1. Смуты в начале царствования Феодорова. И по смерти Иоанна
IV государство находилось в таком же положении, как и по смерти отца его:
хотя сын Иоаннов Феодор вступил на престол и возрастным, но был младенец
по способностям, не мог управлять государством, следовательно, нужна была
опека, регентство, и открывалось поприще для борьбы за это регентство.
Но так как младенчество Феодора было постоянно и он умер, не оставя кровных
последников, то борьба бояр за регентство в его царствование получает уже
новое значение: здесь должны были выставиться не могущественнейшие только
роды боярские, но будущие династии царские. Из князей Г╦диминовского литовского
рода большим почетом пользовалась фамилия князей Мстиславских; при смерти
Иоанна князь Иван Федорович Мстиславский занимал первое место между боярами,
но ни он, ни сын его князь Феодор не отличались значительными способностями
и энер! иею. Между князьями Рюриковичами по-прежнему первое место занимала
фамилия Шуйских. Опала, постигшая эту фамилию при совершеннолетии Иоанна,
не могла сломить ее, и князь Иван Петрович Шуйский защитою Пскова от Батория
сильно поднял славу фамилии; он пользовался особенным расположением горожан
московских, купцов и простых людей.
Но подле княжеских фамилий Рюриковских и Гедиминовских являются две
старые боярские фамилии, приблизившиеся к престолу чрез родство с царями,
- фамилия Романовых-Юрьевых и Годуновых: боярин Никита Романович Юрьев
был родной дядя царя Феодо-ра по матери; боярин Борис Федорович Годунов
был родной брат жены царя Феодора царицы Ирины.
Феодор утвердился на престоле не без смут: как по смерти великого князя
Василия началась немедленно смута по поводу Удельного князя, так и теперь
смута началась также по поводу Удельного князя, брата Феодорова, Димитрия,
хотя этот удельный и был младенец. Приверженные Феодору вельможи, опасаясь
неприязненных движений со стороны приверженцев Димитрия, удалили этого
маленького князя с матерью и родственниками ее. Нагими, в Углич, город,
назначенный Димитрию в удел отцом его. Но смута этим не прекратилась: Богдан
Бельский, вельможа, славившийся умом, ловкостью во всяких делах, беспокойный,
честолюбивый, склонный к крамолам, возбудил против себя и вельмож и народ,
который взволновался, осадил кремль и успокоился только тогда, когда узнал,
что Бельский сослан в Нижний. 31 мая 1584 года Феодор венчался на царство.
Сначала самое сильное влияние на дела имел боярин Никита Романович, но
уже в августе 1584 года он тяжело занемог, а в апреле 1586 года умер, и
на его место правителем стал брат царицы Борис Годунов.
2. Правление Бориса Годунова и его борьба с Шуйскими. Но утверждение
на месте правителя не могло обойтись для Годунова без борьбы с людьми,
которые считали за собою большие права на занятие этого места. Образовались
две враждебные партии: во главе одной стоял Годунов, во главе другой -
первенствующий боярин князь Иван Мстиславский с князьями Шуйскими, Воротынскими
и другими вельможами. Годунов осилил враждебную себе партию: князь Мстиславский
был пострижен в монахи. Воротынских и других его приверженцев разослали
по городам, но Шуйские, искусно действуя через других, остались нетронутыми;
Годунов с своими приверженцами сильно на них сердился;
они с своей стороны держались крепко и ни в чем ему не уступали, купцы
и все простые люди московские стояли за них. Митрополит Дионисий хотел
быть посредником: он позвал Годунова и Шуйских к себе, умолял помириться,
и они послушались его увещаний. Но в то время как бояре были у митрополита,
у Грановитой палаты собралась толпа купцов; князь Иван Петрович Шуйский,
вышедши от митрополита, подошел к купцам и объявил им, что они, Шуйские,
с Борисом Федоровичем помирились; тут из толпы выступили два купца и сказали
ему:
"Помирились вы нашими головами: и вам от Бориса пропасть, да и нам погибнуть".
В ту же ночь эти два купца были схвачены и сосланы неизвестно куда. Этот
поступок Годунова с купцами воспламенил снова вражду между ним и Шуйскими,
которые придумали самое удобное средство сломить в корню могущество Годунова,
убедивши царя Феодора развестись с неплодною Ириною и вступить в новый
брак; князь Иван Петрович Шуйский, другие бояре и купцы московские согласились
и подписались просить государя о разводе; митрополит также был согласен
действовать заодно с ними. Но Годунов узнал о замысле врагов и постарался
уговорить Дионисия не начинать дела.
Отклонив беду, Годунов не хотел долго оставлять в покое Шуйских: летописцы
говорят, что он научал людей их обвинить господ своих в измене; вследствие
этого в 1587 году Шуйских и друзей их перехватали и сослали в заточение.
Знатных купцов московских пытали и казнили. Видя пытки и казни, митрополит
Дионисий не хотел терпеть и стал говорить царю о неправдах Годунова, но
Годунов оклеветал митрополита пред царем: Дионисий был свергнут и заточен,
и на его место возведен Иов, архиепископ ростовский, человек, вполне преданный
Годунову. После падения Шуйских и свержения Дионисия никто уже не смел
восставать против Годунова, который был признан правителем и внутри России,
и в чужих государствах. Годунов величался конюшим и ближним великим боярином,
наместником царств Казанского и Астраханского; правительствам иностранным
давалось знать, что если они хотят получить желаемое от московского правительства,
то должны обращаться к шурину царскому, вследствие чего Годунов переписывался
и передаривался с императором немецким, королевою английскою, ханом крымским,
принимал у себя послов от государей. Этому значению Годунова соответствовали
большие доходы, которые он получал с целых областей и городов.
