30.05.2021
19:38

Против Дмитрия Быкова 17

29.05.2021
16:33

Надо, Федин, надо...

28.05.2021
12:23

Соломон Воложин Ваш канал Ну, попробуем что-то высосать из якобы традиционного искусства

27.05.2021
12:40

Недоумения

26.05.2021
16:50

Всё – просто! (О Борхесе)

23.05.2021
11:56

Предательство живописи

20.05.2021
21:51

Мне хочется…

19.05.2021
13:13

Как одно лишь знание, что подсознательный идеал художника есть, доводит до истины

18.05.2021
09:39

Против Дмитрия Быкова 15

Теперь я буду искать, в чём я (см. тут) с Быковым не совпадаю касательно “Василия Тёркина” Твардовского.

У меня замечено, что перец интереса персонажа – бытовой: ценность воды в первой строфе, еды – во второй, в четвёртой и пятой – прибаутки, в шестой – правды. Исходя из этого, мне режут глаза слова:

"Вызов в себе злобы, энергии, упорства, готовности к какому-то долгому физическому напряжению — всё это зашифровано в словесной ткани “Тёркина”. Нечеловеческое напряжение первых месяцев войны ведёт к тому, что в человеке отключается штатское, человеческое. В нём пробуждается языческое, какие-то дохристианские корни — умение прижаться к земле, нюхом найти еду, зализывать рану. Это действительно на грани человеческого…” (Время потрясений. 1900-1950. М., 2018. С. 484).

Так. Не исключено, что я проворонил такую исключительность. Самое опасное, если слова "в словесной ткани” значат не ЧТО, а значат образ, например что-то типа: образом четырёхстопного хорея выражено состояние "на грани человеческого”.

Но такого быть не может после слов согласия с Ахматовой:

"…прочитав начало “Тёркина” сказала: “Во время войны нужны такие весёлые стишки”” (С. 482).

И после его собственных слов:

"…этот четырёхстопный хорей, которым он написан, и простая, добротная, будничная интонация делают эту вещь чрезвычайно оптимистичной” (С. 482).

У Быкова всё же не художественное произведение. Не может же быть, что тут сплошь ирония, и надо понимать всё наоборот. Вероятнее, что Быков просто применил словесный штамп: "зашифровано в словесной ткани”. – Халатность такая, ничего не значащие слова.

Другой вариант моей неправоты и Быкова правоты, что образом, например, "нюхом найти еду” выражается это самое "на грани человеческого”.

Проверим. Рассмотрением той же второй строфы, где я когда-то нашёл воспевание ценности еды.

На войне, в быту суровом, В трудной жизни боевой, На снегу, под хвойным кровом, На стоянке полевой, — Лучше нет простой, здоровой, Доброй пищи фронтовой. Важно только, чтобы повар Был бы повар — парень свой; Чтобы числился недаром, Чтоб подчас не спал ночей, — Лишь была б она с наваром Да была бы с пылу, с жару — Подобрей, погорячей;

Похоже, Быков просто нафантазировал на Твардовского. У того ни о каком не нюхе речь, а, наоборот, солдатам не надо ни о чём насчёт еды беспокоиться, то дело повара.

Я читал наградной документ моего дяди, в котором описывается, с какой смелостью он приносил еду в боевые порядки морской пехоты, воюющей в окопах на Кавказе. Так по сухости и официальности тона у меня впечатление, что матросы даже и не волновались, донесёт или не донесёт, а просто стреляли себе или просто ждали обеда.

Хорошо, подумал я, но может же быть, что про добывание еды у Твардовского где-то в другом месте. Ищу Find-ом “пищ”.

Ты помимо сна обязан Пищу в день четыре раза Принимать. Но как? — вопрос.

Попал?

Шиш. В описании отдыха в прифронтовой полосе всё обратно пребыванию "на грани человеческого”:

И по строгому приказу, Коль тебе здесь быть пришлось, Ты помимо сна обязан Пищу в день четыре раза Принимать. Но как? — вопрос. Всех привычек перемена Поначалу тяжела. Есть в раю нельзя с колена, Можно только со стола. И никто в раю не может Бегать к кухне с котелком, И нельзя сидеть в одеже И корежить хлеб штыком. И такая установка Строго-настрого дана, Что у ног твоих винтовка Находиться не должна. И в ущерб своей привычке Ты не можешь за столом Утереться рукавичкой Или — так вот — рукавом. И когда покончишь с пищей, Не забудь еще, солдат, Что в раю за голенище Ложку прятать не велят.

