08.02.2018
14:18

Кикландские статуэтки.

06.02.2018
16:55

Что к чему.

02.02.2018
17:04

Зачем рисовали в пещерах.

29.01.2018
09:40

Я озадачен.

27.01.2018
16:37

Полюбить отчуждение.

25.01.2018
16:25

Ну что сказать?

25.01.2018
10:55

Роман о навязывании счастья.

23.01.2018
18:33

Совпадение.

22.01.2018
17:39

Недопонятное.

19.01.2018
13:38

Развенчание поклёпа на Джорджоне.

15.01.2018
16:30

Вот проклятье...

13.01.2018
11:53

Попробовать, что ли?..

08.01.2018
15:02

Готфрик графоман или не графоман?

05.01.2018
09:53

Я вынужден поднять перчатку.

03.01.2018
16:18

В пролёте?

На слове "тусс” я решил, что надо начинать писать статью. Не нашёл я такого слова в интернете. Перед этим то же было со словом "рантность”. Но там я быстро сообразил, что это так автор издевается над словом “толерантность”:

"А я спою на частушку: “Над округой деревенской ни созвездий, ни планет, и не видно, Достоевскай то ли рантный, то ли нет!””.

А ещё перед этим я не нашёл слова “брло”, праславянское, мол. Не оказалось его даже в этимологическом словаре славянских языков.

А автор, о, и эвенкийскими словами не брезгует – суглан.

Интересно, а "отвилок” есть такое слово? – Есть.

В общем, читая книгу Михаила Тарковского “Полёт совы” (2017), понимаешь, что каждое новое применение неведомого слова у него означает то же, что и появление первого, брло. И значение это: любование и всё такое – русскостью, которая… Или лучше процитировать?

"Оказалось. Коле Ромашову поставили двойку по иностранному, и он сказал кулуарно, что ему “на фиг не облокотился этот английский”. Я, будучи по большому счёту согласен с Колей…”.

"Я” это учитель литературы в классе, где 12 учеников в селении где-то на берегу Енисея. И этот учитель на примере заимствованного из французского слова “беллетристика” продемонстрировал, как оно потерпело поражение в русском языке от слова “литература” ("гордое, как наполеоновское войско, а стало третьесортное, обтрёпанное, обмороженное…”).

И когда ему возразил один ученик, что и “литература” от “литера”, иностранного, этот “я” выкатился, что, может, и нет, а от “литьё” (отливали буквы печатной машины из свинца). – Это позволяет мне предположить, что и “брло” – такая же фальшивка, как и литература от литья. И остаётся только узнать, зачем автор поставил своего “я”-повествователя в такое неудобное, фальшивое положение. А главное, понимает ли автор, что в неудобное.

Первые пару десяток страниц говорят мне, что понимает. На учителя донесла дочка директора школы, директор является и учительницей английского языка. Та хотела сделать выволочку этому “я”, а тот посмел сделать ей выволочку – за западничество: та считает, что английский нужен детям для успешности, а тот, что "иностранный язык помогает нам узнать свою Родину [с большой буквы, обратите внимание], а именно одну из важнейших составляющих – русский язык!”.

Последнее – чистой воды софистика. Если б в школе изучали лингвистику – может, это б и было в какой-то мере правдой. А так – это просто образ борьбы в школе западнического и патриотического уклонов. И не исключено, что автор нарочно ставит того, кому передаёт свои любимые мысли, в тяжёлое положение, чтоб тот стал гонимым, а читатель – ему сочувствующим. Глубокий читатель. Потому что он же поймёт, что выкрутасы типа:

"Кстати вы знаете, что такое “медвежья услуга”? Вот к следующему уроку приготовьте мне свои догадки…”, -

это толкание детей на упражнения в лженаучной обывательской этимологии. – Просто должностное преступление, по-моему.

Но меня коробит натянутость эпизода.

