|
|
Комендант суда. Суд идет, прошу встать.
Председательствующий (Прокурору). У вас есть еще вопросы к подсудимому
Гринько?
Вышинский. Нет.
Председательствующий. У защиты есть вопросы?
Защита. Нет.
Председательствующий. У подсудимых есть вопросы?
Подсудимые. (Нет.)
Председательствующий. Подсудимый Чернов, показания, данные при
допросе на предварительном следствии, вы подтверждаете?
Чернов. Подтверждаю целиком и полностью.
Председательствующий (к Прокурору). Желаете задать вопросы?
Вышинский. Подсудимый Чернов, сообщите суду краткие биографические
сведения.
Чернов. Родился в 1891 году. Учился два года в духовной семинарии.
Поступил в Московский университет, где учился около двух лет. Однажды арестовывался
за революционную работу, но без тюремного заключения. Вступил в 1916 году
в партию меньшевиков и оставался меньшевиком до января 1920 года, когда
вступил в Коммунистическую партию (большевиков).
Вышинский. Это формально?
Чернов. Да.
Вышинский. А по существу?
Чернов. Вступивши в Коммунистическую партию (большевиков) в
январе 1920 года, до 1927 года я честно выполнял те задания, которые партия
на меня возлагала.
Вышинский. До 1927 года?
Чернов. Да. Но должен со всей откровенностью признаться, что
старое меньшевистское нутро во мне безусловно сохранилось, и как только
от методов ограничения партия перешла к методам наступления на кулацкие
элементы в деревне, так это меньшевистское нутро немедленно себя дало знать.
Вышинский. В чем это выразилось, как оно дало себя знать, это
меньшевистское нутро?
Чернов. С осени 1927 года у меня начались определенные сомнения
в правильности генеральной линии партии.
Вышинский. К чему это привело?
Чернов. Я в это время работал в качестве Наркомторга Украины
и руководил хлебозаготовками, а хлеб являлся как раз тем оселком, вокруг
которого наиболее сильно обострилось сопротивление кулачества и его борьба
против Советской власти. Этой осенью на Украину приехал Вячеслав Михайлович
Молотов и поставил перед ЦК Украины и перед нами, как хлебозаготовительными
работниками, вопрос о хлебозаготовках совершенно по-иному, чем он ставился
раньше. Раньше методом хлебозаготовок была свободная купля-продажа. Это
отвечало моему меньшевистскому нутру. Тут был поставлен вопрос о применении
чрезвычайных мер против кулацко-зажиточной верхушки деревни. Это было началом
решительного наступления на кулака. Я считал это неправильным, считал,
что это поведет к разорению сельского хозяйства, к уменьшению товарности
сельского хозяйства, и вот тут и начались мои сомнения.
Вышинский. Вот я и спрашиваю - к чему они привели, ваши сомнения?
Чернов. Эти сомнения укрепились к 1928 году. В 1928 году на
Украине был недород, и я объяснял этот недород не теми климатическими условиями,
которые лежали в основе этого недорода - была очень плохая зима и плохая
весна тогда на Украине, которая погубила посев, - а считал, что этот недород
есть не случайное, а органическое явление, вызванное применением чрезвычайных
мер в хлебозаготовках, поскольку эти чрезвычайные меры, по моему мнению,
повели к уничтожению у крестьянства, и у середняка в том числе, заинтересованности
в развитии своего хозяйства, в уходе за посевами, в лучшей обработке земли
и так далее.
Я не ограничился тем, что только сам имел у себя эти сомнения, уже
укрепившиеся в 1928 году, я свои сомнения излагал среди тех работников,
с которыми я работал, искал среди них соучастников своих взглядов.
Вышинский. И нашли?
Чернов. Нашел.
Вышинский. Кто это были?
Чернов. Гольдин - это председатель Укрхлеба, потом Васильев,
работавший в сельском Господаре, и ряд лиц, с которыми я тогда работал
в области хлебозаготовок на Украине. И, кроме того, таких же единомышленников
видел, находил и среди лиц, которые не были непосредственно со мной связаны
по хлебозаготовкам, но которые со мной, руководителем хлебозаготовительной
работы, знающим положение в деревне, очень часто беседовали и также выражали
свое недовольство политикой Центрального Комитета в деревне. К числу их
относятся Затонский, Порайко, Гринько и еще ряд лиц, которых я уже всех
не помню.
Вышинский. Это было в каком году?
Чернов. Это было в 1928 году.
Вышинский. Вы были членом нелегальной организации правых в 1928
году?
Чернов. Я считаю, поскольку я свои взгляды излагал перед своими
единомышленниками, выражавшими недовольство политикой партии, - это уже
было началом того, чтобы начать создавать такую организацию на Украине,
но считаю, что формальным моментом своего вхождения в организацию правых
явился момент после моей первой встречи с Рыковым.
Вышинский. Вас вовлек в эту организацию Рыков?
Чернов. Да, но я был к этому уже подготовлен.
Вышинский. Собственно говоря, вы нашли друг друга?
Чернов. Да, надо так понимать. С Рыковым я встретился осенью
1928 года.
По предложению Наркомторга Союза Микояна, я должен был поехать в Мухолатку,
в санаторий в Крыму, где Микоян проводил отпуск, для доклада по вопросу
о своей наркомторговской работе на Украине. Там в то время находился Рыков,
как я узнал, между прочим. Среди моих единомышленников мы между собою делились
мыслями о том, что хорошо бы кому-нибудь из нас повидаться с Рыковым и
побеседовать по тем вопросам, по которым мы беседовали на Украине, о которых
я говорил. Я решил воспользоваться этим пребыванием Рыкова в Мухолатке,
и мы с ним увиделись. При встрече я информировал Рыкова о положении в украинской
деревне, о том недороде, который на Украине есть, о том разорении, которое
в украинской деревне наблюдается. Рыков особенно интересовался перегибами,
которые допускались, которые имели место в отдельных случаях в хлебозаготовительной
работе, и я эти случаи Рыкову излагал. Затем помню, Рыков на мою информацию
и на изложение отдельных случаев перегибов мне сказал: "Вы думаете, что
это отдельные случаи головотяпства хлебозаготовительного аппарата? Вы неправильно
понимаете. Это результат политики ЦК партии, которая ведет деревню и сельское
хозяйство к разорению".
Вышинский. Ну, а как вы реагировали?
