|
17.11.2003
16:17 |
Русская матрица В помощь филологическому студиозусу - читателю "РП". Тезисы для курсовой работы.
Руская матрица
Когда исполнятся сроки, и пресекутся источники вод, и у врат Петра соберутся трепещущие племена и народы, единственное, что сможет повергнуть Россия к престолу Господа, так это свою литературу. Россия никогда не отличалась, прости Господи, инженерными и прочими техническими талантами. Пожизненной трудовой голгофе она предпочитает поэтическое созерцание мира - но еще неизвестно, что перевесит на весах Господа Бога в Судный день.
Свидетельствует Томас Манн, безусловный мэтр литературного Запада:
"Русская литература 19 столетия - событие неимоверной важности и такой просветительской силы, что мы, привыкшие к явлениям упадка и ломки, с трудом можем поверить, что были ее современниками. Как читался Достоевский? Как читался Толстой? Они читались с трепетом. Они читались - и глаза раскрывались шире, чтобы воспринять это обилие образов, всё это обилие мысли, и в качестве ответного дара струились слёзы. Эти романы, от Пушкина до Горького, звено за звеном в безупречно спаянной сцепи, учили нас более глубоко познавать жизнь и человека, его слабости, его грозную мощь, его исполинское призвание".
А вот Ромен Роллан:
"Где в продолжение 40 лет искали мы нашу духовную пищу и наш насущный хлеб, когда собственного нам уже не хватало?.. Кто, как не русские писатели были нашими руководителями?"
Если продолжить цитацию всего, что было сказано в адрес русской классики мастерами западноевропейской культуры, не хватило бы годовой нормы мегабайтов "Русского Переплета". Проспер Мериме.., Гюстав Флобер.., Стефан Цвейг.., Лион Фейхтвангер.., Фридрих Ницше.., Альбер Камю.., Эрнст Хемингуэй - и каждый из них отзывался о русской литературе не иначе как с восклицательными знаками и суффиксами в превосходной степени. Это никакое не преувеличение: в начале прошлого века Тургенев был во Франции не менее популярен, чем его самолюбивые литературные собратья Ги де Мопассан и Гюстав Флобер. В сегодняшней "театральной" Англии любимый драматург - Чехов. О Льве Толстом и Достоевском и говорить не приходится: на мировом литературном рынке они вне конкуренции по сей день.
Но и они в свою очередь добровольно и смиренно склоняли головы перед Александром Пушкиным. Вот начало всех начал и точка отсчета "золотого" века русской литературы. Тому из зарубежных читателей "РП", кто хочет исчерпать вопрос " who is Russians?" до дна, следует начать своё самообразование именно с Пушкина.
Большой вопрос, можно ли назвать литературу, которая существовала в России до Пушкина, русской литературой. Это была скорее "смесь французского с нижегородским", неуклюжее копирование западноевропейских образцов. Перечитаем "Бедную Лизу" А. Карамзина - а лучше не надо: школярское подражание сюжетам немецкого сентиментализма. "У русских есть писатели, но нет литературы", - писал по этому поводу Виссарион Белинский. И продолжал: "Литература - это самосознание нации. До тех пор, пока нация не выразит себя в художественном слове, она недовоплощена." Ты согласен с Белинским, читатель? Если да, двинемся дальше и процитируем другого русского критика: "Пушкин - это наше всё" (Ап. Григорьев). Сказано, может, не очень cкладно, но по сути абсолютно верно: именно благодаря Пушкину россияне впервые поняли, кто они такие. Пушкин впервые заговорил о своих соотечественниках на их собственном языке. Он стал описывать их быт, их царей и простых смертных, их столицы и их деревни, дворцы и избы, аристократов и холопов - он создал, по выражению Белинского, "энциклопедию русской действительности", к которой нечего добавить по сей день. Россия была феодальной, монархической, советской, постсоветской, сегодня становится капиталистической, но родовые национальные черты россиянина не изменились. Можно познать Россию и русских, пустившись в многолетнее путешествие по ее необозримым просторам. А можно - взяв в руки 30-томное собрание сочинений Пушкина. Сегодня Россия переживает драматические времена, ее имперские полномочия утрачены, славянские соседи отказывают ей в дружбе, но и об этом было сказано, и это было предусмотрено поэтическим гением Пушкина:
...Славянские ль ручьи сольются в русском море,
Оно ль исчезнет: вот вопрос.
