Роман с продолжением
22 октября 2012 года

Валерий Куклин

ИШАКИ

или

СВЯТО МЕСТО ПУСТО НЕ БЫВАЕТ

(роман, предыдущее | предыдущее | предыдущее | продолжение | предыдущее )

роман

(продолжение предпоследнее)

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. МИФОЛОГИЧЕСКАЯ

или

ВОСЕМНАДЦАТЬ ИСТОРИЙ ИЗ ПОЛНОЙ ВСЯЧЕСКИХ УДИВИТЕЛЬНЫХ СОБЫТИЙ

ЖИЗНИ ЧЕТЫРЕЖДЫВЕЛИЧАЙШЕГО КУАНА

С ДЕВЯТНАДЦАТЬЮ ПОСКРИПТУМАМИ

Литературная обработка каскеленских мифов и легенд Валерия Куклина

КУАН и БОГИ

В день, когда на смену четыреждывеличайшему Куану во всемирном пантеоне великих смертных пришел несравненный по величине и мощи своей батыр (богатырь) Куаныш, чья красота затмевает солнце, а сила не имеет равных ни с кем во Вселенной, собралась Генеральная Ассамблея Богов и возглавляющй ее Тайный Совет Четырёх (пятый - Будда - пребывал в бесконечной нирване, а потому в подобных мелочных спорах участия не принимал, да и о существовании иных великих смертных не подозревал) с намерением ответить на вопрос: а что же теперь делать с белым ослом?

- К матери святой римской церкви Куан отнощения не имеет, - заявил, как всегда поспешивший взять голос первым очередной римский папа, искренне почитающий себя наместником католического Яхве на земле и потому постоянно замещающий своего сюзерена на Ассамблеях и старающийся высказаться поскорее, чтобы его слово было если не последним, то, по крайней мере, первым. - В наших церквях, соборах, кирхах, костелах и базиликах ни один белый осёл не был крещен, подвигов и страданий во имя святой римской церкви азиатские ослы не совершали. Работал Куан усердно - да, благие дела и угодные матери святой римской церкви подвиги совершал - тоже да. Но десятины в нашу казну не платил, с покаяниями в совершенных грехах не исповедовался, на нужды церковь ни одной моенты не пожертвовал. Он даже в Крестовых походах не участвовал, не играл роли осляти в мистериях и не возил на своей спине ни одного из истинных слуг Господних.

Выдохнул после быстро и напористо произнесенной речи, вытер пот и закончил:

- Куан - не член Римского клуба, ни в каком другом из других тайных обществ содействия западным ценностям и истинной демократии не состоял. Потому он - не католик. И мы отказываемся признавать его.

Остальные члены Тайного Совета снисходительно молчали. Ибо кто такие римские папы рядом с Богами? Наместники смертны, они приходят и уходят. А Боги вечны.

- Это - твой великий смертный, - сказал правильно их понявший, мучающийся всю жизнь запорами, а потому стоящий, опираясь на длинную палку с закрученным в спираль золотым навершием понтифик, обращаясь к мирно посапывающему на мягком диване со взбитыми подушками, омахиваемому оапахалами руками прелестных гурий вездесущему и всемилостивейшему Аллаху. - Ты и решай.

- Нет, - встрепенулся великий Аллах, и распахнул свои красивые миндалевидные глаза с узором ажурных ресниц в праведном гневе. - Куан - не мой великий смертный. Я даже личного дела его не видел, да и в одной из моих мечетей Куан отродясь не бывал. Как осёл может считаться мусульманином, раз не был обрезан? К тому же, жил Куан в эпоху колониального господства православной Россией над мусульманским Средним Востоком. Потому пусть ответ за его деяния и за то, что делать с ослом после рокировки великими смертными, несёт Саваоф.

Восседающий на взбитых, как свежие сливки, облаках седой старец с огромной белой благообразной бородой и с неугасимым нимбом над украшенной белым венчиком волос головой Саваоф тут же возразил, говоря при этом важно и величаво:

- Господа! Не хочет Аллах признавать своим бухарского осла - это его право. Хотя на самом деле, ослы в Азию пришли из Африки вместе с арабами и мусульманством. И стали там своими, - внимательно посмотрел на слушающих его Богов, продолжил. - Откуль быть на Руси своим ослам? Ослы у нас завозные. Либо приблудные. И правят ослами на святой Руси всегда иудеи. Вот пусть Иегова праведный этого четыреждывеличайшего смертного себе под крыло и берет, за него отвечает, - и добавил с великодержавной спесью в голосе. - Для Иеговы суверенитеты не писаны - он в каждой бочке торчит затычкой.

- И отвечу! - заявил пристроившийся на соломоновом ливанокедорово-слоновобивневом и вызолоченном, покрытом шкурами леопардов троне крючконосый Иегова, четвертый член Тайного Совета идеологов планеты Земля. - Я вам всем отвечу! Я вам всё скажу! - Прокашлялся в кулак и начал. - Имя у осла какое? Казахское. Значит, Куан - великий смертный мусульманский, - и загнул сам себе один палец. - Подданство у осла какое? Советское. Значит, осел русский! - и загнул второй палец на левой руке. - А мой великий смертный - батыр Куаныш. Потому что, с одной стороны, его как бы и не было, а с другой - он как бы и пал в бою. Куан за Куаныша муки претерпевал, а Куаныш за муки Куана теперь купоны стрижет. У Куана и при жизни и после смерти не было ни гроша за душой, а фонд Куаныш-батыра уже для офиса своего унитазы из золота льет, - и сжал левую руку в кулак. - Ясно теперь, кто чей великий смертный и почему?

Коллеги Иеговы по задурманиванию мозгов пастырских стад, услышав такой казуистически неоспоримый аргумент, приуныли.

- Выходит, четыреждывеличаший Куан - великий смертный сам по себе. И равен бессмертным, - принялся рассуждать вслух мудрый Саваоф - и с ходу предложил выход из создавшегося положения сугубо атеистический. - Значит, так... Раз никто Куана признавать своим не хочет, то пусть будет он еще одним Богом, - после чего обосновал свое предложение. - Ведь на самом-то деле, сколько уже было на свете Богов? У каждой нации, у каждого племени - их целая куча... Да что там куча... У одних египтян было их с целую гору. Тропические нации - они все многобожны. И все их Боги бесмертны, все - члены Генеральной Ассамблеи, многие даже какое-то время побывали в Тайном Совете Богов. Назначим Куана заштатным каскеленским Богом - он среди всей оравы такого ранга Богов затеряется непременно - и люди быстро забудут про него, Ибо так было и так есть, так будет всегда: нет письменного источника и жизнеописания, свидетельствующего о существования Бога, - Бог исчезает вместе с народом, создавшим цивилизацию его поклонников. А есть он на бумаге - есть и поклонники его, даже если они порождены другой цивилизацией, жив и Бог исчезнувшей цивилизации. Как шумерский Ваал , к примеру. Жив ведь, сволочь, и по сей день. Все мерзавцы мира ему служат.

Члены Тайного Совета слегка прибалдели.

- Демократия - демократией, - заявил римский папа, отпихивая от себя ногой католического Яхве, решившего все-таки посетить Тайный Совет, - но с чего это Иегова имеет два голоса, а мы по одному?

- Видите, до каких выводов с такой демократией мы докатимся? - поддакнул ему Аллах. - С такой демократией скоро всякий осел возмомнит себя Богом! Со стороны Иеговы это - корупция, семейственность и нарушения прав Богов! К чертям корупцию, если она приносит ущерб Богам!

- Это простым смертным надо головы морочить, - подхватил столкнувший все-таки римского папу со своего Престола католический Яхве. - А с нами надо говорить чётко: почему тебе, горбоносый Иегова, потребовалось заменить Куана на Куаныша?

- Вот-вот. О чем и я говорю, - подвел итог спору Саваоф. - Оставить надо великими смертными обоих, - и Куана, и Куаныша. Одним великим смертным больше, одним великим смертным меньше - какая разница? Лишь бы число Богов не увеличивалось!

Богам было наплевать, кто будет числиться в Каскелене великим смертным. Просто никому из них не хотелось, чтобы настоящий Куан, пусть даже свергнутый и замененый на выдуманного Куаныша, существовал сам по себе, без подчинения хоть кому-то из Богов. Ибо великий смертный сам по себе - это прецедент, а всякий прецендент ведет к нарушению заведенного порядка, к замене не только великих смертных, но и Богов, к переделу поступающих от паствы жертв и к перемещению финансовых потоков, к сокращению доходов каждого из членов Тайного Совета .

Присутствовавшимй среди них с правом будто бы лишь совещательного голоса древний бог по имени Вефильский Золотой Телец, а на самом деле вылитая из золота фигура толстого быка без мужских причиндалов, спасшаясяся от гнева Моисеева и свергнутого древними иудеями, но затем с помощью купцов и ростовщиков возродившегося вновь, с каждым днем последней так называемой мировой экономической депресиии всё более тучшеющая и мучающаяся золотыми запорами и поносами одновременно, соизволила прервать раздор Богов, вставить свое веское слово:

- Господа! Потише, будьте так любезны, - писклявым голосом взмолилась сработанная более 30 веков тому назад древнеегипетскими мастеровыми статуя быка-кастрата с большущей задницей, с огромными гнутыми золотыми рогами и с выпученными золотыми глазами при изумрудных зрачках. - Дозвольте высказать мнение моё. Как рядовому члену Генеральной Ассамблеи древних Богов, как будущему главе вашего Тайного Совета Богов молодых, но уже одряхлевших.

Боги притихли. Ибо каждый из них был в долгах, как в шелках, у склонного к содомскому греху Золотого тельца и у ишачащих на древнего драгметаллового монстра ростовщиков планеты. То есть каждый из четырех членов Тайного Совета (и даже находящийся в нирване Будда) понимал, что в момент, когда открывает рот вылитый из золота 95-ой пробы и все время тучнеющий от непрперывного потребления им человеческой крови и денег Золотой телец, дело всякого другого Бога "молчать в тряпочку".

Не то денежные курсы на мировых биржах начнет лихорадить - и кто знает, куда могут рухнуть акции присутствующих на Тайном Совете Богов, не придется ли кому-то из них потесниться подобно Куану и предоставить своё место всегда готовому проснуться вперед и заявить о своих правах Будде, например, с его многочисленными "восточными тиграми экономики", а то и отдать свою паству главе секты по кличке "церковь объединения преподобного Муна" со всей стоящей за ней накромафией. Ибо, как решит Златой телец - Бог воров, банкиров и чиновников, - так и будет.

- Куаныша создали свидетели Иеговы, а потому мудак Куаныш есть святой Бога по имени Иегова, - сказал Золотой телец. - И вопрос этот обсуждению не подлежит. Именно для создания будущего Бога Куаныша и были затрачены деньги так называемых американских налогоплательщиков, вложенные в казахстанский проект. А за башли общака надо мазу держать .

Боги приуныли.

- Что до белого осла Куана, - продолжил между тем Золотой валух , - то этот великий смертный не имел в достаточной степени нужной для сохранения своего реноме суммы в мною лично конвертируемых американских долларах. У Куана не было даже собственной уздечки, место в сарае - и то делили с ним владеющие стойлом лошади, а в конце жизни он даже не имел крыши над головой.

Саваоф, помнящий, что одна из ипостасей его в виде Иисуса также не имела при жизни крова, да и вообще большинство святых христианской церкви были не богаче Куаана, хотел было сообщить об этом Золотому кастрату, но вспомнил об обшорных счетах своих жрецов в принадлежащих золотому рогатому идолу банках, и промолчал, подумав:

"Не один ли хрен - богатый ли, бедный ли был великий смертный? Со Средневековьем давно покончено, теперь в мире людском благость не в почете. Нынче храмы строят на деньги ростовщиков и наркомафии - и матери наркоманов молятся в этих храмах, благодарят убийц своих детей. Стало быть, вскоре святыми будут самоназначаться мафиози и прочие богатеи. Конкурсы скоро станут объявлять: кто богаче - тот и святее".

- А потому, - сказал в заключение своей блестящей речи тот рогатый, кто уже однажды погубил род иудеев, а теперь принялся за истребление всего рода человеческого, - Куан, просуществовав в качестве великого смертного при невесть каком Боге половину века, обязан сгинуть так, словно его и не было никогда на белом свете, - и заключил непреререкаемым голосом. - Я так решил.

После чего перед ним сама по себе возникла бумага, по которой растолстевший до безобразных форм поносного цвета Бык ударил грязным копытом - и та засияла, как электролампочка с полукруглым пятном печати на боку, разнося вокруг запах горящей серы.

- На замену Куана Куанышем мои ростовщики выделили необходимую сумму, - торжественно объявил Золтой кастрат. - В свободно конвертируемой валюте.

Услышав, что деньги не только обещаны, но уже выделены и отправлены на их счета, члены Тайного Совета Богов тотчас забыли о Куане и облеченно воздохнули:

- Слава святому Куанышу!

Ибо коли есть деньги, которые будто бы надо кому-то не вполне конкретному платить вообще, то можно этих денег и не платить никому вовсе; их можно просто-напросто прикарманить, отчитавшись перед Золотым тельцом в правильном расходовании дарованных средств филькиной грамотой.

А что до народов планеты Земля, то они легко предадут всех своих святых и великих смертных, только пообещай им за их предательство замену действительно жившего нищего Куана вымышленным Куанышем со стоящими за его мифической спиной богатыми спонсорами.

Чучело золотого холощённого быка ликовало.

А Куан весело скакал по зеленой и всегда свежей травке Эдема, пытаясь поймать ушами бабочек, и весело ржал над мудростью Богов:

- И-а!

POST SKRIPTUM:

Древшнейшие Боги планеты Земля, никогда не являвшиеся ни на одну из Ассамблей Богов и не обращающие внимания на то, что творится в самозванном Тайном Совете, пропустили мимо ушей заключительную речь Золотого кастрата и не обратили внимания на бумагу с гербовой печтью в виде бычьего копыта. Они приняли Куана в свой собственный Пантеон без всяких споров, ссор и обсуждений, посчитав белого осла настоящим великим смертным просто так, без всяких объяснений. Ибо Великая степь считает, что истинное золото - это не то, что блестит и не ржавеет, а праведная душа.

Так расссказывают эту историю каскеленцы.

И я им верю. Как верю и остальным историям, поведанных мне земляками Бауржана, ставшими мне любимыми и близкими вопреки тому, что развал СССР воздвиг между нами всякого рода искусственные границы...

КУАН и ЗЕМЛЯ

Однажды Куан шел по окраине Каскелена, да вдруг, застыв на месте, принялся извергать из себя отходы пищеварения естественным образом, как делает это всё сущее на земле от червей до человека .

Бессменный директор совхоза "Каскеленский" Мухтар Алибекович Алибеков узрел это непристойное действо ишака и вопросил гневным голосом:

- Эй! Ты что делаешь? А?

- А что? - ответил осёл вопросом на вопрос, словно истинный восточный мудрец, участвуюющий в богословском споре, и продолжил обычный для сытых ишаков долгий процесс калоизвержения и мочеиспускания.

- Это ж земля! - вскричал директор.

- Ага, - согласился ишак.

- Моя земля! - возопил Мухеке в отчании. - Моя! Понимаешь?

- Почему? - спокойно ответил осел и громко выпустил из себя воздух, разнося по окрестностям Каскелена отвратную вонь.

- И воздух мой! - взъярился Алибеков.

- Ага, - вновь согласился Куан, посыпая землю катышками навоза.

- Здесь всё моё! - не унимался Мухтар Алибекович. - Пошел прочь с моей земли! Я тебе приказываю.

- Нет, - ответил четыреждывеличайший. - Это - моя земля. Я на ней родился, на ней помру. И лягу в нее. Но сегодня хочу свою землю удобрять - и удобряю.

И не сдвинулся с места.

- Ах, так?! - взбеленился директор и, схватив хворостину, решил ударить ею Куана.

Но четыреждывеличайший на ходу перехватил зубами хворостину, вырвал ее из руки директора, схрумкал и проглотил.

Тогда директор сбегал в совхозную конюшню и, вырвав оглоблю, бросился с ней к ослу с намерением этой дубиной перебить хребет четыреждывеличайшему.

Но Куан опять-таки в полете перехватил своими крепкими зубами очень ценную и очень полезную в крестьянском хозяйстве оглоблю из просущенного, твердого, как камень, тополя - и перекусил ее, превратив дрын в две годные лишь на топливо палки с размочаленными концами.

