Валерий Куклин - ВЕЛИКАЯ СМУТА - ВОЙНА ГРАЖДАНСКАЯ ИЛИ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ?

ВЕЛИКАЯ СМУТА - ВОЙНА ГРАЖДАНСКАЯ ИЛИ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ?

2. "Великая смута" глазами Патриарха Филарета

5. Характеристики хроник, документов, летописей и литературных произведений, посвящённых "Великой смуте"

Статья первая. О ПРОБЛЕМАХ ХРОНОЛОГИИ "СМУТНОГО ВРЕМЕНИ"

Судьбе было угодно уготовить мне более чем тридцатилетнее изучение источников и архивных материалов, касающихся самого, пожалуй, таинственного события в истории России, известного широкой публике, как "Смутное время". Достаточно задуматься, например, над тем, что различные источники и различные авторы называют совершенно разные даты начала оной смуты и окончание ее.

Польские и украинские историки, к примеру, признают началом Русской смуты момент перехода с помощью украинских лодочников войском первого Самозванца реки Днепр под Киевом (26 октября 1604 года). Хотя некоторые из них и вовсе называют датой смуты либо осень 1603 года, когда некое лицо в Брагине призналось князю А. Вишневецкому, что является наследным царевичем московским Димитрием, либо 15 марта 1604 года, когда оное лицо было официально принято королем Польши Сигизмундом Третьим Вазой и признано претендентом на русский престол.

Чешские историки признают началом Русской смуты 7 мая 1605 года, когда казачьим войском в пятьсот сабель было наголову разромлено пятидесятитысячное русское войско под городом Кромами. В Скандинавских странах историки вообще признают началом Гражданской войны в России начала 17 века день убийства первого Лжедмитрия сторонниками Василия Шуйского 1 мая 1606 года. В самой же России дата эта в трудах именитых ученых наших Татищева, Карамзина, Ключевского, Соловьева, Костомарова, Платонова, Зимина и других варьируется от 1600 до 1605 года - в зависмости от их собственных пристрастий, а то и сиюминутной коньюктуры.

Учёные же монахи Ватикана, в свою очередь, считают, что тот период времени, что на Руси зовется "Великой смутой" со времён соправления землей Русской патриархом Филаретом и Михаилом Федоровичем Романовыми, является лишь эпизодом в многовековой истории экспансии католицизма на Восток, имеющим чёткие границы в виде Брестской унии, подписанной в октябре 1596 года и Деулинским перемирием, подписанном уже 1 (или 11 нового стиля) декабря 1618 года. Они также уверены, что согласия на независимость Руси не подписала бы великая тогда держава Речь Посполитая с заштатной Московией в 1618 году даже по требованию Ватикана, не случись в Праге событий, послуживших началом Тридцатилетней войны в Западной Европе и отвлечением Рима на борьбу с набирающим политическую и финансовую силу протестантизмом. Ибо с тех пор территория Речи Посполитой являла собой бесконечное поле боя битвы между католиками и протестантами Западной Европы, потребляющей все людские и материальные рессурсы страны. То есть не до Руси было полякам, оттого-то, по мнению официального Рима, и кончилась Великая смута на Руси.

Попробуем же и мы разобраться в этой проблеме хотя бы для определения даты начала Русской (Великой) Смуты, а также и даты ее окончания, которая тоже весьма туманна. Ибо вышеперечисленные русские историкии и последователи ими основанных исторических школ признают оное тоже разным. Для одних Великая смута окончилась сразу же с провозглашением Михаила Федоровича Романова на Московском Престоле 21 февраля 1613 года либо венчанием его на царство 11 июля 1613 года, для других - захватом остатков войска И. Заруцкого на реке Урал весной 1614 года, для третьих - казнью бывшего в течение полутора лет Правителем земли Русской и фактического руководителя первого русского ополчения, выступившего против поляков, И. Заруцкого вместе с пятилетним сыном второго Самозванца Иванокой в Москве в июле 1614 года.

Практически трудно сейчас найти в России историков, придерживающихся мнения, что и с этими кровавыми, но политически необходимыми, разрешениями стоящих перед страной и перед новой династией вопросов первый царь Романов вовсе не прекратил смуту в державе. Новорусские историки почему-то уверены, что походы (1614-1618 годов) ранее провозглашенного русскими боярами царем московским польского королевича Владислава на Русь - события малозначащие, а отказ сына польского кородя от притязаний на Московский Престол в 1618 году и вовсе не принимался никогда русской исторической наукой во внимание.

В то время, как в той же Польше по сию пору тема эта в дискуссиях историков и публицистов является животрепещущей. Даже писатель-фантаст С. Лем уделил ей серьезное внимание в одном из своих обширных интервью по истории польского народа для Австрийского телевидения. При этом, всеми польскими историками всегда утверждается, что именно историки России, желая сфальсифицировать прошлое своей страны в угоду всякий раз новым, то и дело меняющим политическую окраску правительственным режимам, всякий раз намеренно уводят в сторону сознание масс, отсекая для осмысления и изучения общественностью наиболее важные для улучшения взаимоотношений русского и польского народа исторические периоды. Однако, сами поляки со словом "смута" применительно к событиям, опеределившим характер польской интервенции начала 17 века, согласны, не уподобляются шведам, признающим оные события не сумтой, а Гражданской войной на территории Москвоского государства. Все вместе это и ставит перед нами задачу определиться с самим термином "Великая смута" хотя бы для того, чтобы разобраться в сути оной.

Термин "смута" относительно событий, первыми всколыхнувших территорию нынешней Курской области осенью-зимой 1605 года, был впервые произнесён задолго до свершения них - в самом начале правления Бориса Годунова (1598-1605гг) и являл собой предсказание безымянной московской пророчицы-кликуши о грядущих бедах для Руси в связи с восхождением на трон лица не совсем русской национальности (по народной легенде, царь Борис не то на на одну шестьдесят четвертую часть, не то на одну сто двадцать воьмую по крови был татарином). Слово "смута" имело в 16 веке несколько иной смысл, нежели воспринимается нами сейчас, оно являло собой в семантической основе своей определение смущения умов народных масс. Смуты случались на Руси в период Средевнековья и в начале Нового времени в тех или иных регонах страны регулярно, всегда по вине тех или иных воевод и в связи с чрезмерными злоупотребленими представителями местно администрации данной им Великим князем либо царем властью. В дни таких смут после шума, криков, избиений, а то и "сбрасывания с раската" явных в сознании народа чиновников-злодеев и лиходеев, сами возмутители спокойствия либо успокаивались увещеваниями, либо усмирялись стрелецкими войсками - и смута кончалась.