Потом меня смутила передержка в споре “я” с директрисой (я аж заскучал, читая). Та же скука (я аж стал клевать носом) нагрянула при чтении разговора “я” с неким Эдей, местным образцом никчемного человека, бича (бич – бывший интеллигентный человек, прослойка бегущих от ядра дрянной, лживой жизни во времена СССР на периферию). Причём и тут просвечивает сделанность эпизода. “Я” хочет насладиться живописностью сленга этого Эди. И – перебарщивает, затягивает. Но если это даже и является живописанием противопоставления русского доброжелательного терпения западной недушевной толерантности (имеющейся в виду и не представленной иначе, как словом “толерантность”, от которого “я” буквально бежит, когда оно произнесено директрисой), - так вот, если это и живописание, то оно не живо, а сделано. Увы, в патриотических целях. Потому увы, что как-то не хочется, чтоб так “в лоб” патриотизм выражался как ценность, да ещё и так неумело, что в сон клонит.

И не сделанностью ли веет от точки зрения “я”-автора-записок, которые мы, вот, читаем как книгу ("Заканчиваю четвероногую тему” [о собаках], “Чтобы стал понятен происшедший далее разговор, сделаю небольшой отвилок от повествования”)?

Тарковский что: хочет дистанцироваться от своего персонажа-экстремиста?

Или это его неумелость писательская?

Или вот. Третья глава. Автор перевёл повествование от первого лица к третьему. – Я такого, вроде, и не упомню ни у кого.

В четвёртой главе вернулся к первому лицу.

Быт описывается. И – это быт особеннейший. Ну героизм и всё. Но.

Носители быта портретируются – в том числе психологически – так, что нич-чего в памяти не остаётся.

"Звали их Володя, Женя и Слава”.

Осталось только общее впечатление чего-то кряжистого, всеумеющего и хоть непредусмотрительного, но выпутывающегося на ходу из всех осложнений, что ни получаются от непредусмотрительности. (Поехали за подводой для “я”-повествователя. Та оказалась заполнена брусом. Стали перегружать брус – повредили прицеп. У соседа оказалась сварочная машина, и нашлись умеющие варить – трещину заварили. И т.д.)

Меня потом осенило, что автор пишет то, что в 19 столетии называлось физиологией. Очерками нравов. Это нечто низменное в литературе. С определяющей познавательной функцией. Собственно, это даже уже за границами художественной литературы. Особенно для меня теперешнего, ударившегося в крайность, что художественность это след подсознательного идеала автора. – Какой подсознательный, когда так выпячивается патриотизм на каждом шагу.

"По возвращении я попробовал расписать портреты мужиков, но быстро выдохся. А начал так: Володя. Такой стихийный, чуткий на фальшивку, чующий созидательную правоту всего трудового, идущего от земли и от сильного человеческого естества”.

Какое-то масло масляное. – Неужели и это – подстава автора своему персонажу ("выдохся”)?

Аж стыдно цитировать.

"Мотя. Самый крестьянский, простой и самый стихийно-патриотичный”.

Как факт: "Пробежал записи и ужаснулся!”

Я почему взялся писать, не дочитав до конца? – Противновато читать. И кому? Мне. Мучающемуся угрызениями совести перед памятью покойной жены, которую, в сущности, я обманул, пообещав после свадьбы уехать с нею хоть на время жить в Сибирь или на Север, чтоб не скурвиться от комфорта мещанской жизни в самой несоветской, то есть мещанской, части СССР, в Литве. Мне бы хоть вчуже читать-любопытствовать, чего я избежал. – Нет. Эстет во мне требует следов подсознательного идеала, а их нет.

И не будет, наверно. Я читал какое-то интервью Михаила Тарковского – он плохо относится к писанию не в духе русского реализма 19 века… Боюсь, те самые нравоописательные очерки имел в виду. Соответственно и такое его замечание: "…ничего особенного в писательском ремесле нет, что оно такое же точно, как любое другое дело” (http://newslab.ru/article/285219). – Ну конечно, для осуществления познавательной функции собственно искусства не требуется. (Надо тут пояснить, что пиком искусства я считаю неприкладное, которое исполняет такую функцию – испытание сокровенного, вплоть до подсознательного – функцию, которой нет больше вообще ни у чего на свете.)

