28.05.2014
11:32

Хочу!

26.05.2014
14:45

Посвящается евромайдану...

19.05.2014
12:01

Сюрреализм по форме, но реализм по сути.

12.05.2014
14:38

Визбор блудлив?

08.05.2014
17:06

Агит-проп: Юрий Журавель.

03.05.2014
20:47

Безобразие!

30.04.2014
14:13

Разгадка секрета.

26.04.2014
11:31

Осмеяние осмеивающего.

20.04.2014
11:15

Фу, Макаревич!

15.04.2014
14:02

Вот вопрос: почему это не волнует?

11.04.2014
19:51

Античеховская "Чайка" Родиона Щедрина.

01.04.2014
13:01

Ностальгия по настоящему. Что настанет.

26.03.2014
12:54

Неправду говорит про себя словами Валентин Сидоров.

16.03.2014
19:39

Трепло.

11.03.2014
12:24

Что такое вестернизация русской литературы.

09.03.2014
16:45

Столкновение и его результат.

02.03.2014
15:19

Поллайоло.

24.02.2014
15:38

Филонов.

18.02.2014
11:52

"Огни" и "Сны России".

10.02.2014
17:52

Ярость Набокова в "Лолите".

═

┘недостаток общих высоких идеалов. То же самое относилось, собственно, и ко многим американцам из среды творческой интеллигенции, подавленным идеологическими гонениями и все настойчивее навязывавшим свои ценности "массовым обществом". Кризису американского духа в "глухие пятидесятые" Набоков объективно противостоял своей "Лолитой" <┘> Той же цели просвещения и духовного "выпрямления" своего англоязычного читателя Набокова мог бы способствовать и пушкинский гений, нашедший выражение в наиболее характерном для русского поэта произведении. Мулярчик.

Набокова ориентировало символистское искусство. Он его в ранней молодости сделал своим. А о послереволюционном его творчестве иные говорят как о постсимволизме. Символизм же, этот залёт в туманное заоблачье, осуществлялся, будучи явлением художественным, через противоречие, которое лучше всего описывается пословицей: не согрешишь √ не покаешься, не покаешься √ не спасёшься.

═

Мы - плененные звери, Голосим, как умеем, Глухо заперты двери, Мы открыть их не смеем. Если сердце преданьям ве`рно, Утешаемся мы, мы лаем. Что в зверинце зловонно и скверно Мы забыли давно, мы не знаем. К повторениям сердце привычно,- Однозвучно и звучно кукуем, Все в зверинце безлично, обычно. Мы о воле давно не тоскуем. Мы - плененные звери, Голосим, как умеем, Глухо заперты двери, Мы открыть их не смеем. Сологуб. 1905 г.

Самоцитата:

⌠┘хоть и ⌠звери■, а все-таки ⌠мы■. Их объединяет не зверство, не эгоизм, не индивидуализм, а ⌠голошение■, негативное отношение к звериной действительности и, значит, позитивное отношение к незверской сверхдействительности■.

═	Да, много было бурь, да, много снов печальных, обманных маяков и скрытых скал, но ангел вещий, ангел странствий дальних, их строго охранял. Набоков. 1918 г.

В соответствии с парадоксальной теорией художественности Выготского √ а все художники ей стихийно следуют √ символистское произведение, чтоб лучше всего выразить упомянутый залёт, текстом должно иметь аморальность. Ведь по этой теории и практике художник движим идеалом, который из текста процитировать нельзя. Он идёт по пути наибольшего сопротивления. Путём, так сказать, максимально телесного в тексте √ к максимально духовному вне текста.

