высказывались они не
какой-нибудь сетературной шпаной, а бывшими авторами и сотрудниками
"Нового мира"!
В ответ - "стукачи", вонючки,
"тявкающие"...
Не подлежит сомнению, что текст манифеста
согласовывался с редколлективом. В таком случае нам продемонстрированы реальные
духовно-эстетические предпочтения нового "Нового мира", его
представления о литературной полемике, культура и стиль. Приходится повторить
знаменитую фразу из "Записных книжек" И. Ильфа: "Когда дом
покинули великаны, в него, крадучись, пробрались карлики".
P.S. Интересно все-таки: Андрей
Василевский, главный редактор "НМ", визировал эту подростковую
выходку своих подчиненных, или она (дай Бог) ускользнула из-под его контроля и
внимания?
Что говорят об этом в Дискуссионном
клубе?
| 264822 |
2005-05-03 00:43:31 |
| Гость
|
|
- Миша Кузнецов родился в Рязани в 1903 году. Мать его попала на Дон, в Букановскую, где вышла замуж за Шолохова. Так Михаил Кузнецов, иногородний, стал Шолоховым. Когда он попал по уголовному делу в тюрьму, то убавил себе два года, стал с 1905 года рождения, и избежал большого срока.
Георгий Иванович, пенсионер, бывший экономист Госплана СССР
Кузнецов
Гость
...Биография Михаила Шолохова началась с загадки: при рождении он получил фамилию "Кузнецов". Только в шестилетнем возрасте мальчик смог получить настоящую фамилию своего отца - Шолохов. За всем этим стоит романтическая история родителей. Мать Шолохова Анастасия Черникова, сирота, была насильно выдана замуж помещицей, у которой служила, за сына казачьего атамана, Кузнецова. Проявив незаурядную силу духа (у казаков женское самоволье судилось очень строго!), она покинула немилого сердцу супруга и ушла к любимому, Александру Шолохову. Их сын Михаил появился на свет "незаконнорожденным" и был записан на фамилию официального мужа матери. Только после смерти Кузнецова, в 1912 году, родители мальчика смогли обвенчаться, и тогда он получил фамилию отца.
Лазебник
Гость
Иногородний Шолохов был чужим типом на Дону и не только не был писателем, он не был даже читателем, не имел малейшей склонности к чтению. Чтобы скрыть свою малограмотность, Шолохов никогда прилюдно не писал даже коротких записок. От Шолохова после его смерти не осталось никаких писательских бумаг, пустым был письменный стол, пустые тумбочки, а в "его библиотеке" невозможно было сыскать ни одной книги с его отметками и закладками. Никогда его не видели работающим в библиотеке или в архивах. Таким образом, те "разоблачители", которые говорили или писали, что Шолохов сделал то-то и то-то, обнаружили незнание плагиатора: Шолохов был способен выполнять только курьерские поручения, а плагиат "ТД" и всего остального т. н. "творчества Шолохова" - все виды плагиата выполняли другие люди, в основном - жена, ее родственники Громославские, а также рапповцы: Юрий Либединский, Александр Фадеев, Александр Серафимович и др. мелкие "негры". Приписывать Шолохову плагиаторскую работу - значит, заниматься созданием мифологии плагиатора, который был во всех отношениях литературно-невменяемой личностью. Оттого его жена Мария и раздувала легенду о том, что у нее с мужем почерки "одинаково красивые", оттого и сфальсифицированный "его архив" написан разными почерками и разными людьми. Истина абсолютная: Шолохова не было ни писателя, ни деятельного плагиатора: его именем, как клеймом, обозначали плагиат других людей. Шолохова писателем можно было называть только один раз в год в качестве первоапрельской шутки. Он и был кровавой шуткой Сталина, преступным продуктом преступного строя, чумовым испражнением революционного Октября и журнала "Октябрь", который сегодня бесстыдно именует себя демократическим изданием!
Иванова
Гость
У Шолохова нет произведений, потому что неграмотный не пишет, а ставит крестик или делает отпечатки пальцев (что вполне соответствует этому типу). То, чем восхищаются читатели и о чем пишут сочинения в школе и в институтах, принадлежит (в дописанном, идеологизированном, исковерканном виде - все произведения от "Донских рассказов" до "Судьбы человека") великому русскому писателю, единственному писателю на Дону - статскому советнику, сыну атамана станицы Глазуновская, дворянину, выпускнику Санкт-Петербургского университета по отделению истории и филологии, участнику Первой мировой войны, преподавателю русской словесности в гимназиях Орла и Нижнего Новгорода, депутату 1-й Государственной Думы Федору Дмитриевичу Крюкову (1870-1920). Там, где вы видите разбор "Тихого Дона" Шолохова, или даже "Поднятой целины" заменяйте клеймо "Шолохов" на имя Федор Крюков, и продолжайте еще больше восхищаться гениальными текстами, вычеркнув вставки соавторов.
Марк
Гость
После уголовного преступления в 1922 и суда в марте 1923 Шолохов принял предложение экс-атамана станицы Букановской Петра Яковлевича Громославского совершить плагиат "большой литературной вещи" о донских казаках, но прежде породниться через женитьбу на его первой дочери от второго брака - Марии Петровне Громославской (1898-1992). Разумеется, все бумаги Федора Дмитриевича Крюкова (1870-1920) Громославский выдавал за свои собственные.
Лариса
Я тоже знаю, что все дочери Петра Яковлевича Громославского - Мария, Лидия, Полина, Анна и сын Иван, второй ребенок от второго брака экс-атамана, - были учителями начальных школ. На них-то и была возложена задача осваивания "творческого наследия" Федора Дмитриевича Крюкова (1870-1920). Они не знали, что из всего этого получится, или, как говорил Шолохов, он "не знал, что получится из этой затеи", вначале Громославские хотели только одного - подработать на хлеб насущный, то есть существовать безбедно на литературных достижениях "Гомера донского казачества" - Крюкова Федора Дмитриевича.
Учителя Громославские подготовили, конечно, под руководством П. Я. для Москвы два фельетона, которые потом выйдут в свет под названием "Испытание" и "Три". Когда "дело пошло", то дослали в Москву еще "Ревизора". 24 мая 1923 года отметили заговорщики 20/18-летие Шолохова, а через два дня он отправился в Москву, получив строгие наставления как от своей невесты, так и от своего почти тестя, Петра Громославского.
Павел Петрович
А я знаю, что поступить на "подготовительный курс" рабфака Шолохов не смог: ни комсомольского направления на учебу, ни необходимых знаний у него не было. Он стал агентом ГПУ, оформил его Мирумов (Мирумян). Он же помог Шолохову пристроить три фельетона в газету "Юношеская правда" ("Юный ленинец"). Никогда Шолохов не бил камни на мостовой, не работал ни грузчиком, ни "таскальщиком кулей" на вокзале, работал по своей первой специальности - делопроизводителем {подшивателем бумаг) в одной из жилконтор на Красной Пресне. Мирумов и оказал содействие в получении комнаты в коммуналке в одном из домов в Георгиевском переулке. Он жил в центре Москвы и осваивал опыт проталкивания чужих фельетонов под своим именем "Мих. Шолох", то есть учился мелькать в редакциях и в околописательских кругах. Так в 1923 в станице Букановской Петром Яковлевичем Громославскими был начат проект "Шолохов".
Краевед
Надо понимать, что литература делалась в ЧК, а Георгиевский переулок известен многим москвичам - он соединяет за Колонным залом Пушкинскую улицу (Дмитровку) с улицей Горького (Тверской), и там жили многие с Лубянки. Шолохов жил там в доме у чекиста Леона Галустовича Мирумяна (Мирумова), к которому сосватал его Александр Серафимович, тоже тесно сотрудничавший с ЧК. Мирумов работал в ЧК, курировал создание "советской литературы", то есть уничтожали интеллигенцию, а захваченные бумаги приписывали безвестным "выходцам из народа". Квартира Мирумова, ходившего в хромовых сапогах, черной кожанке и черной же кожаной фуражке с красной звездой во лбу, состояла из двух смежных комнат. Кроме того, имелась темная без окон комната, для прислуги. В ней жили племянник Мирумяна Виктор Оганян и Михаил Шолохов.