Например, я подозреваю, что требуется диктофон (о чём “я”-повествователь молчит), чтоб написать такой монолог:

"- Что, евоный ктбель лохматый разорил мене… Ой, ой, ой… До того пакостливый! Совсем совесть потерял, треттего дня залез в ограду… Я как раз пензию получила, и с магазина ворочалась, и котомку на завалину полтжила, и токо за ключом отошла, - он в бане на гвоздике весится, - слышу, мой Пестря кыркат на привзяке… Кыркат да кыракат. Ага. А Кольчин ктбель через забор перемахнул и унёс всё…

…Колька его нарочщ промышлять посылат!... А вчера опеть! Опеть! Залез ко мне в кладовку, заложку зубами откинул, сука такой. А у мене там винегрет стоял в чашке… Сестреннице день рожденье отводили… Она мне налужила… чашка-то, главное, с цветочками… Ну и всё, одне черепушки… Ах ты падина. Всё до капусточки подмёл… До капусточки… И тефтелья, и шшуччю фаршу… Хорошо ишшо торот убрала”.

Или цепкая писательская память всё же может впитать в себя такую орфографию и свободно ею оперировать?

Вышеупомянутый Эдя тоже живописно язык коверкает, так тому положено выражать буйное изобретательство. Кулибин доморощенный. Аэросани сварганил. А эта баба Катя что? Пришла. Сказала. “Я”-повествователь записал-запомнил. И появится ли ещё она?

Фабула: что происходит с “я”-повествователем подряд несколько дней. То к нему обращаются за помощью, то он. Повествование заключается в описании всего (а всё – вновинку: как крутит течением плашкоут, как запряжена собачья упряжка, как ведут себя собаки пока собачья упряжка несётся по улице, как отогревается Мотя, чуть не утонувший в осеннем Енисее). – Сибирский быт. Скучно – до непереносимости. А автору, наоборот, интересно. И он не догадывается, что это может быть скучно. Там же всё – проблема. Ему – интересно. Я читаю и пишу. Вот в эту секунду проблемой оказалось не пустить собачью упряжку погнаться за псом–задирой. Перед этим: "…Тоня работала в заповеднике и ушла, проявив необычайную стойкость в какой-то идейной тяжбе”. Безработная, значит. Перед этим Эдя никак не мог завести мотор на своих аэросанях, пришлось помогать. Перед этим баба Катя пришла жаловаться на пса, пришлось слушать и утешить. – Жизнь-обыденное-преодоление-быта! Даже с предполагаемой противоположностью в минус-приёме: “я”-то, писатель, приехал в глушь для уединения, а его нет.

Неужели я сменю наметившуюся негативную оценку этого “Полёта совы”?

Написал… и дочитал до странности.

Нет, и раньше было, да я не замечал… Что “я”-повествователь готов продать мотор, чудом узнало много людей. А Тоне почему известно, что “я” напал на английский язык? – Потому что её сын учится в том самом классе?.. Но в классе-то особенного нападения на английский не было. Бой был в учительской. – Что передо мною: писательская неумелость или то самое недопонятное, которое и выдаёт подсознательный идеал?

Но какой он подсознательный, когда цитируемый:

"…на Руси как были герои, так и будут”.

Передо мной пример поразительной – как это сказать? – потери себя вблизи самого дорогого. Никакого писательского всезнайства и всеучёта. Все персонажи читают в душах друг друга. Имена Фомы Данилова 1875 года и современного Евгения Родионова в связи с "набросились вот на английский язык”, телепатически проведанное Тоней. Тоне имена известны, будучи произнесены учителем.

Сравнить с собой… Я совершенно естествен, думаю, отличая Достоевского художника от Достоевского публициста. Первого я читал гораздо больше, чем второго. Соответственно не знал, кто такой Фома Данилов. А в год убийства Евгения Родионова на Первой чеченской войне, живя не в России всё же, я запросто мог не заметить героизма этого солдата. Но неужели широкий читатель в России знает имя героя? (Я спросил россиян, с которыми переписываюсь, – никто его не знает.) А Тарковский об обоих пишет, не давая никакой ссылки… Тираж книги – 2000 экземпляров… Не думать же, что он для своих, для ярых патриотов России пишет?