Набокову не суждено было стать таким художником в стихах. Вон, и в процитированном, через ⌠но■, уже дан центр притяжения. Процитировать его √ можно. Набокову было так больно от утраты родины в действительности, что в стихах он не мог не указать на свою тягу. Лирике ж положено усиливать уже душе известное переживание. Но это банально ж по сравнению с выражением подсознательного. Вот потому, может, художник (т.е. выразитель подсознательного) в Набокове возмутился, заставил бросить лирику и перейти на прозу┘

Чтоб наиболее полно решиться на ⌠согрешишь■ из пословицы (а Набоков ещё в Европе написал тематически подобный ⌠Лолите■ рассказ), писателю понадобилось переехать жить в США. В этот полюс √ выскажу предположительно √ сексуальной озабоченности на почве повально богатой жизни.

Предположение моё основывается на общем рассуждении, отправляющемся от факта, что США √ наиболее осуществлённый идеал капитализма, главный экономический закон которого √ максимальная прибыль. А частность √ то, что предприимчивостью в быту называют поведение человека в отношении особи противоположного пола.

Возрожденческая переоценка ценностей от, так сказать, неба к земле очень быстро привела к вседозволенности Раннего Возрождения с этой и по-бытовому понимаемой предприимчивостью, и с нею же, понимаемой политэкономически, √ к вседозволенности в городах-государствах Италии. Последние были маленькими и были в последнем итоге задавлены большими феодальными монархиями, - задавлены вместе со своим капитализмом и вседозволенностью. Зато в век материального прогресса, ХХ век, с его массовым производством и потреблением, когда и сами массы вышли на подмостки истории, когда началась так называемая эпоха потребления, и когда этим массам стало казаться, что они √ почти аристократы (скорее тела, чем духа, чего им осознать не было дано), аристократу духа, Набокову, было особенно сладко подколоть этих новоявленных якобы аристократов, зацикленных на сексе. Особенно √ интеллектуалов.

⌠Ведь и впрямь Америка, им изображённая, производит довольно отталкивающее впечатление. В литературе США большую роль всегда играл мотив дороги┘ Это понятно √ ведь и сама Америка представлялась некогда увлекательным, хоть и опасным путешествием, таящем на каждом шагу неожиданности и открытия. Набоков использует традиционный образ: в стареньком автомобиле любовники описывают на поверхности континента гигантскую кривую┘

Но как изменился с давних, даже и с не таких давних времён пейзаж!

Суровая мощь Дикого Запада, которой дышат полотна Гомера Уинслоу┘■ (Анастасьев. Феномен Набокова. М., 1992. С. 284).



Уинслоу. Преодолевая пороги. 1902.



Уинслоу. Два гида. 1877.

А вот √ набоковские герои на природе (чтоб потрахаться):

⌠┘меня еще преследовали воспоминания о моих безнадежных скитаниях в городских парках Европы, а потому я не переставал интересоваться возможностью любовных игр под открытым небом и искать подходящих мест на том "лоне природы", где я некогда претерпел столько постыдных лишений. Судьба и тут мне перечила. Разочарования, которые я теперь хочу зарегистрировать (тихонько отклоняя мою повесть в сторону тех беспрестанных рисков и страхов, которые сопровождали мое счастье), никак не должны бросать тень на американскую глушь - лирическую, эпическую, трагическую, но никогда не похожую на Аркадию. Она прекрасна, душераздирающе прекрасна, эта глушь, и ей свойственна какая-то большеглазая, никем не воспетая, невинная покорность, которой уже нет у лаковых, крашеных, игрушечных швейцарских деревень и вдоволь прославленных Альп. Бесчисленные любовники лежали в обнимку, целуясь, на ровном газоне горных склонов Старого Света, на пружинистом, как дорогой матрац, мху, около удобного для пользования, гигиенического ручейка, на грубых скамьях под украшенными вензелями дубами и в столь многих Лачугах под сенью столь многих буковых лесов. Но в американской глуши любитель вольного воздуха не найдет таких удобных возможностей предаться самому древнему из преступлений и забав. Ядовитые растения ожгут ягодицы его возлюбленной, безымянные насекомые в зад ужалят его; острые частицы лесного ковра уколют его в коленища, насекомые ужалят ее в коленки; и всюду кругом будет стоять непрерывный шорох потенциальных змей - что говорю, полувымерших драконов! - между тем как похожие на крохотных крабов семена хищных цветов прилепляются, в виде мерзкой изумрудной корки, равно и к черному носку на подвязке, и к белому неподтянутому носочку.

