История
13 июля 2008 года

ВЕЛИКАЯ СМУТА - ВОЙНА ГРАЖДАНСКАЯ ИЛИ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ?

Статья 1

Статья 2

Статья 3

(продолжение)

Очерк четвёртый. "ВЕЛИКАЯ СМУТА" В НАЧАЛЕ НОВОЙ ДИНАСТИИ

1

Если верить филаретовским хроникам и новорусским журналистам-пропагандистам, то избрание Михаила Романова на трон московский вызвало волну огромного воодушевления и верноподданического энтузиазма всего русского народа. Народ будто бы даже славил мудрость недавних тушинских бояр, сделавших такой замечательный выбор главы своих угнетателей. Историки обязательно при всяком воспоминании об этом событии повторяют филаретовские наветы на Годунова и слова Палицына о том, что народ русский даже после всего пережитого им кошмара Гражданской и Религиозной войн, после ужасов интервенции только и делал, что обожал полвека как покойную старшую дочь боярина Никиты Захарьина-Юрьева Настасью Никитичну, бывшую за почти века до этих событий весьма недолго первой из то ли шести, то ли семи жён Ивана Грозного и сошедшую в могилу по не вполне ясным причинам, а заодно с ней и обожали якобы все русские люди всех четырёх её братьев, прозванных Никитичами. Никому, мол, дела не стало думать о том, почему это с воцарением Михаила Фёдоровича дети Никиты Захарьина-Юрьева вдруг стали зваться Романовыми - и таковыми стали называться даже в тех переписанных в монастырях наново старых летописях и хрониках, где события описываются до совершения этого изменения фамилии. Хотя на самом деле следовало бы сказать, что в 1613 году к власти над Московией пришла динстия Захарьевых-Юрьевых.

Но так не писали, и не пишут в школьных, институтских и университетских учебниках, дурят детям головы словесами и турусами о мифической любви русского народа к отдельно взятому боярскому роду, состоящему из одних лишь предателей Родины и православной веры личностей. Ложью и нелепостями, в том числе и фоменковских апологетов, полны бесчисленные популяризаторкско-исторические статьи, публикуемые из года в год в российских СМИ и во всякого рода пропагандистских журнальчиках. Статьи те пишутся, как правило, недобросовестными журналистами, занимающимися компиляциями и воровством чужих текстов, да и то из материалов, которые легко прочитать, еще легче осознать, а то и того проще - переврать в пользу заказчиков таких статей. Учёного люда, занимающегося историей Великой Смуты, после победы Великой криминальной революции 1985-1993 годов практически в России не осталось. Несколько лет тому назад довелось мне вступить в переписку с одним кандидатом исторических наук из Санкт-Петербурга, так он, оказывается, совсем не знал о существовании И. Забелина, изучившего историю Великой Смуты вдоль и поперек, не говоря уж о том, что не читал сей новорусский учёный его работ и не подозревал о существовании выдвинутой маститым ученым концепции причин и характера Великой смуты. Новый петербуржский ученый честно признался, что в отличие от Забелина, ни один документ 17 века в подлиннике не читал, да и вообще для написания своей диссертации пользовался лишь... литературными переводами давно опубликованных текстов, а ни одного из знаменитых сборников ПСРЛ (полного собрания русских летописей) в глаза не видел. Но мнение обо всем произошедшем в период Великой Смуты имел категорическое и типично филаретовское. Если же просмотреть интернетовские публикации на эту тему, то вопиющая неграмотность и непонимание авторами тамошних статей истории и характера развития Великой Смуты кажется дичайшими.

Потому для всей любящей лишь лёгкое научно-популярное чтение публики (если она не поленится ознакомиься с данными статьями), хотелось бы сообщить, что возвышение дома Захарьиных-Юрьевых (Романовых) вызвало волну гнева едва ли не по всем весям Руси сразу же в 1613 году. Именно территории, расположенные к Северу от реки Волга, обеспечившие наибольшим числом ратников земское войско Минина и Пожарского, были особенно возмущены совершенным этим актом глумления над патриотическими чувствами русских людей. Сведения о восстаниях и протестах, происходивших в тех районах, до нас дошли вовсе не в классических, то есть филаретовских летописях и хрониках, не в мемуарах лиц, описавших оные по заказу Филарета, а проскальзывают в местных, сугубо провинциальных документах и актах всевозможных Приказных изб и в дошедшей до нас личной переписке русичей. Есть, впрочем, информация и в московских документах. Самым значительным протестом против возвеличивания рода Романовых стоит признать восстание пошехонцев, продлившееся без малого четыре года и бывшее настолько значительным, что о нём хоть и вскользь, но упоминают даже филаретовские летописцы. Всё тот же Биркин оказался одним из руководителей подобного восстания на территории Средней Волги и провоевал против Романовых до середины 1614 года. В башкирских степях возник двойник Ивана Мартыновича Заруцкого тоже Иван Мартынович Заруцкий, войско которого разгромил князь Прозоровский лишь в 1616 году. Были и еще выступления; сообщения о них имеют скрытый характер, анализ которых потребует много времени и неуместен в этой статье. Достаточно упомянуть некого атамана по прозвищу Баловень, на подавление восстания которого потребовалось государству более четырёх лет. Словом, при честном взгляде на вещи, следует признать, что с воцарением Михаила Фёдоровича Романова Великая смута вовсе не прекратилась, а из войны Отечественной вновь переросла в войну Гражданскую.

2

Обращает на себя внимание тот факт, что против Романовых сразу же выступили районы, жители которых на протяжении всего периода Гражданской войны, интервенции и Религиозной войны были наиболее верны православной вере, оставались патриотами Руси в самое безысходные годы Лихолетья, выступали всегда против безропотно признавших род Романовых в цари наиболее изменнических жителей земель, расположенных к Югу и к Западу от Москвы. Впрочем, один серьёзный оплот у противников Романовых в 1613 году имелся даже на Юге - город Астрахань с бывшей территорией Астраханского ханства вокруг него...

Отметим, что город сей был завоеван и принят в подданство Москвы лично Иваном Грозным в 1556 году, то есть в 1613-ом еще живы были старики, отцы которых помнили Астрахань татарской[1], и проживали в городе русские люди лишь во втором, третьем поколенииях. А представляли они собой потомков тех московских, суздальских и муромских стрельцов, которых оставил здесь на вечное жительство Иван Васильевич Грозный, а также множество людей беглых (по терминологии того времени - "гулящих") с территорий, приуроченных к бассейну реки Волга и с Верхнего Дона, с Северщины. Бежали они от притеснений дворян, бояр, были, как правило, уголовными преступнкиами, повинными в поджигании хозяйских усадеб и даже в убийствах обидчиков своих, а то и являлись участниками всевозможных крестьянских восстаний (известны два астраханца-участника восстания Хлопка, случившегося под Москвой еще при Годунове) - бунтари по духу, словом. После прохода через эти земли в период Великой Смуты рати терских казаков во главе с Илейкой Муромцем, назвавшимся царевичем Петром, значительнапя часть желавших помахать кистенями да пограбить русских астраханцев город покинула. Затем еще два самозванца захватывали город, а до этого Астрахань была в осаде вместе с князем Хворостининым против войска Шереметьева (делили знатные бояре град, отданный меняющимися в Москве царями им "на кормление") - и все это тоже значительно сократило православное население некогда значительного по размеру торгового города, называемого Воротами Востока и даже Воротами Индии в Европе.

И вот тут-то надо обратить внимание на то, на что мимоходом обратил из всех историков один лишь советский профессор А. Зимин взор свой: на интересы самого мощного торгового и военно-морского в те годы в мире государства - Великобритании, которая после разгрома испанской Непобедимой Армады стала главенствовать на всех морских путях вне Средиземноморского бассейна[2]. К тому времени банковский капитал Британии уже более века целиком и полностью контролировался все теми же еврейскими банковскими домами, которые финансировали агрессию Болотникова, а потом и поход поляков на Московию.(ПРИМЕЧАНИЕ: Эти же и ломбардские банки вскоре станут финансировать армии буквально всех европейских королевских домов в период Тридцатилетней войны 1618-1648 гг). Интерес к богатой пушниной, лесом и неразведанными еще полезными ископаемыми Московии с их стороны был огромен. Многочисленные агенты так называемой Ост-Индийской компании активно работали в интересах своей конторы на территории Руси со времени правления там Великого князя Василия Ивановича - отца Ивана Грозного - и имели налоговые льготы, недоступные самим русским купцам. Так продолжалось вплоть до царствования Петра Первого, то есть более полутора веков подряд. Середина периода присутствия иудео-британских торгово-промышленных компаний на русском внешнеторговом рынке приходится именно на Великую Смуту. К тому времени на Руси законодательно были признаны введенные еще Иваном Грозным таможенные льготы для английских купцов, которые позволяли им вывозить практически бесплатно высоко ценимые на Западе русскую пушнину, пеньку, лён, мёд и другие товары. Постройка в 1584 году крепостной стены вокруг Новых Холмогор (с 1613 года - города Архангельска) и закладкак там порта, а также основание поселения с портом возле города Кола на Белом море обеспечили Англию гарантированной поставкой товаров со всего Севера Руси и из Сибири по обогреваемому Гольфстримом торговому морскому пути самым дешевым видом транспорта - кораблями. Именно накануне Великой Смуты особенно активно заработал речной торговый путь по Сереной Двине. Сухоне, Югу, Вычегде и так далее через неширокие в тех местах водоразделы до самых притоков Волги, а потом вниз по великой реке до Астрахани, то есть фактически до самого Каспийского моря, с которым граничили и среднеазиатские ханства, и закавказские государства, и Персия с ее многовековыми караванными связями с Индией и Китаем. В Великобритании в те годы была в ходу поговорка: "Кто владеет Астраханью, тот владеет Индией", ибо Москву, наполненную мздоимцами, как шкура суслика блохами, никто из английских евреев-купцов в расчёт уже не брал.

