Валерий Куклин - ВЕЛИКАЯ СМУТА - ВОЙНА ГРАЖДАНСКАЯ ИЛИ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ?

ВЕЛИКАЯ СМУТА - ВОЙНА ГРАЖДАНСКАЯ ИЛИ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ?

(историко-аналитические очерки, окончание)

Очерк восьмой. НЕСКОЛЬКО СУЖДЕНИЙ, КАСАЕМЫХ ПРИЧИН СМЕРТИ ИСТИННОГО ЦАРЕВИЧА ДИМИТРИЯ, СЛУЧИВШЕЙСЯ 15 МАЯ 1591 ГОДА В УГЛИЧЕ, И ПОСЛУЖИВШЕЙ ТОЛЧКОМ ДЛЯ НАЧАЛА "ВЕЛИКОЙ РУССКОЙ СМУТЫ 1605-1618гг".

В уголовном деле о смерти царевича Димитрия отмечено, что на горлышке найденного на дворе царского терема в Угличе отрока было два пореза, да и на иконах с лицом царевича обе эти полоски всегда аккуратно прописаны. Но об этом крайне редко говорится в многочисленных публикациях на тему таинственной смерти последыша Ивана Грозного. Даже криминалисты, то и дело изучавшие это дело, не придавали наличию именно двух порезов серьёзного значения. Чаще всего, если все-таки эта деталь внимание исследователей привлекала, то наличие двух кровавых полосок на шее Дмитрия Ивановича объяснялась так, словно это звучит в весьма старом, но по сей день актуальном анекдое: "Пострадавший споткнулся - и упал на нож, который сам же держал в руках. И так семнадцать раз..."

Вполне возможно, что впервые этот анекдот родился именно в Угличе в 1591 году. Ибо совремники тех событий из числа угличан и особенно пристально следивших за развитием событий на Руси после смерти Ивана Грозного поляков знали истиную причину смерти царевича почти наверняка: случайно порезавшегося во время игры в ножички царевича кто-то добил. Примем это пока за весьма зыбкую версию и зададимся вопросом: кто он - убийца последнего наследника русского Престола Первого русского государства?

Мы, в отлчие от современников тех событий, которые знали истину, можем лишь предполагать да догадываться о ней. Но для того, чтобы даже просто догадка родилась, надо подумать о следующем...

Положение лиц великокняжеского и царского звания в доромановской русской державе было незавидное, если смотреть на него с точки зрения людей 21 века. Потому что с рождения и до самой смерти все дети первого русского царя Ивана Грозного, как и он сам, находились под присмотром посторонних глаз круглосуточно, даже в самые интимные моменты жизни Государей всея Руси. Царь, равно как и царевичи, не имел даже права сам ходить по Палатам и по Сеням, его обязательно поддерживали под руки два особо доверенных человека княжеского звания. При этом даже вертлявый и энергичный ребёнок должен был не бегать, не носиться по двору, не орать благим матом, как требует от него природа, и даже не ходить, а шествовать, перемещаясь в пространстве медленно, держа тело осанисто, голову вознеся над телом величаво, лицом стараясь быть всегда на людях ясен. Даже оправляться по большой и малой нужде царевич был обязан в присутствии своего слуги-дядьки, который после всякого испражнения обязан был с помощью специального кувшина-кумгана подмывать испачканное место рукой, а потом подтирать специальным полотенцем. Даже любовными утехами с царицами занимались цари в присутствии Постельничего, обязанностью которого было ещё и спать у порога Опочивальни Государя внутри нее.

Да, до 4-5 лет с царевичами возились лишь мамки да няньки, но самое позднее в пять лет любого княжеского ребёнка, и уж тем паче царского, впервые сажали на коня и передавали в руки так называемому дядьке, становящемуся при малолетнем наследнике трона неким подобием Савельчича при Гринёве в повести А. Пушки на "Капитанская дочка".

Ни в одном из дошедших до нас допросных листов Угличского уголовного дела о смерти царевича Дмитрия нет ни слова о допросах такого рода "дядек" - а их должно быть не менее двух; и касаться вопросы Шуйского дожны были обстоятельств гибели младшего брата царя Фёдора Ивановича, по сути, инфанта, обращённых не к кому-то там, а к очевидцу происшествия. И нигде не указано, что у следственной бригады, прибывшей из Москвы в Углич, возникли вопросы о месте нахожденния этих дядек в момент трагедии, сли этих дядек не допрашивали. Равно как ни в одном из известных нам документах той поры нет сведений о самом существовании тех слугах царских, кто был по должности своей обязан следить за тем, чтобы из перешедшего пятилетний возраст мальчишки вырос муж мудрый, умеющий скакать на коне, стрелять из лука и из огнестрельного оружия, рубить саблей на скаку лозу - умение это гарантировало элементарное выживание человека в то кровавое время.

Из документов Дворцового Приказа, отмечающих выделение средств на содержание царевича Дмитрия и его слуг из царской казны, исчезла именно та часть документов, которая касалась оплаты труда и содержания целой оравы прислуги, которая обихаживала не только царский терем в Угличе, но и работала на земле этого, по сути, удельного Углического княжества, следила за возведением и содержанием всех построек городка, являвшегося по статусу своему собственностью царевича Димитрия и более никому не подчиняющегося, даже царю[1].

Кто же они были (или был?) эти дядьки (дядька)?

Ясно, что таким дядькой не мог быть дьяк Битяговский, которого растерзала разъяренная толпа угличан, ибо по должности своей он был, как сейчас бы сказали, стукачом-кэгэбэшником, работавшим на царя Фёдора Ивановича опосредованно: непосредственным шефом казнённого толпой дьяка был Глава Пыточного и Тайного Приказов (аналогов ВЧК-ОГПУ-НКВД-МВД-КГБ-ФСБ) Симеон Микитич Годунов - двоюродный дядя будущего царя Бориса[2]. Знание этого факта сразу делает нам понятным то, чего не могли понять историки 19 века и боялись сказать вслух учёные века 20-го: народ Углича воспользовался создавшейся ситуацией для того, чтобы свести счёты со стукачом Битяговским, выплеснуть боль и гнев свои на первого попавшегося под ноги толпы представителя карательных органов.

Не могли быть дядьками царевича и два родных дяди его - братья вдовой царицы Марии Григорий и Андрей Нагие, которые, во-первых, согласно данных Разрядной книги, получали в эти годы жалованье из царской казны за другого рода службы, а во-вторых, должность дядьки при даже царевиче была бы для царских родичей Нагих, равных в тот момент истории России по знатности Захарьевым-Юрьевым-Романовым, унижением рода[3]. А больше лиц мужского пола в окружении царевича ниде и не отмечено.

Кто-то старательно убрал все касающиеся оного (ии оных) дядьки (дядек) ВСЕ сведения из ВСЕХ архивного значения докумснтов 17 века. Оставим этот факт на заметку, дабы вернуться к нему попозже. А пока обратим свой взор на толпу угличан, не имеющей в дошедших до нас документах человеческого лица. Ибо допросные листы местного плебса, участвовавшего в бунте, касаются лишь троих людей самого низкого звания, которые лепетали то, что от них требовал княь Шуйский с помощью палача. Те же, кто стоял за спинами хулиганивших угличан и ярославцев, остаются вне внимания иториков, хотя бывший глава Тайного Приказа В. Шуйский наверняка искал их и задавал о них вопросы - и те оказались вместе с ответами на них опять-таки вырезанными из следственного дела[4].

Но вернёмся к толпе... Орава угличан в одночасье потеряла не просто своего сюзерена, но и фактически кормильца. Смерть ненавидимого ими полусумасшедшего и изрядно звероватого потомка Ивана Грозного[5] сбесила их по сугубо меркантильным причинам: без наличия дофина в государстве и сам Углич, и его окрестности, и его жители становились обычной, а не привелегированной, собственностью русского царя Фёдора Ивановича, то есть стали нести те же самые налоговые тяготы, что несли и все прочие дворцовые крестьяне Московии. При царевиче Дмитрии (а до этого - при царевиче Фёдоре Ивановиче, до этого - при царевиче Иване Ивановиче, до этого - при князе Владимире Старицком, его отце и деде) в течение ста лет угличане фактически были самыми привелегированными холопами Руси, ибо не платили в Московскую казну фактически налогов, а лишь содержали трудом своим и заботой наследников московского Престола, возможных Великих князей и Государей всея Руси. Дьяк Битяговский был убит угличанами, кстати, и потому ещё, что обязан был следить за порядком в Угличе - и не уследил.

(ПРИМЕЧАНИЕ: Так убивала толпа и в феврале 1917 года в Петрограде городовых и жандармов, так убивали парижане дворян во время Великой французской революции 1789-93 гг, так убивали восставшие русские крестьяне под руководством тех же Степрана Разина, Кондрата Булавина либо Емельяна Пугачева своих помещиков и дворян.).

Истерическая сила потерявших привилегии угличан жаждала крови - и вполне миролюбивые в сути своей православные христиане в тот момент убивали именно тех, кто по своему социальному положению ассоциировался в их сознании с властью, обязанной защищать угличан.

Обращает внимание на себя и тот факт, что царь Фёдор Иванович не наказал как следует за смерть своего младшего братишки никого. Получается, что главным виновником случившегося бунта, то есть государственного преступления, был признан... набатный колокол, которому за то, что в него кто-то там звонил, отрубили ухо, а затем сослали его (колокол!) на веки вечные в Тобольск. Остальные же бунтовщики были в большей части просто выпороты, а пару десятков семей выслали в Студённые земли и в Кострому.

(ПРИМЕЧАНИЕ: Поролась лишь мужская их часть толпы, женщинам в те времена подолы еще не заворачивали к головам и не срамили голыми ягодицами перед людьми, как делают это ныне русские барышни и дамы уже и без принуждения - и это, кстати, тоже показатель того, что нынешние русские - это иная нация, нежели те, что жили на Руси при Великой Смуте).

Новорусские историки, исходя из этой информации, делают посыл, будто бы царь Фёдор Иванович знал, что на самом деле царевича не убили, а подменили его специально зарезанным для этого крестьянским мальчиком (ПРИМЕЧАНИЕ: Тут же при этом признавая святость мощей невинноубиенного отрока Димитрия, покоящегося в Успенском соборе московского Кремля, что противоречит оновному утверждению по существу), называют даже автора этой мистификации - дядю вдовой царицы Афанасия Нагого, который якобы спрятал истинного царевича в каком-то из русских монастырей с тем, чтобы тот потом объявился в Польше, а не в Московии.

Автор этой нынешней версии историк-публицист Шахмагонов в советское время стоял на полностью противоположных позициях в отношении происхождения первого Самозванца, то есть признавал того, кого он теперь зовёт истинным воскресшим царевичем, никем иным, как Гришкой Отрепьевым. Создаётся впечателение, что случись очередной государственный переворот в России - и тотчас в официальной истории России Самозванец сменит свою личину. Но нас ведь интересует истина - и потому продолжим собственное расследование....

То, что виновным в смерти царевича не был признан ни один из угличан, говорит о том, что следствие велось князем В. И. Шуйским добросовестно и честно, хотя романовские и новорусские историки бездоказательно и сомневаются в этом, обвиняют князя в предвзятости. Если бы романовские историки, утверждавшие, что следственная бригада из Москвы руководствовалась приказом Бориса Годунова скрыть источник преступления, были правы, то всего резонней было бы дьяку Вылузгину, к примеру, арестовать кого-нибудь из угличан, выбить из того под пыткой признание в намеренном убийстве, а потом натравить на него толпу или повесить подозреваемого в каземате, объявив, что тот сам повесился от стыда и безысходности. Методики, подобные этой, использовались в мире в течение тысячелетий - и всегда ввиду их простоты приносили оптимальные результаты.

Следственная же бригада Шуйского - вопреки распространённому ныне мнению о повальной коррупции в Древней Руси - работала со свидетелями добросовестно, честно и скурпулёзно. Это заставляет предполагать, что у князя Василия Ивановича - профессионального следователя, кстати, - было несколько версий смерти царевича Дмитрия, и он их все проверил - и из всех из них выбрал наиболее достоверную, которую и доложил царю Фёдору Ивановичу. А уж потом в келейном кругу государственных мужей было принято решение остановиться на обнародовании именно той легенды, которая была изначально произнесена толпой до того ещё момента, когда следственная бригада прибыла из Москвы в Углич: якобы царевич Дмитрий случайно зарезался во время игры в "тычку": рисовали на земле дети круг, делили его по секторам, а потом бросали ножик в землю и прирезали к себе таким способом "завоёваное пространство" - в такие игры играли практически все мальчишки СССР и в моём ещё детстве.

То, что больной эпилепсией мальчик мог упасть так неловко, что наткнулся горлом на острое лезвие своей сабельки (переименованной в ножик в допросных листах специально, хотя во всех прочих документах говорится о том, что царевич обожал играть со своей именно сабелькой), не должно никого удивлять.

(ПРИМЕЧАНИЕ: Я самолично был свидетелем двух эпилептических приступов двух различных людей. С одним из них - однокурсником моим по МЛТИ - приступ случился во время ужина, когда он ел жаренную картошку ложкой. Юноша, упав со стула на пол, успел ударить этой кухонной утварью себя и по лицу прежде, чем мы втроем успели навалиться на него, прижать руки и ноги припадочного к доскам. Студентку же Литинститута, у которой случился эпилептический припадок на лекции, однокурсник мой врач-психиатр, ныне известный в Казахстане сценарист и драматург Шахимарден Кусаинов заломал на глазах всего курса один, сунул ей в рот перемотанную носовым платком линейку - и женщина не задохнулась хлынувшейиз ее горла пеной, как это случилось в свое время с вышеназванным моим однокрусником).

Ребятишки же, игравшие в "тычку" с царевичем, увидев припадок, просто бросились с криками ужаса прочь. Ибо вой, каким начинается и сопровождается приступ падучей, действительно ужасен.

Свидетельства именно этих детей - очевидцев, как минимум, приступа, а то и гибели царевича - из следственного дела исчезли. Как нет и документов с вопросами-ответами слуг о том, почему это вдруг обязанный находиться под постоянным присмотром взрослых царевич оказался на заднем дворе царского терема наедине с детьми, да еще и с холодным оружием в руках.

А это говорит о том, что на самом деле изначально существовали свидетельства взрослого человека - очевидца самоубийства, слов которого о том, КАК это произошло, было для следственной комиссии ДОСТАТОЧНО - и быть им мог только дядька царевича, который должен был нести всю полноту ответственности за произошедшую с его подопечным трагедию. Или говорит... о том, что сей дядька таинственным образом исчез из Углича - и не смог быть допрашиваемым, то есть разом превратился в основного подозреваемого. Если же дядек у царевича было двое, то отсутствие листов с их допросами в деле и вовсе вызывает недоумение: куда они могли деться, ибо они там должны были быть?

Тогда становится понятным и отсутствие в уголовном деле материалов допросов детей, игравших в "тычку" с царевичем: они обязательно должны были сообщить о том, что делал и как поступил во время приступа царевича Дмтрия его "дядька".