И больше Find “пищ” не находит во всём произведении.

Что ж, Быков, как написал классик: “Поздравляю вас, гражданин соврамши!”

.

Ещё одна сомнительность у Быкова такая:

"Та стихия языка, которая живет в “Теркине”, ― это проговаривание, проборматывание про себя каких-то бессмысленных слов. Скажу ужасную вещь, но, во всяком случае, первая треть “Теркина” (он задумывался автором в трех частях), которая объемлет собой первые два года войны, ― это довольно-таки бессмысленные стихи” (С. 482).

Он усиливает впечатление рассказом из своей жизни:

"Когда я уходил в армию, я был в гостях на даче у Новеллы Матвеевой. Она сказала: “Может случиться, Дима, в некоторых обстоятельствах вам потребуется большая злоба. Считайте, что я вам передаю мантру, повторяйте про себя слова: „Вот тебе, гадина, вот тебе, гадюка, вот тебе за Гайдна, вот тебе за Глюка“”. Должен сказать, что несколько раз мне это очень хорошо помогло” (С. 483).

Я сам себя в этой связи на перевале Бечо вспоминаю. Мы обулись в трикони. Они с железными шипами на подошве, чтоб впивались в снег, лёд и не скользили. Но на гладких камнях до ледника они как раз очень скользят. И представлять не хочется, что с тобой будет, если поскользнёшься, когда сбоку от тропы уклон – ну сколько? – ну 70 градусов. В общем, стало страшно. А подавать виду нельзя – тут женщина, за которой я принялся ухаживать. Что делать? – И я стал изо всех сил орать песню собственного сочинения. Какие-то нематерные ругательства на эти скользящие трикони. Поэт во мне вдруг прорезался. – Помогло.

Бессмысленные слова напоминают про “Дыр бул щыл” футуристов. Но они от стеснительности за какие-то изъяны объективного прогресса, за который они были, так слова корёжили. А Твардовский был против прогресса. Он вернул русской поэзии силлабо-тонику (та под влиянием рвущегося к прогрессу Маяковского стала было чуть не сплошь тонической). Твардовский, собственно поэму не о войне написал, а об остывании от социальных залётов революции. Не мог он "проборматывание про себя каких-то бессмысленных слов” написать. – Врёт Быков!

Но, чтоб не ошибиться, мне придётся всю поэму перечитать (я, может, и не читал её всю).

Ну вот что это?

Не зарвемся, так прорвемся, Будем живы — не помрем.

Неужели это бессмыслица?

Я дочитал до конца. Глаза мокли. Спасибо Быкову. И за то, что дался посадить себя в лужу, и за то, что я узнал, что это, так сказать, либеральная поэма. Человеколюбивая. Не идейная как бы.

Впрочем, это подтверждает оглашённый ранее вывод: не нужно Твардовскому социального прогресса. Пусть всё будет, как всегда.

Но Быков… Просто брать и врать!.. Как он это себе позволяет?

Я подумал, и у меня такая версия. Меряю по себе.

Когда я посчитал, что достаточно самообразовался в искусствоведении, я стал писать. В стол. Вернее, для своих знакомых. А они – интеллигенты. И хвалили меня с применением красивого слова “эссе”. В имевшемся у меня “Словаре литературоведческих терминов” было написано: "…не заботясь о систематичности изложения, аргументированности выводов, общепринятости вопроса и т.п.”. Я поразился эрудированности моих читателей-почитателей и точности словоприменения. И лишь много лет спустя, крутясь на одной научной филологической конференции, я узнал, что у учёных слово “эссе” ругательное.

Быков, уверен, более тёртый чем я, и знает плохое значение этого слова. Тем не менее, пишет сплошные эссе. Уверен, что в расчёте на таких, каким был когда-то я, кому слово “эссе” было красивым. Более того. Он же борец с кровавым путинским режимом. То есть борец за свободу. А со свободой сродно "не заботясь”. Можно и врать, если складно и если публика склонна тоже к свободе и к допускаемым тою соответствующим средствам. То есть, если литературоведение – это наука, то да здравствует эссе и антинаучность! Можно – всё! И врать – тоже. Если в результате получается субъект, готовый выйти на несанкционированный митинг.

 

.