3. Сношения с Польшею. В то время, когда в Москве воцарился Феодор
и пред его глазами боролся за правительство Годунов с Шуйскими, в Польше
оканчивал свое царствование Баторий, который до самой смерти своей, последовавшей
в 1586 году, не переставал грозить Москве войною. Но как ни страшен был
Баторий, сильнейшая, по-видимому, опасность начинала грозить Москве после
его смерти, когда кандидатом на польский престол явился Сигизмунд, сын
шведского короля Иоанна и по матери родной племянник последнего из Ягеллонов,
Сигизмунда Августа. Этот Сигизмунд, если б избран был в короли польские,
то по смерти отца соединял бы под своею властью и Польшу и Швецию, соединял
бы, таким образом, силы двух самых опасных для России государств. Вот почему
Годунов начал сильно хлопотать, чтоб помешать избранию Сигизмунда: он отправил
на сейм в Польшу великих послов, которым наказал стараться, чтоб избран
был в короли царь Феодор, или если уже этого нельзя, то стараться об избрании
эрцгерцога Максимилиана Австрийского, брата немецкого императора Рудольфа.
В Литве очень хотели избрания Феодора, но и здесь понимали, как это
трудно, и главное затруднение состояло в различии вероисповеданий: поляки
не могли согласиться иметь королем некатолика, Феодор не мог переменить
своей веры; кроме того, московские послы приехали на сейм без денег, которые
были необходимы для составления себе сильной партии. Вследствие этих причин
Феодор, имевший сначала большой успех, потом был отстранен, и две партии,
австрийская и шведская, каждая провозгласила королем своего кандидата:
австрийская - Максимилиан а шведская - Сигизмунда, но Сигизмунд осилил
противника и утвердился на польском престоле.
4. Война шведская. В Москве, однако, напрасно беспокоили! насчет
опасности, которою грозило возведение на польский пр стол шведского королевича.
Русские в 1590 году начали войну с Швециею, которая была для них удачна:
Ям, Иван-город и Копорье, отнятые шведами при Иоанне IV, теперь опять пер
шли к русским, и поляки не помогли шведам. В конце 1592 года умер король
шведский Иоанн; король польский Сигизмунд стал и королем шведским, но ненадолго:
он был ревностный католик, а шведы - протестанты; во время кратковременного
пребывания своего в Швеции для коронования Сигизмунд возбудил против себя
народ явною враждою к протестантизму, явным нарушен ем условий, данных
государственным чинам пред коронацией.
Когда Сигизмунд возвратился в Польшу, правителем Швеции остался дядя
его Карл, который успел приобресть любовь народную и готовился отнять шведский
престол у племянника. В таких обстоятельствах и Сигизмунд и Карл - оба
желали поскорее окончить войну с Москвою, вследствие чего в 1595 году заключ
был вечный мир между Россиею и Швециею, по которому Россия получила Ям,
Иван-город, Копорье и Корелу.
5. Сношения с Австриею и Англиею. Из других европейских государств
Россия в царствование Феодора сносилась с Австриею, которая хлопотала о
том, чтоб московский государь помог ей против турок, и Годунов в 1595 году
отправил императору Рудольфу огромное количество разных мехов ценою на
45 000 рублей. Английская королева Елисавета хлопотала о торговых выгодах
для своих подданных в России и потому величала Годунова своим кровным любительным
приятелем. Одним из послов Елисаветы к Феодору был Флетчер, оставивший
чрезвычайно любопытное описание Московского государства.
6. Отношение к Крыму, Турции, Персии и Грузии. И при Феодоре
московское правительство должно было постоянно обращать внимание на юг,
где из Крыма ежечасно ждали нападения разбойничьих шаек и где Турция не
переставала грозить отнятием завоеваний Иоанна IV. Летом 1591 года крымский
хан Казы-Гирей подошел к самой Москве, но здесь встретил сильное царское
войско, после сшибок с которым, продолжавшихся целый день, ушел ночью назад
в степь. Но за этот неудачный поход татары вознаградили себя внезапным
нападением на рязанские, каширские и тульские земли в 1592 году: на этот
раз вывели они так много пленных из России, что и старые люди не помнили
подобной войны от поганых.
Война с Австриею отвлекла татар от московских украйн; она же мешала
и султану турецкому обращать большое внимание на Москву, хотя он и не переставал
враждебно смотреть на нее по причине жалоб ногайских владельцев на притеснения
от Москвы, и особенно по причине донских казаков, которые беспрестанно
приходили под Азов и на море громили турецкие корабли. Вражда, хотя и не
открытая, с Турциею скрепила дружественную связь Москвы с Персиею, которой
шах Аббас Великий также враждовал с Турциею. В это время границы московские
сходились с персидскими вследствие подданства царю единоверного кахетинского
князя Александра в 1586 году; из Москвы отправились в Кахетию монахи, священники,
иконописцы, чтоб восстановить христианство среди народа, окруженного иноверцами;
послано было и войско для защиты Александра, но оно потерпело сильную неудачу
в битве с горцами.
7. Утверждение в Сибири. Удачнее шли дела за Уральскими горами.
Здесь, несмотря на то что Ермак, проложивший дорогу в Сибирь, погиб в 1584
году вследствие нечаянного нападения на него Кучума, торжество последнего
не было продолжительно. Новое правительство московское высылало в Сибирь
воеводу за воеводой, которые утверждали здесь русское владычество построением
городов.