Историк
Надо знать факты, а они таковы. В воскресение 8 сентября 1929 в ростовской газете "Большевистская смена" вешенский корреспондент Николай Прокофьев в своей статье о Борисе Пильняке и Михаиле Ш-ве под названием "Творцы чистой литературы" полностью разоблачил семейно-плагиаторскую связь Ш-ва с казачьим семейством Петра Яковлевича Громославского. В рабочем портфеле редакции были названы все основные деятели "ТихоДонского" плагиата. Но в газетной публикации они названы не были: все боялись Сталина, который выступил на защиту Ш-ва в "Правде" 29 марта 1929. От статьи Прокофьева был всего один шаг к разоблачению Громославского как "крестного отца" "ТД", фельетонов и "Донских рассказов". Но этот шаг так никто и не сделал, а Ш. пригрозил Прокофьеву расследованием, которое "обязательно переломает ему ноги". Ш. не потребовал пресс-конференции, на которой он ответил бы на все вопросы своей семейной и творческой биографии. Так сделал бы любой нормальный писатель. Но Ш. писателем не был, не знал, как должен был вести себя писатель в подобной ситуации, - поэтому сразу объявил в письме, написанном Громославским, ибо Шолохов не умел писать, и все писали за него то Мария, то Петр Яковлевич, а Шолохов сидел пьяный со стаканом и с папироской в зубах, к Фадееву: "Я немедленно вступаю в партию, и дело с концом!" Другими словами, плагиатор сознался: мое литературное воровство может защитить только Сталин и его правящая партия. Если Прокофьев разоблачил Шолоха, то Николай Янчевский разоблачил явную белогвардейщину двух первых томов "ТД", что указывало на истинного автора - статского советника, депутата Первой Государственной Думы, заведующего отделом литературы журнала "Русское богатство" Федора Крюкова (1870-1920). Это было сделано в ростовском журнале "На подъеме", ╧ 12,1930. И Николай Прокофьев, и Николай Янчевский, и все те, кто обсуждал работу Янчевского "Реакционная романтика "Тихого Дона" (Д. Мазнин, Н. Сидоренко и др.) были в 30-ые годы расстреляны. По указанию Сталина немедленно уничтожались все знающие правду "ТД".
Архивариус
Любопытно проследить, как выдавали тайну "ТД" советские писатели. В 1974 допущенный к архивам ЦК и ГБ Константин Симонов, защищая плагиат, заявил в интервью западно-германскому журналу "Шпигель": "У Шолохова нет никаких черновиков и юридически невозможно доказать его авторство "ТД". Симонов защищал плагиат по личному поручению Суслова, значит, следует признать: при жизни Шолохова руководство страны знало, что у Шолохова нет никаких литературных и юридических доказательств авторства "ТД" (как впрочем, и всего остального т. н. "творчества Шолохова).
Виктор Кириллович
НАЦПАТРИОТ, защитник неграмотного Шолохова ритуально небрит, лицо искажено патриотической мукой. С головы до ног увешан национальной символикой и эмблематикой, на собрания является не иначе, как в косоворотке, сорочке-вышиванке, азяме, бешмете, черкеске, малахае. Изможден беспрерывными голодовками в защиту побитых милицией собратьев по вере. Словарный запас: оккупант, мигрант, генофонд, диаспора, "они", суверенитет, позор. Гражданское кредо: "Нет таможенному договору!", "Чемодан - вокзал - Россия!", "Родина слонов - Украина (Грузия, Молдова, Литва, Удмуртия, Чукотка, Мари-Эл!)", Горбачев (Ельцин, Путин) - империалист, антихрист, великодержавный шовинист!" Как правило, бывший райкомовец или писатель. Единственное произведение, созданное в годы перестройки, посвящено попранной отчизне и звучит примерно так (подстрочник): "О, мать моя, родина! Искалечили тебя и обесчестили, худы твои руки, немощны ноги, редки волосы, зубы все выпали, издевается каждый, кому не лень. О, земля моя, вечно то турками, то московитами занятая! А посмотришь на соотечественников - и совсем плакать хочется: еле дышат от Чернобыля. Говорю вам, злые нехристи, убирайтесь, откуда взялися, а то как бы чего не вышло. Чур! Чур!" Узнав, что его плачи финансированы американским конгрессом, посыпал голову пеплом и исчез в ковыльных степях.
Александр Логинов
Проблемой Шолохов и "Тихий Дон" я никогда специально не занимался. Да и "Тихий Дон" по-настоящему, не по-школьному прочитал совершенно случайно. Увидел как-то в руках своей немецкой подруги огромный бумажный кирпич. "Что это?" - "О! Это !Тихий Дон! Шолохов! Гений!" Вот это "Шолохов - гений" мне резануло слух. Обычный и литературный. Я хорошо помнил кинохронику в стиле "Новости дня", видел кусочки выступлений Шолохова, какие-то документальные фильмы и потом, подсознательно и инстинктивно, никогда не запрягал "Тихий Дон" и "Шолохова" в одну телегу. Поскольку четко видел в этом литературно-логическое несообразие-безобразие. Шолохов у меня прочно ассоциировался с вечно достраиваемым "Они сражались за Родину" и отчасти с донскими рассказами. "Поднятая целина" пугала меня талантливым, но навязчиво-пламенным социалистическим дидактизмом. Итак, немка заставила открыть меня первый том "Тихого Дона". Помните зеленое шолоховское собрание сочинений? С первых строк я с головой окунулся в гениальную прозу. Но тайна, загадка, тем не менее, оставалась. Более того, вопрос, до этого обитавший на задворках моего еще не оформившегося до конца литературовоззрения, самостийно пополз по запасным тоннельных путям в поисках второй своей половинки - то есть ответа. Как Шолохов мог написать ТАКОЕ в потемках полуграмотной юности? Непостижимо. Чутье человека, который начал писать, как только научился держать карандаш в руке, кричало мне, что не мог. Этот вопрос я задал через несколько лет в университете Тамаре Николаевне Шанской, которая с благоговением рассказывала студентам о Шолохове. Мои сомнения ее не рассердили, но и не озаботили. На свой вопрос я не получил никакого вразумительного ответа. И я понял, что великолепный филолог просто тоже не знала, да и не искала на него ответа, предпочтя принять официальную версию. Когда я уехал на Запад, я отрешился и от загадки Шолохова. Запад - эгоистичен, несолидарен, жесток, требует трехжильных усилий, нечеловеческого терпения и долговременного отречения от духовного в интересах мелко материального, причем даже в тех случаях, когда человек желает интегрироваться в его полумертвую ткань, сохранив без потерь свою личность. Нечасто такое, кстати, получается. Обычно Запад растворяет личность новоприбывшего похлеще царской водки. А что же дает взамен - зияющую пустоту, черную дырочку. Через которую западоид сбрасывает, выводит из механизированного организма как вредоносные шлаки эмоциональность, душевность, сострадание, доброту. Но вот в руки попался мне номер Нашей улицы" со статьей Юрия Кувалдина "Певец тихого Дона Федор Крюков". И давняя мучительная загадка, как пепел Клааса, вновь настырно застучалась в мое сердце. Статью я прочитал залпом. Она выводит на перепутье. Вернее, на подлинное начало многоветвистого пути, каждая ветвь которого почти паралельна другой, а следовательно все они в целом ведут в правильном направлении. Указана, застолблена объективная, насколько я полагаю, точка начала большого пути. А это огромное дело. Поскольку до этого, такие как я, блуждали в потемках. Тем не менее, я не могу сказать, что шолоховской загадки для меня больше не существует. Поскольку каждая из многочисленных ответвлений предлагаемого пути - это начало большого исследования, которое должны проделать-пройти наши дети. Тут я хотел бы сослаться на статью Валерия Сердюченко, приведенную ниже. Мистика мифа настолько многогранна и многосложна, что для того, чтобы разоблачить его до состояния голого короля потребуется еще немало лет. А мне же остается настоятельно рекомендовать всем думающим и задумывающимся для вдумчивого, проникновенного чтения замечательную статью Юрия Кувалдина "Певец тихого Дона..." ("Наша улица", ╧2(63) 2005).
