Я женщин научила говорить.
О, как их замолчать теперь заставить
Анна Ахматова.
Говорить о каких-либо закономерностях в хаосе сегодняшнего российского Парнаса говорить не приходится, но вот факт, заслуживающий внимания: на нем начали все активнее заявлять себя женщины. Татьяна и Наталья Толстые, Лидия Петрушевская и Ольга Славникова, Людмила Улицкая и Мария Арбатова, Виктория Токарева и Ольга Татаринова, Анна Малаховская и Мария Голованивская, Нина и Юлия Садур - мы перечислили лишь наиболее звучные имена и фамилии, не упоминая десятков других, менее известных. Откуда эта неожиданная феминизация литературного пространства; это случайность или в этом есть какой-то смысл и толк?
До начала 20 века женщины в русской литературе практически не появлялись. Вся классика девятнацатого столетия написана мужским пером. Но на рубеже веков женщины отмобилизовались и делегировали наверх, в сферу профессионального искусства, отряд талантливейших полпредов во главе с Зинаидой Гиппиус, Мариной Цветаевой и Анной Ахматовой. Затем снова замолчали надолго - и вот, очередной всплеск женской поэзии и прозы. Может, потому, что сама нынешняя эпоха говорит жалостливым женским языком? Но нет, перечисленные выше писательницы сентиментальностью не отличаются. Они скорее суфражистки, амазонки, сивиллы и довольно язвительные существа.
Татьяна Толстая, например. Однофамилица и внучка Алексея Толстого (не путать со Львом), она не только в литературе, но и в жизни ведет себя "по-толстовски": напористо, раскованно, инициативно. Ее энергия поражает: новеллистка, публицистка, фигурантка многочисленных интервью бесчисленным масс-медиа, но сверх того еще и профессор американского университета, постоянный корреспондент "New York review of books", "The New-Yorker", "TLS", но кроме того еще и неутомимая путешественница, а также прелестная женщина, любящая супруга и заботливая мать. Ее проза Это такая ироническое бытописание, комедия нравов, причем не только русских, но и американских. Ближайшая аналогия - Андрей Битов, а западному читателю мы назвали бы "Ярмарку тщеславия" Уильяма Теккерея. Надеемся, эти "мужские" параллели не покажутся Татьяне Толстой обидными.
Известность пришла к писательнице после книги рассказов "На золотом крыльце сидели " (1987). Этот сборник был издан на нескольких языках мира и имел читательский успех по обе стороны океана. После чего Татьяна Толстая стала публиковаться практически non stop, а недавно объявила еще и создании целого романа с непереводимым названием "Кысь". Поклонники ее таланта заинтригованы.
Умело распорядившись реликвиями семьи, Татьяна и Наталья Толстые (они все делают умело) издали совместный сборник "Сестры" - по имени первой книги знаменитой трилогии своего знаменитого дела. Обе сестры и умницы, и эрудитки, так что получился увлекательный разговор обо всем на свете. Литературные критики упрекают Татьяну Толстую в чрезмерной гладкости стиля и отсутствии любви к своим персонажам. Если бы пишущий эти строки был Татьяной Толстой, ему не нашлось бы, что возразить на это.
Совершенно другое отношение к своим героям и героиням демонстрирует Людмила Улицкая. Ее нашумевший роман "Медея и ее дети" - своеобразная сага о судьбах семейного поколения, управляемого мудрой и любящей хранительницей домашнего очага. Греческое имя героини объясняется не только ее национальностью (действие романа происходит в Крыму, где греческая колония существует с незапамятных эллинских времен). Улицкая сознательно ассоциирует жизнь и судьбу своих персонажей с героями древнегреческих мифов и саг. Они живут здесь и сейчас, но одновременно повторяют вечные гуманистические сюжеты, не подозревая об этом. Да не подумает читатель, что персонажи "Медеи" героичны в прямом смысле этого слова. О, нет, они грешные дети своего грешного и суетного времени, но так ли уж безупречной была жизнь их эллинских предков? Когда-нибудь и мы, возможно, предстанем в воображении своих потомков Медеями, Пенелопами и Одиссеями. Будем же стараться соответствовать этим классическим образцам - и будущие Людмилы Улицкие напишут романы и о нас.
Ободренная успехом "Медеи" и европейской литературной премией Медичи, Улицкая изменила профессии биохимика и окончательно перешла на писательские хлеба. И не прогадала. Ее следующий роман - "Веселые похороны" - активно обсуждался в международных литературных кругах и стал излюбленным чтением просвещенной российской эмиграции. Потому что его основные персонажи - русские евреи, ищущие своего места в непривычной действительности Нового Света. Душераздирающее название романа вполне соответствует его содержанию: эмигрантский Нью-Йорк собирается у ложа умирающего художника Алика, чтобы делиться своими радостями и горестями на протяжении многих романных страниц. Болезнь Алика загадочна и метафизична: на глазах у собравшихся он превращается в невесомого паралитика, живого мертвеца. За душу умирающего состязаются русский священник Виктор, ортодоксальный ребе Менаше и простая белорусская знахарка. "Смех и слезы русской Америки" - так можно охарактеризовать интонацию этого мудрого и человечного произведения.
