ВНУТРЕННЕЕ СОСТОЯНИЕ РУССКОГО ОБЩЕСТВА ОТ ПОЛОВИНЫ XIII ДО ПОЛОВИНЫ
XV ВЕКА
1. Главные явления означенного времени. С половины XIII до половины
XV века главные явления были, во-первых, отделение России западной от восточной:
западная, истощенная усобицами и опустошенная кочевыми ордами, не могла
сохранить своей самостоятельности, собраться в одно целое собственными
средствами и должна была подчиниться князьям литовским, а потом вместе
с Литвою соединилась с Польшею, Галицкое же королевство непосредственно
подчинилось Польше. Русь северовосточная, имевшая более свежих сил, с которыми
недавно выступила на историческую сцену и тотчас же приобрела явный перевес
над западною,- Русь северо-восточная могла самостоятельно, собственными
средствами собраться, составить одно государство.
Разумеется, ей помогли в этом разные благоприятные обстоятельства: нашествие
Батыево не повторялось, татары откочевали далеко, ханы, получая дань и
дары от князей, не принимали никакого участия во внутренних делах России,
вовсе не понимали того, что там делается: вместо того чтоб поддержать усобицы,
не давать сильнейшим князьям усиливаться на счет других, они поступали
наоборот, принимали и отпускали от себя с великою честью и с пожалованиями
князей, которые давали им больше денег, не предугадывая, что это самые
опасные для них князья. На западе опасных соседей также не было у северовосточной
Руси: Литва не пошла дальше Угры, не могла овладеть ни Новгородом, ни Псковом,
ибо сначала сдерживалась немецким орденом, а потом усобицами и затруднительными
отношениями к Польше. Наконец, к счастью для северо-восточной Руси, в Ярославе
Всеволодовиче и его потомстве она имела князей деятельных и благоразумных,
неуклонно стремившихся к одной цели - усилиться на счет других, примыслить
к своему отдельному княжеству как можно больше волостей, заставить других
князей сделаться из родственников слугами.
В старой, юго-западной Руси мы видели, что князья владели землею сообща,
целым родом, переменяя волости по старшинству, в новой же, северо-восточной
Руси хотя Владимир с своею областью и считается собственно великим княжением,
но великие князья не живут более в нем, остаются в своей вотчине: тверские
- в Твери, московские - в Москве; в старину род княжеский сохранял свое
единство и потому имел одного старшего, великого князя; теперь же этого
единства больше нет, и потому является несколько великих князей: так называется
московский князь, и тверской, и рязанский, и нижегородский. В старину,
при единстве княжеского рода, великому князю наследовал не сын его, но
старший по нем в целом роде, дядя имел преимущество перед племянником,
имел для племянника значение отца; если и были попытки племянников, сыновей
от старшего брата, отнимать старшинство у дядей, младших братьев отцовских,
то попытки эти были неудачны, встречали неодобрение в обществе как дело
преступное, греховное; теперь же на севере все эти старые предания ослабели:
племянники с успехом вооружаются против дядей, отнимают у них великое княжение
Владимирское, младшие братья отнимают старшинство у старших; великие князья
стараются передать великое княжение своим сыновьям, минуя братьев, стараются
заставить последних отказаться от своих прав в пользу племянника. Так как
от старых родовых представлений и названий еще не освободились, новые еще
не выработались отчетливо, то употребляются странные выражения: дядя, например,
обязывается считать племянника старшим братом, отцом! Дядья, разумеется,
противятся, не хотят отказываться от своих прав, но их сопротивление напрасно,
ибо против них идет теперь целое общество, что так ясно обнаружилось во
время борьбы Василия Васильевича с дядею Юрием: все ратные люди бросились
к молодому Василию в Коломну, не желая служить галиц-кому князю, дяде,
старшему в роде; духовенство вооружается против поступка Юрьева, как против
греха, сравнивает его с грехом праотца Адама, захотевшего быть равным Богу.