8. Закрепление крестьян. Из внутренних дел в царствование Феодора
самыми важными были: закон об укреплении крестьян и учреждении патриаршества.
И в это время в России земли было гораздо больше, чем жителей; богатые
землевладельцы имели возможность большими льготами переманивать к себе
вольных крестьян с земель бедных отчинников, которые владели наследственными
землями, и помещиков. Но если для значительных землевладельцев было выгодно
льготами перезывать к себе крестьян от менее значительных, то эти выгоды
должны были столкнуться с выгодами государства.
Одною из самых главных потребностей государства было умножение войска,
возможность иметь его всегда наготове в значительном количестве; основу
войска составляли дворяне и дети боярские, получавшие за свою службу поместья,
с которых они должны были содержать себя и по призыву государеву являться
на службу конны, людны и оружны, по тогдашнему выражению,
т. е. на коне, с известным количеством людей и в полном вооружении. Но
эта возможность содержать себя и являться на службу в требуемом виде зависела
от дохода, который получал помещик с своего земельного участка, а доход
этот зависел от населения земли; чтоб иметь возможность всегда нести требуемую
службу, служилый человек должен был иметь на своей земле -постоянное народонаселение;
а мог ли он иметь его, когда богатый сосед переманивал у него крестьян
большими льготами? Государство, давши служилому человеку землю, должно
было дать ему и постоянных работников, иначе он служить не мог. Вот почему
издан был закон, по которому крестьяне не могли более покидать раз занятых
ими земель.
9. Учреждение патриаршества. Главный архиерей русской Церкви
в царствование Феодора переменил звание митрополита на звание патриарха.
Хотя восточная русская, или московская, Церковь уже с половины XV века
была независима от константинопольской, но все же она управлялась только
митрополитом, который считался ниже патриарха, подчиненным патриарху. Возвышение
северо-восточной русской Церкви кЯк самостоятельной и цветущей требовало
уравнения ее с старшими церквами, которые страдали под игом неверных, нуждались
в ее помощи. Государь так рассуждал с духовенством и вельможами об этом
деле:
"Восточные патриархи и прочие святители только имя святителей носят,
власти же едва ли не всякой лишены; наша же страна благодатиею Божиею все
больше расширяется, и потому я хочу устроить в Москве превысочайший престол
патриаршеский". Духовенство и вельможи похвалили мысль царскую, но прибавили,
что надобно приступить к делу с согласия всей Церкви восточной. В 1588
году приехал в Москву старший из патриархов, Иеремия константинопольский,
ему предложили остаться в Московском государстве, быть патриархом всероссийским,
но жить во Владимире, ибо он не знает русского языка и обычаев, да и митрополита
Иова неприлично изгнать из Москвы. Иеремия не согласился на это предложение,
но согласился посвятить в патриархи всероссийские Иова, что и было исполнено
в 1589 году.
10. Убиение царевича Димитрия и смерть царя Феодора. Такова была
внешняя и внутренняя деятельность в царствование Феодора, т. е. деятельность
правителя Годунова. Достигнув первенства между всеми вельможами, Годунов
должен был думать о будущем, и будущее это было для него страшно, тем страшнее,
чем выше было его положение настоящее: у Феодора не было сына, при котором
бы Годунов как дядя мог надеяться сохранить прежнее значение, по крайней
мере прежнюю честь; преемником бездетного Феодора долженствовал быть брат
его Димитрий, удаленный в Углич. Димитрий рос при матери и ее родственниках
Нагих, которые питали враждебные чувства к людям, подвергнувшим их изгнанию,
и в этих враждебных чувствах к Годунову и ко всей его партии воспитали
ребенка. И вот в мае 1591 года разнеслась по государству весть, что царевич
Димитрий погиб в Угличе от убийц, подосланных Годуновым, и что эти убийцы
умерщвлены жителями Углича.
Для розыска про дело и для погребения Димитрия посланы были в Углич
князь Василий Иванович Шуйский, Андрей Клешнин (приверженец Годунова, которому
приписывают главное распоряжение насчет убийства) и Крутицкий митрополит
Геласий. Следствие было произведено недобросовестно: следователи спешили
собрать побольше свидетельств о том, что царевич зарезался сам в припадке
падучей болезни, не обратили внимания на противоречия и на открытие главных
обстоятельств. Несмотря на то, патриарх Иов на соборе из духовенства и
вельмож объявил, согласно показанию свидетелей, что смерть царевича приключилась
судом Божиим и что угличане невинно умертвили несколько человек, на которых
Нагие указали как на убийц Димитрия. Вследствие этого царицу Марью постригли
под именем Марфы и заточили в пустынь за Белоозеро; Нагих всех разослали
по городам, по тюрьмам; угличан - одних казнили смертию, другим резали
языки, рассылали по тюрьмам, много людей свели в Сибирь и населили ими
город Пелым.
Через год после угличского происшествия у царя родилась дочь Феодосия,
но в следующем году ребенок умер; через пять лет по смерти дочери, в январе
1598 года, скончался сам Феодор.
