|
29.11.2003
16:09 |
Две альтернативы русского бытия
В помощь филологическому студиозусу - читателю "РП". Тезисы для курсовой работы.
Две альтернативы русского бытия
Автору уже доводилось высказываться на страницах сего почтенного издания, что у каждой нации рано или поздно появляется литературный гений, устами которого она впервые заявляет о себе миру. Англичане не воспринимались бы настолько английскими, если бы не имели своего Байрона и Шекспира, испанцы - Сервантеса, французы - Бальзака, поляки - Мицкевича, украинцы - Шевченко, грузины - Шота Руставели, а русские - Пушкина. Литература - это самоидентификация нации, осознание ею своей "самости", ее духовный иероглиф. Если он создан, ее физическое тело может рассыпаться в прах; в общечеловеческой памяти она останется навсегда.
Но иногда писателю удается выразить родовые свойства своих соотечественников в одном-единственном персонаже! Это редкостные, уникальные случаи. Можно, например, бесконечно распространяться о склонности французов к буржуазному накопительству, а можно сказать: "типичные Гобсеки" - и тема будет закрыта. Можно долго толковать о неспособности русских к длительному волевому усилию, а можно сказать "сплошные Обломовы" и тоже быть уверенным, что собеседник понимающе кивнет головой.
Даже если бы Гончаров не написал ничего, кроме "Обломова", он сохранился бы в верхней десятке русской классики. С понятием "классик" обычно связывается представление о чрезвычайной творческой плодовитости, многотомных собраниях сочинений. Но есть писатели, исчерпывающие свой творческий потенциал в одном гениальном творении, и Гончаров из их числа. Положа руку на сердце, два его других произведения ("Обыкновенная история" и "Обрыв") не выдержали испытания временем и представляют сегодня скорее историко-литературный, чем читательский интерес.
Возьмем в руки и перечитаем этот великий русский роман. Тот из иностранных читателей "Переплета", кто не сделает этого, ни за что не поймет русского национального характера до конца. Русские - уникальное изделие в мастерской у Господа Бога. Пожизненной трудовой каторге они предпочитают поэтическое созерцание мира. Правда, иногда они приводят упомянутый мир в состояние трепета и страха , но это тема для отдельного разговора. Вернемся в пределы гончаровского романа и еще раз подчеркнем, что в нем передано одно из классических состояний национального русского вещества. Вот как сказал об этом Ленин: "Был такой тип русской жизни - Обломов. Он все лежал на кровати и составлял планы. С тех пор прошло много времени. Россия проделала три революции, а все же Обломовы остались, так как Обломов был не только помещик, а и крестьянин, не только крестьянин, а и интелигент, и не только интеллигент, а и рабочий и коммунист. Достаточно посмотреть на нас, как мы заседаем, как работаем в комиссиях, чтобы доказать, что старый Обломов остался, и надо его долго мыть, чистить, трепать и драть, чтобы толк какой-нибудь вышел" (В. Ленин, Сочинения, изд. 3-е, т. 28, с. 171).
Как видим, основатель первой в мире пролетарской цивилизации тоже называл "обломовщину" неистребимым признаком россиян.
Итак, кто такой Обломов? Во-первых, во-вторых и в-третьих, величайший лентяй. Он рождается в окружении крепостных рабов, проводит жизнь в гедоническом безделье и покидает ее, не возмутив ни единой волны в окружающем пространстве. Единственное событие в его жизни - любовь, но даже ее он проигрывает другому. Перед нами, собственно говоря, персонифицированное воплощение дзен-буддистской метафоры "жизнь как сон". Подстать Обломову и крестьяне его деревни, едва ли не большие дзен-буддисты, чем их барин. В собравшей мировые призы киноленте Никиты Михалкова "Несколько дней из жизни Обломова" прекрасно передан образ этой глубинной, почти гомеровской России, "где не пресеклись еще дни Авраамовы и стад его".
Но ни в романе, ни в фильме ирония не перерастает в сарказм. Обломов - бездельник, но почему его смерть наполняет читательское сердце почти слезами? Почему его несостоявшаяся возлюбленная и победительный соперник клянутся сохранить память о нем навсегда? Потому - отвечает автор - что Обломов чист перед человечеством, как слеза. Он награжден тем, что древние звали красотой души, а Стендаль "мудростью сердца". Изо всего богатейшего пантеона персонажей русской литературы мы можем может назвать только одного героя, равного Обломову в нравственной чистоте. Это князь Мышкин из "Идиота" Достоевского. Но Мышкин - проповедник, идеолог, "русский Христос", Обломов же не претендует ни на какое вероучительство. Он, так сказать, самим фактом своего существования учит окружающих человечности и доброте.
Пора пригласить в очерк еще одного героя романа. Знакомьтесь: Андрей Штольц - и обратите вниание на класическую немецкую фамилию и столь же классическое русское имя этого персонажа. Совершенно верно, Штольц немец лишь наполовину. Он потомок одного из многих десятков, если не сотен тысяч немцев, с допетровских времен селившихся в России и создававших в ней очаги европейской цивилизации. Они верой и правдой служили державным замыслам русских царей и со временем становились большими русскими патриотами, чем сами русские. "Русский немец" - не парадокс, но генетическая составляющая русской истории. Науки, промышленность, сельское хозяйство, городское строительство, военное дело, школьное дело, государственное управление - нет такой области российской жизни, где бы не отметился трудолюбивый и старательный немецкий гений.