Александр Логинов.
Вадим
В Николаевске Шолохов находился во время войны, и туда съехалась все Громославские делать "писателю" "Науку ненависти" и несуществующий роман "Они сражались за родину". Опять использовались материалы Федора Крюкова о Первой мировой войне, которые переносились во времени в эту войну, использовался даже "Кавказкий пленник" Льва Толстого. Что касается же "Науки ненависти", то следует отметить, что особым интеллектом Громославские не отличались, поскольку им не под силу было понять, что науки о ненависти не существует, а существует "ненависть" - особое состояние человеческой души, которое изучается наукой по имени "Психология". И еще они не знали, что безумная ненависть, которую они пропагандировали под именем безграмотного зятя, неуместна на войне: солдатам нужно внушать ненависть к врагу в границах разума, чтобы враг, спасая жизнь, мог сдаться в плен и этим приближать и облегчать нашу победу.
Корнеев С.-Пб.
Василий Алексеевич Десницкий, декан филологического факультета Ленинградского пединститута им. Герцена, не раз говорил о двух письмах Горького к Серафимовичу, в которых автор обвинял адресата в том, что "он совершил невероятное зло, поставив на обложку романа Крюкова безграмотного уголовника.
Сергей ТВ-Культура
По телеканалу "Культура" в начале декабря 2004 года писатель Василий Аксенов заявил, когда телеведущий Андрей Максимов назвал имя Шолохова среди русских классиков (стыдно Андрею Марковичу Максимову, сыну Марка Максимова, автора повести о Камо, друге Сталина, "Лично известен", не знать такой очевидной вещи, что автор "Тихого Дона" Федор Дмитриевич Крюков), так вот знаменитый наш писатель Василий Аксенов, лауреат премии "Букер", сказал Андрею Максимову в достаточно категоричной форме: "У Шолохова нет настоящей литературы, все - ерунда! А за "Тихим Доном" стоит мощная фигура Федора Крюкова". Максимов сконфузился и побледнел. Впрочем, на телевидении работают легковесные поверхностные литераторы вроде Виктора Ерофеева, или Александра Архангельского, или того же Андрея Максимова. Писатель - не эстрадный артист, писатель сидит в тишине за столом и пишет. Устная и письменная речь вещи абсолютно несовместные. Так всю жизнь писал Федор Крюков, у него сочинений на много томов! Жаль, что он не печатал, как теперь делают, главы своего "Тихого Дона" начиная с 1912 года. Впрочем, тогда уже писались и "Зыбь" и гениальные "Гулебщики", вещи высочайшего писательского мастерства, и они были Крюковым опубликованы.
Лена Т.
Он, ты, наш батюшка Тихий Дон!
Ой, ты, наш батюшка Тихий Дон!
Ах, как мне, Тиху Дону, не мутну течи:
Со дна меня Тиха Дона бьют студены ключи,
Посредь меня, Тиха Дона, бела рыбица мутит.
Федор Крюков. Булавинсний бунт. 1894
Кузнецов-Шолохов еще не родился ни в 1903 ни в 1905
Доценко
В. Моложавенко, газета "Молот" (Ростов-на-Дону) от 15 августа 1965 года
"ОБ ОДНОМ НЕЗАСЛУЖЕННО ЗАБЫТОМ ИМЕНИ":
Случилось это в тот далекий, но памятный год, когда разбитые Красной Армией белоказачьи отряды покидали родные места, отправляясь на чужбину. Горькая судьба ждала их в дальних краях, и в долгие бессонные ночи не раз еще должны были привидеться казаку до боли родные места. Но все это придет к нему позже, а пока Григорий Мелехов, раненый, уставший, потерявший все самое дорогое, что было у него на свете, слушал знакомую с детства песню о Ермаке - старую, пережившую многие века. Простыми и бесхитростными словами рассказывала песня о вольных казачьих предках, некогда бесстрашно громивших царские рати, ходивших по Дону и Волге на мелких стругах, "щупавших" купцов, бояр и воевод, покорявших далекую Сибирь. "И в угрюмом молчании слушали могучую песню потомки вольных казаков, позорно отступавшие, разбитые в бесславной войне против русского народа..."
Слушал ту песню о Ермаке и казак Глазуновской станицы Федор Крюков, волей лихой судьбы оказавшийся в кубанском хуторе. В жарком тифозном бреду, когда удавалось на миг-другой взять себя в руки, укоризненно оглядывал станичников, сманивших его в эту нелегкую и ненужную дорогу, судорожно хватался за кованый сундучок с рукописями, умолял приглядеть: не было у него ни царских червонцев, ни другого богатства, кроме заветных бумаг. Словно чуял беду. И, наверное, не напрасно...
Вырос в том безвестном хуторе на берегу Егорлыка еще один могильный холмик, и не до бумаг было станичникам, бежавшим от наступавшей Красной Армии. Бесследно исчезли рукописи, а молва о Крюкове-отступнике в немалой степени способствовала тому, чтобы о нем долгие годы не вспоминали литературоведы и не издавались его книги.
Нынешнему поколению читателей почти неизвестно имя Федора Дмитриевича Крюкова.
Между тем его по праву можно считать одним из крупнейших донских литераторов дореволюционного периода. Побывайте в любой казачьей станице - там и поныне сохранилась память о нем.
Известно, что русская критика конца XIX - начала XX веков именовала Крюкова не иначе, как "Глебом Успенским донского казачества". А. М. Горький в статье "О писателях-самоучках" называл Крюкова в числе литераторов, которые "не льстят мужику", советовал учиться у него "как надо писать правду". В. Г. Короленко в августе 1920 года сообщал С. Д. Протопопову: "От Горнфельда получил известие о смерти Ф. Д. Крюкова. Очень жалею об этом человеке. Отличный был человек и даровитый писатель".
А вот что писал в статье "Памяти Ф. Д. Крюкова" журнал "Вестник литературы", издававшийся в 1920 году в Петрограде: "Чуткий и внимательный наблюдатель, любящий и насмешливый изобразитель простонародной души и жизни, Ф.Д. принадлежит к тем второстепенным, но подлинным создателям художественного слова, которыми по праву гордится русская литература.
Стешенко
Не стоит забывать, как строилась "социалистическая литература". Проект "ШОЛОХОВ" - это проект ЦК, ЧК и РАПП, Сталина и Серафимовича. Этот "советский классик" Мишка Кузнецов, по отчиму Шолохов, за всю свою жизнь не написал ни строчки! Серафимович был главным в РАППе, большим человеком в ЧК и редактором "Октября", где появился журнальный вариант "Тихого Дона" (1-я и 2-я книги, в почти не искаженном авторстве Федора Крюкова, с изменением имен персонажей и географических названий. У Крюкова все происходит в станице Глазуновской, в Усть-Медведице, сейчас - Серафимович, там Крюков и Серафимович учились в гимназии). Серафимович устроил в издательство "Московский рабочий" дочку донского дружка Петра Громославского, у которого был весь архив Федора Крюкова, - Марию Петровну Громославскую, а она притащила своего мужа Мишку! Все за него, назначенного Сталиным на должность писателя, писала бригада на основе огромного количества рукописей гения казачества, великого русского писателя Федора Дмитриевича Крюкова (1870-1920) - и "Донские рассказы", и "Судьбу человека" и даже "Поднятую целину! Неужели трудно понять, что в основе всего - Федор Крюков! И перестаньте дергаться! Федор Крюков! Русский! Великий! Статский советник! Интеллигент! А не маргинал Шолохов! Теперь задача - вынести шелухоедов ногами вперед, и создать бригаду интеллигентных литературоведов по восстановлению текста романа Федора Крюкова "Тихий Дон" и поставить Федора Крюкова рядом с Толстым, Достоевским, Буниным, Чеховым, Платоновым, Булгаковым.
