Раскольников был деятельным и бодрым адвокатом Сони против Лужина, несмотря на то что сам носил столько собственного ужаса и страдания в душе. Но, выстрадав столько утром, он точно рад был случаю переменить свои впечатления, становившиеся невыносимыми, не говоря уже о том, насколько личного и сердечного заключалось в стремлении его заступиться за Соню. Кроме того, у него было в виду и страшно тревожило его, особенно минутами, предстоящее свидание с Соней: он должен был объявить ей, кто убил Лизавету, и предчувствовал себе страшное мучение, и точно отмахивался от него руками. И потому, когда он воскликнул, выходя от Катерины Ивановны: ╚Ну, что вы скажете теперь, Софья Семеновна?╩, то, очевидно, находился еще в каком-то внешне возбужденном состоянии бодрости, вызова и недавней победы над Лужиным. Но странно случилось с ним. Когда он дошел до квартиры Капернаумова, то почувствовал в себе внезапное обессиление и страх. В раздумье остановился он перед дверью с странным вопросом: ╚Надо ли сказывать, кто убил Лизавету?╩ Вопрос был странный, потому что он вдруг, в то же время, почувствовал, что не только нельзя не сказать, но даже и отдалить эту минуту, хотя на время, невозможно. Он еще не знал, почему невозможно; он только почувствовал это, и это мучительное сознание своего бессилия перед необходимостию почти придавило его. Чтоб уже не рассуждать и не мучиться, он быстро отворил дверь и с порога посмотрел на Соню. Она сидела, облокотясь на столик и закрыв лицо руками, но, увидев Раскольникова, поскорей встала и пошла к нему навстречу, точно ждала его.

≈ Что бы со мной без вас-то было! ≈ быстро проговорила она, сойдясь с ним среди комнаты. Очевидно, ей только это и хотелось поскорей сказать ему. Затем и ждала.

Раскольников прошел к столу и сел на стул, с которого она только что встала. Она стала перед ним в двух шагах, точь-в-точь как вчера.

≈ Что, Соня? ≈ сказал он и вдруг почувствовал, что голос его дрожит, ≈ ведь вс╦ дело-то упиралось на ╚общественное положение и сопричастные тому привычки╩. Поняли вы давеча это?

Страдание выразилось в лице ее.

≈ Только не говорите со мной как вчера! ≈ прервала она его. ≈ Пожалуйста, уж не начинайте. И так мучений довольно...

Она поскорей улыбнулась, испугавшись, что, может быть, ему не понравится упрек.

≈ Я сглупа-то оттудова ушла. Что там теперь? Сейчас было хотела идти, да вс╦ думала, что вот... вы зайдете.

Он рассказал ей, что Амалия Ивановна гонит их с квартиры и что Катерина Ивановна побежала куда-то ╚правды искать╩.

≈ Ах, боже мой! ≈ вскинулась Соня, ≈ пойдемте поскорее...

И она схватила свою мантильку.

≈ Вечно одно и то же! ≈ вскричал раздражительно Раскольников. ≈ У вас только и в мыслях, что они! Побудьте со мной.

≈ А... Катерина Ивановна?

≈ А Катерина Ивановна, уж конечно, вас не минует, зайдет к вам сама, коли уж выбежала из дому, ≈ брюзгливо прибавил он. ≈ Коли вас не застанет, ведь вы же останетесь виноваты...

Соня в мучительной нерешимости присела на стул. Раскольников молчал, глядя в землю и что-то обдумывая.

≈ Положим, Лужин теперь не захотел, ≈ начал он, не взглядывая на Соню. ≈ Ну а если б он захотел или как-нибудь в расчеты входило, ведь он бы упрятал вас в острог-то, не случись тут меня да Лебезятникова! А?

≈ Да, ≈ сказала она слабым голосом, ≈ да! ≈ повторила она, рассеянно и в тревоге.

≈ А ведь я и действительно мог не случиться! А Лебезятников, тот уже совсем случайно подвернулся.

Соня молчала.

≈ Ну а если б в острог, что тогда? Помните, что я вчера говорил?

Она опять не ответила. Тот переждал.

≈ А я думал, вы опять закричите: ╚Ах, не говорите, перестаньте!╩ ≈ засмеялся Раскольников, но как-то с натугой. ≈ Что ж, опять молчание? ≈ спросил он через минуту. ≈ Ведь надо же о чем-нибудь разговаривать? Вот мне именно интересно было бы узнать, как бы вы разрешили теперь один ╚вопрос╩, как говорит Лебезятников. (Он как будто начинал путаться). Нет, в самом деле, я серьезно. Представьте себе, Соня, что вы знали бы все намерения Лужина заранее, знали бы (то есть наверно), что через них погибла бы совсем Катерина Ивановна, да и дети; вы тоже, в придачу (так как вы себя ни за что считаете, так в придачу). Полечка также... потому ей та же дорога. Ну-с; так вот: если бы вдруг все это теперь на ваше решение отдали: тому или тем жить на свете, то есть Лужину ли жить и делать мерзости, или умирать Катерине Ивановне? То как бы вы решили: кому из них умереть? Я вас спрашиваю.