ГЛАВА XXIX
ЦАРСТВОВАНИЕ БОРИСА ГОДУНОВА
1. Избрание на престол Годунова. На вопрос патриарха и бояр:
"Кому приказываешь царство?" - умирающий Феодор отвечал: "Во всем царстве
и в вас волен Бог: как Ему угодно, так и будет". По смерти Феодора поспешили
присягнуть жене его, царице Ирине, чтоб избежать междуцарствия. Но Ирина
отказалась от престола, уехала из дворца в Новодевичий монастырь, где и
постриглась под именем Александры. Несмотря на то, дела производились ее
именем, действительно же во главе правления стоял патриарх; ему, следовательно,
принадлежал и первый голос в деле царского избрания, а Иов был самый ревностный
приверженец Годунова.
Итак, за Годунова был патриарх, за Годунова было долголетнее пользование
царскою властью при Феодоре, доставлявшее ему большие средства, повсюду
правительственные должности занимали люди, всем ему обязанные; при Феодоре
он сам и родственники его приобретали огромное богатство, также и могущественное
средство приобретать доброжелателей; за Годунова было то обстоятельство,
что сестра его признавалась царицею правительствующею: кто же мимо родного
брата мог взять скипетр из рук ее? Патриарх с духовенством, боярами и гражданами
московскими отправился в Новодевичий монастырь просить царицу, чтоб благословила
брата на престол, просили и самого Годунова принять царство, но он отказался,
ибо хотел быть избран в цари всею Россиею, собором, на котором бы находились
выборные изо всех городов, советные люди, как тогда говорили.
На соборе большинство составляли духовенство и дворянство второстепенное,
которые были давно за Годунова или шли за мнением патриарха. 17 февраля
1598 г. на соборе патриарх объявил, что, по его мнению, также по мнению
всего духовенства, бояр и всех москвичей, мимо Бориса Феодоровича Годунова
другого государя искать нечего, и советные люди отвечали, что их мнение
такое же. Отправились опять к Годунову, который жил вместе с сестрою в
Новодевичьем монастыре, и опять получили отказ. Тогда патриарх пошел в
монастырь с крестным ходом и со множеством народа; патриарх с духовенством
и боярами вошли в келью к царице и долго упрашивали ее со слезами, стоя
на коленях, чтоб благословила брата на царство; на монастыре и около монастыря
народ, стоя на коленях, вопил о том же. Царица наконец благословила, и
Годунов принял царство. Говорят, будто народ пригнан был неволею, - грозили,
что, если кто не пойдет, с того будут взыскивать деньги.
2. Сношения царя Бориса с державами европейскими и азиатскими.
Так был избран в цари Борис Годунов, Царствование его относительно западных,
самых опасных соседей, Польши и Швеции, началось при самых благоприятных
обстоятельствах: эти державы, так недавно грозившие Москве страшным союзом
своим под одним королем, теперь находились в открытой и ожесточенной вражде;
шведы отказались повиноваться Сигизмунду польскому и провозгласили королем
своим дядю его Карла, в котором Сигизмунд, разумеется, видел похитителя
своего престола. Оба государства, и Швеция и Польша, вследствие этого искали
союза с Борисом, который, подобно Иоанну IV, не спускал глаз с Ливонии,
считая прибалтийские берега необходимыми для своего государства.
Приобресть эту желанную страну или часть ее было теперь легко, но для
этого было средство прямое, решительное: заключить тесный союз с королем
шведским и действовать с ним вместе против Польши. Но Годунов по характеру
своему не был способен к средствам решительным, прямым и открытым. Он думал,
что Швеция уступит ему Нарву, а Польша - Ливонию или часть ее, если только
он будет грозить Швеции союзом с Польшею, а Польше - союзом с Швециею,
но этими угрозами он только раздражал и Швецию и Польшу, а не пугал их,
обнаруживая политику мелочную, двоедушную. Он боялся войны: сам не имел
ни духа ратного, ни способностей воинских, воеводам не доверял и потому
хлопотал, чтоб Ливония сама поддалась ему, для чего поддерживал неудовольствие
ее жителей против польского правительства, но эти средства, не подкрепляемые
действиями прямыми и решительными, не вели ни к чему. Чтоб иметь наготове
вассального короля для Ливонии, как Иоанн IV имел Магнуса, Борис вызвал
в Москву шведского принца Густава, племянника королю Карлу: Годунов хотел
также выдать за этого Густава дочь свою Ксению; но Густав не захотел отказаться
от протестантизма и был отослан в Углич.
Нужно было искать другого жениха Ксении между иностранными принцами,
и жениха нашли в Дании: принц Иоанн, брат короля Христиана, согласился
ехать в Москву, чтоб быть зятем царским и князем удельным. Иоанн был принят
в Москве с большим торжеством, очень ласково от будущего тестя, но скоро
потом сделалась у него горячка, от которой он и умер на двадцатом году
жизни.
Отношения к Крыму были благоприятны: хан, живший не в ладу с султаном
турецким, принуждаемый принимать участие в войнах последнего и видя, с
другой стороны, могущество Москвы, невозможность приходить врасплох на
ее украйны, ибо в степях являлись одна за другою русские крепости, должен
был смириться и соглашаться с московскими послами, которые объявили, что
государь их не боится ни хана, ни султана, что рати его бесчисленны. Но
если отношения к Крыму видимо принимали благоприятный оборот, то иначе
шли дела за Кавказом: рано еще, не по силам было Московскому государству
бороться в этих далеких краях с могущественными турками и персиянами. Александр
кахетинский, признавая себя слугою Бориса, сносился в то же время с сильным
Аббасом, шахом персидским, и позволил сыну своему Константину принять магометанство,
но и это не помогло: Аббас хотел совершенного подданства Кахегии и велел
отступнику Константину убить отца и брата за преданность Москве. Преступление
было совершено; с другой стороны, в Дагестане русские вторично утвердились
было в Тарках, но турки вытеснили их отсюда, а кумыки перерезали при отступлении:
7000 русских пало вместе с воеводами, и владычество Москвы исчезло в этой
стране.