И вот тут-то, с воцарением Романовых, когда Отечественная война на территории Руси почти заглохла, а очередная Гражданская война лишь набирала силу, но мешающая торговле и перевозу азиатских товаров сквозь Русь в Англию разбойная вакханалия на реках и дорогах Руси не прекратилась, выяснилось в Лондоне, что существует помеха в виде нового Астраханского русского царства с четырехлетним сыном Тушинского вора во главе, с его матерью - чешкой польского подданства Мариной Мнишек и соправителем - бывшим иезуитом, волынским дворянином Иваном Заруцким. Последний решил наложить лапу на доходы евреев-англичан в устье Волги, и не только стал собирать налоги с рыбацких речных и морских балчугов и ремесленников своей новоявленной державы, но и потребовал от англичан, армян и персов платить в городскую казну денег гораздо больше, чем раньше брали астраханские воеводы в качестве элементарной взятки. И вот тут-то новый русский царь Михаил Федорович, дотоле свыкшийся с мыслью, что Московия стала страной куцей (кроме Астраханской волости в результате Великой Смуты отпали и те западноруские земли, что завоевали к тому времени король польский Сигизмунд и король шведский Густав-Адольф) вдруг - сразу же после встречи с представителем Ост-Индийской компании - принимает решение (вряд ли самостоятельное, ибо дипломатические документы обоих стран указанного короткого периода до сих пор являются "потерянными" и в России, и в Великобритании) послать воеводу Одоевского (бывшего тушинца) на Юг России с тем, чтобы князь собрал там даточное войско, и оным войском разгромил Заруцкого.

Вот уже четыре века подряд все историки только и говорят, что причиной карательного похода Одоевского надо признавать лишь стремление нового царя ликвидировать претендента на московский Престол в лице сына венчанной на московское царство Марины Мнишек. То есть многие историки, вслед за Филаретом, переносят внимание с вовсю шедшей в это время на всей территории Московии Гражданской войны на локальный Конфликт Междинастический. Мысль о необходимости убрать возможного в будущем претендента на московский Престол, каким мог быть Иван Дмитриевич где-то лет через десять, лежит слишком наверху, и должна подкрепляться наличием на обескровленной и впавшей в нищету Руси[3] большого числа выступлений против Романовых с лозунгом: "Хотим в цари Ивана Дмитриевича!" Но таковых лозунгов и требований восставшим Русским Севером, как известно, не произносилось. И эта особенность восстаний русского народа против власти именно Романовых в 1613-1618 годах очень важна, ибо бунтовал вовсе не попавший под карательные действия и местами то признавший малолетнего Ивана Дмитриевича царем, то отказывавший от него Юг, а именно Север Руси, который изначально не признавал русским царем отца малолетнего царевича Ивана Лжедмитрия Второго. Юг же Московии покорно ждал своей участи, ибо сразу же присягнул роду Романовых[4]. Даже в самой Астрахани о возможном военном походе вверх по Волге на Москву и о государственном перевороте там в пользу мальца Ивана Дмитриевича не задумывались - ибо и населения на это у новоявленной державы не было в достаточном количестве, и материальных рессурсов не хватало для ведения полномасштабной войны с отдельно взятым государством. Не говоря уже о том, что в случае похода одной армии на Москву, необходимо было оставить в самом Астраханском царстве вторую армию - хотя бы для охраны границ от любящих совершать набеги кавказцев и для поддержания порядка в населенных пунктах.

Следует отметить, что любое политическое решение есть все-таки результат защиты экономических интересов определенной группы лиц. Только что пересобачившиеся на "совете всей земли" русские бояре и дворяне хоть и получили массу льгот и пожалований от нового царя, но единства не имели ни в чем, и уж тем более в разрешении собственных интересов в стране с разрушенной девятилетней войной экономикой. А вот английские евреи свой сугубо экономический интерес в том, чтобы ликвидировать Астраханское государство, имели. Достаточно было дать крохотные взятки совсем уж изголодавшимся боярам из ближнего окружения нового русского царя - и решение о военных действиях Москвы против Астрахани, как "концентрированном выражении борьбы экономик" (по В. Ленину), было принято[5]. За поводом дело не стало: малолетний-де сын Самозванца Второго на должность Самозванца Первого мог случиться Самозванцем Четвёртым[6] с тем, чтобы когда-нибудь и свергнуть самозванцев Романовых. Князь Одоевский ранней весной 1614 года отправился в Лебедянь собирать войско, а чуть раньше английские агенты рванули на Юг Московии и в Астрахань для активизации там антиастраханской пропаганды, а также добрались и до Терека, где тамошние русские казаки, отбив два набега чеченцев, чесали себе затылки в недоумении: отчего это по чистому от разбойников торговорму пути, идущему вдоль Кавказского хребта по Кумо-Манышской впадине, перестали ходить караваны из Индии в татарский Крым и обратно, то есть перестали поступать деньги в казачью казну?

А оттого и перестали, объяснили атаману Хохлову и воеводе Головину английские и иезуитские шпионы, которых к этому времени оказалось в этом регионе изрядно, что не выгодно торговать и англичанам, ломбардцам и генуэзцам в этих краях из-за возникшего здесь Астраханского царства, а надеяться казакам на армянских да на персидских купцов, предпочитающих короткие маршруты, - дело дохлое. Если так дальше дело пойдёт, - объяснили терцам, - то придётся казакам либо убираться подальше в горы, на Каспий перебираться, в разбойные набеги отправляться[7], либо самим, собственными руками землю пахать, зерно сеять, чтобы выжить, ибо Москва им пороха, ни свинца,ни соли, ни хлеба присылать на Терек не станет, а Астрахань Заруцкого - и тем более не будеть содержать это непонятное войско[8]. И вот, дотоле тихо и смирно сидевший в своей каменной сакле терской атаман Хохлов собирает войско и идет с ним в Астрахань в якобы самостоятельно им задуманный карательный поход в самую распутицу ранней весны 1614 года.

Но Заруцкий с Мариной и Иваном из города исчезли, не приянв боя, отправились к "другу своему верному", с которым заключили еще в 1613 году пакт о ненападении и мире, сотрудничестве, - к ранее тут упомянутому хану ногайскому Иштереку. Но хан к тому времени оказался тоже распропагандированым иезуитами, ибо тоже любил дармовые деньги, тоже зависел от того, насколько часто верблюжьи караваны будут ходить через его земли со стороны Хивы и Ташкента, а также из земель Среднего и Младшего Жузов бывшей Золотой Орды на Русь и далее на Запад. Хан не пустил в ногайские степи своих вчерашних соратников, враз ставших зваться неверными, - и отряд Заруцкого побежал через пески в сторону реки Яик (Урал), где уже в те годы существовали поселения русских казаков, фактитчески не несших пока еще ни какой службы во благо Руси, не представляющих собой даже войска, а просто таких же, как и Марина с Заруцким, беглецов от крепостной неволи, желающих жить мирно и ни от кого не зависеть на ничейной земле.

Стратегия разгрома так и не создавшегося до тех пор Астраханского государства была расчитана британскими купцами-стратегами совместно с иеузитами следующим образом: с севера шло на Астрахань русское войско князя Одоевского, с юга двигались терские казаки; на запад бежать было Зарцкому нельзя, ибо донские казаки - те самые, что еще год назад гордились тем, что и Заруцкий из донских казаков, хоть и дворянин волынский, - объявили его своим злейшим врагом. Прична перемены настроений в донском казачестве была простой: донцы получили от Москвы пороховую и свинцовую казну, оружие, признав царем московским Михаила Романова, но не став при этом подданными этого самого царя. Об этом накануне ухода из Астрахани узнал Заруцкий от оставшихся верных ему казаков, ушедших с Дона и прибывших в город для помощи любимому атаману. Вступать в бой с терскими казаками и проливать кровь христианскую Заруцкий не стал, уходить на кавказскую и персидскую чужбину ни сухим путем, ни по морю не решился. Хотя, надо признать, существует некое маловразумительное письмо, написанное якобы самим Заруцким (или состряпанное его противниками, сейчас не разберёшь), в котором Заруцкий обращается к персидскому шахиншаху (называя его почему-то падишахом) с просбой принять Астраханское царство в персидское подданство и прислать через всю тысячекилометровую длину Каспийского моря в помощь себе в битве с Московией персидскую армию и флот. Почему это письмо оказалось в Москве, а не в Тегеране, - не ясно, каким образом на безлесом побережье прикаспийской Персии можно было построить флот, способный отправиться в двухмесячный поход влоль 5-6 государств, расположенных кавказском побережье, или вдоль трех ханств, расположенных на песчанных побережьях Средней Азии, никто объяснять не хочет. Всеми русскими историками всегда принмалось на веру - и всё: Заруцкий такое письмо писал, власти Персии имели возможность захватить часть территории Руси, а потому Заруцкий - предатель. Богатейшая Ленкорань имела в то время самый мощный на Каспии флот, который бы не позволил никому без ее разрешения и без солидной мзды пройти через контролируемые ею воды, но никаких документов о такой сделке не имеется. Для того, чтобы проплыть вдоль противоположного берега моря, потребовалось бы персам вкупе к военному флоту иметь равнозначного тоннажа флот с питьевой водой, которая бы к окончанию плавания протухла - и в войске персидском начались бы массовые заболевания. Думается, Заруцкий это понимал, а потому известного письма писать не мог.