Таким образом, новый порядок престолонаследия утвердился на самом деле,
но не по закону; мы теперь знаем, что после императора наследник - старший
сын его, ибо таков закон империи, но в XV веке закона не было, и потому,
чтоб упрочить престолонаследие за сыном, великий князь должен был прибегать
к самому Делу; так, Василий Васильевич при жизни своей назвал сына своего
Иоанна великим князем, присоединяя имя его к своему собственному во всех
грамотах.
Из XIV и XV веков до нас дошло много духовных завещаний и договорных
грамот княжеских, из которых можем видеть, как постепенно, но очень медленно
происходила перемена прежних, родовых отношений между князьями на новые,
служебные: сюда относятся выражения, что младший должен держать старшего
честно и грозно, обязан служить ему, а тот обязан кормить его по
его службе; младшие, удельные князья не имели права непосредственно сноситься
с ханом, знать Орду, как тогда выражались. В завещаниях князья обыкновенно
дают большое значение женам своим: отказывают им богатые волости, приказывают
сыновьям во всем слушаться матери, которой дается право в случае смерти
одного сына разделять его удел между оставшимися в живых; поэтому князья-братья
начинали договоры свои так:
"По слову и благословению матери нашей". Такое значение матерей имело
религиозное основание: "держи мать свою в чести и матерстве, как Бог сказал",
говорят князья сыновьям в завещаниях; поэтому и духовенство во имя религии
подтверждало эти приказания.
2. Татарское влияние. И теперь в новой, северной Руси вступление
великого князя на престол сопровождалось обрядом посажения с тем, однако,
различием, что теперь сажал на стол посол татарский, в чем ясно выражалась
зависимость князя от хана. Как же велика была эта зависимость? При описании
первых времен татарского ига говорится, что Батый поставил наместников
(баскаков) своих по всем городам русским; в известии о перечислении для
наложения поголовной дани говорится, что численники поставили десятников,
сотников, тысячников, темников (десятитысячников).
Под 1266 годом летописец уже говорит, что притеснения татарские ослабели;
потом не находим уже больше известий о баскаках на севере: после 1375 года
не упоминается более о перечислении - знак, что ханы по разным причинам
начали оказывать полную доверенность великим князьям и что последние взяли
на себя доставку дани в Орду. Таким образом, чрез удаление баскаков, численников
и сборщиков дани, к концу XIII века князья освобождались совершенно от
татарского влияния на свои внутренние распоряжения, но и во время присутствия
баскаков мы не имеем основания предполагать большого влияния их на внутреннее
управление.
Как скоро исчезли татарские численники, то прекратилась и несправедливая
подушная дань, разная для всех, следовательно, легкая для богатых, тяжелая
для бедных; князья стали брать дань по силе, то есть по средствам
плательщиков; дань бралась с сох (количество земли, обрабатываемое
известными средствами, например с помощью трех лошадей) и с промыслов,
которые приравнивались к сохе (например, невод считался за соху, кузница
также); в случае нужды, при запросах из Орды, бралась дань и с членов дружины,
смотря по их доходам. Кроме выхода, или дани, в Орду были еще другого рода
издержки на татар, ордынские тягости и проторы, как тогда говорили.
Таков был ям (от татарского слова - ям - дорога) - обязанность доставлять
подводы татарским чиновникам; содержание послов ханских и их многочисленной
хищной свиты; наконец, поездки князей в Орду, где должно было дарить хана,
жен его, вельмож и всех сколько-нибудь значительных людей; неудивительно,
что у князей иногда недоставало на все это денег и они должны были входить
в долги. Дань шла в казну княжескую тогда только, когда не было запросов
из Орды, то есть когда можно было не удовлетворять этим запросам; постоянные
же доходы княжеские состояли по-прежнему в пошлинах торговых, судных и
доходах с земельной частной собственности.