Чернов. Я на это реагировал большей смелостью в изложении перед
ним тех сомнений, о которых я суду сейчас рассказал. Рыков изложил передо
мною взгляды правых по этому вопросу, то есть, не только по этому вопросу,
а взгляды и программу правых, направленные против коллективизации и против
индустриализации страны.
Я Рыкову при этой встрече сообщил, что имею на Украине единомышленников.
На это Рыков мне ответил, что все это известные люди, большинство которых
он знает и которые могут оказать большую пользу в деле правой организации.
Но, дескать, вам не следует сейчас широко выступать и тем самым раскрывать
свои силы. Время для нашего широкого выступления еще не настало. Вы, дескать,
должны знать, какому разгрому ЦК подверг троцкистов, и если мы сейчас уже
свои силы будем раскрывать, то это будет отрицательным для нашей организации
правых.
Я на это Рыкову сказал, что если я его правильно понимаю, то значит
мы должны создать тайную, подпольную организацию. Это он подтвердил, причем
к этому еще добавил, что вот, говорит, вы, Чернов, являетесь Наркомторгом
Украины, сидите на весьма ответственном участке работы. Ваша задача заключается
в том, чтобы вы свою работу вели таким образом, чтобы добиться озлобления
середняка путем распространения на середняцкие массы деревни тех репрессивных
мер, которые правительством установлены были по отношению к кулакам. Углубляйте
перегибы, озлобляйте середняка, учтите особо национальное чувство украинского
населения и везде объясняйте, что эти перегибы являются результатом московской
политики, и таким путем мы будем и создавать наши кадры, и поднимать крестьянство
против Советского правительства и против ЦК. В заключение мы установили
с Рыковым, что я при приезде в Москву буду к нему заходить и поддерживать
с ним связь для координации действий правой организации на Украине.
Вышинский. Обвиняемый Рыков, скажите, в этой части указание
Чернова соответствует действительности?
Рыков. Я с Черновым виделся и старался убедить его в правильности
моей тогдашней контрреволюционной деятельности, собирался сделать его своим
сторонником, но нашел готового сторонника в лице Чернова.
Вышинский. Стараться особенно не пришлось?
Рыков. Не только особенно, а совсем не пришлось стараться. Я
не могу с такой подробностью, как он, передать. Все что он говорит, по
существу и в основном правильно, но то, что я являлся сторонником перегибов,
в этой части, мне кажется, он неправ. Во всем остальном он прав.
Вышинский. Вот давайте говорить о всем остальном.
В 1928 году действительно ли к вам являлся Чернов и действительно ли
он перед вами как перед одним из руководителей правого течения - будем
так говорить - того времени ставил ряд вопросов политического порядка,
и вы освещали эти вопросы с вашей точки зрения, причем рассчитывали его
склонить к участию в вашей группе? К этому времени уже у вас была группа
правых на подпольном положении?
Рыков. На подпольном нет.
Вышинский. Но была уже оформленная группа?
Рыков. Да. О создании такого же типа организационного гнезда,
полулегального, могла идти только речь.
Вышинский. Значит была полулегальная группа во главе с вами,
а еще с кем? С Бухариным и Томским? Я так понимаю?
Рыков. Да, была такая группа.
Вышинский. И вы решили вовлечь Чернова в эту группу?
Рыков. Да, я нашел сторонника в лице Чернова. Когда я в 1928
году был в Мухолатке, я не знал позиций Чернова в этом вопросе и стремился
его, что называется, убедить или обработать. Для меня в тот период было
неожиданным, что в лице Чернова я нашел готового сторонника.
Вышинский. Нашли готового партнера. Потом встречались с Черновым?
Рыков. Да.
Вышинский. В каком году?
Рыков. Через несколько месяцев после этого, когда он ехал за
границу.
Вышинский. Обвиняемый Чернов, это правильно?
Чернов. Нет, я встречался еще, не один раз. То, что я встретился
с Рыковым перед поездкой за границу, я подтверждаю, но дополняю, что это
не единичная встреча, а было еще несколько встреч, о которых, если суд
пожелает, я расскажу.
Вышинский. Если это относится к предмету обвинения. Пока, обвиняемый
Рыков, можете сесть.
Чернов. Я еще раз подтверждаю, видимо Алексей Иванович забыл,
а я прекрасно помню и помню, как это было выражено. Я не могу поручиться
за каждое слово, но содержание и конструкцию фразы слов Рыкова, что я в
своей работе должен организовать ее так, чтобы углублять перегибы и тем
самым вызывать озлобление середняка, и учесть в своей работе как члена
правой организации националистические чувства украинского населения. Это
я прекрасно помню.
Вышинский. Это мы дополнительно можем уточнить. Пока идет речь
о ваших конспиративных связях с Рыковым. Продолжайте дальше.
Чернов. Дальнейший характер моей работы несколько изменился
в связи с тем, что я рассчитывал раньше работать на Украине, а потом меня
перевели на работу в Москву.
Я перехожу к следующему эпизоду. В конце 1928 года я должен был поехать
в Германию на лечение. Зная о том, что в Германии живет мой старый товарищ
по меньшевистской организации, я решил с ним повидаться.
Вышинский. Кто это?
Чернов. Кибрик, с которым я переписывался до 1925 года, проживающий
в Германии под чужой фамилией.
Перед поездкой в Германию я решил зайти в Москве к Рыкову.
Вышинский. Почему вы обратились к Рыкову?
Чернов. Потому, что я с ним условился, что будем координировать
свои действия как члены правой организации и, кроме того, узнать, не будет
ли каких поручений в Германию.
Вышинский. Поручений по... подпольной работе?
Чернов. Я не думал об этом.
Вышинский. По какой линии были поручения?
Чернов. До разговора с Рыковым я не знал, что будут за поручения.
Вышинский. Вот вы думаете себе - поеду за границу, какие же
будут поручения - легальные или нелегальные?
Чернов. Я об этом не думал.
Вышинский. Не будет ли каких поручений по подпольной линии?
Чернов. По правой организации.
Вышинский. По правой организации?
Чернов. Я позвонил секретарю Рыкова - Нестерову, кажется, о
том, что я еду за границу и мне по валютным делам, по вопросу повышения
валюты, нужно поговорить с Рыковым, рассчитывая на то, что Рыков меня поймет
и примет. Я позвонил секретарю и действительно получил час свидания с Рыковым.
При этом свидании я информировал его о положении на украинской деревне,
о том, как там идут хлебозаготовки, и сообщил о том, что я еду в Германию.