(ПРИМЕЧАНИЕ: Фальшивка Носовского с Фоменко утверждает, что Астраханское государство к 1614 году существовало уже с 14 столетия в качестве самостоятельной державы. Но это означаеет, что государство это должно было в течение 200 лет быть настолько самодостаточным, что не только боролось с уголовной преступностью на территориии величиной с современную Швейцарию, не только оберегало свои границы от 6-ти расположенных рядом с ним кавказских государств, но и собирало пошлины с зарубежных купцов и налоги со своих подданных при помощи армии и аналога современной полиции[9]. То есть Астраханское государство должно было иметь и в 1614 году такие мощные вооруженные силы, рядом с которыми 500 теркских казаков и 1500 земских ратников Одоевского - не сила вовсе. Тем не менее, глава государства и верхъовный главнокомандующий Заруцкий убоялся этих малых сил - и сбежал из Астрахани. Опять фоменковская теория использует логику двойных стандартов. Побег Заруцкого подтверждает, как ни странно, фактографическую правду филаретовских летописцев (весьма редкую для них, надо признать, но в данном случае имеющую место): создание Заруцким русского Астраханского царства в 1613 - 1614 гг было просто неудачной попыткой оторвать от Руси часть ее не так уж давно завоёванной территории. И карательная экспедиция князя Одоевского может, в таком случае, почитаться не войной междинастической, а войной за территориальную целостность Русского государства[10]. Не получилось на Руси в начале 17 века парада суверинитетов, аналогичного тому, что спровоцировали Горбачёв с Ельцыным спустя неполных 400 лет. Лев Гумилёв объясняет это некой пассионарностью русского народа, присущего ему в 17 веке и якобы мгновенно потерянного после 1917 года, но, мне думается, в отношении Астраханского царства это было не совсем так. Основная масса людей, проживавших на территории этого псевдогосударства в 17 веке, были все-таки лицами не православного вероисповедания и даже не представляла из себя европеидов. Это были типичные азиаты, ведущие кочевой образ жизни, и при этом абсолютные язычники, молящиеся камням, воде, деревьям, хищным животным и прочим тотемам. К тому же там были и мусульмане, и буддисты. Русских было абсолютное меньшинство. А Заруцкий хотел создать там вторую Татарскую православную Русь. Человечеству же и одной такой преемницы Византии было довольно - и в результате более сильная держава поглотила слабую).

Ну, сколько человек могло с Заруцким уйти в сторону Великой Степи? От силы с тысячу. Больше, как показывает исторический опыт, конных людей совместно через пустыню пройти не смогут - продуктивность колодцев, подпитывающихся исключительно каптажной водой, на территории лишенной традиции сооружения колодцев-влагосборников (кяризов), не позволит сделать более пяти дней конного пути отряду с таким числом всадников и коней. А ведь двигаться по пескам пришлось беглецам именно пять дней до ближайшего полноценнного, то бишь открытого источника воды. Да и то потому лишь это возможно для тысячи всадников, что обилие травы в песках в это время года могло обеспечить животных не только не очень-то каллорийным кормом, но и некоторым количеством влаги - и именно поэтому есть некоторые основания согласиться с тем, что все-таки около тысячи, либо чуть меньше, людей сопровождать могли Марину Мнишек, её сына и Заруцкого в пути до реки Урал, а там и далее вдоль нее и вдоль казацких юртов в места и ныне-то заподведные, то есть дикие, похожие чем-то на непроходимые джунгли, называемые здесь тугаями. Впрочем, о тысяче людей у Заруцкого говорить не приходится, ибо войско Хохлова направилось в погоню за Заруцким несколько позже, когда сочной травы-то в песках почти не осталось. То есть оно быть должно значительно меньше 500 имеющихся у атамана в Астрахани казаков - и это войско легко разгромило отряд беглецов, вставший, как пишут летописцы, в оборону не то в наспех сооруженной крепости, не то в "гуляй-городе". Более того, задачей атамана Заруцкого было стать отряду его как можно незаметней, скрыться от преследователей вместе с "царевичем" Иваном и с его матерью. Поэтому можно предположить, что к моменту измены сопровождающих беглецов астраханских казаков, в отряде Заруцкого было едва ли около полусотни человек - то максимально возможное число лиц, которые сумели бы в походных условиях незаметно сговориться о совместном предательстве, и принять решение о том, чтобы схватить Заруцкого, связать атамана, а затем вместе с пленником, с Мариной и "царевичем" отправиться навстречу отряду Хохлова.

(ПРИМЕАЧАНИЕ: Ибо таково свойство всех бунтов: в рядах противников правящего режима обязательно выявляется два-три провокатора либо предателя, которые за пресловутые иудины серебряники предадут своего вождя. Так за десять тысяч серебром купил голову Емельяна Пугачева у его полковников подпоручик Г. Державин, так продали Петру Первому бунтари-казаки своего атамана К. Булавина, так случилдось и с преданным казацкими атаманами С. Разиным, а также с Томасом Мюнцером (это - в Германии в период Реформации), так случилось и с кружком Петрашевского, и со всеми, кто так и не дошел до назначенного им пути).

Попытка Заруцкого спасти от мести Государя всея Руси любимую свою женщину и ее ребёнка была изначально обречена на провал, ибо вступил атаман в конфликт с силой безликой, бесстрастной и бессовестной - с государством, "аппаратом насилия" (по В. Ленину). Те, кто сталкивался с органами правопорядка (автор в качестве политического диссидента советских еще пор четырежды арестовывался, был судим и пробил 10 лет в ссылке, а также преследовался в судебном порядке за политические убеждения и в "демократической" Германии), знают одно непременное качество так накзываемых правоохранительных органов - действия их неспешны и неумолимы. В том и сила государства и закона, что они врагов своих настигают всегда. И наказывают неспешно, со смаком.

Но вот в случае с Заруцким, Мнишек и Иванкой конфликт их с государством произошел чересчур быстро, неправдоподобно скоро - в течение полутора месяцев 1614 года. Создается впечатление, например, будто очень легко было привыкшим к русским лесам ратникам (набор оных производился в лесостепной зоне) отыскать следы беглецов во впервые ими увиденной пустыне. (ПРИМЕЧАНИЕ: Автор данной статьи, будучи в ссылке, работа в песчаной пустыне Муюнкумы несколько лет, является автором неоднократно переиздаваемого романа "Пустыня", повествующего о выживании участников противочумной экспедиции в этой природной зоне, потому считает, что знает основательно проблему следования и преследования по пескам людских масс). Эти гении разведки, оставшиеся в парктически обезлюдевшем Юге Руси, сумели не только быстро найти отряд Заруцкого в долине реки длинной более 1000 километров со сложным рельефом местности по берегам, но и провести пропагандистскую работу среди местного многоязычного населения, в результате которой часть казаков не просто переметнулась на сторону недавно еще ненавидимого ими Михаила Романова, но и осуществила заговор, которые тоже не делаются с бухты-барахты. И, тем не менее, нам утверждают летописцы и хронисты, что на всё про всё ушло у поимщиков Заруцкого всего лишь полтора месяца. То есть, с профессиональной точки зрения, хронология в этом эпизоде Великой смуты выглядит неубедительной, а раз хронология становится недостоверной, то и события, включенные внутрь нее, кажутся скорее вымышленными, нежели имевшими место на самом деле. Поэтому необходимо определить их источник и оценить причины, спровоцировавшие обман.

Источниками могут быть лишь донесения царю самого князя Одоевского, руководителя карательной экспедиции, а также тех из ее участников, которые прибыли в составе конвоя пленных в Москву, то есть лиц наиболее доверенных и наиболее приближенных к князю. Именно им-то и было крайне выгодно приукрасить свои подвиги, сообщить новому царю о том, какие трудности им пришлось преодолеть для поимки Заруцкого и Марины Мнишек, сколько усилий пришлось приложить, чтобы исполнить царский наказ, куда и как расходовались средства, выделенные из и так уж истощенной государевой казны на разгром мятежной волости. При этом следует отметить, что основные участники этого похода (ратники из южных районов Руси и терские казаки) ко времени доклада князя царю уже сидели по домам и заняты были делами по хозяйству, которые были вынуждены забросить во время участия в походе на Астрахань. Ибо для разгрома Заруцкого была послана с Юга Руси не стрелецкая, а земская рать, то есть армия, состощая из лиц, воюющих лишь в исключительных случаях; в обычное время эти люди были заняты мирным, созидающим трудом.

(ПРИМЕЧАНИЕ: С земцами Заруцкий, кстати сказать, никогда не воевал. Во всяком случае, во всех дошедших до нас документах и свидетельствах Заруцкий участвовал в боях исключительно с поляками. Даже в боях болотниковской рати под Москвой его не было - он находился с посольством вождя восставшего против Шуйского Юга Руси в Самборе, в гостях у тещи покойного Расстриги. Даже Второго Самозванца нашли поляки без него. А затем, служа у Тушинского вора, Заруцкий со своим отрядом участвовал в боях опять-таки против поляков. И это - еще один аргумент в пользу версии, что вся история Одоевского о погоне за Заруцким и его отрядом выдумана Хохловым и князем для даже не красного словца, а со вполне реальной крохоборской целью - оправдаться за чрезмерный расход государственных средств и получить повышенную награду).

Казнили Заруцкого и пятилетнего Ивана летом 1614 года самым изуверским способом: Ивана Мартыновича посадили по приговору первого царя Романова на кол, ребёнка повесили на воротах при въезде в Москву со стороны Серпухова. Под радостное улюлюканье богобоязненной и милосердной толпы москвичей, надо думать...