Соня с беспокойством на него посмотрела: ей что-то особенное послышалось в этой нетвердой и к чему-то издалека подходящей речи.

≈ Я уже предчувствовала, что вы что-нибудь такое спросите, ≈ сказала она, пытливо смотря на него.

≈ Хорошо, пусть; но, однако, как же бы решить-то?

≈ Зачем вы спрашиваете, чему быть невозможно? ≈ с отвращением сказала Соня.

≈ Стало быть, лучше Лужину жить и делать мерзости! Вы и этого решить не осмелились?

≈ Да ведь я божьего промысла знать не могу... И к чему вы спрашиваете, чего нельзя спрашивать? К чему такие пустые вопросы? Как может случиться, чтоб это от моего решения зависело? И кто меня тут судьей поставил: кому жить, кому не жить?

≈ Уж как божий промысл замешается, так уж тут ничего не поделаешь, ≈ угрюмо проворчал Раскольников.

≈ Говорите лучше прямо, чего вам надобно! ≈ вскричала с страданием Соня, ≈ вы опять на что-то наводите... Неужели вы только затем, чтобы мучить, пришли!

Она не выдержала и вдруг горько заплакала. В мрачной тоске смотрел он на нее. Прошло минут пять.

≈ А ведь ты права, Соня, ≈ тихо проговорил он наконец. Он вдруг переменился; выделанно-нахальный и бессильно-вызывающий тон его исчез. Даже голос вдруг ослабел. ≈ Сам же я тебе сказал вчера, что не прощения приду просить, а почти тем вот и начал, что прощения прошу... Это я про Лужина и промысл для себя говорил... Я это прощения просил, Соня...

Он хотел было улыбнуться, но что-то бессильное и недоконченное сказалось в его бледной улыбке. Он склонил голову и закрыл руками лицо.

И вдруг странное, неожиданное ощущение какой-то едкой ненависти к Соне прошло по его сердцу. Как бы удивясь и испугавшись сам этого ощущения, он вдруг поднял голову и пристально поглядел на нее; но он встретил на себе беспокойный и до муки заботливый взгляд ее; тут была любовь; ненависть его исчезла, как призрак. Это было не то; он принял одно чувство за другое. Это только значило, что та минута пришла.

Опять он закрыл руками лицо и склонил вниз голову. Вдруг он побледнел, встал со стула, посмотрел на Соню и, ничего не выговорив, пересел машинально на ее постель.

Эта минута была ужасно похожа, в его ощущении, на ту, когда он стоял за старухой, уже высвободив из петли топор, и почувствовал, что уже ╚ни мгновения нельзя было терять более╩.

≈ Что с вами? ≈ спросила Соня, ужасно оробевшая.

Он ничего не мог выговорить. Он совсем, совсем не так предполагал объявить и сам не понимал того, что теперь с ним делалось. Она тихо подошла к нему, села на постель подле и ждала, не сводя с него глаз. Сердце ее стучало и замирало. Стало невыносимо: он обернул к ней мертво-бледное лицо свое; губы его бессильно кривились, усиливаясь что-то выговорить. Ужас прошел по сердцу Сони.

≈ Что с вами? ≈ повторила она, слегка от него отстраняясь.

≈ Ничего, Соня. Не пугайся... Вздор! Право, если рассудить, ≈ вздор, ≈ бормотал он с видом себя не помнящего человека в бреду. ≈ Зачем только тебя-то я пришел мучить? ≈ прибавил он вдруг, смотря на нее. ≈ Право. Зачем? Я вс╦ задаю себе этот вопрос, Соня...

Он, может быть, и задавал себе этот вопрос четверть часа назад, но теперь проговорил в полном бессилии, едва себя сознавая и ощущая беспрерывную дрожь во всем своем теле.

≈ Ох, как вы мучаетесь! ≈ с страданием произнесла она, вглядываясь в него.

≈ Вс╦ вздор!.. Вот что, Соня (он вдруг отчего-то улыбнулся, как-то бледно и бессильно, секунды на две), ≈ помнишь ты, что я вчера хотел тебе сказать?

Соня беспокойно ждала.

≈ Я сказал, уходя, что, может быть, прощаюсь с тобой навсегда, но что если приду сегодня, то скажу тебе... кто убил Лизавету.

Она вдруг задрожала всем телом.

≈ Ну так вот, я и пришел сказать.

≈ Так вы это в самом деле вчера... ≈ с трудом прошептала она, ≈ почему ж вы знаете? ≈ быстро спросила она, как будто вдруг опомнившись.

Соня начала дышать с трудом. Лицо становилось вс╦ бледнее и бледнее.

≈ Знаю.

Она помолчала с минуту.

≈ Нашли, что ли, его? ≈ робко спросила она.

≈ Нет, не нашли.