Куда опасней для властей и затратней для царской казны было усмиярть бунты и гили, которые являли собой волну стихийно вспыхнувшего гнева угнетенных масс, волну слепую и беспощаную, несущую множество смертей и разрушений, ведущих к уничтожению коммуникативных систем, основных фондов государства, к нарушению размеренной работы администрации, прекращающую сбор дани и налогов с мятежных регионов и отправки оных в мерополию. Разрушение экономической стабильности страны могло в те времена привести и к потере русским народом собственной государственности. Усмирение гилей и бунтов силой с использованием всех стредств устрашения, вплоть до самых мучительных, прилюдо производимых казней, было насущной необходимостью великокняжеской и царской власти не только для спасения своего началия, но и для сохранения всей нации. Ибо развал государственности неминуемо ведет к внешней агрессии, к порабощению титульной нации, к геноциду и к заселению территории проживания народа другими нациями. (Наглядный пример: сокращение популяции русской нации в связи с перестройкой и стремительное заседение территории его естественного проижвания лицами азиатских национальностей).

Появление на границах нынешней Украины Лжедмитрия с наемным войском, состоящим из поляков и чехов, 26 октября 1604 года, который принято в России сейчас называть началом Великой смуты, самими современниками оной, а главное - Государем всея Руси Борисом Годуновым и его ближайшим окружением, вплоть до Главы Тайного Приказа (ныне КГБ или ФСБ) Семена Годунова - не было воспринято особой бедой и напастью, и не называлось покуда даже "смутой". Ибо разбойников, бандитов, желающих пограбить под теми или иными лозунгами порубежные земли Руси, было в те годы предостаточно, воздействия на умы толпы они не оказывали, то есть никого не смущали. Да и земли Киевщины в тот год еще не принадлежали русской короне, а примкнут к Московии лишь более, чем полвека спустя. Тогда они принадлежали вассалу польского короля князю К. Острожскому, а появление там армии, ведомой холопом магната А. Вишневецкого, назвавшего себя московским царевичем Димитрием, расматривалось с точки зрения законов того времени, всего лишь хитроумием пана Адама в вечной его конкурентной брьбе с паном Константином с намерением оттяпать кусочек княжеских угодий. То есть говорить об октябре 1605 года, как о моменте первой агрессии поляков на Русь, как предлагали советские историки, или как о начале Великой смуты, как предлагал Н. Костомаров, не следует. По крайней мере, до тех пор, пока наемники Лжедмитрия не вступили на земли русской части Северщины в декабре 1604 года, агрессии на Русь совершено не было. Но смута по Руси уже шла...

Смута в сознании подданных Бориса Годунова началась на самом деле в 1601-1602 годах, когда народ Московии захотел и рвался свергнуть недавно столь любимого населением страны царя. Отчего это? Давайте разберёмся.

Народы и власти державы сей имели уровень обыденного сознания даже не начала Нового времени, каковым обладали некоторые из народов Западной Европы (Италия, Испания, Англия), а пребывали в состоянии еще средневекового умственного ступора. Потому причину резкого обнищания своего и массового вымирания, случившегося в неуражаи и голод 1601-1602 гг, русские видели лишь в неправильном руководстве государством новым царем. Для русских масс Борис Годунов являлся, в первую очередь, "не природным", а всего лишь избранным московскими боярами мужем сестры последнего "богом данного царя" Федора Ивановича. В народе Годунова почитали излишне добрым, а потому глупым властителем земли и народа, подчиняющегося лучше и охотней кнуту, чем прянику.

Никому на Руси и в голову не могло придти, что виной тому, что в августе 1601 года Москва-река оказалась подо льдом, держащим на себе груженные сани, что рожь не успевала за короткое лето вызревать, виноват не Годунов, а извержение вулкана на территории какой-то там никому на Руси неизвестной Мексики, что бесчисленные "знамения" на небе являются следствием оптических эффектов, возникающих в стратосфере, обильно заполненных частичками вулканических пепла и газа, что кометы летят не для того, чтобы предупреждать жителей русских сел и городов о грядущих бедах, а по законам космической физики. Все эти небесные световые спектакли видели миллионы обитателей всей планеты, везде о них поговорили, да и позабыли, но лишь в России оные "явления" по сию пору остались "доказательствами" того, что Бориса Годунова следовало свергнуть, а его шестнадцатилетнего сына и жену задушить.

Западную Европу и Скандинавию спас от голода 1601-1602 гг тёплый Гольфстрим, хотя и там резко снизились урожаи зерновых, заметно подорожал хлеб, для перевоза которого с юга на север Германии, например, стали срочно рыть каналы, функционирующие и по сей день. Лишенная океанического подогрева Нечерноземная часть Московии лишилась привычной кормовой базы для людей и скота, стремительно вымирала. Люди не желали разрешать проблему собственного спасения перевозом зерновых из изобильных в те годы урожаем Среднего и Нижнего Поволжья в голодные районы Подмосковья и Замосковья, сеять быстро вызревающий ячмень вместо ржи и тем более вместо требующей долгого периода светлых дней пшеницы. Нападать на хлебные караваны, идущие с юга на север - да, охотников было много, а помогать перевозке, сопровождать телеги да баржи с зерном желающих не находилось вовсе. Не было сопосбных честно "ишачить" в среде изличшне вольных, вовсе не закрепощенных русских крестьян. Масса купцов разорялась в 1601-1602 гг от чинимого самим русским народом разбоя в то время, когда трудами их и самих разбойников можно было прокормить и Москву, и окружающие ее земли хлебом относительно дешёвым.

Народ голодный даже восстал под руководством некого Андрея Хлопка - и на самом деле осадил Москву, лишённую продовольствия, с требованием накормить голодных, раз есть у царя... деньги. Более нелепого по целям и задачам бунта голодных крестьян трудно представить. Воров разгромили регулярные войска, смутьянов поевесили, тут кстати и хлеб прибыл из Ярославлдя, доставленный туда баржами с Южного и Среднего Поволжья. Но кометы продолжили летать в небе, зима продолжалась долго...

Осознать бедствие, как стихию, не бороться с ней, а приспособиться, сеять ячмень в районах, где ранее произрастала рожь, ум русского крестьянина бразца 1601-1605 года был не в силах, а потому искал из создавшегося положении один лишь его сознанию доступный выход: сменить Государя. Тем более, что и нынешний Борис Федорович Годунов - не Богом данный, а всего лишь людьми избранный. Сменится династия - будут и годы урожайные, решил русский народ с подсказки иноземных и местных советчиков, ненавидящих Годунова в своекорыстных интересах, вот и весь сказ. Логика сия - и есть истиная смута, живущая в сердцах народа. Таковым, по крайней мере, слово это возникло в русском языке, таковым и продожало свое существование до начала 17 века. А смущение умов ведет, как известно, к стремлению совершить государственный переворот, то есть к революции.

