02.08.2015
09:06

Против Максима Солохина.

31.07.2015
15:43

Рою землю.

30.07.2015
15:51

Сытый голодного не понимает.

27.07.2015
08:25

Найти подсознательное у Бальзака.

22.07.2015
20:54

Польза от акцента на подсознательном.

19.07.2015
18:02

Я - всем враг.

15.07.2015
16:21

Глаголева.

10.07.2015
13:21

Нос по ветру.

08.07.2015
08:31

Я в провале?

06.07.2015
13:16

Эврика!

01.07.2015
21:53

Быка надо дразнить красной тряпкой.

27.06.2015
12:53

Ответ Наталье с компьютером 77.73.68.4

21.06.2015
17:07

В чём-то правда Липунова.

20.06.2015
10:25

Об "Эйфории" Вырыпаева.

12.06.2015
14:42

Клеветникам России.

06.06.2015
17:49

Как я сам себя поймал на двойных стандартах.

19.05.2015
09:29

Моя беседа с митрополитом Илларионом.

Каждому гарантируется свобода… художественного… творчества… Конституция РФ. Ст. 44, п. 1.

Насколько ж далёк https://www.youtube.com/watch?v=5sXnicC9ELY митрополит Илларион от чувствования высокого искусства из-за того, что в обществе не принята мысль, что высоким искусство становится только тогда, когда выражается подсознательно и обращается к подсознанию.

6:30, Илларион: "Фильм “Левиафан”… он, конечно, вызвал много споров в связи с тем, что, с одной стороны, кажется, там показана реалистичная картина, с другой стороны, многим представляется, что это картина совсем не реалистичная”.

Так надо бы договориться, что такое реализм в искусстве. И, казалось бы, о чём, о чём, а о реализме, который открыл Пушкин, можно было б усвоить, что это – открытие художником в общественной жизни того, чего, кроме него, ещё не видит никто. – Сколько революций ни прошло: в Италии, в Испании, даже под боком, в Молдавии (Ипсиланти), - все они, безнародные, провалились. И нет! Декабристы и свою делают без народа! Так Пушкин, “предвидя” и её провал, стал издеваться над романтизмом. Я в кавычки взял “предвидя”. Потому что “предвидело” его подсознание. Оно “поняло”, что жизнь неуправляема благими желаниями вождей. И – с подачи этого вещего подсознания родилась первая онегинская строка из… крыловской: Осёл был самых честных правил. Потому что Крылов ещё раньше Пушкина открыл реализм, а Пушкин ещё не знал, что он его, вот, переоткрывает.

Это я взял пример с общепринятым – с образностью (намёк ведь троп).

А есть же пример и с непринятым – с противоречивостью. Например, взять светского льва и “заставить” его страдать от любви. (Тут я “заставить” взял в кавычки, потому что этот поворот фабулы тоже “сделало” подсознание: сознание Пушкина не планировало, как и про что писать; писал, абы что; что в данную минуту бог на душу положит; вспомните, сколько там скачков тем – хаос же. “Противоречий очень много, / Но их исправить не хочу…”) Вы только не подумайте, что неуправляемый Онегин есть образ неуправляемой жизни. Нет. Она не только обязательно неуправляема, она и то, и то. Столкновение нормы с отклонением даёт озарение про и то, и то. То же и с онегинской строфой: там никак не предскажешь (а иногда предскажешь), будет нарушение ударности слога или не будет.

Так ведь в школе не напирают на эту роль подсознания. Церковь тем паче. Она в подсознании скорее козни дьявола увидит, чем святой двигатель высокого искусства. И вот реализмом считает похожесть на жизнь, не больше. Наверно, и любовное страдание светского льва Онегина считала не реализмом, и “Евгения Онегина” не реалистическим произведением.

6: 44, Досталь: "… бывают переборы, когда сгущается, утрируются всякие ситуации там, персонажи, и они, конечно, вызывают какое-то, ну, недоверие. Я б так сказал. Вот в этой картине это есть. Особенно это касается мэра, эээ священнослужителя. Мне кажется, что это… Понимаете… Вещи такие и встречаются, может быть, но когда их показываешь в фильме, большом, тем более на всю Россию, то они становятся как бы такими что ли типичными, не единичными, что неправильно. Для меня это – перебор”.