≈ Так как же вы про это знаете? ≈ опять чуть слышно спросила она, и опять почти после минутного молчания.

Он обернулся к ней и пристально-пристально посмотрел на нее.

≈ Угадай, ≈ проговорил он с прежнею искривленною и бессильною улыбкой.

Точно конвульсии пробежали по всему ее телу.

≈ Да вы... меня... что же вы меня так... пугаете? ≈ проговорила она, улыбаясь как ребенок.

≈ Стало быть, я с ним приятель большой... коли знаю, ≈ продолжал Раскольников, неотступно продолжая смотреть в ее лицо, точно уже был не в силах отвести глаз, ≈ он Лизавету эту... убить не хотел... Он ее... убил нечаянно... Он старуху убить хотел... когда она была одна... и пришел... А тут вошла Лизавета... Он тут... и ее убил.

Прошла еще ужасная минута. Оба вс╦ глядели друг на друга.

≈ Так не можешь угадать-то? ≈ спросил он вдруг, с тем ощущением, как бы бросался вниз с колокольни.

≈ Н-нет, ≈ чуть слышно прошептала Соня.

≈ Погляди-ка хорошенько.

И как только он сказал это, опять одно прежнее, знакомое ощущение оледенило вдруг его душу: он смотрел на нее и вдруг, в ее лице, как бы увидел лицо Лизаветы. Он ярко запомнил выражение лица Лизаветы, когда он приближался к ней тогда с топором, а она отходила от него к стене, выставив вперед руку, с совершенно детским испугом в лице, точь-в-точь как маленькие дети, когда они вдруг начинают чего-нибудь пугаться, смотрят неподвижно и беспокойно на пугающий их предмет, отстраняются назад и, протягивая вперед ручонку, готовятся заплакать. Почти то же самое случилось теперь и с Соней: так же бессильно, с тем же испугом, смотрела она на него несколько времени и вдруг, выставив вперед левую руку, слегка, чуть-чуть, уперлась ему пальцами в грудь и медленно стала подниматься с кровати, вс╦ более и более от него отстраняясь, и вс╦ неподвижнее становился ее взгляд на него. Ужас ее вдруг сообщился и ему: точно такой же испуг показался и в его лице, точно так же и он стал смотреть на нее, и почти даже с тою же детскою улыбкой.

≈ Угадала? ≈ прошептал он наконец.

≈ Господи! ≈ вырвался ужасный вопль из груди ее. Бессильно упала она на постель, лицом в подушки. Но через мгновение быстро приподнялась, быстро придвинулась к нему, схватила его за обе руки и, крепко сжимая их, как в тисках, тонкими своими пальцами, стала опять неподвижно, точно приклеившись, смотреть в его лицо. Этим последним, отчаянным взглядом она хотела высмотреть и уловить хоть какую-нибудь последнюю себе надежду. Но надежды не было; сомнения не оставалось никакого; вс╦ было так! Даже потом, впоследствии, когда она припоминала эту минуту, ей становилось и странно, и чудно: почему именно она так сразу увидела тогда, что нет уже никаких сомнений? Ведь не могла же она сказать, например, что она что-нибудь в этом роде предчувствовала? А между тем, теперь, только что он сказал ей это, ей вдруг и показалось, что и действительно она как будто это самое и предчувствовала.

≈ Полно, Соня, довольно! Не мучь меня! ≈ страдальчески попросил он.

Он совсем, совсем не так думал открыть ей, но вышло так.

Как бы себя не помня, она вскочила и, ломая руки, дошла до средины комнаты; но быстро воротилась и села опять подле него, почти прикасаясь к нему плечом к плечу. Вдруг, точно пронзенная, она вздрогнула, вскрикнула и бросилась, сама не зная для чего, перед ним на колени.

≈ Что вы, что вы это над собой сделали! ≈ отчаянно проговорила она и, вскочив с колен, бросилась ему на шею, обняла его и крепко-крепко сжала его руками.

Раскольников отшатнулся и с грустною улыбкой посмотрел на нее:

≈ Странная какая ты, Соня, ≈ обнимаешь и целуешь, когда я тебе сказал про это. Себя ты не помнишь.

≈ Нет, нет тебя несчастнее никого теперь в целом свете! ≈ воскликнула она, как в исступлении, не слыхав его замечания, и вдруг заплакала навзрыд, как в истерике.

Давно уже незнакомое ему чувство волной хлынуло в его душу и разом размягчило ее. Он не сопротивлялся ему: две слезы выкатились из его глаз и повисли на ресницах.

≈ Так не оставишь меня, Соня? ≈ говорил он, чуть не с надеждой смотря на нее.

≈ Нет, нет; никогда и нигде! ≈ вскрикнула Соня, ≈ за тобой пойду, всюду пойду! О господи!.. Ох, я несчастная!.. И зачем, зачем я тебя прежде не знала! Зачем ты прежде не приходил? О господи!

≈ Вот и пришел.

