Внезапно в Гостевой книге
"Скворца" появилась запись трагического содержания:
"Семья Матюшина с прискорбием сообщает о безвременной кончине Николая
Матюшина. Желающих помянуть его светлую душу приглашаем 24. 04. 99 в 19. 00 по
адресу: 28 Piton West Cart 812 East Rohbury DA 02110 U. S. A. Контактный тел.
6249004.
Редакция переполошилась. Николай,
чьи статьи и блистательные посты цитировались половиной русской Америки,
действительно не появлялся в альманахе вот уже полгода, а никто не спохватился
и не поинтересовался причиною.
Решено было обязательно съездить.
Бреслав с женой и Шварцман с сыном даже специально прилетели для этого из
Бостона.
Дверь отворила симпатичная, но
увядшая женщина. Убранство квартиры оставляло желать лучшего. Зато убранство
стола было на высоте. Селедка, рыжики, квашеная капуста, соленые огурцы,
домашняя рябиновка - все, чего в Америке днем с огнем не сыщешь. "Вы
русская волшебница, хозяюшка!" Вдова благодарно покраснела и пригласила
гостей в комнату Коли. Комната была абсолютно пуста. У стенки помещалась спартанская
односпальная тахта, покрытая чуть ли солдатским одеялом. На столе - мощный
"Пентиум" с голографическим экраном и лазерным наведением. Он занимал
полкомнаты. "Пентиум" был включен. Надпись на экране гласила:
"Эмигрантами не становятся. Ими рождаются".
-Николай приказал не выключать, -
прошелестела сзади хозяйка. - Он просил, чтобы все прочитали.
Ошеломленные гости на цыпочках
вернулись в гостиную. Через два часа за
столом стало шумно. Присягали на верность "Скворцу" и его редактору.
Шварцман потребовал слова и сказал речь:
"Николая называли здесь
совестью русской эмиграции. Я заявлю
больше. Он был совестью Америки. Хотя сама Америка не догадывалась об этом. Он
понимал американцев лучше, чем они сами. Он был певцом этого железного
Миргорода. Он и нас заставлял полюбить эту страну. Как он говорил, страну
простых мозгов и грубых наслаждений. Он умел отыскивать в ее каменных джунглях
красоту и поэзию. Как Роберт Фрост, которого вы не читали, а я знаю наизусть.
Мы трепались, он миссионерствовал. Мы сводили счеты с друг другом, он сводил
счеты с русскими и американскими богами. Перед ним бледнеет Борис Парамонов.
Предлагаю начать немедленный сбор средств для издания сборника его работ под
названием "Метафизика эмиграции".
Собравшиеся дружно полезли за
бумажниками. Всхлипнувший редактор выложил на стол платиновую зажигалку - приз
за третье место на конкурсе "American Mass Media in traffic". Неслышная хозяйка благоговейно возложила
коробку с дарениями под траурный портрет покойного.
Разговор продолжился и перешел на
более земные темы. Во-первых, половина гостей до этой встречи никогда друг друга в глаза не видела, поэтому кто с
хохотом, а кто в смущении принялись признаваться в своих сетевых псевдонимах.
Оказывается, тонкоперстая, утонченная, наивно-грешная Бэтси и громоподобный
толстяк, заросший бородой под самые брови - одно и то же! Бородачом
восхитились, поздравили с блестящей мистификацией и постановили именовать его впредь "Бородатым
Бэтси". Не замедлили обозначиться и недоразумения. Когда поднялся Антон
Зимин и представился: "Граф Троцкий"! - то сидевший рядом с ним
Шоломович, поперхнулся, побагровел и выскочил на балкон. В своих мстительных
мечтаниях он не раз прокалывал печенку "графу Троцкому" за то, что
тот травил по всему Интернету "еврея Зюсса", под которым скрывался
сам Шоломович.
С "Фуфлунсом" получилось и
того хуже. Гера Файнштейн чуть не лишился из-за него работы. Хозяину конторы,
где трудился Гера, подчиненные донесли, что под его началом находится расист,
фашист и коммунист, о чем известно всему Russian Internet. А это, оказывается,
Фуфлунс так развлекался, употребив очередную бутылку! Слово за слово, и еще два
человека очутились на балконе, откуда стало доноситься: "Я с таким, как
ты, ср ть на одном гектаре не сяду!"; "А я и не позволю вам
этого!" Хозяйка умоляюще всплескивала руками и спрашивала, подавать ли
кофе.
Ближе к ночи не досчитались
Генераловых, Зимина, Фуфлунса и профессора Шоломовича. Остальные окончательно
передружились, славили российскую Америку и американскую Россию, редактора,
покойного Николая, плакали, смеялись и пили брудершафт. В три ночи все гурьбой
вывалились на балкон. Наступило молчание. Внизу, справа и слева, за угольной
чернотой Гудзона и на тысячи миль вдаль и вокруг сверкала и плавилась ночными
огнями, гудела миллионами двигателей, турбин, компьютерных систем, генераторов,
мигала мириадами голубых экранов, звучала Вавилоном незнакомых радиоголосов
чужая, близкая, непонятная, равнодушная, а в конечном итоге жестокая и бесчеловечная
страна.
Компьютер в комнате у Николая
продолжал светиться. Надпись на экране гласила:
"Эмигрантами не
становятся. Ими рождаются".