Немножко преувеличиваю. Как-то в летний полдень, чуть ниже границы распространения леса, где небесного оттенка соцветия (я бы их назвал шпорником) толпились вдоль журчащего горного потока, мы, наконец, нашли, Лолита и я, уединенное романтическое место, приблизительно в ста футах над перевалом, где мы оставили автомобиль. Склон казался неисхоженным. Последняя запыхавшаяся сосна остановилась для заслуженной передышки на скале, до которой долезла. Сурок свистнул, увидя нас, и исчез■.

Так Анастасьев тут у Набокова видит, что ⌠Добро и зло┘ взаимопроницаемы■ (С. 289-290). То бишь, то ли мудрый реалист, то ли окончательный пофигист, постмодернист Набоков.

По-моему же, это у его героя так, а не у автора. Герой пишет это, сидя в тюрьме перед судом, он хочет, чтоб люди прочли его писание. Он его поименовал вторым названием ⌠Исповедь Светлокожего Вдовца■. Какой-то Джон Рэй, редактировавший рукопись, или Клэренс Кларк, защитник ⌠автора■, отказали в таком названии ⌠автору■. То бишь, не может быть исповедью самооправдание извращенца.

Или стоп. Почему извращенца? Всё повествование не только пишется героем с целью оправдаться перед людьми. Там и в самом деле очень серьёзные доводы: и внешнего порядка (неотменённые законы, разрешающие брак девочек с 12-ти лет), и внутреннего (он не виноват, что его тянет к созревшим √ по первому опыту с Аннабеллой √ девочкам лет 12-ти, и его отталкивает от женщин, плюс он же полноценно любит эту Лолиту, и та ж тоже к нему тянется √ он красавец √ плюс, в ослеплении любви, он же просто не смог увидеть, что Лолита √ не зрелая Аннабелла).

Хорошо. Но есть же ещё и обычная мораль! Со своей и сознательной и бессознательной составляющей.

Так для Гумберта Гумберта (двойное) оказалось (так уж Набоков постарался), что то, что у него есть мораль, проявилось только в тюрьме, а не до того. Из-за угрызений совести герой пишет. Причём, парадокс: подсознательно желая хоть посмертно быть оправданным, он, сознательно оправдываясь, с головой выдаёт отсутствие у него обычной морали. Выдаёт, что он √ подонок.

И что? Осознание этого же в самом себе заставило Набокова сочинить герою непрерывные поражения? (┘ombre √ тень по-французски и hombre √ человек по-испански; итого √ Губерт Губерт, тень человека, то бишь, автора┘)

⌠┘я испытал одну из тех встрясок, которые, в конце концов, выбили мое бедное сердце из колеи, ибо я вдруг встретился с темными, немигающими глазами двух странных и прекрасных детей, фавненка и нимфетки - близнецов, судя по их совершенно одинаковым плоским черным волосам и бескровным личикам. Они припали к земле, уставившись на нас, и синева их одинаковых костюмчиков сливалась с синевой горных цветов. Отчаянным движением я подхватил плед, чтобы им прикрыться, - и одновременно нечто, похожее на пушбол в белых горошинках, начало поворачиваться в кустах около нас, превращаясь постепенно в разгибавшуюся спину толстой стриженой брюнетки, которая машинально прибавила еще одну дикую лилию к своему букету, оглядываясь на нас через головы своих очаровательных, из синего камня вырезанных детей■.

Вот так непрестанно Набоков сажает в лужу свою бессовестную тень.