Почему-то именно реводюцией никогда не называли и не называют Великую смуту, хотя все признаки революции, как таковой, налицо. Если Ленин определял революционную ситуацию, как момент, когда "верхи не могут управлять по-старому, а низы не хотят", то налицо такая ситуация сложилась в последние годы правления (1601-1605) уже тяжело больного Бориса Годунова. Династия Годуновых дышала на ладан вместе с царем, который уже не был столь энергичен, каким был в годы правления своего при царствовании Федора Ивановича. Все попытки Бориса Федоровича породниться со знатными родами европейских королевских дворов заканчивались плачевно для претендентов на русский Престол - и это в глазах черни доказывало нежелание Бога даровать Годуновым право престолонаследования, а вовсе не говорило толпе о наличии заговора против правослвной Руси и об активной деятельности широко разветвленной на территории Западной Европы и Московии сети агентов католицизма.

Ибо к вышеназванным признакам революционной ситуации в Московии добавился и этот элемент: наличие по соседству с Русью стран и конфессий, стремящихся захватить земли, принадлежащие титульной нации Московии. То есть к 1605 году налицо в стране были три условия для совершения государственного переворота путем агрессии извне с молчаливого согласия населения страны (по крайней мере, польские хронисты в молчаливом согласии русских на уход в подчинение польской короне и в католицизм были и остаются уверенными). В случае успеха государственного переворота происходит то, что в исторической науке называется революцией, если происходит смена общественно-экономической формации, а в России по сию пору зовется просто Великой смутой.

Сразу обратим внимание на тот факт, что государственный переворот в Московитии и свержение династии Бориса Годунова был задуман в католическом Риме теми, кто не впрямую, а через казначея короля Сигизмунда, оплачивал авантюру Лжедмитрия, с целью заменить на территории Московитии идеологическую основу страны: православие упразднить, а идеологической доктриной для русской и остальных наций страны признать католическую религию и, как следствие, обязать все население Руси платить десятую часть всех своих доходов в казну римского папы, а также возложить налоговое дополнительное бремя в пользу короля самой в то время большой по территории и населению державы Западной Европы - совсем недавно (в 1569 г) объединившихся по Люблинской Унии в Речь Посполиту двух мощнейших государств того времени: Польши и Литвы. Эти внешние силы обеспечили финансирование, предоставили людские и материальные рессурсы первому Самозванцу.

Внутренние же антигодуновские силы представляли собой московское "старое родовитое боярство", весьма прореженное Иваном Василеьвичем Грозным, видящее себе "обиду" в возвышениях новых бояр из низких родов, случившихся пойти в карьерный рост при царях Федоре Ивановиче и Борисе Федоровиче - так называемого служилого дворянства и боярства. Наличие "не своих", то есть всего лишь служивых, "пожалованных в чины" только при Иване Грозном семьи Годуновых-Самбуровых во главе державы, грозило старому боярству "захудалостью" своих родов, а то и полному исчезновению, как это уже случилось со многими из тех, чьи предки были рядом с Великим князем Дмитрием Донским, а после Опричнины сошли на нет (князья Массальские, к примеру). То есть старые и родовитые роды (в первую очередь Романовы, больше всех пострадавшие от Годунова за "колдовство свое и чародейство" в 1600 году, были заинтересованы в изничтожении рода Годуновых не менее римского Престола, а потому финансировали из личных средств начало смуты в виде воспитания в монастырях значительного числа возможных в будущем самозванцев сразу же после смерти настоящего царевича Дмитрия Ивановича.

Число лиц в монастырях возраста зарезавшегося в отрочестве последыша царя Грозного - психически неполноценного царевича Дмитрия, имевших дополнителный кошт и особое обучение, было слишком велико в период с 1595 по 1605 год, чтобы не заставить нас предположить, что будущие самозванцы изготавливались польской и русской стороной врагов Годунова совместно, и дело было поставлено на конвейер. Повезло быть объявленным царевичем московским в Кракове тому, кого впоследствии назвали Расстригой. Хотя по сию пору в ходу и версия о том, что первый Лжедмитрий был все-таки настоящим сыном Ивана Грозного, спасенным будто бы дядей своим Афанасием Нагим и подсунувшим следствию князя В. Шуйского труп другого ребенка. Версия эта голословна, имеет целью ошельмовать руководителя переворота 1606 года, совершенного московскими купцами в пользу православия и активиста заговора против Лжедмитрия все того же вышеназванного князя Василия Ивановича Шуйского из рода Рюриковичей, ставшего благодаря заговору русским царем, а также для того, чтобы окончательно закрепить идею правомерности захвата московского трона именно Романовыми (об этом подробнее попозже).

Как убедительно доказывают документы, хранящиеся в архивах Ватикана, Германии, Швеции, Польши, Дании и Чехии, большое число предствителей так называемого старого московского родового боярства именно в этот период - то есть после подписания Брестской унии в 1596 году - стали тайными католиками и имели в качестве своих связных с римским престолом солдат Ордена Игнатия Лойолы, то есть иезуитов. Одним из таких шпионов-иезуитов, сотрудничавших непосредственно с Романовыми, был и волынский дворянин Иван Мартынович Заруцкий, в самый расцвет Великой Смуты внезапно изменивший римскому Престолу, став патриотом Руси, а затем казненный представителем старой родовой фамилии Московии Романовым за измену католическому Ордену и за то, что бывший шпион слишком много знал о всей предыстории и тайнах причин агрессии Польши на Русь.

Лжедмитрий, которого с легкой руки отца первого царя династии Романовых называют родоначальником Великой смуты, таковым вовсе не являлся. Расстрига (давайте будем его называть так) лишь был поставлен польским королем Сигизмундом Третьим Вазой в 1604 году во главе небольшого войска наемников из числа, мягко сказать, недружественно относящихся к нему самому шляхтичей, а точнее мятежников против короля, со вполне резонным рассчетом, что оное нелепое войско регулярная русская армия быстро разобьет, чем избавит самого короля от головной боли в виде живущего в его королевстве Самозванца, имеющего целью своей авантюры совершить государственный переворот в соседней державе под лозунгом возвращения московского Престола представителю старой династии. А в случае маловероятного успеха авантюры, считали в Польше, будут и волки сыты, и овцы целы: старые родовитые москвичи и тайные католики получат польского марионетку-царя, который разрешит их проблемы с правом вершить делами в государстве самостоятельно, а малоимущие и зловредные польские участники ратоша (восстания) осядут на пожалованных им Самозванцем землях Московии. Ну, а там можно будет подумать польскому королю вместе с римским папой (тогда еще Львом Одиннадцатым - Алесандро Медичи) и о новой Унии, и об объединении Русской земли с Речью Посполитой.

