19.04.2020
21:01

Выдохнули!

15.04.2020
18:53

Это новизна наблюдения или нет?

14.04.2020
18:30

Народное творчество

10.04.2020
10:46

Это плохо

09.04.2020
16:26

Удар

07.04.2020
15:53

Ну что поделать...

05.04.2020
09:47

Микены и Украина

04.04.2020
22:40

Авось...

03.04.2020
18:03

Почему Бродский писал по-русски и вне родины

02.04.2020
11:11

Всё глубже и глубже и глубже. (Читаем Лосева.)

31.03.2020
12:22

Поражение, почти равное победе

29.03.2020
16:31

Провал или спасусь?

28.03.2020
12:32

На что я уповаю

26.03.2020
09:38

Что-то про ничто

К непосредственному впечатлению в случае с песней Веберна “Как я рад!” (1934) обращаться бессмысленно, но я предлагаю обратиться, чтоб удостовериться (слушать тут). Стихи Х. Йоне (гуглоперевод):

“Wie bin ich froh”! Noch einmal wird mir alles grün und leuchtet so! Noch überblühn die Blumen mir die Welt! Noch einmal bin ich ganz ins Werden hingestellt und bin auf Erden.	"Как я счастлив” Все снова становится зеленым и светит вот так! Все еще цветет цветы дарят мне мир! Я снова в полном росте размещены и я на земле.

Если сориентироваться на год создания, то Веберн в ужасе от прихода к власти Гитлера в соседней Германии (через 4 года нацисты его отстранят от дирижёрства на Австрийском радио). И выражает он свободу от? – Думаю, от вообще Этого мира. В подсознании – метафизическое иномирие. – Это настолько сложно для восприятия, что нацисты его не убили. Они были против такой ультратонкости, как серийная музыка.

А мне хочется её защитить, но не имею пока средств.

Но надеюсь. Через подобие.

Подобие – конкретная музыка, музыка естественных шумов, которым придана анонимность. Нельзя понять, что это звучит. Вот, например (слушать тут). – В самом конце, правда, вы угадываете, что мужчина прочищает горло. Но перед этим – загадка. Что-то нарастающее, механическое и потом падение чего-то.

Вот этот мизер для меня чрезвычайно многозначителен и волнующ. Не то, что песня Веберна.

Но я хочу к толкованию загадочной звуковой дорожки подойти издалека.

Чем она схожа с совершенно непостижимой песней Веберна? – Аналогией обеих абстрактной живописи.

Но начинать постигать нужно с противоположности живописи музыке.

В живописи есть два уровня обозначения: 1) цвет и форма того, что есть в природе и что перенесено на холст и 2) культурой изменённые цвет (например, подчинение зелёного тёплому колориту всей картины) и форма (например, геометризация черт лица в кубизме).

В обычной музыке уровни обозначения такие: 1) музыкальный звук (голоса человека или музыкального инструмента) и ритм (культура) и 2) физическое изменение первого уровня (например, громкостью или темпом) – природа. Два уровня обогащают возможности образного выражения того, что автор хочет сказать. В случае, когда автор хочет сказать восприемнику нечто, не слишком далёкое тому по духу. Даже если выражаемое и воспринимаемое являются подсознательными: у автора – подсознательный идеал. Требующий (обычно удачно) выразить себя тем, что автор переживает смутное вдохновение ЧЕМ-ТО, а от воспринявшего требует (и обычно неудачно) осознать, назвать словами, почему он, скажем, плакал или дрожал, бледнел или задыхался.

А может быть случай выражения автором того, что по духу очень далеко от большинства восприемников. Например, ницшеанство. Особенно в неприкладном искусстве. Имея в виду, что с прикладным (выражающим, вообще-то, знаемое) проще. В случае с ницшеанством (которое лучше б назвать недоницшеанством) этим знаемым оказывается идеал сверхчеловека, исключительности, вседозволенности. А подсознательным идеалом ницшеанства (когда искусство неприкладное) является принципиально недостижимое метафизическое иномирие (антагонист тому свету христианства с принципиально достижимым благом для всех прощённых в виде вечной жизни бесплотной души в Царствии Божием). Такая необычность иной раз требовала для выражения себя в живописи и в музыке иного использования уровней обозначения.

В живописи – абстракционизма, например, потребовала отказа от первого уровня обозначения (от природного). Оставила только второй (культурный).



Поллок. Голубые полюса или Номер 11, 1952. 1952. Эмаль.

В данном случае этим культурным является привнесённое культурой разнообразие. В разнообразии – единство именно этого произведения. (Даже в звёздном небе меньше разнообразия, даже в пятнах плесени чудятся фигуры.) Отказавшись от естественного для живописи первого уровня выражения, художник зато приобрёл возможность этим выразить неестественное – иномирие метафизическое, куда из-за непереносимости действительности ему подсознательно хочется убежать. (Сознанием он только переживает ту радость, что удалось выразить ЧТО-ТО, словами невыразимое.)

То же самое с серийной музыкой у Веберна (только я не смог это почувствовать). Музыка лишила себя тоже естественного первого уровня обозначения (культурного: с иерархией звуков в лады, привычные с детства и усваиваемые без обучения). И тем открыла себе возможность выразить метафизическое иномирие, куда тянет от ужаса действительности.

Так вот то же самое с конкретной музыкой. Она, как музыка, тоже отказалась от своего естественного (культурного) первого (ладов) уровня обозначения ради для-неё-второго, природного, ради природных шумов, приведённых к анонимности. И тем тоже обрела возможность выражать противоестественные улёты.

И мне повезло почуять этот улёт в звуковой дорожке второго активного “тут” этой статьи. Я нарочно применяю слово “почуять”. Потому что я подозреваю в том акте участие моего подсознания, общавшегося с подсознательным идеалом Германа старшего в его фильме “Мой друг Иван Лапшин”, не пущенном в прокат сперва (почуяла цензура лжесоциалистического строя левое диссидентство в этом фильме). А я, тоже стихийный левый диссидент, тоже сумел это почуять. В тех звуках падения чего-то из-за нарастания какого-то отчуждённого, какого-то механического жужжания – негативизмом этих звуков дан образ желанного иномирия, подобного христианскому тому свету – коммунизму, которого теперь (в 1982 году) достичь можно будет только в сверхбудущем. Ибо социализм провален.

Я не уверен, что я не привираю насчёт чутья к тем, непонятно каким, звукам. Потому что сильнейшие эмоции от них на меня нахлынули, когда я те звуки соотнёс со звуками конца фильма (слушать тут). Просто страшными. И не подвергнутыми анонимности (видишь – трамвай с оркестром на прицепной платформе), как в начале. – Убьют Лапшина в Москве, куда его вызвали на переподготовку. Арестуют и убьют. Ибо он – за настоящий социализм.

И в начале, и в конце – звук приближающегося трамвая, символа индустриализации страны за счёт упадка гуманитарной сферы, что и угробит (как факт – угробило) социализм.

Мне очень хочется думать, что я это почуял в первых звуках фильма (которых теперь вы вообще не услышите, ибо теперешние версии в интернете – с отрезанной этой частью; у меня просто сохранилась старая запись фильма).

24 марта 2020 г.

25.03.2020
17:52

Красота и водка

24.03.2020
09:56

Энергия новичка

23.03.2020
13:33

Неисповедимы...

22.03.2020
18:11

Ёкает?

14.03.2020
17:04

Кошмар

13.03.2020
18:40

Целесообразность одного теоретического допущения в науке об искусстве