≈ Теперь-то! О, что теперь делать!.. Вместе, вместе! ≈ повторяла она как бы в забытьи и вновь обнимала его, ≈ в каторгу с тобой вместе пойду! ≈ Его как бы вдруг передернуло, прежняя, ненавистная и почти надменная улыбка выдавилась на губах его.

≈ Я, Соня, еще в каторгу-то, может, и не хочу идти, ≈ сказал он.

Соня быстро на него посмотрела.

После первого, страстного и мучительного сочувствия к несчастному опять страшная идея убийства поразила ее. В переменившемся тоне его слов ей вдруг послышался убийца. Она с изумлением глядела на него. Ей ничего еще не было известно, ни зачем, ни как, ни для чего это было. Теперь все эти вопросы разом вспыхнули в ее сознании. И опять она не поверила: ╚Он, он убийца! Да разве это возможно?╩

≈ Да что это! Да где это я стою! ≈ проговорила она в глубоком недоумении, как будто еще не придя в себя, ≈ да как вы, вы, такой... могли на это решиться?.. Да что это!

≈ Ну да, чтоб ограбить. Перестань, Соня! ≈ как-то устало и даже как бы с досадой ответил он.

Соня стояла как бы ошеломленная, но вдруг вскричала:

≈ Ты был голоден! ты... чтобы матери помочь? Да?

≈ Нет, Соня, нет, ≈ бормотал он, отвернувшись и свесив голову, ≈ не был я так голоден... я действительно хотел помочь матери, но... и это не совсем верно... не мучь меня, Соня!

Соня всплеснула руками.

≈ Да неужель, неужель это вс╦ взаправду! Господи, да какая же это правда! Кто же этому может поверить?.. И как же, как же вы сами последнее отдаете, а убили, чтоб ограбить! А!.. ≈ вскрикнула она вдруг, ≈ те деньги, что Катерине Ивановне отдали... те деньги... Господи, да неужели ж и те деньги...

≈ Нет, Соня, ≈ торопливо прервал он, ≈ эти деньги были не те, успокойся! Эти деньги мне мать прислала, через одного купца, и получил я их больной, в тот же день, как и отдал... Разумихин видел... он же и получал за меня... эти деньги мои, мои собственные, настоящие мои.

Соня слушала его в недоумении и из всех сил старалась что-то сообразить.

≈ А те деньги... я, впрочем, даже и не знаю, были ли там и деньги-то, ≈ прибавил он тихо и как бы в раздумье, ≈ я снял у ней тогда кошелек с шеи, замшевый... полный, тугой такой кошелек... да я не посмотрел в него; не успел, должно быть... Ну а вещи, какие-то вс╦ запонки да цепочки, ≈ я все эти вещи и кошелек на чужом одном дворе, на В ≈ м проспекте под камень схоронил, на другое же утро. Вс╦ там и теперь лежит.

Соня из всех сил слушала.

≈ Ну, так зачем же... как же вы сказали: чтоб ограбить, а сами ничего не взяли? ≈ быстро спросила она, хватаясь за соломинку.

≈ Не знаю... я еще не решил ≈ возьму или не возьму эти деньги, ≈ промолвил он, опять как бы в раздумье, и вдруг, опомнившись, быстро и коротко усмехнулся. ≈ Эх, какую я глупость сейчас сморозил, а?

У Сони промелькнула было мысль: ╚Не сумасшедший ли?╩ Но тотчас же она ее оставила: нет, тут другое. Ничего, ничего она тут не понимала!

≈ Знаешь, Соня, ≈ сказал он вдруг с каким-то вдохновением, ≈ знаешь, что я тебе скажу: если б только я зарезал из того, что голоден был, ≈ продолжал он, упирая в каждое слово и загадочно, но искренно смотря на нее, ≈ то я бы теперь... счастлив был! Знай ты это!

≈ И что тебе, что тебе в том, ≈ вскричал он через мгновение с каким-то даже отчаянием, ≈ ну что тебе в том, если б я и сознался сейчас, что дурно сделал? Ну что тебе в этом глупом торжестве надо мной? Ах, Соня, для того ли я пришел к тебе теперь!

Соня опять хотела было что-то сказать, но промолчала.

≈ Потому я и звал с собою тебя вчера, что одна ты у меня и осталась.

≈ Куда звал? ≈ робко спросила Соня.

≈ Не воровать и не убивать, не беспокойся, не за этим, ≈ усмехнулся он едко, ≈ мы люди розные... И знаешь, Соня, я ведь только теперь, только сейчас понял: куда тебя звал вчера? А вчера, когда звал, я и сам не понимал куда. За одним и звал, за одним приходил: не оставить меня. Не оставишь, Соня?

Она стиснула ему руку.