Он же в отместку ей сделал Лолиту фригидной. А что? Она ж малолетка, и именно у неё ещё не развилось┘ Так ему, Гумберту, и надо, как бы говорит Набоков. Можно так подумать? Непрекращающаяся казнь тебе, мол, от меня┘ В данном эпизоде (пока ещё не застукали) √ тоже. Гумберт-то доволен: ⌠я радостно смеялся■. А чего смеяться-то? Девочка ж плачет. Оба ж не понимают, отчего на самом деле она плачет. Намёком проходит, что от противоестественности (Набоков не смог совсем уж спрятаться; я подчеркну эти слова):

⌠Помнится, операция была кончена, совсем кончена, и она всхлипывала у меня в объятиях - благотворная буря рыданий после одного из тех припадков капризного уныния, которые так участились за этот, в общем, восхитительный год. Я только что взял обратно какое-то глупое обещание, которое она вынудила у меня, пользуясь слепым нетерпением мужской страсти, и вот она теперь раскинулась на пледе, обливаясь слезами и щипля мою ласковую руку, а я радостно смеялся, и отвратный, неописуемый, невыносимый и - как я подозреваю - вечный ужас, который я ныне познал, был тогда лишь черной точечкой в сиянии моего счастья■.

Так ужас-то он познал ⌠ныне■, когда пишет в тюрьме эти строки. Но ведь и ⌠ныне■ не исповедь пишет, а чтоб его пожалели, какой он утончённый. √ Смотрите. Им пришлось голыми удирать обратно к их машине, одеваясь на бегу. Внизу они напоролись на мужа той женщины вверху.

⌠За ним стояла щегольская машина семейного образца, и красивый ассириец с сине-черной бородкой, un monsieur tres bien [очень хороший джентльмен], в шелковой рубашке и багровых штанах, по всей видимости, муж ботанизировавшей толстухи, с серьезной миной снимал фотографию надписи, сообщавшей высоту перевала. Она значительно превышала 10.000 футов, и я задыхался. С хрустом песка и с заносом мы тронулись, причем Лолита все еще доодевалась, беспорядочно возясь и ругая меня такими словами, какие, по-моему, девочкам не полагается знать, а подавно употреблять■.

Представляете, он нам ещё жалуется. Мы ещё должны его пожалеть.

А Набоков, всё это устроивший, не из-за кипящей ли ненависти всё так комично устроил?

Что-то не вытанцовывается. Роман же чуть не порнографический. Надо понять, во имя чего ломает копья Набоков. Не может быть, чтоб во имя обычной морали, какая у всех. Не может Набоков быть моралистом, раз почти порнографию написал.

Набоков родился накануне ХХ века, века прогресса, так называемого. Я б его для нужд этой статьи назвал веком материального прогресса. Родился в аристократической семье, вследствие аристократизма на материальное не нацеленной. Для нужд этой статьи, которая исходит из актуальности, понимаемой как противостояние материальному прогрессу традиционализма, можно сказать, что унаследованный аристократизм Набокова тяготел скорее к вынужденно покинутой им России, чем к приютившему его Западу. Скорее √ к духу, чем к телу. Скорее к прошлому, чем к настоящему или даже будущему.

И вот читаем Анастасьева:

⌠Набоков то и дело перелистывает страницы ⌠Онегина■ [которого переводил на английский и писал комментарий одновременно с сочинением ⌠Лолиты■]. Легче всего это увидеть, сравнив хотя бы письмо Татьяны (⌠Я вам пишу, чего же боле┘■) с письмом Шарлотты Гейз [матери Лолиты] Гумберту: ⌠Это √ признание: я люблю вас┘ исхода нет┘ Возможно, что вашу старосветскую замкнутость, ваши чувства покоробит прямота бедной американочки┘■ И так далее √ желающие могут положить рядом два текста и буквально по строкам проследить соответствия■ (С. 275-276).

Доверяй, но проверяй, как говорится.