Отсюда вывод: в Угличе следствие располагало достаточными осоваиями для того, чтобы точно назвать царю Фёдору Ивановичу имя убийцы царевича Димитрия Ивановича. Именно ПОЭТОМУ большую часть времени комиссия Шуйского была занята не его поиском и доказательствами обвинения "дядьки", а анализом причин и храктера бунта в Угличе, поиском зачищиков случившихся после убийства царевича беспрядков. Да и полномочий у бригадира следственной группы князя В. И. Шуйского было достаточно для того, чстобы принять самые что ни на есть репрессивные меры против жителей целого города. Только природная доброта Василия Ивановича, о которой было не раз сказано в предыдщщих очерках, позволила угличанам обойтись "малой кровью".

Разрешению вопроса насколько верна версия убийства, а не самоубийства царевича Дмитрия, может помочь такой факт... Богобоязненный, стойкий в православной вере, доказавший всей жизнью своей и мученической смертью глубокую порядочность царь Василий Иванович Шуйский повелел признать последнего сына Ивана Грозного святым православным мученником и, перенеся из Углича (где царевич был похоронен в освященной церковью земле, а не на задворках кладбища, как положено хоронить самоубийц) в Москву его останки, позволил допустить к ним желающих исцелиться людей с тем, чтобы признал и мир (в значении этого слова - общество) святость невинноубиенного отрока.

Будь у Шуйского малейшие сомнения в том, что виденный им труп с двумя порезами на шее - не царевич Димирий, не бывать бы этой процедуре в Москве и не бывать бы в православных Святцах этого святого мученика.

Тогда возникат резонный вопрос: почему имени убийцы наследника Престола Рюриковичей не знаем мы, и не не знали уже спустя 10 лет ни в Московии, ни в Польше большинство людей? Ответов несколько:

- По-настоящему-то народу русскому было наплевать на то, каким образом умер царский сын, как нам всем было по-настоящему-то наплевать на все посмертные эпикризы советских врачей-академиков, публиковавшихся сразу после многочисленных смертей всей оравы советских вождей послесталинского периода. Все в России, к примеру, знали, что Ельцин умер от пьянства, а потому медицинского заключения в газетах никто не читал, к сообщению по радио и телевидению никто не прислушивался, все и так знали и знают, что СМИ всё равно правду не скажут, сбрешут.

- Все на Руси - благодаря "сарафанному радио" - в 1591 году знали, что царевич Дмитрий был добит, хотя власти и объявили его самоубийцей. Затем за давностью лет массы забыли детали этой смерти - событии в общем-то малозначительном для сознания психологически здорового человека, и легко купились на лозунг 1605 года о якобы чудом спасшемся от рук убийц царевиче Димитрии, взяв эту мысль за лозунг, а фактически увидев в нём оправдание своему желанию пограбить.

- Многолетняя однообразная пропаганда, произведенная с амвонов русских церквей в течение трех сотен лет правления Русью домом Романовых, была направлена на то, чтобы в тупые головы российской толпы вбить мысль официальную: царевич Дмитрий случайно зарезался во время игры в "тычку". Приблизительно такая же идёт сейчас работа по одурманиванию населения в школах и СМИ России, где утверждается, что СССР распался после референдума, на котором будто бы большинство населения высказались за развал страны. На самом деле, 86 процентов советских людей проголосовали за сохранение Советского Союза. Но кому теперь до этого есть дело? Точно также не было никогда никому никакого дела до того, каким образом умер несовершеннолетний сын Ивана Грозного.

- Все всегда знают, что детали смерти любого государственного лица в любой державе являются плодами политических спекуляций, фактически тайной, а потому любое обнародование их есть свидетельство идеологических манипуляций.

(ЗАМЕЧАНИЕ: Нам до сих пор, к примеру, забвают мозги СМИ России всевозможными версиями смертей и Ленина, и Сталина, и Хрущёва, и Брежнева, и Андропова, и Черненко, и Ельцина, и их детей, и внуков. Век 17-ый ничем не отличался от века 21-ого в этом отношении, а потому официальная версия обзательно должна быть лживой).

- В 1605 году некоторые русские люди ёще что-то могли вспомнить о том, как и почему за 14 лет до этого умер царевич Дмитрий, но ко времени окончания Великой Смуты была уничтожена половина населения Московии, - это во-первых, а во-вторых, в активный возраст пришло новое поколение русских, для которых легенда о смерти царевича Дмитрия превратилась в "предание старины далёкой", не подлежащей ревизии. То есть ко времени написания дошедших до нас хроник и мемуаров, посвящённых Великой Смуте, НИКТО в стране не имел достоверной информации о самом факте смерти царевича Дмитрия, и уж тем более не пользовался достоверными данными о том, кто и как убил его.

Все эти причины в совокупности своей и дают ответ на вопрос: почему уже в процессе цензуры Филаретом архивных материалов о Великой Смуте последние попадали под его кастрактирующий их нож уже фактически малодостоверными. И это вынуждает нас разбираться в произошедшем в мае 1591 года преступлении самостоятельно, без ссылок на версии авторитетов всевозможных наук прошлых лет...

Итак, ясно, что поранившегося во время игы в "тычку" царевича Дмитрия дорезал взрослый человек, находившийся в это время во дворе царского терема в Угличе. Ясно и то, что исчезнувшие из уголовного дела листы как раз-таки и касаются упоминаний имени и звания этого человека; остались лишь листы без прямого обвинения кого-либо в соверешении преступления, из-за которого собственно-то и была создана и срочно выслана в самую распутицу в дальнюю дорогу следственная бригада во главе с основным новым претендентом на московский Престол, каким стал сразу по смерти царевича Димитрия, повторяю, согласно законов наследования Первого русского государства, Василий Иванович Шуйский.

Почему послал царь Фёдор Иванович в Углич именно Василия Ивановича Шуйского, а не, к примеру, Бориса Годунва? Ведь не был князь в это время на должности в каком-либо из трёх карательных Приказов. Посылать В. И. Шуйского в Углич только потому, что за несколько лет до этого Василий Иванович занимал пост Главы Судебного приказа, - всё равно, что поручить Путину, бывшему в 2006 году президентом России, следственное дело по делу патриотов России, покушавшихся на жизнь верховного прихватизатора страны Геннадия Чубайса, не следователям Генеральной прокуратуры, а руководителю администрации президента, каким был нынешний президент Медведев. Раз Путин так не поступил, то почему же поступил так царь Фёдор Иоанович? Или Государь страны из года в год приращивавшейся новыми землями был глупей президента страны, земли свои теряющей?

Нельзя сказать, что над этим вопросом никто из исследователей истории Великой Смуты не задумывался. Задумыаались. Только вот ответы придумывали самые головотяпистые, пересказывать которые здесь смысла нет. Хотя высказанная в предыдущем абзаце мню ирония вполне четко дает ответ. Звание главного преемника царской власти ставила Василия Ивановича Шуйского в 1591 году в положение в государстве не только особое и почетное, но и в невероятно ответственное и трудное. Время, в который уж раз повторяю, было на Руси практически средневековое, сознание людей оставалось родово-общинным, но при этом интеллектом государственные деятели того времени не уступали нам и нашим главам государств, а, пожалуй, даже превосходили, ибо марионетками иностранных компаний московские Государи и их нследники в 16-ом веке быть просто-напросто не могли - общественная мысль планеты ещё не доросла до такой демократизации общества. То есть, условно говоря, будучи "Медведевым" при смертельно больном "Путине", Шуйский обязан был лично разобраться в следующих девяти вопросах:

- на самом ли деле мёртв малолетний наследник московского Престола?

- на самом ли деле произошло самоубийство царевича или кто-то ему "помог" зарезаться?

- если царевича убили, то кто это сделал и по какой причине?

- если причина убийства царевича лежит в сфере государственных интересов, то какие силы стоят за спиной убийцы?

- не имеют ли отношение к случившемуся спецслужбы и шпионы иностранных государств?

- возможно ли скандал замять и каким способом?

Ответить на эти вопросы должен был только сам Шуйский - такова обязанность возможного самодержца в родово-общинном обществе, а вовссе не находящегося на Престоле Государя, бзанностью которого является власть и порядок олицетворять, а не заниматься поиском преступников[6]. Будущий царь-батюшка просто не мог народу-детушкам своим позволить в 16 веке думать, что наследников помазанника Божьего можно резать, как цыплят[7]. Ибо князь, в этом случае защищал, в первую очередь, собственное потомство и собственный род - и только это гарантировало царю Фёдору Ивановичу_,что следствие будет объективным, эффективным, а сведения, которые будут донесены до народа по завершению процесса, пойдут во благо Московскому государству, а не во вред ему. К тому же наследник был кровно заинтересован в сокрытии нформации, которая могла бы поколебать трон царя московского. Потому никакой иной кандидатуры из числа подданных Фёдора Ивановича на должность руководителя следственной комиссии по убиению царевича Димитрия, кроме Шуйского, не было, и быть не могло.

То есть, если бы внезапно скончался в этот момент князь Василий Иванович Шуйский, тотчас его место в комиссии занял бы его младший брат Шуйский Дмитрий Иванович - и никто другой. Доромановской московской Руси ещё повезло, что следствием занимался опытнй в этой профессии Василий Иванович, а не его вояка-брат. И вся псевдонаучная говорильня о том, что следовало бы царю послать в Углич старшего брата Голицына либо князя Мсиславского, а не Шуйского, не имеет под собой реальной почвы. Ибо в родово-общинном обществе всё еще доромановской Руси царю не пристало быть самодуром подобно Петру Первому и поступать во вред общинному мнению. Царь Первого русского государства был бОльшим рабом законов и условностей, чем любой из его подданных[8].

И Шуйский, если судить по реакции царя Фёдора Ивановича на его доклад, с поставленной перед ним задачей справился с блеском. То есть на все вышеперечисленные вопросы он дал царю точные и чёткие ответы. Давайте попробуем реконструировать их с точки зрения жителей 21 века, которые знают многое из того, что могли не знать жившие на рубеже 16 и 17 веков люди, но могли и знать...

1. Убитым в Угличе 15 мая 1591 года ребёнком мог быть только царевич Димтирий - и доказательством тому служат следующие свидетельства:

- труп ребенка видели и могли опознать возможную подмену все 15 тысяч жителей Углича и его окрестностей, включая младенцев и глубоких стариков, которые не только ведь взбунтовались по призыву Афанасия Нагого, но и припёрлисть поглазеть на мёртвого хазяина своего. Все угличане были кровно заинтересованы в том, чтобы царевич Дмитрий оказался на самом деле жив, или даже подменён, или похищем - в этом случае ленное владение его со всеми налоговыми льготами, о которых было сказано ранее, оставались бы за угличанами. И они бы обязательно указали Шуйскому на свидетельства, доказывающие подмену мертвеца. Хотя бы потому, что не бывает в столь бльшой толпе единодушия ни в чем, а особенно - в отношении к своему сюзерену. Тем более, что, как ранее уж было сказано, юный царевич был зело жесток, обидел и даже изувечил немало углического народа.

- сам Василий Шуский и член его комиссии дьяк Вылузгин знали царевича в лицо лично, а труп ко времени их приезда выглядел, согласно документов следственного дела, нетленным, то есть не был обезображен смертью. Прична нетленности состояит в том, что тело царевича лежало в пгребе Теремного дворца на льду, дело было весной, когда запасённый с зимы лёд в погребах ещё даже не начал таять - и температура в помещении в течение двух недель, прошедших со дня гибели Дмитрия и до приезда комиссии, не поднималась выше нуля градусов. О том, что мыши объели труп и сделали его неузнаваемым, сведений до нас не дошло - потому эта версия из разряда больных фантазий. К тому же в русской практике тех лет мясо, хранимое в такого рода погребах, обертывалось листьями крапивы и мяты либо бересклета, бузины и черёмухи, обладающих не только бактерицидными свойствами, но и спосбностью отгонять насекомых и грызунов. Да для сохранения трупа царевича могли и просто посадить под замок слугу с хворостиной. То есть члены следственной комиссии из Москвы имели возможность сами опознать царевича Димитрия - и опознали в нём царевича Дмитрия.

2. Царевичу "помогли" умереть, ибо дважды полосануть себя по горлу сабелькой (пусть даже ножичком) невозможно даже больному эпилепсией. В истории мировой криминалистики, утверждают специалисты, случая даже одноразового поранения собственного горла припадочным больше нигде на планете зарегестрированно не было, а уж о двойном самоубийстве и говорить не приходится. Подавляющее же число смертей эпилептиков происходит вообще от самоудушения от рвущейся изнутри пены и рвоты.

3. Царевича добил во время или после случившегося с ним припадка после того, как убежали остальные дети со двора, тот близкий ему человек, который исполнял должность дядьки при нём. Он же, кстати, мог просто прогнать детей, а потом, оставшись наедине с царевичем, совершить убийство. И такого рода реконструкция звучит наиболее достоверно и естественно, для объяснения её не надо использовать хитроумных рассуждений и придумывать головокружительные версии. Исторический опыт человечества доказываает, что именно простые объяснения таинственных событий, случавшихся при династических войнах, оказываются наиболее верными и достоверными.

Согласно математического закона Гауса, необычные случаи, происходящие с отдельно взятым лицом, могут повторяться, но никак не чередоваться, как это случилось с царевичем Дмитрием, его двойниками и откровенными самозванцами, ибо череда являет собой закономерность, под которую легко подвести математическую формулу либо составить математическую модель. В деле же убитого, затем воскресшего в сознании народном царевича Димитрия и самозванцев, то и дело случавшихся вокруг них чудес да странных событий никакой закономерности не наблюдается - все они оказываются самостоятельными и самодостаточными: победа пятистами сидящими в осаде в Кромах казаками пятидесятитысячной московской армии никаким образом не связана, к примеру, с чудесами исцеления от прикосновения к мощам невинноубиенного царевича Димитрия, произощедшими буквально через полтора года; равно как и явление иконы Казанской Богоматери ничем не связано с невиданным подъёмом национально-патриотического духа Среднем Поволжье и в Северных землях, а также с перыми двумя здесь названными событиями. Примеров, подобных этим, великое множество.

Отсюда следует вывод: наиболее простое объяснение случившейся смерти царевича Димитрия и есть наиболее верное - убийство.

4. Причин, по которым взрослый человек решился на детоубийство, неподъёмное множество: от нервной усталости при необходимости постоянно находиться рядом с психически нездоровым наследником трона, потрясавшего окружающих своими бессмысленными и жестокими выходками, - до выполнения заказа на убийство наседника русского Престола. Потому, если следовать логике третьего, то есть предыдущего пункта, то самым простым объяснением убийства царевича Димитрия следует признать исполнение заказа самой заинтересованной в его смерти стороны - представителей правящей династии будущего Второго русского государства бояр Захарьевых-Юрьевых-Романовых и их непосредственных хозяев в виде Ордена иезуитов при святом Римском Престоле.

И потому возникает вопрос: кто из присутствующих в Уличе в момент его смерти известных нам лиц являлся лицом, близким к дому Романовых и одновременно был близок к иезуитам?

