03.09.2021
09:55

Естественным образом консенсус сословий невозможен

02.09.2021
14:53

В бесконечности бредущий Бродский

01.09.2021
18:17

Почему гремело имя Рафаэля

31.08.2021
08:23

Зануда

30.08.2021
07:53

Раздумья над заметкой искусствоведа Тамары Зиновьевой о живописи Яны Эзар

29.08.2021
18:05

Мне больше повезло (о Джорджоне)

29.08.2021
18:04

Мне больше повезло (о Джорджоне)

28.08.2021
09:12

Одна литературовед…

27.08.2021
18:10

Увы, поучение

25.08.2021
12:01

Зла не хватает (О Ян ван Эйке)

24.08.2021
08:37

В чём причина бледнописи Бруни

23.08.2021
10:13

Нецитируемость художественного смысла

22.08.2021
08:48

Вот нравится и хоть бы что

20.08.2021
13:01

Перевожу Пунина на общечеловеческий язык (О Митуриче и Тырсе)

19.08.2021
09:50

У кого поражение с треском?

18.08.2021
11:42

Чекмарёв

17.08.2021
09:05

Рафаэль и… спираль

16.08.2021
09:07

Моё поражение

 

Как чуть не всегда, начну с себя. Для разгона. Вдруг получится… – Во мне процесс писания, я заметил, что-то включает, и я становлюсь не я, а кто-то гораздо более умелый.

Беда в том, что я не прочувствовал вот это стихотворение Марии Петровых.

Назначь мне свиданье на этом свете. Назначь мне свиданье в двадцатом столетье. Мне трудно дышать без твоей любви. Вспомни меня, оглянись, позови! Назначь мне свиданье в том городе южном, Где ветры гоняли по взгорьям окружным, Где море пленяло волной семицветной, Где сердце не знало любви безответной. Ты вспомни о первом свидании тайном, Когда мы бродили вдвоем по окраинам, Меж домиков тесных, по улочкам узким, Где нам отвечали с акцентом нерусским. Пейзажи и впрямь были бедны и жалки, Но вспомни, что даже на мусорной свалке Жестянки и склянки сверканьем алмазным, Казалось, мечтали о чем-то прекрасном. Тропинка все выше кружила над бездной… Ты помнишь ли тот поцелуй поднебесный?.. Числа я не знаю, но с этого дня Ты светом и воздухом стал для меня. Пусть годы умчатся в круженье обратном И встретимся мы в переулке Гранатном… Назначь мне свиданье у нас на земле, В твоем потаенном сердечном тепле. Друг другу навстречу по-прежнему выйдем, Пока еще слышим, Пока еще видим, Пока еще дышим, И я сквозь рыданья Тебя заклинаю: назначь мне свиданье! Назначь мне свиданье, хотя б на мгновенье, На площади людной, под бурей осенней, Мне трудно дышать, я молю о спасенье… Хотя бы в последний мой смертный час Назначь мне свиданье у синих глаз.

Вот какие у других любовные страдания в стихах 1930-х годов?

Корнилов. “Соловьиха”. Как девушка под пенье соловья уходит к любимому от нелюбимого.

И молчит она, все в мире забывая, - я за песней, как за гибелью, слежу… Шаль накинута на плечи пуховая… - Ты куда же, Серафима? - Ухожу, - Кисти шали, словно перышки, расправя, влюблена она, красива, не хитра - улетела. Я держать ее не в праве - просижу я возле дома до утра. Подожду, когда заря сверкнет по стеклам, золотая сгаснет песня соловья - пусть придет она домой с красивым, с теплым - меркнут глаз его татарских лезвия. От нее и от него пахнуло мятой, он прощается у крайнего окна, и намок в росе пиджак его измятый довоенного и тонкого сукна. 1934

Как-то нет трагизма. У него на ней белый свет клином не сошёлся.

А у этого кулаки убили любимую – “Чиж” Корнилова же.

Только радостная, тускнея, В замиранье, в морозы, в снег Наша осень ушла, а с нею Ты куда-то ушла навек. . Где ты — в Киеве? Иль в Ростове? Ходишь плача или любя? Платье ситцевое, простое Износилось ли у тебя? . Слёзы тёмные в горле комом, Вижу горести злой оскал… Я по нашим местам знакомым, Как иголку, тебя искал. . От усталости вяли ноги, Безразличны кусты, цветы… Может быть, по другой дороге Проходила случайно ты? . Сколько песен от сердца отнял, Как тебя на свиданье звал! Только всю про тебя сегодня Подноготную разузнал. . Мне тяжёлые, злые были Рассказали в этом саду, Как учительницу убили В девятьсот тридцатом году. . Мы нашли их, убийц знаменитых, То — смутители бедных умов И владельцы железом крытых, Пятистенных и в землю врытых И обшитых тёсом домов. . Кто до хрипи кричал на сходах: — Это только наше, ничьё… Их теперь называют вот как, Злобно, с яростью… — Кулачьё… . И теперь я наверно знаю — Ты лежала в гробу, бела, — Комсомольская, волостная Вся ячейка за гробом шла. . Путь до кладбища был недолог, Но зато до безумья лют — Из берданок и из двустволок Отдавали тебе салют. . Я стою на твоей могиле, Вспоминаю во тьме дрожа, Как чижей мы с тобой любили, Как любили тебя, чижа. . Беспримерного счастья ради Всех девчат твоего села, Наших девушек в Ленинграде, Гибель тяжкую приняла. . Молодая, простая, знаешь? Я скажу тебе, не тая, Что улыбка у них такая ж, Как когда-то была твоя. 1936

И опять не мировая катастрофа.