Не будет ли каких поручений? Рыков, зная меня как старого меньшевика, поставил
передо мной вопрос о том, не смогу ли я, будучи в Германии, встретиться
с Даном, установить связь с ним и передать поручение от имени правого центра.
Я Рыкову ответил, что такую возможность я имею и думаю, что в этом отношении
может оказать помощь мой товарищ по меньшевистской работе, о котором я
уже говорил, - это Кибрик. Тогда Рыков дал мне поручение установить связь
с Даном и передать ему поручение от правого центра.
Вышинский. Какое поручение?
Чернов. Я забыл сказать, что при этой моей беседе с Рыковым
присутствовал еще Томский. Поручения заключались в следующем:
через партии II Интернационала поднять общественное мнение капиталистических
стран против Советского правительства, через лидеров П Интернационала добиться
у буржуазных правительств усиления враждебного отношения к Советскому Союзу;
заручиться от ГГ Интернационала, а через его лидеров - и от буржуазных
правительств ,- поддержкой в случае захвата власти правыми в стране. Я
на это Рыкову сказал, что недостаточно будет передать Дану только эти поручения.
Безусловно, Дан поставит ряд вопросов о силах правой организации, о том.
что правая организация будет делать после прихода к власти. На это Рыков
сказал: "вы можете заверить Дана, что мы располагаем достаточными силами
в стране для того, чтобы свергнуть существующую у нас власть и захватить
ее в свои руки". Причем он особо указал, что мы располагаем этими силами,
в том числе среди видных ответственных военных работников. Второе, что
он указал, что я могу заявить Дану, что правые после их прихода к власти
установят правительство с учетом требований как ГГ Интернационала, так
и буржуазных правительств, и пойдут на соглашение с буржуазными правительствами
как по вопросам экономического порядка, так, если потребуется, и по вопросам
территориального порядка. Как сейчас помню, Томский, присутствовавший при
этой беседе, заявил, что антисоветские партии формально не существуют,
но фактически они работу ведут, борются за свержение Советской власти.
Мы, - говорил он, - не только должны их использовать, но и должны их привлекать
к управлению государством.
Вышинский. Подсудимый Рыков, перед поездкой Чернова в Берлин
вы виделись с Черновым?
Рыков. Да.
Вышинский. Вы с Черновым разговаривали в присутствии Томского
или с глазу на глаз?
Рыков. В присутствии Томского.
Вышинский. Вы давали поручения Чернову связаться в Берлине с
Даном?
Рыков. Да.
Вышинский. В каких целях?
Рыков. Насколько я помню, было две: во-первых, освещение в заграничной
печати положения в деревне, недовольства крестьян...
Вышинский. В какой печати?
Рыков. В зарубежной печати.
Вышинский. В какой именно?
Рыков. Я не перечислял ни партий, ни газет, имел в виду печать
и социалистическую, и буржуазную.
Вышинский. И меньшевистскую?
Рыков. Да.
Вышинский. Может быть специально "Социалистический вестник"?
Рыков. В частности и его.
Вышинский. А, кстати сказать, вам вообще не приходилось за этот
период времени направлять в "Социалистический вестник" какие-нибудь корреспонденции
непосредственно или через кого-нибудь?
Рыков. У меня была связь с "Социалистическим вестником" через
Николаевского.
Вышинский. У вас была связь с "Социалистическим вестником",
значит вы являлись корреспондентом "Социалистического вестника"?
Рыков. Я давал материал.
Вышинский. Это и есть корреспондент?
Рыков. Корреспондентом считается тот, кто пишет.
Вышинский. А вы не писали, вы только давали материал. Вы были
сокорреспондентом?
Рыков. Это вопрос слов и стиля.
Вышинский. Да, но смысл таков. Вы имели связь с "Социалистическим
вестником" и снабжали его разного рода материалами. Какими материалами?
Рыков. Эти материалы касались, главным образом, того же вопроса,
о котором говорил Чернов, в период 1928-1930 годов, в связи с теми затруднениями
кулацкого порядка, которые партия в то время преодолевала.
Вышинский. Этот материал был тенденциозно подобран?
Рыков. Конечно.
Вышинский. Может быть клеветнического характера?
Рыков. Тенденциозный и клеветнический - одно переходит в другое
очень легко.
Вышинский. Я спрашиваю, переходил ваш материал из тенденциозного
в клеветнический?
Рыков. Тут трудно установить разницу между этими понятиями.
Вышинский. Одним словом, и то и другое?
Рыков. В таком остром вопросе, как этот, всякая тенденциозность
является клеветнической.
Вышинский. Вы в то время какую занимали должность?
Рыков. Я в то время был председателем Совета Народных Комиссаров
Союза ССР и РСФСР.
Вышинский. И одновременно направляли в "Социалистический вестник"
материал клеветнического характера? Правильно я вас понимаю?
Рыков. Совершенно правильно.
Вышинский. Похвальное занятие!
Рыков. Если бы это было похвальное занятие, я бы не имел несчастья
разговаривать сейчас с вами.
Вышинский. Это совершенно правильно.
Рыков. Теперь о второй задаче. Чернов очень ускоряет события,
так как в данном случае вопрос о захвате власти, который стоял у нас и
который и я ставил, относится не к 1928 году, а к началу 1930 года. Тогда
я этого не говорил и не мог говорить, потому что сказал об этом через 2-3
года, а в то время вопрос об этом не стоял.
Вышинский. Тогда позвольте установить, что именно вы говорили
в то время. Вы говорили о двух целях. Первая цель - это осведомление Дана
о внутреннем положении СССР?
Рыков. Да, через Дана стараться дать определенные тенденциозные
сообщения о положении в деревне и политике партии в деревне.
Вышинский. Это одна задача, а другая?
Рыков. Вторая задача-получить поддержку со стороны партий II
Интернационала в нашей позиции, занимаемой нами в этом вопросе.
Вышинский. Расшифруйте, пожалуйста.
Рыков. Позиция наша в 1928-1929. годах была такова: борьба,
главным образом, в легальных формах, выражавшаяся в выступлениях Бухарина,
в борьбе с Центральным Комитетом, в использовании съездов профсоюзов, и
мы имели только первый этап создания нелегальной организации, которая начала
создаваться, но еще не была решающей в нашей борьбе с Центральным Комитетом.
Вышинский. Это я понимаю. Но когда вы говорите о том, что Чернов
и Дан ставили вопрос перед партиями II Интернационала о поддержке вашей
борьбы, что вы имеете в виду? В каких формах эта борьба выражалась, в чем
должен был вас поддержать II Интернационал?