3

С уничтожением малолетнего возможного претендента на русский Престол Ивана-царевича мир не пришел в страну, как утверждали историки царской поры и утверждают новорусские авторы (В. Буганов или Ф. Шахмагонов, С. Цветков, к примеру). Практически единственным историком, который обратил внимание на период с 1614 по 1618 год, и не впрямую, но достаточно отчётливо определил его продолжением все еще не умолкающей Великой Смуты на Руси, был и остается профессор С. Соловьев. При чтении первой главы девятого тома его "Истории России" создается впечатление, что попадаешь в Россию Ельцина-Путина: Москва живёт сама по себе, провинция - сама по себе. Страна существует как бы в двух ипостасях: народ и власть, люди - и нелюди. И объединить их нечем. Да и желания объединяться с обеих сторон не видно. Вот казнили пятилетнего ребёнка, поглазели, как вываливается полиловевший язык его из ротика, как задергалось в конвульсиях тельце - а спокойствия на душе царя нет. И смысла существования у новой власти нет, одна видимость. А у народа нет и веры в будущее своё, и в будущее всей нации. Потому как 9 лет - это и слишком много, и слишком мало. Много - для души человеческой, для чувств, для того вместилища, что переполнилсь уж страданиями своими и жалостью к другим до отказа. Мало - для того, чтобы народился народ, который сызмальства чтит царя Романова, во взрослом виде уж почитает долгом своим служить ему, как пёс служит своему хозяину, стремится величать Государя со страхом и искренней любовью в душе.

Не признавал северорусский народ царя нового, а царь Михаил за это остатки людей русских карал руками недавних изменников святой Руси: боярскими, дворянскими и народа южнорусского. Изо дня в день, из года в год. То есть наступила пора в стране полицейского произвола и тирании, украшенных возвышенной риторикой. То там, то тут возникал стихийный простест всё сильней и всё бессовестней угнетаемых крестьян - и всякий раз недовольных подданных Михаила Фёдоровича в документах называют не православными землепашцами русскими, а казаками, черкесами. Словно власть решила размежевать народ на лиц скулящих. покорных - и на все ещё не утихомирившихся героев периода Отечественной войны в Великую смуту.

(ПРИМЕЧАНИЕ: Подмена понятий - самая частая из всех методик манипуляции обыденным сознанием. При Ельцине самых заядлых врагов - коммунистов и фашистов - новорусские СМИ и Министерство культуры Российской Федерации объединило под единым слоганом: красно-коричневые. Так и при Михаиле-Филарете на Руси тихвинские крестьяне, выступившие, в конце концов, единственной боевой силой против шведских захватчиков, оберегшие страну от нового шквала интервенции, были признаны казаками - наравне с теми беглецами от крепостной зависимости, что жили вне территории Московии и продавали себя в качестве наёмной силы любому, кто больше заплатит за ратные услуги, то есть с казаками Дона и Днепра).

А вот руководили правительственными войсками, карательными экспедициями против северорусских крестьян всегда те самые бояре и князья, кто особо рьяно служил Расстриге и Тушинскому вору, являлись самымии активными изменниками Борису Годунову: князь Лыков, дворянин Измайлов, дворянин Пушкин, боярин Шереметьев и так далее. То есть изначально династия Романовых в борьбе с собственным народом опиралась на самых ярых врагов русского народа - на аристократию и знать московскую. (ПРИМЕЧАНИЕ: Как и Ельцин в период войны с Горбачёвым опирался на высшую партийно-хозяйственную власть СССР и на уголовников).

Практически все годы правления Михаила Федоровича Романова Московия представляла собой два враждебных друг другу лагеря: собственно Москву с прилежайшими к ней уездами - и противной стороной в виде остальной Святой Руси. Сохраняло их в единстве лишь чувство неисякаемой опасности перед иностранной интервеницей и вероятности порабощения католическими странами. Так в марте 1613 года, то есть спустя месяц после избрания Михаила Романова, собору земли русской пришлось двинуть войска против униатской Литовской Руси, чьи войска вошли войною в белевские, мешевские, калужские и козельские земли, а еще спустя месяц русские князья Хованский с Хворостининым устроили меж собой сечу в районе все той же печально известной Северщины, а также были получены сведения о том, что царский каратель и доверенный человек царя Михаила А. Измайлов (один из руководителей измены под Кромами, любимец Первого Самозванца, тушинец) "сношается с литовскими людьми". В июле 1613 года оппозиция Романовым, именуемая официально вновь казаками и черкесами, выбила литовцев с территории Руси и захватила Сервейск, Козельск, Мешовск, Волхов, Лихвин, Перемышь, Белев, Вязьму, Дрогобуж, 1 августа 1613 года войска русских патриотов-врагов Романовых подступили к Белой. То есть те самые люди, что звались в филаретовских документах ворами и злодеями, практически за половину лета 1613 года выбили с территории Московии польско-литовских интервентов, создав тем самым благоприятную стратегическую обстановку для того, чтобы царь послал стрелецкое войско с князьями Черкасским (сдался Расстриге без боя, служил Тушинскому вору и полякам) и Троекуровым (сдался Расстриге без боя, служил Тушинскому вору и полякам) для осады Смоленска, где московские казенные полки якобы простояли без всякого толка аж до июня 1615 года. Почему "якобы простояли", объяснится ниже.

В 1613-1614 гг на Северских землях укреплялся польский военачальник Лисовский, который в то время, когда голова царя Михаила была занята интригой против Заруцкого, спокойно и без хлопот занял Брянск и Карачев. Пришлось против него идти с наспех собранной земской дружиной все тому же Дмитрию Михайловичу Пожарскому (больше оказалось некому, ибо Лисовский уже в те времена числился одним из самых удачливых и самых талантливых полководцев Европы) - и началась погоня через Кромы, Волхов, Белев, Лихвин, Калугу, закончившаяся... едва только у Пожарского открылась старая рана и полководец слёг в постель. Лисовский же, пошкодив на территориях между Ярославлем и Костромою, между Коломной и Переславлем-Рязанским, между Тулой и Серпуховым, повернул на Литву и ушел туда практически без потерь. Почему-то этот поход Лисовского не привлек внимания историков не только российских, но и польских. Хотя поляки и обмолвились пару раз о том, что вылазка Лисовского была скорее всего разведкой боем, которая была необходима верховному командованию Речи Посполитой для оценки фактического состояния экономики и системы взаимоотношений народа и власти в центральных районах Московии накануне всеми ожидаемой военной компании католического государства против православной державы. Это подтверждает и характер переписки между варшавским королевским домом и администрацией папы римского, у которого Сигизмунд Третий уже не просил, а требовал денег и благословения на новый Крестовый поход на Москву.

Одновременно с переживанием ужаса от набегов Лисовского Москва вела переговоры с Варшавой об обмене пленными и, в первую очередь, о возвращении на Родину Филарета Романова, внаглую заявляя королю при этом, что Московия ждет королевича Владислава с тем, чтобы поставить того царем русским. В Польше от таких писем и таких завялений посла Аладьина слегка, как говорится, прибадели, а потому только через год после коронации Михаила Фёдоровича Романова, весной 1614 года прислали от имени Сейма грамоту в Москву, в которой упрекали русских бояр в измене Владиславу - и напоминали, что те сами-де предложили отдать власть над собой Польше, просили посредничества австрийского императора в этом деле. А в заключении предложили продолжить переговоры, в результате которых масса спорных вопросов должна наконец проясниться. Бояре ответили гордым отказом без всяких извинений, в оправдание свое заявив, если перевести на современный язык кратко: "Вовремя надо было вам, панове, принимать решение, не жевать сопли так долго; поспешили бы - было бы по-вашему, а теперь поезд ваш ушёл".

И отправили в Польшу с грамотами посла Желябужского, который нашел в Варшаве живущего в роскошных апартаментах Льва Сапеги (канцлера, то есть второго лица Речи Посполитой, главы литовской части этого лоскутного государства) недурно проживающего там в неге и холе Филарета Романова, который высказал свое неудовольствие послу за то, что русские бояре поставили на трон московский его сына. В том же разговоре Филарет вдруг заявил: "Я в Патриархи не хочу"[11]. Что есть это, как не отказ Филарета от патриаршьего сана, врученного ему Вторым Самозванцем? А заодно, если исходить из контекста разговора, и отказ старшего Никитича от долга своего служить интересам православной церкви. Сказано всё это было Филаретом в присутствии большого числа свидетелей, из которых главными следует назвать все того же канцлера Сапегу, пана Олешинского, посла русского Желябужского, а также представителей русской дипмиссии, жены пленного полковника Струся, маршалка замка и придворного летописца. Слова эти оказались запротоколированными и остались как в польских, так и в русских источниках.

(ПРИМЕЧАНИЕ: Историки же русские упорно называют Филарета времени нахождения того в Польше Патриархом московским. От лизоблюдства ли своего, от неграмотности ли - непонятно. Однако, всевозможные интерпретаторы истории, всевозможные пропагандисты идеи русской монархии и всегда поверхсностные в суждениях журналисты, ничтоже сумящеся повторяют за ними эти благоглупости, дурят головы населению стремительно впадающей в бездну неграмотности новой России).

