М. А. Булгаков Собачье сердцеVII- Нет, нет и нет, - настойчиво заговорил Борменталь, - извольте заложить. - Ну что, ей-богу, - забурчал недовольно Шариков. - Благодарю вас, доктор, - ласково сказал Филипп Филиппович, - а то мне уже надоело делать замечания. - Все равно не позволю есть, пока не заложите. 3ина, примите майонез у Шарикова. - Как это так "примите"? - расстроился Шариков. - Я сейчас заложу. Левой рукой он заслонил тарелку от 3ины, а правой запихнул салфетку за воротничок и стал похож на клиента в парикмахерской. - И вилкой, пожалуйста, - добавил Борменталь. Шариков длинно вздохнул и стал ловить куски осетрины в густом соусе. - Я еще водочки выпью, - заявил он вопросительно. - А не будет вам? - осведомился Борменталь - Вы последнее время слишком налегаете на водку. - Вам жалко? - осведомился Шариков и глянул исподлобья. - Глупости говорите... - вмешался суровый Филипп Филиппович, но Борменталь его перебил. - Не беспокойтесь, Филипп Филиппович. Я сам. Вы, Шариков, чепуху говорите, и возмутительнее всего то, что говорите ее безапелляционно и уверенно. Водки мне, конечно, не жаль, тем более, что она не моя, а Филиппа Филипповича. Просто - это вредно. Это раз, а второе - вы и без водки держите себя неприлично. - Борменталь указал на заклеенный буфет. - 3инушка, дайте мне, пожалуйста, еще рыбы. Шариков тем временем потянулся к графинчику и, покосившись на Борменталя, налил рюмочку. - И другим надо предложить, - сказал Борменталь, - и так: сперва Филиппу Филипповичу, затем мне, в заключение себе. Шариковский рот тронула едва заметная сатирическая улыбка, и он разлил водку по рюмкам. - Вот все у нас, как на параде, - заговорил он, - салфетку - туда, галстух - сюда, да "извините", да "пожалуйста", "мерси", а так, чтобы по-настоящему, - это нет! Мучаете сами себя, как при царском режиме. - А как это "по-настоящему", позвольте осведомиться. Шариков на это ничего не ответил Филиппу Филипповичу, а поднял рюмку и произнес: - Ну, желаю, чтобы вс╦... - И вам также, - с некоторой иронией отозвался Борменталь. Шариков выплеснул водку в глотку, сморщился, кусочек хлеба поднес себе к носу, понюхал, а затем проглотил, причем глаза его налились слезами. - Стаж, - вдруг отрывисто и как бы в забытьи проговорил Филипп Филиппович. Борменталь удивленно покосился. - Виноват... - Стаж, - повторил Филипп Филиппович и горько качнул головой. - Тут уж ничего не поделаешь. Клим! Борменталь с чрезвычайным интересом остро вгляделся в глаза Филиппа Филипповича. - Вы полагаете, Филипп Филиппович? - Нечего полагать, уверен в этом. - Неужели... - начал Борменталь и остановился, покосившись на Шарикова. Тот подозрительно нахмурился. - Spater 1... - негромко сказал Филипп Филиппович. - Gut 2, - отозвался ассистент. 3ина внесла индейку. Борменталь налил Филиппу Филипповичу красного вина и предложил Шарикову. - Я не хочу. Я лучше водочки выпью. - Лицо его замаслилось, на лбу проступил пот, он повеселел. И Филипп Филиппович несколько подобрел после вина. Его глаза прояснились, он благосклоннее поглядывал на Шарикова, черная голова которого в салфетке сияла, как муха в сметане. Борменталь же, подкрепившись, обнаружил склонность к деятельности. - Ну-с, что же мы с вами предпримем сегодня вечером? - осведомился он у Шарикова. Тот, моргая глазами, ответил: - В цирк пойдем лучше всего. - Каждый день в цирк, - благодушно заметил Филипп Филиппович, - это довольно скучно, по-моему. Я бы на вашем месте хоть раз в театр сходил. - В театр я не пойду, - неприязненно ответил Шариков и перекосил рот. - Икание за столом отбивает у других аппетит, - машинально сообщил Борменталь. - Вы меня извините... Почему, собственно, вам не нравится театр? Шариков посмотрел в пустую рюмку, как в бинокль, подумал и оттопырил губы. - Да дурака валяние... Разговаривают, разговаривают... Контрреволюция одна. Филипп Филиппович откинулся на готическую спинку и захохотал так, что во рту у него засверкал золотой частокол. Борменталь только повертел головой. - Вы бы почитали что-нибудь, - предложил он, - а то, знаете ли... - Уж и так читаю, читаю... - ответил Шариков и вдруг хищно и быстро налил себе полстакана