При внимательном чтении предыдущих очерков любой может ответить однозначно: из всех двух с половиной тысяч известных нам участников так называемой Великой Смуты таковым мог быть лишь один человек - Иван Мартынович Заруцкий[9]. Либо кто-то другой, нам неизвестный.

При этом следует отметить, что Заруцкий не мог быть дядькой царевича по целому ряду причин. Во-первых, он был дворянином из Волыни, то есть иностранцем для Московии 16 века, которой в те времена земли Волыни не принадлежали. Во-вторых, известный нам Заруцкий был лишком молод для того, чтобы ему доверили воспитание родного брата царя в качестве дядьки - таковыми назначали, как правило, мужей значительно старщих, отличившихся в боях и заслуживших доверие царя дворян, людей разумом примитивных, но телом и убеждениями крепких. Заруцкий же, как мы видели в предыдущих очерках, отличался и изрядным коварством, и умением плести интриги, и полководческими талантами. Тратить силы такого молодца на роль няньки не могло бы прийти в голову ни царю Фёдору Ивановичу, ни Борису Годунову, которые и подбирали штат слуг для царевича Дмитрия.

Отсюда следует второй естественный и закономерный вывод: Заруцкий МОГ быть лишь соучастником преступления.

5. Если именно дядька (возможно, что под приглядом либо с помощью Заруцкого) добил царевича для того, чтобы избавиться от замучившего его деспота, и следствие доказало бы это, то имя убийцы на бытовой почве стало бы достоянием общественности тотчас, а вместе с ним и нашлась бы некая ложь, которая бы сокрыла истинную причину убийства царевича, тут же превратив его смерть в легенду о мученичестве. И тогда бы имя убийцы царевича Дмитрия дошло бы до хотя бы россиян начала 18 века в легендах, сказках и песнях, а отголоски их достигли бы и нас...

Но, во-первых, место малолетних князей-мученников, павших в результате распрей из-за великокняжеского трона, в пантеоне святых православной церкви было занято ещё с 12-го века Борисом и Глебом. Да и невозможно было сразу по смерти "бесноватого" царевича (таковыми почитались все припадочные дети и женщны на Руси, но взрослын эпилептики почитались "отмеченными Богом") признавать его святым. Во-вторых, родной брат убитого царь Фёдор Иванович официально признал в 1591 году царевича Дмитрия хоть и невольным, но самоубийцей, то есть лицом, согласно зконов общества Первого русского царства, преступившим все-таки законы не только человеческие, но и Божеские. О таком покойнике песен не поют, а легенды если и рассказывают, то в виде страшилок, как про Дракулу.

(ПРИМЕЧАНИЕ: Царевича Дмитрия похоронили по православному обряду, со священником и на освящённой земле в Угличе - и это само по себе говорит о том, что угличанам, равно как и царю, было известно неофициальное заключение следственной комиссии: царевич хоть и поранл себя сам, но убит был окончательно лицом сторонним. То есть мудрейший Государь всея Руси Фёдор Иванович (при Романовых был признан он идиотом, а потом эта версия стала канонической и закрепилась в художественных произведениях, в том числе и в знаменитой пьсе А. Пушкина и в опере М. Мусоргского "Борис Годунов") пошёл даже на дискредитацию собственного рода Даниловичей, назвав одного из его представителей самоубийцей.

Да ради спокойствия внутри страны не позволил средний сын великого Государя Ивана Грозного рассматрвать смерть сродного брата, как произошешую от руки шпиона, ибо это послужило бы ему искушением и обязанностью использовать эту смерть, как повод для объявления войны Речи Посполитой. В отличие от своих пребывающих в сумеречном средневековом сознании подданных, царь и великий Государь всея Руси Фёдор Иванович сумел переступить через долг свой следовать традициям средневекового общства и мстить личным обидчикам путем агрессии на соседнее государство и сведения личных счётов убийством тысяч своих и чужих подданных. Тем самым царь Московии фактически разрушил интригу папского двора, решившего уже тогда покорить силой польского оружия и православную Московию.

И это вполне чёткое и весьма простое объяснение - косвенное подтверждение того, что убйиство царевича Дмитрия было заранее спланированным с целью вынудить Московию начать войну с Польшей. А также свидетельствует оно о том, что соучастником этого заговора, который бы в случае войны именно в этот год неминуемо привел бы православную Русь к поражению и порабощению соседней католической державой, был и будущий Филарет, а тогда ещё боярин московский и член тайного латинянского общества, то бишь дисидент Никита Фёдорович Захарьев-Юрьев - в будущем Романов.

ЕЩЕ ОДНА ДЕТАЛЬ: Спустя 4 года по смерти царевича Димитрия, как было сказано выше, случилась Брестская Уния, расколовшая православие: Речь Посполита оказалась сильна, как никогда ранее: денег тогдашний папа римский для короля Сигизмунда не жалел, а Русь оказалась одна против мощи и финансового могущества практически всей Европы.

Из всего вышеназванного в этом пункте следует опять-таки естественный вывод: убийца царевича Дмитрия должен был обязательно - по замыслу латинян - разоблачен не как подданный Государя Московского Фёдора Ивановича, а как житель другой страны, живший под чужой личиной в Угличе, но ни в коем случае никак не связанный с имеющимся внутри Московии корпусом "пятой колонны" во главе с Фёдором Никитичем Захарьевым-Юрьевым - и именно это его свойство объясняет большинство тайн в этом уголовно-политическом деле. Будущий Филарет должен был явиться чистым перед современниками своими, дабы взять корону московскую внешне нехотя и с якобы смирением в душе. Чтобы потом, встав во главе державы, карать всех не пожелавших сменить веру беспощадно. Что и произошло после окончания так называемой Великой Смуты[10]. Только вот к 1619 году Филарет оказался изрядно измаран изменами собственными и чужой кровью - и потому смирился с тем, что царство официально все-таки осталось не за ним, а за его сыном Михаилом.

6. Из вывода предыдущего пункта следует, что убийцей царевича Дмитрия мог и не быть именно дядька наследника Престола - ибо на должность эту даже в обычных княжеских семьях назначали самых доверенных, известных десятилетиями в семье боевых холопов возраста, как правило, старше среднего, но находящихся в хорошей физической подготовке - некие подобия персонажей, сыгранных в советском кино молдавским актером М. Волонтиром - Последние детали тоже немаловажны, ибо в родово-общинном и одновременно христианском обществе люди, перешагнувшие через пятьдеят лет, были чрезвычайно оабочены тем, с каким количеством грехов и добрых дел они предстанут перед Богом, а потому найти среди них лицо, способное и на дето- и на цареубийство среди православного люда было практически невозможно. Такой дядька и не мог подпустить к царевичу кого-либо постороннего, тем более в момент припадка эпилепсии у того. А вот иезуит не просто мог это сделать, но даже был обязан совершить смертельные грехи против православного люда ради Матери католической церкви.

То есть при такого рода подробном анализе мы опять-таки возвращаемся к Заруцкому, как к возможному убийце либо как к соучастнику убийства царевича Дмитрия.

7. Получается, что и версия с дядькой не выдержала критики? Погодите спешить. Давайте обратим внимание на то, что бывают на свете и двойняшки, то есть лица, удивительно похожие друг на друга, которых возможно подменить, и отметим, что традиции такого рода подмен лиц, находящихся на Престолах или возле оных, восходят еще ко временам допотопным. И подмены такого рода совершали, как правило, либо представители конкурирующих династий, либо иноземные властители (Вспомним весьма достоверную версию А. Дюма с попыткой подменить французского короля Людовика Четырнадцатого Железной маской в романе "Виконт де Бражелон").

В данном случае, таких возможных заказчиков убийства царевича Димитрия руками подменного дядьки, на первый взгляд, могло быть только два: московский боярин Фёдор Никитич Романов и польский король Сигизмунд Третий Ваза - или оба они под крылом Матери Святейшей Римской церкви во главе с папой римским образца 1585-90 гг то есть Сикста Пятого. Потому что подготовкой этого убийства и всего заговора против Московии начали заниматься именно при нём, а по смерти его и череды недолго живущих понтификов (Урбана Седьмого, пропапствовавшего 12 дней, Григория 14, бывшего папой чуть больше года, но успвшего сжечь Джордано Бруно, и Климента Восьмого (Ипполито Альдобрандини), по смерти которого сел на папский Престол Лев Одиннадцатый - Алесандро из знаменитого своими убийствами, кровосмесительством, отравлениями и прочими дичайшими преступлениями рода Медичи, который и наслал на Русь чуму в виде первого Лжедмитрия), работу по планированию Крестового похода против Руси возглавлял генерал Ордена Иисуса Христа Клавдий Аквавиа (бывший на этом посту в отличие от недолговечных пап с 1581 по 1615 гг).

По сути, говоря о подменах людей власти, как об угловном преступлении, мы должны признать, что названные только что лица были, по своей сути, именно уголовными преступниками, всю свою жизнь преступавшими нормы морали и права окружающего их общества, дабы возвыситься над обществом - и именно для них подмена трупов какогото там царевича в какой-то там Московии или подмена дядьки, который и совершил убийство царевича, ничего не значили. Им так захотелось - значит, так Бог повелел.

8. То есть заказчик этого убийства ясен, лицо исполнителя проглядывается основательно, а все это вместе в совокупности объясняет массу так называемых загадок истории, касаемых событий Великой Смуты: почему, например, по смене пап римских в 1605 году (пропапствующий 13 лет и основательно запутавшийся в финансовых расчётах с ломбардскими ростовщическими домами Климент Восьмой умер, пришёл Лев Одиннадцатый, начались ревизии, проверки счетов и запасов золота в хранилищах Ватикана, затормозились все финансовые и торговые операции, прекратилась выплата по непроверенным счетам, да и почта в те времена работала из рук вон плохо, границ было в Европе больше, чем сейчас, раз в десять, рабойничали на всех дорогах тысячи так называемых благородных рыцарей, целые государства стали переходить из католичества в протестантизм) из казны Расстриги, идущего войной на Русь, вдруг исчезли деньги в самом начале похода?

Что на самом деле заставило казначея при войске Лжедмитрия Первого Юрия Мнишека покинуть воровскую рать опять-таки после получения сообщения о смерти папы римского Климента Восьмого, когда новый папа был ещё не избран?

(ПРИМЕЧАНИЕ: Романовские историки объясняют этот поступок самборского старосты страхом за свою жизнь после разгрома Самованца под Добрыничами только для того, чтобы сокрыть как можно больше фактов причастности римского Престола к появлению Лжедмитрия в Московии. Они даже не потрудились выдвинуть свою версию причину того, почему Юрий Мнишек, известный и до этого своим умением прикарманивать чужие деньги, присвоивший даже личную казну предыдущего польского короля Сигизмунда Второго, мог и деньги Рима, выданные ему королём Сигизмундом Третьим, прикарманить. А ведь возможна и версия, что королем и будущим тестем Лжедмитрия было заранее задумано при первой же военной неудаче Самозванца оставить его без денег и без наёмников, а полученное из Рима золото разделить. Ничего близкого к этим версиям никогда в истории исторической науки России исследовано не было. А ведь версии лежат на поверхности, они объясняют многие странности поведения людей в период войны Расстриги с династией Годуновых).

9. Кто заставил или кто убедил казначея московского войска Сутупова в 1605 году уворовать царские деньги и передать их Самозванцу на оплату трудов его наёмной армии, идущей на Москву? Ибо так просто, то есть по наитию, из верноподданического чувства к никогда им не виденному и чудом воскресшему сыну давно уж покойного царя Ивана Грозного, никакой банкир (пусть даже не еврей, а русский) не отдаст огромную сумму, которую ему проще было бы присвоить и сбежать с ней в края далёкие, где любому богатому негодяю рады, пусть даже марсианину. Но нам всё время вбивают в головы именно эту версию: захотелось Сутупову изменить царю Борису, которому он крест на верность целовал, - Ступов и предал Государя, а миллионы (если перевести на современные деньги) рублей золотом отдал в руки Самозванца.

Почему же тогда не стал Сутупов по приходу Лжедмитрия к власти в Москве ближайшим его человеком, не стал заведовать государственной казной? Почему стал Сутупов лишь обладателем потешного для Московии звания канцлер без каких-либо прав и привилегий? Не означает ли это, что привилегии и почёт получили те, кто стоял за Ступовым и его предательством?

Ответ на посдедний вопрос известен: привилегии при первом Самозванце получили исключительно члены кружка тайных московских католиков (князья Долгоруковы, Татев, боярин Шереметьев и так далее) с переставшим быть во главе его физически, но остающимся духовным лидером оного братства Филаретом Захарьевым-Юрьевым-Романовым.

То есть предлагаемая мною версия причин и характера смерти царевича Димитрия оказывается подкрепленной и с этих сторон. И мы можем сказать с уверенностью на 99 процентов, что рядом с царевичем Дмитрием некоторое время жил в ожидании удобного случая для свершения убийства в качестве дядьки его физический двойник, который и добил младшего сына царя Ивана Грозного во время случившегося с ним припадка. И человек этот был агентом иностранных спецслужб, которые, в свою очередь, подчинялись и королю польскому, и папе римскому Клименту Восьмому.

Но, прежде, чем мы займёмся расследованием в этом направлении, давайте вернёмся к материалам следствия, проведённого Василием Ивановичем Шуйским и его командой, чтобы обратить внимание на несколько деталей, проливающих свет на формулу поведения главного следователя по делу об убинии царевича Димитрия....

Но прежде ответим на ещё один вопрос: что ещё могло исчезнуть из дошедших до нас материалов дела о смерти царевича Дмитрия?

Об убийце наверняка говорила, например, нянька Волохова, часть листов из распросных речей которой пропала безвозвратно.

Могла знать с кем отпускала она сына погулять и поиграть во дворе мать царевича Мария Нагая, но до нас дошло только сообщение о том, что это именно она натравила толпу на дьяка Битяговского, к которому испытывала личную неприязнь за то, что тот по приказу царя Фёдора Ивановчиа следил за нравственностью вдовой царицы и лишал ее возможности блудить.

Прочий же женский сброд лепетал о случившемся столь невнятно, что пользы от их свидетельских показаний ни на грош. Остаётся лишь впечатление осознания женского ужаса от случившегося и всеобщего понимания необратимости случившейся трагедии - и это ещё одно косвенное свидетельство того, что был убит именно царевич, а не подменённый на него двойник, и заставляет нас вторично подумать о существовании двойника дядьки при царевиче.

То есть, если бы было возможно реконструировать ичезнувшие из уголовного дела страницы, то весь этот исчезнувший бабский батальон должен был непрерывно говорить об одном и том же человеке, винить во всём его и сваливать на него все свои вины. Так было бы естественно чисто психологически. Если бы не было такого человека-громоотвода, остались бы страницы, где они валят вину друг на друга или ещё на третьих, пятых лиц. При наличии же твёрдо обозначенного преступника, никаких иных подозреваемых просто-напросто не остаётся.