3. Окончание борьбы с Кучумом сибирским. В Закавказье Москва
не могла защищать единоверцев своих от могущественных народов магометанских,
зато беспрепятственно утверждалась ее власть за Уральскими горами. В Сибири
Кучум был еще жив и не переставал враждовать против русских. В 1598 году
за ним погнался воевода Воейков, нашел Кучума на реке Оби и поразил; семейство
Кучума попалось в плен к русским, старик сам третий ушел в лодке вниз по
Оби. В этой решительной битве у русских было 400, а у Кучума 500 человек
войска! Лишенный всех средств противиться далее, Кучум ушел к ногаям и
был там убит.
Русские продолжали строить города в Сибири, заводить хлебопашество;
кроме служилых людей и хлебопашцев в новопостроенные сибирские города переводились'из
других городов и купцы: проводились дороги.
4. Распоряжение Бориса относительно крестьян и просвещения. Что
касается внутренних распоряжений Годунова в Европейской России, то он определил,
сколько крестьянин должен платить землевладельцу и сколько работать на
него, позволил временно переход крестьян от мелких землевладельцев к мелким
же, но не к богатым, чтоб последние не могли переманива крестьян от бедных.
Годунов старался облегчить народ от податей, старался о распространении
просвещения. Он хотел е звать из-за границы ученых людей и основать школы,
где иностранцы учили русских людей разным языкам. Но духовенство не согласилось
на это. Тогда Борис придумал другое средство: уже давно был обычай посылать
русских молодых людей в Константинополь учиться там по гречески; теперь
царь хотел сделать то же относительно других стран и языков: выбрав несколько
молодых людей и отправили их учиться - одних в Любек, других в Англию,
некоторых во Францию и Австри Борис очень любил иностранцев, составил из
немцев, преимущественно из ливонцев, отряд войска; немцы эти получали большое
жалованье и поместья; покровительствовал иностранным купцам, иностранных
медиков своих держал, как бояр.
Taкое расположение царя к иностранцам, убеждение в превосходстве их
над русскими относительно просвещения, убеждение в обходимости учиться
у них возбудило в некоторых русских желание подражать иностранцам и начать
это подражание со внешнего вида: и свои и чужие говорят о пристрастии русских
к иноземным обычаям и одеждам во время Годунова, о введении обычая брить
бороды.
5. Начало смуты; доносы и опалы. Для большинства русского народа
Борис в два первых года своего царствования оставался таким же, каким был
во время правления своего при царе Федоре, т. е. "наружностью и умом всех
людей превосходил, много устроил в Русском государстве похвальных вещей;
старался искоренять разбои, воровства, корчемства, но не мог искоренить;
был он светлодушен, милостив и нищелюбив, но в военном деле был неискусен.
Цвел он добродетелями, и если б зависть и злоба не помрачили его добродетелей,
то мог бы древним царям уподобиться. Он принимал доносы от клеветников
на невинных, отчего возбудил против себя негодование вельмож всей русской
земли; отсюда поднялось на него много бед, которые и привели его к погибели".
Таким образом, по свидетельству современников, вся беда для Годунова
произошла оттого, что он не мог уподобиться древним царям, не имел достаточно
величия духа, чтоб, восшедши на престол, позабыть все старые боярские свои
вражды, унизился до страха пред своими прежними соперниками, страдал мелкою
болезненною подозрительностью; этою подозрительностью и враждою он раздражил
против себя вельмож, которые и были виновниками его падения. Первая опала
от подозрительного Бориса постигла Богдана Бельского, известного нам по
смуте в начале царствования Феодора, сосланного вследствие этой смуты и
возвращенного из ссылки Годуновым.
Царь послал Бельского строить в степи город Борисов; Бельский, будучи
очень богат, не щадил издержек для угощения ратных людей, строивших город,
бедным из них давал деньги, платье и этим заслужил от них громкие похвалы.
Это старание Бельского приобрести народную любовь,- старание, увенчавшееся
успехом, возбудило подозрительность и злобу Бориса, тем более что Бельский
был человек действительно подозрительный; Бельского схватили и сослали
в один из дальних городов в тюрьму. Подозрительность Бориса разыгралась.
Желая знать, что говорят о нем знатные люди и не умышляют ли чего-нибудь
дурного, он начал поощрять холопей к доносам на господ своих. Доносчики
получали награды, и язва эта быстро разлилась, заразила людей всех званий;
следствиями доносов были пытки, казни, заточения; ни при одном государе
таких бед никто не видал, говорят современники.
Подан был донос на Романовых от дворового человека одного из них, Александра
Никитича. Романовых забрали под стражу вместе со всеми родственниками и
приятелями их, пытали, пытали и людей их, но не могли ничего сведать. В
1601 году старшего из Романовых, Федора Никитича, постригли под именем
Филарета и сослали в Антониев Сийский монастырь; жену его Аксинью Ивановну,
урожденную Шестову, также постригли под именем Марфы и сослали в один из
заонежских погостов; Александра Никитича Романова сослали к Белому морю,
Михаилу Никитича - в Пермскую область, Ивана Никитича - в Пелым, Василия
Никитича - в Яренск; мужа сестры их, князя Бориса Черкасского, с женою
и с племянником ее, сыном Федора Никитича, маленьким Михаилом (будущим
царем),- на Белоозеро. Только двое из братьев пережили свое несчастье -
Филарет и Иван Никитич; остальные померли от жестокости приставов, отправленных
с ними в места заточения.