Я не первый раз в нынешней информационной войне натыкаюсь на людей, как бы теряющих ум от эмоциональности темы. Я не хочу хвататься в связи с этим за свою идею-фикс о преимуществе подсознательного творчества перед осознаваемым. Тут наоборот. От возбуждённости части мозга, обслуживающей осознаваемый идеал автора, в область торможения попадает всяческая периферия, вроде того, что эта Тоня не присутствовала в учительской, когда “я” спорил с директрисой об английском языке, и какая она ни идейная ("приехали они в Сибирь сознательно”), а вряд ли она читала “Дневники писателя” Достоевского.

 

Мне тяжело писать негативно о патриоте Михаиле Тарковском. Как тяжело слышать упрёки патриотов, не приемлющих моего акцента на аполитичность художественного смысла (что, мол, от подсознательного идеала – то и художественно).

"…зачем же Вам, человеку не русского происхождения, соваться переиначивать каноны русской литературы, которые именно и только на нравственности что творца, то и творения, всегда стояли, стоят и стоять будут?” (Игорь Семиреченский).

Как бы физиологичность какая-то у меня получается. Могу Гитлера похвалить за его картины. Геббельса – за его роман. – Мне ж приходится раздваиваться: я-искусствовед – аполитичен, я-человек – ого как политичен.

Но я-автор-статьи должен наступить на горло себе-человеку и сказать своё “фэ” Михаилу Тарковскому. Сказать не за патриотизм, а за сознательность его идеала.

А он его ещё и ещё повторяет:

"…состояние такого вот полёта… которое по силам только огромным людям, которые во все времена рождались и будут рождаться на нашей земле”.

Почти повторение уже процитированного, а… Не может выдержать и почти повторяет.

На этот раз – в связи с художественным смыслом “Тараса Бульбы” Гоголя (и фильм такой в телевизоре там мелькнул, и Тоня затронула и фильм и вопрос, чему учит русская литература [школьный предмет]).

А ведь “я”-учитель глубоко заблуждается: не любви к Родине должен учить школьный предмет литературы, а тому, ЗАЧЕМ ТАК сделано то и другое и третье в произведении. В том числе и зачем Андрий Гоголем сделан изменником. – Выразить идеальный статус "огромным людям”. Выразить так, что процитировать это ("огромным людям”), как в “Полёте совы”, в “Тарасе Бульбе” НЕ ВОЗ-МОЖ-НО. Потому что у Гоголя почтение "огромным людям” было в подсознании, а в сознании была ненависть к иностранщине в России, которая тянула Россию в капитализм, как Францию утянуло, тогда как капитализм – это серость потребительская, противоположность "огромным людям”.

Как сделать, чтоб сами патриоты России со мной согласились и упрекнули б Михаила Тарковского, что “в лоб” выражать русский патриотизм – есть плохо!?!

У меня, увы, слабая позиция: я предлагаю ориентироваться на довольно неопределённое ЧТО-ТО, что вы чувствуете от художественного произведения, что невозможно выразить словами (хотя бы поначалу).

У “я”-повествователя Тарковского гораздо сильнее позиция:

"- Понимаете, надо учить детей видеть автора”.

А я говорю иначе: видеть подсознательный идеал автора. Практически, грубо говоря, становиться умнее автора. Что может вызвать гомерический хохот моих оппонентов.

А “я” Тарковского доходит до чудовищности:

"Когда отец рассказал, как раненный Пушкин попросил мочёной морошки, эта картина произвела на меня в сотню раз большее впечатление, чем десяток учебных разборов пушкинского творчества”.

Тогда как Пушкин как раз яркий пример, насколько человек отличается от художника. Пушкин в жизни был страшен: картёжник, в молодости бабник, дуэлянт и просто опасный – схлопотать от него оскорбление, что мужчине, что женщине, было очень просто (У Анны Керны ноги скверны, например; это о той, кто вдохновил сочинить “Я помню чудное мгновенье”).

Быть сколько-то правым не значит быть по сути правым. В морошке “я” увидел народность Пушкина, сильно повлиявшая на судьбу русского языка. Но речь то шла не о языковедении, а о литературоведении (хоть применялось слово “литература”).