При этом следует отметить, что со дня гибели царевича Дмитрия и до первого дня допросов прошло никак не меньше десяти суток, в течение которых оказавшиеся допрашиваемыми слуги и близкие покойного по многу раз между собой обсудили трагедию, высказали не одну сотню версий случившегося, а то и сами, всем миром, вычислили татя, а также могли и договориться что и кому отвечать, в чем признаваться, а что скрывать от следствия.

То есть все так старательно и с таким доверием обсусоленные позднейшими исследователями факты, обнаруженные ими в следственном деле по нечаянному самоубийству царевчиа Димитрия, могут быть и подстроенными, и шиты белыми нитками, а то и вообще выдуманными. Ибо одной из особенностей закрытых женских коллективов, каким являлось, по существу, сообщество допрашиваемых В. И. Шуйским свидетелей, является наличие взаимных интриг, склок и беспочвенных обвинений - и заранее не согласованная ложь обязательно бы вылезла бы наружу при допросах. Между тем, ничего подобного в доставшихся нам материалах следствия не присутствует. И это заставляет нас предполагать, что тот человек, имя которого чаще всего было упомянуто в "распросных листах", таинственным образом исчезло, мог быть в весьма близких (а то и интимных) отношениях со всем этим сбродом женщин, состоящих в основным, из незамужних и вдовых дворовых баб. И следователи понимали это не хуже нас с вами.

А потому члены комиссии имели ВСЕ ОСНОВАНИЯ допросить именно этого человека в качестве главного подозреваемого. Но страниц с его допросом нет, а возможно их и вообще не было, ибо этот человек сразу после убийства должен был покинуть Углич со взбунтовавшимся пригородом. И все допрашиваемые были твёрдо уверены в том, что дядька (либо двойник его) будет недоступен властям Московии, что его не допросят - и он не выдаст их собственные провинности в этом деле.

Ибо главной провинностью царских слуг следует считать, согласно дошедших до нас документов, тот факт, что царёныша, психически нездорового и неукротимого во гневе, то и дело впадающего в истерики и льющего слёзы, лупящешего вокруг себя сабелькой, грызшего (в девять лет!) грудь своей бывшей кормилицы до крови, неукротимого в то и дело накатываемых на него приступах гнева, отпустили во двор гулять одного без присмотра в компанию мальчишек - существ в большой степени воинственных, постоянно непроизвольно находящихся во взаимной борьбе за лидерство в компании, неспособных основательно контролировать свои поступки, могущих поступать самым неожиданным образом, вплоть до удара в морду царевичу, если тот вдруг оскорбит кого или схлюздит в игре.

То есть, согласно материалов нам известного уголовного дела, слуги и мать царевича вольно или невольно, но спровоцировали ситуацию, которая повлекла за собой припадок эпилепсии у Дмитрия с печальным исходом. А уж неизвестных нам проступков у такой оравы прислуги царевича могло набраться и воз с маленькой тележкой - без заранее уговоренной версии они бы облили друг друга такими помоями, что Шуйскому впору было их всех тут же перевесить.

Да, даже часть вышеназванных обстоятельств должна была обернуться самыми страшными карательными мерами по отношению к слугам царевича Дмитрия Ивановича. Но ничего подобного не произошло. То есть в вырванных листах уголовного дела говорилось нечто такое, что мгновенно снимало всю вину со всей этой кодлы бездельников и дармоедов. А именно - был назван истинный виновник трагедии с твёрдой уверенностью свидетелей, что убийцу никто не найдёт теперь и не допросит.

Таким образом, человек этот ко времени прибытия следственной группы должен быть либо убит, либо находиться за рубежами соседнего государства - Речи Посполитой. То, что убитые во время восстания в Угличе не были признаны следственной группой виновниками трагедии, а личшь участниками дурацкого в сути своей бунта, вынуждает нас признать тот факт, что убийца расматривался следствием не как участник и зачинщик мятежа, а как лицо, действующее самостоятельно, которое успело до прибытия комиссии сбежать за кордон. В совокупности со всеми ранее высказанными доказательствами и предподожениями, эта версия перестает быть вероятностью, и обретает значение вполне чёткого и твёрдого утверждения: убийца царевича Дмитрия был заслан в Углич из Польши, и после совершения своего злодяния бежал либо, туда либо в Литву.

Князь (будущий царь) Василий Иванович Шуйский, дьяк Вылузгин и другие члены следственной комиссии остались до концов своих жизней абсолютно уверенны в том, что похоронили они в Угличе в 1591 году именно царевича, а возникший в 1605 году Димитрий Иванович был самозванцем. Во всяком случае, мы не располагаем НИКАКИМИ СВИДЕТЕЛЬСТВАМИ их сомнений в этом. Почему же Шуйский солгал москвичам в 1605 году при встрече с Отрепьевым в Кремле, было рассмотрено ранее, в предыдущих очерках.

Данный, не единожды уже произнесенный мной, аргумент подкрепляется опять-таки не документально, а понимаением менталитета князя Василия Ивановича Шуйского, который мог претендовать по закону на русский Престол, но 14 лет служил узурпировавшему, по его возможному мнению, власть царю Борису верно, в то время, как против узурпатора Лжедмитрия в течение 10 месяцев выступал дважды: в первый раз словесно, за что чуть не сложил голову на плахе, второй раз доказал свою позицию делом - убил Самозванца. И это - вовсе не мелкие детальки, служащие лишь для того, чтобы расцветить образ Шуйского в работах русских историков, за ними стоит выдающийся человек образца рубежа 16-17 веков, отец которого был равнозначен по знатности Ивану Грозному в те ещё годы, когда юный Иван Васильевич был всего лишь Великим князем и Государем всея Руси, но ставший пылью возле ног Ивана Васильеивича и собственностью собственного родича, едва только митрополит московский возвёл потомка Софьи Палеолог в чин царский и назвал Помазанником Божьим, как некогда звали византийских кесарей.

Ибо для московитов 16 века, а для ратующих за традиционные русские ценности представителей рода Шуйских особенно, звание царское звучало иначе, нежели для нас сейчас или для подданных Николая Второго или даже для холопов Петра Первого. Звание кесаря, пришедшее чуть ли не на глазах самого Шуйского в Московию из не так уж и давно уничтоженной магометянами православной Византии, просуществовавшей более 1200 лет, не просто было освящено звуком своим и церковным обрядом, но ставило не одного человека, но весь русский люд в положение особое во всем мире: после недавнего рабства под Игом, о котором никто на Руси в те годы ещё не забыл, народ вдруг ощутил, что он может стать великим. Именно потому возникла формула "Два Рима сгинули, Москва - третий Рим, а Четвёртому не бывать". Оная формула выражала душу и чаяния всего русского народа о своём месте в мире, а вовсе не московской номенклатуры, как её стали преподавать в романовские ещё времена.

Служить царю истинномуИвану Грозному Василий Иванович Шуйский почитал за честь для своего рода. Таковым князь Василий Иванович принимал царя Бориса Годунова за то, что тот был родным братом последней царицы рода Даниловичей, а по крови - происходил из рода Чингизидов. Быть под ТАКИМ царем было для рода Рюриковичей-Шуйских не позором, а честью.

(ПРИМЕЧАНИЕ: Женщина, выходя замуж, почиталась и у славян, и у русичей Первого русского государства принадлежащей мужиному роду, вступала во все права наследования в качестве представительницы рода по мужиной родни, а не своих отца с матерью и братьев, сестёр - и именно поэтому по смерти супруга она поступала "под крыло" родного брата мужиного, который должен был - по древнему закону славянской семьи - следить за тем, чтобы она хранила верность покойному мужу своему до самой смерти, кормить ее, одевать, обувать, любить[11]).

Мы должна понять, что именно князь Василий Иванович Шуйский был тем лицом, против которого активно работала римско-заговорщическая пропаганда, дискредитируя его в глазах, как сейчас бы сказали, общественности, как лицо, способное после прекращения династии Даниловичей сесть на московский трон вместо соронников католицизма Захарьевых-Юрьевых-Романовых. В последующие века очерняла образ В. Шуйского романовская пропаганда и совесткая традиция, а в 1591-1598 гг довольно было небольшой группы московских бояр и изрядной кучи продажного и готового на любые хулиганские выступления плебса, чобы порочить доброе имя царя-мученника.

(ПРИМЕЧАНИЕ: Аналогом хулиганского плебса следует признать наших совремнников в виде так называемых "защитников Белого дома в Москве в августе 1991 года", защищавших грудью марионетку Запада и боярина-заговорщика Ельцина за бесплатные сигареты и бесплатный алкоголь. По сути, ставка прислужников верхушки КПСС и КГБ СССР пришедший в результате государственного переворота октября 1993 года к власти в Кремле окончательно, была в обоих вышеназванных мерзостях поставлена на болтливую и пугливую, ждущую подачек с Запада псевдоинтеллигенцию и на безотвественную, но наглую и жаждущую пограбить шантрапу).

В 1591-1598 гг именно Шуйского обвиняла московская шантра в смерти царевича Дмитрия, а не Бориса Годунова, - и так именно было в течение последних семи лет жизни царя Фёдора Ивановича. Но сразу после смерти царя из рода Даниловичей, скончавшегося в довольно молодом - в 44 года - возрасте, самому князю Василию Ивановичу стало ясно, если что перенять законную власть именно ему - это ввергнуть страну в пучину Гражданской войны. Потому что в сознании москвичей за последние семь лет после смерти царевича Дмитрия плотно укрепилась вера в то, что это именно Шуйские извели род Даниловичей, чтобы самим сесть на московский Престол. Мудрый и ответственный за свои поступки князь В. Шуйский отказался от своего законного права быть Государём всея Руси в 1598 году, передал власть Годунову.

Поступок мужественный, благородный, но непонятый Государями европейских католических стран во главе с папой римским Климентов Восьмым. Ибо в Польше, Австрии, Англии, Франции, Швеции, в Риме были абсолютно уверены, что со смертью последнего представителя рода Даниловичей на троне московском будут сидеть Шуйские. Потому как такое решение требовало традиционное наследственное право со времён Византийской империи.

В Европе в 16 веке ещё свято чтили геральдические законы, а потому отказ Шуйского от трона и передача им оного тоже законному, но имеющему меньше прав на владение страной шурину покойного царя Годунову вызвало в королевских дворах настоящий шок. Живущие на скатывающемся к ростовщическому протестантизму и все откровенней иудействующем Западе выдающиеся умники планеты просто не могли взять в толк то, что было ясно самому неграмотному русскому крестьянину: князь Василий Иванович МОГ иметь дурные мысли против девятилетнего царевича, а потому НЕ ИМЕЛ ПРАВА вступать на трон московский вместо него[12]. Потому, как в те времена народ, как и сейчас, судил и судит своих владетелей не по закону, а по справедливости. В. Шуйский, идя навстречу воле народа, спас от мести оным весь свой род, ибо средневековые нормы народного судопроизводства гласят: "Зуб - за зуб око - за око, род - за род". Чтобы выжить после смерти царя Фёдора Ивановича, роду Шуйских следовало отказаться от своих прав на владение землёй русской.

До нас эта история в русских источниках не дошла, ибо, как мы уже отметили в предыдущих очерках, история Великой Смуты началась писаться после приезда в Московию из Польши Филарета Романова, да и то не сразу, а с 1620-1622 гг, сразу же по подсказке Филаретом заинтересованных в фальсификации фактов лицами, которые в 1591 году, то сть за тридцать и более лет до написания хроник, летописей и воспоминаний своих были слишком юны, чтобы входить в круг лиц, которым были известны государственные и дворцовые тайны, слишком поверхностны разумом, чтобы иметь опыт отсечения зёрен истины от плевел легенд, слишком несвободными в своём волеизъявлении (большинство авторов воспоминаний своих писало оные, находясь в тюремных и монастырских узилищах), а главное - в созаннии их был некий временной сдвиг, на характерном качестве которого мы тут остановимся подробнее...

Учёными-психологами, учёными-историками, специалистами по Библии и даже церковными схоластами давно было замечено, что письменные тексты представителей различных древних цивилизаций следует делить на два типа по отношению авторов этих текстов к такому абстрактному понятию, как время, и такому конкретному, как число. В Библии, к примеру, понятие времени лишено всякой логики, ибо являет собой формулу некой поэтической вольности, чаще всего обращающей на себя внимание в виде гиперболы: например почти тысячелетний возраст Мафусаила, невероятное для земного существа животного происхождения долгожительство других патриархов, число проижитых лет которых колеблется между четырьмя с половиной сотнями лет и восемьюстами годами, но при этом люди, которые жили параллелльно со всеми ними, проживали максимум пять-шесть поколений, то есть не более ста тридцати лет.

Потому простые математические подсчёты быстро привели эти и прочие подобные временные преувеличения арамейских книжников в порядок, сократив жизнь многих библейских патриархов в 9-10 и более раз - и тотчас всё встало на свои места, как в аптеке.

То же самое касается и истории строительства знаменитого храма Сломона в Иерусалиме, и якобы сорокалетнего блуждания народа иудейского во главе с пророком Моисеем по крохотной Синайской пустыне, которая четыре тысячи лет тому назад была гораздо меньшей, чем нынешняя, имела многочисленные оазисы и колодцы, обладала тремя древними торгово-траспортными артериями и была населена предками сегодняших тамошних бедуинов. Простые арифметические расчеты объясниили факт и причины дутости временных рекордов этих, но при этом никто из учёных не обвинил древних евреев в жульничестве и даже не занёс обнаруженные в тех текстах данные в Книгу рекордов Гинесса.

Ибо обращает на себя внимание тот факт, что в той же Библии и в других письменных источниках семитских племен (включая месопотамские клинописные таблички, в том числе, и "Сказании о Гльгамеше"), время не является решающим факторм в объяснении сути либо в оценке значительности совершенного события, оно как бы становится в этих тестах функцией дискретной. Самое важное для Библии и вообще семистских источников - это число: сколько было привезено товара, в скольких мешках и на каком количестве лошадей, ослов и верблюдов, как много было налеплено кирпичей, сколько стоила вода для рабочих, участвовавших в возведении общественных зданий, кто и какую сумму пожертвовал Богу либо отдал царю... ну, и так далее.

То есть мозг жителей Ближнего Востока и окружающих их стран имел (и продолжает иметь, надо думать) вполне коммерческую основу, способность мыслить законченными понятиями и овеществлёнными категорями, в которах места для ряда абстрактных понятий, в том силе и для времени, просто не остаётся. Ведь главное в Библии и Талмуде не то, как долго строил царь Соломон, проживший тоже невозможное количество лет, свой храм, а сколько для его возведения было вырублено в каменоломнях камней и как распределились полученные от царя деньги среди учстников строительства.

Для представитеелй греко-римской цивилизации как раз-таки отношение к времени и материальной стороне жизни прямо противоположно было вплоть на Эпохи Реформации и победы протестантизма в Западной европе. Это заметно именно по литературным источникам, начиная от древнегреческих классических трагедий, где действие строго ограничено именно временными рамками, поэм Гомера, историй типа "Сатирикон" и "Золотой Осёл" Апулея, песен Вергилия, комедий Плавта до легенд о Сиде, Ролланде, о Нибелунгах, до "Слова о полку Игореве", поэмы Чосера, песен трубадуров-любовников юных дам, не желавших дожидатья возвращения своих мужей из военных походов против Византии и сарацинов, до повестей о Гаргантюа и Пантагрюэле, песен Франсуа Виона и множества других произведенйи, дошедших до нас полностью либо в отрывках.