Заметим, вопрос, а не ответ на него, но в нём скрыта такая эсхатологическая сложность, до какой не всегда добираются нынешние князья жизни. Как часто, читая пушкинского "Бориса Годунова", всплескиваешь руками: Боже, да ведь это и про сегодняшнюю Россию, про ее национальное "дао", а персонажи "Бориса Годунова" - это одновременно и сегодняшние Горбачев, Ельцин, Путин, то есть генеральный портрет русской власти, её родовые и извечные профили. Гоголь однажды сказал: "Пушкин - это русский человек, каким он, может быть, станет в своем развитии через двести лет". Пушкин ушел из жизни в 1837 году - кстати, не просто умер, а был убит на дули - даже в смерти гениальных людей есть нечто трагически талантливое - так вот, согласно гоголевскому пророчеству, русская нация еще недовоплотилась, она еще на пути к тому идеалу, эталону и образцу, которые явлены личностью Пушкина полтора столетия назад.
Пушкин был великим русским, но одновременно и общечеловеческим поэтом. Он обладал уникальной способностью "переселяться" вовнутрь любого национального характера. Когда он писал "Дон Гуана", он становился испанцем; даже запятая звучит в Дон Гуане "по-испански". Польские эпизоды в "Борисе Годунове" достойны быть занесенными в историю польской, а "Полтава" - в историю украинской литературы:
"Тиха украинская ночь.
Прозрачно небо. Звёзды блещу.
Своей немоты превозмочь
Не может воздух. Чуть трепещут
Сребристых тополей листы .
Луна спокойно с высоты
Над Белой Церковью сияет
И пышных гетманов сады,
И Старый замок озаряет..."
Автор этих строк провел детство и отрочество именно в Белой Церкви и может засвидетельствовать: именно так он описал бы (если бы смог) медиумическое очарование украинской ночи.
Казалось бы, "Полтава" - поэтическое произведение, которому по определению противопоказано всякое архивное буквоедство. Тем не менее поэма сопровождена 34 (!) документальными примечаниями, из которых явствует, что на время работы над поэмой автор погрузился в украинскую историю, её реальные летописные источники. Шекспировские коллизии малороссийского прошлого волновали не только Пушкина. Доказательством тому - поэма Байрона "Мазепа", посвященная тому же эпизоду украинской истории, что описан в "Полтаве". Но эффект присутствия в "Мазепе" равен нулю, в то время, как по пушкинской "Полтаве" можно изучать историю средневековой Украины.
Пушкинские "Подражания Корану" - самые "арабские" изо всех, когда-либо созданных подражаний. Его "Мефистофель и Фауст" превосходит, по твердому убеждению автора этих строк, "Фауста" Гёте. И вот эта универсальность поэтического интереса делает Пушкина феноменом общечеловеческой культуры не в том только смысле, что он описал множество национальных характеров, психологи и вер. Он и по своей внутренней сущности был более "гражданином мира", нежели русским. Это он сказал "черт меня угадал с моим умом и талантом родиться в России". Он велик, как энциклопедист русской жизни, но еще более велик как энциклопедист вечных, "шекспировских" знаменателей людского бытия: рождение, юность, любовь, ревность, ненависть, материнство, старость, смерть. Он знал о человеческой жизни всё. Но всё положено знать лишь Господу Богу. Поэтому так трагична участь большинства гениев. Они расплачиваются за своё божественное знание преждевременными смертями, психофизическими недугами, чаще других спиваются, кончают жизнь самоубийством, сходят с ума.