Наверно, чуять ЧТО-ТО – это тонко. Может, и не для масс. Хоть мне это обидно. Потому что искусство и появилось-то одновременно с человечеством (есть такая теория – Поршнева). Этой теорией руководствуясь я искал и находил в разные века, как это невыразимое ЧТО-ТО прорывалось в самые нехудожественные эпохи, например, типа религиозно-риторической, потом светски-риторической (по Черноиваненко художественной литература стала вообще только с романтизма начиная). Я просто не хочу отвлекаться… А сказать хочется про свою обиду, что ЧТО-ТО – настолько необычное переживание, по-моему, что и тёмному народу доступно. И на нём, думается, основано убеждение о бессмертии произведений гениев. Но вот такого гения, как Льва Толстого, уносило прочь от такого умонастроения. И в своём отталкивании от искусства богатых и в тяге к народу он приходил к дурно понимаемой простоте.

"Надо было немедленно написать для народа что-нибудь понятное и нравственное. Нужен ли большой талант для того, чтобы писать простое и понятное, сам Толстой еще не решил…” (Шкловский. https://profilib.net/chtenie/90292/viktor-shklovskiy-lev-tolstoy-112.php).

А писатели-современники – решили:

"Толстой искал своей дороги и оторвался от близких, стал им непонятен, стал странным и в кругу литераторов… “слышно, он совсем помешался”” (Шкловский).

Но Михаила Тарковского это не смущает. Он ввёл в своё повествование разговор о рассказе Толстого “Прыжок” (1880). А тот есть то у Толстого, что у Шкловского описано как "восстание плоти против требований духа” (опрощение). В рассказе – поучение, что инстинкт вернее всего. (Чтоб спасти сына от неминуемой смерти [тот, дразнимый обезьяной, залез на верхнюю рею мачты и пошёл по ней, ни за что не держать], отец-капитан прицелился в него из ружья [принесённого для стрельбы по чайкам] и крикнул: "В воду! прыгай сейчас в воду! застрелю!”). Тарковский клюнул на то, что Толстой (художник в нём прорвался) дал ложное (героическое) название рассказу дал (прыгнул-таки мальчик, и это было преодолением страха), - так вот Тарковский купился и заставил своего “я”-повествователя сказать:

"- Хотя из педагогических соображений иногда [в пику Тарасу Бульбе с Андрием] можно и пригрозить ружьём. Как у Толстого в рассказе “Прыжок”. Гениальный, кстати, рассказ…”.

И поспорь я со своим ЧТО-ТО, тут у Толстого отсутствующим и потому не дающим мне сказать: "Гениальный”. Опять мне чистокровный патриот скажет: "Опять вы учите русских, как жить!” В смысле – Тарковский же книгу написал о героизме русских как ментальной черте, видной и в просто героических буднях жизни в Сибири.

А персонаж-учитель доводит до клерикализма, столь модного сейчас в России:

"Обезьяна со шляпой – это искушение, а азарт мальчишки – измена основам <…> И тут выходит Отец небесный. Со свет-молнией… Или Царь-Батюшка…”.

Я, кстати, и не подумал бы писать с большой буквы последние слова. Проверил - http://orf.textologia.ru/definit/car-batyushka/?q=532&n=155260 – я прав. Разве что к сложноокрашенным словам их отнести.

Ну и последнее о сцене с Тоней. – Тарковский некстати ввернул:

"- Ничего себе [в Страсбургский суд целила Тоня по какому-то поводу]. – И я подумал о том, что Антонина всё меньше напоминала мне героиню “Чистого понедельника””.

Бунин же там в тоске наворотил столько православного, что Тарковский решил, что это от патриотизма. Совсем не поняв (см. http://art-otkrytie.narod.ru/bunin5.htm), что это же ницшеанец написал, то есть враг православия. – Слаб-с Тарковский, не чует это моё заветное ЧТО-ТО.