- Я тебя зарежу! - закричал в отчаянии директор и, выхватив из-за голенища сапога большой узбекский нож, бросился на осла, но подскользнулся в жиже ишачьей мочи, смешанной с землей Каскелена, - и хлопнулся на задницу. Выронил нож.

Белый осел продолжил свой туалет.

Заплакал директор, поднялся на четвереньки, выбрался на карячках из лужи, на твердом месте поднялся на ноги и поплелся прочь, громко и отчанно стеная:

- Моя земля! Моя земля! За что Аллах отнял у меня мою землю и отдал ишаку?

- И-а! - объяснил ему мудрость Аллаха четыреждывеличайший

POST SKRIPTUM:

Так никогда и не узнал директор совхоза "Каскеленский", потомок бая Алибека из рода Чапрашты Старшего Жуза, что никто, никогда и нигде на самом деле не владел землей и не будет владеть ею. Потому что идея владения землей - это выдумка человеков. А всякий человек - это всего лишь отдельная особь одного из разноцветных подвидов семейства человекоообразных, рода приматов, класса млекопитающих, населящих эту планету по праву, дарованному ему судьбой и удачей наравне с ослами, рыбами, насекомыми, баранами и с другими живыми существами.

КУАН и ПОЛКОВНИК

Однажды Куан встал посреди авторасссы, ведущей от воинской части полковника Расторгуева в сторону Алма-Аты, задумчиво глядя в сторону захода солнца и любуясь переливающимся всевоможными оттенками красного и лилового цветов вечерним небом. Настроение осла было спокойным, безмятежным, полным внутреннего очарования и осознания себя единым со всей Вселенной. Ослу не было скучно, да и стихов не писал он в тот момент ни о любви своей к великой Ролине, ни о любви к родине малой (в виде окрестностей Каскелена), ни по поводу сердечных мук в отношении волоокой и неопрятной ослицы Дуры из соседнего с Абдугуловыми двора Абдрашитовых, ни о приоде, и уж тем более - не сочинения о люви своей к Отчизне. Осел просто любовался закатом - и был счастлив тем, что он есть на земле, Земля есть во Вселенной, а Вселенная есть данность, с существованием которой надо смириться всему сущему на Земле..

Но тут на трассе возник грузовой автомобиль марки "ГАЗ-51" , груженный серо-зелеными ящикакми с одинаковывми надписями "БОЕПРИПАСЫ" и с сидящими в кузове верхом на двадцати пяти готовых в любую секунду взорваться этих занозистых ящиков десятью солдатами. В кабине же, вместе с шофером удобно устроился на пружинистом сиденьи и внимательно вглядывался в знакомую до осточертения дорогу могучий и мудрый полковник войск связи Расторгуев - гроза мирового империализма, бродячих собак и ослов Каскелена.

- Это по какому такому праву какой-то там осёл стоит посреди правительственной автотрассы?! - возмутился начальник гарнизона. - А вдруг как "если завтра война, если завтра в поход, если снова война громом грянет"? А ишак помешает движению транспорта и выполнению поставленной перед нами Советским Правительством боевой задачи в четко назначенное время выйти на огненные рубежи! Это ж будет позор всей доблестной Советской Армии, всему советскому Военно-морскому флоту, всей военной авиации, всем десантным, пожарным и космическим войскам вместе взятым!

- Угу, - кивнул водила-сержант, которому осёл не мешал, ибо стоял на полосе встречного движения.

Но полковник приказал:

- А ну, стой!

Дисциплинированный шофер послушно скинув газ, нажал ногой на педаль тормоза и ответил:

- Есть, товарищ командир!

Расторгуев высунулся из кабины и прокричал, обращаясь внутрь кузова к замерзшим на ветру и кое-как приспособившимся сидеть на угловатых и занозистых ящиках с кроваво-красной надписью "БОЕПРИПАСЫ! Осторожно! Опасно для жизни!" солдатам:

- А ну все марш из машины! - и добавил порцию обязательного в лексике каждого советского офицера отборного мата. Ибо таково уж свойство русского мата: без него и конь с места не стронется, и танковый двигатель заглохнет, и ракета прямо на пусковой площадке взорвётся, и солдаты остануся вялыми, к выполнению боевых задач не готовыми. А мат - он, как идеальное топливо, годен для всех и для всего. Настоящий офицер даже в любви к девушке матом признается:

- Ты не брыкайся, - говорит настоящий офицер в таком случае своей даме сердца. - Не то я тебя так вздрючу - родная мама не узнает... - и далее, - Тра-та-та-та! - сплошь нецензурное.

Как ни странно, юная дама всегда понимает его правильно, о чем и сообщает маме на следующий же день:

- А мне вчерась офицер замуж предложил!

Обрадовавшиеся возможности избавиться от взрывоопасного соседства, а также разогреться и подвигать зетекшими от долгого и неудобного сидения руками и ногами расторгуевцы с великой охотой вывалиилсь из кузова и принялись приседать и обхлопывать ладонями собственные плечи, добродушно подшучивать друг над другом, ёрничать и балагурить при этом.

- Смирно! - рявкнул полковник, привлёкши тем криком внимание Куана.

В одно мгновенье все десять солдат выстроились в ряд, плечо к плечу, тараща ставшими враз оловянными глаза на своего командира, выкатив вперед груди и подтянув животы.

Полковник с довольным выражением лица оглядел расторгуевцев, остался внешним видом их враз отупевших морд доволен, как и тем, что: звездочки пилоток сияли точно над центрами лбов, подворотнички под выбритыми подбородками выглядели чистыми, гимнастерки глаженными, складок под ремнями не наблюдалось, брюки заправлены в сапоги, сапоги начищенны. Прошелся взглядом по шеренге глаз - и отметил про себя, не вслух, что все двадцать разноцветных зенок пялятся на него преданно, обещая выполнить любое его желание.

"Хороший призыв, - проскользнула в его голове добродушная мысль. - С такими бы я в разведку пошел", - хотя никогда в жизни не ходил он в разведку, а с солдатами вместе лишь в давние младшеофицерские годы мотался по улицам тыловых городов в поисках самовольщиков и мешая милиционерам бороться с преступностью.

- Мальчики направо, девочки налево, - по привычке с пионерского прошлого приказал полковник - и солдаты с радостным ржанием бросились прочь с асфальтового полотна автотрассы.

- А ну, стой! - проорал тут же вспохватившийся полковник. - Почему в разные стороны? Что вы - армия Кубы или Израиля? Откуда в моей части девочки?

- Не знаем, товарищ полковник, - ответили остановившиеся и переминающиеся с ноги на ногу солдаты. - Вроде, быть не должно. В бане вместе моемся, друг друга нагишом раз в неделю видим, - и тут же каждый воин стал объяснять Расторгуеву, что лично он бежал в нужную сторону, туда, куда указал им товарищ полковник - то есть вправо.

- Потому что право - там! - хором закончили оин свои мысли, показывая... в разные стороны.

- Но вот тут же вправо! - завопил Расторгуев выбрасывая руку куда надо.

И одна половина солдат с ним согласилась.

Вторая половина возразила:

- Так это если с вашей стороны смотреть, товарищ полковник, - заявили они. - А мы-то смотрим вам в лицо. Потому, что для вас право - для нас лево, - и пояснили на примере. - Для нас направо - это вон куда, - и показали руками влево, - А для вас - вон туда, - показали в противоположную сторону.

Следящий за всей это перебранкой Куан подумал:

"Вот так вот у людей всегда: начальство говорит одно, а народ слова начальства понимает совсем иначе, - вздохнул и закончил мысль с печалью в душе. - Не построят они коммунизма в отдельно взятой стране" , - после чего попытался вернуться в прерванную нирвану.

- Ах, едрит вашу матку всех в козель! - окончательно рассердился полковник. - Да кто вам, ишакам лопоухим, давал право самим решать, где право, а где лево? Вы должны знать, что право указывать вправо имеет только ваш комнадир - а настоящее время я, ваш полковник Расторгуев. Если для меня право это - тут, - указал он левой рукой, то и для вас - это правая сторона. Уяснили, барбосское отродье?

Вновь оторвавшийся от размышлений о великом противостоянии Добра и Зла и о природе вещей Куан прислушался к разговору офицера с солдатами и подумал:

"Почему товарищ полковник говорит "направо", а показывает влево? А "если завтра война, если завтра в поход", куда побегут его солдаты? Надо указать им правильную дорогу"

Белый осел призывно проржал солдатам - и свернул с автотрассы в кювет, спустился туда, чтобы уже там пустить в землю мощную струю мочи, словно приглашая воинов присоединиться к сему священнодейству, из века в век умиротворяющему спорящие стороны.

Завороженные звуком журчащей жидкости солдаты ринулись следом за ослом, на ходу растегивая ширинки форменных галифе.

Расторгуев хотел грозным рыком остановить бросившееся, словно в панике, с проторенной дороги войско, но природа взяла в нём самом верх над долгом перед Отечеством - и он сиганул в кювет.

Через мгновение полковник, стоя в одной шеренге с Куаном и с солдатами, как равный с равными, как их друг, товарищ и брат, расставив ноги и опираясь на льющуюся из нутра струю, стонал от наслаждения:

- К-ка-айф!!!

POST SKRIPTUM:

Это был первый урок осла Куана, преподанный им полковнику Советской Армии Расторгуеву Анатолию Петровичу. И тема урока звучала так: перед естеством своим все равны. Абсолютно все.

КУАН и ДОРОГА

Однажды Куан, отлучившись на минутку от исполнения своих прямых обязанностей по помощи Бауржану по хозяйству, прибрёл к любимому своему месту на авторассе между военной частью полковника Расторгуева и Алма-Атой. Отсюда он любил любоваться нежными красками весеннего заката в предгорной степи и поразмышлять над смыслом жизни, а также о том, в какие идиотские формы переобразуется этот простой и ясный, сокровенный смысл в устах гораздого на пустопорожние выдумки человечества.

Вновь было безветренно, тихо, спокойно, воздух был наполнен ароматом цветущих в ту пору по всей степи маков, зудом ищущей навоза мошки, трелями каменок и жаворонков.

Мешал извечной гармонии этой лишь звук приближающегося к Куану со стороны Алма-Аты грузового автомобиля. Это обещало Куану вновь заняться учебой сидящих в кузове солдат и дремлющего в кабине офицера тому, чтобы доблестные советские воины правильно понимали, где право, где лево, а не бежали в разные стороны, когда услышат приказ командира опростать их мочевые пузыри. То есть машина должна была остановиться возле Куана, как понимал четыреждывеличайший, и под мелодию добротного офицерского мата вывалить из-под брезентового чрева кузова своего кучу солдат растерянных и безоружных, которым прикажут что-нибудь невнятное - они и выполнят приказ как всегда: послушно и бестолково. Армия - на то армия и есть, чтобы приказы звучали невнятно, а исполнялись бестолково. Других армий не бывает. Как не бывает в природе крылатых коров, честных премьер-министров и порядочных политиков.

Машина остановилась.

Полковник выскочил из кабины, что-то прокричал, указывая правой рукой направо.

Солдаты бросились налево.

Полковник с матерками и обвинениями солдат в тупости помчался вслед за ними, на ходу растегивая ширинку.

Сержант-водила, и на этот раз предлагавший Расторгуеву объехать ишака, но вынужденный остановиться, застыл за рулем, с тоской глядя в глаза Куану и прнимая, что теперь он ужина увидит не скоро.

"Ну, что ты привязялся к нам? - думал шофер бестолково и не по существу, как думают вне войны все солдаты. - Мне до дембеля всего полгода осталось. Меня дома мама ждет. Невеста замуж вышла, развелась - и снова ждет меня. Пишент, что беременная от меня. Видишь, сколько проблем? А ты тут стоишь, полковнику жить мешаешь".

Боеприпасы в кузове задумались над вероятностью самим по себе взроваться к такой-то матери и улететь к небесам, нежели еще сколько-то там времени валяться в деревянных зеленых ящиках с надписями: "ВЗРЫВООПАСНО!" - большими буквами на внешней стороне и мелкими "Тушонка семипалатинская свинная, первый сорт" - с внутренней.

Но свежие тушонки сами по себе в прохладную погоду не взрываются. Потому стратегический груз терпеливо дождался возвращения своих грузчиков-перегрузчиков в чистых погонах и своего владельца с тремя большими звездами на двухполосых погонах, плетущихся к машине с лицами веселыми, с душами и мочевыми пузырями облегченными.

Куан лег на асфальт, подставляя под лучи заходящего солнца свое белоснежное брюхо.

- Туды-т, твою в качель! - расстроился полковник. - Не успели!

Шофер вновь предложил объехать осла.

Солдаты поддержали водилу-сержанта.

Но полковник заупрямился.

- Я вам кто? - грозно спросил он. - Полковник или, мать вашу так да растак, чудило на другую букву? Сказано: ехать прямо - значит надо ехать прямо, а не вилять задницей, как блудливая коза во время течки .

- Значит, давить осла? - спросил сержант-водила с надеждой в голосе.

- Я тебе задавлю, давила несчастный! - услышал в ответ. - Ты, блин, что - не знаешь, чей это ишак, так твою мать? Осел ослу - рознь! Как полковники разные: один в нужное время станет генералом, а другой так в отставку с тремя звездочками и отправится. Полнял, балбес?

- Понял, - кивнул сержант-водила. - Значит, объезжаем осла.

- Нихрена ты не понял, морда деревенская, - оскалился в довольной улыбке полковник, совсем недавно узнавший, что включен в список очередников-нефронтовиков на генеральское звание. - Тут мыслить надо стратегически. Как маршал Жуков. Как Александр Пархоменко и Александр Македонский. Понял теперь?

- Нет, - честно ответил сержант-водила. - Если ехать в часть, то надо либо давить осла, либо объезжать. Не перелетать же.

- Балбес! - рассмеялся полковник. - Кто же на грузовике летает? Технологии еще не дошли до этого. А если дойдут, то сперва они секретными будут, потом их десантникам передадут, а нам уж во вторую или в третью очередь, да еще и в удешевленном варианте. Понял, недоумок?

- Понял, - смутился своей дремучести сержант-водила, который знал хорошо, как следует вести себя рядовому при разговоре с сердитым начальством, и спросил. - Так как ехать-то, товарищ полковник? В объезд или прямо по ишаку?

- Не ехать, а подождать, - мудро рассудил Расторгуев, и объяснил. - Солдаты нам расчистят путь.

Отдал распоряжения недавно разжалованному за пьянство в солдаты ефрейтору, по-прежнему командовавшему этим отделением, немедленно очислить дорогу от осла, а сам залез в кабину.

- Сдвинешь осла - верну звание, - пообещал экс-ефрейтору полковник при этом тихо, почти шопотом, зная, что как ни скажет любой полковник любому солдату, солдат приказ полковника всегда услышит.

Десять расторгуевцев тотчас бросилось к Куану - и принялись спихивать ишака с хорошо прогревшейся за день и греющей ослиный живот авторасссы.

Белый осел уперся лежа в асфальт всеми четырьмя копытами - и не сдвинулся с места.

- А ну, увеличте усилия! - крикнул им полковой командир, распахнув дверцу и, стоя на подножке, возвысившись над ней и над своими подчиненными.

Отделение во главе с бывшим ефрейтором, встав на четвереньки, напрягло силы, упёршись ногами в асфальт и плечами в Куана.

Белый осел остался на месте.

Полковник потребовал от солдат пихать осла толчками по счету "Раз-да! Раз-два!"

- На счет "раз" откачиваемся назад, - объяснил солдатам боевую задачу экс-ефрейтор, - на счет "два" бросаемся вперед, вытянув руку перед собой, и с силой бьём ими по препятствию. - Итак... Раз!

Солдаты откачнулись назад.

- Два!

Солдаты всеми шести сотнями килограммами тел и со скоростью пятнадцать километров в час ударили в тело Куана.

Осёл словно врос в асфальт.

- Раз! - повторил тоскующий по потерянной лычке бывший ефрейтор - и солдаты отшатнулись от осла.

- Два! - и солдаты ударили растопыренными ладонями в Куана.

Осел стоял на месте.

- Раз!... Два!.. - продолжилась череда приказов и однообразных движений.

Осел продолжал стоять на месте.

Так прошел час упорных, но напрасных трудов, сравнимых разве что с усилиями Сизифа или с докладами Брежнева об экономических успехах СССР.

В конце концов, усталые солдаты все, как один, пали в изнеможении на асфальт, жадно ловя распахнутыми ртами воздух, словно пытаясь напиться им.

- Товарищ полковник! - произнес шипящим от надрыва голосом бывший ефрейтор. - Я согласен остаться рядовым. Навеки... - и, смежив глаза, погрузился в нирвану.