≈ И зачем, зачем я ей сказал, зачем я ей открыл! ≈ в отчаянии воскликнул он через минуту, с бесконечным мучением смотря на нее, ≈ вот ты ждешь от меня объяснений, Соня, сидишь и ждешь, я это вижу; а что я скажу тебе? Ничего ведь ты не поймешь в этом, а только исстрадаешься вся... из-за меня! Ну вот, ты плачешь и опять меня обнимаешь, ≈ ну за что ты меня обнимаешь? За то, что я сам не вынес и на другого пришел свалить: ╚страдай и ты, мне легче будет!╩ И можешь ты любить такого подлеца?

≈ Да разве ты тоже не мучаешься? ≈ вскричала Соня.

Опять то же чувство волной хлынуло в его душу и опять на миг размягчило ее.

≈ Соня, у меня сердце злое, ты это заметь: этим можно многое объяснить. Я потому и пришел, что зол. Есть такие, которые не пришли бы. А я трус и... подлец! Но... пусть! вс╦ это не то... Говорить теперь надо, а я начать не умею...

Он остановился и задумался.

≈ Э-эх, люди мы розные! ≈ вскричал он опять, ≈ не пара. И зачем, зачем я пришел! Никогда не прощу себе этого!

≈ Нет, нет, это хорошо, что пришел! ≈ восклицала Соня, ≈ это лучше, чтоб я знала! Гораздо лучше! Он с болью посмотрел на нее.

≈ А что и в самом деле! ≈ сказал он, как бы надумавшись, ≈ ведь это ж так и было! Вот что: я хотел Наполеоном сделаться, оттого и убил... Ну, понятно теперь?

≈ Н-нет, ≈ наивно и робко прошептала Соня, ≈ только... говори, говори! Я пойму, я про себя вс╦ пойму! ≈ упрашивала она его.

≈ Поймешь? Ну, хорошо, посмотрим!

Он замолчал и долго обдумывал.

≈ Штука в том: я задал себе один раз такой вопрос: что если бы, например, на моем месте случился Наполеон и не было бы у него, чтобы карьеру начать, ни Тулона, ни Египта, ни перехода через Монблан, а была бы вместо всех этих красивых и монументальных вещей просто-запросто одна какая-нибудь смешная старушонка, легистраторша, которую еще вдобавок надо убить, чтоб из сундука у ней деньги стащить (для карьеры-то, понимаешь?), ну, так решился ли бы он на это, если бы другого выхода не было? Не покоробился ли бы оттого, что это уж слишком не монументально и... и грешно? Ну, так я тебе говорю, что на этом ╚вопросе╩ я промучился ужасно долго, так что ужасно стыдно мне стало, когда я наконец догадался (вдруг как-то), что не только его не покоробило бы, но даже и в голову бы ему не пришло, что это не монументально... и даже не понял бы он совсем: чего тут коробиться? И уж если бы только не было ему другой дороги, то задушил бы так, что и пикнуть бы не дал, без всякой задумчивости!.. Ну и я... вышел из задумчивости... задушил... по примеру авторитета... И это точь-в-точь так и было! Тебе смешно? Да, Соня, тут всего смешнее то, что, может, именно оно так и было...

Соне вовсе не было смешно.

≈ Вы лучше говорите мне прямо... без примеров, ≈ еще робче и чуть слышно попросила она.

Он поворотился к ней, грустно посмотрел на нее и взял ее за руки.

≈ Ты опять права, Соня. Это вс╦ ведь вздор, почти одна болтовня! Видишь: ты ведь знаешь, что у матери моей почти ничего нет. Сестра получила воспитание, случайно, и осуждена таскаться в гувернантках. Все их надежды были на одного меня. Я учился, но содержать себя в университете не мог и на время принужден был выйти. Если бы даже и так тянулось, то лет через десять, через двенадцать (если б обернулись хорошо обстоятельства) я все-таки мог надеяться стать каким-нибудь учителем или чиновником, с тысячью рублями жалованья... (Он говорил как будто заученное). А к тому времени мать высохла бы от забот и от горя, и мне все-таки не удалось бы успокоить ее, а сестра... ну, с сестрой могло бы еще и хуже случиться!.. Да и что за охота всю жизнь мимо всего проходить и от всего отвертываться, про мать забыть, а сестрину обиду, например, почтительно перенесть? Для чего? Для того ль, чтоб, их схоронив, новых нажить ≈ жену да детей, и тоже потом без гроша и без куска оставить? Ну... ну, вот я и решил, завладев старухиными деньгами, употребить их на мои первые годы, не мучая мать, на обеспечение себя в университете, на первые шаги после университета, ≈ и сделать вс╦ это широко, радикально, так чтоб уж совершенно всю новую карьеру устроить и на новую, независимую дорогу стать... Ну... ну, вот и вс╦... Ну, разумеется, что я убил старуху, ≈ это я худо сделал... ну, и довольно!

В каком-то бессилии дотащился он до конца рассказа и поник головой.

≈ Ох, это не то, не то, ≈ в тоске восклицала Соня, ≈ и разве можно так... нет, это не так, не так!

≈ Сама видишь, что не так!.. А я ведь искренно рассказал, правду!

≈ Да какая ж это правда! О господи!