Так им образом, изначально иноземные хозяева Лжедмитрия собирались произвести в Московии династический переворот с помощью внешней интервенции, то есть совершить то, что сейчас называют экспортом революции. Ни на какую поддержку со стороны народных масс Московии ни сам Расстрига, ни его патроны в тот момент не расчитывали. О смущении умов русских крестьян польские власти не знали, да и старые московские роды были "страшно далеки от народа", чтобы даже заподозревать всю русскую нацию в государственной измене. В силу своего сословного предубеждения, а основном.

К тому же конец 16 века породил в восточной части Западной Европы и даже в Турции немало самозванцев, желающих получить корону и даже возложивших оные на свои головы (в Молдавии, к примеру). Воскресшими сыновьями Ивана Грозного называли себя на Руси еще до появления Расстриги не раз: в Стародубе, в Смоленске, в Пскове, где-то на Северщине с 1598 по 1603 годы, то есть сразу же по приходу к самодержавной власти Бориса Годунова. Народ тех самозванцев сам ловил и сам казнил. Поход Расстриги на Северщину оказался из всех попыток самопровозгласиться на московском троне единственным подготовленным и финансово, и материально, и юридически, да еще и с помощью королевской, то есть иноземной государственной, казны.

Началась сия агрессия в урочное для Самозванца время народной истерики на Руси, случившейся после четырехразового (яровые, озимые, яровые, озимые) неурожая в Нечерноземье и вынужденности царём Борисом повысить хлебное налоговое бремя на крестьян супербогатых зерном черноземных земель Северщины.

Народ в нынешних Курской, Белгородской, Воронежской, Орловской и Липецкой областях проживал в те годы, в основном, пришлый - те, кого сюда высылали московские цари последние сорок пять лет подряд из Подмосковья и Замосковья, бунтари и свободолюбцы. Северские крестьяне в большинстве своем были по статусу государевыми холопами, "белопашенными", то есть людьми свободными фактически, работавшими на практически еще неучтенной земле так, что большая часть полученного ими урожая оставалась при них, а фактически только официальные илишки вывозились в царские хранилища. А неофициальные излишки шли, как сейчас бы сказали, на экспорт. Голод в Нечерноземлье и повышение там цен на хлеб сразу сделали всех северских крестьян людьми если не богатыми, то живущими в бльшом достатке.

Повеление Годунова 1603 года отдать сверх того, что платили в казну северские крестьяне раньше, все излишки, дабы помочь этим хлебом спасти от голода населние Нечерноземья, где волею царя раздавалось продовольствие даром, вызвал негодование жителей Северщиы. Ведь на Западе - в той же Польше, например, - покупавшей у инх зерно, стоимость хлеба подскочила в два-два с половиной раза. На этой экономической основе и случилась смута в умах северцев, которая привела к гилю тотчас, как только на границах их земель появилось потешное пока ещё войско Самозванца. Появился тот, кто согласился взять на себя общую вину за бунт в случае поражения, - и северские люди бросились творить безобразия по всей земле своей: казнить воевод, грабить амбары, склады и лавки... И это уже ознчает, что с 21 декабря 1605 года на Северской земле случился гиль, до которого, впрочем, на других землях и в других волостях Руси не было никому никакого дела.

И, тем не менее, этот день, если не принимать в расчет другие детали, приведенные ниже, может почитаться началом того сокрушительного действа мировой истории, которое свергло первое Русское государство, в основании которого стоял Великий князь Иван Третий, провозгласивший Русь Третьим Римом и установивший государственный порядок в стране с целью обеспеченья подданных своих относительно равными правами на существование. На смену первому Русскому государству пришло государство Романовых, заменившее прежние порядки на режим крепостного права. То есть четвертый признак революции, произошедшей на территории России в начале 17 века налицо: смена общественно-экономической формации случилась в результате так называемой Великой смуты.

То, что основной дигающей силой этой антинародной революции после прихода на территорию Северщины Самозванца, приведшей к закабалению русского народа, был сам русский народ, удивлять не должно никого - в истории человечества всегда все народы оказывались обдуренными своими вождями. Для сокрытия сокровенного смысла произошедших в период фактически Гражданской войны и иностранной интервенции 1604-1618 гг процессов и была принята грамотеями московскими формула "Великая смута". Дабы вина за произошедшую трагедию русской нации, унесшую более половины населения Руси, равно распределилась на всех оставшихся в живых и на мертвых. И это было самым умным и самым дальновидным решением, которое принял Фёдор Никитич Романов, он же Патриарх Филарет, за всю свою жизнь.

Ибо с помощью всего лишь игры слов и перестановки акцентов, а также путем жесточайшей цензуры всех печатных изданий и рукописей воспоминаний участников и свидетелей событий 1600-1618 гг ему и его потомкам практически удалось в течение трёх столетий формировать отношение и отечественных учёных, и русского народа к сей революции закабаления русского народа и к прочим преступлениям новой самодержавной династии в отношении русской нации, представить их фактами закономерными и прогрессивными.

Нет никаких документальных свидетельств того, что до прихода к власти династии Романовых был на Руси закономерно превращен живой русский человек, трудящийся на земле, в собственность землевладельца, то есть в животное, наделенное речью[1]. Есть лишь свидетельства таинственных "очевидцев", которые якобы видели такого рода документы, датированные годами правления именно ненавистного Романовым Бориса Годунова. Между тем, прочие государственные равнозначные акты того времени практически все сохранились, а таковой якобы взял да исчез.

Знаменитые указы о временной отмене "урочных лет", согласно закона о Юрьевом дне, выпускались и при Иване Грозном, и при Федоре Ивановиче, но носили лишь временный характер, имели хождение лишь на территориях отдельно взятых волостей, остро нуждающихся в рабочей силе. В голодные 1601-1602 годы при Годунове было дано разрешение землевладельцам-дворянам брать на полное и пожизненное содержание умирающих от голода крестьян с обязанностью последних работать на своего кормильца и спасителя пожизненно. То есть крестьянину было дано право самому продавать себя в рабство за ту сумму, которую тот пожелает на день такой торговой сделки. Других документов, свидетельствующих о том, что Борис Годунов действительно стремился закабалить руских крестьян, не существует в природе. Но русская историческая наука упорно называет именно Годунова родоначальником идеи закрепощения русских крестьян.