 

Я на 151 странице книги. Конец “Полёта совы” на 212-й. – Ну что может автор добавить повествованием, раз он уже высказал, во имя чего он пишет вещь? Неужели надо дотерпеть и дочитать до конца, ибо чёрт его знает…

 

Думал дочитать до конца и потом только как-то закончить статью. Но на 164-й странице не выдержал. – В присутствии вдруг пришедшей директрисы начался теоретический спор между “я”-повествователем и Тоней такой степени сухости, что непереносимо. Я аж вспомнил о знаменитой плохописи Толстого в “Войне и мире”. Открыл её и попробовал читать начала нескольких глав – никакой плохописи… Не поверил себе, и вернулся к “Полёту совы”.

Почему такое заглавие, кстати? Я спросил во всезнающем интернете: “особенность полёта совы”, - и мигом получил ответ: он бесшумен, а сова в раннем христианстве противопоставлялась кресту и есть символ безверия. – Ясно. Противостояние коварного Запада и России. – И тут всё от ума.

А может, опять подумал я, автор всё-таки нарочно своего главного героя в такую сухомятку загоняет? Ну смотрите (кусочек):

"…любовь, которой всё окружающее проклеиваешь по швам и которая тебя таким смыслом обдаёт, что ни на что не променяешь! Вы не представляете, какое это счастье! Это вам не общечеловеческие ценности из брошюры, которой без году неделя”.

А как Толстой?

"— Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, — сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. — Нынче не разбирают... Всем народом навалиться хотят, одно слово — Москва. Один конец сделать хотят. — Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой”.

Не сравнить. Но я всё как-то не верю, что Михаил Тарковский так опростоволосился. Однако… Почему сделано, что читателю невнятно, за что Тоня доходит до Страсбургского суда из-за чего-то в Бурятии? Почему здесь, на Енисее, она опасна – по мнению “я” – для школы, раз она против суесловного навязывания в каком-то фильме любви к Родине? “Я” считает, что буквально от него зависит существование России в зависимости от того вмешается ли он, чтоб не допустить Тоню к преподаванию… – Читаю и диву даюсь перегибам этого “я”.

Я сам человек активной жизненной позиции. И у меня слова не расходятся с делами. (Ибо моё дело – словесное.) И я тоже знал (где-то в 2005 году, из-за передач-авралов Караулова) сердечную боль от мысли, что гибнет Россия. Но в 2017-м… Хоть и ополчился весь Запад… Хоть я и считаю, что от материального прогресса человечеству – смерть… Но.

"…чем больше смотрю на мировую историческую быстерь, тем яснее чувствую, каким падуном она оборвётся. И нам бы не лезть, а спокойно поставить плоты в боковой протоке… а там, глядишь, ещё и воду увести…”.

Разве этот плакат – за иносказание – есть нечто художественное?

А в то же время, вот, промелькивает в паре строк нецитируемый художественный смысл чеховской “Каштанки”:

"…некоторые народы не могут без унижения и предпочитают ярко освещённой арене лень и бессмысленность”.

Ну! Это, правда, не обнажение доведения ницшеанцем Чеховым вас, читателя, до предвзрыва из-за лицезрения очередной трагедии людей "проглядевших жизнь”, как выразился Горький. Это тем более не доведение до осознания того иномирия, в который превратится Этот скучный-прескучный мир от ТАКОЙ силы взрыва. Но всё-таки. Это ж шаг к настоящему пониманию произведения неприкладного искусства!

Что: тут послышался, наконец, сквозь голос персонажа голос автора?

И я не зря не бросил читать?

Но, если Михаил Тарковский – что-то стоящее, то я никогда не объясню эти скачки повествования то от первого, то от третьего лица. (Глава 7-я опять от третьего.)

Неужели это потому, что в 3-й и 7-й шаг от смерти? Но в третьей-то смерть угрожала Моте. Не то, что в 7-й, учителю…

А надоесть предшествовавшее угрозе описание счастья слитности с природой – успело-таки…

Однако жизнь там… Малейшая промашка, и – смерть. Мотя думал догнать вдруг снявшуюся с береговой мели и уплывавшую по течению лодку. Сергей – наехал носом круглодонной лодки на ветку, пусть и в тонкий лёд вмёрзшую, но хватило, чтоб корма зачерпнула. – Может, это образ самой истории России? Со слабиной, если случается, её правителей?