Полковник, глядя на поле боя и павшее войско, выматерился так крепко, как никогда до этого не матерился, хотя давно уж снискал себе славу матершинника немалую, победителя конкурса офицерского мата на всеказахстанском конкурсе матерщинников Советской Армии, и сказал сержанту-водиле:

- Я останусь с солдатской сволочью на дороге, а ты поезжай в объезд осла в мою часть, передай дежурному офицеру, чтобы он выделил второй взвод, и вернись с ними сюда. Повтори.

Водила-сержант повторил приказ слово в слово - и был отпущен полковником.

Шофер объехал ишака, добрался до военной части, передал приказ Полкана дежурному по части, дождался пока отдыхающий от службы второй взвод соберут на плацу, плотно поел в солдатской столовой, запил еду тройной порцией компота, следя при этом за погрузкой тридцати солдат в кузов, заправил машину бензином, и лишь потом отправился назад, стараясь ехать медленно, аккуратно, чтобы не помялась военная форма на сидящем на ящиках с тушонкой живом грузе, поющем во всю глотку о том, что "наш грозный старшина имеет ордена, а у меня всё это впереди", искренне верящим в то, что ордена эти кому-то нужны, и считающим искренне, что Максима Перепелицу армия действительно исправила и сделала добропорядочным членом советского общества, способным по возвращении на гражданку не запускать свиней в колхозные теплицы.

Полковник за это время успел провести политформацию среди первого отделения первого взвода первой роты, участвовавшего в погрузке зеленых ящиков с вкусными свинотушенскими надписями на складе алма-атинского военторга и в толкании ишака с автотрассы. Он остался доволен ответами солдат, знающих, оказыватеся, все то, что положено знать военнослужащему: и главу советского правительства по фамилии-имени-отчеству, и название столицы СССР, и последнее воинское звание покойного товарища Сталина, и то, почему в последней войне с немцами победили советские солдаты, а не их союзники в виде американцев, англичан и французов. И еще успели сообщить Расторгуеву бойцы, что советские солдаты - самые смелые и самые умные в мире. А полковник в ответ сообщил, что кажый советский солдат должен прочитать и выучить наизусть величайшую книгу всех времен и народов - брошюрку А. Суворова "Наука побеждать", а также свято верить в светлые идеалы марксизма-ленинизма и бороться с пережитками культа личности Сталина, который на самом деле не победил Гитлера, а просто был во главе советского народа, который победил гидру фашизма окончательно и навсегда .

После бурных и продолжительных аплодисментов в исполнении десятка расторгуевцев полковником было решено к прениям не переходить, но велено каждому бойцу поведать боевым своим товарищам всё, что он знает о главном своем предполагаемом противнике "на текущий момента". Да, так прямо полковником Расторгуевым было и приказано, слово в слово:

- На текущий момент главным противником нашим является осёл, которого нельзя убить, но надо убрать со стратегического направления боевой части. Нашедший самое разумное и самое эффективное решение солдат получит внеочередной отпуск для поездки домой, - и бодрым голосом добавил. - Время пошло!

Солдаты принялись наперебой выдавать на гора всё, что им было известно об ослах и их привычках.

Оказалось, что в отделении служили представители почти всех ранее захваченных немецко-фашистскими оккупантами территорий. По молодости лет никто из солдат призывов 1960-1962 гг не помнил фашистских агрессоров в лицо, но по рассказам своих родителей и соседей все они прекрасно знали о том, что в битвах с армиями Вермахта и СС большую роль сыграл тот факт, что у немцев, румын, венгров, финнов и других фашистских саттелитов не было ослов, а у Красной Армии оных наблюдалось великое множество.

- Основательное присутствие, - поправил полковник.

- У нас даже фильм об этом есть - в смысле: у нас - у советских, - сказал один из солдат первого года службы, незнакомый пока еще Расторгуеву, ибо ни в чем еще не успел провиниться и не получил пока что ни одного взыскания. - А у американцев и у англичан - ни одного.

- Это какой такой фильм? - спросил полковник подозрительным голосом.

- Так "Смелые люди" же, - ответил дюже грамотный боец. - Там - про то, как с помощью ослов мы фашистов разбили и разоблачили немецкого шпиона.

Остальные солдаты загудели согласно. Все они видели на гражданке этот фильм, всем эта лента понравилась, нашлись даже такие, кто смотрел кино про приключения осла Буяна два раза. Но больше всех им понравилось то, как звал осла актер, который "страшно походил лицом на Сергея Тюленина из фильма "Молодая гвардия" . Герой половину фильма прокричал по-ослиному. Вот так...

- И-а! И-а! - заорали солдаты наперебой, заполняя просторы предгорной степи молодыми, задорными голосами.

Куан, дотоле молчавший и лишь прислушивающийся к бравым речам полковника и беседе солдат о кино, шевельнул своими длинными ушами, насторожился, с недоверием глядя на орущих не по-человечески солдат, а потом, желая показать им, как надо кричать по-настоящему, если ты и впрямь осел, проорал:

- И! А!

И голосом своим перекрыл весь разнобой орущих по-ослиному солдат.

Те тотчас же заткнулись и уставились тупыми взглядами на Куана.

- Ты чего? - спросил Расторгуев у Куана. - Тебя что - спрашивают? Тебя никто не спрашивает.

Белый осел на грубость полковника ничего не ответил. Он молча отвернулся от доблестной Советской Армии, в два движения поднялся сначала на передние, потом на задние ноги и, не оглядываясь, сошел с трассы, направляясь в сторону начинающего светиться огнями окон села со звучным именем Каскелен.

- Эй! Ты куда? - крикнул ему полковник. - Нам теперь что - пешком до части стебать?

Ответом ему было затихающее цоконье ослиных копытец по каменистой степи.

POST SKRIPTUM:

Тема второго урока осла Куана, преподанная полковнику Советской Армии Расторгуеву Анатолию Петровичу звучала так: как бы ты высоко по должности не взлетел, а умей выслушивать добрые советы подчиненных и слышать правильно то, что тебе говорят окружающие.

Ни полковник, ни Хрущев, ни Брежнев, ни Горбачев не помнили картину В. Серова "Ходоки у Ленина" (1950 год), достигнув постов своих наивысших, не учились уже ни у кого и ничему, книг не читали, а только всех поучали, поучали и поучали. Потому и страну профукали .

Что до Куана, то о том, что хотел белый осёл сказать Советской Армии, стоя посреди дороги из Расторгуевки на Алма-Ату, поняли глупые люди только после смерти четыреждывеличайшего, когда на том самом месте случился оползень и в образовавшуюся яму провалился автобус с детьми, ездившими в столицу на выступление московского цирка. Было много слёз, истерик, угроз и... две смерти, которых, если бы люди прислушались к учуявшему полость под асфальтом ослу, могло бы не быть.

КУАН и СОЛДАТЫ

Однажды Куан в третий раз задумался на том же месте той же самой дороги от военной части полковника Расторгуева в Алма-Ату и обратно. И в третий раз возле него остановился автомобиль марки "ГАЗ-51" с сидящими в кабине водилой и полковником.

И в третий раз полковник приказал новому водиле-сержанту ни в коем случае не объезжать белого осла, хотя на несколько километров вперед и назад по трассе не было ни одной машины, ни одного миллиционера и ни одного представителя военной автоинспекции. Он велел стоять на месте и ждать, пока полковник разберется с ослом.

И вновь выбравшиеся по крику полковника из кузова десять солдат (теперь уже второго взвода второй роты) принялись по счету "раз-два!" сталкивать осла с проезжей части на обочину. И вновь безрезультатно.

И вновь полковник послал водилу-сержанта в военную часть за помощью, на этот раз за помощью не взвода, а целой роты, опять-таки второй, а сам принялся слово в слово повторять рассказанную давеча солдатам первого взвода первой роты политинформацию о том, что храбрее советского солдата на свете и солдат-то не бывает и лишь книга "Наука побеждать" сделает из них настоящих солдат, что если бы не Советский Союз, то американцы бы войну Гитлеру проиграли, что Гитлер потому так быстро дошел до Москвы, что боялся русских морозов, а как морозы ударили - так он и принялся отступать - и так далее, и в том же духе.

Солдаты, давно уж выучившие эту лекцию наизусть, спали с открытыми глазами, ибо твердо знали, что побеждать им никого не надо, что всех, кого надо победить, их отцы и деды уже победили, а кого не надо побеждать, того побеждать их не пошлют. К тому же в животах солдатских от голода урчало и мысли рядовых были прикованы к родной солдатской столовке с осточертевшей перловкой в котлах и с твердыми, как камень, котлетами из хлеба с запахом мяса.

В конце лекции сообщил Расторгуев солдатам, что есть, мол, такой фильм, "Храбрые люди" называется, так там осел воюет с немецко-фашистскими гадами наравне с настоящими воинами.

- Осёл, - сказал полковник, - разоблачил шпиона и, связав его, передал в Верховный суд СССР, где врага советской власти судили и приговорили к расстрелу.

- Товарищ полковник! - подал тут голос один из оторопевших от подобного бреда солдат. - А вы сам-то этот фильм видели?

- Видел, - не моргнув глазом, соврал Расторгуев.

- А я видел другой. Только не "Храбрые люди", а "Смелые люди" называется. Там главный герой осла по-ослиному к себе призывал, - и, желая показать, как это делал в кино персонаж Сергея Гурзо, проорал:

- И-а-а-а! - долго и протяжно.

Белый осел вяло шевельнул ушами, но даже не повернул головы в сторону кричавшего.

- Точно! По-ослиному кричал, - вспомнил про давешний фокус полковник. - А, ну, солдаты! Стройся!

Солдаты повскакали с асфальта и выстроились вдоль кромки автотрассы.

- Орать по-ослиному умеете? - строго спросил полковник.

- Так точно! - последовал четкий ответ.

- Кричите! - приказал полковник и сделал рукой отмашку.

- И-а!.. И-а!.. - закричали солдаты вразнобой, прислушиваясь к голосу полковника, который кричал громче всех и усердней всех, - И-а! И-а!

- Нет! Не так! - заявил Расторгуев, увидев, что на этот раз Куан ни его, ни его солдат не понимает. - Надо всем вместе. Четко. По моей команде! Я сделаю рукой вот так, - опустил к земле руки, - и вы все кричите: "И!" Я сделаю так, - резко взманул руками вверх, - и вы кричите:"А!" Все поняли?

- Да! Поняли, товарищ полковник! Поняли, - засмущались переставшие орать солдаты. - Как не понять? У всех за спиной семилетка. Вот так - "И", Вот так - "А".

- Ну, тогда начали! - спросил Расторгуев, и взмахнул руками вверх, как готовая взмыть в небо птица.

- А! - проорали слаженным хором солдаты.

Руки полковника упали - и расторгуевцы четко, по-военному рявкнули:

- И!

Куан отвлекся от созерцания заходящего в маревый горизонт в стороне Курдайского перевала солнца и удивленно посмотрел на солдат.

- Это вы по-каковски? - как бы говорил его взгляд.

Солдаты смутились. И больше, как ни приказывал, как ни грозился полковник, никто не прокричал по-ослиному ни звука.

Тогда полковник приказал всем по очереди отжиматься от земли по тридцать раз.

- До утра будете работать , - заявил Расторгуев. - И это по Уставу, Не пожалуетесь. Потому что я вам - Батя. А что Батя сказал - то для вас и Устав, и Закон, и Порядок. Всем ясно

- Всем, - согласились солдаты, и принялись по очереди отжиматься. Пока один отжимался, девять отдыхали, а пока подойдет очеред первого отжимающегося, он уже и отдохнул, готов отжиматься еще раз. Потому что Расторгуев твердо придерживался принципа, что "во избежание бунта, офицер не должен чрезмерно усердствовать в наказании нижних чинов" .

Полковник внимательно следил за тем, чтобы не было мухляжа в виде неполногго отжимаяния либо пропуска цифр при счете. Потому что был твердо убежден, что всякий солдат - жулик, норовящий увильнуть от правильного исполнения приказа, а всякий командир честен только потому, что он - командир.

Словом, время пролетело незаметно, в тишине, без ослиного рева с двух сторон и под аккомпанимент лишь вовсю журчащих цикад на фоне стремительно прячущегося за горизонт бордового солнца.

Отжимался как раз последний из десяти защитников Родины, когда подкатил "ГАЗ-51", доверху загруженный оставшимися солдатами второго взвода второй роты во главе с командиром своим старшим лейтенентом, имя которого в настоящее время в Каскелене забыли все, но тогда был этот офицер настолько популярным, напористым и шумным, что сумел оттеснить от участвии в спасении полковника от осла всю роту, взвалив ответственность за выполнение особо важного государственного задания на себя лично.

Вот эти-то тридцать солдат вместе со старшим лейтенантом и следящими за ними из кабины машины полковником с шофером и занялись сталкиванием белого сола с проезжей части в кювет.

Но Куан стоял на своих тоненьких, но крепких, ножках так твердо, так уверенно, что казалось, что он - могучий столетний дуб с ушедшими в глубину Земли мощными корнями. Казалось, что чем сильнее толкали осла с места, тем крепче стоял он на месте.

- Да-а, - протянул, снимая промокшую фуражку, протирая носовым платком околыш и утирая со лба рукавом гимнастерки пот, старший лейтенант. - Такого осла с места не сдвинешь и целым взводом. Тут действительно нужна рота.

Полковник приказал старшему лейтенанту отправиться в часть и вернуться сюда с ротой.

-... Или лучше с батальоном, - поправился он. - Так будет надежней.

После чего принялся читать ту же самую лекцию о самых мужественных и самых доблестных и самых умных бойцах Советской Армии, что и в предыдущие два раза, только теперь обращаясь не к десяти бойцам второго отделения второго взвода второй роты, а к полному составу этого взвода, без отправившегося за подмогой старшего лейтенанта лишь. А после окончания лекции вновь сообщил, что вот есть фильм такой московский...

-... об осле. Который воевал против Гитлера. Хороший фильм. Душевный, - и осторожно закончил. - Советую посмотреть.

Но и тут обнаружился любознательный солдатик первого года призыва (третий - не из числа уже задававших полковнику вопросы - малорослый, худой, длинноносый и рыжий, похожий на клоуна), который сказал, что фильм этот он видел...

- Только там не совсем правда, - заявил клоун. - Это - про моего дядьку фильм. У него тоже в партизанском отряде ишак был. Так он про своего ишака еще не такие истории рассказывал! Куда там фильму! Они вместе, например, с ишаком немецкого генерала поймали. Деда моего за это к ордену представили, а осла велели до самой смерти в конезаводе без дела держать, даром кормить, на живодёрню не сдавать, - и осмотрелся вокруг так гордо, словно это он сам заслужил право не оказаться на живодерне.

Но голодным солдатам второго взвода было не до послевоенной пенсии какого-то там осла. У них у самих было немало историй о том, как ослы их знакомых и родственников воевали с немепцко-фашистскими захватчиками. Оказалось, что именно благодаря ослам поступала провизия партизанам Молдавии и Валахии, Крыма и Северного Причерноморья, именно ослы привезли на себе мины и минометы, выстрелы из которых раскромсали напрочь убежища прячущихся в горах чеченцев, решивших открыть фронт Гитлеру и подаривших ему белого коня с золотой сбруей. Именно ослы оказались главными помощниками доблестных защитников перевалов через Большой Кавказский хребет и доставляли на себе боеприпасы геройским защитникам Марухского перевала. Эти и другие истории сыпались из солдат со скоростью пулеметов, заполняя гулом всю степь, не давая полковнику рта раскрыть и прекратить весь этот балаган, дабы не прослыл он потом защитником немецко-фашистскихз захватчиков.

Куан слушал истории о своих героических родственниках внимательно, растопырив уши и распахнув глаза во всю ширь.

"Вот ведь какие бывают у ослов интересные жизни! - читалось в его взгляде. - А у меня и приключений-то - кот наплакал. То набеги на бахчи делаю с Бауржаном и Петькой, то на алма-атинские сады с апортом..."

В свете фар в безлунного теплого вечера его белый силуэт увидела приближающаяся на четырех автомобилях следующая рота первым. Скрипя тормозами и оглушительно сигналя, четыре "ГАЗа-51" остановились перед Куаном...

Дальше существуют две официальных версии окончания этих событий...

Согласно первой, прибывшая сотня бойцов Советской Армии дружно навалилась на белого ослика - и столкнула-таки его в кювет.

Согласно второй версии, сто расторгуевцев просто-напросто взвалили стотридцатикилограммового белого осла на плечи и отнесли его на себе до дома депутата Верховного Совета Казахской ССР У. А. Абдугулова, где и сдали свой бесценный груз восьмилетнему (девяти, десяти, а иногда в рассказах казахстанцев и пятилетнему) мальчику Бауржану с рук на руки.