События Великой смуты показали, что в борьбе именно со своей обязанностью быть рабами у дворян выступили против своих хозяев на территории Подмосковья и Замосковья те, кто сам себя и продал в период голодовки. Ибо сделка была нечестной - и крестьяне посчитали себя в праве с оружием в руках разрывать ее. Пусть даже службой Самозванцу или полякам, то есть под лозунгом измены Родине.

Едва пришел к власти Михаил Романов, как именно эти нечестные сделки едва ли не первым своим указом новый царь узаконил. И, даже более того, вернув земли прежним землевладельцам и даже оставив их за врагами Руси, служившим и полякам, и Тушинскому вору, дав врагам земли русской земельные пожалования Второго Лжедмитрия и Семибоярщины, именно Государь всея Руси Михаил Федорович Романов наделил всех их крестьянами, то есть вполне официально, без всяких экивоков и сомнений передал тысячи русских крестьян и казаков, дотоле почитавших себя свободными, в крепостное состояние, то есть в рабство. Безо всякой на то вины крестьян и бесплатно. В том числе - и тех, кто с оружием в руках защитил страну от агрессиии поляков, а также возвел его самого на Престол.

По мере укрепления новой династии на московском троне, подобных Указов становилось все больше, пока не оказалось, что практически все русское крестьянское сословие, проживающее на территории Восточно-европейской низменности (за исключением бывших Новгородских земель, Южного Поволжья и пограничных районов со степными и кавказскими народами) ко времени правления Алексея Михайловича Тишайшего оказалось в крепостной зависимости. И тогда прозвучал окончательный вердикт: крепостное право было признанно династией Романовых законным, то есть якобы утвержденным самим Богом. И случилось в результате этого надругательства над нацией знаменитой восстание русских крестьян под руководством донского казака Степана Разина (1670-1671 гг), которое уже никому и в голову не пришло обозвать всего лишь "Смутой", хотя именно таковым сие восстание и было: два миллиона восставших контролировали территорию больше Западной Европы, не имея в головах своих никакой вполне реальной цели в борьбе с существующим государственным строем, кроме как смущения умов и ужаса перед свершившимся надругательством над своей свободой.

Фальсификация истории России всегда зиждилась на трех китах: на инсинуациях, на искажении или уничтожении фактов и документов, а также на подмене одних понятий другими. Так случилось и со словом "смута". Все три способа манипуляции обыденным сзнанием масс были использован всеми царями династии Романовых и их клевретами в течение трех столетий для разрешения многих своих проблем, и, в первую очередь, для сокрытия соучастия братьев Никитичей Романовых в заговоре с целью свержения с Престола Бориса Годунова и, как следствие, обязанности их нести ответственность за всю произошедшую с русским народом в начале 17 века общенациональную трагедию.

Именно манипуляцией объясняется наличие в нынешней исторической науке версии о нелепой даже в начале 17 века версии о якобы попытке "навести кодовские чары" на Годунова сыновьями Никиты Захарьева-Юрьева, как по-настоящему следует называть Романовых. Следственное дело по этому вопросу исчезло сразу по приходу к власти Ложного Димитрия и назначения Расстригой не подчинявшегося монастырским порядкам мниха одного из расположенных вдоль берегов Северной Двины монастырей, нарушителя монастырских канонов и обетов Филарета (в миру Федора Никитича Романова) сразу же, минуя все прмежуточные должности числом более десяти, Митрополитом Ростовским, то есть одним из семи возможных претендентов на будуший Престол Патриарха всея Руси. И произошло это глумление над православной церковью сразу же после того, как первого русского Патриарха Иова, престарелого и немощного, побили русские и польские люди прямо внутри святого храма, в котором Престоятель служил обедню, а потом, ухватив старика за бороду, вытащили на камни Ивановской площали Кремля, сорвали с него одежды и батогами погнали в Старицу, где тот и закончил жизнь простым монахом.

Патриархом же, то есть непосредственным шефом Фиалерта, назвачил Расстрига грека Игнатия, неуважаемого ни в народе, ни в среде высоких церковных чинов Московии. "Скажи мне: кто твой друг? - и я скажу: кто ты", - гласит русская поговорка. Лучшим другом Филарету Романову стал первый Лжедмитрий, о котором в проредактированных Филаретом документах практически нет критического материала. Для того же, чтобы очернить Годунова и скрыть факт расследования дела по измене Родине Никитичей Романовых, мемуаристы пошли на все виды выдумок, вплоть до откровенно мракобесных: судили, мол, братьев покойной царицы за "всего лишь" колдовство. Нынешние историки не обращают почему-то внимания на тот факт, что в начале 17 века обвинение в ворожбе и чародействе стояло в одном ряду с изменой Государю, фальшивомонетчеством. То есть служитель православной церкви Фларет предпочел обнародовать факт наличия подозрения себя в сношении с Дьволом, дабы скрыть более серьезное преступление. А таковое могло быть лишь одно - измена вере, перекрещение Филаретом либо в католиченскую, либо в лютеранускую веры, либо обрезание им крайней плоти своей по иудейскому, а то и мусульманскому обряду.

Второй Самозванец, прозванный Тушинским вором, при живом истинном Патриархе всея Руси Гермогене назначил в нарушении православного церковного порядка и зконов Божеских собственным Патрирхом всея Руси Филарета Романова - и честолюбец Филарет принял этот самозванный сан из рук Самозванца на роль Самозванца, а потом носил оный чин до самой своей смерти постоянно, вплоть до возвращения своего из так называемого плена, почетного и сытного при дворе польского короля и до незаконного своего восшествия на русский Престол рядом с сыном[2]. (ПРИМЕЧАНИЕ: В то же самое время, когда Филарет вкушал белые булочки "в польской неволе", в каземате одной из крепостей Польши умирал о голода и жажды плененный поляками последний русский царь из рода Рюриковичей Василий Иванович Шуйский). Филарет так официально русской церковью на Патриарший Престол посажен и не был, с юридической точки зрения занимал сей пост самозванно, всего лишь по воле не бывшего никогда в Москве жида Богданки, назвавшегося царем Дмитрием после гибели Расстриги.

Очень скудны источники существования фальшивого сего Патриарха Филарета в период "Великой смуты" как в знаменитых мемуарах князя И. Хворостинина, заключенного Филаретом в каменную яму на хлеб да на воду за злоязычие по отношению к своей священной особе, а затем выпущенного с бессмертным панегириком Филарету "Словеса дней и царей, и святителей московских" в руках. За рукопись эту был князь не просто прощен Филаретом, но и был пожалован с возвращением мемуаристу всех прежних званий, богатств и привелегий. Именно в этих мемуарах Филарет впервые выступает документально не в качестве пособника Рима, организатора государственного переворота в России, виновника Гражданской войны и интервенции на территории страны, которой стал владетелем его собственный сын, а как патриот земли русской и мудрй политик.