≈ Я ведь только вошь убил, Соня, бесполезную, гадкую, зловредную.

≈ Это человек-то вошь!

≈ Да ведь и я знаю, что не вошь, ≈ ответил он, странно смотря на нее. ≈ А впрочем, я вру, Соня, ≈ прибавил он, ≈ давно уже вру... Это вс╦ не то; ты справедливо говоришь. Совсем, совсем, совсем тут другие причины!... Я давно ни с кем не говорил, Соня... Голова у меня теперь очень болит.

Глаза его горели лихорадочным огнем. Он почти начинал бредить; беспокойная улыбка бродила на его губах. Сквозь возбужденное состояние духа уже проглядывало страшное бессилие. Соня поняла, как он мучается. У ней тоже голова начинала кружиться. И странно он так говорил: как будто и понятно что-то, но... ╚но как же! Как же! О господи!╩ И она ломала руки в отчаянии.

≈ Нет, Соня, это не то! ≈ начал он опять, вдруг поднимая голову, как будто внезапный поворот мыслей поразил и вновь возбудил его, ≈ это не то! А лучше.. предположи (да! этак действительно лучше!), предположи, что я самолюбив, завистлив, зол, мерзок, мстителен, ну... и, пожалуй, еще наклонен к сумасшествию. (Уж пусть вс╦ зараз! Про сумасшествие-то говорили прежде, я заметил!) Я вот тебе сказал давеча, что в университете себя содержать не мог. А знаешь ли ты, что я, может, и мог? Мать прислала бы, чтобы внести, что надо, а на сапоги, платье и на хлеб я бы и сам заработал; наверно! Уроки выходили; по полтиннику предлагали. Работает же Разумихин! Да я озлился и не захотел. Именно озлился (это слово хорошее!). Я тогда, как паук, к себе в угол забился. Ты ведь была в моей конуре, видела... А знаешь ли, Соня, что низкие потолки и тесные комнаты душу и ум теснят! О, как ненавидел я эту конуру! А все-таки выходить из нее не хотел. Нарочно не хотел! По суткам не выходил, и работать не хотел, и даже есть не хотел, вс╦ лежал. Принесет Настасья ≈ поем, не принесет ≈ так и день пройдет; нарочно со зла не спрашивал! Ночью огня нет, лежу в темноте, а на свечи не хочу заработать. Надо было учиться, я книги распродал; а на столе у меня, на записках да на тетрадях, на палец и теперь пыли лежит. Я лучше любил лежать и думать. И вс╦ думал... И вс╦ такие у меня были сны, странные, разные сны, нечего говорить какие! Но только тогда начало мне тоже мерещиться, что... Нет, это не так! Я опять не так рассказываю! Видишь, я тогда вс╦ себя спрашивал: зачем я так глуп, что если другие глупы и коли я знаю уж наверно, что они глупы, то сам не хочу быть умнее? Потом я узнал, Соня, что если ждать, пока все станут умными, то слишком уж долго будет... Потом я еще узнал, что никогда этого и не будет, что не переменятся люди, и не переделать их никому, и труда не стоит тратить! Да, это так! Это их закон... Закон, Соня! Это так!.. И я теперь знаю, Соня, что кто крепок и силен умом и духом, тот над ними и властелин! Кто много посмеет, тот у них и прав. Кто на большее может плюнуть, тот у них и законодатель, а кто больше всех может посметь, тот и всех правее! Так доселе велось и так всегда будет! Только слепой не разглядит!

Раскольников, говоря это, хоть и смотрел на Соню, но уж не заботился более: поймет она или нет. Лихорадка вполне охватила его. Он был в каком-то мрачном восторге. (Действительно, он слишком долго ни с кем не говорил!) Соня поняла, что этот мрачный катехизис стал его верой и законом.

≈ Я догадался тогда, Соня, ≈ продолжал он восторженно, ≈ что власть дается только тому, кто посмеет наклониться и взять ее. Тут одно только, одно: стоит только посметь! У меня тогда одна мысль выдумалась, в первый раз в жизни, которую никто и никогда еще до меня не выдумывал! Никто! Мне вдруг ясно, как солнце, представилось, что как же это ни единый до сих пор не посмел и не смеет, проходя мимо всей этой нелепости, взять просто-запросто вс╦ за хвост и стряхнуть к черту! Я... я захотел осмелиться и убил... я только осмелиться захотел, Соня, вот вся причина!

≈ О, молчите, молчите! ≈ вскрикнула Соня, всплеснув руками. ≈ От бога вы отошли, и вас бог поразил, дьяволу предал!..

≈ Кстати, Соня, это когда я в темноте-то лежал и мне вс╦ представлялось, это ведь дьявол смущал меня? а?

≈ Молчите! Не смейтесь, богохульник, ничего, ничего-то вы не понимаете! О господи! Ничего-то, ничего-то он не поймет!