Рыков. Добиться такого давления через общественную организацию
буржуазных государств на Центральный Комитет ВКП(б), чтобы он изменил свою
политику. В период 1928 года эта возможность и эти надежды еще не были
потеряны у меня, так же как и у других членов организации.
Вышинский. Следовательно, вот эти две задачи перед вами стояли,
и в этой области вы давали поручения Чернову?
Рыков. Да. И он потом мне сообщил непосредственно или через
третье лицо - точно я сейчас этого не помню - о том, что это поручение
он выполнил.
Вышинский. Когда это было вам сообщено?
Рыков. Это было после возвращения Чернова, месяца через три-четыре.
Вышинский. А в 1930 году у вас был с Черновым особый разговор,
когда вы поставили вопрос о свержении Советской власти?
Рыков. С Черновым я не помню такого разговора, но возможность
подобного разговора, конечно, не исключена.
Вышинский. Раз вы ставили такую задачу, конечно, эта возможность
не была исключена.
Подсудимый Чернов, вы считаете правильным то, что говорил здесь подсудимый
Рыков?
Чернов. Подтверждаю, но считаю, что Рыков говорит полуправду.
Он умалчивает перед судом о том, что давал мне поручения к Дану о том,
чтобы не только говорить относительно помощи самих социалистических партий,
входящих во II Интернационал, но и о том, чтобы Дан через лидеров II Интернационала
добился у буржуазных правительств усиления враждебного отношения к Советскому
Союзу.
Вышинский. Так вы понимали поручение Рыкова?
Чернов. Да, я так понимал, так это и было.
Вышинский. Это недалеко одно от другого.
Чернов. Это недалеко, но это полуправда.
Вышинский. Подсудимый Рыков, вы настаиваете на своем показании?
Рыков. Да, настаиваю.
Вышинский. Стало быть, в такой острой постановке вы этого указания
в тот период не давали?
Рыков. Этот вопрос встал позже.
Вышинский. Следовательно, вы, подсудимый Чернов, утверждаете,
что основная задача и основное поручение, которое давал вам подсудимый
Рыков, заключались не столько в информации, сколько в организации помощи
со стороны враждебных СССР империалистических государств,-вы так утверждаете?
Чернов. Да, да, утверждаю.
Вышинский. Вам впоследствии приходилось говорить с Рыковым на
подобного рода темы?
Чернов. Да, приходилось. Я потом об этом расскажу.
Вышинский. Расскажите сейчас.
Чернов. По возвращении из-за границы я виделся с Рыковым и передал
ему, как выполнено мною поручение, данное мне к Дану.
Вышинский. А вы выполнили это поручение?
Чернов. Выполнил. Я повидался с Даном, сообщил поручение от
правого центра и получил ответ не сразу, потому что Дан сказал, что сразу
он не может дать ответ, а должен посоветоваться с руководителями II Интернационала.
Через несколько дней, при второй встрече я получил от Дана положительный
ответ на все эти вопросы.
Вышинский. И вы об этом сообщили Рыкову?
Чернов. Да, я об этом сообщил Рыкову.
Вышинский. С глазу на глаз?
Чернов. Да.
Вышинский. Можно Рыкова спросить по этому поводу? Вы подтверждаете
это?
Рыков. Я уже сказал, что он при возвращении, я не помню, лично
или через третье лицо, сказал, что он поручение выполнил.
Вышинский. Продолжайте, подсудимый Чернов.
Чернов. Я еще позабыл сказать о том, что при этом же свидании
не от Рыкова, а от Томского я получил поручение создать правую организацию
из моих знакомых, если таковые имеются среди сотрудников торгпредства и
полпредства в Германии, что я тоже выполнил по приезде в Германию, встретившись
с Яновицким. Я узнал от него, что он разыскал Кибрика, знает его телефон
и адрес, и я могу с ним там связаться. По приезде в Берлин я позвонил Кибрику,
и мы условились с ним встретиться в баварском зале ресторана "Фатерланд".
Эта встреча там с ним и произошла. Встретились мы с Кибриком довольно радостно,
как старые знакомые. В беседе я ему изложил, как своему хорошему товарищу,
о своих настроениях, политических, конечно, и поставил, между прочим, перед
ним вопрос о том, что мне очень необходимо увидеться с Даном и сказал,
для каких целей мне это нужно. Кибрик сказал, что эту встречу он мне устроит.
Вышинский. Встреча состоялась?
Чернов. Да, я сейчас расскажу все это подробно. Мы условились,
что Кибрик устроит мне эту встречу с Даном в Кенигштейне, куда я поехал
для лечения, и встреча в Кенигштейне состоялась. Ко мне зашел Кибрик, и
мы с ним пошли в гостиницу, где Дан остановился, и там встреча у меня была
с Даном с глазу на глаз, так как Кибрик ушел. Я рассказал Дану относительно
положения внутри Советского Союза, в мрачных красках описал положение сельского
хозяйства на Украине и передал Дану все поручения, которые я от правого
центра, в лице Рыкова, получил.
Дан ответил, что он считает предложение правого центра вполне приемлемым,
"...но должен, - говорит, - вам задать особый вопрос. Я вас давно знаю.
Как вы сами оцениваете силы правой организации?" Я ему на это ответил,
что правые обладают достаточными силами для того, чтобы власть захватить
и удержать, в том числе указал и на наличие достаточных связей среди военных
работников. На это мне Дан ответил, что тут, дескать, вы неправы. Если
правые власть и захватят, то удержать власть хоть сколько-нибудь длительно
без надлежащей помощи, и, прежде всего, вооруженных сил со стороны капиталистических
государств, не удастся. Кроме того, вы должны, дескать, вести свою работу
таким образом, чтобы подорвать экономическую и политическую мощь Советского
Союза. Причем, как сейчас помню, выражение, которое им было допущено, -
что вы, говорит, не должны останавливаться ни перед какими средствами.
Тот, кто борется за свержение власти и останавливается перед теми или другими
средствами, является политическим Маниловым, и нужно капиталистическим
государствам оказывать помощь в их борьбе против Советского Союза уже сейчас.
Вот результаты встречи с Даном. Через несколько дней я получил приглашение
от Кибрика ехать в Берлин. Я приехал. Эта вторая встреча с Даном состоялась
на квартире Кибрика. Дан сказал, что он успел связаться с лидерами II Интернационала
и просил меня передать Рыкову о том, что лидеры II Интернационала вполне
приемлют те предложения, которые я им от имени правого центра передал.