В этих произведениях времени уделяется решающее значение, а вот число, как таковое, выглялит в них до курьёзности неправдоподобным. И дело не в числе убитых героями врагов - оных и в Библии нелепостей много, достаточно вспомнить про 10 000 убитых Самсоном ослиной челюстью филистимлян, - а в том, что никто фактически в этих произведениях не ведает о числе камней, к примеру, потребовавших на возведение Авиньонского либо Кельнского соборов, никто не подсчитал точной стоимости захваченного рыцарями в битвах добра. Всякий герой европейской античной и средневековой литературы после очередного грабежа разбрасывался богатыми подарками бсз счёта, но всегда точно знал, был ли то день, било ли то утро, полдень, полночь, как много раз вставало и уходило за горизонт светило, как долго продолжалось солнечное затмение, насколько стар был тот или иной мудрец, никогда не оказывавшийся даже столетним (разве что в самых уж фантастических сказках, где гипербола такого рода является нормой и слушателем признается за художественный вымысел).

Представители народов Первого русского государства Рюриковичей были типичными европейцами по ментлитету, по характеру восприятия ими окружающей их действительности во временном потоке. Они вели летописи, чего никогда не делали иудеи, писавшие книги свои в Талмуд и Библию, как потоки сознания скорее философов и бухгалтеров, изредка поэтов, но не как исторические хроники. Но писали летописи свои славяне и московиты не во время, не сразу в период прохождения каких-либо важных для общества событий, а всегда спустя какое-то время, когда становилась ясной подоплёка поступков главных героев и было ясно, как посмотрит на оценку оных событий победившая в схватке сторона. Такова вся, например, Лавреньтевская летопись - "предание старины глубкой", лишившя Любич его величия и превратившая Киев в главный город Юга Древней Руси, строго выбирающая в положительные герои именно победителя в совершенно дурацких порой войнах и драках, никогда не позволяющая себе усомниться в праве сильного князя диктовать условия дружины народу.

Традиции, заложенные на Руси ещё в языческие времена, остались в Московии и в 1620-1650-е годы, когда были написаны все основные дошедшие до нас документы о Великой Смуте. Если кто из их авторов и вспомнил, что в течение семи лет на Руси бытовало мнение, что заказчиком убийства царевича Дмитрия был Василий Шуйский, и лишь потом, когда царём московским стал Борис Годунов, молва, руководимая католиками-заговорщиками, сменила направление своего удара, то деталь сия показалась ему малозначительной, недостойной упоминания на фоне разгулявшихся, начиная с 1605 года, страстей.

Летописи ведь, воспоминания и хроники, все ранее названные источники весьма невелики по объяему, очень малословны, высокопатетичны и потому грешат отсутствием большого количества деталей, до которых учёные и писатели сами додумываются в меру своих знаний и колчества извилин. Но большинство авторов источников, мне думается, если не все, просто забыли о том, что происходило в 1591-1598 гг, а помнили и оценивали лишь то, что говорил подстёгиваемый завгорощиками-боярами московский народ уже после 1598 года, то есть во времена царствования Бориса Годунова.

Обращаю внимание на эту деталь ещё раз, равно как и повторяю мысль о том, что народу всегда было и будет наплевать на то, кто будет его тиранить. В дни расстрела ельцинскими наёмниками-танкистами Белого дома в октябре 1993 года, например, во дворах домов напротив люди спокойно резались в карты, пили водочку, закусывали хлебом с солью и поглядывали на фланирующих мимо них полуголых бабёнок. Потому что нации было наплевать на депутатов Верховного Совета РСФСР точно так же, как было наплевать нашим предках не только на то, убит был царевич Дмитрий либо сам зарезался, равно как и наплевать, по чьему приказу и кто его убил. Безразличны были к этому факту люди и в 1605 году, когда появился на границах Руси самозванный уаревич Дмитрий, и уж тем более были безразличны люди нового поколения 1620-1650-х годов, когда писались документы о Великой Смуте.

Небезразличны были только некоторые из выживших и постаревших в этой мясорубке участников событий, которые не хотели бы пострадать за совершённые ими подлости от рук нового царя либо желали выглядеть в глазах потомков красивее, чем были на самом деле. Вот они-то - в первую очередь Филарет - и решили, что для чёткости вырисованной картины Великой смуты следует такой мелочью, как одно из многочисленных пачканий памяти о Василии Ивановиче Шуйском, пренебречь - и история первой сплетни о том, что это именно Шуйский "заказал" царевича Дмитрия, ушла в Лету.

А между тем, осознание именно этого факта сразу ставит на места многие из так называемых тайн истории древней Руси, в том числе и причину, по которой народ так легко и даже с радостью, как утверждают летописцы, принял царём над собой Бориса Годунова. Для них-то в этом не было ничего неожиданного и странного, а вот уже после петровских реформ, когда самосознание оторванной от народых масс аристократии, занявшейся от безделия отечественной историей, выбор худородного костромского дворяина в цари показался нелепым - и эта мысль крепко укоренилась в сознании их потомков, а потом и стала хрестоматийной в науке под названием история, легко переросла в художественное оформление в виде романов и драматургических произведений. Ибо свойство глупостей таково: они легче усваиваются массами, нежели зрелые размышления.

И вот тут-то нам следует рекоснтруировать модель поведения и внутренние переживания князя Василия Ивановича Шуйского в последние семь лет жизни царя Фёдора Ивановича и семь лет правления царя Бориса Фёдоровича Годунова. В первый из названных периодов князь был, пожалуй единственным человеком в Московском государстве, которого лично задевала смерть царевича Дмитрия. Легко представить, как шушукались за его спиной бояре, как посмеивались они над тогда ещё сорокалетним, полным сил, хоть и хрупким телом мужчиной, как норовили они царю Фёдору Ивановичу на князя накапать, да и в городе как много народа при виде кареты с В. И. Шуйским орало: "Убийца!" и прочие гадости.

И как вдруг легко стало Василию Ивановичу после избрания царём Бориса Голунова в 1598 году и переброса лая, стекающего со злых людских языков, на нового царя, но не впрямую, а за спину его, ибо хулу говорить о Государе всея Руси - это прощаться с головою. И как много дотоле отвернувшихся от князя людей бросилось ему в друзья стало чествовать его безмерно, как сам царь Борис был благодарен Шуйскому за его жертву, как сильно приблизил к себе и возвысил над прочими боярами,поставив даже выше самого князя Ф. И. Мстиславского-Гедеминовича - потомока литовских королей по прямой линии, в то время, как Шуйские были потомками Даниловичей по линии боковой. Чувствуете разницу?

В годы правления Бориса Годунова Шуйский должен был воспарить. Но романовские летописцы и историки вбили нам со школьной скамьи в головы твёрдое убеждение, что В. Шуйский ненавидел Б. Годунова, завидовал ему чёрной завистью. Тогда возникает вопрос: почему же звистливый Шуйский не открыл народу тайну смерти царевича Дмитрия, которая могла бы опорочить Годунова? Почему знающий, что Шуйский якобы знает его якобы тайну, Годунов поручает Василию Ивановичу самые сложные государсвтенные задания, ставит на самые ответственные посты, ведёт с ним так, как должно вести Государю с наивернейшим из подданных, а не как зависимый от холопа властелин?

Романовские историки не дают на эти вопросы ответа. Ибо одна сотворённая ложь порождает лишь череду лжи, а много лжи обязательно вывернет всё белье наизнанку и обнажит грязное исподнее Московского государства перед всем миром.

Проще было российским учёным не замечать этого несоответствия - и четыре сотни лет все они только и делали, что не замечали очевидного: князь Василий Иванович Шуйский и царь Годунов были единомышленниками в деле заботы о благе государства, которое для них было гораздо важнее их собственных жизней, они совместно боролись против католичсекой заразы, лезущей в Московию со стороны суперсильной и супербогатой в те времена Речи Посполитой. То есть они оба знали, что царевич Дмитрий был убит, и убит польским шпионом. Вполне возможно, что знали они и имя убийцы, но информация эта была Филаретом засекречена - и в источники, дошедшие до нас, не попала.

И ещё одно немаловажное наблюдение, упорно не замечаемое романовскими историками: законный глава законного наследного рода, просуществовавшего в течение нескольких столетий в качестве страховочного рода на случай пресечения основного великокняжеского (затем царского) рода, не только добровольно отказывается от трона, но и на протяжении всех семи лет царствования Бориса Годунова ни разу не попытался злоумышлять на его жизнь[13], не организовал ни одного заговора против него, не попытался спровоциоровать народное недовольство и междинастическую войну во имя захвата личной власти. Всем этим занимался малознатный и чужеродный для Московии род литовских выходцев Захарьевых-Юрьевых-Романовых, но никак никто из рода Рюриковичей-Шуйских[14].

Романовых, кстати, очень не любили в России все истинные Рюриковичи всегда, вплоть до февраля 1917 года почитали они потомков Филарета, как минимум, выскочками. Именно чистокровные Рюриковичи состояли в качестве участников и вдохновителей всевозможных заговоров против Романовых на протяжении всех трёх веков царствования этой династии[15], они и против царя Петра выступали, и Павла Первого удушили, из их строя вышел и знаменитых анархист, идеолог ниспровержения самодержавия в России князь П. Кропоткин. Последний князь Тверской (абсолютно чистокровный Рюрикович), отсидев в тюрьме большевиков по время "Красного террора", случившегося после попытки убийства Ленина Фаинной Каплан, сказал в присутствии множества иностранных журналистов в 1918 году, что он счастлив тем, что чужеродная России династия Романовых пресеклась на вопрос о том, как он относится к расстрелу царской семьи.

Таким образом, наличие слишком большого числа прямых и косвенных свидетельств того, что царевич Дмитрий был убит агентом (агентами) римской курии (скорее всего, солдатами воинственного шпионского Ордена Иисуса Христа, больше известного, как Орден Игнатия Лойолы или иезуиты) вынуждает нас принимать эту версию доказанной практически на 90 с лишним процентов. Отутствие же адвокатов у иезуитов и тот факт, что некоторые документы, хранящиеся в библиотеке Ватикана, касаемые именно к этой части вопроса, по сию пору являются недоступными исследователям, процент этой вероятности приближается к 100.

Если потомка Чингиз-хана Б. Годунова В. Шуйский принял царём и целовал крест ему на верность, служил царю честно, как он мог бы служить честно и прямым потомкам Гедеминовичей Голицыну, к примеру, либо Мстиславскому, то, как истинный потомок Рюрика, Василий Иванович не мог почитать царём над собой Григория Отрепьева, хотя тот и был признан и народом русским, и церковью православной Государём московским. Ибо не рождённый из чресл царских Самозванец, согласно норм семейного права древней Руси, Государём не мог являться. Это прекрасно понимал В. Шуйский, который - в отличие от остальных московских бояр, признавших вольно или невольно в Лжедмитрии сына Ивана Грозного, - во-первых, самолично видел труп истинного царевича, опознавал его, а во-вторых, как видно из всего в этой книге сообщённого о Василии Ивановиче, свято чтил обычаи, законы и нормы морали своих предков, в основе которых лежали принципы трайболизма, о которых в достаточной мере было сказано в предыдущих очерках.

Да, Василий Иванович действительно под давлением обстоятельств, оказавшись в окружении захвативших в 1605 году Москву поляков и донских казаков, пьяных москвичей и вооруженных северских крестьян, смалодушничал - и вслух отрекся от сказанных за 14 лет до этого своих слов о смерти царевича Димитрия. И люди ему поверили. Но сам-то князь словам тем своим не мог верить. Ибо, если быть Рюриковичу под властью потомка Чингиз-хана, каким почитался в глазах Шуйского царь Борис, не являлось позором, но честью для русского князя, то потомку князя Рюрика ОСОЗНАВАТЬ, что властвует над ним беглый инок, расстрига и вообще малознатный дворянин из костромских владений ненавистных Шуйским Романовых, - это было в сознании В. Шуйского уже позором не личности, а всего рода как Шуйских, так и всех Рюриковичей.

То есть, государственный переворот, совершенный В. Шуйским в 1606 году, только подтверждает версию насильственной смерти истинного царевича Димитрия в 1591 году, хотя историки романовской школы из всего вышесказанного делают прямо противополодные выводы. И, в результате, сам вопрос о том, кто же и зачем убил царевича Дмитрия тонет в словесах и мельтешении.

Мы же, продолжая отвечать на поставленные царем Фёдором Ивановичем перед кнзем Василием Ивановичем Шуйским в 1591 году вопросы, должны обратить на всё вышесказанное и касаемое последующих событий особое внимание для того, чтобы высказать те мысли, которые просто-таки обязан был высказать довольно ещё молодой (неполных сорок лет) наследник Престола московского В. Шуйский изрядно хворому, хоть и тоже молодому (тех же лет) царю Фёдору Ивановичу, который и сам умрёт через семь лет после событий в Угличе смертью странной...

1. Смерть царевича Димитрия была насильственной, но признание её таковой и объявление вслух имени убийцы и заказчика убийства повлечёт за собой необходмость принятия царём такого рода мер, которые могут потрясти Московию до основания, на что и рассчитывают соседние страны, имеющие целью поработить Русь.

2. Посему Государю следует принять более разумное решение: признать брата нечаянным самоубийцей - и тем самым пресечь возможную войну и трагедию, а не бъявлять Дмитрия убитым и начинать кровавое мщение.

3. Если бы такая дилема стояла перед царём Иваном Грозным, то тот бы её разрешил самым кардинальным способом: начал бы войну с Речью Посполитой с требованием выдачи убийцы и возмещения руссому государству ущерба в финасовом исчислении либо в передаче бразд правления виноватой страной ему лично. Тем более, что не так давно ещё поляки сами дважды дискуссировали по поводу того, отдавать ли им свой Престол московскому царю.

4. Ситуация в 1591 году на Европейской политической арене приближалась к таковой, что Польша была в фаворе в глазах всего западного мира, ибо именно усилиями короля Сигизмунда Третьего спустя всего четыре года - в 1595 году - будет подписана долгожданная Уния между католической и православной церквями Литовской части Речи Посполитой, и это обеспечит не только большой приход финансов из Рима в эту страну на ведение долгожданной войны с православной Московией[16], но и юудет гарантировпть передачу больших субсидий и военных материальных и людских рессурсов Сигизмунду от прочих католических монархов. То есть, в случае войны Московии с Польшей по вполне благородному поводу, русской армии пришлось бы воевать фактически с военно-промышленным потенциалом всей Европы, тогда еще не распавшейся как следует на её католическую и протстентскую части (это произойдёт в 1618-1648 гг в результате Тридцатилетней войны). И это означало бы катастрофу.