Хворостину тотчас завторил и другой мемуарист - келарь Троице-Сергиевского монастыря Авраамий Палицын, рассказавший нам историю осады поляками этой святыни русской церкви, хотя сам Авраамий в период осады в монастыре отсутствовал, находился, как сейчас бы сказали, в командировке в Богоявленском монастыре Москвы, где заведывал распродажей голодным осажденным москвичам продуктов питания, хранящихся во всех монастырских кладовых города.

Книги эти многократно, начиная с 17 века, переиздавались, порой весьма сильно переделывались, цензурировались, уродовались, но всякий раз образ Филарета Романова сиял с их страниц, словно ангельский, а прочие русские участники событий Великой смуты рядом с ним либо просто меркли, либо не упоминались вовсе. Особо доставалось личным врагам Филарета, вплоть до тех, кто становился таковыми уже много лет спустя, на склоне лет жизни этого самозванного соправителя Государства Российского.

Потому для анализа событий Великой смуты (примем все-таки эту хрестоматийную версию названия названного периода) следует обращать большее внимание не на летописи и мемуары современников (ПРИМЕЧАНИЕ: Даже доносы шведского шпиона, русского диссидента и эмигранта Г. Котошихина (он же Иван-Александр Селицкий), жившего несколько позже Великой смуты, но то и дело ссылающегося на "предания старины" недалекой, найденные лишь в 1837 году, подвергались в царское время при публикациях регулярным правкам и цензурированию), а на документы делового, юридичесакого, дипломатического характера, на бытовые записки, на переписку Марины Мнишек и ее отца Юрия Мнишека с королем польским Сигизмундом Третьим и с папой римским, а также, как это ни странно прозвучит, на литераутрно-художественные произведения того периода и на написанные лет так даже через двадцать после официаьного окончания Великой смуты. В них всегда находится масса интереснейших фактов, сообщенных лицами незаинтересованными в обнародовании либо сокрытии оных, а поведанных потомкам либо по долгу службы, либо по простоте душевной.

То есть всякий раз и всякий исследователь либо писатель, взявшийся за изучение Великой смуты, должен всё начинать с нуля, не верить ни одной из предлагаемых ему версий причин и характера Великой смуты, быть осторожным в оценке и объяснениях известных фактов, искать прежде причины, по которым тот или иной факт стал достоянием гласности, а уж потом анализировать его и уж тем более делать выводы.

Потому-то так важно было открытие уже после Октябрьской революции ранее неизвестной рукописи безымянного смолянина, в которой от имени смоленских ратников ведется повествование о ходе Русской смуты, о походах русских воинов-патриотов, участвовавших в большом числе сражений с врагами Руси и ставших костяком земской (то есть общенародной) армии Минина и Пожарского во время их похода и битв за Москву. Данный документ рука Филарета и его потомков не тронула, хотя частично в рукописи обнаруживается то, что называется внутренней самоцензурой автора, который уже знает в какой стране он живет после 1612 года и под чьим скипетром, а потому старается лишнего ниего не ляпнуть.

Именно эта рукопись является на настоящий момент единственным серьезным русским свидетельством героической обороны Смоленска от поляков во главе с князем Шеиным, впоследствии казнённым Филаретом за мелкое ослушание. В ней же подробно рассказано о взрыве смоленского храма Успения Пресвятой Богородицы и об исчезновении дотоле бьющего в нем святого источника. Даже святотатства поляков на православной земле скрывал, получается, Патриарх Филарет от потомков.

Прямых свидетельств уничтожения компроментирующих романовскую династию фактов в документах, оставшихся нам с той поры, совсем немного, но существуют некие косвенные факты, которые лишь укрепляют веру исследователей в то, что материалы, доступные нынешним исследователям, претерпели изменения под рукой династии Романовых. Так, к примеру, известно, что в той горе старинных рукописей, что оказались под рукой первого русского историка Василия Никитича Татищева, издаваемых уже после его смерти в течение почти века том за томом с опять-таки цензурой царскими чиновниками "История Российская с самых древнейших времен неусыпными трудами через 30 лет собранная и описанная покойным тайным советником и астраханским губернатором В. Н. Т." крайне мало документов, относящихся к периоду Великой смуты. И это объясняется в России из года в год только тем, что Татищев якобы просто не успел поделиться с нами известными ему документами и фактами.

С другой стороны, среди историков России в течение многих лет бытует легенда о том, что Татищев якобы завещал весь свод имеющихся у него старинных рукописей и летописных материалов, изрядно им, кстати, подчищенных и порезанных, не кому-нибудь, а злейшему врагу М. Ломоносова академику Г. Мюллеру, сохранявшихся и у того в так называемых портфелях, то есть в качестве материала малонужного, хотя и архивного. И эти-то документы и были впервые изданы в 1768-69 гг в Москве в виде первого тома (пятый - лишь в 1848) вышеназванной работы В. Татищева, то есть появились впервые на свет в годы активизации нового поколения Самозванцев на русский Престол в виде княжны Таракановой и Емельяна Пугачева. Всякое напоминание в те времена о Лжедмитрии звучало слишком болезненно для трона Романовых, занятого немкой Екатериной Второй, то есть практически тоже самозванкой и мужеубийцей. Из этого можно сделать вывод, что портфели Мюллера могли быть основательно прореженными, и из них просто не могли не исчезнуть рукописи и летописи, касаемые Смутного времени, роли Филарета Романова и его братьев.

Подтверждает эту версию весьма примечательный и хорошо известный исторкам факт: ПО НЕОСТОРОЖНОСТИ названный Г. Мюллер С КЕМ-ТО поделился выкопанным им из потрфелей Татищева сведением о том, что настоящий царевич вовсе не был убит в Угличе. И далее началась типично русская историко-фальсифицирующая верткость: из повторенной Мюллером цитаты сторонников Самозванца, какой полны все проверенные еще Фларетом летописи Смутного времени, ученые мужи екатерининского Санкт-Петербурга сделали вывод, что Татищеву было якобы доподлинно известно, что Лжедмитрий был царевичем истинным. Империатрица оказалась настолько обескуражена слухами сплетнями на этот счет, что НЕ ВЕЛЕЛА Мюллеру явиться к ней, а САМА ЯВИЛАСЬ в Академию наук России, дабы спросить: правда ли, что такие сведения получены им из бумаг Татищева? На что Мюллер якобы ответил Екатерине Второй (так он сам пишет в письме своем в Германию) весьма уклончиво и двусмысленно:

- Ваше высочество знает, что мощи невинно убиенного царевича Димитрия совершают чудеса исцеления.