Тут же Дан опять вернулся к вопросу о том, что без помощи вооруженных капиталистических
правительств не удастся удержать власть правых. Опять подчеркнул, что вы,
дескать, в частности, как член правой организации, борющейся против Советской
власти, должны помогать капиталистическим государствам в их борьбе против
Советской власти, поскольку ваши цели сходятся. Я задал вопрос: в чем эта
помощь может выражаться? Дан на это не дал прямого, определенного ответа,
а ответил так, что помощь может быть самая различная, встретится она в
вашей жизни, вы эту помощь должны оказать. Еще я поставил перед Даном вопрос
о том, как установить связь между правым центром и между ним, Даном, на
последующее время. На это мне Дан ответил, что вы, дескать, об этом не
беспокойтесь, Рыков найдет возможность установления этой связи. Но, я,
говорит, хочу, чтобы вы лично поддерживали связь со мною через Кибрика.
Вот результат этой моей встречи с Даном.
После беседы с Даном, происходившей, как я сказал, на квартире Кибрика,
Дан уехал, а мы с Кибриком остались ужинать. После ужина я должен был поехать
на вокзал. За ужином сильно выпили. Кибрик, сославшись на какую-то особую
занятость, сказал, что он не может меня проводить на вокзал, и посадил
меня в автобус, и я поехал для того, чтобы отправиться обратно в Кенингштейн.
Вышинский. На вокзал попали?
Чернов. Нет, не попал, а попал в полицей-президиум. В автобусе,
в котором я ехал, ко мне пристало несколько немцев. Один из них меня толкнул,
я его тоже в свою очередь толкнул.
Вышинский. Крепко?
Чернов. Ну, я не так физически силен, чтобы крепко толкнуть,
во всяком случае толкнул насколько было сил.
Вышинский. Ну, и что же случилось?
Чернов. Случилось то, что меня схватили три немца, остановили
автобус, пересадили в такси и повезли в полицей-президиум.
Я в полицей-президиуме протестовал и требовал, чтобы меня выпустили.
Мне сказали, что я должен дожидаться утра и прихода начальника. Я переночевал
там. Утром явился какой-то чиновник, хорошо говоривший по-русски, которому
я тут же заявил протест. Он говорит, что должен доложить начальнику. Через
некоторое время явился человек. Он назвался полковником Обергауз. Он вынул
протокол, перевел мне его - я обвинялся в изувечении немцев и что за это
я должен отвечать как уголовный преступник, а кроме того, копию этого протокола,
сказал мне. направят в наше полпредство, и тут же предложил мне стать сотрудником
немецкой охранки, немецкой разведки. Я отказался. Тогда Обергауз сказал,
- что, я, дескать, знаю кое-что о ваших делах в Германии. Я спросил, что?
Он ответил - о ваших встречах с Даном, и показал мне несколько фотокарточек
встреч с Даном, снятых как в Кенигштейне, так и в Берлине и, кроме того,
передал мне коротко содержание беседы с Даном.
Вышинский. Чьей?
Чернов. Моей беседы с Даном. Причем в этом изложении было ясное
повторение слов Дана. Тогда для меня стало абсолютно ясно, что та ловля
меня, которая происходила в Германии, организовывалась немецкой разведкой
при полном содействии самого Дана и при участии Дана, и что сам Дан, безусловно,
является агентом немецкой разведки, равно как Кибрик.
Вышинский. А то, что вам было предъявлено в полиции, соответствовало
действительности?
Чернов. Протокол? Он был составлен тенденциозно, увечить человека
я не мог.
Вышинский. Относительно разговора с Даном?
Чернов. Это соответствовало тому, о чем действительно с Даном
говорили.
Вышинский. А разговор с Даном у вас был в присутствии кого?
Чернов. В Кенигштейне разговор был с глазу на глаз. Кибрик привел
меня в комнату Дана и сам ушел.
Вышинский. Значит, полицейский чиновник мог знать разговор от
вас или от Дана?
Чернов. Да.
Вышинский. Если вы не могли передать разговор, значит полицейский
знал об этом от Дана, а если Дан сообщил это полиции, значит он - сотрудник
полиции?
Чернов. Да, иначе он бы не передавал.
Я после этого дал согласие и стал немецким шпионом.
Вышинский. Значит, сами попались?
Чернов. Да. После этого начались формальности, анкеты, подписка.
Обергауз проинструктировал меня о той работе, которую я должен вести в
Советском Союзе в пользу Германии. Причем, видя то волнение, в котором
я находился, он говорил: вы напрасно волнуетесь. Вы боретесь против Советской
власти, мы боремся против Советской власти и, наверное, даже методы нашей
борьбы в ближайшее время сойдутся.
Вышинский. Это вас успокоило?
Чернов. Не успокоило.
Вышинский. Но он вас успокаивал?
Чернов. Задания, которые давал Обергауз, сводились к тому, что
я должен давать систематические информации немецкой разведке по тем вопросам,
которые ее интересуют и которые будут даваться через представителя немецкой
разведки в Москве, и должен организовать диверсионно-вредительскую работу
на том участке, на котором я работал. Так как я в то время работал по хлебозаготовкам,
то в первую очередь я должен был вредить в хлебозаготовках.
Вышинский. В чем выразилось ваше сотрудничество с германской
разведкой?
Чернов. Мне советовал Обергауз, во избежание провала, не расширять
сильно связь с правыми, а держать связь с ограниченным количеством людей
и закрепить эту связь. Тут же Обергауз сказал, что в течение некоторого
времени меня в Москве не будут беспокоить, давая возможность наладить мою
разведывательную работу в Советском Союзе. И действительно, сначала ко
мне никто не являлся. Прошло несколько месяцев, и в 1930 году у меня произошла
встреча с представителем немецкой разведки.
Вышинский. Как же она произошла?
Чернов. Я работал тогда, - не помню, заместителем наркома или
членом коллегии Наркомторга. Ко мне позвонили из информбюро Наркоминдела
и сообщили, что корреспондент немецкой газеты "Берлинер-Тагеблат" Пауль
Шефер должен со мной поговорить по вопросам информации. Я должен сообщить
ему сведения, которые не являются секретными. Действительно, через некоторое
время ко мне явился Шефер и сказал, что он явился от полковника Обергауза
и назвал мне пароль "Рейнольд"; это была моя кличка как немецкого шпиона.
Я спросил Шефера, что требуется полковнику Обергаузу? В данное время он
потребовал от меня информации по вопросам внутрипартийной жизни, по вопросам
состояния работы среди правых троцкистов, о положении в деревне. Кроме
этого, потребовал специальные сведения о запасах промышленных товаров.