водки. - 3ина! - тревожно закричал Филипп Филиппович. - Убирай, детка, водку. Больше уж не нужна. Что же вы читаете? - В голове у него вдруг мелькнула картина: необитаемый остров, пальма, человек в звериной шкуре и колпаке. "Надо будет Робинзона..." - Эту... как ее... переписку Энгельса с этим... как его, дьявола... с Каутским. Борменталь остановил на полдороге вилку с куском белого мяса, а Филипп Филиппович расплескал вино. Шариков в это время изловчился и проглотил водку. Филипп Филиппович локти положил на стол, вгляделся в Шарикова и спросил: - Позвольте узнать, что вы можете сказать по поводу прочитанного? Шариков пожал плечами. - Да не согласен я. - С кем? С Энгельсом или с Каутским? - С обоими, - ответил Шариков. - Это замечательно, клянусь богом. "Всех, кто скажет, что другая..." А что бы вы со своей стороны могли предложить? - Да что тут предлагать... А то пишут, пишут... конгресс, немцы какие-то... Голова пухнет. Взять все да и поделить. - Так я и думал, - воскликнул Филипп Филиппович, шлепнув ладонью по скатерти, - именно так и полагал. - Вы и способ знаете? - спросил заинтересованный Борменталь. - Да какой тут способ, - становясь словоохотливее после водки, объяснил Шариков, - дело не хитрое. А то что ж: один в семи комнатах расселился, штанов у него сорок пар, а другой шляется, в сорных ящиках питание ищет. - На счет семи комнат - это вы, конечно, на меня намекаете? - горделиво прищурившись, спросил Филипп Филиппович. Шариков съежился и промолчал. - Ну что ж, хорошо, я не против дележа. Доктор, скольким вы вчера отказали? - Тридцати девяти человекам, - тотчас ответил Борменталь. - Гм... Триста девяносто рублей. Ну, грех на трех мужчин. Дам - 3ину и Дарью Петровну - считать не станем. С вас, Шариков, сто тридцать рублей, потрудитесь внести. - Хорошенькое дело, - ответил Шариков испугавшись, - это за что такое? - 3а кран и за кота, - рявкнул вдруг Филипп Филиппович, выходя из состояния иронического спокойствия. - Филипп Филиппович, - тревожно воскликнул Борменталь. - Погодите. За безобразие, которое вы учинили и благодаря которому сорван прием. Это нестерпимо. Человек, как первобытный, прыгает по всей квартире, рвет краны... Кто убил кошку у мадам Полласухер?! Кто... - Вы, Шариков, третьего дня укусили даму на лестнице, - подлетел Борменталь. - Вы стоите... - рычал Филипп Филиппович. - Да она меня по морде хлопнула, - взвизгнул Шариков, - у меня не казенная морда! - Потому что вы ее за грудь ущипнули, - закричал Борменталь, опрокинув бокал, - вы стоите... - Вы стоите на самой низшей ступени развития, - перекричал Филипп Филиппович, - вы еще только формирующееся, слабое в умственном отношении существо, все ваши поступки чисто звериные, а вы в присутствии двух людей с университетским образованием позволяете себе с развязностью совершенно невыносимой подавать советы космического масштаба и комической же глупости о том, как надо все поделить, и вы в то же время, наглотались зубного порошку!.. - Третьего дня, - подтвердил Борменталь. - Ну, вот-с, - гремел Филипп Филиппович, - зарубите себе на носу, - кстати, почему вы стерли с него цинковую мазь? - что вам нужно молчать и слушать, что вам говорят. Учиться и стать хоть сколько-нибудь приемлемым членом социалистического общества. Кстати, какой негодяй снабдил вас этой книжкой? - Все у вас негодяи, - испуганно ответил Шариков, оглушенный нападением с двух сторон. - Я догадываюсь, - злобно краснея, воскликнул Филипп Филиппович. - Ну, что же. Ну, Швондер и дал. Он не негодяй. Чтоб я развивался. - Я вижу, как вы развились после Каутского, - визгливо и пожелтев, крикнул Филипп Филиппович. Тут он яростно нажал кнопку в стене. - Сегодняшний случай это показывает как нельзя лучше! 3ина! - 3ина! - кричал Борменталь. - 3ина! - орал испуганный Шариков. 