А вот Пушкин был абсолютно здоровым гармоничным человеком. Он прожил совершенное детство, отрочество и юность. Царскосельский лицей, в котором он обучался, являлся кузницей будущих государственных деятелей России, и его патронировал сам царь. Пушкин не отказывался ни от каких земных соблазнов. О "любовном списке" поэта ходят легенды, и создана целая "литература вопроса", так называемая "парапушкинистика". Он написал знойную эротическую "Гаврилиаду" и целомудренный шедевр "Я помню чудное мгновенье". Женой поэта стала первая красавица Петербурга, а затем любящая многодетная мать. Его противником на дуэли оказался не заурядный скандалист, а сиятельный эмигрант и приемный сын голландского посла, о гомосексуальной связи которых написаны томы той же "парапушкинистики". На дуэли Пушкин, вел себя, по свидетельствам очевидцев, как настоящий мужчина. В последний путь его провожали тысячи петербургских простолюдинов, вызвав переполох среди охранников императорского дворца.
То есть сама жизнь Пушкина представляет собой безупречный литературный сюжет. Читать о Пушкине не менее интересно, чем его самого.
Столь же гармонична его муза. С определенного времени она вступает в пору зрелости, лирик уступает место эпику, художник - мыслителю, переживание - размышлению. От стихотворений Пушкин переходит к поэмам, затем к стихотворным романам, затем к исторической трагедии "Борис Годунов" и завершает свой творческий путь "Повестями Белкина", перед которыми преклонялся Лев Толстой и которые положили начало русской реалистической прозе. Автор не может назвать в мировой литературе писателя, который с таким совершенством владел бы стихотворным, драматургическим и прозаическим пером.
"Есть главное, а есть самое главное", - любил повторять Достоевский. Произведя очередную предновогоднюю чистку своей домашней библиотеки, автор оставил в ней на этот раз всего десять книжных единиц. Одна из них - упомянутое 30-томное собрание сочинений Пушкина.
Мы последовательно произвели Пушкина в национальные, затем в общечеловеческие гении. Мы обратили внимание и на безупречность его жизненного, биографического облика и пути. Но планка может быть поднята еще выше, и она поднята не нами, а самим Пушкиным: в своем великом "Пророке" он назвал себя одним из посланников Всевышнего на земле:
Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился, -
И шестикрылый серафим
На перепутьи мне явился.
Перстами легкими как сон
Моих зениц коснулся он.
Отверзлись вещие зеницы,
Как у испуганной орлицы.
Моих ушей коснулся он, -
И их наполнил шум и звон:
И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полет,
И гад морских подводный ход.
И дольней лозы прозябанье.
И он к устам моим приник,
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный, и лукавый,
И жало мудрыя змеи
В уста замершие мои
Вложил десницею кровавой.
И он мне грудь рассек мечом,
И сердце трепетное вынул
И угль, пылающий огнем,
Во грудь отверстую водвинул.
Как труп в пустыне я лежал,
И Бога глас ко мне воззвал:
"Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей".
Каждый раз, когда читаешь, содрогаясь, эти строки, понимаешь: гений - это апокалиптическое знание о мире. Оно недоступно абсолютному человеческому большинству. И лишь благодаря таким стихам и таким поэтам, как Пушкин, мы приближаемся к этому высшему, сакральному мироощущению. Dixi.
15.11.2003
Что говорят об этом в Дискуссионном
клубе?
| 254390 |
2003-11-18 00:27:48 |
|
|
|
-
|
|
- "Его противником на дуэли оказался не заурядный скандалист, а сиятельный эмигрант и приемный сын голландского посла, о гомосексуальной связи которых написаны томы той же парапушкинистики" - ТЬФУ!
|
|
- я хотел сказать, какая гадость ваша заливная рыба...
|
| 254394 |
2003-11-18 13:58:35 |
| КG
|
|
- Почти Хармс
|
|
ЕРДИТЫЕ
АЗЯТ