Особенно интересовался он запасами промышленных товаров в городе. Потребовал
сведения о ходе хлебозаготовок и о мобилизационных запасах хлеба. Одну
часть требуемых сведений - информации о положении в партии, о работе среди
правых-я ему тут же передал словесно, а сведения цифрового порядка передал
ему через несколько дней.
После этого у меня был ряд периодических встреч с Шефером. Я передавал
для немецкой разведки информации, и через него получал от немецкой разведки
указания об организации вредительской работы. Я имел особенно продолжительную
беседу с Шефером по вопросу организации вредительской работы в области
заготовок и хлебоснабжения. Основное задание, которое немецкая разведка
мне тогда дала, заключалось в том, чтобы организовать порчу хлеба в стране.
Для этого надо было задержать строительство складов и элеваторов, чтобы
создать разрыв между растущими хлебозаготовками и складской емкостью, и
тем самым, как говорил Шефер, добиться двух вещей:
во-первых, самой порчи хлеба и, во-вторых, вызвать озлобление крестьян,
которое неминуемо, если они увидят, что хлеб гибнет. Требовалось также
организовать сплошное заражение хлебных складов амбарными вредителями и,
особенно, клещем. Шефер особенное требование предъявлял к организации заражения
амбарными вредителями и клещем мобилизационных запасов. Эти задания, полученные
от Шефера, мною выполнялись. Затем Шефер из СССР уехал. Перед отъездом
он сообщил мне о том, что, ввиду опасности провала, он должен уехать в
Германию, но немецкая разведка не преминет со мной связь установить.
Моя связь с представителями немецкой разведки снова восстановилась
уже тогда, когда я перешел на работу в Комитет заготовок. Шпионско-вредительская
работа особенно усилилась с моим назначением наркомом земледелия. Через
несколько месяцев после назначения меня наркомом земледелия Союза ко мне
в Наркомзем явился некий Райвид-мой товарищ по меньшевистской организации
в Иванове, работавший в Наркоминделе в течение длительного периода. Мы
с ним изредка встречались, поэтому я не удивился тому, что он зашел ко
мне в Наркомзем. Но когда мы с ним остались в кабинете одни, он сказал:
"Нам надо с вами серьезно поговорить, Рейнольд". Этим все было расшифровано,
все стало ясным. Оказалось, что Райвид является резидентом немецкой разведки
в Советском Союзе и получил от Обергауза указание установить со мной связь.
Мы встречались с Райвидом неоднократно. Когда я пришел на работу в Наркомзем,
наши встречи были посвящены тому, чтобы разработать подробную программу
вредительской и диверсионной работы в области сельского хозяйства по основным,
узловым вопросам. Эта программа, разработанная на основе требований немецкой
разведки, заключала в себе вредительство: по семенам, по севообороту, по
машинно-тракторным станциям, по животноводству, причем особым условием
немецкая разведка ставила организацию вредительства в области коневодства
с тем, чтобы, как Райвид говорил, не дать лошадей для Красной Армии. В
части, касающейся семян, мы включили в свою программу - запутать семенное
дело, смешать сортовые семена и тем самым понизить урожайность в стране.
В части, связанной с севооборотом, путем неправильного планирования посевных
площадей поставить колхозное крестьянство в такое положение, при котором
колхозники фактически не могли бы осуществлять правильный севооборот и
были бы вынуждены занимать под посевы луга и пастбища. Это должно было
привести к уменьшению урожая в стране и, вместе с тем, вызывало бы озлобление
крестьян, которые никак не могут понять, почему их заставляют распахивать
луга и пастбища, когда колхозы хотят развивать животноводство и нужна кормовая
база.
Что касается МТС, то здесь была поставлена задача - выводить из строя
тракторы, комбайны, сельскохозяйственные машины, запутать финансовое хозяйство
МТС, для чего сажать во главе МТС людей негодных, провинившихся и, прежде
всего, членов нашей правой организации.
В части животноводства были поставлены задачи - вырезать племенных
производителей, добиваться большего падежа скота, не давать развиваться
кормовой базе, особенно использовать для падежа скота искусственное заражение
скота различного рода бактериями.
Вышинский. Скажите более подробно о падеже скота, откуда получали
бактерии, какие и так далее.
Чернов. Я должен сказать о том, что рассказывал и Рыкову при
своих встречах с ним в 1935 году. Я говорил, что мною подготовлены такие-то
диверсионные акты и получил одобрение со стороны Рыкова.
Мною были проведены следующие диверсионные акты. Для того, чтобы добиться
падежа скота в Восточной Сибири, я предложил начальнику Ветеринарного управления
Гинзбургу, участнику организации правых, а через него начальнику Ветеринарного
снабжения, также участнику организации правых, не завозить противоязвенные
биопрепараты в Восточную Сибирь, зная о том, что в Восточной Сибири очень
опасно по части сибирской язвы. Препараты эти туда завезены не были. Подготовка
эта велась в 1935 году, и когда весной 1936 года там вспыхнула сибирская
язва, то оказалось, что действительно препараты туда завезены не были,
и тем самым было погублено - я точно не могу сказать,-во всяком случае,
больше 25.000 лошадей.
Второе. Я поручил Гинзбургу и заведующему бактериологическим отделом
Бояршинову произвести искусственное заражение в Ленинградской области свиней
рожей, а в Воронежской и Азово-Черноморском крае - чумой. Выбрал я эти
две бактерии потому, что прививка эта производится свиньям не убитыми микробами,
а живыми, только ослабленными. Поэтому технически организовать искусственное
заражение было довольно просто. Во-вторых, потому что по этим двум болезням
существует правильный порядок, при котором в случае заболевания чумой в
той или иной местности подлежит поголовной прививке все находящееся в этой
местности поголовье свиней. Это давало возможность сразу придать массовый
характер этому заболеванию.
С этой целью были выделены, по моему предложению, три фабрики: Кашинцевская,
Орловская и Ставропольская. Там были изготовлены биопрепараты с неослабленными
бактериями под особыми номерами серий. Номера этих серий были сообщены
Бояршинову, который сообщил их на места тем начальникам ветуправлений,
на которых можно было положиться в этом случае, а они, в свою очередь,
передали их в районы тем ветврачам, которые были антисоветски настроены
и в случае большого падежа скота не стали бы поднимать большого шума.