Сообщив о своем ловком ходе и похваставшись ловким ответом желающего показаться в глазах империатрицы-землячки лицом значительным, опытным и прожженным придворным, Мюллер пишет далее в письме уже более откровенно: сообщить О СВОЕМ открытии вслух общественности он якобы не смеет, ибо это может привести его к конфликту с русской православной церковью и вынудит его бежать в Германию. Учитывая значительное социальное положение в русском обществе академика Мюллера, его почетное состояние в Санкт-Петербурге, учитывая высокий его оклад в России и полунищее существование до этого в Германии, можно понять этого незаурядного ученого ботаника-географа-зоолога-историка-алхимика-астролога, которому по большому счету истина, столь важная для русского человека, была, как говорится, до лампочки. Но обмолвкой о том, что столь важное для истории русского народа открытие академик считает своим, Мюллер снял фактически подозрение, падающее на Татищева, якобы сокрывшего факт воскресения истинного царевича Дмитрия, и делает всю эту историю досужей выдумкой.

Но недобросовестные анализаторы истории России по сей день продолжают лгать, будто именно Татищев знал, что первый Лжедмитрий - сын Ивана Грозного истинный. И, исходя из этой изначально фальшивой, то есть ничем не подтвержденной отправной точки, продолжают создаваться все новые и новые версии о том, как и кто спас взбалмошного и жестокого еще с малолетства угличского отрока, убивавшего кур и гусей собственной сабелькой забавы ради, таскавшего кормилицу за волосы, в кровь искусывающего груди нянек и грозящего не раз убить всех его окружающих взрослых, едва только он взойдет на трон, - и вдруг с воцарением ставшего веселым и практически беззаботным, легким в общении и абсолютно незлобливым "царем московским Димитрием", так, кстати, никого и не приказавшим казнить. Ибо даже вдовую царицу и его сына царя Федора Годунова тайно удушили русские дворяне Шарафутдинов с Молчановым с желанием угодить Самозванцу, а не по его личному на то приказу. Во всяком случае, никаких свидетельств того, что это убийство было соверешено по повелению захватившего Москву Самозванца, не существует в природе. Но есть молва, поддержанная позднейшими летописцами, - и предположение уже трактуется новорусскими историкми, как факт. То есть наука история в руках сторонников теории "Лжедмитрий - сын Ивана Грозного истинный" превращается в инсинуацию.

Далее стоит остановиться на инсинуациях, которые продолжают формироваться вокруг имени Н. Карамзина и, как следствие, поганят имя А. Пушкина, использовавшего материалы работы именно этого историка для написания трагедии "Борис Годунов". В 1823 году Карамзин якобы рассказал в приватной беседе, переданной всему свету после смерти Карамзина не вполне ответственным и не всегда аккуратным историком Погодиным, что собирается якобы переписать десятый том своего сочинения "История Государства Российского", в котором собирается снять с Годунова обвинение свое в убийстве царевича Димитрия. Не обращая внимания на то, что Погодин долго "скрывал" этот "факт" и это "сообщение", согласимся все-таки с тем, что Карамзин не имел никаких оснований предполагать убийство царевича заказным, хотя и позволил себе сделать оное в редакции первой своего сочинения (и единственной). Историк выполнял социальный заказ императорской семьи и был обязан написать то, что он написал, а если стыд за соверешенный на Борсиа Годунова поклеп и заставил его помечтать исправить свой проступок, то ЭТО НЕ ОЗНАЧАЕТ, что Карамзин нашел свидетельство того, что истинный Димитрий не зарезался в 1595 году в Угличе, а стал затем первым Лждемитрием.

Карамзин, в отличие от Погодина, был в достаточной степени грамотным и профессиональным исследователем, чтобы понять такой простой факт: изменение позиции его в отношении Лжедмитрия заставит его переписать и этот, и последующие тома заново полностью, то есть вынудит признаться в своей несостоятельности в качестве историка, что обязательно вызовет множество споров и кривотолков, которые отразятся и на его чести, и на его положении в обществе, и может даже привести к отставке его с должности личного историка русского императора, к опале и Бог знает какому позору еще. О желании соверешния столь значительные поступки люди, как правило, не сообщают первому встречному, каковым фактически являлся пронырливый и далеко не всеми уважаемый, способный на мелкие пакости Погодин в глазах маститого и сановитого Карамзина, не так уж часто удостаивавшего чести общаться с собой даже А. Пушкина, которого сам он почитал поэтом великим. А вот Погодин для создания себе рекламы и для привлечения к себе внимания читающей публики Санкт-Петербурга сбрехать мог. Его вообще очень часто ловили на лжи. В том числе и А. Пушкин. Но сторонники теории "Лжедмитрий - истинный Дмитрий" Погодину верят. Они даже Тартарену из Тараскона поверят, если тот заявит, что лично слышал от Татищева, что тот читал свидетельские показания, данные под пыткой костьми истлевшего Лжедмитрия, что был истинным царевичем.

Что касается С. Соловьева, автора "Истории России с древнейших времён", то он отнесся с недоверием ко всем документам эпохи Великой смуты, дошедшим до него, ко всем без исключения. Объясняют иные историки это тем, что Сергей Михайлович был сторонником теории "Лжедмитрий - истинный Дмитрий", хотя нигде ни единым словом об этом Словьев не обмолвился, даже намеренно, говоря об этой личности, ставил знак вопроса. Упрямство маститого, первого по-настоящему профессионально образованного ученного историка, занимавшегося этим вопросом, объясняется лишь понимаем Соловьева значения этой проблемы для лиц императорской фамилии династии Романовых и того факта, что все документы 17 века прошли основательную цензурную обработку за прошедшие после Великой смуты до него 250 лет. Соловьев осторожничал - и не заметил при этом, что все равно жулики от истории его перехитрили, перетянули если не его самого, то авторитет его на свою сторону. Теперь они вовсю голосят, что Соловьев знал правду, а потому молчал, как белорусский партизан на допросе в гестапо.