6. Голод и разбои. В то время как доносчики свирепствовали в
Москве, страшное физическое бедствие постигло Россию: от сильных неурожаев
в продолжение трех лет, с 1601 до 1604, сделался голод небывалый, к которому
присоединилось еще моровое поветрие. За голодом и мором следовали разбои:
люди, спасавшиеся от голодной смерти, составляли шайки, чтоб вооруженною
рукою кормиться на счет других. Преимущественно эти шайки составлялись
из холопей, которыми наполнены были дома знатных и богатых людей. Во время
голода, найдя обременительным для себя кормить толпу холопей, господа выгоняли
их от себя; число этих холопей, лишенных приюта и средств к пропитанию,
увеличилось еще холопями опальных бояр, Романовых и других, ибо этих холопей
Годунов запретил всем принимать к себе.
Эти люди, из которых многие были привычны к военному делу, шли к границам,
в северскую украйну (нынешние губернии Орловская, Курская, Черниговская),
которая уже и без того была наполнена людьми, ждавшими только случая начать
неприятельские действия против государства; еще царь Иоанн IV, желая умножить
народонаселение этой страны людьми воинственными, способными защитить ее
от татар и поляков, позволял преступникам спасаться от наказания бегством
в украинские города. Вследствие всего этого теперь, после голода, образовались
в украйне многочисленные разбойничьи шайки, от которых не было проезда
не только по пустым местам, но и под самою Москвою; атаманом их был Хлопка
Косолап. Царь выслал против них войско под начальством воеводы Ивана Басманова,
который сошелся с Хлопкою под Москвою; разбойники бились отчаянно и убили
Басманова; несмотря на то, царское войско одолело их; полумертвого Хлопку
взяли в плен, товарищей его, пробиравшихся назад в украйну, ловили и вешали,
но в украйне было много им подобных - черная роль ее только что начиналась,
начинали ходить слухи о Самозванце.
7. Появление Самозванца. В последних годах XVI века появился
в Москве бойкий, смышленый, грамотный молодой человек, сирота, сын галицкого
служилого человека Богдана Отрепьева Юрий. Он проживал во дворах вельмож,
подозрительных царю, а поэтому сам сделался подозрителен. Беда грозит молодому
человеку, он спасается от нее пострижением под именем Григория, скитается
из монастыря в монастырь, попадает, наконец, в Чудов и поступает даже к
патриарху Иову для книжного письма. Но здесь дерзкие речи, что он будет
царем на Москве, навлекли на него новую беду; царь Борис велел одному дьяку
сослать Отрепьева в Кириллов Белозерский монастырь, но дьяк не исполнил
царского приказа, молодой монах убежал из Чудова монастыря и после долгих
странствований по разным местам пробрался за литовскую границу в сопровождении
двух других монахов.
В польских владениях он скинул с себя монашескую рясу, поучился немного
в школе города Гащи, потом побывал у казаков запорожских и, наконец, поступил
в службу к польскому вельможе князю Адаму Вишневецкому, которому при первом
удобном случае открыл, что он московский царевич Димитрий, сын царя Иоанна
Васильевича, спасенный от убийц, подосланных Годуновым, которые вместо
него убили другого, подставленного ребенка.
8. Успехи Самозванца в Польше. Вишневецкий поверил, и весть о
московском царевиче, чудесно спасшемся от смерти, быстро распространилась
между соседними панами, которые начали принимать Отрепьева с царскими почестями;
у одного из них, сандомирского воеводы Юрия Мнишка, жившего в Сам-боре.
Самозванцу очень понравилась дочь Марина. Мнишки были ревностные католики;
принятие католицизма всего более помогало Отрепьеву, ибо становило на его
сторону духовенство польское и особенно могущественных иезуитов; Лжедимитрий
позволил францисканским монахам обратить себя в католицизм. В начале 1604
года Мнишек привез Лжедимитрия в Краков, где папский нунций Рангони представил
его королю Сигизмунду. Король находился в большом затруднении: с одной
стороны, ему хотелось помочь Самозванцу и таким образом завести смуту в
Московском государстве; с другой стороны, страшно было нарушить перемирие,
оскорбить могущественного Годунова, который мог жестоко отомстить Польше
за свою обиду наступательным союзом с Швециею. Сигизмунд решился употребить
такую хитрость: он признал Отрепьева московским царевичем, хотя и не публично,
назначил ему ежегодное содержание, но не хотел помогать ему явно войском
от имени правительства польского, а позволил вельможам частным образом
помогать царевичу. Вести дело поручено было Мнишку, который с торжеством
привез царевича в Самбор, где тот предложил руку свою Марине. Предложение
было принято, но свадьба отложена до утверждения Димитрия на престоле московском.
9. Меры Годунова против Лжедимитрия. Мнишек собрал для будущего
зятя 1600 человек всякого сброда в польских владениях, но подобных людей
было много в степях и украйнах Московского государства; следовательно,
сильная помощь ждала Самозванца впереди. Московские беглецы, искавшие случая
безопасно и с выгодою возвратиться в отечество, первые приехали к нему
и провозгласили истинным царевичем; донские казаки, стесненные при Борисе
более чем когда-либо прежде, откликнулись также немедленно на призыв Лжедимитрия.
