Х У Д О Ж Е С Т В Е Н Н Ы Й С М Ы С Л
ЛИТЕРАТУРНОЕ ОБОЗРЕНИЕ
Соломона Воложина
13.12.2022 |
Есть надежда понять что-то у Филонова
|
12.12.2022 |
Рискую показаться непатриотичным
|
11.12.2022 |
Как искусствоведы обманывают нас, сперва обманув себя
|
11.12.2022 |
|
10.12.2022 |
Открытие Пахомова: советский человек – прекрасен
|
09.12.2022 |
Надеялся или не надеялся Багрицкий?
|
08.12.2022 |
«Я люблю смотреть, как умирают дети…» Маяковский что: зверь?
|
07.12.2022 |
С первого взгляда не похоже, но это акционизм
|
05.12.2022 |
Откуда, мол, и что это за искусствоведческие новости?
|
04.12.2022 |
Как невольно оболванивают людей (Продолжение)
|
03.12.2022 |
|
02.12.2022 |
За что умер художник Пакулин
Если обычное ницшеанство (активный демонизм) мне нравится за философские глубины (метафизика, иномирие), то почему мне нравится пробуддизм (пассивный демонизм, малочувствие), я как-то не могу себе дать отчёта. И вот мне нравятся блокадные ленинградские пейзажи Пакулина. Эта бледная немочь. Неужели потому, что это экстремистское мироотношение? Я демократ в последней глубине души. Мне кажется иногда, что я могу поднять до аристократизма в отношении к искусству последнего пьяницу, если мне повезёт с обстоятельствами. А оба ницшеанства: активное и пассивное, - мироотношения индивидуалистские. Должны б мне не нравиться… Ан. Или влияет то, что они не понятны большинству, и я вижу с ними возможность просвещать. В общем, нравятся. Война, - Пакулину тогда стукнуло 40 лет, - наверно, окончательно ввела его в пессимизм. Или иначе: ввела его, наконец, в крайний пессимизм относительно человечества (человечества, не меньше). До неё его отчаивало строительство социализма, из-за чего он заигрывал с авангардизмом, тоже недовольным наличным социализмом, хоть тот был его идеалом. Но авангардизм – коллективистский (хоть невольно – из-за недовольства и соответствующего корёжения натуроподобия народ его не понимал), а Пакулин – индивидуалист. В результате у него получалось что-то межеумочное, ни то ни сё. Смотреть противно. И показывать не стоит. А вот полнейшее разочарование во всём-всём-всём заставило его выдавать красоту как образ малочувствия. Может, такие видения видят замерзая, перед смертью. Пакулин. Дом книги. Проспект 25 Октября. 1942. Ольга Шихирёва пишет: "Картина вызывает чувство какого-то оцепенения. Но тишина тревожна, и этой тревогой напоен колорит картины, она ощутима в перекличке черных пятен холодных окон, в нервном рисунке кисти, ломающем привычный геометризм архитектуры зданий” (https://antiqueland.ru/articles/1389/). С нервным рисунком не поспоришь, он объективный факт. И с геометризмом архитектуры зданий – тоже. Но это – противоречие, а не рядоположенные факты. И их столкновение даёт катарсис: исчезновение как благо. Тревога у Шихирёвой от знания. А от непосредственного впечатления – оцепенение. Я, кажется, понял, почему мне нравятся картины, выражающие идеал малочувствия. - Это ж не популярное переживание. То есть такое мироотношение само по себе отшивает желающих поживиться на модном, - людей которые пишут не от души, а по соображениям далёким от художественности. Вот и получается, что пробуддизм ассоциируется с художественностью, с проявлением подсознательного – именно подсознательного – идеала. Мне кажется, что нервный рисунок есть и тут, ещё и в ветвях дерева. Пакулин. Демидов переулок. 1943. Эта нервность ломает всё, что обычно крепко. Только небо да снег гладкие. Только слово "нервном” как-то не вяжется с пробуддизмом. Оно – из-за тенденции Шихирёвой драматизировать. Тогда как фактически чувствуется не нервничание, а оцепенение. Вот и об этой картине та же история. Пакулин. У Адмиралтейства. 