10.08.2020
08:23

Одно спасение - что ошибки учат

09.08.2020
09:18

Без дипломатии

08.08.2020
08:38

Амикошонство?

07.08.2020
23:17

Предзаря Оттепели

06.08.2020
08:29

Со слезами о Таниче

05.08.2020
09:45

Напропалую

04.08.2020
09:24

Через тернии к звёздам

03.08.2020
08:46

Сикось-накось

02.08.2020
08:53

И вот этого автора взяли в Третьяковскую галерею

01.08.2020
20:46

Проверка на вшивость

31.07.2020
09:53

Элементарно, Ватсон

30.07.2020
08:00

Расшнуровался Шнуров? - Нет!

29.07.2020
10:34

С чего Сальвадор Дали начинал в сюрреализме

28.07.2020
11:14

Рождение сюрреализма у... левых

27.07.2020
10:51

Недостаток как продолжение достоинства

Все, вообще-то, стихийно знают, что с искусством – что-то тёмное. В нём спецы видят какие-то духовные глубины. Нам навязана мысль, что там всё очень сложно, не всем дано, а иным и в принципе не дано понять. А мы спокойно живём без него вообще и – ничего.

Я оказался не из таких и жизнь, можно сказать, положил на то, чтоб понять. Там и впрямь оказалась сложнятина. Плюс – совсем неожиданность – некая ограниченность.

Когда я это пишу, точнее, чуть перед, с экрана ТВ дочь Марка Захарова пафосно так говорит: “В жизни может быть всё!” А она ж актриса. И высказывается, наверно, в связи с искусством. – И попадает пальцем в небо. Ибо в самом почитаемом искусстве – неприкладном – всё не бывает. Оно движимо ограниченным числом идеалов, исторически превращающихся друг в друга, и типов их, грубо говоря, 6.

Получилось это 6 во время происхождения искусства (а оно произошло синхронно с человечеством). Предлюдей раздирал коллективизм (всё – для стада) и индивидуализм (ребёнка отдавать стаду на съедение нельзя). Предлюди были мутантами в стаде, недоношенными, сохранявшими младенческие признаки до конца взрослой жизни: бесшёрстными, внушаемыми и лобастыми. За внушаемость им-самкам можно было внушить отдать ребёнка на съедение стаду, а им-самцам – убить его для стада. И не будь у них больших лобных частей мозга, они б от стресса умирали, как все животные от стресса умирают. Но большие лобные доли они имели. Туда стресс разряжался и порождал экстраординарное. Оно могло ввести в ступор шерстистого внушателя, и ребёнок был спасён. Экстраординарным оказывались, в частности, ожерелье из ракушек или орнамент из процарапанных прямых линий. Это искусство. Родилось между переживаниями-полюсами: коллективизм и индивидуализм. И так исторически и пошло оно развиваться под воздействием то коллективизма, то индивидуализма, то чего-то промежуточного между ними. (4 типа идеалов мы, замечаем, уже набралось! Ещё два набираются от инерционных залётов за коллективизм и за индивидуализм.) И как поначалу все побуждения были – как их назвать, если сознание в той экстравагантности ещё только проклёвывалось? – под-сознательными, так они подсознательными и остались. Естественными. В отличие от искусственных, тех, что сознанием порождаются.

Вот сознательных-то действительно неисчислимое множество, как богата жизнь. И дочка Марка Захарова была б права… Если б люди, говоря об искусстве, молчаливо не подразумевали высшее искусство – неприкладное, подсознательным идеалом рождаемое, естественно. А там только 6 типов идеалов.

Это всё было об ограниченности искусства.

А теперь – о сложности.

Большая проблема вывести подсознательный идеал в “текст”. В подсознании-то слов или значащих красок, звуков, линий – нет. Как быть?! – Это то, что у литераторов называется мукой слова. У живописцев не знаю, как это состояние называется. Проб и ошибок? Они рисуют и рвут, рисуют и рвут. – Выход, если это настоящий художник, находится. Это – странность, если одним словом. Одним из видов странности бывает противоречие. Одно выражает одно переживание, другое – другое, а вместе – как-то странно автора устраивает. Оно, получается, выражает то, что до сих пор было невыразимым (одним из тех 6-ти). Восприемники, если чутки, своими подсознаниями это “понимают”, в слова не переводя (искусствовед нужен, чтоб перевести).

Вот она – чрезвычайная сложность. Первый подступ к ней.

Погрузившись во всё это, став искусствоведом, так всё понимающим, я оторвался от обычных людей, и даже от обычных искусствоведов, так сложно-просто всё не понимающих. Моё достоинство стало моим недостатком.

Обычные искусствоведы последними словами ругают дадаистов, Арпа, например.



А я, с этой сложно-простотой, готов принять внятное объяснение от кого угодно, лишь бы оно подходило к этой сложно-простоте.

И такой нашёлся – Беньямин (см. тут).

Он говорит, что некоторые художники, избежавшие фронта в Первую мировую войну, но сумевшие до чрезвычайности не принять эти миллионные жертвы капитализма, в последнем итоге, отказало ему, патриотизму, в частности, аж в социальности (а альтернативный капитализму социализм им в сознание пробиться не мог {что хотеть от художников – дети!}), и вот их подсознательный идеал социальности всё же (идеал трагического героизма – один из тех 6-ти) понудил их – в пику обычным картинам – выразить свой подсознательный идеал на холстах развлечением на грани фола, какое вы и видите на репродукции выше. Сознанием, впрочем, они тоже ощущали себя некими левыми.

"За презрительной гримасой или анархической фразой по адресу "существующего порядка" у них никогда не будет остановки… С другой стороны, буржуазное общество научается понимать, что если оно хочет сохранить для своего употребления крупных художников, писателей и артистов, оно должно разрешить им добрую долю презрения к себе” (Троцкий. http://www.magister.msk.ru/library/trotsky/trotl499.htm).

(Но ясно, почему правые, фашисты, придя к власти после Первой мировой войны, сочли это искусство дегенеративным и поуничтожали его.)

Ну так вот, недостаток моего достоинства требует, чтоб я вот к этим калякам-малякам отнёсся как к произведениям неприкладного искусства, искусства высшего разряда, посчитав, что, если б мне повезло, я б и без Беньямина, в совершенно поразительной неожиданности каждой каляки-маляки узрел бы след подсознательного идеала автора, идеала трагического героизма, “надеющегося” (кавычки из-за подсознательности) несмотря ни на что в действительности, что капитализм вот-вот взорвётся и исчезнет.

Хм. В действительности я, наткнувшись на каляки-маляки в 1991 году (см. тут),



Белютин. Мать и дочь. 1986.

никакого подсознательного идеала трагического героизма не увидел, а счёл выраженное тут: “Вы – ужас! Все!”, - умопостигаемым (мне один асс вещь объяснил), и в художественности Белютину отказал.

Может, и не зря – всё-таки более чем на полстолетия он от дадаистов отставал. Мог их знать и просто повторять их мотивы развлечения от отчаяния, их пир во время чумы.

И что в результате? Больше во мне недостатка или достоинства?

Неужели надо тупо ориентироваться по датам, и разрешать быть художественными только первым по времени произведениям, а всё остальное, мол, пусть будет самоповторением, ценности не имеющим?

20 июня 2020 г.

26.07.2020
21:17

Быть логичным не значит быть правым

25.07.2020
10:03

Накрутить-то себя можно...

24.07.2020
10:02

Так и не понятый Высоцкий

24.07.2020
08:48

В связи с дискуссией о Мемориале подо Ржевом

22.07.2020
12:02

Подумаем Вместе. Я - с клавиатурой.