3ина прибежала бледная. - 3ина! Там в приемной... Она в приемной? - В приемной, - покорно ответил Шариков, - зеленая, как купорос. - 3еленая книжка... - Ну, сейчас палить! - отчаянно воскликнул Шариков. - Она казенная, из библиотеки!! - Переписка - называется... как его?.. Энгельса с этим чертом... В печку ее! Зина повернулась и улетела. - Я бы этого Швондера повесил бы, честное слово, на первом суку, - воскликнул Филипп Филиппович, яростно впиваясь в крыло индюшки, - сидит изумительная дрянь в доме, как нарыв. Мало того, что он пишет всякие бессмысленные пасквили в газетах... Шариков злобно и иронически начал коситься на профессора. Филипп Филиппович в свою очередь отправил ему косой взгляд и умолк. "Ох, ничего доброго у нас, кажется, не выйдет в квартире", - вдруг пророчески подумал Борменталь. 3ина внесла на круглом блюде рыжую с правого и румяную с левого бока бабу и кофейник. - Я не буду ее есть, - сразу угрожающе и неприязненно заявил Шариков. - Никто вас и не приглашает. Держите себя прилично. Доктор, прошу вас. В молчании закончился обед. Шариков вытащил из кармана смятую папиросу и задымил. Откушав кофею, Филипп Филиппович поглядел на часы, нажал на репетир, и они проиграли нежно восемь с четвертью. Филипп Филиппович откинулся по своему обыкновению на готическую спинку и потянулся к газете на столике. - Доктор, прошу вас, съездите с ним в цирк. Только, ради бога, посмотрите, в программе котов нету? - И как такую сволочь в цирк допускают, - хмуро заметил Шариков, покачивая головой. - Ну, мало ли кого туда допускают, - двусмысленно отозвался Филипп Филиппович. - Что там у них? - У Соломонского, - стал вычитывать Борменталь, - четыре каких-то... Юссемс и человек мертвой точки. - Что это за Юссемс? - подозрительно осведомился Филипп Филиппович. - Бог их знает. Впервые это слово встречаю. - Ну, тогда лучше смотрите у Никитина. Необходимо, чтобы все было ясно. - У Никитина... У Никитина... гм... слоны и предел человеческой ловкости. - Тэк-с. Что вы скажете относительно слонов, дорогой Шариков? - недоверчиво спросил Филипп Филиппович у Шарикова. Тот обиделся. - Что ж, я не понимаю, что ли? Кот - другое дело, а слоны - животные полезные, - ответил Шариков. - Ну-с, и отлично. Раз полезное, поезжайте поглядите на них. Ивана Арнольдовича слушаться надо. И ни в какие разговоры не пускаться в буфете. Иван Арнольдович, покорнейше прошу, пива Шарикову не предлагать. Через десять минут Иван Арнольдович и Шариков, одетый в кепку с утиным носом и в драповое пальто с поднятым воротником, уехали в цирк. В квартире стихло. Филипп Филиппович оказался в своем кабинете. Он зажег лампу под тяжелым зеленым колпаком, отчего в громадном кабинете стало очень мирно, и начал мерять комнату. Долго и жарко светился кончик сигары бледно зеленым огнем. Руки профессор заложил в карманы брюк, и тяжкая дума терзала его ученый с взлизами лоб. Он причмокивал, напевая сквозь зубы "К берегам священным Нила..." и что-то бормотал. Наконец отложил сигару в пепельницу, подошел к шкафу, сплошь состоящему из стекла, и весь кабинет осветился тремя сильнейшими огнями с потолка. Из шкафа, с третьей стеклянной полки Филипп Филиппович вынул узкую банку и стал, нахмурившись, рассматривать ее на свет огней. В прозрачной и тяжелой жидкости плавал, не падая на дно, маленький беленький комочек, извлеченный из недр Шарикова мозга. Пожимая плечами, кривя губы и хмыкая, Филипп Филиппович пожирал его глазами, как будто в белом нетонущем комке хотел разглядеть причину удивительных событий, перевернувших вверх дном жизнь в пречистенской квартире. Очень возможно, что высокоученый человек ее разглядел. По крайней мере, вдоволь насмотревшись на придаток мозга, он банку спрятал в шкаф, запер его на ключ, ключ положил в жилетный карман, а сам обрушился, вдавив голову в плечи и глубочайше засунув руки в карманы пиджака, в кожу дивана. Он долго палил вторую сигару, совершенно изжевав ее конец и, наконец, в полном одиночестве, зелено окрашенный, как седой Фауст, воскликнул: - Ей богу, я, кажется, решусь. Никто ему не ответил на это. В квартире прекратились всякие звуки. В Обуховом переулке в одиннадцать часов, как известно, затихает движение. Редко-редко звучали отдаленные шаги запоздалого пешехода, они постукивали где-то за шторами и угасали. В кабинете нежно звенел под пальцами Филиппа Филипповича репетир в карманчике. Профессор нетерпеливо поджидал возвращения доктора Борменталя и Шарикова из цирка.
1 Позднее (нем.) 2 Хорошо (нем.)
дальше...
|