То же и с его же стихотворением “Как же так?..”.

Как же так? Не любя, не страдая, даже слово привета тая, ты уходишь, моя молодая, золотая когда-то моя… Ну, качну головою устало, о лице позабуду твоем - только песни веселой не стало, что запели, пропели вдвоем. 1935

У Рыленкова спасение в самосовершенствовании (“Концы колышутся кудрей…”). И, может, это даже и вернёт любимую.

Мне стежки будут не легки, Когда полюбишь ты другого, Но не скажу тебе с тоски Я непростительного слова! И в час разлуки горевой Не задержу твоей руки я, Но день за днем перед тобой Я буду лучше, чем другие. И, может, вспомнишь ты тогда На этом поле наши встречи, И только вздрогнут (ты горда) Твои приподнятые плечи. Ты только руку мне пожмешь, Не скажешь даже ни полслова. Но я пойму… Созрела рожь. Для жатвы поле все готово. 1938

И у всех нет никаких поэтизмов. А Тарковский, похоже, наврал, написав:

"На первый взгляд, язык поэзии Марии Петровых – обычный литературный русский язык. Делает его чудом в ряду большой нашей поэзии способность к особому словосочетанию, свободному от чьих бы то ни было влияний. У нее слова загораются одно от другого, соседнего, и свету их нет конца” (https://kulturologia.ru/blogs/210817/35687/).

То есть я признаю, что слова "на этом свете” своим максимализмом, даже абсолютизмом, тянут за собой слово "столетье” и "трудно дышать”, да и восклицательный знак тоже.

Но это обычная целостность любого высказывания, даже и не художественного. Речь идёт о чём-то очень значимом – соответственны и слова.

Другое дело, что их обычность по причинам разная у Петровых и у Корнилова с Рыленковым. У последних – успокоение после революционного возбуждения. Это как бы трезвость реализма наступила после залётов.

А у Петровых же, наоборот, максимализм. Идеал типа трагического героизма (вот-вот и нателепает лирическая героиня своему возлюбленному, и он таки назначит ей свидание; не в ХХ-м столетье, а завтра). Она верит, как ребёнок, в заклятье.

Тут могли б быть и необычные слова. А их нет.

В чём дело?

В маскировке. И она, пожалуй, от подсознательности идеала.

Каков он конкретнее?

Счастлив я, что озарило меня когда-то, что Синусоида Изменчивости Идеалов (СИИ) двойная на всём треке, кроме участков, символизирующих идеал Гармонии (в веках повторяющееся Высокое Возрождение на восходящем треке и Барокко на нисходящем).

Я пишу так, будто читатель знает что-то про СИИ. А он не знает. А я не хочу отвлекаться, и так много раз рассказывал. Меня влечёт скорей вперёд озарение, что Петровых – на чувственном треке идеала трагического героизма (как бы Позднего Возрождения).

Если для аналогии, то раздвоение идеала собственно Позднего Возрождения, персонифицированное, такое. Микеланджело – против предательства Гармонии низкого и высокого (Высокого Возрождения) со стороны развратной католической церкви и народа, соответственно, и за акцент на одухотворённости (разврат дан образом излишней телесности). А Веронезе – против предательства Гармонии же Высокого Возрождения со стороны инквизиции, перегибающей с духовностью (ценность чувственности дана образом бравур цвета).

Только советская действительность (тоталитаризм) давала сколько-то очков вперёд инквизиции. Поэтому Петровых образом раскованной чувственности выбрала силу скованности её. Петровых не была трусом. Наоборот. Но фактически смелость её ушла в подсознание и оттуда оно распоряжалось писать без изысков.

Единственная странность прорвалась в её стихотворение – "свиданье у синих глаз”. Будто это какое-то заметное место в городе.

Синие глаза были у Фадеева. У Марии с ним роман был тайный, ибо у него была семья, а совчиновник (он в течение почти двух десятилетий фактически руководил литературой в СССР) должен был соблюдать моральный кодекс строителя коммунизма.

Сравните страдания лирических героев Корнилова и Рыленкова. Там нет ничего аморального. То незамужняя и ничем не обязанная лирическому герою Серафима выбрала другого. Девушка, убитая кулаками, тоже морально чиста перед страдающим от потери парнем. Ещё одна, явно не замужняя, бросила одного парня ради другого. И ещё одна незамужняя разлюбила, а он надеется, что ещё перелюбит. – Всё – морально чисто. Не так, как у лирического я Марии Петровых – с замужним закрутила.

Я теперь понимаю, почему меня не затронуло её стихотворение. Я как бы за Микеланджело, а не за Веронезе.

Это моё поражение. Я б должен был почуять тут наличие подсознательного идеала, а я не смог.

1 августа 2021 г.

15.08.2021
13:02

Почему Писсаро бросил пуантилизм и дивизионизм

14.08.2021
10:19

От души – Тушнова