Как скоро Лжедимитрий объявился в Польше, то слухи об нем начали с разных
сторон приходить в Москву. Борис объявил прямо боярам, что это они подставили
Самозванца, и начал принимать меры против страшного врага, которого нельзя
было сокрушить одною военною силою. Отправлены были грамоты в Польшу к
королю, вельможам, воеводам пограничным с объявлением, что тот, кто называет
себя царевичем Димитрием, есть беглый монах Отрепьев. В Москве патриарх
Иов и князь Василий Шуйский уговаривали народ не верить слухам о царевиче;
патриарх проклял Гришку Отрепьева со всеми его приверженцами и разослал
по областям грамоты с известием об этом проклятии и с увещанием не верить
спасению царевича.
Но средства эти оказались тщетными: северская украйна волновалась от
подметных грамот Лжедимитриевых; воеводы царские прямо говорили, что "трудно
воевать против природного государя" (т. е. против Димитрия); в Москве на
пирах пили здоровье Димитрия.
10. Вступление Лжедимитрия в московские пределы. В октябре 1604
года Лжедимитрий вошел в области Московского государства. Северские города
начали ему сдаваться, не сдался один Новгород Северский, где засел воевода
Петр Федорович Басманов, любимец царя Бориса. Борис выслал войско под начальством
первого боярина, князя Мстиславского, который сошелся с войсками Самозванца
под Новгородом Северским; несмотря на малочисленность своего войска в сравнении
с войском царским, Самозванец разбил Мстиславского, ибо у русских, пораженных
сомнением - не сражаются ли они против законного государя? - не было рук
для сечи, как говорят очевидцы. Так как Мстиславский был ранен в битве,
то вместо него начальствовать над войском был прислан князь Василий Иванович
Шуйский.
Самозванец 21 января 1605 года ударил на царское войско при Добрыничах,
но, несмотря на храбрость необыкновенную, потерпел поражение вследствие
многочисленности пушек в царском войске. Годунов сильно обрадовался, думал,
что дело с Самозванцем кончено, но радость его не была продолжительна,
ибо скоро пришли вести, что Самозванец не истреблен, а усиливается; 4000
донских казаков явились к нему в Путивль, где заперся он, а между тем московские
воеводы ничего не сделали, не пользовались своею победою.
11. Смерть Бориса и провозглашение Лжедимитрия царем. В таком
нерешительном положении находились дела, когда 13 апреля 1605 года умер
царь Борис скоропостижно. После него остался сын Феодор, которого все свидетельства
единогласно осыпают похвалами как молодого человека, наученного всякой
премудрости, ибо действительно отец успел дать ему хорошее по времени и
по средствам образование. Жители Москвы спокойно присягнули Феодору. К
войску вместо Шуйского, отозванного в Москву, отправлен был Басманов, прославившийся
защитою Новгорода Северского. Но Басманов увидал, что ничего нельзя было
сделать с войском, которое и прежде не имело рук от недоумения, а теперь
еще более - было ослаблено нравственно вследствие смерти Бориса. Видя это,
видя, что воеводы самые способные, могшие придать одушевление войску, не
хотят Годунова, Басманов решился изменить сыну своего благодетеля и вместе
с князьями Голицыными (Васильем и Иваном Васильевичами) и Михаилом Глебовичем
Салтыковым 7 мая объявил войску, что истинный царь есть Димитрий, и полки
без сопротивления провозгласили его государем.
Самозванец двинулся по дороге в Москву, где 1 июня Плещеев и Пушкин
возмутили народ и свели с престола царя Феодора; скоро приехали в Москву
из стана Самозванца князья Василий Голицын и Василий Масальский, свергнули
патриарха Иова, разослали в заточение Годуновых и родственников их и зверски
умертвили царя Феодора Борисовича и мать его, царицу Марью; царевна Ксения
Борисовна осталась в живых и после была пострижена под именем Ольги.
ГЛАВА XXX
ЦАРСТВОВАНИЕ ЛЖЕДИМИТРИЯ
20 июня 1605 года Лжедимитрий с торжеством въехал в Москву. Богдан Бельский,
снова возвращенный в Москву, торжественно с Лобного места свидетельствовал
перед народом, что новый царь есть истинный Димитрий. Но другое втихомолку
свидетельствовал князь Василий Шуйский: он поручил одному купцу и одному
лекарю разглашать в народе, что новый царь - самозванец. Басманов узнал
о слухах, узнал, от кого они идут, и донес царю. Шуйский был схвачен, и
Лжедимитрий отдал дело на суд собору из духовенства, вельмож и простых
людей; собор осудил Шуйского на смерть; уже был он выведен на место казни,
как прискакал гонец с объявлением помилования; Шуйского вместе с братьями
сослали в галицкие пригороды, но, прежде нежели они достигли места ссылки,
их возвратили в Москву, отдали имение и боярство.
Известить области о восшествии на престол нового царя должен был патриарх;
так как Иов был свергнут, то на его место возвели рязанского архиепископа
Игнатия, родом грека, который первый из архиереев признал Лжедимитрия истинным
царем. Но признание Игнатия не могло окончательно утвердить нового царя
на престоле; это могло сделать только признание матери, царицы Марфы. Ее
привезли в Москву, Лжедимитрий встретил ее в селе Тайнинском, имел свидание
наедине, в шатре, после чего народ был свидетелем взаимных нежностей матери
и сына. Вскоре по приезде матери Лжедимитрий венчался на царство по обыкновенному
обряду, причем объявлены были милости мнимым родственникам царским, гонимым
при Годунове, Нагим и Романовым. Филарет Никитич Романов был сделан ростовским
митрополитом.