Я знаю, ты мне послан богом ═ ═ Ты чуть вошел, я вмиг узнала, Вся обомлела, запылала И в мыслях молвила: вот он! Быть может, это всё пустое ═ Вообрази: я здесь одна Я жду тебя: единым взором Надежды сердца оживи ═ Иль сон тяжелый перерви ═ ═ ═ ═ Стыдом и страхом замираю... Но мне порукой ваша честь

когда я спросила Господа Бога, что мне делать, мне было сказано поступить так, как поступаю теперь Я люблю вас с первой минуты, как увидела вас. ═ даже не читайте этой смешной записки до конца Я страстная и одинокая женщина какую гору любви я воздвигла для тебя в течение этого магического июня месяца! ═ А теперь, мой дорогой, мой самый дорогой, mon cher, cher Monsieur, вы это прочли; вы теперь знаете. Посему попрошу вас, пожалуйста, немедленно уложить вещи и отбыть завязать со мной "интрижку", тогда знайте, это будет преступно - преступнее, чем было бы насилие над похищенным ребенком

Да, похоже одно на другое. Но это похожесть издевательства над Америкой. Герой Набокова ответил согласием на страсть матери, чтоб ⌠воображать дочку, пока я ласкал мать■, и плести интригу, как добраться и до дочери. Ведь у Пушкина пронзительная Татьяна при всём ослеплении любви угадала-таки в своём предмете честь, столь ценимую аристократом Набоковым. А Гумберт Набоковым сделан предельно бесчестным: мерзейшая рациональность. И в живописании этого американского рационального всеобщего потребительского бесчестья относительно русской дворянской чести Набоков черпает энергию своему знаменитому натурализму.

Набоков тем открыл гиперреализм в литературе задолго до того, как он был открыт в живописи.



Корейский художник Сунг Джин Ким (Sung Jin Kim) настолько хорошо рисует рты и губы в технике гиперреализма, что, кажется, будто его работы ≈ это фотографии. Очень чувственные и страстные картины, не правда ли?

(Комментатор работ этого Сунг Джин Кима в своей испорченности не чувствует отвратительности, веющей от изображённого.)

Подробность до Набокова была выражением приязни, а когда наступила эпоха Потребления, художники сумели подробностью выразить ужас этого положения.



Stephen Stavast - художник, рисующий камни.

Чем не вид для любования для того, в ⌠багровых штанах■.



Да, да, действительно, перед вами не фотографии, а картины. Художник из Канады Jason de Graaf┘

Причём кошмар потребительства самим погружённым в него новым ⌠аристократам■ может быть и незаметен. Это нам не прежние аристократы┘

Когда-то дворянская молодёжь тоже была ницшеанской (этот идеал повторяется в веках, до и после жизни Ницше, выразившего его наиболее остро), - когда-то молодёжь тоже исповедовала вседозволенность. Да и вообще ⌠я■-фантастическое (если б всё было возможно) присуще всем. Когда Татьяна влюбилась в Онегина, Пушкин с большой теплотой относится к её вседозволенности.

═	Везде воображаешь ты Приюты счастливых свиданий

А что Набокову открылось в Америке, через меньше, чем 10 лет после Второй мировой войны, с помощью которой Америка окончательно вышла из Великой депрессии и открыла послевоенную эру Потребления и извращений от перепотребления?

⌠┘каждое утро - о, мой читатель! √ [давит нам на жалость бесчестный Гумберт] эти трое ребят, срезая путь, шли наискосок через прекрасную невинную чащу, наполненную до краев всеми эмблемами молодости, росой, грибами, черникой, пением птиц, и в определенном месте, среди пышной чащобы, Лолита оставалась стоять на страже, пока Варвара и мальчик совокуплялись за кустом.

Сначала моя Лолита отказывалась "пробовать"; однако любопытство и чувство товарищества взяли верх, и вскоре она и Варвара отдавались по очереди молчаливому, грубому и совершенно неутомимому Чарли, который, как кавалер, был едва ли привлекательнее сырой морковки, но зато мог щегольнуть замечательной коллекцией прозрачных чехольчиков [презервативов, наверно], которые он вылавливал из третьего озера, превосходившего другие размером и посещаемостью и называвшегося Озеро Клаймакс по имени соседнего фабричного города, столь бурно разросшегося за последнее время. Хотя, признавая, что это было "в общем ничего, забавно" и "хорошо против прыщиков на лице", Лолита, я рад сказать, относилась к мозгам и манерам Чарли с величайшим презрением.