Но большинство каскеленцев считают, что обе версии эти были выдуманы уже поздними интерпретаторами поучительных историй о Куане. Они считают, что и рота, и две роты не справились с нежелающим уйти с теплой дороги Куаном, а потом и целый батальон изнемог от затраченных усилий - и пал на трассе, как французы на Бородинском поле в 1812 году. В конце концов, на трассу явился в полном составе полк и... также пал смертью храбрых, не сдвинув Куана с места.

А Куан дождался утренней зари и зацокал копытцами прочь от побежденной им Советской Армии.

POST SKRIPTUM:

Тему третьего урока, преподанного Куаном полковнику Советской Армии Расторгуеву Анатолию Петровичу и его подчиненным, можно сформулировать так: если ты не можешь понять того, что тебе говорит осёл, то это не значит, что ты умнее своего собеседника.

КУАН и ЗОЛОТАЯ РЫБКА

Однажды ранней весной Куан сидел на берегу Каскеленского пруда и размышлял о будущем своей дорогой Советской Отчизны, вспоминая при этом разговоры офицерских жен о привезенных Торгуихой из-за границы магнитофоне с "иностранными буквами", об итальянских сапогах для себя, стильных брюках-дудочках для мужа и о ста пятидесяти пачек "настоящих американских жвачек" в подарок своим "боевым подругам".

"И что же страна такая несчастная? - спрашивал он сам себя. - Что у нас за народ такой бессовестный? И сыты все, и обуты-одеты, и дети у них в школах учатся, и институты для них понастроили, и работу выбирают по душе, и женятся на той, кого любят, и замуж выходят за любимых, и дома строят, и детей рожают - а они всё всем недовольны, всё на сторону смотрят, в чужие страны, как блудливые жены пялятся на чужих мужей, так и весь советский народ завидует чужому достатку. Непорядок это. Зависть и жадность державу нашу до добра не доведут".

Внезапно из воды высунулась ярко блеснувшая в луче восходящего солнце рыбка желтого цвета и спросила по-казахски:

- Кал калай?

- Хорошо, - ответил Куан. - Вчера шесть мешков зерна отвез на мельницу в три захода, пять мешков с мукой привез с мельницы в село. Покатал на себе пятнадцать ребятишек. Поиграл в футбол с Бауржаном, Петькой и еще с двадцатью мальчишками. Помог бабушке донести вязанку курая из степи до дома. Хороший был день, - пркоашлялся и продолжил. - Сегодня день тоже обещает быть хорошим. В школе будет субботник, дети будут убирать территорию, а я отвезу мусор на свалку. Еще надо будет привезти им бочку гашенной извести, чтобы они побелили деревья на территории школы, а вторую бочку отвезти в парк, где работают на субботнике взрослые люди и тоже хотят побелить деревья, - и объяснил. - Не полностью, а только снизу - чтобы личинки вредных насекомых не заползали на них с оттаявшей земли.

- А тебя не удивляет, что я разговариваю? - спросила рыба важным голосом, с видимым трудом дослушав речь белого осла до конца.

- Нет, - ответил Куан. - Ты ж - золотая. Болтай. Сколько тебе хочется, столько и болтай. Золото - оно кичливое.

- Я не просто золотая, - заявила тут рыбка. - Я - Золотая!

- Хорошо, - сказал Куан. - Золотая, так Золотая. А по мне, так уж лучше была бы ты серебряной. От серебра, говорят, вода долго чистой остается. Ионы у серебра обеззараживающие, от поноса помогают.

- А ты знаешь, что я могу выполнить три твоих желания? - гнула свое Золотая рыбка, ничуть не обидевшись на Куана за употребления редкого в литературной речи слова. - Ровно три. Давай загадывай. И поскорей.

- У меня нет волшебных желаний, - ответил белый ослик. - Я всегда желаю только то, что могу исполнить сам. Завтра у меня субботник, а летом повезу с бахчей арбузы и дыни в горы к чабанам. Со мной пойдут мои друзья - Бауржан и Петька. Зачем желать того, что и без всяких там золотых рыб сбудется?

- Ну... - замялась удивленная Золотая рыбка. - Я могу сделать тебя бессмертным, например. Хочешь?

- Не хочу, - ответил Куан. - Если я буду бессмертным, то переживу моих друзей Бауржана и Петьку. А зачем мне надо о них тосковать целую вечность? Сколько природой мне отмерено прожить, столько и проживу. Плыви прочь, Золотая рыбка, ищи другого ишака с ненужными желаниями.

Но Золотая рыбка не унималась. Она, по-видимому, была абсолютно уверена в том, что мощь ее волшебных чар может растопить желания самого упрямого из ишаков планеты.

- А хочешь, я сделаю так, что сегодня ж ночью полковник Расторгуев умрёт от... допустим...инфаркта... или от инсульта. Ведь хорошее же желание!

- Плохое, - ответил упрямый ослик. - Я не желаю зла Расторгуеву. Я уверен, что он будет жить долго и переживет меня. Если он умрет раньше, то мне не с кем будет шалить. Он - очень хороший партнер для игры в дурака. Не в карточного дурака, а в настоящего. Случается, что выигрываю я, случается, что он. А вместе мы делаем одно доброе дело: глядя на нас, другие умнеют.

- А хочещь, я сделаю так, чтобы был мир во всем мире?! - вскричала в истерике Золотая рыбка.

- Нет, - прозвучал мгновенный ответ.

- Но почему? - удивилась золотая рыбка. - Ведь это так благородно!

- Потому что навязанный мир хуже любой явной войны, - ответил упрямец. - Под маской мира всегда кроются такие страшные пороки, что человечество начинает вырождаться и превращаться в монстров. А нам - ослам - приходится жить рядом с людьми все-таки.

- Да, - тяжело вздохнула Золотая рыбка. - Теперь мне понятно, почему ты не хочешь жить вечно. Жить для людей и во имя людей - доля тяжкая. А жить с тяжкой долей веки вечные не в состоянии даже осёл.

Сказала так, да и нырнула нырнула обратно в пруд.

Уплыла вниз по арыкам и каналам, просочилась сквозь песок в грандиозное подземное пресное море, тихо спящее под просторами казахстанских степей, пустынь и мелкосопочника. Прилегла там на нефритовом ложе в ожидании появления на белый свет следующего белого осла.

И так будет поступать она до тех пор, пока не появится осёл, согласный жить вечно, и избавит ее саму от этого проклятья.

POST SKRIPTUM:

Существует вовсю пропагандируемая СМИ всего мира версия, что Золотая рыбка попадает в руки лишь дуракам, идиотам, имбицилам и дебилам , которые с радостью принимают любые три предложения Золотой рыбки - и в результате все равно оказываются "у разбитого корыта".

Но это совсем не так. Монстр по имени Золотая рыбка (родная сестра Золотого тельца) сама вылавливает свои жертвы и, вытягивая из них затаенные желания, лишает разума и... совести.

БАУРЖАН и КЛОУН

Всем известна история о том, как юный советский клоун Олег Константинович Попов порадовал агнглийскую королеву репризой, в которой солнце собиралось им руками с круга цирковой арены и пряталось в лукошко под плетенную крышку. Мораль репризы гаденькая, пошлая, но сорокалетняя в ту пору королева пришла от нее в такой восторг. что по-детски рукоплескала и лила слезы восторга. Она до этого советских людей и за людей-то не почитала, звала представителей всех полутора соттен национальностей СССР гадкими русскими людишками, укравшими у английских генералов победу над Гитлером, и была уверена, что мы мало чем отличаемся от любимого ей с детства литературного персонажа по имени Маугли, разве что обликом похожи на киплингского медведя Балу, только поглупее. А тут оказалось, что в СССР и балетные артисты водятся, и космонавты, и цирковые артисты учат банковскому делу детей прямо на манеже, да еще показывают, как можно под гром аплодисментов утащить в свою берлогу то, что принадлежит всем.

Словом, растрогалась коронованная баба при виде хапнувшего светило и упрятавшего его в решетку корзины Олега Попова до редких для нее искренних слёз - и потому сказала проникновенным голосом:

- Солнечный клоун!

После столь лестной, хотя и тупой, метафоры, рожденной устами самой ярой ненавистницы СССР, министр культуры Советского Союза Е. Фурцева (с подачи главного коммуниста планеты Н. Хрущева, разумеется) вывесила приказ о присвоениии цирковому клоуну О. Попову высочайшего звания Народного артиста СССР, что повышало ежемесячно его жалование сразу в четыре с половиной раза и лишало целый ряд актеров, стоящих в очередях в течение десятилетий за званиями народных артистов автономных, союзных республик и СССР, надежды на прибавку к их весьма скромным зарплатам (см. примечания) .

Словом, стал ранее мало кому известный, молодой клоун Попов из-за милости чужой и чуждой нам английской королевы лицом столь значительным и столь важным в родной стране, что тут же зазнался, посчитав себя и впрямь великим, перессорился со всеми остальными клоунами "Союзгосцирка" вплоть до Юрия Никулина, на гастроли стал ездить только по заграницам, требовал себе всё больших и больших привелегий, пока не остался, в конце концов, в Германии с кличкой "Счастливый Ганс" - и уже оттуда принялся ругать свою Родину, говорить, что если бы не родился он за "Железным занавесом", то стал бы еще более знаменитым клоуном и получал бы гонораров еще больше. На большие обиды фантазий ему не хватило, потому он все время повторял и повторял: "Клоуном знаменитее... гонорары выше... Ещё знаменитее... еще выше..."

Но этим он закончит потом, в 1991 году, когда изменять Родине стало для советских граждан модно и безопасно, а в годы жизни Куана Олег Попов оставался гражданином СССР и по два раза в день - утром и вечером - жонглировал шариками на манеже, прятал солнце за ивовую решетку и круглосуточно придумывал новую великую репризу... да так и не придумал. То есть придумать-то придумал, да осуществить не смог.

И всему виной, считал Олег Попов, были Куан и Бауржан.

Откуда московский народный артист СССР (?) узнал о каскеленской знаменитости, сейчас не скажет никто. Ходили на этот счет разные слухи. Одни говорили, что к доносу приложило руки ЦРУ США, другие - МИ-5 Великобритании, третьи утверждали, что тут не обошлось без израильского Мосада и почему-то румынской сигуранцы. А кто-то даже утверждал, что всему виной знаменитые тогда "зеленые человечки" и сопутствующие им "летающие тарелки" . Словом, версий в Каскелене было много - едва ли не два десятка, - но толку от них было, как говорится, как от козла молока.

Потому что то, откуда узнал Олег Попов про Куана, совсем не важно. Важно лишь то, что известный цирковой клоун припёрся однажды в Каскелен внутри большой черной "Чайки" в сопровождении начальника циркового отдела Министерства культуры Казахской ССР с намерением купить ишака-альбиноса для задуманной им репризы, которую он собирался показать высшему ареопагу страны на праздновании семидесятилетия Государя всея Советского Союза Никиты Сергеевича Хрущева.

На создание О. Поповым той репризы в "Союзгосцирке" выделили клоуну столько денег, что на них можно было купить новый полностью укомплектованный кадрами цирк "Шапито" с двумя слонами впридачу, с двадцатью лошадьми, с пятью верблюдами, удавом и двадцатью дрессированными собачками, и обещали еще дать, если не хватит. Более того, из Москвы в Алма-Ату пришла телеграмма, в которой всех сотрудников Министерства культуры республики обязывали "оказывать содействие и всемерную помощь великому цирковому артисту О. Попову в приобретении оным клоуном атрибутов для его будущего номера, имеющего большое государственное значение" . Вслед за телеграммой прибыл и сам Олег Попов в сопровождении труппы московского госцирка, вместе с артистами которой он сделал два выступления, дважды спрятав солнце в лукошко, а потом обратился к правительству Казахстана с пожеланием, чтобы ему "оказали содействие в поездке в село Каскелен для покупки необходимого реквизита для государственно значимого циркового номера" - так дословно было написано в его письме, оставшемся в алма-атинском архиве. А под словом "реквизит" в нем скрывался белый осел Куан.

Словом, рано летним утром, по холодку, московский клоун приехал в Каскелен.

В одном кармане Олега Попова лежала пачка десятирублевок "по-новому", перетянутая крест-накрест красно-белыми банковскими бумажными полосами - ровно тысяча рублей, на которые в тот год можно было в Каскелене купить целый дом вместе с приусадебным участком, в другом кармане - пластмассовый пистолет американского производства, похожий на настоящий кольт времен пользования им героями Брет Гарта, о котором в Каскелене никто не слышал, книг которого никто там не читал, но в трофейных фильмах такие пистолеты видел каждый старше 10 лет пацан и старше 12 лет девчонка. Все эти сокровища были предназначены в подарок владельцам Куана - Умурзаку-аге и Баружану - в обмен на белого осла.

- Я предполагаю заиметь твоего осла для моей репризы, - объяснил Олег Попов восьмилетнему Бауржану солидным голосом солидного человека, который снисходит до общения с ничтожеством по жесткой необходимости лишь, а потому при общении со всякого рода ничтожествами изрекает и не терпит никаких возражений, - Белый ослик будет запряжен в увитую лентами и множеством цветов также белую тележку, я сам буду сидеть в ней, ехать по кругу манежа, разбрасывая разноцветные воздушные шарики и хохоча во все горло. Это будет очень зрелищно и очень весело. Публика надорвется от смеха.

Все это было сказано под одобрительную улыбку алма-атинского начальника, полулежащего на левом боку за стоящим на абдугуловском дворе малым достарханом, пьющего одновременно чай из пиалы с конфетой "Дюшес" за щекой и водку из граненного стакана с соленым огурцом вприкуску в ожидании бешбармака из бараньего мяса, взятого по случаю приезда неожиданных гостей матерью Бауржана у соседа, зарезавшего нездоровую овцу вчера для продажи на базаре сегодня.

- А зачем это вам? - спросил хитроумный, а потому решивший притвориться наивным простецом, Бауржан. - Ведь на манеже опилки - и когда Куан будет бежат по кругу, копытца его не будут цокать.

- А ведь это мысль! - воскликнул Олег Попов, и от восторга хлопнул влажной мягкой ладошкой мальчика по плечу. - Копытца ослика будут цокать так, как никогда еще не цокали! Это я тебе обещаю. Мы заменим пол на арене, настелим мрамор, настоящий родосский мрамор - и копытца ослика зацокают, как в сказке!

- В сказках ослы не бегают по кругу, - заметил Бауржан. - В казахских сказках ослы работают. Как и в жизни.

- Да это я так - к слову, - отмахнулся Попов. - Главное ведь - это то, чтобы копытца цокали!.

- Не понял, - удивился Буаржан. - Разве стучать копытцами - главное? Главное - это чтобы люди были счастливыми.

- Ну, это само собой разумеется, - отмахнулся клоун от слов лобастого мальчика. - Это - моя работа - веселить людей, - и продолжил восторженным голосом, воодушевляясь от собственных слов и планов. - Я говорю о том, что белый ослик будет бежать по кругу арены, звонко цокая копытцами по мраморной дорожке, а я буду сидеть в маленькой красивой тележке и править им....

- Вы - дурак, да? - оборвал Бауржан артиста, названного великим самой английской королевой. - Вы совсем ничего не понимаете, да?

Олег Попов опупел. Ему со школьных пор никто не говорил, что он - дурак. Последние десять лет все окружающие лишь хвалили его, восхищались им. Так было в цирковом училище, так продолжилось и в цирке, и в гостях, и дома, и просто на улице. Ему завидовали, ему рукоплескали, его чествовали, награждали орденами, его фотографировали, с него писали портреты настоящие художники, перед ним трепетало руководство "Союзгосцирка", ему все члены Политбюро ЦК КПСС пожимали руки, его сам Никита Сергеевич Хрущев обнимал и целовал в обе щеки, называл гордостью всего советского народа. И клоун верил главе страны, сам считал себя гордостью советского народа и лучшим клоуном планеты.

Билеты на представления с участием "солнечного клоуна" расхватывались мгновенно, перепродавались на "черном рынке" по бешенным ценам. Само имя его стало одним из мировых брендов Советского Союза. За честь просто увидеть Попова вживе московские и ленинградские школьницы дрались до крови, попадали в милицию и требовали там подарить им от Попова ребенка. Все клубы и Дворцы культуры страны заполнили похожие на "солнечного клоуна", как капли воды, разновозрастные клоуны в клетчатых беретах с помпончиком, в красных шароварах и в ботинках на пять номеров больше нужного. Тысячи дур по всей планете в честь него называли своих новорожденных отпрысков Олегами.