Андрей Штольц - снайперское обобщение этого русско-немецкого-русского характера. Обломов и Штольц - два полюса русского бытия.
Но Гончаров писал роман, а не этнографическое исследование. Он создал художественную энциклопедию провинциальной России и сделал это с таким "эффектом присутствия", что у читателя возникает соблазн самому погрузиться в этот вечный славянский Эдем: ленивый, беззаботный, исполненный патриархальной нирваны. И еще неизвестно, между прочим, кто окажется более угодным Господу, когда прогремят трубы Страшного Суда и перед Петровыми вратами предстанут трепещущие племена и народы: славянские мечтатели с бездонными синими глазами или западный трудоголик, родившийся, чтобы с утра до вечера работать, работать, работать, а потом неожиданно для самого себя умереть.
Вот Штольц:
"Он постояно в движении: понадобится обществу послать в Бельгию или Англию агента - посылают его; нужно написать какой-нибудь проект или приспособить новую идею к делу - выбирают его. Меж тем, он ездит и в свет, и читает: когда он успевает, бог весть.
Он весь составлен из костей, мускулов и нервов, как кровная английская лошадь. Он худощав; щек у него почти вовсе нет, то есть есть кость да мускул, но ни признака жирной окружности /.../
Он шел по жизни твердо, бодро; жил по бюджету, стараясь тратить каждый день, как каждый рубль, с ежеминутным, никогда не дремлющим контролем издержанного времени, труда, сил души и сердца."
А вот Обломов:
"На нем был халат из персидской материи, настоящий восточный халат, без малейшего намека на Европу, без кистей, без бархата, без талии, весьма поместительный, так что Обломов мог дважды завернуться в него /.../
Лежанье у Ильи Ильича не было ни необходимостью, как у больного или человека, который хочет спать, ни случайностью, как у того, кто устал, ни наслаждением, как у лентяя: это было нормальным состоянием. Когда он был дома - а он был почти всегда дома - он все лежал, и все постоянно в одной комнате, где мы его нашли, служившей ему спальней, кабинетом и приемной."
Казалось бы, между подобными характерами не может возникнуть малейших точек соприкосновения. Они отрицают друг друга не по частям, но всей массой своего миропонимания и мироощущения. Но в том и состоит главный парадокс романа, что Обломов и Штольц не могут друг без друга обойтись! Именно Штольц оказывается самым верным и заботливым приятелем Обломова, и именно Обломов доверяет Штольцу сокровенные заботы своей души. Гончарову удалось выстроить архетипическую ситуацию взаимного притяжения противоположностей, создать тончайшую психологическую коллизию, когда западный selfmademan, завоеватель, конквистадор не может устоять перед обаянием восточного ленивца, и наоборот. Между прочим, Гончаров и сам был по складу характера и образу жизни более Обломовым, нежели Штольцем. Но у него хватило мудрости найти правду и на противоположном полюсе жизни.
Но вот возникает мучительный любовный треугольник. Он прописан с такой же психологической убедительностью. Вообще говоря, образ Ольги Ильницкой - отдельная удача романа. Гончаров вслед за Пушкиным, Тургеневым, Львом Толстым пополнил галерею идеальных женских характеров, а они в свою очередь сделали русскую литературу любимой женщинами-читательницами всего мира. Писатель, как правило, не чуждается эротики и сцен "про это". Он нонконформист, бунтарь, он ищет в окружающем мире то, что преодолевает этическую норму и поет языческие соблазны бытия. Но не русский писатель. Это просто поразительно, насколько целомудренна русская классика в сравнении с другими. Она никогда не снимает седьмого покрывала и, так сказать, не переступает порога спальни. Что является краеугольным камнем христианской цивилизации? Совершенно верно: преодоление плоти. На этом требовании вся гигантская пирамида христианства держится. Вынь этот камень - и оно рухнет, станет непонятным, обессмыслится. Автор считает русскую классику высшим достижением христианской культуры потому именно, что там был достигнут порог целомудрия в том, что по определению вненравственно. Любой религиозный вождь начинает с изгнания за городские ворота певцов и художников и правильно делает, ибо прелесть их бесовская и языческая, требуется же воздержание, духовная строгость и чистота. Уникальное отличие русской литературы 19 века от других веков и литератур заключается в том, что она боролась с этим бесовством в самой себе. Чувственные, сладострастные сцены практически отсутствуют на ее страницах, а добрачные падения и адюльтер предстают, как катастрофа, нравственная мерзость и завершаются карою небес.
Гончаров в этом не исключение. Он написал любовный роман без единой постельной сцены.
Но вернемся в его сюжетные пределы. Итак, Обломов проигрывает свою любовь. Он проигрывает ее так же, как в конце концов проигрывает Штольцу и Штольцам саму Россию. Такова высшая, иносказательная логика романа. Но автор не заламывает по этому поводу рук. "Разве русский немец Андрей Штольц - худшая альтернатива для России?" - вот вопрос, который русский писатель и патриот Иван Гончаров впервые задал своим соотечественникам и самому себе.
28.11.2003
|
ЕРДИТЫЕ
АЗЯТ