Литературу делают дворяне, интеллектуалы, религиозные люди. С нами Бог! Да очистится Русская Земля от скверны "грядущего хама". При русских грамотах на благородство, как Пушкин, Тютчев, Герцен, Соловьев, мы шли не их путем, а Смердякова!
Леонид Сергеевич, врач
ШОЛОХОВ - это ШАРИКОВ
Михаил Булгаков
СОБАЧЬЕ СЕРДЦЕ
Чудовищная история
Шолохов-Шариков посмотрел в пустую рюмку, как в бинокль, подумал и оттопырил губы.
- Да дурака валяние... Разговаривают, разговаривают... Контрреволюция одна!
Филипп Филиппович откинулся на готическую спинку и захохотал так, что во рту у него засверкал золотой частокол. Борменталь только повертел головой.
- Вы бы почитали что-нибудь, - предложил он, - а то, знаете ли...
- Я уж и так читаю, читаю... - ответил Шолохов-Шариков и вдруг хищно и быстро налил себе полстакана водки.
- Зина! - тревожно закричал Филипп Филиппович, - убирай, детка, водку, больше не нужна! Что же вы читаете? - В голове у него вдруг мелькнула картина:
необитаемый остров, пальма и человек в звериной шкуре, в колпаке. "Надо будет Робинзона..."
- Эту... как ее... переписку Энгельса с этим... как его, дьявола... с Каутским.
Борменталь остановил на полдороге вилку с куском белого мяса, а Филипп Филиппович расплескал вино. Шолохов-Шариков в это время изловчился и проглотил водку.
Филипп Филиппович локти положил на стол, вгляделся в Шолохова-Шарикова и спросил:
- Позвольте узнать, что вы можете сказать по поводу прочитанного?
Шолохов-Шариков пожал плечами.
- Да не согласен я.
- С кем? С Энгельсом или с Каутским?
- С обоими, - ответил Шолохов-Шариков.
- Это замечательно, клянусь богом! "Всех, кто скажет, что другая!.." А что бы вы, со своей стороны, могли предложить?
- Да что тут предлагать... А то пишут, пишут... конгресс, немцы какие-то... голова пухнет! Взять все да и поделить...
- Так я и думал! - воскликнул Филипп Филиппович, шлепнув ладонью по скатерти. -Именно так и полагал!
- Вы и способ знаете? - спросил заинтересованный Борменталь.
- Да какой тут способ, - становясь словоохотливее после водки, объяснил Шолохов-Шариков, - дело нехитрое. А то что ж: один в семи комнатах расселся, штанов у него сорок пар, а другой шляется, в сорных ящиках питание ищет.
Григорий З.
Федор Дмитриевич Крюков родился 2 февраля 1870 года в станице Глазуновской Усть-Медведицкого округа земли Войска Донского. Окончил Петербургский историко-филологический институт. Статский советник. Депутат Первой государственной Думы. Печатался в основном в "Русском богатстве" Владимира Короленко. В творческом наследии множество произведений, среди которых повесть "Казачка" (Из станичного быта). В 1920 году, отступая вместе с остатками армии Деникина через Кубань к Новороссийску, Федор Крюков заболел сыпным тифом и умер 20 февраля (по одним сведениям в станице Новокорсунской, по другим - в станице Челбасской). Автор романа "Тихий Дон" и все других произведений, положенных в основу "творчества" так называемого "писателя Шолохова".
Чигирь
Понятно, что в стране с другим государственным устройством всё же могло бы возникнуть расследование. Но у нас была в зародыше подавлена возможность такового - пламенным письмом в "Правду" (29.3.29, прилагается к нашей публикации) пяти пролетарских писателей (Серафимович, Авербах, Киршон, Фадеев, Ставский): разносчиков сомнений и подозрений они объявили "врагами пролетарской диктатуры" и угрозили "судебной ответственностью" им - очень решительной в те годы, как известно. И всякие слухи - сразу смолкли. А вскоре и сам непререкаемый Сталин назвал Шолохова "знаменитым писателем нашего времени". Не поспоришь.
Впрочем, и по сегодня живы современники тех лет, уверенные, что не Шолохов
написал эту книгу. Но, скованные всеобщим страхом перед могучим человеком и его
местью, они не выскажутся до смерти. История советской культуры вообще знает
немало случаев плагиата важных идей, произведений, научных трудов - большей
частью у арестованных и умерших (доносчиками на них, учениками их) - и почти
никогда правда не бывала восстановлена, похитители воспользовались
беспрепятственно всеми правами.
Н. И., историк партии
"Правда", 29 марта 1929 г., ╧ 72
ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ
В связи с тем заслуженным успехом, который получил роман пролетарского писателя Шолохова "Тихий Дон", врагами пролетарской диктатуры распространяется злостная клевета о том, что роман Шолохова является якобы плагиатом с чужой рукописи, что материалы об этом имеются якобы в ЦК ВКП(б) или в прокуратуре (называются также редакции газет и журналов).
Мелкая клевета эта сама по себе не нуждается в опровержении. Всякий, даже не искушенный в литературе читатель, знающий изданные ранее произведения Шолохова, может без труда заметить общие для тех его ранних произведений и для "Тихого Дона" стилистические особенности, манеру письма, подход к изображению людей.
Пролетарские писатели, работающие не один год с т. Шолоховым, знают весь его творческий путь, его работу в течение нескольких лет над "Тихим Доном", материалы, которые он собирал и изучал, работая над романом, черновики его рукописей.
Никаких материалов, порочащих работу т. Шолохова, нет и не может быть в указанных выше учреждениях. Их не может быть и ни в каких других учреждениях, потому что материалов таких не существует в природе.
Однако мы считаем необходимым выступить с настоящим письмом, поскольку сплетни, аналогичные этой, приобретают систематический характер, сопровождая выдвижение почти каждого нового талантливого пролетарского писателя.
Обывательская клевета, сплетня являются старым и испытанным средством борьбы наших классовых противников. Видно, пролетарская литература стала силой, видно, пролетарская литература стала действенным оружием в руках рабочего класса, если враги принуждены бороться с ней при помощи злобной и мелкой клеветы.
Чтобы неповадно было клеветникам и сплетникам, мы просим литературную и советскую общественность помочь нам в выявлении "конкретных носителей зла" для привлечения их к судебной ответственности.
По поручению секретариата Российской ассоциации пролетарских писателей:
А. Серафимович
Л. Авербах
В. Киршон
А. Фадеев
В. Ставский
"Правда", 29 марта 1929 г., ╧ 72
ШОЛОХОВУ в 1929 году было 24 года, если считать с 1905, или 26, если считать с 1903. В таком возрасте выпускники Литературного института Сергея Есина написать рассказ не могут.
Светлана Иосифовна
Спасибо огромное Валерию Сердюченко за "Последний раз Шолохова". Сердюченко исходит из того, что Шолохов не написал за свою жизнь ни строчки. В сущности, у него образ подпольного гения - это огромная метафора, великолепная гипербола всех бескорыстных писателей, к примеру, таких, как Андрей Платонов, Евгений Замятин, Михаил Булгаков, Иван Бунин, Александр Солженицын... то есть тех, кто не мог открыто публиковаться в советское время. Но самая трагичная судьба из этих подпольщиков, конечно, у Федора Дмитриевича Крюкова. Мы обязаны, мы должны по совести и памяти восстанавливать его имя, ибо "иногородний Шолохов был чужим типом на Дону и не только не был писателем, он не был даже читателем. Шолохова не было ни писателя, ни деятельного плагиатора: его именем, как клеймом, обозначали плагиат других людей. Шолохова писателем можно было называть только один раз в год в качестве первоапрельской шутки".
Алексей Зимин
1906 год. Федор Дмитриевич Крюков - депутат Первой Государственной Думы. Шолохову в 1906 году 1 год, если считать с 1905, или 3 года, если считать с 1903 года.