5. Самоубийца нечаянный не может быть грешником, а потому смерть его не оскорбит царского дома, и сам царевич может быть похоронен по православному обряду и на освященной церковью земле. А больше ничего покойному мальчику не может сделать ни простолюдин, ни сам царь. Будет Фёдор Иванович мстить за его смерть, не будет ли - ничего не изменится для царевича Дмитрия. Теперь надо думать, как бы царю заиметь наследника или хотя бы наследницу, чтобы не осиротить страну. И беречь свое здоровье, чтобы править страной как модно дольше.

Думается мне, что именно так или почти так и говорили меж собой царь Фёдор Иванович и князь Василий Иванович, обсуждая ситуацию, случившуюся в результате гибели царевича Дмитрия и до отъезда Шуйского в Углич, и после возвращения его в Москву. И свидетелей этого разговора быть не должно. Но говорить иначе было бы просто глупо, не правда ли?

Отсюда следует объяснение тому, что в результате проведения следственных мер комиссией Шуйского были наказаны не убийцы, а угличане и колокол, позвавший народ на гиль по случаю всенародного страдания о смерти наследника Престола. Ведь получается, что фактически царь наказал людей за то, что они были чрезвычайно верны Престолу и ему самому.

На эту официальную нелепицу никто из исследователей этого случая внимания не обращает. Но восстания в Угличе, Рыбинске и Ярославле ведь случились, организатор их известен - князь Афанасий Нагой, родной дядя вдовой царицы, матери царевича, человек, приближенный к прозападной партии бояр и, по-видимому, тоже тайный католик. И нам фактически неизвестны выкликнутые им в эих городах лозунги вкупе с призывом наказать виновных в гибели царевича Дмитрия. Официально и голословно по сию пору признано лишь то, что вышеназванные сугубо городские восстания произошли от всеобщей истерии и всеобщего ощущения грядущей беды для всего государства.

Но объяснение это нелепо, ибо, как уже было здесь сказано, народу всегда было наплевать на то, как себя чувсвуют и отчего умирают их владетели. Исключения редки, и касаются тех лиц, которые делом доказали, что они необходимы на своем месте, ибо заботятся о благе народа: освободивший Москву от осады Тушинского вора князь, М. Скопин-Шуйский; давший свободу крестьянам император Александр Второй, впоследствии убитый народовольцами; давший землю крестьянам Ленин; руководивший колоссальной и победоносной Отечественной войной Сталин; позволивший беззаботно прожигать советскому народу жизнь, беспечный Брежнев.

Ничего подобного царевич Дмитрий не сделал и сделать не мог по своему малолетству. Далеко не все в государстве московском даже знали о его существовании, а многие, узнав о его нелепой смерти, только подивились, а то и посмеялись над случившимся - сам себе горло перерезал в приступе падучей.

И, тем не менее, случилось три восстания в городах в те времена стратегических по своему географическому положению, весьма богатых и обильных людьми. Нам неизвестно, что требовали, от кого требовали и каких мер требовали восставшие, как много войск было послано на усмирение бунтовщиков, какие обвинения были выставлены властями и кого конкретно все-таки казнили по приказу "доброго царя Фёдора Ивановича". Но существует твёрдое убеждение даже в среде историков, что усмирение произошло быстро, бескровно, одними увещеваниями народа от имени царя его воеводами. И почему-то этой нелепице верят.

А ведь усмирить одними лишь увещеваниями лиц, захвативших винные подвалы и устроивших в разор в родном городе, мог бы только Христос. Без основательных карательных акций успокоить начавший буйствовать плебс невозможно. Можно перенести внимание разъярённой толпы на другого её врага, но для успокоения масс всегда проливается кровушка. Иначе это будет ещё одно ни с чем не сравнимое чудо. Но не слишком ли много чудес на одну державу в столь короткий перио времени? Ранее мы уже говорили о других чудесах периода Великой Смуты.

Означать эти восстания в Верхневолжских городах могут лишь то, что, как минимум, люди этих трёх городов были либо заранее подготовлены к бунту, либо подначаны агентами Речи Посполитой сразу после случившегося убийства, то есть массы знали имя убийцы и видели свой долг в том, чтобы покарать его, рвались, по русскому обыкновению, закидать шапками мощнейшую в Европе державу. Ибо у толпы, как таковой, никогда не бывает государственного разумения, есть лишь свойство двигаться за лидером под выкликнутым им лозунгом (иногда под двумя), не вдавась разумомдаже в суть оных. Они не знали того разговора, что произш ёл между царём Фёдором Ивановичем и князем В. Шуйским, они, вслед за своими лидерами-шионами, были уверены, что смерть царевича Дмитрия неминуемо приведёт к войне с Речью Посполитой - и выступили, скорее всего, в поддержку идеи шапкозакидательства из-за всколыхнувшихся в них верноподданических чувств, и именн этим объясняется лёгкое и быстрое усмирение сразу трёх городов правительственными войсками.

Означать это может лишь одно: связь неведомого нам убийцы царевича Дмитрия с Речью Посполитой в 1591 году была явной. То есть мы вновь возвращается к личности Ивана Мартыновича Заруцкого, как возмодного исполнителя этого злодения.

Но... Заруцкий был ещё молод в 1591 году, чтобы оказаться доверенным лицом царскому роду и никак не мог служить при царевиче в качестве именно дядьки. А отец его, который по возрасту мог быть таковым, в это время вёл свое хозяйство на Волыни. И к тому же Иван Мартынович в тот год был недавним выпускником иезуитскоё школы в одном из бенедиктинских монастырей Кракова, то есть просто-таки не имел времени на то, чтобы втереться в доверие к царским сановникам и с их помощью попасть в окружение царевича Дмитрия.

То есть подозрение в соучастии в оганизации убйства на Заруцком остаётся, а вот обвинение в непосредственном совершении злодеяния не выдерживает критики.

Перейдём ко второму подозреваемому. Личность эта хорошо известна историкам, но, как правило, рассматривается и анализируется его деятельность в 1605-1607 годах, как будто оный персонаж появился на свет уже взрослым, а спустя три года исчез таинственным образом, не умерев, не вознесясь живым на небо[17], ни провалившись также живым в ад. Человек этот нам интересен здесь по нескольким причинам.

Первая и самая известная - это то, что он якобы удивительн походил лицом на первого Самозванца.

Вторая - это то, что он был при Лжедмитрии Первом его личным чернокнижником. прорицателем и колдуном.

Третья - это то, что он исчез из Москвы в часы, когда народ московский искал и убивал самозванца.

Четвёртая - это то, что путь его из Москвы был строго выверен и прям: через Тулу, Кромы, Путивль в замок Мнишеков Самбор, где находился глава иезуитской резидентуры в Польше, ответственный за деятельность шпионов Рима в Московии непосредственно перед генералом Ордена.

Пятая - это то, что никого из мужчин, готовых принять беглеца в Самборе в 1606 году, из числа членов семьи владельца оного, не было в это время в замке, а вторая жена Юрия Мнишека Урсула не имела никаких полномочий принимать какие-либо серьёзные решения и уж тем более ей по нормам приличий было запрещено в отсутствии хозяев-мужчин принимать в доме Юрия Мнишека постороннего мужчину. А вот на резилента Ордена иезуитов и на прибывающих к нему людей это запрещение не распространялось.

Шестая - это то, что в польском замке без мужчин-хозяев в это время встретились два посторонних русских мужчины: прибывший из Москвы дворянин-чернокнижник и прибывший из Рима через Прагу агент иезуитов И. Болотников.

Седьмая - это то, что сразу после этой предполагаемой встречи И. Болотников срочно выехал в только что покинутый царским колдуном Путивль, где его уже ждал с основой будущего антимосковского войска князь Шаховской - участник кружка Никиты Фёдоровича Захарьева-Юрьва-Романова и тайный католик.

(ПРИМЕЧАНИЕ. Оный князь Шаховской, как один из самых знаменитых зачинщиков Великой Смуты, вновник гибели сотен тысяч русских людей, будет при царе Михаиле наказан всего лишь постригом в монастырь, а при соправлении Патриарха Филарета переведён на сытые хлеба в том монастыре - со снятием с князя всех епитимий и наказаний - с тем, чтобы именно устами изменника-князя была передана нам одна из версиё случившейся по его вине трагедии русского народа и сркыта истина от потомков).

Восьмая - это то, что сей чернокнижник (с кем должна были бы боротся солдаты Ордена Иисуса и чрезвычайно богобоязненные Мнишеки, устраивавшие в годы своего правления Самбором даже сжигания ведьм) остаётся в доме находящегося в русской тюрьме, а потом под надзором в ссылке в Ярославле Юрия Мнишека на правах почётного гостя, и пребывает там на господских харчах и без определённых заниятий более года. При этом никаких сведений о том, что он находился в интимных отношениях с Урсулой Мнишек, матерью пятерых детей, нет.

Девятая - это то, что сам И. Болотников был до конца уверен в том, что именно в замке Мнишеков его представили настоящему царю Дмитрию - и царь обязательно прибудет в его войско, станет если не вождём, то символом освобождения Москвы от Шуйского, которого Иван Исаевич вполне искренне почитал узурпатором на русском троне.

(ПРМЕЧАНИЕ: Судя по всему, эту уверенность в И. Болотникове поддерживал на протяжении почти двух лет всё тот же неотлучно находящийся рядом с главным воеводой воровского войска князь Шаховской, который не только знал истинного царя Лжедмитрия и его чернокнижника в лица, но и, встретив колдуна в Путивле, проводил его в Самбор, а потом находлся в переписке с кандидатом во вторые самозванцы).

Десятая - это то, что посланный Болотниковым за новым Лжедмитрием (которго сам Болотников почитал чудом спасшимся от смерти московским царём) в Самбор Заруцкий вернулся в воровское войско без самозванца - и в результате боевой дух крестьянской рати оказался подорванным накануне решающего сражения под Москвой, армия Болотникова была тотчас разбита московскими стрельцами и северорусскими ополченцами[18] во главе с В. И. Шуйским, его братьями и племянником.

Одиннадцатая - это то, что вновь на белый свет появляеся этот дворянин уже в войске второго Самозванца - Тушинского вора Богданки, который также был лицом очень схож с Первым Самозванцем. И здесь дворянин сей получает ни с того, ни с чего чин наивысший, то есть ни более, ни менее, как боярский.

Для посвящённого человека сам перечень этих событий кажется полным чудес, тайн и проиворечий, а для профессионального литератора - синопсисом сюжета исторического приключенческого романа. При этом, если учесть, что от упоминания этого персонажа Великой Смуты старательно уклоняются все филаретовские источники, а отец сего дворянина - дворянин Погорелого городища - был, согласно Разрядных книг, послан на службу в Углич (вполне вероятно, что вместе с семьёй) за год до странных событий, случившихся во дворе великокняжеского терема, а потом никогда более в дошедших до нас документах не появляется, то сама собой возникает хоть хлипкая, но версия: убийцей царевича Дмитрия мог быть либо сам известный нам чернокнижник Михайло Фёдорович Молчанов, либо его отец, который, вполне возможно, и мог служить дядькой сродного брата царя - Дмитрия Ивановича.

Да, во-первых, потому, что приглашать на должность личного чернокнижника и чародея, обязанного предсказывать судьбу и заниматься астрологией, проверкой поданных к царскому столу блюд на наличие наложенных на них заклятий, проклятий и чар, самому колдовать против царских недругов, кого попало со стороны не берут. Михаила Молчанова, как минимум, должны были рекомендовать царю особо доверенные ему люди, а чаще всего таковой "чародей" должен делом доказать свою верность Государю, подтвердить, что на него и его молчание царю можно положиться точно также, как на личного повара или на телохранителей-рынд.

А нам романовские и новорусские историки представляют Молчанова, как недоросля, вдруг ни с того, ни с сего бросившего Погорелое городище и прибывшего в Москву поглазеть на нового царя, тут же поверившего в его таланты и вручившего провинциалу сверхответственный пост в стране едва ли не за красивые глазки. Кстати, и должность-то эта не была традиционной для Московии, но зато была широко рспространена в королевских домах Западной Европы - точно так же, как и пост "канцлера Сутупова" при Лжедмитрии, кстати, сказать.

Если же учесть, что оные отец и сын Молчановы были дворовыми вассалами (дворянами) бояр Захарьевых-Юрьевых-Романовых, то многое из непонятного ранее становится ясным: именно люди из иезуитского окружения первого Лжедмитрия рекомедовали царю на должность личного колдуна и ворожея младшего Молчанова. Последний, кстати сказать, был старше убитого в Угличе царевича Дмитрия на добрых десять лет, а потому не мог выглядеть 23-летним в 1606 году, когда Ордену потребовалось выдать Молчанова за вновь воскресшего царя Димитрия. Ведь даже сам Отреьев был зметно старше царевича, за которого он себя выдавал, - и это бращало на себя внимание современников. К тому же, до нас не должно сведений о том, что при жизни первого Самозванца ходили слухи о том, что царский колдун удивительно похож на Государя московского образца 1605-1606 гг. Но после убийства Лжедмитрия таковая версия вдруг якобы возникла - и стала столь же хрестоматийной, как и прочие филаретовские выдумки.

Из этого следует, что похожесть этих двух лиц была весьма условна - у Отрепьева и Молчанова был, возможно, схожий тип лица, который можно было использовать иезуитам их клевретам для мистификации населения изрядно прореженной войной и голодом Москвы с помощью усов и бороды, которые носили тогда русские мужчины повсеместно, а долгая жизнь Мочанова в Самборе легко объяняется плохим ростом растительности на лице "колдуна". Как раз за это время польские жолнеры отыскали возле города Стародуба Богданку, провозгласили того царём - и мудрить с Молчановым стало иезуитам ни к чему. Но профессиональный шпион тут же был послан в Тушинский стан, где его роль и та польза, принесённая Вторму Самозванцу, за которые он был возведён в высокий чин, для нас неизвестны[19].

Вызывает удивление - и тут современники польские и русские оапять ни словом не обмолвились, - что Молчанов якобы походил лицом на Богданку, как должно следовать по элементарной логической конструкции: если Молчанов походил на Гришку Отрепьева, и на Расстригу же походил Богданко-жид, то Молчанов должен был выглядеть двойником и Богданк-жида. И это трёхкратное повторение одного и того же, столь часто воскресаемого лица никого в окружении Тушинского вора не удивило? Даже оттеснённых боярином Молчановым от трона высокородных и неугомонных поляков? Никто не сделал из этого странного стечения обстоятельств никаких выводов? Позвольте не поверить в такую всеобщую тупость десятков тысяч людей.

При этом, согласно Разрядных книг, книг Дворцового Приказа и прочих оставшихся нам юрдических документов, у Богданки не было своего личного мага и чародея, то есть Молчанов при новом Самозванце уже не занимался колдовством и астрологией. Из этого можно сделать два вывода.

Первый: Молчанов не смог доказать при первом Самозванстве свой высокий профессиональный уровень в качестве предсказателя и ведуна, и потому был отставлен от этой должности выдающим себя за царя Дмитрия Богданкой, но был использован на другой службе, нам неизвестной, но, вполне возможно, что с разведывательной деятельностью.

Второй вывод: Молчанов был после прибытия в Тушино принят по рекомендации со стороны в качестве лица столь значительного, что Тушинский вор едва ли не тотчас вручил ему звание боярское.