≈ Молчи, Соня, я совсем не смеюсь, я ведь и сам знаю, что меня черт тащил. Молчи, Соня, молчи! ≈ повторил он мрачно и настойчиво. ≈ Я вс╦ знаю. Вс╦ это я уже передумал и перешептал себе, когда лежал тогда в темноте... Вс╦ это я сам с собой переспорил, до последней малейшей черты, и вс╦ знаю, вс╦! И так надоела, так надоела мне тогда вся эта болтовня! Я вс╦ хотел забыть и вновь начать, Соня, и перестать болтать! И неужели ты думаешь, что я как дурак пошел, очертя голову? Я пошел как умник, и это-то меня и сгубило! И неужель ты думаешь, что я не знал, например, хоть того, что если уж начал я себя спрашивать и допрашивать: имею ль я право власть иметь? ≈ то, стало быть, не имею права власть иметь. Или что если задаю вопрос: вошь ли человек? ≈ то, стало быть, уж не вошь человек для меня, а вошь для того, кому этого и в голову не заходит и кто прямо без вопросов идет... Уж если я столько дней промучился: пошел ли бы Наполеон или нет? ≈ так ведь уж ясно чувствовал, что я не Наполеон... Всю, всю муку всей этой болтовни я выдержал, Соня, и всю ее с плеч стряхнуть пожелал: я захотел, Соня, убить без казуистики, убить для себя, для себя одного! Я лгать не хотел в этом даже себе! Не для того, чтобы матери помочь, я убил ≈ вздор! Не для того я убил, чтобы, получив средства и власть, сделаться благодетелем человечества. Вздор! Я просто убил; для себя убил, для себя одного: а там стал ли бы я чьим-нибудь благодетелем или всю жизнь, как паук, ловил бы всех в паутину и из всех живые соки высасывал, мне, в ту минуту, вс╦ равно должно было быть!.. И не деньги, главное, нужны мне были, Соня, когда я убил; не столько деньги нужны были, как другое... Я это вс╦ теперь знаю... Пойми меня: может быть, тою же дорогой идя, я уже никогда более не повторил бы убийства. Мне другое надо было узнать, другое толкало меня под руки: мне надо было узнать тогда, и поскорей узнать, вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли я переступить или не смогу! Осмелюсь ли нагнуться и взять или нет? Тварь ли я дрожащая или право имею...

≈ Убивать? Убивать-то право имеете? ≈ всплеснула руками Соня.

≈ Э-эх, Соня! ≈ вскрикнул он раздражительно, хотел было что-то ей возразить, но презрительно замолчал. ≈ Не прерывай меня, Соня! Я хотел тебе только одно доказать: что черт-то меня тогда потащил, а уж после того мне объяснил, что не имел я права туда ходить, потому что я такая же точно вошь, как и все! Насмеялся он надо мной, вот я к тебе и пришел теперь! Принимай гостя! Если б я не вошь был, то пришел ли бы я к тебе? Слушай: когда я тогда к старухе ходил, я только попробовать сходил... Так и знай!

≈ И убили! Убили!

≈ Да ведь как убил-то? Разве так убивают? Разве так идут убивать, как я тогда шел! Я тебе когда-нибудь расскажу, как я шел... Разве я старушонку убил? Я себя убил, а не старушонку! Тут так-таки разом и ухлопал себя, навеки!.. А старушонку эту черт убил, а не я... Довольно, довольно, Соня, довольно! Оставь меня, ≈ вскричал он вдруг в судорожной тоске, ≈ оставь меня!

Он облокотился на колена и, как в клещах, стиснул себе ладонями голову.

≈ Экое страдание! ≈ вырвался мучительный вопль у Сони.

≈ Ну, что теперь делать, говори! ≈ спросил он, вдруг подняв голову и с безобразно искаженным от отчаяния лицом смотря на нее.

≈ Что делать! ≈ воскликнула она, вдруг вскочив с места, и глаза ее, доселе полные слез, вдруг засверкали. ≈ Встань! (Она схватила его за плечо; он приподнялся, смотря на нее почти в изумлении). Поди сейчас, сию же минуту, стань на перекрестке, поклонись, поцелуй сначала землю, которую ты осквернил, а потом поклонись всему свету, на все четыре стороны, и скажи всем, вслух: ╚Я убил!╩ Тогда бог опять тебе жизни пошлет. Пойдешь? Пойдешь? ≈ спрашивала она его, вся дрожа, точно в припадке, схватив его за обе руки, крепко стиснув их в своих руках и смотря на него огневым взглядом.

Он изумился и был даже поражен ее внезапным восторгом.

≈ Это ты про каторгу, что ли, Соня? Донести, что ль, на себя надо? ≈ спросил он мрачно.

≈ Страдание принять и искупить себя им, вот что надо.

≈ Нет! Не пойду я к ним, Соня.