Таким образом, эти биопрепараты были завезены и искусственная прививка
была произведена в этих трех областях.
Трудно оценить результаты, но, во всяком случае, нужно считать, что
благодаря этому диверсионному акту было погублено несколько десятков тысяч
свиней.
Вышинский. Это все?
Чернов. В части, касающейся диверсионных актов, это все. В части,
касающейся моих связей с немецкой разведкой, я добавить ничего не имею
и хотел бы вернуться к продолжению показаний о моих связях с правым центром
и с Рыковым.
Вышинский. Еще один вопрос по части связей с немецкой разведкой.
Вы получали какие-нибудь деньги от разведки?
Чернов. Да, я совершенно упустил это из виду.
Вышинский. Ну, конечно, это такой маловажный вопрос, вы о нем
забыли.
Чернов. Это вопрос, конечно, немаловажный, но я его упустил
из виду. Я в Берлине получил 2 тысячи марок...
Вышинский. А всего сколько?
Чернов. Примерно около 30 тысяч в немецких марках и около 150
тысяч рублей советскими рублями. Значительная часть этих денег была использована
на мои личные нужды, а некоторая часть - для подкупа членов правой организации,
которых я считал нужным подкупить.
Вышинский. Таким образом, часть полученных денег была использована
для подкупа, а большая часть-на свои личные нужды?
Чернов. Абсолютно правильно.
Вышинский. Стало быть, можно сказать, что вы не только попали
в ловко расставленные сети немецкой разведки, но что вы сознательно продавались
за деньги врагам?
Чернов. Абсолютно точно.
Вышинский. Расскажите о ваших дальнейших связях с Рыковым.
Чернов. Продолжаю насчет своих связей с правой организацией
и с Рыковым. Кроме тех встреч с Рыковым, о которых я рассказывал, я имел
следующую встречу с ним в декабре 1930 года. Был я вызван им самим, встреча
происходила у него на квартире. При этой встрече было очень радужное настроение
у Рыкова и у Томского, который тоже присутствовал при этой встрече.
Настроение было такого порядка, что неминуемы в ближайшее время крестьянские
восстания, которые помогут при надлежащем руководстве со стороны правой
организации перейти к захвату власти в стране. Тут же Томский между прочим
сказал о том, что сейчас правый центр принял меры к тому, чтобы добиться
получения некоторых видных постов представителями правой организации. Нам,
дескать, это очень нужно для совершения "дворцового переворота" в стране.
Тут же от Рыкова я получил и указание об организации вредительской работы.
Задача, которую Рыков поставил передо мной в этом деле, должна была заключаться
в том, чтобы путем распространения на середняцкие массы деревни репрессивных
мер, установленных для кулаков, вызвать озлобление крестьянства против
политики партии и против Советской власти и путем дезорганизации снабжения
хлебом вызвать недовольство среди рабочего населения.
Следующий раз я встретился тоже по приглашению Рыкова с ним, кажется,
в октябре, но, во всяком случае, осенью 1932 года. Эта встреча происходила
в тот момент, когда в деревне произошло резкое изменение. Колхозное движение
окрепло, кулачество было разгромлено и деревня уже начала реально ощущать
результаты индустриализации страны. Хотя Рыков внешне и старался казаться
спокойным человеком, но видно было, что он ошеломлен неудачей тех политических
прогнозов, которые он до этого делал, и он в беседе со мной поставил вопрос
таким образом, что нам нужно еще дальше уйти в подполье и ориентироваться
в деле захвата власти на совершение "дворцового переворота". Я ему сказал:
о дворцовом перевороте" вы говорили и в 1930 году
со мной, в чем же разница между установкой 1930 года и установкой 1932
года? Он мне ответил: "разница в том, что в 1930 году это был один из возможных
вариантов, а сейчас это наиболее решающий и наиболее важный вариант для
захвата власти". Как он говорил, мы должны путем "дворцового переворота",
то есть ареста и убийства руководителей партии и правительства, захватить
власть в стране.
Вышинский. Это уже вторая встреча после 1930 года?
Чернов. Первая встреча была в 1930 году, а это было в 1932 году.
Вышинский. Следующая встреча когда была?
Чернов. Следующая встреча была в 1934 году, через несколько
месяцев после назначения меня наркомземом Союза. Происходила она по вызову
Рыкова, у него на даче. Эта встреча была у нас с глазу на глаз. И содержание
этой встречи относилось, главным образом, к вопросам организации моей работы,
как члена правой организации, в связи с моим назначением в Наркомзем Союза.
Здесь Рыков поставил передо мной задачу, сводившуюся к тому, что я должен
организовать свою работу так, чтобы добиваться подрыва колхозного строя,
а для этого вести руководство колхозами так, чтобы не было заинтересованности
у колхозника в участии в колхозном производстве. А для этого вести колхозное
хозяйство так, чтобы колхозник, как он говорил, получал гроши за трудодни.
Конкретно мы всего плана вредительской работы не устанавливали и условились
о том, что я вместе с узкой группой членов правой организации Наркомзема
разработаю и начну проводить конкретный план вредительских мероприятий
в области сельского хозяйства.
Следующая и последняя моя встреча с Рыковым состоялась или в конце
1935 года, - я точно не помню, - или в начале 1936 года. Это было в период,
когда происходили известные кремлевские совещания руководителей партии
и членов правительства с передовиками сельского хозяйства. При этой встрече
указания Рыкова сводились к следующему. Он говорил, что мы, дескать, не
можем не учитывать того роста и укрепления колхозов, которые имеются в
стране, и того роста новых колхозных кадров, которые на этих совещаниях
выявлены. Но это, дескать, отнюдь не означает, что у нас нет сил в деревне,
которые мы могли бы организовать. И в качестве этих сил указывал кулацкие
элементы в лице возвращенцев из спецпоселений и антисоветски настроенные
элементы из старой сельской интеллигенции: агрономов, врачей, зоотехников
и так далее. Эти, дескать, силы мы должны всячески мобилизовать и использовать
для нашего дела. И особо подчеркивал, что для возможности захвата власти
правых в стране имеются только два выхода: это насильственное устранение
руководства партии и руководства правительства, то есть их арест или убийство,
или то и другое вместе. И особенно он упирал на необходимость поражения
Советского Союза в войне с капиталистическими странами, в случае нападения
последних на нас, и в этом свете особо указывал на всю важность организации
вредительской и диверсионной работы, говоря, что раз нам необходимо поражение
Советского Союза для завоевания власти в стране, то мы это поражение должны
ускорить, а равно ускорить и самое наступление войны путем уменьшения экономической
и оборонной мощности Советского Союза. Вот к этому сводилась наша беседа
в 1935 году. Повторяю, что при этой встрече о тех диверсионных актах, о
которых я говорил, в частности, об искусственном заражении скота, я сообщил
Рыкову, как равно при каждой встрече информировал его о той вредительской
работе, которая мною организовалась как в области работы по хлебозаготовкам
в Комитете Заготовок, так и в области Наркомзема, в области сельского хозяйства.