Рискую прослыть занудой – по строчкам читая статью Быкова и находя к нему ещё и ещё претензии.

Следующая – за буквальность. Действительно, между вопросом освобождённого уже деда-старого-солдата:

Отвечай: побьём мы немца Или, может, не побьём?

и ответом Тёркина:

– Побьём, отец...

целых 22 строки.

Такую оттяжку Быков интерпретирует как образ того, что "ещё и в 1944 году всё ещё было не очевидно” (С. 484).

А я вам так скажу.

"В конце сентября советские войска в нескольких местах форсировали Днепр и захватили 23 плацдарма на его правом берегу” (https://ria.ru/20141028/1030424721.html).

Я по малости лет не помню, в каком месяце мы вернулись туда из эвакуации в Узбекистан, но знаю, что вернулись мы в 1944-м, как только не стало отца. Мать, наверно же, полагалась на общее мнение, что войне скоро конец, раз двинулась обратно.

И я очень сомневаюсь, что Твардовский не знал этого общего мнения.

Зачем же он сделал такую оттяжку и вообще зачем введена глава “Два солдата”. – Для ещё одного описания благодушия и балагурения. Перед этим балагурение было вокруг гармони. После этого – балагурение в связи с потерей кисета. – Ерунда воспевается потому что, самая, что ни есть простецкая жизнь. Никакое не создание нового, социалистического человека.

Это и есть нецитируемый художественный смысл поэмы.

А Быков, - лишний раз убеждаемся, - не способен чуять такое.

 

.

И вот это чтение до первого быковского ляпа, а потом писание наказания за него, совершенно портит общий строй статьи. Она стала текстом от случайности к случайности.

Вот теперь ляп такой – об изменении, мол, речи к концу произведения:

"После страшной плотности первых частей “Тёркина”, его повторов, каламбуров, невероятной плотности деталей, где ножа не всунешь, ритмических повторов [цитируется хвала воде с кучей "из”: "Из колодца, из пруда, / Из трубы водопроводной, / Из копытного следа…”]… напевная, свободная певучая поэтическая речь” (С. 486-487).

Ну так нате:

Нет, куда, куда, куда там, Хоть кому, кому, кому Браться париться с солдатом, - Даже черту самому.

Какая разница Твардовскому, где идёт война, дома или за границей, если он воспевает вечно один и тот же быт, а не войну. Воду на своей земле, парную на земле немецкой…

Совершенно безответственно чувствующий себя Быков готов написать любую ерунду, какая вздумается, о любом месте поэмы.

И тут я насторожился: неужели придётся с ним в чём-то согласиться в этих его свободных порханиях (взял-де, разнузданный, и попал в правду):

"…совершенно страшное чувство, что по-прежнему ничего не будет…” (С. 487).

Цитаты или иной координаты нету.

Быт-то воспевается у Твардовского с хвалой, вылетающей вон за войну – быт-Абсолют. Неужели Быков прав, и я сейчас наткнусь на Абсолют быта-скуки? На "страшное чувство” ультраразочарованного ницшеанца?

Быков даже приплёл ассоциацию с “Похоронной песнью Иоакинфа Маглановича” из “Песен западных славян” Пушкина, написанных во время душевной смуты (см. тут).

Но.

Никакой такой негативной ассоциации от чтения у меня не случилось. – Опять соврал Быков.

А, может, это правда:

"Интонация окончательного прощания с мёртвыми есть в финале “Тёркина”” (С. 490)?

Я искал, искал… Может, это?

Скольких их на свете нету, Что прочли тебя, поэт, Словно бедной книге этой Много, много, много лет.

Да нет.

Впечатление, что просто, что ни выдаст Быков – всё есть плохо.

20 апреля 2021г.

17.05.2021
11:39

Север в акварелях Михайловой

16.05.2021
10:19

Против Дмитрия Быкова 14

15.05.2021
11:00

Против Дмитрия Быкова 13

14.05.2021
15:35

Переворот с Кандинским?

13.05.2021
14:09

Против Дмитрия Быкова 12

12.05.2021
22:37

Человеконенавистничество

12.05.2021
22:35

Человеконенавистничество

12.05.2021
22:33

Человеконенавистничество

11.05.2021
11:57

Гений художника Тёрнера

09.05.2021
14:30

Про художника Бугаёва

08.05.2021
16:12

Против Дмитрия Быкова 11