Таким образом, время 1613-1615 годов было вовсе не временем успокоения и прекращения Великой Смуты, как об этом писали, пишут и будут еще много лет писать на Руси, а временем открытой Гражданской войны, объявленной изменниками-боярами населению родной страны при наличии административного апарата в Москве с подчиненными ему карательными структурами и при абсолютном отсутствии духовного руководства в лице первого лица государственной церкви: то есть семь митрополитов русских вели каждый свою политику на подведомственных им территориях - и при этом далеко не все они были едины в своем отношении к новому царю и уж тем более к роду изменников православной вере Романовых. До нас не дошло сведений о характере проповедей в церквях тех регионов, где непрестанно вспыхивали восстания русских крестьян против новой династии, но, если судить по тому, что идеологическая подоплека практически всех этих выступлений была одинакова ("Долой Романовых!"), то можно с уверенностью сказать, что основная часть священнослужителей Руси и православных иерархов были противниками режима Михаила Фёдоровича и его клевретов. В таком случае, чем следует считать названные годы, если не продолжением Великой Смуты?

4

Диломатия всегда была ахиллесовой пятой России. Не хватало и не хватает представителям русского дипкорпуса во все времена ни ума, ни такта для разрешения всегда существующих между странами экономических и политических противоречий[12]. Причин тому много, но главная состоит в том, что Россия была ВСЕГДА и остаётся поныне государством закрытого типа, то есть имела границы закрытыми, а право выезда и представления своих интересов за границей представляла лишь избранным - и, как результат, в избранные попадали чаще всего самые никудышные люди. Достаточно упомянуть министра иностранных дел России Нессельроде, к примеру, виновника Крымской войны. Не был исключением и период завершения Великой Смуты. Если Желябужский с несложным своим заданием все-таки хоть наполовину, но справился, то следующий русский посол в Польше князь Воротынский повел переговоры с Ганделиусом столь нелепо, что "была брань большая, с обеих сторон хватались за сабли". В результате, Смоленск и значительная часть земель Северщины так и остались под поляками. Одновременно были отправлены посольства, в Рим, в Тегеран, в Крым, в Германские княжества, в Константинополь - столицу Турции, начавшей войну с Речью Посполитой как раз в эти дни на территории нынешней Украины. Везде результат дипломатических переговоров был одинаков: Московия во всех спорных вопросах проиграла, потеряв территории, финансовые средства и население. То есть дипломатия царя Михаила Фёдоровича способствовала сокращению и без того сократившихся в начальный и серединный периоды Великой Смуты населения и территории Руси. (ПРИМЕЧАНИЕ: Еще одна ассоциация с геополитической активностью правительства Ельцина, при активной бездеятельности которого страну покинуло около 20 миллионов человек, а территория сократилась едва ли не наполовину).

Официально, согласно русским документам, лишь в августе 1614 года в Москву прибыл английский купец Джон Мерик[13]. Английские источники утверждают, что случилось это месяца на четыре раньше, с марта жил купец в Москве, а был представлен царю только в июне. Отчего так? Вроде, купец и купец. Мало ли купцов да челночников таскается по свету, делает деньги на перепродаже не ими изготовленного товара? Ан тут купец был необычный! Во-первых, был сэр Мерик представителем одного из крупнейших еврейских банков Британии, перебравшегося в 16-м веке на остров из Андорры, а в королевской грамоте, представленной царю, оный купец звался неожиданно для всех ранее знавших Мерика в Московии людей, князем, рыцарем, дворянином Тайной комнаты, имеющим полномочия говорить с русским царем от имени английской короны. И от именно имени короля английского Якова купец Мерик ГАРАНТИРОВАЛ прекращение агрессии шведской короны на территории Руси на основании того, что эти действия молодого шведского короля Густава-Адольфа ущемят интересы купцов Британии[14]. После этого Мерик ПОТРЕБОВАЛ от русского царя гарантий беспрепятственного передвижения по территории Московии английских купцов он Новых Холмогор (Архангельска) вплоть до самой Астрахани. Перед Мериком русские бояре и царь долго извинялись, объясняли, что после поимки и казни Заруцкого все равно порядка и тишины на Нижней Волге и возле Астрахани не наблюдается... "а как, даст Бог, дорога в Астрахань очистится и с персидским шахом о Грузинской земле восстановится, то Государь о том с Якубом-королем сошлется". Дано было новым царем русским купцу Мерику тут же разрешение на беспошлинное прохождение англичан по реке Оби в сторону Китая, Туркестана и почему-то Восточной Индии. Царь Михаил Фёдорович даже просил англичан взять себе бесплатно земли русской Вологодчины для постройки там своих городов и для организации там охотничьих и прочих промыслов. Надо ли теперь возвращаться к объяснению причин похода князя Одоевского на Астрахань и скоротечной казни Заруцкого и Ивана-царевича? И откуда в русской казне взялись деньги на этот поход?

5

Надо сказать, что вплоть до начала Великой Смуты самыми доходными землями для русской короны были: бывшее Астраханское ханство и Новгородская пятина, которые в совокупности, согласно Разрядным книгам Дворцового Приказа, обеспечивали царскую казну шестьюдесятью процентами ото всех доходов московской короны. Потому предательство ставшего ближним царю Михаилу князем В. Долгоруким, (ПРИМЕЧАНИЕ: Сдал сей князь Великий Новгород шведам), могло привести Московию к экономическому коллапсу. Если бы народ Новгородской земли и этого города не отказал в выплате дани шведскому королю и не послал подальше переметнувшегося к шведам митрополита Киприана, не начал массового переселения на территорию новой, сократившейся подобно шагреневой коже Московии (а сбегали от шведов в Московию даже жившие на тех территориях малые народы: вепсы, финны, ижорцы, ингерманландцы и так далее), история Руси могла бы развиваться совершенно иначе. Но народ новгородский хоть и презирал своих предателей-бояр, но еще более не хотел быть в подданстве у короля свейского, а посему король был вынужден пойти на остаки этого народа карательной экспедицией в январе 1614 года. И тотчас со всей Руси бросились на помощь новгородцам те самые так называемые казаки северорусские, враги царя Михаила Фёдоровича. Именно это-то и вынудило московских бояр и царя Михаила Фёдоровича послать московское стрелецкое войско против шведов. Военную компанию ту шведские источники считают для Швеции удачной и победной, русские же источники больше говорят об обороне Тихвина да о взятии города Гдова Густавом-Адольфом (осенью 1614 года), о неудачной осаде Пскова (июль 1615 года) - и обо всём как-то мимоходом, как о событиях малозначимых. Ибо закончилась эта война между Московией и Швецией унизительным для Руси и крайне экономически невыгодным Столбовским миром (27 февраля 1617 года), по которому Московия теряла много чего, но главное - ей был закрыт выход к Балтийскому морю. Но зато - король шведский отказался от своих притязаний на русский трон, который всё те же русские бояре во главе с победителем Заруцкого князем Одоевским в период Лихолетья успели предложить покойному шведскому королю Карлу - отцу Густава-Адольфа и королевича Филиппа. Последний факт во всех русских документах, без исключения, заболтан второстепенной информацией.

6

Таким образом, есть все основания считать, что начало царствования династии Романовых в области внешней политики было провальным на всех фронтах государственного строительства. Не уважали в те годы русских и ни в одном государстве Европы, и в Крыму, и в Персии, и в Турции, и на Северном Кавказе. Ибо во все времена было так: уважают соседи государства сильные да богатые, а бедные державы, порушенные Великой Смутой, потерявшие выходы к морям да не имеющие порядка внутри собственных границ, только тем и интересны соседям, что пограбить их можно... если нет сил завоевать. А сил на захват и контроль всей территории Руси не было ни у покуда еще только вступающей в свою будущую великую силу Британии, ни у мощнейшей уже Швеции, ни у толком и у себя-то на своей территории не оформившегося в нормальное государство кочевого Крыма, ни даже у властительницы половины Западной Европы, бестолковой и чванливой Речи Посполитой. Даже у самого значительного осколка некогда великой Священной Римской империи Австрии не было в достаточной степени большого и сильного войска, способного создавать гарнизоны во всех городах обширной Московии. А всем вместе врагам России объединиться не было никакой возможности. Именно это спасало Московию из века в век от полного захвата соседями и от истребления православного населения.

А еще помог династии Романовых все тот же английский псевдокнязь иудейского происхождения да еще и солдат римского Ордена Игнатия Лойолы, банкир Джон Мерик. Именно он сумел объяснить шведскому королю Густаву-Адольфу, что полностью контролировать свейской армией преобширнейшую, лишенную дорог, в большей части имеющую земли холодные Новгородскую пятину привыкшему к удобствам и порядку европейцу невозможно. Оттого и мир со Швецией случился такой в общем-то для Руси щадящий: забрали шведы только ту часть пятины, что возле моря была да хорошо обжита, а места дальние, дикие, с которых дань собирать - себе дороже, оставили московитам. Без выхода к морю и Великий Новгород в течение нескольких лет зачах, превратился в заштатный городишко; даже свершившаяся спустя век двадцатилетняя Северная война, благодаря которой Пётр Первый вытащил Россию к Балтийскому морю, не оживила этот некогда один из славнейших городов Ганзейского союза. В народе же остался на века слух, забытый лишь при Ельцине: Бог наказал Великий Новгород за измену, а потому стал звать его просто Новгородом.

7

Глядя на то, как хозяйствовали и вели внутренниюю и внешнюю политику царь Михаил Федорович Романов и окружающая его боярская клика, просто диву даёшься: как это они высидели на своих административных постах и до конца не порушили страну? Большая часть территории Московии была к тому времени полностью разорена, земли большинства южных волостей обезлюдели, налогов в казну платить с них было некому и не с чего (разве что натурой), Север станы платить Романовым отказывался, годуновская казна была разграблена еще первым Лжедмитрием, а остатки оной вместе со всем золотым да серебряным убранством церквей московских растащились поляками напрочь, собственной родовой казны у юного Романова оставалось с гулькин нос - а Разрядные книги всех Приказов при этом пестрят сообщением о выделении тех или иных немалых сумм для выдачи боярам да дворянам московским на разрешение всяких, даже самых пустяковых вопросов основательсных средств, перечнем наград и просто поощрений. Откуда во время Гражданской войны взялось на земле, лишенной золотых, серебряных и медных приисков, такое большое количество свободных наличных денег?[15] Не иначе, как Мерик привез царю плату за будущие заслуги Романовых перед мировым ростовщическим сообществом.