Из выступления Федора Крюкова в Таврическом дворце (1906):
"...Тысячи казачьих семей и десятки тысяч детей казацких ждут от Государственной Думы решения вопроса об их отцах и кормильцах, не считаясь с тем, что компетенция нашего юного парламента в военных вопросах поставлена в самые тесные рамки. Уже два года как казаки второй и третьей очереди оторваны от родного угла, от родных семей и, под видом исполнения воинского долга, несут ярмо такой службы, которая покрыла позором все казачество... Главные основы того строя, на которых покоится власть нынешнего командующего класса над массами, заключаются в этой системе безусловного повиновения, безусловного подчинения, безусловного нерассуждения, освященного к тому же религиозными актами... Особая казарменная атмосфера с ее беспощадной муштровкой, убивающей живую душу, с ее жестокими наказаниями, с ее изолированностью, с ее обычным развращением, замаскированным подкупом, водкой и особыми песнями, залихватски-хвастливыми или циничными, - все это приспособлено к тому, чтобы постепенно, пожалуй, незаметно, людей простых, открытых, людей труда обратить в живые машины, часто бессмысленно жестокие, искусственно озверенные машины. И, в силу своей бессознательности, эти живые машины, как показал недавно опыт, представляют не вполне надежную защиту против серьезного внешнего врага, но страшное орудие порабощения и угнетения народа в руках нынешней командующей кучки... С семнадцати лет казак попадает в этот разряд, начиная отбывать повинность при станичном правлении, и уже первый его начальник - десятник из служилых казаков, - посылая его за водкой, напоминает ему о царской службе и о его, нижнего чина, обязанностях - в данном случае, исполнить поручение быстро и аккуратно. 19 лет казак присягает и уже становится форменным нижним чином, поступая в так называемый приготовительный разряд, где его муштруют особые инструктора из гг. офицеров и урядников... Чтобы сохранить человеческий облик в этих условиях, нужна масса усилий. Эта беспощадная муштровка тяготеет над каждым казаком около четверти столетия, тяготела над его отцом и дедом - начало ее идет с николаевских времен... Всякое пребывание вне станицы, вне атмосферы этой начальственной опеки, всякая частная служба, посторонние заработки для него закрыты, потому что он имеет право лишь кратковременной отлучки из станицы, потому что он постоянно должен быть в готовности разить врага. Ему закрыт также доступ к образованию, ибо невежество было признано лучшим средством сохранить воинский казачий дух. Как было уже сказано, в 80-х годах несколько гимназий на Дону - все гимназии, кроме одной, - были заменены низшими военно-ремесленными школами, из которых выпускают нестроевых младшего разряда. Даже ремесло, и то допускалось особое - военное: седельное, слесарно-ружейное, портняжное, и то в пределах изготовления военных шинелей и чекменей, но отнюдь не штатского платья. Кроме того, нужно прибавить, что не только вся администрация состоит из офицеров, но в большинстве случаев интеллигентный или, лучше сказать, культурный слой приходится тоже на долю казачьих офицеров. Казачьи офицеры... они, может быть, не хуже и не лучше офицеров остальной русской армии; они прошли те же юнкерские школы с их культом безграмотности, невежества, безделия и разврата, с особым военно-воспитательным режимом, исключающим всякую мысль о гражданском правосознании..."
1906 год. Федор Дмитриевич Крюков - депутат Первой Государственной Думы. Шолохову в 1906 году 1 год, если считать с 1905, или 3 года, если считать с 1903 года.
Е.Е. редактор
А. СОЛЖЕНИЦЫН
НЕВЫРВАННАЯ ТАЙНА
(Предисловие к книге Ирины Николаевны Медведевой-Томашевской "СТРЕМЯ "ТИХОГО ДОНА"")
С самого появления своего в 1928 году "Тихий Дон" протянул цепь загадок, не объясненных и по сей день. Перед читающей публикой проступил случай небывалый в мировой литературе. 23-х-летний дебютант создал произведение на материале, далеко превосходящем свой жизненный опыт и свой уровень образованности
(4-х-классный). Юный продкомиссар, затем московский чернорабочий и делопроизводитель домоуправления на Красной Пресне, опубликовал труд, который мог быть подготовлен только долгим общением со многими слоями дореволюционного донского общества, более всего поражал именно вжитостью в быт и психологию тех слоев. Сам происхождением и биографией "иногородний", молодой автор направил пафос романа против чуждой "иногородности", губящей донские устои, родную Донщину, - чего, однако, никогда не повторил в жизни, в живом высказывании, до сегодня оставшись верен психологии продотрядов и ЧОНа (Части Особого Назначения - ред.). Автор с живостью и знанием описал мировую войну, на которой не бывал по своему десятилетнему возрасту, и гражданскую войну, оконченную, когда ему исполнилось 14 лет. Критика сразу отметила что начинающий писатель весьма искушен в литературе, "владеет богатым запасом наблюдений, не скупится на расточение этих богатств" ("Жизнь искусства", 1928, ╧51; и др.). Книга удалась такой художественной силы, которая достижима лишь после многих проб опытного мастера, - но лучший 1-й том, начатый в 1926 г., подан готовым в редакцию в 1927-м; через год же за 1-м был готов и великолепный 2-й; и даже менее года за 2-м подан и 3-й, и только пролетарской цензурой задержан этот ошеломительный ход. Тогда - несравненный гений? Но последующей 45-летней жизнью никогда не были подтверждены и повторены ни эта
высота, ни этот темп.
Слишком много чудес! - и тогда же по стране поползли слухи, что роман написан не тем автором, которым подписан, что Шолохов нашел готовую рукопись (по другим вариантам - дневник) убитого казачьего офицера и использовал его. У нас, в Ростове н/Д. говорили настолько уверенно, что и я, 12-летним мальчиком,
отчетливо запомнил эти разговоры взрослых.
Видимо, истинную историю этой книги знал, понимал Александр Серафимович, донской писатель преклонного к тому времени возраста. Но, горячий приверженец Дона, он более всего был заинтересован, чтобы яркому роману о Доне был открыт путь, всякие же выяснения о каком-то "белогвардейском" авторе могли только закрыть печатание. И, преодолев сопротивление редакции "Октября", Серафимович настоял на печатании романа и восторженным отзывом в "Правде" (19 апр. 1928 г.) открыл ему путь.
В стране с другим государственным устройством всё же могло бы возникнуть расследование. Но у нас была в зародыше подавлена возможность такового - пламенным письмом в "Правду" (29.3.29, прилагается к нашей публикации) пяти пролетарских писателей (Серафимович, Авербах, Киршон, Фадеев, Ставский): разносчиков сомнений и подозрений они объявили "врагами пролетарской диктатуры" и угрозили "судебной ответственностью" им - очень решительной в те годы, как известно. И всякие слухи - сразу смолкли. А вскоре и сам непререкаемый Сталин назвал Шолохова "знаменитым писателем нашего времени". Не поспоришь.
Впрочем, и по сегодня живы современники тех лет, уверенные, что не Шолохов написал эту книг
|
- Скажу три вещи.
1. Норвежский исследователь Хетсо в середине 1970-х поделил всю шолоховскую прозу на "колоны" и загрузил месяца на два огромные по темам временам протокомпьютеры университета в Осло. Вот результат: все написано ОДНОЙ рукой (это никак не отменяет использование произведений Федора Крюкова).
2. Мой покойный пушкинодомский товарищ Анатолий Бритиков, автор серии статей о "Тихом Доне",в частности концепта "заблуждения" Мелехова) установил, что Шолохов родился в 1900 г. (крестильная запись), после чего был вызван в КГБ и навсегда замолчал об этом.
3. Во второй половине 1970-х Шолохов передал Рукописному отделу Пушкинского Дома примерно 140 страничек МАШИНОПИСИ "Тихого Дона" (обгорелой во время войны0 с собственно ручной правкойю Недавно нашлась и полная рукопись "Тихого Дона".
|
|
- Среди самих "антишолоховедов" вовсе не все согласны с гипотезой авторства Ф.Крюкова. После появления рукописи первых двух частей ТД, всем антишолоховцам надо хотя бы навремя заткнуться и хотя бы посмотреь на рукопись. Конечно, убийственным аргументом в пользу Шолохова это не является, но и отмахнуться просто так невозможно.
|
| 264973 |
2005-05-16 09:59:57 |
| Есаул
|
|
- КРЮКОВ, ГРОМОСЛАВСКИЙ, ШОЛОХОВ
Миша Кузнецов родился в Рязани в 1903 году. Мать его попала на Дон, в Букановскую, где вышла замуж за Шолохова. Так Михаил Кузнецов, иногородний, стал Шолоховым. Когда он попал по уголовному делу в тюрьму, то убавил себе два года, стал с 1905 года рождения, и избежал большого срока.