Соверешенно противоположную прозу - мрачную, сюрреалистическую - пишут Нина Садур и Людмила Петрушевская. Пересказать сюжеты Петрушевской невозможно - именно из-за их фантасмагоричности. В новейшем критическом обиходе существует термин: "другая литература". Петрушевская именно из этой литературной обоймы. Представьте себе жизнь, увиденную глазами обитательницы Брокена - это и будет действительность, воссоздаваемая на страницах Петрушевской. Ее излюбленный и постоянно воспроизводимый жанр - "Взрослые сказки". Мы бы уточнили: очень взрослые сказки для очень взрослых читателей с крепкой нервной системой. "Мир" Петрушевской безжалостен и азотнокисл. Персонажи полубезумны. Один из ее рассказов так и называется: "Глюк". Русский Кафка в юбке? Да, что-то около этого. Перед чтением рекомендуется обвязать голову мокрым плотенцем, выпить бутыль валерьянки и погрузить ноги в таз с холодной водой.
Ольга Славникова. Известность пришла к ней с романом "Стрекоза, увеличенная до размеров собаки", вошедшим в шорт-лист литературной премии Букера за 1997 год. Все произведения Славниковой населены почти исключительно женщинами и, как правило, брошенными, одинокими, несчастными. Главные героини "Стрекозы" - Маргарита и Софья Андреевна. "Старые девы, девочки-старухи" - так характеризует их повествовательница. Они проживают свою жизнь, как растения, бессмысленно и незаметно. Интерьер романа - унылый провинциальный город, канцелярские конторы, обшарпанные общежития. В таком безрадостном окружении невозможно случиться чему-нибудь яркому и неожиданному. Любая, особенно женская проза автобиографична. Насколько известно пишущему эти строки, большую часть своей жизни Ольга Славникова прожила в Екатеринбурге. Если он действительно таков, каким предстает на ее страницах, особенного желания посетить его у читателей "Русского переплета" не возникнет. "Царство Божие внутри нас" - гласит одна из библейских максим. Думаем все же, что реальный Екатеринбург отличается от того образа, который Славникова носит в своей писательской душе.
Тем не менее читать Славникову интересно. Она обладает уникальным даром "увеличивать стрекозу до размеров собаки". Ее бытописательские полотна отличаются поразительной плотностью. Она буквально в пальцах перетирает каждый квадратный сантиметр того, о чем пишет. В нынешней литературе это редкость. Автору сего уже приходилось обращать внимание на то, что из новейшей российской словесности полностью исчезли описания окружающего мира. Неизвестно, происходит ли действие зимою или летом, вечером или днем, стоит за окном солнечная или дождливая погода. Невозможно представить даже пространства, внутри которого философствуют (как правило, немилосердно сверкнословя при этом) персонажи. Вокруг переливается тысячей красок живая жизнь, она пахнет гудроном и мятой, плещет озерной щукой, стучит в окно голубиным колювом, шуршит домашним ежиком и накрахмаленным фартуком выпускного бала, из единого комочка земли вырастает сладчайшая клубника и неслыханной злости перец - ничего этого современный автор не видит и не слышит. От свежего воздуха он угорает, посланный в лес за пропитанием, возвращается оттуда, укушенный вороной, с пакетом мухоморов и волчьих ягод подмышкой. Изо всех земных соблазнов он знает одну, но пламенную страсть: говорение и писание слов. В телевидении есть такое понятие: "говорящая голова". Вот такими говорящими головами населены нынешние "мужские"романы
Проза Славниковой не имеет к этим говорящим головам никакого отношения. Вячеслав Курицын сравнил ее, ни мало ни много, с Владимиром Набоковым. Это, конечно, преувеличение, вызванное скорее всего тем, что оба родом из Екатеринбурга, но в чем Славниковой действительно не откажешь, так это в скрупулезности авторского взгляда.
И, наконец, пригласим в свой обзор Марию Арбатову.
Каждая уважающая себя национальная литература имеет феминистическую составляющую. В сегодняшней русской литературе ее обеспечивает Мария Арбатова. Ее беллетризованная автобиография "Мне сорок лет" стала настольным пособием для каждой русской женщины, желающей состояться в качестве Ирины Хакамады или той же Марии Арбатовой, потому что она не только успешная беллетристка, но и общественный деятель, кандидат во всевозможные депутаты, участник предвыборных президентских кампаний, член многих гуманитарных фондов и многое другое. О ней можно сказать словами Максима Горького: "Я уже не человек, а целое учреждение". В своих "записках сорокалетней" Мария Арбатова создает портрет универсальной эмансипантки, современной российской госпожи Де Сталь, которая с блеском играет в мужские игры и выходит из них победительницей, пряча в ладонях нежное израненное женское сердце. Попадая на ее сайт в Интернете, чувствуешь себя робким гостем женского Рима, где прекрасный пол демонстрирует лучшие свойства своего человеческого, гражданского, интеллектуального и морального "я".
К
огда Льва Толстого спросили, что он думает о женщинах, Толстой ответствовал: "Я скажу об этом, только когда буду на краю могилы. Выскажусь - и сразу же прыгну вниз и прикроюсь крышкой гроба". Мы не вняли предостережениям великого старца. Надеемся, однако, что перечисленные писательницы-женщины не найдут в этом очерке ничего для себя обидного.
ЕРДИТЫЕ
АЗЯТ