(ПРИМЕЧАНИЕ: Впечатление о Московии 1610-х годов точно такое же, словно о России 1990-х годов, когда миллионы людей вымирали от глада, а Черномырдин, Чубайс, Гайдар, Березовский, Гусинский, Прохоров, Полторанин, Абрамович, Патрикацишвили и присно с ними новоявленные "олигархи" все лезли и лезли в государственную кормушку и руками, и ногами, и харями. При этом ответственности за свои неумные и вредные благу державы проступки не нёс в обоих случаях никто).

Награды в виде денег и золотой утвари в 1613-1618 годах высшие чины московские получали за всё, даже за неисполнение царских приказов. Впрочем, и приказы те были подчас самыми идиотскими...

С 1614 года шла война Московии со Швецией - самой богатой в те времена страной, выпускавшей больше металла на душу населения, чем все остальные страны Европы вместе взятые, способной покупать во Франции и в германских княжествах не полки и дивизии, а целые армии наёмников-ландскнехтов, поддерживаемой уже тогда существовавшим международным ростовщическим синдикатом, перебравшимся из Ломбардии и Андорры в Англию и Голландию. Война эта, как ясно должно быть из вышесказанного, могла закончиться лишь поражением, и окончилась, в конце концов, поражением Русского государства. А могла бы завершиться и вообще окончательной катастрофой нации, если бы не разбуженная земским ополчением Минина былинная народная мощь в виде пресловутого северорусского казачества, ударившего по тылам шведской армии в дни войны оной с регулярными московскими силами. Так вот... шла уж второй год война со Швейцией - и именно в это время, то есть 1 июля 1616 года Государь всея Руси решил воспользоваться тем, что внимание Речи Посполитой приковано к войне с Крымским ханством на территории своих вассалов князей Вишневецкого и Острожского (современной Северной Украине) и... объявил войну Польше. Послал Михаил Фёдорович против крупнейшего в тогдашнем мире государства... отряд в полторы тысячи человек во главе с князем М. Тинбаевым и Н. Лихаревым.

(ПРИМЕЧАНИЕ: То есть, ни мало не смущаясь, ни задумываясь о последствиях, основатель династии Романовых на четвертом году своего правления открыл Второй фронт, как сказал бы Гитлер. Но фюрер-то немецкий воевать на два фронта не хотел, он оказался вынужденным, печалясь о гибели германцев, распылять свои силы, а русскому царю Михаилу Фёдоровичу, а более того - его клевретам - была "война, как мать родна", они готовы были воевать хоть на пять фронтов ради получения средств из пополненной Мериком государственнйо казны).

Боярская дума 1613-1618 гг была просто-напросто лишена государственного разумения и навыков хозяйствования не то, что в пределах державы, но даже в собственных вотчинах. Уровень сознания членов Боярской Думы мало чем отличался от такового у западноевропейских рыцарей 13 века, считавших, что огнём и мечом легче всего убедить мусульман-сарацинов в благости и милосредии Сына Божьего. Окружающие царский трон бояре слали русских ратников убивать поляков и самим гибнуть в мучениях от ран, повторяю, без какого-либо государственного рассчета и без какой иной цели, кроме как желания получить из государственной казны хоть какие-нибудь деньги на эту войну и, как водится, часть этих средств прикарманить.

(ПРИМЕЧАНИЕ: Кто не верит мне тут, скажет, что я кощунствую в отношении предков наших, пусть обратит свой взор на характер и детали двух войн демократической России с Чечней в 1990-е годы. Уверяю вас, предки наши были ничем не лучше и не благородней наших современников. Читайте об этом статью мою "Колониальная политика России в 16-20 веках в свете анализа причин и характера Первой Русско-чеченской войны в 29 веке").

Часто пишут, что с уходом Сигизмунда из-под Можайска в Варшаву в 1613 году война Московии с Речью Посполитой не окончилась, что войско князя Черкасского и Троекурова было послано под захваченный поляками Смоленск и якобы стояло там, держа город в осаде, а князь Тинбаев и Лихарев прибыли туда только им на смену. Может, оно и так. Только вот поляки той осады Смоленска не заметили: собирали с окружающих земель дань в польскую королевскую и местную каштелянскую казну, восстанавливали порушенные стены крепости работы Федора Коня, реставрировали взорванный князем М. Шеиным православный храм Архангела Михаила, строили новые каменные дома на месте сгоревших деревянных изб - всему этому существуют доныне сохранившиеся материальные свидетельства и польские документы. ТАК город, находящийся в осаде, не живет. А это означает, что никакой осады между 1613 и 1616гг не было.

То есть только 1 июля 1616 года войско князя Тинбаева и Лихарева вышло из Москвы для осады Смоленска, а уже через две недели Сейм польский послал королевича Владислава в сопровождении 8 комиссаров - самых авторитетных людей своего государства (епископа луцкого А. Липского, каштеляна бельского С. Журавинского, каштеляна сохачевского К. Плихта, канцлера Л. Сапеги, старосты шремского П. Ошалинского, старосты мозырского Б. Стравинского, Я. Собесского и А. Менцинского) на переговоры с русскими с наказом королевичу: сохранить мир между Польшей и Московией любой ценой. Ибо Сейм (совет депутатов всех земель, составляющих Речь Посполиту) понимал то, чего не могли взять в толк юные царь Михаил и королевич Владислав: главная ценность и истинное богатство всякой державы - это люди, население ее, а не города и не спрятанные в чужих кладовых богатства. Мир в тот момент был нужен и Речи Посполитой с Русью, и Руси с Речью Посполитой. Потому что существовавшая в качестве натурального метода хозяйствования экономика обеих стран балансировала на основе принципа самопроедания и воспроизводства, то есть война Речи Посполитой на два фронта - с русскими и татарами - могла привести к инфляции и катаклизмам внутри страны, равно как и война на два фронта - с Польшей и Швецией - могла полностью прекратить существование Московии.

К тому же истово верующему католику Сигизмунду было невероятно трудно понять: как это христианский, хоть и православный, царь выступает против христианского же короля плечом к плечу с мусульманами? Это был первый подобный матримональный союз в 17 веке, буквально потрясший сознание поляков, уже забывших об аналогичной, но недолгой инициативе, направленной против Руси их собственным королём Стефаном Баторием. Потом в течение последующих полутораста лет в союзы с татарами и с осаманами будут по многу раз вступать и Польша, и Австрия, и Франция, и государства Апенинского полуострова - и сознанию европейца станет понятна измена вере во имя корыстных интересов, оправдываемая для себя и своих союзников якобы величием целей и стоящих перед их государствами задач. Но тогда, в 1616 году... это было уму польского короля (порвавшего со своими родичами-протестантами из Швеции во имя католицизма) недоступно, во-первых, а во-вторых, вызвало презрение Сигизмунда к Московии, окончательно утвердившее его в мысли, что русские - низшая раса, народ рабов. И, направив сына-королевича на переговоры о мире с русскими, король начал подготовку самого большого своего карательного похода, имевшего целью наказать непослушных русских холопов, а то и полностью их истребить...

4

Провокационный поход Тинбаева и Лихарева под Смоленск обернулся для Московии очередной Ливонской войной, ответственность за развязываение которой, как всегда, русские летописцы и русские историки возложили на поляков. Переговоры сорвались, началась серия то выспыхивающих, то утихающих военных действий, ведущихся с переменным успехом, которую историки Польши почитают Войной Владислава за русскую корону, а русские историки дробят на ряд военных операций, проведенных с обеих сторон, тем самым как бы снижая накал страстей и переведя их в плоскость якобы войны всего лишь за освобождение Филарета из польского плена. К тому времени и русские источники уже не называли Филарета Патриархом, а звали всего лишь отцом царя Михаилав Фёдоровича, которому якобы был уготован все еще пустующий после гибели Гермогена в польском заточении Патриарший Престол. В результате, при обилии описаний характера и хода этой войны фактически чёткой картины военных действий с 1 июля 1616 г по 29 декабря 1618 г найти у современников этой войны отыскать невозможно, а при чтении аналитики Н. Карамзина, С. Соловьева и В. Ключевского обращает на себя внимание откровенная фрагментарность их работ, периодические сбои в хронологии и рассуждения профессоров на отвлечённые темы.

Ряд недомолвок всех этих авторов, а также документы Приказных изб Северщины и Смоленщины дают основания догадаться, что всему виной - деятельность опять-таки тех самых народных масс, которых летописи усиленно называют казаками, то есть лицами в то время и в том государстве признававемыми официально антисоциальными, едва ли не бомжами. Люди эти и впрямь не имели прописки того времени, то есть не признавали себя собственностью новоявленных крепостников, владели оружием для защиты своего права почитаться свободными людьми, а для добычи пропитания в связи с отказом государства выделять пахотную землю во владение свободным людям, вынуждены были заниматься разбоями - всегда, впрочем, щадящими ограбляемых, если судить по юридическим документам того времени: так называемые казаки русского Севера никогда не отбирали у крестьян последнего, изымали только излишки, наказывали чересчур лютых помещиков, то есть в чем-то походили на молдавских, румынских и западноукраинских гайдамаков 17-19 веков, почитаясь в народе разбойниками, но разбойниками благородными. В военных действиях между Московией и Польшей северорусские казаки ВСЕГДА выступали на русской стороне, но при этом никогда не подчинялись представителям царской администрации, действовали самостоятельно - и порой именно их действия оказывали решающее действие на результаты тогдашних битв. Именно эти-то факты и старались скрыть филаретовские летописцы, прилагая все усилия на то, чтобы выделить достоинства и заслуги лиц, оказавшихся в ближнем окружении Филарета после возвращения его на Родину.