Иногородний Шолохов был чужим типом на Дону и не только не был писателем, он не был даже читателем, не имел малейшей склонности к чтению. Чтобы скрыть свою малограмотность, Шолохов никогда прилюдно не писал даже коротких записок. От Шолохова после его смерти не осталось никаких писательских бумаг, пустым был письменный стол, пустые тумбочки, а в "его библиотеке" невозможно было сыскать ни одной книги с его отметками и закладками. Никогда его не видели работающим в библиотеке или в архивах. Таким образом, те "разоблачители", которые говорили или писали, что Шолохов сделал то-то и то-то, обнаружили незнание плагиатора: Шолохов был способен выполнять только курьерские поручения, а плагиат "ТД" и всего остального т. н. "творчества Шолохова" - все виды плагиата выполняли другие люди, в основном - жена, ее родственники Громославские, а также рапповцы: Юрий Либединский, Александр Фадеев, Александр Серафимович и др. мелкие "негры". Приписывать Шолохову плагиаторскую работу - значит, заниматься созданием мифологии плагиатора, который был во всех отношениях литературно-невменяемой личностью. Оттого его жена Мария и раздувала легенду о том, что у нее с мужем почерки "одинаково красивые", оттого и сфальсифицированный "его архив" написан разными почерками и разными людьми. Истина абсолютная: Шолохова не было ни писателя, ни деятельного плагиатора: его именем, как клеймом, обозначали плагиат других людей. Шолохова писателем можно было называть только один раз в год в качестве первоапрельской шутки.
У Шолохова нет произведений, потому что неграмотный не пишет, а ставит крестик или делает отпечатки пальцев (что вполне соответствует этому типу). То, чем восхищаются читатели и о чем пишут сочинения в школе и в институтах, принадлежит (в дописанном, идеологизированном, исковерканном виде - все произведения от "Донских рассказов" до "Судьбы человека") великому русскому писателю, единственному писателю на Дону - статскому советнику, сыну атамана станицы Глазуновская, дворянину, выпускнику Санкт-Петербургского университета по отделению истории и филологии, участнику Первой мировой войны, преподавателю русской словесности в гимназиях Орла и Нижнего Новгорода, депутату 1-й Государственной Думы Федору Дмитриевичу Крюкову (1870-1920). Там, где вы видите разбор "Тихого Дона" Шолохова, или даже "Поднятой целины" заменяйте клеймо "Шолохов" на имя Федор Крюков, и продолжайте еще больше восхищаться гениальными текстами, вычеркнув вставки соавторов.
После уголовного преступления в 1922 и суда в марте 1923 Шолохов принял предложение экс-атамана станицы Букановской Петра Яковлевича Громославского совершить плагиат "большой литературной вещи" о донских казаках, но прежде породниться через женитьбу на его первой дочери от второго брака - Марии Петровне Громославской (1898-1992). Разумеется, все бумаги Федора Дмитриевича Крюкова (1870-1920) Громославский выдавал за свои собственные.
Шолохов стал агентом ГПУ, оформил его Мирумов (Мирумян). Он же помог Шолохову пристроить три фельетона в газету "Юношеская правда" ("Юный ленинец"). Никогда Шолохов не бил камни на мостовой, не работал ни грузчиком, ни "таскальщиком кулей" на вокзале, работал по своей первой специальности - делопроизводителем {подшивателем бумаг) в одной из жилконтор на Красной Пресне. Мирумов и оказал содействие в получении комнаты в коммуналке в одном из домов в Георгиевском переулке. Он жил в центре Москвы и осваивал опыт проталкивания чужих фельетонов под своим именем "Мих. Шолох", то есть учился мелькать в редакциях и в околописательских кругах. Так в 1923 в станице Букановской Петром Яковлевичем Громославскими был начат проект "Шолохов".
"Донские рассказы" имеют разоблачительное значение для Шолохова. Не зря он их "стеснялся". Эти рассказы "проталкивались" в печать "железнопоточным" Александром Серафимовичем Серафимовичем (Поповым) (1863-1949). Тот был давнишним завистником и идейным врагом Федора Крюкова. К тому же Серафимович был земляком Петра Громославского. С Громославским Серафимовича связывали и родственные отношения. Таким образом, "Донские рассказы", "Лазоревую степь" (название прямо взято у Крюкова - его рассказа: "На речке Лазоревой") вытягивали в печать двойной тягой: с помощью ГПУ и Серафимовича. Сам Серафимович, которого Горький считал "носителем трухлявого интеллекта", тоже не чуждался плагиата: его постоянно упрекали в том, что он очень много списывает у Горького и Короленко, а роман "Железный поток" ему, как человеку с высоким положением при новой власти, делала целая группа безработных, но прекрасно образованных "бывших людей". Позже их почти всех прокатали катком репрессий как "чуждый элемент" социализму.
В Гражданскую войну будущий тесть Шолохова жесточайше отомстил Крюкову: внедрил в окружение писателя "своего человека" из его земляков - глазуновца Шкуратова Прохора Ивановича (1891-1973). При отступлении Деникинской армии 2 февраля 1920 отмечали пятидесятилетие Крюкова, пособники Громославского юбиляру яду капнули в вино или в пищу дали что-то непотребное, отчего юбиляр после юбилея стал хворать-сохнуть, а 20 февраля - умер в кубанском хуторе Незаймановском (сейчас станица). Перед смертью, приходя в сознание, Крюков умолял окружающих не дать погибнуть своим бумагам, просил похоронить его тайно - так, чтобы большевики не смогли докопаться до его останков, не надругались над ними так, как они надругались над захороненными телами генерала Корнилова и полковника Неженцева.
|
|
- Думал, что уж к столетию Шолохова "антишолоховцы" наконец чего-нибудь выдадут(раскопают) такое-сякое эдакое...Нет, машут все тем же использованным презервативом. Махровые идиоты.
|
|
- Только пребывая в полном литературном неведении, можно верить и говорить о действительном существовании "писателя Шолохова", внушать народу иллюзии о его каком-то "творчестве". Не было ни такого писателя, ни такого читателя. Просто в 1929 по приказу Сталина убивали всех тех, кто не соглашался с "миражами" вокруг имени Шолохова. Через террор, "сквозь револьверный лай" утверждались всяческие небылицы о не существующем писателе. Не было бы Октября, утвердившего в нашей стране непросвещенный абсолютизм, - никогда бы не было в нашей литературе плагиатора Шолохова. Этот окололитературный тип - порождение тоталитарного строя. Верить в "писателя Шолохова" - это все равно, что верить в паралитика, неспособного переползти через двадцатисантиметровый заборчик, будто он преодолел спортивные высоты Брумеля или Бубки. Верить в "писателя Шолохова" - это все равно, что поверить в летающую тарелку с горячим украинским борщом, заправленным старым салом. Верить в "писателя Шолохова" - это означает, наконец, то, что "человечество сошло с ума"! Если человечество после опубликования моей книги "Тиходонская трагедия писателя Фёдора Крюкова" хочет ещё продолжать верить в "писателя Шолохова", то я скажу такому человечеству в манере Гоголя: "До чего ж ты глупое, человечество, чёрт тебя побери! Веришь по сути в сущее ничего!".
Возможно, что Сталин не допустил бы публикации первых двух книг "Тихого Дона", - моментов "непроходимости" такого романа было предостаточно, да и без очков было видно всякому - в редакцию "Октября" пришёл не Автор, а плагиатор!