≈ А жить-то, жить-то как будешь? Жить-то с чем будешь? ≈ восклицала Соня. ≈ Разве это теперь возможно? Ну как ты с матерью будешь говорить? (О, с ними-то, с ними-то что теперь будет!) Да что я! Ведь ты уж бросил мать и сестру. Вот ведь уж бросил же, бросил. О господи! ≈ вскрикнула она, ≈ ведь он уже это вс╦ знает сам! Ну как же, как же без человека-то прожить! Что с тобой теперь будет!

≈ Не будь ребенком, Соня, ≈ тихо проговорил он. ≈ В чем я виноват перед ними? Зачем пойду? Что им скажу? Вс╦ это один только призрак... Они сами миллионами людей изводят, да еще за добродетель почитают. Плуты и подлецы они, Соня!.. Не пойду. И что я скажу: что убил, а денег взять не посмел, под камень спрятал? ≈ прибавил он с едкою усмешкой. ≈ Так ведь они же надо мной сами смеяться будут, скажут: дурак, что не взял. Трус и дурак! Ничего, ничего не поймут они, Соня, и недостойны понять. Зачем я пойду? Не пойду. Не будь ребенком, Соня...

≈ Замучаешься, замучаешься, ≈ повторяла она, в отчаянной мольбе простирая к нему руки.

≈ Я, может, на себя еще наклепал, ≈ мрачно заметил он, как бы в задумчивости, ≈ может, я еще человек, а не вошь и поторопился себя осудить... Я еще поборюсь.

Надменная усмешка выдавливалась на губах его.

≈ Этакую-то муку нести! Да ведь целую жизнь, целую жизнь!..

≈ Привыкну... ≈ проговорил он угрюмо и вдумчиво. ≈ Слушай, ≈ начал он через минуту, ≈ полно плакать, пора о деле: я пришел тебе сказать, что меня теперь ищут, ловят...

≈ Ах! ≈ вскрикнула Соня испуганно.

≈ Ну, что же ты вскрикнула! Сама желаешь, чтоб я в каторгу пошел, а теперь испугалась? Только вот что: я им не дамся. Я еще с ними поборюсь, и ничего не сделают. Нет у них настоящих улик. Вчера я был в большой опасности и думал, что уж погиб; сегодня же дело поправилось. Все улики их о двух концах, то есть их обвинения я в свою же пользу могу обратить, понимаешь? и обращу; потому я теперь научился... Но в острог меня посадят наверно. Если бы не один случай, то, может, и сегодня бы посадили, наверно, даже, может, еще и посадят сегодня... Только это ничего, Соня: посижу, да и выпустят... потому нет у них ни одного настоящего доказательства и не будет, слово даю. А с тем, что у них есть, нельзя упечь человека. Ну, довольно... Я только, чтобы ты знала... С сестрой и с матерью я постараюсь как-нибудь так сделать, чтоб их разуверить и не испугать... Сестра теперь, впрочем, кажется, обеспечена... стало быть, и мать... Ну, вот и вс╦. Будь, впрочем, осторожна. Будешь ко мне в острог ходить, когда я буду сидеть?

≈ О, буду! Буду!

Оба сидели рядом, грустные и убитые, как бы после бури выброшенные на пустой берег одни. Он смотрел на Соню и чувствовал, как много на нем было ее любви, и странно, ему стало вдруг тяжело и больно, что его так любят. Да, это было странное и ужасное ощущение! Идя к Соне, он чувствовал, что в ней вся его надежда и весь исход; он думал сложить хоть часть своих мук, и вдруг, теперь, когда вс╦ сердце ее обратилось к нему, он вдруг почувствовал и сознал, что он стал беспримерно несчастнее, чем был прежде.

≈ Соня, ≈ сказал он, ≈ уж лучше не ходи ко мне, когда я буду в остроге сидеть.

Соня не ответила, она плакала. Прошло несколько минут.

≈ Есть на тебе крест? ≈ вдруг неожиданно спросила она, точно вдруг вспомнила.

Он сначала не понял вопроса.

≈ Нет, ведь нет? На, возьми вот этот, кипарисный. У меня другой остался, медный, Лизаветин. Мы с Лизаветой крестами поменялись, она мне свой крест, а я ей свой образок дала. Я теперь Лизаветин стану носить, а этот тебе. Возьми... ведь мой! Ведь мой! ≈ упрашивала она. ≈ Вместе ведь страдать пойдем, вместе и крест понесем!..

≈ Дай! ≈ сказал Раскольников. Ему не хотелось ее огорчить. Но он тотчас же отдернул протянутую за крестом руку.

≈ Не теперь, Соня. Лучше потом, ≈ прибавил он, чтоб ее успокоить.

≈ Да, да, лучше, лучше, ≈ подхватила она с увлечением, ≈ как пойдешь на страдание, тогда и наденешь. Придешь ко мне, я надену на тебя, помолимся и пойдем.

В это мгновение кто-то три раза стукнул в дверь.

≈ Софья Семеновна, можно к вам? ≈ послышался чей-то очень знакомый вежливый голос.

Соня бросилась к дверям в испуге. Белокурая физиономия господина Лебезятникова заглянула в комнату.

дальше...