Совсем другими были казаки украинского атамана Сагайдачного, выступавшего в этой войне вместе с поляками против Московии. Их действия, согласно документов, а не облитературенных летописей, представляли собой разнузданную жестокость не просто отдельных личностей, а целых воинских соединений, проходящих через территории Северщины до Тульщины в буквальнос смысле этого слова с огнем и мечом, использовавших тактику выжженной земли. Объединяя казаков Сагайдачного общим словом "казаки" с русскими патриотами русского Севера, филаретовскией летописцы тем самым старались еще раз очернить не желающих идти в рабство русских крестьян Севера Руси, представить их врагами русской государственности, измениками долгу и Родине. Историки последующих поколений укрепили эту ложь, сделали ее хрестоматийной аксиомой.

(ПРИМЕЧАНИЕ: Отсюда возникло и непонимание российским обществом уже в 19 веке самого термина "казаки", обернувшегося в период перестройки созданием нелегальных военных, подчас откровенно бандитских формирований, называющих себя "казачьими войсками" с самозванными атаманами во главе, присваивающими друг другу воинские взвания и так ничего не сделавшими по сию пору для защиты Отечества от нападений соседних враз ставших агрессивными в отношении России малых народов, терроризируя порой местное население. Нынешнее "казачество" не используется государством в качестве погранирчных войск, как это было на Руси до конца правления Екатериной Второй, не используется и в качестве полицейских карателей, каковым существовало казачество до Первой Мировой войны, не посылалось новорусское казачество ни разу на фронт во время Русско-Чеченских войн конца 20-го - начала 21-го века[16]. По-видимому, государственные мужи новой России, хоть и заигрывают с казачеством, но в глубине души почитают их обычными бандитами, а то и возможными революционерами, которые только и ждут момента, когда представится возможность свергнуть нынешний государственный режим новорусской олигархии в стране и опрокинуть Россию в анархию. Точно того же боялся и Филарет, когда вернулся в Московию, - и, как человек политически мудрый, принялся переделывать историю Великой Смуты, историю своей жизни, а заодно и историю русского народа).

Из всего того хаоса сведений, что до нас дошли о той очередной Ливонской войне, случившейся в 1616-1618 гг, следует выбрать наиболее яркие факты, дающие хоть какое представление о характере оной, и подтверждающие факт продолжения Великой Смуты в этот отрезок времени. Но прежде следует обратить внимание на появление в Дедерине, где шли переговоры русских со шведами с 1июля 1617 года, опять-таки купцов-иудеев из Голландии: Рейнгоута Фан Бредероде, Дирка Баса, Альбрехта Иоахима и Антона Геетериса, представлявших интересы другого крупного международного еврейского банка, нежели тот, что уже дал денег взаймы царю Михаилу Фёдоровичу и королю Августу-Адольфу через Мерика. И между этими "посредниками по примирению", а фактически конкурентами за право получения таможенных и налоговых льгот на территории Московии, тотчас же возникла вражда, отголоски которой легко найти в воспоминаниях голландцев о событиях, имевших место полвека спустя - во время похода на Москву Степана Разина[17]. Из-за чего случилась склока? Документов о сути яростного спора 1617 года не сохранилось, всё внмание в стенограммах уделено торгу землями России в пользу Швеции. Но, судя по всему, голландцы в этих переговорах пытались выступать и в качестве примерителей уже идущей войны между Речью Посполитой и Московией[18], и в качестве просителей. А война между этими странами к началу этих переговоров шла уже ровно год, то есть с 1 июля 1616 года...

За этот год польские воеводы взяли многострадальные Кромы, порубежные Курск, Оскол, Белгород - на Юге, Стародуб, Ржев, Дрогобуж - на Западе, были готовы воевать (то есть имели разработанные военные планы и сформированные воинские соединения для осуществления этих операций) Старицу, Устюжну, Кашин, Бежецкий Верх, вологодские и белозерские земли. В такой-то сверхудачной и сверхудобной для Польши стратегической ситуации (если не считать всё ещё продолжающуюся между Польшей и Турцией войну) королевич Владислав прямым ходом направился в октябре 1617 года на Москву, но... застрял в словно заколдованной для поляков Вязьме. И прична тому была проста: войско королевича, состоявшее на добрую треть из немецких наёмников, опять не получило жалованья за службу, забастовало.

Спустя месяц пришли наконец-то из Варшавы деньги, неделю на радостях получившие жалованье рейтары да гусары гуляли, пировали, похмелялись. Именно за это время успели русские полки государственные и русские шиши народные прибыть под Можайск - и не пропустили войско Владислава в город, хотя при этом чуть не пересобачились и не передрались между собой. Пришлось полякам несолонно хлебавши возвращаться в Вязьму и, на горе Владиславу, участвовать по требованию Сейма в очередных переговорах с русскими с 20 января по 20 апреля 1618 года. Ибо таково было положение главы этого королевста-республики по имени Речь Посполита: король мог распоряжаться лишь личной казной, весьма незначительной, а основными деньгами, собранными со всей гигантской территории страны в качестве налогов, распоряжался Сейм, то есть избранные со всех подвластных королю польскому и канцлеру литовскому земель депутаты. А депутаты честолюбивым планам своих королей, и уж тем более королевичей, потакать не привыкли, да и деньги умели считать. Все три месяца перемирию этому мешали северорусские казаки, которые превратили жизнь мелких польских гарнизонов, расположенных в малых городах оккупированной Руси, в ад. То есть, по сути, национально-освободительное движение русского народа в период затишья во взаимоотношениях претендента на русский Престол Владислава и новорусского царя Михаила Фёдоровича не прекращалось ни на минуту. Но если следовать логике русских и польских историков, то война та продолжалась с изрядными перерывами и со взаимным стремлением к поиску компромисса.

И вот тут-то московские власти решили отыскать копромисс в виде отдачи Польше всех тех земель, что поляки желали получить от Московии, получив взамен только согласие Владислава на отказ его от московской короны и на возвращение в Московию отца нового царя - Филарета Романова. То есть национальные интересы Московии были попраны первым Романовым опять-таки во имя семейных интересов. (ПРИМЕЧАНИЕ: Приходит на память эпизод с отказом Смталина менять сына на фельдмаршала Паулюса, не правда ли? И кто, получается, больший патриот земли русской: грузин Джугашвили или русский арситократ Захарьин-Юрьев?)

Сейм, дотоле не дававший денег королевичу на слишком уж затратную войну, по окончанию войны с Турцией и Крымом, вдруг решил раскошелиться в пользу Владислва, но с непременным условием: война с Московией должна закончиться в течение года раз и навсегда. Переговоры, на которые так надеялись в Москве, пошли прахом, в июне Владислав вышел из опостылевшей ему Вязьмы и встал в Юркаеве, что расположен на дороге между Можайском и Калугой. Там он и застрял в ожидании украинских казаков, которые должны были ударить по московскому войску с Юга. В этом ожидании отдельные полки поляков пытались взять то Борисово Городище, то Можайск, то Рузу, то Лужецкий монастырь, но безрезультатно. И заслуга в этом не московских бояр да воевод, которых посылал на помощь этим городам царь Михаил Фёдорович всегда с изрядным запозданием, а самых осажденных, стоявших насмерть, и все тех же ненавидимых первым русским царем Романовым шишей-казаков, которые били по тылам польских войск.

Да и деньги у армии наёмников к этому времени кончились. Разворовали казну, посланную в войско королевича Сеймом, польские аристократы да шляхтичи, а без денег немцы, составляющие ядро армии Владислава, воевать дальше не хотели. 28 октября 1618 года 4 хоругви (воинских конных соединений размером около полка каждый) покинули стан. А незадолго до этого наконец-то и у окружения юного русского царя заработали мозги не только о том, как казну царскую грабить, но и как Отечество спасти от очередной беды. "Опять пошли из Москвы грамоты по городам, чтобы жители их, памятуя Бога, православную веру, крестное целование и свои души, усердно помогали государству в настоящей беде людьми и деньгами". Ибо на помощь польскому королевичу шло войско более сильное и более опасное для Москвы - армия гетмана украинских казаков Михайлы Сагайдачного числом в 20 000 опытных в битвах казаков, которые с полного ходу, буквально наскоком захватили Путивль, Ливны, Елец, Лебедянь. И вновь оказалось, что кроме Д. М. Пожарского, некому остановить главного врага - и царь приказывает Дмитрию Михайловичу покинуть польский фронт, идти на Юг, спасать Москву в очередной раз. По дороге князь опять заболел, а сменивший его на посту главного воеводы московского войска любимец царский князь Волконский не сумел утихомирить свару между стрельцами и влившимися в войско Пожарского добровольно северорусскими казаками, превратил русскую регулярную армию в бестолковое сборище-толковище... В результате всех этих перемещений к 17 сентября 1618 года Владислав стоял уже в Звенигороде, а Сайгайдачный - в Броницах Коломенского уезда, а через три дня, уже 20 сентября 1618 года королевич оказался в приснопамятном Тушине, Сагайдачный - у Донского монастыря. Новый русский царь вдруг второй раз в жизни оказался в осаде. Только в первый раз его, запершегося в Москве вместе с поляками, осаждали русские казаки во главе с Заруцким, а на этот раз его, запершегося с ненавидимым им русским народом готовы были осаждать некогда любезные ему поляки и украинские казаки.

