Кошачий ящик Василия Пригодича

Сердитые стрелы Сердюченко Книга Писем Владимира Хлумова Слово Владимира Березина Золотые прииски "Классики и современники" Олега Павлова "Тайная история творений" Владислава Отрошенко
Дискуссия

КОШАЧИЙ ЯЩИК
Василия Пригодича

О проекте

19.12.2000
17:49

Сенсационная история, или Историческая сенсация

14.12.2000
00:56

Литературный хулиган

09.12.2000
01:14

Странный русский англичанин

04.12.2000
22:25

Прошлое еще впереди (Цветаева и Рильке)

02.12.2000
18:50

Постсоветская питерская медицина

30.11.2000
20:40

"В пучине мира мы - нечаянный огонь"

"В ПУЧИНЕ МИРА МЫ - НЕЧАЯННЫЙ ОГОНЬ" Это - строка из стихотворения Андрея Платонова (Андрея Платоновича Климентова; 1 сентября 1899 - 5 января 1951 гг.) - гениального писателя, реформатора русской прозы, философа-утописта (антиутописта). Пушкинским прошлогодним двухсотлетним юбилеем настолько принудительно перекормили публику, что на столетие со дня рождения Набокова и Платонова никто толком и внимания не обратил, а зря... Оба они - завершители величественного храма (барака, сарая - кому какое слово ближе) национальной прозы, возводившегося, как кельнский собор, в течение долгих столетий (начиная с "Жития" протопопа Аввакума). Читатель, сейчас не лучшее время для высокого искусства, серьезной литературы, однако помни, если Набоков и Платонов - дым, да, то Виктор Пелевин и Владимир Сорокин - тень от дыма. Написать несколько абзацев о Платонове я решил (юбилей минул год с лишним тому назад), но лучше поздно, чем никогда), прочитав ночью его роман (неоконченный) "Счастливая Москва" (напечатан на закате "перестройки"). Платонов работал над книгой в начале тридцатых годов, имея за плечами неопубликованные роман "Чевенгур" и повесть "Котлован" - вершинные достижения своего творчества. После напечатания повести "Впрок" и рассказа "Усомнившийся Макар" Платонов вызвал высочайшую ярость Сталина (усатый батька не убил писателя, помиловал), шквал доносительно-зубодробительных рецензий с прямыми обвинениями в котрреволюции. Видимо, решив как-то обелить себя, реабилитировать в глазах критиков-следователей-прокуроров, пусть и покривив душой, писатель принимает участие в акции "Пролетарская Москва ждет своего художника" и пишет "Счастливую Москву" (имя главной героини романа Москва Ивановна Честнова). Однако правда таланта художника, его своеобычной философии, замешанной на причудливом слиянии ортодоксального марксизма с идеями русских "космистов" - прежде всего Н.Ф.Федорова, приводит его не к апологии социализма, а к гневному (возможно, не до конца осознанному) его отторжению. Мир обезбоженной столицы богоборческой социалистической империи ужасен (в романе нет никаких упоминаний о тюрьмах, казнях, чекистком садизме, голоде и т.п.). Ужас коренится в том, что люди, отказавшись от души, добровольно отдав ее дьяволу - строителю "дивного нового мира" (О.Хаксли), из одухотворенных существ, детей Божьих, "соработников" Господних превращаются в механических роботов, натужно выполняющих механические функции. Души как бы и нет (упразднена), но она страдает, мучается, мечется, кровоточит. Вот такое классовое "коллективное бессознательное" (да простит нам злую шутку основатель "аналитической психологии" Карл Юнг). В "Чевенгуре" и "Котловане" все проще: пламенная коммунистическая утопия перегорает в инфернальную антиутопию, читателю легче понять авторскую идею. "Ужасы без ужасов" намного страшней обыкновенных привычных "ужасов". Читателя завораживает, навечно оставляя в горьком плену, вязкий, клейкий, скрипучий, не поддающийся перекодировке язык писателя - безумного проектанта грядущего мира. Гениальный прозаик прожил тяжелую жизнь, в 1921 г. его, потомственного пролетария, исключили из партии (клеймо изгойства навсегда), не печатали, травили, в 1938 г. арестовали пятнадцатилетнего сына, выпустили в 1941 г., через два года юноша умер от тюремного туберкулеза. От той же болезни умер и Платонов, но "своей" смертью, не от чекистской пули, не от непереносимых лагерных издевательств и лишений (как многие из собратьев по писательскому цеху). Огненный дар Платонова был востребован лишь в годы войны, когда он, окопный корреспондент газеты "Красная звезда", издал четыре сборника военных рассказов, переведенных на иностранные языки. Многие десятилетия существовала слишком эффектная, чтобы быть правдой, легенда: после войны Платонов, мол, служил дворником в московском Литературном институте. Ложь. Замечательный питерский поэт и эссеист Виктор Кривулин рассказал мне, что Платонов жил на полковничью пенсию (как военный корреспондент) во флигеле Литературного института и, действительно, зимой расчищал снег дворничьей метлой перед входом в свою квартиру, но не торил светлый путь советским писателям-орденоносцам. Именно с метлой в руках запомнила писателя моя жена, когда "была ма-а-а-ленькой девочкой" (фраза из навязшей в ушах телевизионной рекламы). Отец жены - кинодраматург, лауреат Сталинской премии ( за фильм "Адмирал Нахимов) - по каким-то неведомым делам брал дочку с собой в Литературный институт имени М.Горького (ну, не Платонова же). И по сей день Платонов - неизвестный писатель, слава ждет его, надеюсь, в новом веке.