(Противная въедливость… Тоня подначила Толстого, чего это, мол, капитан вышел на палубу чаек стрелять. А мне вдруг подумалось, что озеро-то было продолговатое, и подстреленная утка упала на противоположный берег, и там к ней бежал Пират, пёс Коли, так как пёс и Коля оказались на другом берегу, к которому на полузатопленной лодке приплыл, и где потом и тонул Сергей? – Такие промашки бывают из-за сделанности эпизода сознанием. Работай подсознание – накладки б не произошло.

А в 8-й главе, - тоже от третьего лица написанной, - есть переход на письмо от первого лица. Это запись в дневнике. Так открывется-то она кавычками. Закрытия же кавычек нет. – Или это не писателя вина?)

 

Я дочитал до конца и доволен. – Нашёл способ автора похвалить. Он мастер.

Мастер, по-моему, выражается через наоборот. Как писал Маяковский однажды: "Хорошо начинать писать стих о первом мае этак в ноябре и в декабре”.

Тарковский сюжет построил на сперва попадании “я”-повествователя в крайность (то есть я угадал там, вначале), а потом "всё управится”. Это слова третьей учительницы, не поддержавшей его в споре в учительской, в споре о том, есть ли политика лишения русских национальности в российском образовании или нет её. А теперь она звонит ему, ещё больному после того, как он тонул, с утешением. Да тот и сам как-то уже приходит в равновесие.

Эпизод с совой, запутавшейся было у него во дворе и им, почти выздоровевшим, освобождённой, образно это подтверждает. Сова сперва запуталась, а потом, подброшенная… "сову буквально вложило в небо. Она с ним совпала”.

И теперь я не знаю, был ли автором вложен в название повести символ в духе теории заговора Запада против России: незаметно её превратить в нероссию.

Предположим, был.

Тогда передо мной встаёт вопрос, как отличить хорошо скрытый осознаваемый смысл от подсознательного идеала, оба из которых можно сформулировать названием одного доклада упоминавшегося Поршнева: “Противопоставление как компонент этнического самосознания”.

И в одном и в другом качестве смысл и идеал представляется очень уж обычным. Все националисты эту идею исповедуют. И за такое качество мыслить такую идею как подсознательный идеал – странно. А вот за скрытость говорит само федеративное устройство России, где в конституциях национальных республик вписано равноправие языков с вытекающим отсюда требованием заставлять в школе изучать неродной язык, если живёшь в национальной республике. (Это похлеще проблема, чем вопрос, зачем учить английский тем, кому он никогда не понадобится.)

Призна`юсь, почему я всё-таки отдал дань колебанию: осознано или подсознательно.

Озарение для меня обычно является признаком: нечто до меня не зря не сразу дошло, а не дошло потому, что нечто и самому авторскому сознанию было неведомо, хоть он и творил во имя его.

Озарение моё связано с выпадом уже цитировавшегося Игоря Семиреченского:

"…примеры такой вольной или невольной эстетической слепоты, которая, например, тому же Норштейну позволила в его "Сказке сказок" ничтоже сумняшеся перелицевать русскую народную колыбельную про волчка! Ведь это только на первый взгляд невинный эстетический выверт, а по сути-то глумление над русскими дурами-матерями, которые тысячу лет предостерегают детушек супротив волка, а оный-то якобы на самом деле исключительно добр и толерантно ПРОдвинут вроде нынешних ракет США вокруг России, не так ли? А где бы был сам-то Норштейн и все Ваши соплеменники, если бы русские дети не были воспитаны давать отпор волкам?”.

(Проигнорируем, что этот националист попал пальцем в небо, а не оценил по достоинству русский художественный гений, введший в колыбельную… волчка.)

Тарковский-то сына Тони тоже заставил (в того сказке-сочинении) учинить всемирный мир:

"С тех пор волки перестали гонять собак и нападать на Деда Мороза”.

Это, - догадался я, - вполне в духе, презренных и приписываемых “я”-повествователем Тоне общечеловеческих ценностей, передавшихся с молоком матери и её сыну. Лживых ценностей. Что Тоне-де неведомо из-за неслышного полёта совы-безверия.

А что именно негативно надо понимать этот сюжетный ход Тониного сына, ненавязчиво говорит противопоставление этой сказки сочинению Коли и сказке его деда.