Добавлю от себя, что этот блудливый мерзавчик не разбудил, а пожалуй, наоборот, оглушил в ней женщину, несмотря на "забавность"■.

И это не было исключением!

⌠Что же именно делали эти ее "паскудные" одноклассники и одноклассницы?

"Известно что... Близнецы, Антоний и Виола Миранда, не даром спали всю жизнь в одной постели, а Дональд Скотт, самый большой балда в школе, занимался этим с Гэзель Смит в дядюшкином гараже, а спортсмен Кеннет Найт выставлял свое имущество напоказ при всяком удобном и неудобном случае, а..."■.

Это вроде и по Пушкину:

═	Кому не скучно лицемерить, Различно повторять одно, Стараться важно в том уверить, В чем все уверены давно, Всё те же слышать возраженья, Уничтожать предрассужденья, Которых не было и нет У девочки в тринадцать лет!

Но в десять раз хуже. И потом у Пушкина ж речь всё-таки об отсутствии всего лишь предрассуждений у девочки в тринадцать лет, а не о длительном опыте жизни втроём. √ Было от чего Набокову этого Чарли ⌠убить■ на войне в Корее, но всех этих Антониев, Дональдов, Кеннетов не убьёшь. √ Вот и ярость.

Чтоб ещё лучше её представить, надо глянуть, как вышепроцитированные стихи прокомментировал Набоков в своём ⌠Комментарии к роману Евгений Онегин■.

⌠Интересно, нет ли в конечном слове следующих двух стихов:

Которых не было и нет

У девочки в тринадцать лет! ≈

подсознательного влияния суффикса_≈_nette_из эклоги Парни ⌠Час любовного свидания■ (⌠L'Heure du berger■ in: ⌠Poesies erotiques■, bk. 1):

≈ J'ai quatorze ans,

Repond Nicette;

Suis trop jeunette

Pour les amants.[550 - ⌠Мне четырнадцать, ≈ / Отвечает Нисетта, ≈ /Я слишком молода / Для любви■ _(фр.)_]■ (http://www.libtxt.ru/chitat/nabokov_vladimir/39254-kommentariy_k_romanu_evgeniy_onegin/69.html).

На что лирический герой эклоги отвечает (http://www.archive.org/stream/oeuvreschoisiesd00parnuoft/oeuvreschoisiesd00parnuoft_djvu.txt):

≈ Crois-moi, ma chère.

Quand on sait plaire ,

On peut aimer.

Что в переводе:

- Поверьте мне, моя дорогая,

Когда мы друг другу нравимся,

Мы можем любить.

Всё равно уговаривает. Интенция набоковского Гумберта. Именно интенция. Потому что в своей ярости Набоков сделал, что Гумберт уже развращённую этим Чарли Лолиту просто спровоцировал на совокупление. Она сама на него залезла. Поиграть в это самое.

Так у Пушкина, открывавшего реализм своим ⌠Евгением Онегиным■, пережившего уже несколько переломов мировоззрения своего, Парни есть уже давно прошедший этап. И в строфе, предшествующей процитированной, насмешка над Парни:

═	Разврат, бывало, хладнокровный Наукой славился любовной, Сам о себе везде трубя И наслаждаясь не любя. Но эта важная забава Достойна старых обезьян Хваленых дедовских времян: Ловласов обветшала слава Со славой красных каблуков И величавых париков.

Дендизм, которым Пушкин наградил Онегина для отрицания романтизма-демонизма, имел сам по себе разную судьбу развития. Пушкин выбрал денди на излёте, готового перейти, может, и во что-то безусловно позитивное. Настоящая любовь, вон┘ Чуть не сделался поэтом┘ Потрясён дуэлью┘ И вот √ естественным образом отверг любовь 13-тилетней девочки. (О железном доказательстве, что Татьяне 13 лет, см. тут.)