А тут какой-то аульский мальчишка, с большим, раскатанным в блин лицом, не вполне чисто умытый, босой, взлохмаченный, в длинных - ниже колен - трусах вместо штанов, говорит самому Олегу Попову то, что говорили ему лишь учителя в начальных классах деревни Вырубово Одинцовского района Москоской области да сверстники его, когда играли с Олежкой в футбол, а он не хотел бить по мячу головой.

Сердце народного артиста СССР заныло от дурного предчувствия.

"Зря приехал я сюда, - подумал он. - Проще было бы и впрямь подкупить пару чеченцев - они бы осла и украли, - вспомнил он добрый совет казахстанского начальника циркового отдела министерства культуры, переведенного на это место из министерства внутренних дел, где он тоже руководил отделом, но общественного порядка, брал взятки, но с министром делился доходами нечестно. - За половину суммы".

О том, что ослы на конском базаре в Алма-Ате в тот год стоили не дороже пятидесяти рублей за голову, а ворованные - не боле двадцати, да и тех покупали лишь шашлычники-нелегалы для продажи "настоящих бараньих шашлыков исключительно гостям казахстанской столицы", Олег Попов и алма-атинский начальник, конечно, не знали. Они вообще ничего не знали про настоящую жизнь, не придуманную авторами цирковых скетчей Московского союза драматургов. То есть оба они не знали, сколько стоит хлеб в магазине, какова месячная зарплата учителя, как велика разница между билетами на автобус, трамвай, троллейбус и метро, как и где купить сапоги для жены либо красивое туфельки для дочери, где достать билет на поезд летом или даже просто-напросто как выйти из вытрезвителя не обобранным милиционерами и не побитым ими же.

Олег Попов понял сказанные аульским казахским мальчиком слова по-своему, по-московски: предлагать сразу всю тысячу рублей было преждевременно, надо было начать торг рублей так с двухсот. Тогда мальчишка не посчитал бы его дураком.

"Надо перевести свои слова в шутку, - решил Олег Попов, - В шутку грубую, примитивную, клоунскую, доступную пониманию деревенщины".

- Нет, дурачок, - ответил он ласковым голосом и профессионально мило улыбнулся Бауржану. - Я все прекрасно понимаю. Ты хочешь за своего ишака получить больше - и торгуешься. Потому что ты знаешь, что я - дядя добрый. Но я настолько добрый, что дал тебе сразу самую большую сумму, какую может дать тебе за ишака любой другой человек. Не веришь - спроси у людей. Каждый скажет, что тысяча рублей - это много. Это очень много. Это даже больше, чем ты можешь себе представить.

Алма-атинский начальник лихо опрокинул в себя очередной стопарь, забросил следом пару баурсаков и, со смаком жуя их, согласно кивнул, что-то промычав невразумительное.

- Почему больше? - пожал плечами Бауржан. - У моего отца в отаре тысяча овец. Я их помогаю ему пересчитывать с пяти лет. А каждая овца стоит подороже одного рубля.

От такого по-взрослому ясного и четкого ответа у Олега Попова отпала нижняя челюсть и контраргументов не нашлось. Он лишь подумал:

"А в Москве говорят, что деревенские по пальцам считают: один, два... девять, десять, много..."

И от осознания того, что аульские дети могут быть значительно умнее, чем о них говорят в Москве высокопоставленные начальники, Олегу Попову стало немного не по себе.

"Эдак, - подумал он с ужасом, - они еще за нас и цирковые номера начнут придумывать!"

Потому что ему никто давно уже не говорил, а сам он хоть и старался забыть, но все-таки всегда помнил, что в школьные годы было у него с арифметикой не просто не ахти, а жутко плохо, до тысячи он еще досчитать с грехом пополам в возрасте Бауржана мог, сбившись со счета не более десяти раз, даже сложить столбиком на бумаге две двухзначные цифры мог, но вот произвести вычитание их, умножение и деление так до самого поступления в цирковое училище, как ни пытался, не удалось ему ни разу.

- Ты очень умный мальчик, - честно сказал Олег Попов - и сам удивился тому, как искренне прозвучали его слова. - Но у меня больше денег нет. Всего одна тысяча рублей. Подотчетных. И мне очень нужен белый ослик.

- И мне нужен, - признался мальчик.- Больше, чем тысяча рублей. Больше, чем даже десять тысяч рублей. Больше, чем миллион и миллиард.

- Но так не бывает, - заметил совершенно растерявшийся Олег Попов, понимая теперь, что ведет он разговор не с ребенком, а с человеком умом взрослым, умеющим отвечать за свои слова. - Ослы не стоят так дорого.

- А друзья стоят, - ответил Бауржан. - И даже больше... - после чего впервые произнес русское слово, которое раньше знал, но никогда вслух его не говорил. - Друзья бесценны!

Начальник отдела из министерства культуры громко и пронзительно захохотал:

- Осёл - друг! Вы слышали, что он говорит? Осёл - друг! Обалдеть можно!

Олег Попов вздрогнул, покраснел от стыда за то, что явился в этот дом с человеком от такой культуры и, посмотрев в глаза мальчику, сказал:

- А вот у меня таких верных, как ты Куану, друзей нет.

С тем и уехал, не поев в Каскелене, потому не поблагодарив за все-таки приготовленный Айшой-апой бешбармак, словно убежал из аула, где всё так не похоже на Москву и заграницу:

- где с гор несется вниз чистая вода и затем течет по арыкам, вырытым по улицам вдоль домов,

- где солнце светит так, что слепит, и невозможно смотреть на него,

- где за домами в огородах стоят юрты, а возле юрт в тенечке спят большие лохматые волкодавы, бродят куры и сидят в пыли с важным видом гуси,

- где никто никогда не был в цирке, но все умеют скакать верхом,

- где водятся белые ослы,

- где дети не боятся говорить взрослым в глаза правду, а верность другу ценят дороже всех денег мира.

POST SKRIPTUM:

На семидесятилетие Н.Хрущева О. Попов так и не показал нового номера, а выступил со все тем же спрятанным в лукошко солнцем - и вызвал вновь шквал аплодисментов присутствовавших и даже выдавил слезу умиления из левого глаза главы советского государства.

- Сколько стоит патент на ваш номер? - спросил с легким одесским акцентом солнечного клоуна после концерта какой-то из приглашенных советским Правительством на день рождения главы государства миллионер из США. - Я хочу владеть им.

- Друзей не продают, - повторил мысль аульского мальчишки народный артист СССР. - Друзья бесценны .

КУАН и ГЕРМАН ТИТОВ

В год, когда в космос полетелеа вторая ракета с человеком на борту - и вторым космонавтом в мире оказался выдающийся сын советского народа, уроженец Алтая, юный майор военно-воздушных войск Герман Титов, имя его стало в Казахстане популярным настолько, что Германами стали называть не только новорожденных мальчиков, но и девочек, а также собак, котов, баранов, козлов, ослов, кабанов, кроликов и другую домашнюю живность. Даже сайгака, живущего в загоне Джамбулской станции юных натураистов рядом с филином Филей и дикобразом Димкой, звали Германом. А уж про Германов среди голубей, обитающих в голубятниках Казахстана, и говорить не приходится - было их столько, что любого крылатого чубаря либо дутыша можно было смело назвать Германом - и не ошибиться.

Вот и Куана предложили сверху (звонок был из самой Москвы, из аппарата самого секретаря ЦК КПСС М. Суслова) на общем собрании Каскеленского пока еще колхоза имени Сталина перекрестить в Германа.

Присутствовали все члены колхоза, кроме бывшего, как всегда, в Алма-Ате, депутата Верховного Совета Казахской ССР У. А. Абдугулова, который-то и был собственно хозяином белого осла. И было колхозников тогда в селе много, сейчас точного числа их никто не помнит, да это для данной истории и не важно, а важно то, что было их без отца Бауржана четное число. И проголосовало это четное число поровну: за то, чтобы оставить Куана Куаном высказалось столько же, сколько и за то, чтобы переназвать его Германом, ни человеком больше, ни человеком меньше.

Сверились со списками: да, без У. Абдугулова число членов колхоза четно и полностью соответствует числу лиц, явившихся на собрание. И это тем более удивительно, что ни до, ни после этого, никогда не было в Каскелене так, чтобы на собраниях присутствовали все обязанные там присутствовать колхозники. То кто-то болел, кто-то оказался на покосах дальних либо на дойке, в командировке, на свадьбе в соседнем ауле, в отпуске, в гостях у друзей, то просто запил или заявил: "А пошли вы все к такой-то матери! Никуда я не пойду" Да мало ли куда может унести человека из дома либо что не позволит ему дойти до правления колхоза? Друга встретил по дороге или три рубля нашел - и на собрание не заявился. А тут - все на месте, все выглядят серьезными, будто решают судьбу не осла, а целого государства. И каждый имеет свое собственное мнение, не отступится от него.

Даже будущая сектантка тетя Дуся Потемкина, которую все знали, как ярую противницу Куана, укравшего у нее четыре куриных яйца, но проголосовавшая за то, чтобы имя ослу не меняли, не стала соглашательницей, дабы Куана превратить в Германа за предложенную ей мельником Жанабаевым главную разменную валюту Каскелена - бутылку самогона.

Даже пьяница Самсон Кочемасов, прозванный Кучемясовым, не стал переголосовывать за эту же самую бутылку так, чтобы произошло все с точностью наоборот - то есть Куан стал бы Германом.

- Что вы тут кричите? - орал Жанабаев во всю глотку. - И так всё ясно. Раз осёл - то значит, Герман. А то, что это за имя такое - Куан? Таких имен и не бывает вовсе. Как жабье кваканье... - и, скорчив вечно пьяную рожу, проговорил по-лягушачьи, - Ку-ан... Ку-ван... Ква-ан... Ква... - и сплюнул. - Тьфу-ты! Козел вас забодай! Не быть Куанам в нашем колхозе! Таково моё последнее слово! Только Герман. Германа нам подавай! Осёл Герман! Ведь звучит же? А? Звучит! - и повторил, смакуя во рту каждый звук, словно он - только что научившийся говорить первые слова свои ребенок. - О-сёл-Гер-ман... Прямо-таки стих... Пошел Герман погулять, свежей травки пощипать, на природе поорать, кверху попкой загорать...

Директор колхоза Алибеков Мухтар Алибекович, на свой страх и риск, дрожа от страха, что на него донесут в Москву, как на ослушника приказа самого Суслова, все-таки смело проголосовал за то, чтобы имя белому ослу оставить прежнее. Потому он сердито хмурился, глядя на Кочемасова и про себя обещал послать пьяницу завтра же на ближние пастбища, где с весны ведется выпас коровьего молодняка. Одного. Дабы там не на кого было свалить алкашу свои обязанности и убежать за водкой в расположенное от пастбищ в двадцати километрах село.

"Ты у меня попляшешь! - думал директор со мстительной радостью в душе. - Ты у меня узнаешь, кто тут Куан, а кто Герман. Не тебе это решать, пьянь голимая, кто есть кто и зачем. Тут я главный! Как скажу, так и будет. А что вы тут без меня говорите, кричите, права свои колхозные качаете - так это так - для выпуска из вас пара недовольства. Сейчас пошумите - а потом смирные станете, будете во всем мне потакать".

Жена его Анастасия Климентьевна, заведующая местной библиотекой, подчиненной не колхозу, а районному управлению культуры, то есть независимая от мужа, голосовала против мнения Алибекова сугубо из принципа и природного женского упрямства, из привычки противоречить мужу во всем, что касалось общественных дел и быть послушной в семейном быту. Она, глядя на Мухтара Алибековича рассуждала так:

"Ну, переголосую я так, как он хочет, а потом он же сам мне будет в морду тыкать: зачем, мол, оставила ослу его собственное имя? Кто тебя просил голосовать за то, чтобы Куан остался Куаном, а не перекрестился в Германа? Нет уж, раз проголосовала за Германа, так пусть будет Куан Германом. В конце концов, назвал ведь сосед приблудного кобелька Германом - и ничего, пёс откликается".

Секретарь сельсовета Жапар Осипович Остроглазов, как всегда, голосовал точно так, как голосовал председатель колхоза Алибеков. И много не рассуждал. Не дело это полукровки - ни русского, ни казаха, ни еврея - решать судьбу казахского осла. Таково было его собственное мнение.

Все бывшие ссыльные голосовали за замену ослу имени только потому, что не хотел его менять секретарь сельсовета, которого люди звали "советской властью на местах" за то, что Жапар Осипович страсть как любил брать взятки, а ссыльным надо было брать у Остроглазова справок с его подписью и печатаями раза в два больше, чем коренным каскеленцам.

Толстяк Юсуп-заведующий с ними был солидарен потому, что ссыльные покупали в сельпо тот товар, который не брали коренные каскеленцы, и товар тот мог залежаться. Были то рыбьи консервы, городской выпечки хлеб и макаронные изделия второго сорта, которые ни один уважающий себя казах в рот не возьмет, а на базе райпотребсоюза их буквально навязывают: не возьмешь, к примеру, серую вермишель толщиной с палец - не получишь ячневой крупы, без которой в пору ращения цыплят каскеленки заживо сгрызут Юсупа-заведующего.

Отец Петьки Федор Леонтьевич был за то, чтобы Куан остался Куаном потому, что так хотел его сын и друг его сына Бауржан, которые сидели рядом с ним в зале, почитающемся помещением Красного уголка в торжественных случаях, но чаще бывшем общественной столовой на свадьбах, и с тоской в глазах слушали взрослых, решающих судьбу их верного друга Куана.

Сам же Куан пропал еще с утра, как только вывесили на месте для объявлений огромный лист ватмана с написанным красной тушью сообщением о внеочередном собрании колхозников с повесткой дня, в которой наряду со второстепенными вопросами (типа ухудшающейся с каждым днем производственной дисциплиной и о согласии колхозников с тем, что разоблачать культ личности Сталина надо) был и главный:

"Изменение имени белого осла Куана".

Детям права голоса не дали ввиду их несовершеннолетия, чем вызвали протестное решение голосовать против мнения начальства у Ивана Андреевича Звягинцева по прозвищу Айболит. Ибо ветаптекарь считал, что раз Петька и Бауржан работают каждое лето в совхозе и помогают вместе с Куаном взрослым, то право голоса в колхозных делах они иметь должны равное с остальными колхозниками. И в знак протеста, направленного против произвола новоявленной Троицы в лице "сельсовета" Жапара Остроглазова, "парткома" Исламбека Касымова, к "профкома" Сабита Асанова, пил горькую прямо из горлышка прямо во время собрания и ничем не закусывал.

- И что будем делать? - спросил присутствующих председатель Алибеков М. А. голосом строгим и всесокрушимым, каким говорил в этом зале еще в войну и после войны лишь уполномоченный НКВД Р. Хусаинов, да и то лишь тогда, когда выбивал у пойманных на воровстве колосков колхозников взятку.

Взятку никто за чужого осла председателю не предлагал, потому никто Мухтару Алибековичу не ответил.

"Ты - начальство - тебе виднее", - как бы говорили Алибекову широко раскрытые и честно смотрящие на него глаза колхозников.

- Предлагаю ещё раз как следует подумать - и переголосовать, - нашел выход мудрый Мухтар Алибекович. - Потому что такие важные решения с кондачка не принимаются. Решение наше должно вызреть.

Переголосовали - и опять голоса разделились поровну. Потому что сменили мнение лишь два человека: решивший поддержать друга детства своего Алибекова директор школы Мухтар Ниязович Ниязов и проголосовавший в противовес ему учитель биологии Сергей Соломонович Токарев, которому выделили на последнем педсовете право вести меньше уроков, чем он расчитывал, что привело к снижению его месячной зарплаты до семидесяти четырех рублей вместо ожидаемых девяносто четырех. Остальные колхозники остались при своих прежних мнениях.

- Хорошо, - решил председатель колхоза. - Перейдем все-таки к прениям, а после окончания их проведем еще одно голосование, последнее. Если соотношение голосов останется преждним, осел останется Куаном.

- А все вы - ослами, - подал голос Бауржан.

В результате случился шум, сын депутата и его верный друг Петька, вступившийся за Бауржана перед лицом всемогущего председателя колхоза и назвавший его "баем вонючим", были вытолканы вон из зала, считавшегося в этот момент Красным уголком, - и в помещении начались настоящие взрослые споры, полные неразберихи и искреннего возмущения.