Первый вариант следует всё-таки исключить по той простой причине, что он подразумевает под собой обвинение в соучастие в покушении на особу царскую - и Молчанова бы скорее всего бы Тушинский вор, обязанный поддерживать версию о себе, как о Лжедмитрии, казнил, а не возвысил.

Второй означает наличие неких нам неизвестных заслуг Молчанова перед Вторым Самозванцем. И потому следует предположить, что заслуги те были либо действием, либо бездействием Молчанова в решающий момент истории.

Бездействием следует признать только долгое сидение Молчанова в Самборе - и оно имело бы значение для возвышения его в Тушинском лагере только в случае, если бы Богданко считал Молчанова своим конкурентом на царский Престол, который внезапно отказался от этого места в пользу него. Но, во-первых, нам известно из разных источников, что сам Богданко не хотел быть "царём московским", всё время тяготился этим званием и, будучи убежденным трезвенником, даже запил, а во-вторых, возвышать Молчанова за его согласие не признавать себя самозванцем - это всё равно, что признавать на весь белый свет себя равным с ним претендентом на Престол, то есть назвать Тушинскому вору вслух самозванцем себя и быть растерзанным толпой за это. Из этого следует, что версия с поощрением Молчанова Богданкой за бездействие бессмысленна.

Активность Молчанов проявил только в день убийства Первого Самозванца и последующие недели бегства в Самбор. И то, как скоро он добрался до замка Мнишеков, где ждал его резидент иезуитов, означать может одно: Молчанов спешил сообщить своим хозяевам о постигшей римскую курию политической неудаче в Московии: ставленник папы римского и Ордена иезуитов Григорий Отрепьев, обязавшийся перевести Русь в католицизм, оказался убитым московскими купцами и новгородскими стрельцами.

При том следует учесь, что весть эта наверняка обогнала Молчанова, ибо таково свойство слухов в тот период истории - распространяться со скоростью ветра, но для профессионального шпиона было ясно, что его долг - не просто подтвердить слух, но и передать своему непосредственному руководству абсолютно точные доказательства того, что произошло в Москве, чтобы на основании именно им сообщенных сведений как можно скорее заработала аналитическая машина Ордена, было принято оптимальное решение, спасающее положение шпионской организации в Московии и начата новая операция по захвату страны сторонниками католизации страны. И потому эта версия кажется мне наиболее достоверной.

Подтверждается она и тем, что Молчанов, проскакав по вышеназванному маршруту от Москвы до Самбора, фактически попутно разведал состояние дорог и умов жителей этих территорий, по которым сразу по приезду его в Самбор вышел в сторону Путивля с римской казной в обозе Болотников.

Вторым подтверждением вышесказанной версии следует признать тот факт, что у Молчанова была встреча в Путивле с князем Шаховским, который уже имел небольшое войско, стоявшее в столице Северщины без средств, но в готовности идти войной на Москву под лозунгом вторичного воскресения царя Дмитрия.

Третьим следует признать тот факт, что Болотников пошёл со своей частью армии на Москву строго по проложенному Молчановым маршруту, а одного из воевод князя Шаховского - дворянина Истому Пашкова послал по второму - практически паралленьному - пути: от Путивля на Москву через Елец. При этом захват Ельца был более выгоден для военачальника, ибо именно в Ельце было складировано Первым Самозванцем большое количество оружия для предполагаемой им войны с Турцией, которысм и оказалось вооружено воровское войско.

Но при этом никому не пришло в голову, что главным воеводой должен стать Пашков. Почему? Ответ прост: казна-то войсковая была у Болотникова.

То есть Молчанов заслужил звание боярское от Тушинского вора не бездействием своим, а тем, что беспечил Рим и Орден качественной информацией, возобновлением военных действий на избавившейся от Расстриги Руси и отсутствием мира в Московии в период между убийством Первого Самозванца и появлением на свет Второго.

Какое поощрение получил Молчанов от папского Престола, нам остаётся лишь гадать. И вся эта цепь аналитики доказывает, хоть и косвенным образом, что Молчанов был особо доверенным иезуитским шпионом на Руси, сторонником не только смены династии на московском троне, но и смены народом ее веры и менталитета.

И тут-то нам приходится возвращаться в начальный период его карьеры в роли шпиона, который МОГ начаться лишь в ранней юности его, когда молодой двоянин из числа вассалов Захарьевых-Юрьевых-Романовых покинул Погорелое гродище вместе с отцом своим ради того, чтобы оказаться одним из дворовых слуг (дворян) пока ещё живого последыша Ивана Грозного - царевича Дмитрия. И пробыл в Угличе 15 лет? Чтобы, узнав о "воскрешщении" царевича, сбежать с места дворянской службы и напроситься на должность колдуна к царю Лжедмитрию?

Но тогда возникает вопрос: а где же тогда юный Молчанов обучился ворожбе, заклятиям всяким, знанию лекарственных трав, приворотных-отворотных зелий, ядов, астрологии и прочим наукам того времени? В Угличе боялись всй этой чертовщины, как чёрт ладана, ибо жизнь дофина земли русской обеспечивала им беззаботное и состоятельное существование, а всякое колдовство, в которое народ того времени верил истово, могло обернуться бедой. Такого бы ведуна просто-напросто казнили угличане народным самосудом. Это - во-первых.

Во-вторых, колдовством на Руси по большей части занимались женщины, а не мужчины, а ежели какой из мужчин и становился ведуном, то был при этом в возрасте таком, что числился он в глазах окружающих стариком. Молчанов же был в возрасте, когда убили царевича, лет восемнадцати. В эти годы разве что о девках думают да о том, как приворожить ту или иную зазнобу. Да и к тридцати двум годам в 1605 году претендовать на звание старика-ведуна он не мог.

Так где же мог обучиться Молчанов за прошедшщие со дня убийства царевича Дмитрия и до восшествия на престол Лжедмитрия годы столь редкой на Руси специальности? Ответ лежит на поверхности: в Речи Посполитой, в Кракове, где даже в Университете вели подобные курсы знаменитые специалисты Европы в этой области "знаний". Или в одном из итальянских университетов. Не говоря об иезуитских школах при ряде тамошних монастырей.

То есть в системе косвенных доказательств службы Молчанова Риму все ранее казавшиеся бессвязными, разрозненными и таинственными свидетельства и факты приобретают чётко выверенную структуру. При этом ни одно из изложенных нами допушщений не имеет опроверженй и возражений. И это заставляет нас окончательно признать факт службы дворянина при дворе бояр Захарьевых-Юрьевых-Романовых Михаила Молчанова Ордену Иисуса при папе римском.

Заслужить столь высокое доверие за рубежом Руси сам юный русский дворянин конца 16 века просто не мог. Иные скорости были как передвижения на телегах по тамошним дорогам, так и при продвижении по служебной лестнице. Резкие взлёты могли позволить себе лишь выдающиеся авантюристы, такие, как например, оба Самозванца, но известный нам своей расчётливостью Молчанов сам бы не совершил этой карьеры никогда. Кто-то должен был дать толчок, пнуть его вверх, вышвырнуть в Польшу, заставить учиться колдовству, приблизить к сильным мира сего. И человеком этим мог быть только непосредственный родитель его - Молчанов-старщий.

Фёдор Михайлович Молчанов - фигура более таинственная, чем может показаться это на первый взгляд. Достаточно отметить тот факт, что оное лицо не было в списке дворян Погорелого городища при царе Иване Грозном, но известно, что был он среди стрельцов московских на русской стороне в последней войне Ивана Васильевича с литовцами, где попал в плен и довольно долго находился в Речи Посполитой, чтобы внезапно появиться в Московии уже в качестве дворянина, но не царя московского человеком, а новопожалованном дворянином при боярском доме семьи Захарьевых-Юрьевых, то бишь Романовых. Посыл его в Углич невесть зачем и полная пропажа после этого заставляет предложить следующие версии развития возможных событий...

1. Настоящий Ф. М. Молчанов был по дороге в Углич убит, а его место занял его двойник, чтобы стать дядькой царевича Дмитрия, а потом найти способ избавить Московию от наследника Престола из рода Даниловичей, отдать страну роду Захарьевых-Юрьевых-Романовых.

2. Молчанов Ф. М., будучи в плену, был завербован в Польше римской разведкой и, приняв католичество, стал верным слугой Ордена иезуитов (солдатом Ордена он быть не мог по Уставу), то есть Фёдор Михайлович царевича Дмитрия добил сам. Возможно, что у него были напарники в этом злодействе - тот же Заруцкий, например.

3. А может, старший Молчанов и вовсе не добрался до Углича, убит был, к примеру, разбойниками с большой дороги по пути в вотчину наследника Престола, а убит был царевич Дмитрий совсем неизвестным нам человеком.

Третий вариант нам неинтересен, так как он вообще ставит предлагаемый в этой главе для обсуждения вопрос под сомнение. А мы хоть и окольными путями, но пришли к выводу, что одним из участников событий в Угличе 1591 года мог быть отец Михайлы Молчанова.

Вариант с двойником имеет тоже одну слабую сторону: версию эту невозможно доказать ввиду отсутствия какой-либо информации даже в польских (весьма прореженных и пострадавших во время прошедших на её территории за триста лет десятке сокрушительных войн и многочисленных восстаний) и в ватиканских архивах (Орден иезуитов, в отличие от КГБ-ФСБ, продавших своих даже живых агентов немцам и американцам, свято бережёт свои даже столь давние тайны).

Остаётся второй вариант, который тоже проследить имеющимися у меня возможностями сложно. На мой запрос в Рим, существует ли в списках агентов Ордена иезуитов 1570- 1600 гг некий житель Московии Фёдор Молчанов, мне не ответили. Но отказ отвечать можно класифицировать тоже за ответ. То есть версия эта поддержана теперь сомнением.

Сомнения эти крепнут, когда знаешь, что иезуитам достаточно было бы ответить, что в 16 веке солдатами Ордена Иисуса Христа могли быть лишь те лица, которые могли доказать, что их предки в течение семи предыдущих поколений были ревностными католиками, что только в конце 18 века этот срок снизился до пяти поколений, а после 1948 года стали в иезуиты принимать и даже представителей других конфессий, принявших католичество, именно поэтому даже прерыдущий папа римский был выкрестом - выходце из иудейской семьи, живвшей че тыре столетия в Польше. Даже таким маловразумительным объяснением они могли развеять сомнения мои в том, что Молчанов-старший был если не слугой Ордена иезуитов, то нанятым этой тайной военной организацией шпионом Рима в Московии[20].

В этом случае, вкупе с другой ранее рассмотренной информацией, становитя понятным резкое возвышение Фёдора Михайловича Молчанова в Московии по возвращению им на Родину до положения дворянина, и явная причина, по которой он был отправлен будущим Филаретом в Углич за неполный год до убийства там царевича Дмитрия.

Был ли Молчанов-старший дядькой у вовсе не племянника романовского царевича Дмитрия, как об этом пишут некоторые современные публицисты (последний сын Ивана Грозного был рождён он последней, седьмой по счёту, а не от первой - родной тётки Фёдора Никитича - жены) сказать трудно. Скорее всего, нет. Ибо бытие Молчанов Ф. М. в польском плену не могло вызвать особого доверия царя к дворянину бояр Захарьевых-Юрьевых. А во-вторых, нам не известно ничего об особых воинских доблестях и победах Ф. Молчанова, чтобы быть уверенным, что такому герою доверят воспитание почти что венценосного ребёнка.

Ф. Молчанов мог служить в толпе дворян малого двора царевича, собранного с миру по нитке от дворов самых именитых бояр государства московского, стать достаточно близким человеком царице и окружающим её мамкам-нянькам и прочей женской дворне, изнывающей от безделья и похоти. Если Молчанов-старщий и впрямь был в течение ряда лет обучаем в спецшколе иезуитов, то ему легко было наплести турусы на колесах, и вплестись в доверие к дворне царевича настолько, что ему могли доверить выходить во двор с Дмитрием Ивановичем, где тот мог под его приглядом поиграть, порезвиться. Да и дядька царевича от такой помощи мог не отказаться: было о чем немолодым уж людям почесать языкам, поглядывая из играми царевича с углическими сорванцами.

В этом случае Молчанов-старщий мог убить и царевича, и дядьку. При условии, конечно, если был у Ф.М. напарник по преступлению, который мог взять на себя убийство дядьки, отошедшего, к примеру, по малой нужде за угол. В это случае комбинация организации убийства нследника русского Престола становится простейшей и абсолютно беспроигрышной:

- Молчанов-старший на глазах детей убивает царевича, резанув того по шее два раза, то есть второпях не расчитав первого удара,

- напарник его в это время заваливает дядьку царевича,

- дети в ужасе от увиденного несутся прочь со двора,

- Молчанов-старший с напарником бегут по городу с криком о том, что кто-то убил царевича - и исчезают от побежавшей тотчас к дворцу толпы, оказываются на окраине города, где их ждут заранее приготовленные кони,

- взбешённый дядя царевича Фёдор Нагой требует от народа мщения,

- народ начинает буйствовать - и убивает в панике, в поиске выхода праведному гневу пополам с ненавистью к стукачам находящегося в толпе и тоже не понимающего, что происходит, дьяка Битяговского и ещё нескольких человек вместе с ним,[21]

- пытается организоваться следствие, которым руководит самый знатный из находящийся в это время в угличе мужчин: родной дядя убитого царевича Дмитрия и родной дядя вдовы-царицы Афанасий Нагой

- это первое следствие признаёт убийцей дядьку царевича, но обнаруживает труп дядьки - и тут же выясняется, что дуры-бабы полениилсь сами выйти во двор а послали туда вместо себя с дядькой и царевичем одного из дворян потешного царского двора Фёдора Молчанова,

- расспрашивают мальчишек-свидетелей убийства - и узнают, что убийцей царевича является Ф. Молчанов,

- бросаются в то место, где дворяин ночевал, проводят обыск - и обнаруживыают свидетельства того, что он - засланный польский шпион (а может Молчанов и сам не раз рассказывал дворне и царице о своем житье-бытье в Польше, что делает обыск ненужным, а вывод толпы естественным),

- народ в горячке всем миром рещил идти войной на Речь Посполиту, дабы наказать католиков за смерть своего кормильца, а заодно и растерзал ответственных за подбор кадров в окружение царевича помощников дьяка Битяговского, а также нескольких здравомыслящих противников беспорядка,

- Фёдор Нагой вскивает на лошадь, несётся в Ярославль, чтобы поднять там бунт народный в защиту царевича и позвать народ за собой против поляков, ибо надеется, что тем самым подтолкнёт царя Фёдора Ивановича к решению совместно с народом мстить полякам за сводного братишку, своего троюродного племянника[22], на которого у рода Нагих были очень большие надежды, и само существование которого подтолкнуло их к соучастию в клубде московских тайных католиков[23]... -

Версия проста, всё ставит на свои места, объясняет:

- во-первых, абсолютно все тайны до сих пор не разгаданного преступления;

- во-вторых, причины появления московской следственной комиссии в Угиче, характер ведения В. Шуйским следственных действий;

- в-третьих, причины исчезновения информации об определённых людях и об определённых действиях оных лиц;

- в-четвёртых, причину странного, нежестокого обращения с виновниками трагедии царя Фёдора Ивановича;

- в-пятых, обясняет почему главным происшествием было признано официально не смерть царевича и наследника, а восстание угличан и жителей других городов Верхнего Поволжья, но при этом наказания оказались невероятно мягкими для этого времени:

- в шестых, почему весть о появлении самозванного Дмитрия в Польше показалась настолько дикой правительству Б. Годунова, что оное ограничилось лишь дипломатической перепиской с королём Сгизмундом и уверениями, что этого не может быть, потому что не модет быть никогда;

- в-седьмых, почему Лжедмитрий за одиннадцать месяцев своего царствоваания так и не посетил Углича и не встретился ни с оставшимися в живых своими мамками-няньками, ни с кем из представителей якобы своего потешного двора и с теми бывшими детьми, которые могли бы при встрече вместе с ним вспомнить свои общие забавы - и тем легко убедить даже В. Шуйского в истинности воскрешения царевича Дмитрия.