3. Дружина. Князья на севере перестают переходить из одного княжества
в другое, постоянно сидят в одном, которое усиливают на счет других; это
обстоятельство дает возможность и членам дружины оставаться в одной области
и приобретать здесь значение постоянных богатейших землевладельцев и наследственно
пользоваться правительственными должностями. Вместе с усилением московского
князя усиливаются московские бояре, им выгодно удержать эту силу навсегда
за своим князем, и они действительно хлопочут об этом, подкрепляемые митрополитами:
так, в малолетство Димитрия Донского они удержали за ним великое княжение
Владимирское. Дружинники, бояре, дети боярские и слуги вольные по прежнему
удерживали право свободного перехода от одного князя к другому; дружинникам
слабейших князей выгодно было переходить в дружину сильнейших, чем они
еще более усиливали последних: так, мы видели, поступили бояре нижегородского
князя, передавшиеся московскому; они не считали себя изменниками, потому
что во всех договорах княжеских повторялось: "боярам и слугам нашим вольным
воля". Как усилилось значение бояр московских, видно из того, что великие
князья нижегородский, тверской искали родственных союзов с ними. Но это
усиление не было опасно для великого князя: ни одна знатная фамилия долго
не сохраняла своего могущества, ибо ко двору московскому беспрестанно приезжали
новые знатные и богатые выходцы и теснили старых; чем сильнее становился
московский князь, тем большее число людей находило выгодным вступать к
нему в службу; притом же эти пришельцы, люди новые, окруженные новыми лицами,
новыми явлениями, не имели на что опереться, не могли действовать обдуманно
и дружно.
Скоро начали стекаться отовсюду в Москву князья, лишенные своих владений,
и Рюриковичи русские, и Г╦диминовичи литовские, и оттесняли старых московских
бояр от первых мест; князья Рюриковичи приезжали лишенные уже своих княжеств,
уделов; за ними оставалось несколько земель в этих уделах, земель раздробленных
и дробившихся все более и более с умножением детей княжеских, которые все
получали участки в отцовском владении; Гедиминовичи же литовские приезжали
вовсе без земель и получали их по милости великих князей московских; все
эти князья, следовательно, не были сильны, не были опасны. За службу свою
дружинники получали от великих князей волости и села в кормление. Кроме
дружины в состав войска входили по-прежнему полки из городского и сельского
народонаселения.
4. Города. В городах, которые как стольные города великокняжеские
занимают теперь главное место, в Москве, Твери, Рязани, Нижнем, Суздале,
даже в знаменитом Владимире, мы не встречаем больше вечей и того участия
горожан в делах, какое встречали прежде в Киеве, Чернигове, Смоленске,
Ростове; усобицы между князьями продолжаются по-прежнему, но города не
принимают в них участия как прежде, их голоса не слышно; ни один князь
не собирает веча для объявления горожанам о походе или о каком-нибудь другом
важном деле, ни один князь не заключает ни о чем договора с ними. Под именем
веча теперь летописцы разумеют незаконное мятежное собрание народа, собравшихся
летописцы называют мятежниками, крамольниками. Очень дурно отзываются московские
летописцы и о вечевом быте Новгорода, обнаруживают к нему отвращение. Мы
видели, что новгородцы, не будучи в состоянии защищать свою вольность силою
от великих князей, выкупали ее деньгами; за деньги великие князья оставляли
новгородцев жить по старине, подтверждая эту старину договорами, из которых
самый древний, дошедший до нас, относится ко временам великого князя Ярослава
Ярославича; договоры эти заключались от имени владыки, посадника, тысяцкого,
сотских, от всех старейших и от всех меньших, от всего Новгорода; князь
раздавал правительственные места Новгородской области только новгородцам;
без посадника не раздавал мест и грамот; не мог управлять Новгородом, не
находясь в Новгороде; без вины, по своему произволу не мог никого лишить
должности; не мог судить никого без посадника. Уже давно, по всем вероятностям
во второй четверти XII века, новгородцы стали сами себе выбирать посадника
и тысяцкого и поместили посадника подле князя при суде и раздаче мест,
хотя при этом князь не потерял влияния при избрании посадника и не лишился
права требовать его смены, объявивши только вину его. В прежнее время великие
князья, не имея возможности сами жить или часто бывать в Новгороде, посылали
туда вместо себя одного из родственных себе князей, но потом великие князья,
особенно московские, посылали в Новгород наместников своих из бояр.