7:38, Илларион: “Есть такой жанр политической сатиры, социальной сатиры. Как вот, например, Салтыков-Щедрин писал “Историю одного города”.

Досталь: То другой жанр совсем. Там это позволительно.

Илларион: Там вы заранее понимаете, что вы имеете дело с некой карикатурой.

Досталь: Фарш, гротеск.

Илларион: Шарж”.

Потому что там в тоне сразу есть оценка отрицательного отрицательным. Так на то сатира и не есть произведение, рождённое с помощью подсознания. Сатира – произведение прикладного искусства. Оно приложено к задаче что-то изжить. В школах если Салтыкова-Щедрина и проходить, то надо с той целью, чтоб дать понятие о том, что не есть высокое искусство (неприкладное).

8:04, Илларион: "Но здесь речь идёт о картине, которая будто бы должна представить реальную жизнь людей. Вот фильм начинается с прекрасных съёмок северной природы”.

Тут передёрг. Северная природа снята не прекрасной, а угрюмой. А ведь тут-то как раз и можно подобраться к подсознательному Звягинцева: левиафан-то – скелет кита, то есть Зло и есть, и нет! (Это открытие Звягинцева! Как открытием Пушкина было, что жизнь не так уж и управляема благими намерениями добрых. Это у Звягинцева подсознательный спор с религиозным подходом. Ибо в “Книге Иова” победа Добра даётся “в лоб” – 42-ой, последний, параграф. А Звягинцев знает, что теперь другое время, и прямые нравоучения не действуют. Поэтому он отказывается и от победы Добра “в лоб”, и от левиафана “Книги Иова” в виде бегемота и болота.) А где киты в России? – На севере. – Вот и съёмки – на севере.

8:10, Илларион: "Показывается реальный посёлок, не выдуманный. Но потом начинается действие, которое, с одной стороны, реалистично, да, потому что оно похоже на то, как живёт какой-то сегмент нашего общества”.

А как иначе испытать сокровенное мироотношение зрителя, живущего в ужасном, ужасном, ужасном мире первичного капитализма, дикого и беззаконного. Так это – объективно. А субъективно? Звягинцев несёт нам своё сокровенное, то есть, в надежде донести, он чувствует необходимость быть заодно с нами, которым, он так думает, ну очень плохо. (Он может ошибаться про нас, но он так думает. А судить его нельзя, потому что он вообще ведом подсознательным, а пути подсознательного – неисповедимы. И если подсознательному нужно ударить своего носителя в крайность, то не нам судить.)

8:24, Илларион: "Но, с другой стороны, почему это, именно это, и только это надо показывать?”

Но модус долженствования вообще не применим к неприкладному искусству! Если человечеству, - пусть и для совершенствования, - нужно испытание, то можно ли параметры испытания ограничивать? – Речь же – о человечестве, не меньше. Конкретный человек, один и другой, могут не выдержать испытания. Но испытание таким и должно быть – сильным – чтоб кто-то аж ломался. Иначе оно не испытание. Искусство ж – не мораль! Это у морали – долженствование. Религия, поскольку она примазывается к морали, тоже – за долженствование. Но не искусство! Неприкладное.

Церковным деятелям, может, законодательно надо запретить высказываться о неприкладном искусстве от имени Церкви. То есть пусть митрополит снимет своё церковное облачение, откажется от названия телепередачи “Церковь и мир” и под своей мирской фамилией Алфеев пусть выступает с обсуждением неприкладного искусства.

8:30, Илларион: "Вот я, например, первые полчаса, когда я смотрел фильм, - я смотрел нецензурированную версию, такую, которая шла, - первые полчаса я не мог отделаться от ощущения, что… мне просто хотелось встать и выйти. Потому что каждые 15 секунд – матерное слово”.

Но так и разговаривают в миру. Если не присутствуют женщины. (Это я говорю о технической интеллигенции, к которой когда-то принадлежал.) Когда перестал принадлежать, вскоре после реставрации капитализма, - может, из-за общего упадка, - я такую речь уже слышал в общественном транспорте утром на маршруте, где много студентов едут в институты. Девушки-студентки сплошь притворялись, что они не слышат мата. Я себе представляю, как разговаривают в уголовной среде. А мэр из фильма – как раз из того уголовного контингента, который пришёл во власть при упомянутой реставрации. (Надо ли брать труд перечислять мэров-уголовников или мэров, ставших уголовниками? Мэр Серпухова, Архангельска, Ставрополя, Братска, Бердска, Астрахани, Рыбинска, Махачкалы, Владивостока и т.д. и т.д.. Аж пришлось отменить выборность мэров.)