Ибо главным вопросом, который с этого момента стал мучить колхозников, это было не имя осла, а то, правильно ли они поступили, выгнав хозяина этого осла и его друга из помещения, где решается судьба их друга, и может ли ребенок называть взрослых ослами, даже если они поступают, как ослы.

Громче всех кричал, перекрывая гам, девятнадцатилетний Серик Аблязов, который повестку в Советскую Армию уже получил и от мнения колхозников о себе больше не зависел:

- Пацан правильно сказал. Все вы - ослы, и ослами помрете. Какое вам дело до того, как называет осла его хозяин? Кого из вас Куан слушается? Да никого! А кого он слушается, кто за ослом ухаживает, осла кормит и вместе с вами работает в колхозе, - именно их вы и прогнали с собрания, мнение их слушать не захотели. Помяните мое слово: придет день - вы и колхоз наш переименуете, Не потому, что вы сами этого хотите, а потому, что вам так из Москвы велят. А еще потому, что все вы - ослы.

Сказал так, опустил голову и прошел, набычившись, мимо оторопевших от таких слов односельчан вон из помещения.

- Ну, ты и наглец! - высказал ему в спину общее мнение председатель колхоза, и повторил. - Ну, ты и наглец, всем наглецам наглец! - потому что других слов ни у него, ни у других присутствовавших в тот момент не нашлось.

И когда растерянные и почувствовавшие себя словно оплеванными колхозники уже садились, понемногу успокаиваясь и готовясь к новому голосованию, дверь, закрывшаяся за Сериком Аблязовым, распахнулась под мощным ударом копыта - и в Красный уголок вступил с гордым видом и с высоко поднятой головой, увенчанныой, словно короной, двумя большими ушами, сам виновник спора - белый осел Куан.

- Да-а-а, - вздохнул секретарь партийной организации, прозванный в народе просто парткомом, Исламбек Касымов, - Еще ослов нам тут только не хватало.

- Интересно, за какое имя проголосует он? - хихикнул председатель профкома Сабит Сапаров.

Вслед за ослом в помещение протиснулся работающий на железной дороге, но всё равно остающийся членом колхоза, как вступивший в него еще в 1930 году бывший единоличник, а с 1936 года - стрелочник переезда номер один Жиеримбай Ахметов.

Все знали, что Ахметов - член колхоза, но давно уже как-то не придавали никакого значения этому факту, а потому в последние списки колхозников его как-то автоматически и не включили, на собрания не приглашали, мнения его о колхозных делах не спрашивали. Жена его была колхозницей, с нее спрос и был. А какой спрос в колхозе с человека, работающего на железной дороге? "С него пусть нарком Каганович спрашивает", - шутили над Жиеримбаем раньше, а после разоблачения Хрущевым "Кагановича, Молотова, Маленкова и примкнувшего к ним Шепилова", вспоминать о колхозном членстве Ахметова перестали автоматически. Ладно бы, завскладом станционным был бы Жиеримбай, в буфете вокзальном работал бы, в ресторане перронном, а то так - стрелочник. А что со стрелочника взять? Кому он, кроме железнодорожных вагонов и паровозов нужен?

Но именно в тот момент Жиеримбай был нужен всем каскеленцам. От того, какую сторону примет посторонний им всем по работе, но знакомый всем с детства и вообще в доску свой и половине села родственник Ахметов, зависело, останется Куан при своем имени, или переменит его на модное имя Герман.

Жиеримбай, чувствуя значимость свою, не спешил с ответом. Он вышел к столу с восседающим за ним президиумом в виде вышеназванной "Троицы", медленно обвел взглядом сидящих в зале людей и сказал совсем не то, что от него хотели услышать колхозники:

- А я думаю, чего это Куан пришел за мной? - спросил он вроде бы как у самого себя. - Ладно бы пришел, а то прискакал. Нёсся галопом. Я в первый раз видел, как галопирует белый ишак. Он несся ко мне на переезд так, словно за ним гонятся все солдаты войска полковника Расторгуева с автоматами в руках, а ему кроме, как у меня, и спрятаться негде. Пришлось остановить его, напоить, накормить, вызвать сменщика из дома, чтобы он мог заменить меня на моем посту в моей будке, а уж потом мы поспешили сюда. И, по-видимому, успели. Так ведь?

- Так. - ответили ему из зала. - Успели. В самый раз пришли. Говори, что хотел сказать. Какую сторону выбираешь? Пусть Куан останется Куаном или будет Германом?

Ибо всем было памятно, отчего Куан был так не любим Ахметовым и одновременно они же все понимали, что если стрелочник оставил свой пост и явился сюда, то сделал он это только потому, что решил защитить ишака. Иначе чего бы он пёрся двадцать километров пешком по жаре?

"Так что же победит в нем сейчас: долг или честь?" - думал каждый каскеленец.

Жиеримбай широко, во всесь рот, улыбнулся - и ответил сразу всем:

- Для меня Куан всегда останется Куаном. Пусть даже вы трижды назовете его Германом.

И зал разразился аплодисментами...

POST SKRIPTUM:

Два дня спустя сбылось пророчество ушедшего на призывной пункт в Алма-Ату Серика Аблязова: то же самое собрание почти том же самом составе (при отсутствующих по уважительным причинам 62 колхозниках), пряча друг от друга галза и практически молча единогласно проголосовали за самоликвидацию колхоза имени Сталина и передачу его государству с присвоением хозяйству звания государственного сельхозпредприятия под названием "Совхоз "Каскеленский".

В тот день смеялся лишь Куан.

КУАН и ВАХА

Существует официально признанная и занесенная во все справочники и энциклопедии мира версия, что великий новоказахстанский олигарх Ваха совершенно случайно захватил все земли совхоза "Каскеленский" и стал после победы Криминальной революции в СССР и потери Москвой своих основных колоний единоличным владетелем всего того, что раньше принадлежало всему каскеленскому народу. Были, мол, шальные криминальные деньги у Вахи на руках - вот он и вложил воровской общак в бросовую недвижимость. И что, мол, до этого Ваха слыхом не слыхал ни о Каскелене, ни о кургане святого Куаныша, на сооружение мазара возле которого выделил от щедроты души своей в 2011 году более ста тысяч долларов., ни уж тем более об умершем в 1962 году белом осле Куане.

На самом деле, версия эта ложная.

В первую ходку Ваха действительно попал за конокрадство в Отарском районе, где в советские годы неклейменного скота было видимо-невидимо, а район почитался самым отсталым в деле выполнения планов по сдаче мяса государству, жил на дотациях Алма-Аты и Москвы, его руководители постоянно клянчили у начальства разрешения на снижение государственных планов, обещали на следуюший год исправиться, клялись, что будут землю грызть, но на следующий год уж обязательно добьются перевыполнения всех мыслимых государственных планов. Но, как случалось это всегда в годы царствования Советским Союзом Леонида Ильича Брежнева, обещания и планы ими не выполнялись, виновные в повальном воровстве всего, что ни попадя, награждались орденами и медаями, росли в должностях, получали взятки, делились ими со своим начальством, жили широко, весело, копили деньги на участие в последовавшем после прихода к власти Горбачева частном бизнесе на базе присвоенной ими общественной собственности - и самая богатая в мире страна стремительно нищала, превращаясь из самой великой при Сталине в свору державок проржавленных, барахтающихся на задворках Евразии. Вот у такого рода вора - секретаря Красногорского райкома партии по идеологии Сулеймана Аблязова - и увёл коня со двора юный в ту пору Ваха, сын конокрада, внук конокрада, правнук конокрада, представитель династии конокрадов, так сказать. Потому что хотел украсть - и не украсть не мог.

Увёл легко и быстро, но был пойман брошенным на его поиски всем составом районной милиции, прокуратуры и воинских частей столь же легко и быстро, не успев не то, что продать коня, но даже зарезать его и съесть. То есть ночью секретарский конь был украден, к полудню уже вернулся в родное стойло, а Ваха в тот же час оказался в единственной на весь район комнате с саманными стенами, с железной дверью и с решетками на окне, называемой в народе тюрьмой, а в бумагах областного УВД "изолятором временного содержания".

Срок получил Ваха по тем временам небольшой - три года с включением в срок отсидки двухлетнего времени пребывания им до суда в Алма-Атинском следственном изоляторе. Пока доехал арестант Ваха до места исправительных работ в Архангельске, пока аклиматизировался, пока освоился с порядками в зоне - срок-то и истек.

А вместе с со сроком исчезли как-то сами собой остатки совести у потомственного конокрада. То есть стал Ваха блатным. И имя свое настоящее забыл, стал жить то под чужими фамилиями, отзываться на всякого рода клички и погоняла. Чем уж он занимался в последующие годы, и не расскажешь, о том отдельный роман надо писать, да и то получится лишь криминальное чтиво. Важно, что отсидел Ваха в общем по всем статьям и всем судимостям более тридцати лет, заимел ставшее в перестройку высоким, звание вора в законе и приобрел на одной из сходок воров СССР право рапоряжаться общаком Южного Казахстана "по понятиям".

И все в Казахстане давно уже думали, что так было всегда, что Ваха даже родился Вахой, и детей не имел потому, что настоящему вору в законе, ставшему более уважаемым человеком в Казахстане после 1991 года, чем даже дважды Герой Советского Союза Талгат Бегельдинов, нельзя иметь семьи и детей по должности. То есть, считаться стало: вот был бы Ваха просто вором, а не законником, были бы у него дети - тогда и был бы Ваха менее жестоким и подлым, не достойным звания депутата. Но не повезло Вахе - стал он вором в законе, долларовым миллионером и владельцем сотен тысяч гектаров казахстанских нив, где на него корячатся тысячи казахстанцев, а Ваха говорит в высоких кабинетах:

- Я все это быдло кормлю, а они, сволочи, меня за это ненавидят. Пришлите мне ОМОН, я буду солдат кормить, одевать, обувать, девок им поставлять, а они будут за это на моих землях за порядком следить, каскеленцам этим поганым языки в задницы запихивать. Чтобы и помнить перестали о Куане.

Ибо те, кто думал, что Ваха не был никогда в Каскелене и не встречался с белым ишаком Куаном, жестоко ошибались.

Ваха не только бывал в Каскелене, но и родился в нем, в тамошнем фельдшерском пункте на руках фельдшерицы Жанны, и первые пятнадцать лет своей жизни прожил в большом кирпичном доме номер 6 на улице Фурманова, прозванном "хата конокрада". А в Отар попал он потому, что отец его был пойман каскеленцами на попытке украсть Куана с целью продажи белого осла одному из муфтиев Чечено-Ингушской автономной республики. Был пойман, бит прилюдно плёткой на площади перед сельсоветом по голым ягодицам, а после выдворен из Каскелена со словами:

- В Отаре только тебе и место, ослокрад .

Словом, Ваха затаил обиду на выбросивших его семью в пустыню каскеленцев, но еще больше - на белого осла, который не дал себя поймать отцу, устроил дикий шум и ревел, как бешенный, а после сбил вора с ног и чуть не затоптал.

Потому спустя время - как раз в ту зиму, когда весь прогрессивный Казахстан, все законопослушные казахстанцы были заняты поиском ослов в степи и пустыне для отстрела их - шестнадцатилетний Ваха тайно приехал в Каскелен с обрезом старой "берданки" под мышкой. Приехал не на автобусе, где все пасажиры и шофер с кондукторшей узнали бы его, а с попуткой, едущей в военную часть, водитель которой с удовольствием положил в карман данный ему рубль за "левак" - и тем самым продал за эту цену честь свою, но никому никогда не рассказал о том, что это он привез в Каскелен террориста.

Два дна и две ночи прятался Ваха в неработающей зимой водяной мельнице Жанабаева, всякую зиму бросаемой мельником в таком состоянии, словно он никогда в нее не вернется, унося с собой даже оконные косяки и двери. То есть было Вахе в мельнице и холодно, и голодно на покрытых слоем грязной и липкой муки досках, но грела и набивала брюхо ему жгущая всё нутро его злость и ненависть к Куану.

На третий день - под утро, когда застыл Ваха так, что готов был броситься в Каскелен и постучаться в окно первого попавшего дома с мольбой о помощи, - в снежной мути легкой пурги, дующей вдоль гор, увидел он белого осла.

Куан был в тот момент похож на приведение из американского мультика: на белом экране пурги прорисован тонкий профиль словно прозрачного длинномордого животного со стоящими вверх ушами - и всё. Осел стоял, не шевелясь, глядя в сторону горящего огнями Каскелена, словно прощаясь со своей Родиной. Осел, по-видимому, предугадывал свою печальную судьбу и печалился по воводу не менее трагической судьбы своих сородичей. Потому и стоял так, долго, не шевелясь, не зная еще, что лютый враг его прячется в до боли знакомой каскеленскому ослу мельнице, видит Куана, шарит рукой в поисках обреза, находит, прицеливается...

... Нет, осечки не произошло. Бердана образца 1898 года редко давала осечки, а уж хорошо вычишенная, смазанная, заранее заряженная и приготовленная к запланированному убийству - тем более. Выстрел раздался. Громкий, сдвоенный, откликнувшийся эхом в невидимых за пургой горах.

Осел не шевельнулся.

"Не попал! - понял Ваха. - С пяти метров не попал! - и тут же сделал вывод. - Ишак-то завороженный.

Но, на самом деле, причина промаха с такого близкого расстояния по столь большой мишени, как самец взрослого осла, была иной. Пальцы Вахи за двое суток сидения в засаде замерзли и онемели, тело плохо ощущалось его мозгом, руки держали обрез неплотно, жали на курок с мелкой дрожью. Медвежья картечь, заряженная в патроны берданы, пролетела высоко над головой осла - и этот свист свинца Куан услышал.

Но сразу виду не подал. Постоял на виду оторопевшего от страха перед "завороженным ослом" Вахи секунда двадцать, совсем не шевелясь, а потом спокойно повернулсмя мордой к мельнице и пошел навстречу террористу, неспешно переступая тонкими ножками своими по громко хрустящему на морозе снегу.

Остановился, войдя в помещение мельницы.

Посмотрел Вахе прямо в глаза.

Что осёл увидел там, никто не знает. Только пока смотрел Куан, правая передняя нога его медленно сгибалась в колене. А потом...

Ослина нога с силой разогнулась - и непропорционально огромное в сравнении с тонкой щиколоткой копыто врезало Вахе в то самое место, которое отвечает за деторождение людской породы.

У Вахи перехватило дыхание и потемнело в глазах. Не совсем безвучно, а с каким-то особо отчаянным и тихим стоном, вор и убийца сначала осел на колени, потом рухнул вперед, лицом на все еще покрытые грязной мукой доски, окрашивая их в красный цвет льющейся из носа юшки.

POST SKRIPTUM:

Вот почему не было никогда у вора в законе Вахи детей и вот почему земли бывшего совхоза "Каскеленский" стали принадлежать уголовному преступнику, а жители села Каскелен стали называться в высоких кабинетах новой столицы Казахстана Астане быдлом.

КУАН и ШАХИНШАХ

История эта длинна, как расстояние от столицы Ирана Тегерана до столицы Куана Каскелена. Поэтому здесь мы сократим её до двух коротких рассказов, дабы не досаждать ненужными подробностями истинную историю взаимоотношений последнего представителя древнейшей на земле династии Саманидов, Потрясателя Вселенной шахиншаха Реза Пехлеви и казахстанского белого ослика Куана, который именно после всего здесь и далее случившегося получил высокое звание четыреждывеличайшего, дабы в звании этом своем, приняв мученическую смерть, оставить нас прозябать в нашей юдоли.

А все началось с того (если можно назвать давно идущий процесс началом), что слух о существовании белого осла бухарской длинноухой породы, проживающего в казахстанском селе Каскелене, работающего там, как ишак, и питающегося, как простой ишак, тем, что под ноги попадёт и что даст его нерадивый маловозрастный хозяин Бауржан, достиг ушей самого шахиншаха персидского, потомка древнефарсидских царей, чьи многочисленные армии в давние времена своей слоновьей поступью сотрясали землю по всему Востоку и приводили в ужас миллионы жителей с виду великих государств, чьи деяния воспел великий Фирдоуси в своем великом романе в стихах "Шах-наме" и чьи остатки цивилизации разбросаны по всем самым знаменитым музеям мира в качестве как раритетов, так и артефактов.

Сам Реза Пехлеви тоже был своего рода артефактом, хотя и не придавал этому уникальному в 20 веке явлению должного значения. Он искренне верил в божественное происхождение своих далеких предков, а потому и себя почитал почти что Богом - и если бы не регулярная необходимость снимать штаны, чтобы облегчиться и не потребность в ласках женщин , снижающих его до скотского уровня и напоминающих, что он - живой человек, то в своей божественной сущности он был бы уверен без приставки "почти"".