В сочинении о своей собаке Коля дал-таки ей потрепать соболя (это нужно для воспитания в собаке желания соболя выслеживать), образ противопоставления как компонента этнического самосознания. А в сказке деда, наоборот, мир человека со смерчем оказался образом гармонии русских со своей суровой природой. Причём в сказке ложь, да в ней намёк…

"…плотные завихрения воздуха образуют что-то вроде стенок. Если воздействовать на торнадо извне, то он тут же потеряет свою силу” (https://www.youtube.com/watch?v=qWfmEsW9FIg).

Всё это, правда, ультрахитро. Но, если я всё же Тарковского разгадал, я б его хвалить за то не стал всё равно. Ибо это не от подсознания.

Другое дело – он меня как-то сломил: имеет он право писать воспитательную вещь, произведение прикладного искусства (для того, прикладного, идеал может быть и осознаваемым – учить на уроках литературы любви к Родине). Имеет право и всё. Это ж школа. Там без дидактики нельзя. А данная книга, сериальная, даже и на самом первом листе соответственно помечена: НАСЛЕДНИК ВЕКОВЫХ ТРАДИЦИЙ. – Мне сунула библиотекарша в руки эту книгу, я не глядя взял. Сам виноват, если хотел, чтоб в книге было ЧТО-ТО, неуловимое словами.

Теперь мне осталось только рассказать, от какого эпизода я пришёл к умиротворению.

"— Сергей Иваныч, а как вы догадались, что я списал?

— Ты бы никогда не сказал “хрюшка”!

— Ну. Ха-ха!

— Я зашёл в мастерскую проверить, почему свет горит, и слышал, как ты про Каштанку... задвигал, что у “клоуна пахать надо, а сттляр так накормит”. Если б ты так написал в сочинении, то я тебе бы за одну эту фразу пятак вкатил. Понял?”.

Коля корневую ментальную черту русских тут высказал (а учитель оценил, с точки зрения “учить любви к Родине”). Эту черту я называю путём урезанного цитирования Феофана Затворника: "Дело не главное в жизни, главное – настроение сердца”.

Чехов извращён, литературоведение страдает, но учение детей любви к Родине – есть.

 

Мне пришла в голову одна аналогия…

Почему большевики гражданскую войну выиграли у белых? Потому что у белых была слишком для народа утончённая идея. Победить, собрать Учредительное собрание, и как оно решит, так страна и станет жить. А у большевиков было просто: землю – крестьянам.

У меня тоже слишком тонкая идея.

Тарковский словами своего персонажа говорит, что и я: что материальный прогресс (или капитализм) убьёт человечество:

"Вот мы думаем, что в таком состоянии человечество долго не протянет. И частью души тебе даже хотелось бы, чтоб оно было наказано, чтобы, рушась, ты мог бы прокричать тем, кто не верил: я предупрежда-а-ал, я говори-и-ил, а вы не верили! И пальцем погрозить напоследок...”.

Я думаю, что человечество спохватится и перейдёт – мирно и всё сразу – к коммунизму, новому, в котором каждому – по РАЗУМНЫМ потребностям. И те, материальные, будут удовлетворены гарантированным доходом и работой больше роботов, чем людей. А людям останется жить (волноваться) в искусстве (в творчестве или сотворчестве). И, поскольку искусство условность, не страшно, каким идеалом произведение рождено. Потому, ожидая то время, можно уже готовиться: считать самым-самым то, что от подсознательного идеала.

Так это – сложно. Как белая идея в гражданскую войну.

Проще – выживание России как страны, в жесточайшем окружении.

Ясно, что второсортное искусство, без ЧЕГО-ТО (невыразимого словами), побеждает во мнении массы.

Но не сдаваться же мне поэтому!..

24 декабря 2017 г.

01.01.2018
16:54

Учиться властвовать собой?

28.12.2017
14:20

Со свиным рылом в калашный ряд.

26.12.2017
14:59

Хорошо о Серебренникове.

25.12.2017
16:57

Правота и неправота Шкловского.

24.12.2017
22:01

Трубецкой и Ковальчук.