"Ужас москвичей увеличивала еще и комета, которая головую стояла над самым городом: царь и все люди, смотря на звезду, думали, что быть Москве взятой от королевича". И в ночь на 1 октября 1618 года начался приступ, о котором в истории России предпочитают не вспоминать, а современники мои даже и не подозревают. Между тем, поляки с одного удара дошли до Арбатских и Никитских ворот Белого города. И остановились - войско вновь потребовало денег, которые вновь разворовали шляхтичи. И опять начались переговоры, длившиеся до самых холодов, по наступлению которых королевич, не дождавшийся средств на ведению войны из Польши, с большой неохотой снял стан и двинулся в сторону Троицкого монастыря - то есть духовного центра обороны православной Руси от католических захватчиков. А Сагайдачный отправился в Калугу. Везде, на всем следовании поляков и украинских казаков, на них нападали отряды северорусских казаков и шишей, невзирая на перемирия не властных над ними московских властей, не давая покоя и отдыха полякам и украинским казакам.

И польскаим военачальникам стало ясно, что ещё одну зиму в этом состоянии войско их не выдержит, ибо устали ратники польские и духовно, и физически. А главное, стало всем, даже королевичу, ясно, что после неудачи захвата Москвы сналёта, никакой призыв не подвигнет наёмников на повторный, а главное бесплатный, приступ столицы Руси, что нужны их людям лишь деньги и гарантия возврата домой, а ни того, ни другого руководство армии интервентов своим солдатам и офицерам дать уже не могло[19]. И потому в селе Деулине, что в трех верстах от Троицы по Углицкой дороге, 23 ноября 1618 года начались переговоры о мире между Речью Посполитой и Москвой.

Уже через неделю, то есть 1 декабря 1618 года все условия поляков были русскими приняты только потому, что был пущен слух, что царевич Иван, сын Богданки-жида, прозванного Тушинским вором, не был повешен на Серпуховских воротах в 1614 году, а был украден казаками Заруцкого, спрятан в Печерском монастыре на Псковщине и готов начать новую войну за московский Престол. Грозила вспышка новой смуты, опасность новой Гражданской войны с новым самозванцем - и бояре московские решили пойти на все территориальные требования поляков, лишь бы сохранить в стране существующее после избрания Михаила Фёдоровича хоть и зыбкое, но все-таки статус-кво. После подписания Деулинского перемирия сроком на 16 с половиной лет преданный поляками Сагайдачный, чертыхаясь и отплёвываясь, отправился на Украину, а подгоняемый северорусскими казаками да шишами, отказавшийся от русского трона королевич Владислав поспешил назад в Польшу.

Королевичу-то, в отличие от окружения Михаила Фёдоровича, было ясно, что война за Московию при внешних экономических успехах договора Польшей проиграна: трон московский остался за царями-самозванцами, а народ захваченных территорий - источник доходов в королевскую казну - с новоприобретенных земель будет утекать на Русь. И еще знал королевич, что новых денег ему на новый поход против Москвы Сейм уже не даст никогда. Потому что уже с 23 мая 1618 года шла война в соседней Чехии между католиками и протестантами, в которую успели влезть уже и Австрия с Польшей, а также Саксония с Баварией, за спинами которых стояли находившиеся с ними в союзах: Португалия, Папский Престол, Трансильвания, Франция, Швеция, Дания, Венеция, Савойя, Республика объединенных провинций (Голландия), Англия, Франция. То есть начиналась всеевропейская война, в которой главной проблемой пока что стояла излишняя гегемония Габсбургов в Европе, - и ясно было, что все деньги, которые можно было бы взять королевичу в еврейских банках на войну с Московией, уже разобраны властителями других европейских держав. А воевать без денег не было смысла. С подписанием Деулинского перемирия Польша выиграла передышку, возможность участвовать в Тридцатилетней религиозной войне без опасности получения удара в спину русской армией. Московия же получила возможность спокойно вздохнуть и заняться государственным строительством.

Филарета польский король вернул сыну лишь через год - 14 июня 1619 года, когда имперская армия католиков разбила под Чешски Будёновице армию протестантов - и в результате вся протестантская Европа выступила против европейских католиков и, в первую очередь, против Речи Посполитой, даже не участвовавшей в этой битве. Король Сигизмунд решил, что одной головной болью ему будет без Филдарета меньше, а царь московский Михаил Фёдорович, обняв отца и возведя его наконец-то на вполне законных основаниях на Патриарший Престол 25 июня 1619 года, так и не заметил, что в очередной раз его самого и окружающих его бояр облапошили на дипломатическом поприще поляки.

Здесь можно и закончить повествование о Великой Смуте на Руси, хотя порядка в стране с возвращением Филарета так и не наступило, северорусское казачество не успокоилось и новой династии на московском троне не приняло. С возвращением Филарета прекратился бардак в самом Московском Кремле, что уже само по себе в тот момент было выдающимся достижением. Воры-бояре, дотоле правившие страной от имени юного царя, перестали распоряжатиься казной государственной и не им, но ими же вручённой властью. Умный, циничный, жесткий Филарет взял державу в свои руки, оставив при себе сына, как марионетку, не более того. Больше претендентов-самозванцев на трон Московии не было, а потому Великая Смута кончилась. Мечта Фёдора Никитича Романова стать самоджержцем всея Руси сбылась...

5

Из всего сказанного в данных четырёх очерках следует один весьма заурядный, известный практически всем, кто в той или иной мере интересовался и занимался историей Великой смуты, но почему-то впервые озвучиваемый именно мною и именно сейчас вывод... Великая смута вовсе не представляла собой лишь отдельный, вырванный из контекста развития русской нации, эпизод в истории России, в чём нас стараются убедить вот уже 400 лет подряд, а являлась лишь этапом огромного катастрофического периода в истории русского народа, названного самим народом "Бунташным веком", и, более того, запротоколированного всеми летописцами и всеми хронистами филаретовского и постфиларетовского периодов именно этим словосочетанием. Речь идет практически обо всем 17 веке, а не только о первых полутора десятках лет его - именно сто лет потребовалось роду Романовых для того, чтобы окончательно укрепиться на русском троне, произвести регрессивную революцию по закрепощению русского крестьянина ради признания, наконец, самим народом России права рода Романовых величаться Государями всей русской земли, хозяевами народа холопов[20].

Бунташный век - это не только восстания Степана Разина, Кондрата Булавина, это - восстание и оборона монахами Соловецкого монастыря, это - раскол православной церкви, это - несколько восстаний во Пскове, в Великом Новгороде, мятежи в Астрахани, Медный, Соляной и несколько Стрелецких бунтов в Москве, это - не десятки даже, а сотни более мелких восстаний на всей территории Московии-Руси против новой формы правления и против новой династии. Вкупе с ними шли на протяжении всего 17 века бесконечные войны династии Романовых с правителями Речи Посполитой, Австрии, Венгрии, Швеции, Крыма, Турции, малых государств Северного Кавказа, Молдовы, Ногайской Орды, Младшего и Среднего Жузов, а также с народами Сибири, с армиями Манчжурской династии Китая, с джунгарами. И это - не говоря о военных конфликтах со среднеазиатскими ханствами, о предательской политике Романовых в отношении народов Закавказья на протяжении всего 17 века. Ценой буквально массового, тотального уничтожения целых поколений житеплей целых русских провинций обширной державы, Романовым на протяжении Бунташного века удалось селекционировать новый тип представителей русской нации - покорных рабов, которые уже ко времени взрослого состояния Петра Первого искренне чтили Государя всея Руси Петра Алексеевича Романова за Богом данную великую сущность, которая лучше них знает, что нужно делать во благо державы, в которой всякий человек, кроме этого самого Государя, значит не более пыли на его сапогах.

Ко времени осуществления реформ Петра Первого Россия не только в экономическом и технологическом отношениях, но и в социальном, оказалась отброшенной династией Романовых по отношению к той же Англии в век эдак 13-й, когда в Туманном Альбионе еще не была подписана Хартия вольностей и народ острова пребывал в крепостной зависимости. В то время, как ещё накануне Великой Смуты и во время нее, при Иване Грозном и Борисе Годунове, две державы эти развивались на равных, а народы их были свободными. Цена произошедшей с Россией метафорозы - революция регресса, произведенная семейством Романовых и их клевретами-боярами в период, названный Филаретом "Великой Смутой", и далее - в течение всего "Бунташного века".

Продолжение чаcть V

Высказаться в Дискуссионом Клубе

Проголосуйте за это произведение

Что говорят об этом в Дискуссионном клубе?

282978  2008-08-05 14:22:07 Куклин, порете чушь! - ╚К тому времени банковский капитал Британии уже более века целиком и полностью контролировался все теми же еврейскими банковскими домами, которые финансировали агрессию Болотникова, а потом и поход поляков на Московию╩. Как видите, и восстание Бoлотникова, и поход поляков на Москву во время Смуты - это все британцы иудейского происхождения. Уж не говоря о захвате британского банковского капитала - это все примерно при Елизавете Первой - коварными иудеями. Напечатано это в исследовании некоего Куклина, в журнале www.pereplet.ru. Правда, лихо ? Это еще не все. Учтите, что восстание Болотникова было в 1606 - 1607 гг., а евреи из Англии были изгнаны в 1290 году и вернулись только в 1655.

Copyright (c) "Русский переплет"