Потому-то известие о том, что некого белого ишака, которого жители какой-то северной (для персов) страны, расположенной на месте давно уж сгинувшего Турана - главного противника династии Саманидов в течение многих сотен лет, - почитали потомки туранцев великим без каких-либо "почти", вызвало у шахиншаха и легкую обиду, и нескрываемую перед поддаными своими, принесшими ему эту дурную весть, зависть. Все-таки быть "почти" - это не то, что быть абсолютным. Это все равно, что быть нынешней преклонного возраста королевой дряхлой Англии, которая является почти главой государства при фактически правящих Великобританией регулярно перебираемых главами банкирских домов премьер-министрах. А быть вровень с бабой - это было выше шахиншаховских сил.

То ли дело быть абсолютным монархом, как тот же русский Петр Первый, к примеру, умертвивший своими реформами и войнами более половины мужского населения страны и добрую четверть женского. Или как последние три французских Людовика, из которых Четырнадцатый заявил, что он и есть государство - и ничего для этого государства путного не делал, Пятнадцатый играл в войны так увлеченно, что распылил всю государственную казну напрочь и ввалил страну в финансовую кабалу английским и римским ростовщикам, а внук Пятнадцатого Людовик Шестандцатый отправился на гильотину сам, исправляя тем самым ошибки своих предков. Педераст Фридрих Прусский в войнах со всеми подряд полностью уничтожил все мужское население Пруссии - и стал Фридрихом Великим. Как и Наполеон, положивший на поле под деревенькой Ватерлоо последних французов призывного и допризывного возрастов, стал гордостью Франции. Все они были абсолютными монархами - и за это признаваемыми своими потомками великими.

Реза Пехлеви тоже хотел зваться таким же Великим, как и вышеперечисленные императоры. Не на Эйнштейна же было ему равняться. И не на Лобачевского. Даже с великим Омаром Хайамом не хотел быть равным он по величине. Нет, только шахиншахом, то есть царем царей.

Но более всего хотел походить Реза Пехлеви на своего современника - императора Центрально-Африканской республики Жана Беделя Бакассо, который в 1979 году ел человечину, приготовленную ему из его политических противников.

- Должно быть, это чертовски вкусно! - восхищенно говорил шахиншах, закидывая к потолку голову и закатывая под лоб свои красивые, миндалевидные карие глаза. - Надо быть истинным гурманом, чтобы испробовать такое блюдо!

И очень при этом переживал, что живет в нефтедобывающей, а потому должной почитаться любимыми им американцами цивилизованной, стране, где есть человечину запрещает Коран, а политических противников следует всего лишь совать в зинданы и держать их там впроголодь и без солнечного света до самой смерти.

- Вот если бы можно было их есть, - мечтал насквозь проевропеизированный и обамериканеннй шахиншах на досуге, - я бы приказал открыть мясоконсервный завод - и мои подданные стали бы моих политических противников закатывать в консервные банки. Мои купцы стали бы человечину продавать, пополнять казну страны доходами, сравнимыми с доходами от продажи "черного золота". Ибо противников у меня в Иране много, слишком много: от исламистов до коммунистов миллионов двадцать голов наберется из оппозиции. Умных голов, светлых... вкусных. Если их не превратить в консервы, то недолго и до революции с моей природной гуманностью и европейской лощенностью докатиться. Надо что-нибудь такое придумать, чтобы народ увидел во мне не просто потомка великих царей, но и чтобы я сам выглядел в их глазах равным Аллаху. Или хотя бы равным пророку Исе, зовущемся у христиан Иисусом.

Вот тут-то и прослышал он про белого каскеленского осла длинноухой бухарской породы, на котором можно будет ездить ему по всему Ирану, словно сам пророк Иса, и благословлять подданых, которые при виде сидящего на белом ишаке шахиншаха будут падать ниц и молить о пощаде.

Сказано - сделано. В Москву из Тегерана полетела правительственная телеграмма на русском языке, отправленная на имя лично Никиты Сергеевича Хрущева с просьбой выслать для шахиншаха белого осла по кличке Куан, прописанного о адресу: Алма-Атинская область, Карасайский район, село Каскелен, улица Маншук Маметовой, дом 6 наложным платежом с оплатой в долларах через Государственный Банк СССР.

В Москве заработала бюрократическая машина. Были проверены все списки проживающих в Казахстане ослов от Бреста до Анадыря - и в ответ на телеграмму шахиншаха полетела телеграмма, подписанная начальником Общего отдела ЦК КПСС, в которой черным по-белому арабским шрифтом и на фарси было сообщено уважаемому шахиншаху, что, согласно данных Государственного статистического управления СССР, управления контроля при МВД СССР за передвижениями проживающих на территории страны граждан (паспортных столов) и отдельно данных, полученных из МВД Казахской ССР, имеющего соответствующие контролирующие учреждения, в селе Каскелен Карасайского района Алма-Атинской области по указанному шахиншахом адресу никакой Куан (без фамилии и отчества) не проживает, а прописаны там: депутат Верховного Совета Казахской ССР Абдугулов Умурзак Абдугулович, его жена и пять их совместных детей. Потому произвести высылку шахиншаху в подарок то лицо, которого просит Его Величество, у Советского правительства нет никакой возможности. С искренними сожалениями, начальник Общего Отдела ЦК с подписью в виде хитроумной, плохо разбираемой, а потому непонятной закорючки и с огромной гербовой печатью с государственным гербом СССР.

В ответ из Тегерана пришла телеграмма на русском языке, в которой черным по белому было написано от имени иранского визира по международным делам, что шахиншах не имел намерения просить у Советского руководства белого осла в подарок, речь в предыдущем письме от его имени шла лишь о покупке осла белого в количестве одной штуки, который, как установлено доподлинно и с помощью дружественных шахиншахству ЦРУ США и американской спутниковой службы внешней военной разведки, проживает именно по тому адресу, который был ранее назван советскому правительтству письменно, и пасется на местном колхозном лугу, а воду пьет либо из Каскеленского пруда, либо из местного арыка. Если владельцы белого ишака потребуют от советского правительства непомерного для советской экономики выкупа, то Совет визиров шахиншахства берет на себя обязанность заплатить за Куана любую сумму, пусть даже астрономическую.

В общем отделе ЦК КПСС посчитали, что советское правительство должно быть уязвлено тем, что какая-то там бывшая восточная колония России и Англии намекает, что она богаче СССР, и ответили дипломатической нотой протеста через МИД СССР, в конце которой рукой нового министра иностранных дел А. Громыко было приписано чернильной авторучкой, что в связи с возникшими из-за какого-то там осла проблемами в международных отношениях между СССР и Ираном, советским правительством было принято решение белого ишака у депутата У. Абдугулова реквизировать, а после этого - ввиду его опасности для мирного сотрудничества всех стран в мире - утилизировать путем выстрела в голову и выброса мертвого тела в Алма-Атинский скотомогильник при местном мясозаводе. О чем советское правительство и спешит сообщить уважаемому всеми членами Политбюро ЦК КПСС и лично Никитой Сергеевичем Хрущевым дивану-правительству шахиншаха.

Одновременно с этой телеграммой из Общего отдела Верховного Совета СССР была отправлена и телеграма в Каскелен директору совхоза Алибекову с категорическим требованием немедленно умертвить Куана и закопать его тело в каселеннскую землю как можно глубже, "чтобы ни одна персидская собака не отыскала".

Мухтар Алибекович показал эту телеграмму Бауржану.

- Что там еще натворил Куан? - спросил при этом. - Чем ему шахиншах не угодил? Подождал бы немного - Резу Пехлеви всё равно скоро свои собственные исламские радикалы свергнут. Сведения точные. Мне о них сам Узун-Кулак сказал.

- А чё он пристал? - ответствовал Бауржан директору совхоза привычным фразеологизмом всякого шкодливого школьника, беседующего со взрослым. - Я чё - его трогал? Он первым начал.

Директору совхоза разбираться в международной политике было недосуг, у него "битва за урожай" была на носу - и он просто пригрозил мальчишке пальцем и сказал зловещим голосом:

- Смотри у меня!

Бауржан понял, что бить и наказывать иными доходчивыми способами его не станут, но на всякий случай надо линять из Каскелена. И тут же вместе с белым ослом и рыжым Петькой покинул родной аул. Три друга отправились по военной дороге пешком в город Алма-Аты к дедушке и бабушке Бауржана за ключом, а оттуда - в то самое ущелье, где у стариков была дача от этого ключа, а за забором росли лесхозовские яблони с самым большими в мире яблоками сорта алма-атинский апорт.

На даче прожили они две с половиной недели, пожирая дары природы и крича во все горло про поднимающую паруса бригантину так, что на самых высоких вершинах дрожали скалы и вниз сыпались лавины. В те дни спасательная горная служба Алма-Атинской области запретила приезжим альпинистам и горным туристам подниматься в горы.

- Горы поют, - объясняли они. - Тревожить их нельзя. Примета такая.

Сотрудники секретных служб шахиншахства, получили от своих шпионов, проживающих в СССР под видом цыган из рода люли, сообщение о том, что Куаныша больше нет в Каскелене. Американские спутники передали в Тегеран фотографии окрестностей Каскелена, где белый осел отсутствовал на территории землепользования совхоза. Поэтому телеграмме, полученной из Москвы, в иранском диване (Совете министров-визиров Персии) о скоропостижной смерти белого осла, решили пока что поверить и сообщили измаявшемуся от ожидания шахиншаху, что, к их великому сожалению, Аллаху было угодно забрать белого бухарского осла из Каскелена на небо.

- Велик Аллах, а Мухамед - пророк его! - проборомотал Мохамед Реза Пехлеви, удивляясь тому, что Аллах оказался настолько предусмотрительным и скорым на решение, что успел забрать Куана для себя раньше, чем сумел это сделать шахиншах, и добавил еще тише. - С этим Аллахом надо быть поосторожней. Неровен час, спихнут его слуги меня с Престола...

POST SKRIPTUM:

История эта наглядно показывает, что интродуцировать чужих Богов и чужих святых (пусть даже усилиями правительства целой страны) чуждых местным Богам и святым, с затратой астрономического размера сумм, даже с помощью разведок и космического вооружения бессмысленно. Боги и святые не хотят покидать родных мест и работать на чужаков. Ибо знают, что они сильны на своей земле, а на чужбине они - всего лишь жалкие эмигранты.

Мысль простая, но нет таких правителей на Земле, которые бы её понимали. Потому как главной особенностью всех правителей является их обезьянье желание делать у себя в стране точно то же самое и также, что делается в странах чужих. И, как всякая обезьяна, решившая заниматься трудом человеческим, делает такой правитель всё плохо.

И страна катится в пропасть .

КУАН и ХРУЩЕВ

По-видимому, от посла шахиншаха Ирана Реза-Пехлеви в СССР и узнал Н. Хрущев о существовании Куана. Больше не от кого.

Потому-то и собрался первый Великий реформатор страны Советов однажды будто бы в Алма-Ату, а на самом деле в Каскелен. Ибо на то, что Куан был мастью бел, Хрущеву было наплевать, но то, что за осла дают столь большие деньги, что на них можно запустить не одну пару космических спутников с людьми на борту и сварганить еще пару-другую-третью термоядерных бомб, чтобы потом грозить ими миру, требуя мира во всем мире, было привлекательно. То есть Куан в глазах Хрущева представлял собой стратегическое оружие невиданной ранее мощи и при этом бывшее настолько тайным, что о сущности этой тайны знал только сам Хрущев - и никто более.

- Владеть таким ослом, - решил Хрущев, - это значит, владеть миром.

Но прежде, чем принимать окончательное решение о продаже белого осла иранскому шахиншаху или оставить Куана в Советском Союзе, следовало Никите Сергеевичу убедиться лично в том, что белый осел жив либо тихо умер своей смертью, а не был убит шпионами Ирана.

Ибо, если стратегически важный для всего Советского Союза осёл был убит, то компетентным органам следует отыскать убийц Куана и заклеймить их позором, предав открытому всей мировой общественности суду, как это было будет вскоре сделано с изменником и предателем Родины полковником Пеньковским и американским летчиком-шпионом Пауэрсом.

Но направился Хрущев в столицу Казахстана не самолетом, как обычно он добирался до столиц союзных республик, чтобы всем тамошним чиновникам "показать кузькину мать", а поездом. Не обыкновенным поездом, конечно, а правительственным, состоящим из двадцати двух бронированных спецвагонов с вагоном-кабинетом, с вагоном для отдыха, с вагонами для секретарей и прислуги и с вагонами для шести сотен сержантов, старшин и офицеров МВД, КГБ и СА, которые после "бериевского путча" стали охранять Кремль и членов Политбюро не доверяя друг другу.

Во-первых, Никите Сергеевичу было всегда интересно смотреть на подвластную ему страну не с высоты, а увидеть ее рядом с собой, потрогать руками, топнуть по ней каблуком.

Во-вторых, можно было вновь с широкой улыбкой и вполне демократично с народом пообщаться, сказать пару прочувствованных слов за предоставляемые ему по пятнадцать минут на каждой узловой станции, пока идет пересменка тепловозов. Ибо всякий народ любит видеть вблизи себя своих вождей и слышать от них хоть что, пусть даже глупость, но сказанную так близко, что вождя можно и без микрофона услышать. Услышат сто человек, а сбрешут, что слышали не меньше тысячи. От тех тысяч слух о демократичности вождя растечётся в уши десяткам тысяч - и вскоре вся страна начнет верить в то, что на самом деле видели и слышали миллионы, а не от силы сто человек.

Потому что самая главная и самая важная новость - это сплетня. А люди до новостей ох, как охочи!

В-третьих, в поезде за четверо с половиной суток можно как следует отдохнуть от осточертевших в Кремле и в Москве рож всевозможных подхалимов, спокойно выспаться под стук пожирающих вёрсты колес. Можно даже наконец-то дочитать в спокойной обстановке любимую свою книжку "Репка" и подумать, как бы переиначить ее на книгу "Кукуруза".

И, в четвертых, хотелось показать Генеральному секрертарю и Председателю Совета министров одновременно всем своим поданным, что он в СССР - почти что Бог, который "что хочет - то и воротит": захотел - полетел, захотел - поехал, и никто ему - не указ.

И первые полтора суток было ехать Хрущеву весело: на каждой станции его встречали одетые празднично трудящиеся и военные оркестры, красивые девочки в красивых платицах с огромными, как снопы ржи, букетами оранжерейных цветов, дарили их "дорогому нашему Никите Сергеевичу" с сияющими от счастья, откромленными лицами. Между станций мелькали деревья, леса, перелески, речки там всякие, домики стрелочников со скирдами сена рядом с ними и с жующими жвачку тучными, вымястыми коровами. Широкая Волга прогромыхала внизу где-то уже под Саратовым. Все переезды были закрыты шлагбаумами - и покорно ожидающие их открытия автомобили имели просторные кузова, в которых сидело всегда по сорок красивых молодых девушек в одинковых платьях и косынках, которые при виде спецпоезда тут же вскакивали на ноги, срывали с голов ситцевые косынки и быстро-быстро махали ими, приветствуя главу родного социалистического государства, подарившего им такую счастливую жизнь и такую надежду на светлое будущее всего человечества.

Но вскоре пошли степи - пустые, долгие и однообразные. Из окна поезда были видны серые, невыразительные кустики терескена, сквозь приоткрытые окна дул пронзительный жаркий ветер, прорывающийся в уши с неприятным рокотом, за кипяченной водой в вагонах и на станциях стояли сержанты кремлевской охраны в динных очередях с котелками в руках и с записанными на ладонях химическими карандашами номерами. Лица встречающих очередного московского царя казахстанских высокопоставленных подданных выглядели восторженно-испуганными, а в речах их отсутствовала привычка говорить "наш дорогой Никита Сергеевич", ибо на словах этих они всегда запинались или выговаривали их осторожно, боясь пропустить хотя бы одну букву, и потому звучали вяло.

"Народная любовь к своим вождям по мере отдаления масс от Москвы заметно ослабевает, - сделал вывод Хрущев. - Надо оснастить страну телевышками и увеличить число выпускаемых для народа бытовых телевизоров. Тогда народ будет любить того, кого надо, и как надо".