А Сталин как раз весь декабрь 1927 года отдыхал в Сочи - читайте об этом в книге братьев Медведевых "Неизвестный Сталин". Шолохов был разоблачён уже в 1928 - за двенадцать лет до моего рождения. Многие люди, особенно преподаватели русского языка и те, кто читал журнал "Русское богатство" и книги Крюкова, заговорили о том, что такое произведение, как "шолоховский" "Тихий Дон", мог создать только казачий писатель Ф. Д. Крюков, которого еще в 1914, после выхода второй книги собрания сочинений, называли "Гомером Донского казачества" (Автономов, и другие). Этим - суждениям никак не мешала пустопорожняя, ничего толком не поясняющая, статейная похвальба Серафимовича в "Правде" за 19 апреля 1928. Роман "выплыл" к читателям под именем Шолохова, а в интеллигентно-научных кругах говорили только о писателе-казаке Крюкове! Власти тут же ввели Шолохова в состав редколлегии журнала "Октябрь", в "Московском рабочем" в лихорадочной спешке организовали выход "ТД" в "Роман-газете"... Тем не менее, по приказу Сталина в марте 1929 публикацию "Тихого Дона" остановили, опубликовав только двенадцать глав третьей книги. И это очень важный разоблачительный момент в плагиаторской деятельности семейства Громославских и женитьбой примкнувшего к плагиаторскому казачьему семейству неказака Шолохова: необходимо признать научно достоверный факт - в Москву в 1927-1928 годах литературно безграмотный Шолохов сдуру припер сразу три - а не две! как хотели бы "доказать" всяческие защитники тиходонского преступления, - книги романа. А это самое мощное доказательство того, что в Москву в конце 1927 явился не писатель, а окололитературный авантюрист. Этот авантюрист увидел в нашей столице, выражаясь в духе сатирика Салтыкова-Щедрина, тот самый город "Глупов", в котором любой отважный прохиндей быстро может стать знаменитым. Украденный у Крюкова роман понравился народу: люди устали от пролетарской трескучей графомании, они с огромным наслаждением читали тексты талантливого Крюкова, который горячим пером и гневным словом сражался на белой стороне. Только у него они смогли прочесть, что "предатель Подтелков - поганка, который жидам казаков продал", и увидеть художественное отображение того, как нарядные женщины и дети, будто на великий праздник, бегут насладиться казнью красных предателей-подтелковцев и повешиванием их вожаков Подтелкова и Кривошлыкова. Только через 21 год стало известно: Сталин в июле 1929 в письме к высокопоставленному партийному чиновнику печатно-торгового дела Феликсу Кону назвал "изображение коммунистов Сырцова, Подтелкова, Кривошлыкова грубейшей ошибкой, неверными сведениями, но, однако, из-за этих грубейших ошибок "Тихий Дон" так же, как и брошюру Микулиной "Соревнование масс", у которой - по сравнению с "Тихим Доном"! - больше достоинств, чем ошибок, и которую поэтому - вместе с романом знаменитого писателя Шолохова! - никак нельзя считать никуда не годной вещью и изымать из продажи. Ненависть к роману налицо!
Никто из моих предшественников не постиг истинный смысл этих слов Сталина. Власти у него много, он уже почти абсолютный диктатор, но он не знает, как ему быть с "ТД" - белым лебедем среди красного воронья пролетарской макулатуры, идеологической халтуры. Сталин взглянул на Крюковский роман глазами прагматика - понял: для партии большевиков, для непросвещённого абсолютизма этот роман - совершенно негодная вещь, но запрещать поздно: роман дошел до народа и принят народом. Как Хозяин страны он уже пресёк лавину слухов о плагиате угрозой беспощадного террора в "Правде" 29 марта 1929, где он назвал "сомнение в авторстве Шолохова" контрреволюционной вылазкой против диктатуры пролетариата, что означало только расстрел, согласно "Положению об Уголовном Кодексе", утвержденному ВЦИК-ом в 1927.
|
- А. Г.Макаров, С. Э. Макарова "Цветок-Татрник", М., АИРО-ХХ, 2001
Купить книгу можно в лавке Литературного института
Доктор технических наук, профессор Александр Лонгинович Ильский в далеком 1927 г. семнадцатилетним юношей попал на работу в редакцию "Роман-газеты". На его глазах разворачивались события, связанные с публикацией романа. Впрочем, предоставим слово самому Александру Лонгиновичу, который в конце августа 1927-го года был, очевидно, одним из самых первых в Москве, кто держал в своих руках 500 страничную машинописную рукопись первых частей "Тихого Дона". Романа, которому в дальнейшем была суждена мировая слава.
"...Я, очевидно, являюсь одним из последних участников событий времен появления на свет произведения "Тихий Дон" в 1928 г. Я на четыре года моложе Шолохова М. А. и в тот период с конца 1927 г. по апрель 1930 г., еще молодым, работал в редакции "Роман-Газеты" в издательстве "Московский Рабочий" техническим секретарем редакции, я часто встречался с М. А. Шолоховым, регистрировал его рукописи, сдавал в Машбюро их печатать и практически участвовал во всей этой кухне, как из Шолохова сделали автора "Тихого Дона". Не только я, но и все в нашей редакции знали, что первые четыре части романа "Тихий Дон" М. А. Шолохов никогда не писал. Дело было так: в конце 1927 г. в редакцию М. А. Шолохов притащил один экз. рукописи объемом около 500 стр. машинописного текста. Шолохову в то время было около 22 лет, а мне около 17.
Редакция "Роман Газеты" была создана во второй половине 1927 г., состояла она из зав. редакцией Анны Грудской, молодой, энергичной троцкистки, жены крупного партийного деятеля Карьева, двух редакторов Ольги Слуцкой и Мирник, и меня - техсекретаря. В редакции были нештатные рецензенты: писатель А. Серафимович, он играл крупную роль в правлении РАПП, а также к редакции была прикреплена, вроде партцензора и воспитателя, старая большевичка Левицкая, у которой были связи в секретариате И. В. Сталина...
В то время, когда начиналась эпоха избиения русской интеллигенции (Шахтинское дело и процесс Промпартии во главе с проф. Рамзиным, высылка Л. Троцкого, запрещение публиковать С. Есенина, Бунина, Пастернака и др. "непролетарских" писателей), И. В. Сталину надо было доказать, что всякая кухарка может управлять государством, не могло быть и речи об издании произведения, даже гениального, но написанного белогвардейским офицером. Нужен был писатель только с хорошей анкетой. Одаренных и способных людей если не ссылали и не расстреливали, то никуда не пускали. Вот подоплека того, что выбор пал на М. А. Шолохова...
У М. А. Шолохова оказалась подходящая биография и анкета. Он родом из казаков, родился на Дону, молодой писатель (уже опубликовал в 1926 г. "Донские рассказы"). Считали, что он молодой писатель, это ничего, старшие помогут. Сделаем из него Великого писателя. То, что он не имел даже законченного среднего образования - это даже хорошо. Это подтверждает слова вождя - о кухарке. А сам Шолохов? Он, конечно, согласился. Да разве кто-нибудь отказался бы от свалившегося на него такого подарка? Он вел себя очень прилично. Сидел большую часть времени у себя в Вешенской и никуда не совался.
После выхода ж. "Октябрь" с публикацией "Тихого Дона" (╧╧ 1-10 за 1928 г.) поползли слухи, что это плагиат. Да как мог молодой человек, без опыта жизни за один год отгрохать около 500 стр. рукописи такого романа? С апреля месяца 1929 г. публикация романа "Тихий Дон" была прекращена. Поползли слухи, что это плагиат. Однако издание "Тихого Дона" уже было запущено в "Роман Газете". Теперь А. Грудской и ее друзьям из шайки зарождающейся уже тогда литературной мафии, надо было срочно спасать честь мундира. Партфюрер нашей редакции срочно бежит в секретариат И. В. Сталина к своей подруге и уговаривает ее подсунуть Сталину "Тихий Дон", чтобы он прочел.
Действительно, он прочел это "произведением Шолохова и дал ему добро. Это стало сразу общеизвестно. А. Грудская собирает всех нас, работающих в редакции, и заявляет, что она была в "верхах" и там решено, что автором "Тихого Дона" является М, А. Шолохов. Малейшее сомнение в этом для нас обернется изгнанием из редакции. Правление РАПП выносит решение, и оно опубликовано в печати, что все те, кто будут распространять клевету и наветы на Шолохова о "плагиате" будут привлекаться...