8:49, Илларион: "Вроде бы было распоряжение президента, что не должно быть употребления матерных слов.

Вообще-то грех так всё сводить к президенту. А также хвататься за ошибку законодателя.

А у меня есть… Мне с детства мама привила такое отвращение к матерной лексике, что я ни разу в жизни не употребил ни одного матерного слова. Даже два года я служил в армии. И вот первое время надо мной смеялись за это. А кончилось дело тем, что при мне уже переставали ругаться матом, говорили: при нём нельзя”.

Человек, вроде понимает, что исключение не есть правило. А тем не менее…

9:17, Илларион: "И я не понимаю, почему в кинофильме, который должен являться произведением искусства, может быть позволено вот такое систематическое, назойливое, навязчивое употребление матерной лексики”.

Ради испытательной функции неприкладного искусства. Ничто на свете больше такой функции не имеет. То есть это специфическая функция неприкладного искусства. Оно перестаёт быть неприкладным искусством, если его лишить специфической функции.

Этот момент, как и про подсознательное, тоже надо бы внушать в школе.

Может, это – гуманитарная революция. Так надо её пропагандировать. Хоть я против социальной революции.

9:32, Илларион: "Потом они там все непрерывно пьют. Там практически нет трезвых людей. Ну да, действительно, у нас есть проблема алкоголизма. Серьёзная проблема. Но что: у нас нет непьющих людей? Что у нас нет вообще нормальных людей? Там нет ни одного положительного персонажа. Там все персонажи отрицательные”.

Митрополит не заметил: дети, собирающиеся в разрушенной церкви не пьют. По крайней мере – водку. И митрополит не знает, что для реализма (а тема его беседы – реализм) в принципе не может быть положительного персонажа. Положительность – это предзаданность по известным меркам. Тогда как реализм это социальное открытие. Какая к открытию может быть мерка? Это в прежних эпохах истории, например, литературы был религиозно-риторический и светско-риторический этапы, где даже обязателен был положительный персонаж. Но с конца последнего этапа прошло двести лет. Прежнее долженствование кануло. В каком веке митрополит живёт? Нет, был рецидив с произведениями с положительным героем – в советское время. Так ведь и советское время прошло. Или митрополит считает, что история возвращается? И мы идём к возврату тоталитаризма, и все это знают, и он из того и исходит… И в “своей” передаче может распоясаться…

11:03, Илларион: "Ну и, конечно, ещё вот надо сказать, как там церковь представлена церковь представлена как составная часть вот этого гротескного общества, которая совершено не выводит человека из заколдованного круга вот этого зла, матерщины, алкоголизма, которая не даёт никакого просвета в этом абсолютно беспросветном изображённом обществе”.

Правда это или не правда? Самообман, в который, похоже, искренне впали все персонажи в последних кадрах (служба в новопостроенной церкви), это что? Не просвет для персонажей?

Или тут митрополит, наконец, дозрел до признания существования нецитируемых фрагментов в произведении – намёка зрителю на беспросветность финальной сцены.

Он не подумал, что может быть что-то ещё нецитируемое? Например, то, что получается в зрителе от столкновения вида новой церкви с видом разрушенной, от столкновения взрослых и детей…

11:28, Илларион: "И архиерей, который там представлен, одетый в картонный клобук… и вот он как раз и производит впечатление актёра”.

А что, если Звягинцев так и хотел. Есть исследование о священниках-атеистах (http://elementy.ru/news/431297). Звягинцев мог о нём знать. Мог предположить, что и среди православных такое может быть. И все они искренно считают полезной свою деятельность священников. А хороший актёр тоже ж искренен…

12:02, Илларион: "Для верующих людей, церковных людей, сразу очевидно, что это сделал человек, не только не симпатизирующий церкви, но и мало знакомый с реальностью церковной жизни”.

Вообще-то надо доказывать, а не провозглашать. Раз. Два – фильм сделан для широких масс, а не для специалистов по православию.