Это мы, невнимательно читая, через 150 и 200 лет ошибочно думаем, что она намного старше. Тогда как, наоборот, если что осталось позитивного от эпохи Просвещения, так, в частности, то, что перестали выдавать замуж девушек 12-ти, 13-ти и 14-ти и т.д. лет. В том был моральный прогресс. И, наоборот, в случае Набокова. Невиданный материальный прогресс осложнился моральным регрессом. Для того Набоков, в ярости, и сделал свою Лолиту на год младше, чем Татьяна, когда по отношению к Лолите применил свою предприимчивость Гумберт. Набоков сделал так, чтоб предприимчивость его героя на фоне благородства героя пушкинского тем больше придавала ему энергии ненависти к стране с таким бесчестьем потребительских масс, со своей так называемой элитой доходящих до жажды предельного опыта √ совращения несовершеннолетних.

А так как требующийся для ненависти гиперреализм √ вследствие той же ненависти √ не мог быть применён в той мере, на которую способна была изобразительная сила набоковского слова, то Набоков хотя бы на уровне темы избрал ранее немыслимое √ подробное описание, например, начала полового акта, или его середины. Если б не образность √ ну полная порнография была б.

⌠Был бы султан с лицом, искаженным нестерпимым страданием (страданием, которому противоречила бы округлость им расточаемых ласок), помогающий маленькой невольнице с прелестными ягодицами взобраться по ониксовому столбу. Были бы те яркие пузырьки гонадального разгара, которые путешествуют вверх за опаловыми стенками музыкальных автоматов■.

Без почти порнографии Набоков счёл бы себя жалким моралистом, если б ограничился обычным созданием на первых строках романа дистанции между собой и героем [он (1) √ ⌠Джон Рэй, д-р философии■ (2), получивший для редактирования от адвоката Гумберта, Клэренса Кларка (3), рукопись умершего Гумберта (4) ⌠"Лолита. Исповедь Светлокожего Вдовца"■] и то ли Рэем, то ли Кларком этим лишена-де книга исповедальной претензии в заглавии. Ну и если б в сюжете настоящий автор себя проявил бы пусть и бесконечными провалами героя √ ему б, заблуждающемуся про себя, что он исповедует принцип ⌠искусство для искусства■, не избежать бы угрызений его специфической совести, что он √ моралист, как это понимают жалкие массы.

Почему я думаю, что Набоков о себе заблуждался?

Из-за жгучего сравнения его романа с пушкинским не только в части возраста главных героинь. Главные герои обоих √ за гранью пресыщенности, приводящей... К чему привёл Онегина Пушкин? Нет ли намёка на Онегина в концовке, к собственно Онегину не относящейся:

═	Блажен, кто праздник Жизни рано Оставил, не допив до дна Бокала полного вина, Кто не дочел Ее романа И вдруг умел расстаться с ним, Как я с Онегиным моим.

И Гумберт-то был бы казнён, несмотря на ⌠его■ оправдывающее себя произведение (пусть и казнён за убийство, не за растление; за растление его совесть убила). А раз выражена воля Гумберта, чтоб роман не публиковали до смерти Лолиты, а роман опубликован, то и она мертва. Оба главных героя поломали жизнь главным героиням и сами погибли.

Но ⌠Онегин■ оптимистичное произведение, а ⌠Лолита■ нет.

Оппозиция американского романа русскому состоит в том, что порождены они разными идеалами. Пушкин своим произведением открыл, что жизнь неуправляема (в частности, благими намерениями), но зато это Жизнь. С большой буквы. А Набоков лишний раз в творчестве своём отчаялся в мерзости жизни и понадеялся на какое-то сверхбудущее, похожее на пушкинское время и Россию, пусть то и та и неуправляемые благом. Даже и при такой неуправляемости и недосягаемости Россия-душа лучше Запада-тела.

10 февраля 2014 г.