В северо-западном Казахстане встречать главу советского государства привыкли - он ведь то и дело бывал в городе Ленинске, который для секретности всё советское время называли Байконуром и был местом отправки в космос советских ракет, а оттуда любил нагрянуть в окружающие города, села и даже области с разгонами начальства, снятиями их с должностей и переводами "на другие места работы" опять-таки в качестве начальников. Здесь встречи обходились без особо пышных букетов, а с весьма скромными, какими-то чересчур худосочными полевыми цветами и даже попросту сорванными с клумб или купленными у бабок на базарах. Улыбались казахстанцы Хрущеву приветливо и все время норовили подсунуть какие-то странные блюда из застывшей баранины и наспех сваренного теста с непременными извинениями за то, что приготовлено блюдо не совсем так, как требует обычай, и с сообщениями, что блюдо это надо есть горячим, но вот они, узнав, что будет такой важный гость, приготовили его заранее... - и далее спрашивали денег для своих городов, станций, районов и областей. Потому что всегда в Казахстане распределенные по фондам и по государственным планам деньги куда-то улетучивались, а дела стояли, будто их никогда и никто не делал.

На одной из станций возле тогда еще плещущегося возле шпал Аральского моря подарили Хрущеву теплые носки из верблюжьей шерсти, воняющие за метр падалью, полутораметрового копченого осетра со слегка загнутым вверх кончиком носа, назвав его сыр-дарьинским лопатоносом, и черно-белую, оформленную в рамку из сасксаула фотографию стада куланов с острова Барса-Кельмес.

- Зачем мне ослы? - спросил Генеральный секретарь ЦК КПСС и Председатель Совета министров СССР в одном лице. - Они же дикие. Не приручаются.

- Так вы же к Куану едите! - ответили жители города Аральска. - Вот и покажете белому ослу его родственников. А то он там живет - и не знает, что кроме домашних ослов, есть и такие, настоящие.

- Откуда вы знаете, к кому я еду? - поразился Х.рущев. - Ведь это - государственная тайна!

- Так ведь у нас все это знают. У нас новостями не КазТАГ заведует - Узун-Кулак обо всём сам ведает. Вы что, Никита Сергеевич, "Золотого телёнка" не читали? Там всё правильно написано. Земля казахская - она слухом, как море - водой, полнится. Вы там в Москве только подумать успеете, а мы тут в Казахстане уже мысль вашу знаем - и ответ на нее готовим. Вот собрались вы с Куаном познакомиться - а мы вам уже и фотографию вам в подарок для Куана приготовили. Ведь правда, мы - молодцы?

Хрущев вслух согласился признать аральцев молодцами, а про себя решил, что надо ему всю охрану вокруг себя и в Кремле поскорее поменять. А то ведь какая-нибудь сволочь из этих сержантов-офицеров трех родов войск не только растрезвонит на весь Казахстан, что глава государства хочет увидеть какого-то там безродного осла, но и допустит к священному для всего советского народа жирному телу наемных убийц. А Золотого теленка и этого самого... как его?... Узун-Кулака надо отправить куда-нибудь подальше из СССР - послами какими-нибудь в Румынию, Финляндию или в Занзибар. Пусть попробуют пожить там на одну зарплату. Лет двадцать... До полного создания экономической базы Коммунизма...

В Кызыл-Орде Хрущеву подарили очередные халат и огромную шапку с рогами, направленными вниз - точно такие, сказали Хрущеву, носили казахские ханы в древности, - а также целую бадью кумыса с большой деревянной ложкой и ней и опять-таки застывшее блюдо из баранины с раскатанным и нарезанным на квадраты тестом, на этот раз проваренным хорошо и посыпанным нарезанным кольцами луком вперемежку с чёрным перцем.

Вокруг же по-прежнему растилалась все та же степь, которая местами выглядела, как пустыня, с то и дело попадающимися на глаза верблюдами, с редкими стволиками объеденного снизу саксаула, с сидящими на них нахохленными птицами-падальщиками. Весь этот ландшафт навевал на Хрущева уныние и тоску. А впереди были еще двое суток пути до солнечной и цветущей Алма-Аты.

Столицу Казахской ССР Хрущев помнил, как город садов и парков, красивых белых домов и еще более красивых девушек с торчащими из-под подолов юбок-колоколов красивыми коленками. До юбок тех и коленок надо было ему себя чем-то занять.

А чем занимает себя русский человек, когда ему нечем заняться?

Конечно, водкой. Чем еще? Был бы Хрущев не русским, он бы придумал что-нибудь более интересное: поиграл бы, например, с охранниками своими и секретарями в шахматы либо в карты, поборолся бы руками на вагонном столе, покрутил бы бутылочку с проводницами, поиграл бы в города или в кабинетном вагоне в жмурки. Можно было бы поиграть и в в вист, в покер, побеседовать со своими помощниками о тех же бабах, вспомнить молодость и рассказать им о Сталине либо объяснить, чем же прогневили на самом деле его Берия, Деканозов и прочие попавшие по его приказу под расстрел бывшие "уважамемые люди". Тем более, что всех в тот год интересовал вопрос: почему в государстве, где законом была отменена смертная казнь еще при Сталине, расстреляли этих самых новоявленных "врагов народа"? Ведь вновь воскресил смертную казнь в СССР гуманист Хрущев лишь в 1961 году, да и то предложение это прошло через Верховный Совет со скрипом, под давлением кажущегося Никите Сергеевичу верным другом Брежнева. Уж по этому-то вопросу разговоры бы прошли так энергично, что никто бы и не заметил, как спецпоезд добрался до Алма-Аты.

Но Хрущев был истинно руским человеком - и поэтому решил пойти путем наиболее прямым и простым - напился. Вдрызг! Чтобы никого не видеть, не слышать и ничего не понимать. Как напивался он подобно герою великого пролетарского писателя М. Горького Власову из романа "Мать" в годы работы шахтером в Донбассе. То есть он хотел так напиться, чтобы после рвота из всех щелей лезла, даже из ушей. И чтобы потом было в желудке и на душе так плохо, что и жить бы не хотелось. И чтобы все едущие в этом спецпоезде видели, что в этой стране он - главный, а потому может позволить себе всё - и даже больше, чем всё - он может выглядеть даже свиньей перед подданными - и те будут ему за это хлопать и величать его великим человеком.

- Быдло! - сказал Хрущев и, вынув стакан из серебряного подстаканника, опрокинул двести грамм сорокоградусной себе в горло. - Все быдло! - и выхлестал второй стакан; занюхал водку согнутым указательным пальцем, как делал это его дед, не всегда имеющий даже соленого огрурца для закуски, но не пропускающий ни дня без рюмки, взятой подчас в долг в жидовском шинке. - Быдло на быдле сидит и быдлом погоняет! - и потянулся за бутылкой со ста граммами остатка водки.

Трое обалдевших от вида "бухающего по-черному" вождя охранников трех родов войск молча принялись распечатывать следующие три бутылки и подталкивать к царю всея СССР три хрустальных розеточки с черной икрой и с воткнутыми в нее серебряными ложечками.

- Быдло, - сказал им Хрущев в благодарность за услугу, и после того, как сто грамм упокоились в нем, потянулся за икрой. - Как есть быдло.

И был день, и был вечер, и была ночь, и было утро, и вновь день...

Водка не кончалась.

Поезд проехал без встреч с народом своего главного пассажира и Яны-Курган, и Туркестан, и Чимкент, и Бурное...

Хрущев пил и пил водку, то впадая в пьяный транс и уходя в отключку, то просыпаясь и ища стакан с заранее налитой в него "огненной водой", выпивая - и тут же засыпая. На тех же станциях, где он все-таки являл опухшее от перепоя свое лицо, ибо в тот момент коротко не спал, всем говорил:

- Быдло! - и, выслушав в ответ благодарность, возвращался в вагон.

Так, например, почти в полночь оказался он на платформе номер один станции областного города Джамбула, где его встречал оркестр нашего ремесленного училища, мы сами в новенькой форме со свежими подворотничками и с новыми ремнями "ТР", в новых фуражках с белыми чехлами на тульях, и разное высокое городское и областное начальство, одетое богато, но бестолково. В ожидании спецпоезда мы простояли более двух часов, устали и изрядно разозлились на Хрущева, разоблачившего культ личности Сталина и взамен обустраивающего культ личности собственной. Об этом мы все и переговариались, когда поезд остановился буквально в трех шагах от нас.

Хрущев вывалился из тамбура, но спускаться вниз по весьма крутым железным ступеням не стал. Он тупо вылупился на джамбулцев, оглядел наш черноформенный и белоголовый ряд, посмотрев слева и проведя головой вправо, громко икнул и сказал слово одно, но основательное прозвучавшее, словно печатью ударившее по всем нам:

- Быдло!

После сфокусировал свой взгляд почему-то на мне, стоящем в первом ряду, но не прямо перед ним, а в стороне, застыл на пару секунд, внимательно глядя в мои в ту пору простодушные, широко открытые на мир глаза, - и добавил:

- Ты - нет.

С тем и вернулся в вагон.

Поезд тронулся. Оттащившие внутрь вагона главу государства, держа его подмышки, три охранника-офицера оставили Хрущева за заставленным водкой и черной икрой столом вагона-кабинета, тихо удалились в свой вагон по своим купе.

Всем им уже осточертел этот Хрущев с его поездным лексиконом в одно слово, всем трём хотелось спать и никому не хотелось следить за старым пьяницей, который в другие дни не раз похвалялся, что перепивал самого Сталина, а тут вдруг показал, что пить он не умеет совсем. Точнее, брюхо он имеет луженное, да только мозги у него спьяну уже больше не работают, за речью своей он уже не следит, не понимает, кто на самом деле быдло, а кто нет.

Ибо нет такого офицера, который признал бы себя быдлом. Хотя, на самом деле, других офицеров быть не может. Согласно воинских Уставов.

Поезд легонько дернулся - и поплыл в алма-атинском направлении, оставляя наш черный строй с белым верхом околышей, наш окестр и наш перрон позади себя, с каждой секундой ускоряя ход, удаляясь от нас навсегда и приближаясь к Алма-Ате, где сотни чиновников в это время нервничали, глотая таблетки и прося поддержки у родных и близких, в ожидании лица, которое может и возвысить их до небес и превратить в ничто. То есть лишить чиновника всего им за долгие годы службы наработанного Хрущев мог просто так, без всякой причины, потому только, что так ему захотелось. Будто он - не избранник народный, а Петр Первый какой-нибудь там или Павел Первый, самодержец всероссийский, мать его так и эдак...

Даже легкого качка поезда на стыках рельс оказалось достаточно для того, чтобы Хрущев повалился на бок и заснул на длинном кожанном диване, поставленном вдоль кромки стола, за которым сидели порой и министры, и члены Политбюро, слушая длинные и мудрые речи своих предыдущих вождей - от Троцкого до Никиты Сергеевича, - восседающих, как правило, в торцовой части стола и пьющих из хрустальных бокалов с золотыми царскими орлами французское вино.

Поезд быстро набирал ход. Вскоре перстали мелькать огоньки фонарей, стоящих вдоль дороги, а там и вовсе в вагоне повисла тищина слегка разбавленная тихим перестуком колёс. Глава советского государства спал на диване, свернувшись клубочком и тихо посапывая, как спал когда-то в дореволюционном детстве он на вокзале станции Касторная, когда сбежал от отца и отправился на шахтерские заработки в Макеевку. И был он тогда таким же мальчишкой, как и я, увиденный им среди ряда ремесленников мельком, но оставшийся на время сна в его памяти таким же, как и юный Хрущев: курносым, щекастым, но худым, с вытаращенными в вечном удивлении и восторге глазами, не знающим еще, но предугадывающим, что впереди ждет полная взлетов и падений, лишений и достижений интересная и совсем не скучная, как у большинства окружающих нас людей, жизнь...

А потом Хрущев проснулся. Как-то сразу проснулся. Раз - и распахнул глаза. Словно кто-то приказал ему так сделать - и он поспешно повиновался. И сразу: сна - ни в одном глазу. И ничего из только что увиденного во сне он уже не помнил.

Хрущев быстро, по-солдатски, вскочил на неразутые на ночь ноги, одернул на себе пиджак, поправил наощупь галстук, провел языком внутри изрядно высохщего, смердящего рта, глянул в одно из множества зеркал в этом вагоне - и, увидев свою помятую, небритую рожу, понял, что надо срочно побриться и сделать массаж лица, на которые мастерица Люба, едущая в хвостовом вагоне поезда.

Хотел было позвать кого-нибудь из охранников либо из лакеев, но вновь сильно захотел в туалет - и поспешил прочь из вагона-кабинета, в котором туалета не было, в следующий вагон, где располагалась и большая спальня его, и второй кабинет- малый, и было целых три туталета, плюс ванная и душ, а также буфет с круглосуточно дежурящими буфетчицами, еще какие-то неинтересные ему помещения.

Вот тут-то, когда он проходил через тамбур, что-то кольнуло его под сердце, заставило остановиться и повернуть голову в левую сторону...

Хрущёв увидел то, ради чего собственно он вообще собрался в эту поездку, и срузу вдруг понял, зачем на самом деле он так рвался в Казахстан и почему одноверменно с этим желанием он таким странным образом оттягивал эту встречу...

На одном-еинственном, вовсе невысоком, но из-за своей единичности кажущемся высоким очень, холме стоял освещенный лунным светом, льющимся прямо в бок ему, высокий и статный, очень длинноухий белый осел. Профиль осла был идеальным, словно созданый великим художником, который хотел показать каждый изгиб тела осла, дабы заставить зрителя запомнить каждую черточку. И лунный свет удивительно четко вырисовывал его контур, а по-южному черное небо со слегка мерцающими звездами в нем очень удачно оттеняли этот силуэт.

"Вот и всё... - подумал глава советского гсоударства. - Вот и... Сподобился... Теперь можно возвращаться домой..."

Поезд в том месте делал широкую дугу, то есть объезжал холм долго. Осёл всё это время стоял спокойно, не шевелясь, словно показывая себя пасажирам правительственного поезда, в котором охраны было - как грязи в дождливую погоду на неасфальтированной улице, и где каждый из вооруженных дураков мог поразвлекаться выстрелом-другим в сторону столь привлекательной мишени.

Но поезл всё шел... шел... и никто не стрелял.

Хрущев смотрел на белого осла, и губы его сами по себе шептали:

- Не быдло... Нет, совсем не быдло... Не быдло...

POST SKRIPTUM:

Спустя несколько лет после истинной кончины Куана, шахиншах Ирана получил действительные сведения, подтвержденные фотографией насыпи над могилой белого осла в Каскелене, о смерти его мечты. И, так как получение этой фотографии совпало с очередным юбилеем Мохамеда Резы Пехлеви, то глава иранского государства явил великую медрость и проявил неслыханную щедрость в отношении Куана, наградив его орденом "Истинного Благородства и Великого Мужества имени Рустама Великого" посмертно. Прямой потомок великих Дария и Кира (а может и не потомок вовсе) приказал вправить в этот усыпанный бриллиантами золотой с разноцветной финифтью кулон еще и крупный рубин, а потом отправить орден вместе с дипломатической почтой в Москву. При ордене было и соответствующее письмо, из которого следовало, что сам шахиншах называет Кауана четыреждывеликолепным и просит Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева лично вручить этот орден наследникам трагически погибшего четыреждывеличайшего каскеленского героя.

А надо сказать, что Леонид Ильич Брежнев был известным на весь мир коллекционером старых автомобилей и государственных наград планеты Земля. Его коллекция орденов и медалей конкурировала на равных со знаменитой коллекцией орденов и медалей пропагандиста поварского искусства Похлёбкина, убитого уже в перестройку из-за этой коллекции. Потому прислуга кремлевская письма Брежневу не показала, но на парадный маршальский китель Леонида Ильича иранский орден привесила - и теперь можно его изображение обнаружить на парадных фотографиях Брежнева в качестве свидетельства того, что всё здесь сказанное - правда.

При похоронах главы советского государства в декабре 1982 года, орден Рустама положили на одну из подушечек, несомых за его гробом бравыми офицерами Советской Армии торжественным маршем - и это был последний раз, когда мировая общественность могла увидеть этот шедевр иранского ювелирного искусства. Ибо уже потом - при яром борце с нарушителями трудовой дисциплины Юрии Владимировиче Андропове - кто-то и как-то незаметно изъял орден из Гохрана СССР, бриллианты и рубин прикарманил сразу, а золото перелил в крохотные слитки, сдав их подпольным московским ювелирам, штампующим фальшивые звезды Героев Советского Союза для продажи оставшимся в живых коллекционерам государственных наград втридорога.

Откуда обо всем этом узнали каскеленцы, не ясно. Но только именно с момента получения прислугой Брежнева этой награды, покойного белого осла Куана стали называть в Казахстане четыреждывеличайшим.

Окончание романа следует

Продолжение следует

Copyright (c) "Русский переплет"