1941-1942. Более “вещественная” репродукция такая (жаль, верх срезан). Шихирева пишет: "Пейзаж “У Адмиралтейства” датируется рубежом 1941 и 1942 годов. Эту картину художник написал в самую суровую и трудную блокадную зиму. В леденящей синеве неба [ну какая это синева, такая серая?] — эмоциональная доминанта образа. В каком-то отчаянном порыве раскинулись ветви оголенных деревьев — они четко вырисовываются на фоне силуэта Исаакиевского собора [неправда, этот силуэт ничем не заслонён, но какое-то отчаяние в извивах толстых ветвей дерева таки есть. Но это выглядит, как суета последнего волнующегося – всё остальное стоит, даже люди, как-то безразлично]. Скупыми мазками обозначены фигуры людей, грузовик. Кое-где яркая белизна снега нарушена пятнами земли — это воронки от разорвавшихся снарядов. И более ничто напрямую не говорит о войне. Язык живописи Пакулина сродни поэтической метафоре, которая незаметно, но настойчиво вводит зрителя в мир переживаний автора, сообщая пейзажам художника абсолютную временную конкретность”. При общей какой-то смутности в обеих репродукциях говорить про "временную конкретность” как-то странно. По крайней мере, по репродукциям не видно, что пятна земли "это воронки от разорвавшихся снарядов”. Что делают люди, понять тоже нельзя. А общее настроение – есть: минорное. Я читаю позитивное восприятие, возможно, и этих картин, и у меня душа съёживается: что, если я не прав: "Годы войны и блокады изменили отношение к Ленинграду, восприятие города современниками и художниками. Его здания, улицы, площади, набережные, сады и парки, внешне прежние, раскрылись в годы войны по-новому, как неожиданно и по-новому может раскрыться человек в тяжёлом испытании. Исчез незримый барьер, непреодолимая дистанция между чопорным, высокомерным Петербургом и маленьким городским обывателем, как стираются социальные различия в отношениях между людьми, оказавшимися на грани выживания. Сегодня мы знаем, что ленинградцы, их стойкость и мужество были последней надеждой, последней опорой для города. А он в дни страшных потерь одним своим обликом был для многих последней душевной привязанностью на земле” (http://www.leningradschool.com/Cityscape-in-Leningrad-Painting_r.html). Эти слова напечатаны рядом с репродукцией “Львиный мост”. Но такой высветленной, такой счастливой… что этого не может быть. Вот более подходящая под пробуддизм. Пакулин. Львиный мостик. 1943. Тут люди и город, да, уравнены, но в своей призрачности. А вот – какое оцепенение. Пакулин. У Марсова поля. 1943. Есть, правда, репродукция не с таким истаиванием всего. Или названное выше оцепенение и тут чувствуется? И ведь солнце есть! Вон, крыша одна блестит на нём. А как гордо несёт свою рану дом – её словно и нет. Впечатление, что ему не больно – он тоже в оцепенении. Боль и физиологически притупляется со временем. Третий год осады… Пакулину, строго говоря, - в его сверхпессимизме, - было безразлично, какой писать Ленинград: военный или мирный. Как факт. Пакулин. Арка Сената и Синода. 1944. Блокада была снята 27 января 1944 года. Потому на картине ещё снег и лужа. И всё – истаивает. Разрушать "геометризм архитектуры зданий” даже и не надо – геометризм еле виден. . Если б Пакулин живописал оптимизм, не смотря ни на что, он не подвергся б гонениям за формализм и прожил бы дольше. А в 1949 уничтожили много его работ, и он вскоре умер. 19 июля 2022г.
|
30.11.2022 |
Почему у метростроевок красивые лица, а у работницы табачной фабрики – нет
|
29.11.2022 |
Как же приятно читать у другого то, что и сам бы мог написать
|
28.11.2022 |
У меня была одна проблема с Pussy Riot
|
27.11.2022 |
|
25.11.2022 |
Как невольно оболванивают людей
|
24.11.2022 |
На что толкает общее несогласие с выпадами искусствоведа-либерала против соцреализма
|
23.11.2022 |
|
22.11.2022 |
Внутренний диалог подсознания Маяковского со своим сознанием
|
<< 11|12|13|14|15|16|17|18|19|20 >> |
Редколлегия | О журнале | Авторам | Архив | Статистика | Дискуссия
Содержание
Современная русская мысль
Портал "Русский переплет"
Новости русской культуры
Галерея "Новые Передвижники"
Пишите
© 1999 "Русский переплет"