Это мне напоминает вот что:

“А. Раевский хохотал над следующими стихами:

Он часто в сечах роковых

Подъемлет саблю – и с размаха

Недвижим остается вдруг,

Глядит с безумием вокруг,

Бледнеет etc.” (http://lib.ru/LITRA/PUSHKIN/p3.txt).

Это над кем смех? Над Пушкиным в “Бахчисарайском фонтане”. Делающим открытие перехода от романтизма к реализму: введением изменения в характер героя. Пушкин показывает… душевность (кого?!) этого зверя Гирея. Чего для этого не жалко!?.

12:13, Илларион: "Церковь даёт луч надежды. И она даёт этот луч надежды каждому человеку”.

Нет, митрополит не зарапортовался. Он же думает, что передачу “Церковь и мир” смотрят верующие. Он даже искренен в эту секунду, хоть несколько секунд раньше признавал существование неверующего Звягинцева с иным, наверно, мнением, что так уж и каждому, даже и неверующему, даёт церковь надежду.

А уж веруюшим к этому моменту он точно доказал, что картина Звягинцева "совсем не реалистичная”.

12:19, Илларион: "И у нас есть огромное количество примеров из нашей классической литературы, из кинематографа, где вот эта роль церкви представлена вполне адекватно. Ну зачем же сейчас рисовать такую карикатуру на церковь?”

Как это? Если автору зачем-то нужно… Как можно посягать судить автора не по законам автора?

Если ты не понял, зачем в произведении что-то, то пеняй в первую очередь на себя. Потому что твоё-то подсознание, да, “поняло” подсознание автора, но перевести “понятое” твоим подсознанием в понятое твоим сознанием – это ого-го задача. Может, и не для тебя. Специалисты для того существуют – искусствоведы. Они каждый день этим занимаются. Опыт и специальные знания имеют.

12:58, Досталь: "Показывать в кино – значит обобщать. Оно сразу делает типическим”.

Это – недоверие к культурному уровню народа. Ему-де нужно дать пережёванное, как “Книгу Иова”, с хорошим концом.

Но в древние времена кроме разрешённых религией книг до масс народа никакие другие книги не доходили. Так что теперь нечего так уж страшиться пусть и вредного влияния иного фильма (а я думаю: ошибочно вредного “Левиафана”).

13:29, Илларион: "Помимо всех деталей есть общее ощущение от фильма. Когда он заканчивается, и ты остаёшься с неким послевкусием. Да? Вот эээ… и с какими-то вопросами, которые этот фильм ставит. Вот у меня возник вопрос: а для чего, собственно, этот фильм сейчас вышел? Какой он несёт в себе – как теперь говорят – месэдж?”

Я, например, себе отвечаю так: для того именно сейчас, что уж больно изолгался реставрированный капитализм, будто он самое-самое достижение человечества.

13:50, Илларион: "Вот я единственный только месэдж в этом фильме услышал: “Валите из этой страны, пока не поздно. Здесь всё отвратительно. Здесь всё гадко. Здесь всё беспросветно. Если может уехать – уезжайте””.

Ну не увидел он невписанности в суровый пейзаж разрушенной церкви, в пику вписанности новенькой, и вообще оппозиции пацанов из разрушенной церкви взрослым. Как и скелетного существования левиафана. Про фреску в разрушенной церкви я уж молчу. Слишком для митрополита мало акцентировано это. Тонкость – не для него.

Ну для чего-то ж эти мелочи вставлены в фильм. Зачем?

14:10, Илларион: "Мы не должны скатывать в так называемый социалистический реализм, который у нас всю действительность приукрашивал. Но мы не должны и в какую-то обратную крайность впадать”.

Мы две вещи должны: уважать автора и подозревать себя в некомпетентности.

14:21, Илларион: "Всё-таки хотелось бы, чтобы у нас и на телевидении, и в кино было больше добрых примеров”.

Ну за малых детей народ имеет.

14:28, Илларион: "Чтобы кино несло какой-то нравственный заряд”.

И плевать на испытательную функцию.

14:32, Илларион: "Потому что это то, что сейчас очень людям не хватает”.