Не проходило дня, в который бы царь не присутствовал в думе, где удивлял
бояр здравым смыслом, находчивостью при решении трудных дел, начитанностью;
указывая на невежество бояр, он обещал позволить им ездить в чужие земли
для образования; объявил, что хочет держать народ в повиновении не строгостью,
но щедростью. Если и на Годунова сильно жаловались за то, что он очень
любил иностранцев, отчего началось подражание иностранным обычаям, то гораздо
больше поводов к подобным жалобам подавал Лжедимитрий, который, побывав
сам на чужой стороне, пристрастился к тамошним обычаям и по живости природы
своей не мог сообразоваться с церемонною, сидячею жизнью прежних царей.
Желание как можно скорее видеть невесту свою в Москве, равно как желание
быть в союзе c католическими державами для общей войны против турок, заставляли
Лжедимитрия дорожить дружбою польского короля Сигизмунда, но он не хотел
для этой дружбы жертвовать выгодами своего государства: так, в угоду королю
он не только не хотел отказаться от титула царя, но еще принял титул императора,
объявил, что не уступит ни клочка русской земли Польше; в сношениях с папою
Лжедимитрий также уклонялся от обязательства ввести католицизм в Московское
государство. Несмотря на то, приезд в Москву Марины Мнишек со множеством
поляков, которые вели себя дерзко, женитьба царя на польке некрещеной возбуждали
неудовольствие в Москве, которым спешил воспользоваться князь Василий Шуйский
вместе с другими боярами.
Шуйский по горькому опыту знал, что нельзя подвинуть народа против царя
одним распущенном слухов о самозванстве, знал, что большинство московского
народа предано Лжедимитрию как государю доброму и ласковому, и потому начал
действовать с большою осторожностью. Особенно надеялся он на осьмнадцатитысячное
войско, собранное под Москвою царем для предполагавшегося похода па Крым;
для безопасности же от большинства москвичей, преданных Лжедимитрию, заговорщики
положили по первому набату броситься во дворец, с криком: "Поляки бьют
государя!" - окружить царя как будто для защиты и убить его. Несмотря,
однако, на эту осторожность и хитрость, умысел легко мог бы не иметь успеха,
если бы заговорщикам не помогла необыкновенная доверчивость Лжедимитрия,
который смеялся над поляками, уведомлявшими его о народном волнении, не
хотел принимать никаких доносов от немецких телохранителей и пренебрег
всеми мерами осторожности.
17 мая 1606 года около четырех часов утра раздался набаг в Москве, и
толпы заговорщиков хлынули на Красную площадь, где уже сидели на конях
бояре. Шуйский повел народ в Кремль "на злого еретика", как он выразился.
Лжедимитрий проснулся от набата и выслал Басманова справиться, в чем дело.
Басманов в отчаянии прибежал назад к царю, крича, что вся Москва собралась
на него. Когда уже бояре вошли во дворец, то Басманов вышел к ним и стал
уговаривать их не выдавать народу Лжедимитрия, но был убит. Лжедимитрий
увидел, что сопротивление бесполезно, выскочил из окна и разбился. Стрельцы,
стоявшие на карауле, подняли его, привели в чувство и приняли было его
сторону, но заговорщики закричали: "Пойдем в Стрелецкую слободу, истребим
семейства стрельцов, если они не хотят нам выдать обманщика". Стрельцы
испугались и сказали боярам:
"Спросим царицу: если она скажет, что он не сын ей, то Бог в нем волен".
Сам Лжедимитрий требовал, чтоб спросили мать его или вывели его на Лобное
место и дали объясниться с народом. Но объясниться ему не дали; пришел
князь Голицын и сказал, что царица Марфа называет своим сыном того, который
убит в Угличе, а от этого отрекается. Тогда Лжедимитрия убили, и труп его
вместе с трупом Басманова выставили на Красной площади в маске с дудкою
и волынкою. Между тем другие толпы народа били поляков. Тесть самозванца
Мнишек с родственниками, равно как послы королевские, приехавшие на свадьбу,
были спасены боярами, Марину также не тронули и отвезли из дворца к отцу.
Тот, кто назывался царем Димитрием, был убит; начали думать об избрании
нового царя. Виднее всех бояр московских по уму, энергии, знатности рода
были два князя, Василий Иванович Шуйский и Василий Васильевич Голицын;
оба имели сильные стороны, но Голицын не мог с успехом бороться против
Шуйского, который гораздо больше выдался вперед в последнее время; он был
первым обличителем самозванца, главою заговора, вождем народа против злого
еретика. Для людей, совершивших последний переворот, кто мог быть лучшим
царем, как не вождь их в этом деле? Бояре хотели созвать выборных из всех
городов, чтоб по совету всей земли избран был государь такой, который был
бы всем люб. Но Шуйский не хотел дожидаться собора, не будучи уверен, что
собор кончится в его пользу, ибо дело истребления самозванца, которым он
прославился, было дело чисто московское, да и не все москвичи его одобряли.
19 мая утром на Красной площади толпился народ, точно так же как и 17 мая.
Вышли бояре и духовенство и предложили избрать патриарха (ибо Игнатий
был свергнут как приверженец Лжедимитрия) и разослали грамоты для созвания
советных людей из городов на собор, который должен избрать государя. Но
в народе закричали, что царь нужнее патриарха, а царем должен быть князь
Василий Иванович Шуйский. Этому крику никто не смел противоречить, и Шуйский
был провозглашен царем, после чего в патриархи был избран Гермоген, митрополит
казанский.