На этом, кажется, и закончилась эпопея создания "великого" писателя. Шайка партмафии выполнила свою задачу. Шолохов, как мне говорили, больше приспособился к бутылке и чего-то нового так и не создал. Он пытался еще что-то писать, но так и ничего не получилось. Его дальнейшая судьба меня мало интересовала. Я ушел работать в область техники, создал много новых машин, написал десятки книг, учебников и статей, по которым учились и учатся сейчас тысячи студентов и инженеров. О том, что я пишу Вам, я не считал нужным говорить или писать публично. Плетью обуха не перебьешь, так говорит русская пословица..."
Многое, очень многое из событий прошлого все еще скрыто от наших глазую сегодняшнего дня. Об этом свидетельствует и полученный нами рассказ А. Л. Ильского. Позднее мы встречались с ним: он подтвердил все, что написал нам в письме, дополнил отдельные детали и передал в знак подтверждения своего рассказа старенькую фотографию, на которой он заснят вместе с молодым М. А. Шолоховым, только еще начинающим "пролетарским" писателем, в комнате редакции "Роман-Газеты" (угол Неглинной и Кузнецкого моста).
Сколько таких свидетельств, которые могли бы помочь выяснить наконец спустя более полувека истинную историю создания романа - жемчужины русской литературы послереволюционного времени - лежат еще в чьей-то памяти или архиве под спудом?
Сообщение А. Л. Ильского интересно не только обстоятельствами первой публикации "Тихого Дона", не менее важным является его свидетельство о возникновении и существовании сомнений в авторстве Шолохова с самого момента выхода в свет романа в 1928 г. Даже тогда, когда практически никто еще не знал ничего о Шолохове, т. е. в самые первые месяцы после выхода первых частей, сомнения и слухи о плагиате поползли уже по стране".
А. Г.Макаров, С. Э. Макарова "Цветок-Татрник", М., АИРО-ХХ, 2001
Купить книгу можно в лавке Литературного института
|
|
- 23 мая 2005 года в государственном музее Маяковского состоялась презентация книги Владимира Самарина "Страсти по "Тихому Дону"", М., АИРО-ХХ, 2005. На презентации выступили Рой Медведев, Нея Зоркая, Андрей Медведев, Юрий Кувалдин и др. Состоялась премьера фильма "Казак", посвященного Федору Крюкову.
Из авторского предисловия к книге:
"О существовании проблемы авторства романа "Тихий Дон" я узнал из короткой информационной заметки "забугорного" радио. Было это в 1975 году. Сквозь трещотки и свистки "глушилок" с трудом удалось расслышать имя предполагаемого творца шедевра - Федор Крюков.
Само собой разумеется, молодой советский журналист просто обязан был посмеяться над неудачным шагом идеологических диверсантов. Я еще не знал, что версию эту уже подтвердили в парижских изданиях двое русских исследователей - И. Н. Медведева-Томашевская и Р. А. Медведев. Мне было неведомо, что заочный оппонент М. А. Шолохова, вдохновенный певец Дона Федор Крюков свыше двенадцати лет жил в моем родном Орле, учил любить правду гимназистов и кадетов. Кое-что удалось узнать в годы перестройки, когда в Москве впервые вышла книга Ф. Крюкова с его избранными рассказами и публицистикой.
Чем-то знакомо-родным повеяло с первых же строчек рассказа "Зыбь": "Пахло отпотевшей землей и влажным кизячным дымом. Сизыми струйками выползал он из труб..." Повеяло Доном, казачьей станицей. А потом оказалось, что и сама стилистика других произведений, помещенных в книгу, напоминает "Тихий Дон" - пейзажами, характерами героев, живым народным словом.
Я перерыл груды орловских архивов, ездил на родину писателя в станицу Глазуновскую. Но главный источник для решения проблемы авторства указали мне литературоведы А. Г. Макаров и С. Э. Макарова. Именно они назвали основным предметом исследования само полотно романа. И оказалось, что это действительно неисчерпаемый кладезь литературных, исторических и иных открытий в "Тихом Доне". Каждое из них - все новое и новое подтверждение в пользу авторства Ф. Крюкова.
Так ли это в действительности, решит сам читатель. А я буду благодарен, если в издательство "АИРО-ХХ" поступят искренние отзывы о книге.
Заранее приношу благодарности всем, кто не погнушался помочь мне в подготовке к печати этой скромной книги.
В. И. Самарин"
|
- Ассоциация исследователей российского общества ("АИРО-ХХ1") Независимая студия документального кино "Точка зрения" Журнал "Свободная Мысль - XXI" Филологический факультет МГУ им. М. В. Ломоносова
РЕЛИЗ
100-летие со дня рождения М. А. ШОЛОХОВА вызвало новый интерес к его творческому наследию, в том числе проблемам авторства романа "Тихий Дон". В этом контексте крайне важно сохранить в историческом и литературном пространстве имя великого донского писателя Ф. Д. КРЮКОВА, "забытого" на весь советский период. Его имя, как и литературные псевдонимы, были изъяты из всех справочных и энциклопедических изданий. Ничего не изменилось и после того как были реабилитированы имена многих писателей-эмигрантов из антибольшевистского лагеря. Значит, не белогвардейское прошлое сыграло главную роль, но нечто более важное -возможное авторство художественной основы романа "Тихий Дон" (Донской архив Крюкова исчез после смерти писателя в феврале 1920 г.).
23 мая 2005 г. в Москве представляются проекты, объединенные одной темой: "В тени "Тихого Дона". Федор Крюков - забытый русский писатель".
Поначалу презентация планировалась в Российской государственной библиотеке. Отделе Восточной литературы. Однако буквально за два дня (причем выходных) руководство РГБ отказалось, ссылаясь на совершенно надуманные причины (некий "Приказ сверху"), предоставить один из своих залов и, тем самым, попыталось сорвать вечер под названием "Кого заслонил Шолохов?".
Организаторов выручил Государственный музей Владимира Маяковского.
Участники презентации имеют возможность познакомиться с:
- новым документальным фильмом "Казак" режиссера Исрафила Сафарова о жизни и судьбе Крюкова. В фильме использованы материалы съемок на родине писателя:
станицах Глазуновская, Усть-Медведицкая, в Новочеркасске, в городах, где он жил - Орле, Петербурге, а также уникальные сохранившиеся до наших дней фотоматериалы из архива писателя;
- книгой исследователя и журналиста Владимира Самарина "Страсти по "Тихому Дону"", посвященная проблеме авторства романа. В книге приводятся доказательства использования Шолоховым чужих, в первую очередь крюковских, рукописей. В приложении помещен подробный критический разбор последней книги шолоховеда Феликса Кузнецова ""Тихий Дон" - судьба и правда великого романа", проведенный Светланой и Андреем Макаровыми.
- интернет-сайтом ""Тихий Дон" - нерешенная загадка русской литературы XX века"
(Филологический факультет МГУ, проф. А. А. Поликарпов). На сайте представлено около 200-х текстов основных работ всех направлений по проблеме авторства романа, тексты "Тихого Дона", произведения Шолохова и Крюкова, других донских авторов, статьи и рецензии последних лет, полемика, биографические данные и материалы к истории создания и появления "Тихого Дона".
- На сайте
www.phlol.msu.ru/`lex/tikhijdon
предполагается открытие специального журнала.
В презентации участвуют известные историки, писатели, литературоведы, кинокритики и журналисты, в частности, Юрий Кувалдин, Елена Чуковская, Андрей Медведев, Нея Зоркая, Рой Медведев и др.
|
|
- Я в МГУ написал дипломную работу по теме "Публицистика Александра Серафимовича", но когда работал в музее писателя, собирал материалы для дипломной, не покидала мысль, что что-то он не договаривает в своем послереволюционном творчестве, а у него так все славно начиналось... И с Шолоховым он не дружил, потому что теперь выясняется, что не сложилась у него из-за дела Шолохова творческая судьба, противно видно было писателю быть подельником щелкопера...
|
|
ЕРДИТЫЕ
АЗЯТ