Людям не хватает высокого искусства, от которого б человек чувствовал, что к тайне прикоснулся. От которого б озадаченным себя почувствовал. – Я от “Левиафана” именно таким себя и почувствовал. Я почувствовал, что мне что-то сказали, а я не понял, и надо думать, надо пересматривать кино.

14:35, Илларион: "И вот иногда люди, которые работают в кинематографе, работают на телевидении, они говорят: ну наша задача это отражать действительность. Мы действительность не формируем, мы её отражаем. Но, во-первых, отражать действительность можно очень по-разному. Её можно отразить субъективно”.

Наконец, я с ним согласен. У меня даже вывод такой сформировался, что в каждое время друг с другом борются два главных мироотношения. И они сводятся: одно – к индивидуализму, другое – к коллективизму. Например, на исходе Высокого Возрождения Синьорелли считал, что спасутся все, всех оживит Иисуст и Страшного суда не будет, и такую картину и нарисовал (то есть сейчас, каждому, можно развратничать сколько моей душе угодно – индивидуалист). А Микеланджело взбесился на эту картину и нарисовал свой Страшный суд, в котором каждому воздаётся по делам его (то есть живи не в своё низменное удовольствие – коллективист).

14:55, Илларион: "А во-вторых, во многом как раз телевидение и кино формируют действительность. Потому что через вот это эээ отражение, так сказать, закладываются некие стандарты, которые потом люди волей-неволей воспроизводят в жизни”.

Ну люди – дети.

А я уже годами не смотрю сериалы, заполнившие ТВ, все со счастливыми концами, внушающими, как симпатичен, в конце концов, капитализм.

16:01, Илларион: "Я думаю, что реальный реализм… он и заключается в том, чтобы видеть жизнь во всём её многообразии”.

Не соглашусь. Вот Вырин, станционный смотритель, от которого откупился офицер, соблазнивший его дочку, бросил деньги оземь и пошёл прочь, а через минуту бросился ж обратно. – Видит Пушкин "жизнь во всём её многообразии”, а, тем не менее, всё это любовно выписанное многообразие говорит о новом открытии – о консенсусе в сословном обществе. Не только пагубность безнародности революций он увидел, но и пагубность революций воообще. Консенсус же предполагает что-то однообразное.

То есть – никаких рамок реализму! Ни-ка-ких. Да и любому “изму”. Высокое искусство – это область свободы.

16:05, Илларион: "Но каждый человек, который производит на свет некий продукт… он должен понять, для чего он его производит. Да? Ну вот, если это пищевой продукт, значит, надо понять, с чем люди будут его есть. Какой у него будет вкус: сладкий, солёный, будет это вкусно, будет это не вкусно. Если речь идёт о творческом продукте, то, наверно, первый вопрос, который должен себе задать художник или кинорежиссёр, или сценарист: ну а для чего я это делаю? С чем люди выйдут потом из кинотеатра? С какими чувствами, с какими эмоциями?”

С ума сойти! Художник самовыражается. У него сердце лопнет, если он не выразит своё взбунтовавшееся подсознание. Ему наплевать на весь белый свет. Он объективно работает, повторяю, на самосовершенствование целого человечества. А то, что сам он человек, как-то уж сработает – он это инстинктом знает – сработает так, что человечество не погибнет от его продукта. Как сказал некий Суриков, даже самый страшный идеал смещает соотношение Зла к Добру в художественных моделях в пользу зла (5/8 к 1/8) в надежде на активизацию каких-то внутренних резервов сопротивления злу.

Как можно сравнивать еду и художественное произведение?!.

18:08, Илларион: "У нас есть много прекрасных примеров высококачественного кинематографа”.

Но это ж не так! “Трудно быть богом” – едва не единственное при реставрированном капитализме. Так и то Досталем охаянном в этой передаче (и мною не процитировано – ну не понял человек, что поделать. Такой только и мог согласиться поддерживать Иллариона в его неквалифицированной вылазке против “Левиафана”).

18:41, Илларион: "В кинематографе должно быть очень сильно выражено нравственное начало”.

Если хотим, чтоб это было великое искусство, надо не предъявлять ему какого бы то ни было "должно”.

18 мая 2015 г.

 

 

 

 

 

 

 

11.05.2015
16:18

Ницшеанец Васнецов.

30.04.2015
21:33

Гюстав Доре.

26.04.2015
08:19

Уничтоженная картина художника Ге.