- в-восьмых, почему до появления князя М. Скопина-Шуйского в келье у М. Нагой, где он собщил вдовой царице о том, что сын её якобы жив и требует инокиню в Москву, мать истинного Дмитрия была в полной уверенности, что видела труп собственного ребенка на дворе в Угличе, держала в руках его мёртвое тельце, и бросала на его гроб горсть земли;

- в-девятых, почему ни один из московских царей после появления в Польше первого ещё Самозванца и до 1917 года не произвёл вторичного расследования случившегося в Угличе преступления с помощью государственных средств и профессионалов-криминалистов. Более того, кровно заинтересованные в разрешении этой загадки Борис Годунов, Василий Шуйский, королевич Владислав, члены Семибоярщины, два первых Романова, и даже Григорий Отрепьев, имевшие возможность вторично допросить очевидцев преступления, бывших в то время ещё живыми, не сделали этого.

Ответ на все эти "почему" может быть лишь одним: все они знали, что царевич Дмитрий на самом деле был убит, кем убит и зачем убит.

[1] Современному русскому человеку легче понять особое положение царевича Дмитрия в Московском государстве, если назвать его французским словом "дофин".

[2] Вот вам, кстати, и готовая версия участия силовых структур в деле госпереворота и избрания новой династии, причин назначения именно Годунова на пост Государя всея Руси после смерти царя Фёдора Ивановича, которая никогда не рассматривалась русскими историками и писателями.

[3] Напомним для того, чтобы было понятно значение теперь всего лишь слова "унижение" в сознании людей 17 века читателям 21 века: престарелый князь Мстиславский рыдал и бился прилюдно головой о стенку, когда его - главного в роде Гедеминовичей - назначил царь Борис в войне 1605 года с Самозванцем не во главе царского войска, а поставил в подчинение "худородному" Басманову. Князь в тот момент и измену-то совершил из-за этой обиды. Нынешние же царедворцы да и прочие миллионы русских - из породы тех, о ком в 17 веке говорили: "Им хоть сс... в глаза - всё скажут: Божья роса", - и потому современникам моим причин отказа Нагих служить дядьками при царевиче не понять.

[4] Столь частое упоминание о вырезанных листах, обнаруженное ещё в 18 веке, заставляет предположить, что Некто (мне думается, что это был Филает) уже после окончания Великой Смуты внимательно и скурпулёзно изучил следственное дело по убиению царевича Димитрия и старательно проредактировал его таким образом, чтобы осталось сомнение в его смерти, дабы тем самым оправдать "веру" бояр московских в то, что Григорий Отрепьев - и есть царевич Дмитрий. Сохранить именно в таком виде уголовное дело было выгодней роду Романовых, чем просто его уничтожить. Лично я считаю эту мистификацию гениальной операцией по зомбировнию сознания целой нации, достойной остаться в аналлах мировой истории государственной политики.

[5] Историки романовского и советского периодов почему-то повсеместно утверждают, что угличане обожали кровожаного и истеричного мальчика, любящего в качестве развлечения мучить людей и убивать самолично животных и домашних птиц, - и именно из обожания этого монстра, мол, подняли угличане бунт и убили царских приставов.

[6] Примером непонимания этой простой формулы может служть преемник Л. Брежнева на посту Генсека ЦК КПСС Юрий Владимироваич Андропов, занявшийся карательными мерами против прогульщиков лично и отвлёкшийся от основных государственных дел, обернувшихся полным провалом его внутренней и внешней политики, а также возвышением с его помощью будущего могильщика страны М. Горбачёва.

[7][7] Первыми королей своих стали казнить, как известно, представители самой "продвинутой" религии . англиканской (Карла Первого), потом - католики (Людовика 18-го), и уж последними православные (Александра Второго) и евреи (Николая Второго и Н. Чаушеску).

[8] Мысль эта проста и однозначна, но она всегда пытается быть оспариваемой примерами якобы бесноватости Ивана Грозного, поступавшего якобы всегда, как самодур. Эта легенда вокруг образа первого русского царя возникла на Западе с помощью публикаций воспоминаний наезжавших в Московию представителей европейско-еврейских банков и торговых домов. И Горсей, и другие такого рода воспоминатели являли собой лиц протестантского либо иудейского вероисповедания, были в социальном плане более "продвинутыми", нежели находившиеся в стадии родово-общинных отношений русские, а потому многое из образа жизни московитов им было непонятно, пугало их и вызывало страх за свои жизни. Здесь уже было сказано, что в годы царствования на Руси Ивана Грозного было казнено менее народа, чем за одну Варфоломеевскую ночь вырезали католики-французы католиков-гугенотов. При этом, казнённые Грозным лица были всегда судимы, всегда вины свои признали, оказывались приговоренными и получили церковное причастие перед смертью, а подданных короля Карла Девятого резали, как свиней. Тот и другой Государи были озабоченны спасением своих стран от раскола - и в этом, в первую очередь, видели они священный долг свой перед поддаными и перед Богом. Известно, как сильно каялся и изматывал причитаниями свою душу, а тело молитвами и постами, Иван Грозный после каждого из очередных кровавых мероприятий по укреплению Государства своего. Но поступки эти почему-то почитают лицемерием, не позволяя царю испить чашу горести самодержца за вынужденность свою быть по отношению к государственным преступникам жестоким. То есть ЕРОПОЙ БЫЛО ПОВЕЛЕНО, А РОССИЙСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЕЙ ПРИНЯТО К ИСПОЛНЕНИЮ следующее положение: пусть лучше ПЕРВЫЙ русский царь скоморошничает, как у Эйзенштейна в "Иване Грозном", чем будет признан мудрым политиком.

[9] Напомним, что из всех известных нам участников Великой Смуты только у Лжедмитрия и у Заруцкого были двойники, но Второй Лжедмитрий был в 1591 году слишком юн и находился далеко от Углича, чтобы быть соучастником убийства, о Молчанове мы будем говорить подробней ниже, Псковский вор Матюша, выдававший себя за царя Дмитрия и вовсе не пытался выглядеть похожим на того, чьим именем он назвался, а Заруцкого можно обвинить в наличии лишь собственного двойника - уже после его официальной казни в 1614 году некий Заруцкий Иван Мартынович ещё несколько лет казаковал на южных границах Руси и грозил направиться походом на Москву.

[10] Тут следует разъяснить. Смена государственной конфессии даже в пределах общего для них христианства следует расматривать, как смену идеологических доктрин нации, что является основым показателем революции, происходящей в государстве, а вовсе не о якобы приходе какого-то там сословия к власти. Приход Романовых к власти привёл к узакониванию крепостного права на территории Великорусской равнины, то есть рабства, - и это фактически тоже было регрессивной революцией сознания масс. Поэтому, хоть Московия и не стала католической в результате Великой Смуты, но католицизм основную свою задачу - выкинуть Московию из европейской семьи народов и наречь её империей Зла, выполнил. Не случись Тридцатилетней войны в Западной Европе, Россия стала бы католической. Но и в этом случае династия Романовых оказалась бы во главе страны.

[11] Отсюда традиция, кстати, при регистрации брака женщине брать фамилию мужа, что являет собой всего лишь пережиток родово-общинного общества.

[12] После смерти Годуновых Бориса и Фёдора, и уж тем более после свержения Лжедмитрия формула эта перестала быть действенной - и Шуйский решился надеть на себя законную шапку Мономаха.

[13] Случай в мировой истории и в мировой практике борьбы государей за власть беспрецендентный: законный претендент на Престол Шуйский стал верным слугой и помощником в государственных преобразованиях, осуществляемых узурпатором Годуновым.

[14] Как много, однако, аналогов между Романовыми и узурпаторами царской власти в России 20 века Ельциным, не правда ли? Незаконный президент (по конституции РСФСР такой должности в республике не было, да и в Президиум Верховного Совета Борис Николаевич прорвался путем подкупа и шатнтажа, заменив на этом месте человека, который впоследствии получил за это звание Генерального Прокурора России, а ещё спустя полгода с треском с этого места выгнанный), жульничал во время избирательных компаний, участвуя в мистификациях нападения на себя некими неизвестными злоумышленниками, боролся с переплюнувшим его в дворцовых интригах Горбачёвым всеми мыслимыми способами вплоть до измены Родине, службой на пользу США, до перехода сначала в католичество (был офицером Мальтийского Ордена), а затем и в иудаизм, устроил серию Гражданских войн на территории захваченной им страны, из которых Чеченская началась на самом деле в 1987 году и длится по сегодняшний день, хоть официальные даты ныне обозначены иными, привёл к обнищанию и вымиранию основу нации - русское село. Результат правления Ельцина сопоставим по числу людских потерь в России с результатами Великой Смуты: более 10 миллионов трупов.

[15] Трудно сказать предположительно, но мне думается, что будь Рюриковичи либо Гедеминовичи на троне московском в 18 веке, к примеру, не было бы вообще на Руси дворцовых переворотов и всякого рода изменных интриг в среде новобоярской - так называемой аристократической. Романовы своей изменой в 16-17 веках как бы привнесли идеологию традиционной для Запада измены Государю на Русь, укрепили крепостничество, но одновременно с этим и на самом деле ослабили идею самодержавия. Свидетельства тому - многочисленные крестьянские восстания, случившиеся именно в века правления Романовыми Московией, в том числе и такие громадные, что зовутся войнами (Разинское, Булавинское, Пугачёвское) - и именно эта тенденция привела к Первой 1905 года, а также к Второй февраля 1917 года и к Третьей октября 1917 года революциям, равно как и к государственному перевороту, приведшему к фактическому исчезновению именно Третьего русского государства в 1991 году; началась с октября 1993 года пора создания на его остатках вот уже четвёртого типа государственного образования - России космополитической.

[16] Здесь стоит обратить внимание на то, что римская католическая черковь оказалась в конце 16 века в цейтноте из-за раскола, случившегося на традиционно католических территориях и отпада множества земель, перешедших в протестантизм и в начавшиеся уже проглядывать кое-где росточки будущего анабаптизма. Риму нужна была победоносная война на Востоке с тем, чтобы укрепить авторитет католической церкви в Европе - и тем самым вернуть в свое лоно хотя бы часть бывших католическоих земель, а также присвоить земли, принадлежавшие православной церкви, увеличить свою паству, обязанную по оставшимся ещё от древнеримской империи законам выплачивать деятину папе римскому. То есть Крестовый поход на рубеже 16-17 вв был папскому Престолу жизненно необходим. И отказ царя Фёдора Ивановича обнародовать имя убийцы царевича и его заказчиков, равно как и другие поступки этого Государя, повлёкшие романовскую легенду об якобы умственной и психической неполноценности его, фактически следует признать гениальными решениями, способствовавшими спасению Руси от анекции и к углублению религиозного конфликта в Западной Европе, обернувшегося, в конце концов, Тридцатилетней войной.

[17] Впрочем есть сообщение Н. Костомарова, что его убил в 1610 году в Ярославле Заруцкий, но, мне думается, это ничем не подтверждённое утверждение - одна из множества выдумок известного историка.

[18] Из Новогородских земель и Перьми Великой, с Вятки и Камы прибыли по зову царя Василия для спасения Руси даточные люди добровольцы - и этому факту опять-таки романовские историк не придавали никакого значения, просто игнорировали тот факт, что в период Великой Смуты первое народное ополчение формировал Василий Иванович Шуйский. И воевало оно против воровского войска, за которым стояли Речь Посполитая и католический Орден.

[19] В 1990-ом году один из дальних родственников моей жены, человек на редкость разбитной и весёлый, работавший в сугубо гражданских учреждениях, умер - и на похороны его явились несколько солдат с офицером, которые дали залп троекратный над могилой, а до этого передали вдове погоны майорские с голубыми "шпалами" и груду медалей и орденов. Из бумаг, бывших при этом нследстве выяснилось, что рядом с нами жил "герой невидимого фронта", бывавший даже почему-то в Анголе, где бледнолицему шпиону просто негде спрятаться. Чем не аналог Молчанова?

[20] Временное запрещение светскими властями деятельности этого церковного учреждения не привело на самом деле к его ликвидации, шпионско-массонский Орден действует и по сей день, в том числе и на территории России.

[21] Последние могли оказаться самыми благоразумными в беснующейся толпе, призывающими народ успокоиться и не мешать следствию, которое по свежим следам обязан бюыл начать именно дьяк Битюговский. Или могли быть убитыми по молчаливому сговору горожан, как не согласные с версией, которую решили подсунуть комиссии из Москвы сами жители Углича уже после того, как гиль утих.

[22] По понятиям трабойлистического общества, родственника очень близкого.

[23] Иезуитам было бы глупо упускать шанс завербовать известного русского дипломата А. Нагого в свои ряды, а самому Нагому надо было искать силу, на которую стоило бы его роду опереться в случае смерти царя Фёдора Ивановича и провозглашения малолетнего сына его премянницы Дмитрия Ивановича Государём всея Руси. Как всякий искуссный дипломат, А. Нагой был космополитом в душе и легко согласился бы на смену конфессии и для себя, и для страны во имя того, чтобы именно представитель рода Нагих встал во главе Московии. Род Нагих был недругом родам Шуйских и Годуновых, Сумбуловых, Вельяминоых, но не был он дружен и с прокатолияеской партией Захарьевых-Юрьевых-Романовых, Голицыных, Мстиславского и других, стоявших во главе заговора 1591-1618 годов, не примыкал к иудействующим Татевым, Гагариным, Долгоруким. Именно поэтому Афанасий Нагой решился на поступок, который был бы на руку иезуитам и романовскому кружку, если бы он удался, но ими самим предугадан не был. И то, как легко подавили бунты в верхневолжских городах, говорит о том лишь, что на самом деле ранее высказанная версия о том, что восстания там были заранее подготовлены соответствующей пропагандой, не выдерживает критики. Даже то, что А. Нагого царь не очень-то и наказал за случившиеся беспорядки, не казнил, доказывает, что всем было ясно: бушевали в старике бессмысленная обида и основательная боль.