Вышинский. Это все? Значит, в 1936 г. вы имели последнюю встречу
с Рыковым?
Чернов. Или в конце 1935 года, или в начале 1936 года. Я должен
добавить: тут как раз Рыков мне сказал, что дальше он не может со мною
встречаться, так как боится провала, так как установлена очень большая
слежка за ним, и сказал, чтобы я установил связь с другим запасным центром
через Любимова.
Вышинский. Значит, первая ваша заговорщическая встреча с Рыковым
была в 1928 году, а последняя в 1936 году или в конце 1935 года?
Чернов. Правильно.
Вышинский. Значит, в 1928 году вы с Рыковым встречаетесь и говорите
с ним о вашем участии в борьбе против Советской власти?
Чернов. Правильно.
Вышинский. Вы выполняете его поручение во время поездки за границу
по связи с Даном?
Чернов. Да.
Вышинский. В 1929 году вы с ним встречаетесь?
Чернов. В 1929 году на короткое время для информации.
Вышинский. В 1930 году вы опять имеете с ним встречу на той
же почве ваших общих преступлений?
Чернов. Да.
Вышинский. В 1932 году вы опять имеете встречу на почве тех
же ваших общих преступлений?
Чернов. Да.
Вышинский. В 1934 году вы вновь с ним встречаетесь на той же
почве преступной общей деятельности и, наконец, в конце 1935 года или начале
1936 года вы встречаетесь с ним также на той же общей почве преступной
деятельности и дальше с ним прерываете связь по конспиративным соображениям?
Чернов. Да.
Вышинский. Ваши встречи с Рыковым носили характер получения
указаний и инструктажа со стороны Рыкова в отношении вашей преступной деятельности.
Так это?
Чернов. Так.
Вышинский. Это не было связано с официальным положением обвиняемого
Рыкова?
Чернов. Абсолютно нет.
Вышинский. Вы, будучи назначены народным комиссаром земледелия
СССР, отправляетесь к человеку, занимавшему пост наркомпочтеля, и получаете
какие-то указания. Значит, связь исключительно преступная?
Чернов. Исключительно преступная.
Вышинский. Исключительно преступная связь в области организации
преступлений против Советской власти и против партии.
Позвольте спросить подсудимого Рыкова.
Подсудимый Рыков, вы согласны с оценкой вашей связи с Черновым?
Рыков. После того свидания, при котором он информировал о свидании
с Даном. Все последующее, что излагал здесь Чернов, я лично припомнить
не могу, хотя многое из того, что он говорит и излагает, совпадало и совпадает
с теми контрреволюционными установками и той контрреволюционной работой,
которой я в соответствующее время занимался, но относительно "дворцового
переворота" я не допускаю, чтобы я мог информировать Чернова об этом, потому
что это было для нас величайшей степени конспирацией, и я мог информировать
тех людей, которые будут непосредственно привлечены к этому делу. А что
касается других вопросов, которые он задел, я не возражаю. А по существу,
когда до меня дойдет очередь, я скажу о тех формулировках, о которых говорил
Чернов.
Я скажу о своей контрреволюционной и изменнической работе, которую я вел.
Вышинский. Значит, по существу, то, что он говорит,- правильно?
Рыков. Да, но относительно последнего свидания я не знаю.
Чернов. Как он мог забыть, Алексей Иванович, об этих трех свиданиях.
Вышинский. Обвиняемый Рыков, у вас в тот период времени с 1930
по 1936 годы были встречи и с другими лицами в вашей преступной деятельности?
Рыков. Конечно.
Вышинский. Многочисленные встречи?
Рыков. Конечно.
Вышинский. Значит, вы могли забыть, с кем говорили и о чем?
Рыков. Но что говорил Чернов, чтобы целиком все забыть, 5- 6
встреч, этого не может быть.
Вышинский. Подсудимый Рыков, таких, как Чернов, у вас соучастников
было много?
Рыков. Это была моя ошибка, но я его к очень крупным соучастникам
не причисляю. Он по дороге из ресторана на вокзал успел попасть в полицей-президиум.
Вышинский. Вот, скажем, скамья подсудимых, здесь не мало ваших
соучастников, Чернов один из них?
Рыков. Да.
Вышинский. А у вас, подсудимый Чернов, таких руководителей,
как Рыков, было много?
Чернов. Кроме Рыкова и немецкой разведки-никого.
Вышинский. У меня больше вопросов нет.
Чернов. У меня есть вопрос к Рыкову.
Как вы не можете объяснить, ведь вы - один из главнейших руководителей
правого центра, а я являюсь народным комиссаром земледелия.
Вышинский. Являлись.
Чернов. Да, являлся. То есть я руковожу сельским хозяйством.
Вы знаете о том, что я-член вашей организации, и как вы могли допустить,
имея члена своей организации на посту наркома земледелия, не вызвать его
к себе для переговоров по вопросу об использовании моего положения в целях
правой организации.
Простите, пожалуйста, за грубость: или вы - плохим были руководителем
правой организации, чего я не думаю, или не хотите сознаваться. Никак в
голову не лезет, чтобы забыть. Я не хочу сказать, что я был большим человеком
и так далее, но чтобы забыть встречу с наркомом земледелия по вопросам
вредительской работы - очень трудно.
Вышинский. Обвиняемый Чернов, вы эти встречи хорошо помните?
Чернов. Хорошо помню, часть выражений хорошо помню. То, что
я рассказал суду, повторяю, я рассказал всю правду.
Председательствующий. Обвиняемый Рыков, на вопрос Чернова желаете
ответить?
Рыков. Он слишком хорошо ответил. Может быть я должен был действовать
так, как он говорит. У меня вышла ошибка.
Председательствующий. На этом сегодняшнее заседание заканчивается. Завтра продолжение заседания в 11 часов.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ:
Армвоенюрист В. В. Ульрих, Председатель Военной Коллегии Верховного
Суда Союза ССР
СЕКРЕТАРЬ:
Военный юрист 1-го ранга А. А. Батнер