В. Ключевский, автор "Курса лекций по истории России", не написанных им самим, а рассказанных с кафедры, но записанных его студентами, представителями, как правило, старинных дворянских фамилий и потомками участников событий Великой смуты (модно было в те годы в среде аристократов заниматься историей и коллекционированием старинных вещей), просто, без особых доказательств и без всякого будто бы сомнения (сомнений профессора никто не конспектировал) оставил истинного Димитрия в живых в 1595 году и даже отправил официально зарезавшегося царевича каким-то образом в Польшу, а там позволил умереть неизвестно от чего и неизвестно как, да и похоронил неизвестно где. То есть получилось, что у Ключевского и волки оказались сытыми, и овцы остались целыми. Зато даже в такой редакции истории Великой смуты первый Самозванец вполне официально был признан им все-таки Дмитрием Ложным. А что еще надо было династии Романовых? Никто Василию Осиповчиу не возразил: ни правительство, ни сановные студенты. Да ведь и в конце 19 века, когда Ключевский читал свои лекции, тема самозванца не звучала так актуально, как за сто лет перед этим. Никого из его слушателей не прельщали лавры Таракановой и Пугачева, никто из российских аристократов не тщился влезть на шаткий трон Романовых, раскачиваемых в те годы сторонниками модных социальных учений преобразования общества Спенсера и Маркса, не нужны стали русскому обществу Самозванцы. Да и самого В. Ключевского более интересовали социальные и экономические аспекты истории развития России, а не какие-то там ставшие мифическими личности.

Что касается модного среди нынешних любителей исторических анекдотов Н. Костомарова, автора когда-то нашумевшей диссертации "Кто таков Лжедмитрий Первый", где он якобы доказал истинной царского происхождения Лжедмитрия, а потом в огромных томах своих "История Смутного времени" и "История России в портретах исторических личностей" доказал не однажды обратное, то оный "маститый историк" сам не однажды вслух и письменно заявлял, что если какой-либо исторический факт не влезает в его концепцию, то он его просто выбрасывает за ненадобностью, а если факта, подтверждающего его концепцию нет, а оный, по его мнению, быть там обязан, то историк ее выдумывает и объявляет фактом истинным. При внимательно чтении работ Костомарова иезуитские выдумки его оказываются самими яркими и самыми пестрыми на узорочье его все-таки скорее литературно-исторических произведений, чем исторических трудов. То есть у стороников теории "Джедмитрий - истинный сын Ивана Грозного" нет атворитетных в исторической науке сторонников, а есть лишь голый пшик.

Впрочем, существует еще один "авторитет" в глазах сторонников названной теории. Это - граф С. Шереметьев, подвязавшийся на должности председателя "Археологической комиссии и общества любителей древней письменности и ревнителей русского исторического просвещения в память императора Александра Третьего" при Императорской Академии Наук России. То есть пред нами предстаёт вовсе не профессионал, а родовитый любитель истории и словесности, богатый покровитель исторических наук, член Государственного Совета, автор воспоминаний об известных ему современниках, и автор единственной исторической невеликого размера и малоинтересной работы "Грамоты с подписями Бориса, Дмитрия и Степана Годуновых", изданной в 1897 году и никогда после этого не переиздавашейся ввиду бесполезности оной. Сей "ученый муж" является орудием главного калибра в борьбе за доказательство истинности царского происхождения Лжедмитрия, ибо... к нему писал письма не кто-нибудь, а сам академик К. Бестужев-Рюмин, в которых знамениый ученый ВОЗРАЖАЛ потомку одного из участников Великой смуты, но... сплетники России оказались на стороне Шереметьевых, которые якобы "готовы были поспорить с Романовыми за право знать истину о происхождении Самозванца", но члена Государственного Совета России "остановили династия Романовых и православная церковь". Вот и все доказательства. Самые весомые и самые достоверные. И невдомек новорусским историкам, что член Госсовета являлся в царское время столь высоким чиновником в Государстве Российском, что над ним был один лишь начальник - лично император, а такого рода бюрократы, являясь столпами самодержавия и представителями одной из самых богатых фамилий планеты, ну просто не в состоянии быть революционерами. Ради чего было Шереметьеву даже мечтать устроить бунт в принадлежащей ему стране или даже смуту? Судя по списку его публикацией, человек он был психически уравновешенный, место свое знал, умственные возможности свои расценивал весьма трезво, да и интересовался всем понемногу и ничем как следует. Захотелось пообщаться с академиком - вот и написал тому что-то провокационное до нас не дошедшее ввиду бестолковости доводов, академик ответил - и письмо его сохранилось. А письмо Бестужева-Рюмина гласит, если перевести его с дипломатического языка на нормальный: "Глупости вы говорили долдоните, батенька. Окститесь". Вот и все...

То есть всякий раз, когда речь заходит о Самозванцах начала 17 века, в исторической науке возникает если не шум, то мышиная возня в ученой и псевдоученой среде России с целью создания спекулянтаями от истории себе реноме якобы лиц значительных, мыслящих неординарно, не по шаблонам, не так, как все, а эдак по-особому, с почесыванием левого уха пяткой правой ноги. Именно потому-то, наверное, главный авторитет начала 20 века в деле изучения истории Великой смуты профессор С. Платонов в своих работах (главная - "Очерки смутного времени") отказался защищать какую-либо из сторон в этом более чем вековом споре и в царское время, и после Октябрьской революции, став даже академиком.

А литераторы постсоветского времени уже сочинили легенду о том, что Н. Карамзин в качестве личного историографа императора российского имел доступ к закрытым архивам императорского дома, читал обнаруженный им там таинственный документ, а затем даже проговорился в разговоре с В. Жуковским (а тот поделился тайной с А. Пушкиным), что обнародование этого документа может ниспровергнуть династию Романовых с трона российского, а это чревато катастрофическими потрясениями для его Отчизны. Вот какой ужас-то! Но три великих русских писателя так и не решились ни сказать об узнанной им информации более никому вслух, ни оставить после себя записок на этот счет. Да и какая это информация: есть нечто таинственное и ужасное, но я вам о нем не скажу? А во-вторых, кто был тот четвёртый, что донес до нас эту "тайну"?

Таким образом, приходится признать правоту именно римских монахов, считающих, что с прекращением притязаний польского королевича (затем уж и короля польского) Владислава на русский Престол и с согласия отдать его Романовым, прекратилась Великая русская смута, то есть следует определить ее окончание датой подписания Деулинского перемирия 11 декабря 1618 года по новому стилю. То есть фактически Великая смута на Руси началась с измены вере отцов родом Романовых, и прекратилась с началом возвращения Филарета Романова в православие (в период подписания перемирия все еще ложный Патриарх проживал в Польше, куда сам отправился в составе посольства, просящего на московский Престол королевича Владислава). И это равно, как симовлично, так и логично.

[1] Римская юридическая формула определения социального статуса раба в государстве: "двуногое существо без перьев, наделенное речью"

[2] Случай в истории русского самодержавия не единственный: малолетний Петр Первый начинал свое царствование совместно со старшщим братом Иваном равнозначным Правителем Земли Русской.