В городах юго-западной Руси в это время кроме русского народонаселения
видим немцев, жидов и армян; во время литовского владычества жиды получили
здесь большие выгоды; тогда же русские города начали получать право немецкое,
магдебургское, по которому горожане освободились из-под ведомства воевод,
судей и всяких чиновников великокняжеских и во всех делах расправлялись
перед своим начальником, который носил название войта. Полоцк, имевший
одинакий быт с Новгородом Великим и другими старыми русскими городами,
сохраняет этот быт и при князьях литовских: он заключает договоры с Ригою,
с магистром ливонским; по грамоте короля Казимира бояре, мещане, дворяне
и все жители полоцкие должны были собираться для рассуждения о городских
делах на том же самом месте, где прежде издавна сходились; мещане, дворяне
и чернь не могли собирать сеймов без бояр; казну берегли сообща выборные
из всех городских сословий, из бояр, мещан, дворян и черни.
5. Сельское народонаселение. Пустых земель было много, народу
мало, и потому князья старались перезывать в свои области поселенцев из
других областей, давая им на несколько лет свободу от всяких податей. Крестьяне
свободно переходили от одного землевладельца к другому, но они могли оставить
землю, или отказываться, как тогда называли, только в известный срок, по
преимуществу осенью, по окончании полевых работ: за две недели до Юрьева
дня и неделю спустя после него. Встречаются также случаи, когда князья
запрещали переход крестьян в пользу известного землевладельца; например,
великий князь Василий Темный пожаловал Троицкий Сергиев монастырь, запретив
переход крестьянам одного из сел, принадлежавших этому монастырю. Землевладельцы
получали от князей право суда над поселившимися на их землях крестьянами,
кроме случаев уголовных. Но кроме переходного, свободного сельского народонаселения
по-прежнему видим народонаселение несвободное, принадлежащее землевладельцам.
6. Казаки. В конце первой половины XV века в первый раз встречаем
название казаков, именно рязанских. Под этим именем у предков наших
разумелись вообще люди бездомовные, бессемейные, принужденные добывать
себе пропитание работой у чужих людей; таким образом, казак значил то же
самое, что работник, батрак, и в этом отношении казаки противополагались
земским людям, имеющим постоянное место жительства и собственность.
Соседство с степью, не бесплодною, но привольною для житья, орошаемою рыбными
реками, влекло туда самых отважных из этих бездомовников, казаков, к ним
присоединялись и поневоле все те, которым нельзя было остаться в обществе,
которых закон преследовал за беспорядочную, преступную жизнь, наконец,
беглые холопы. Из таких-то людей образовалось военное пограничное население,
известное преимущественно под именем казаков. Казаки эти имели важное значение,
потому что, как люди отважные, они пролагали пути к населению пустых степных
пространств; выход в казаки был легок русскому человеку, потому что, уходя
в степь, он не уходил в чужую сторону, не переставал быть православным
русским человеком, и в степи среди казаков он находил своих же; казаки
признавали над собою власть правительства русского, но повиновались только
ему тогда, когда это было им выгодно; в большей зависимости от правительства
находились те казаки, которые жили недалеко от границ, под руками правительства,
в меньшей - те, которые удалялись в глубь степей, но таких в описываемое
время еще не могло быть много, потому что в степях еще были сильны татары.
7. Торговля. Самым значительным торговым городом на Руси после
упадка Киева оставался Новгород Великий; от этого он был и самым богатым
городом; в Новгород приезжало много немцев для торговли, новгородские купцы
ездили торговать в Любек, Готландию, в Стокгольм, как видно из договоров,
которые они заключали с немцами, с Ганзою. После Новгорода значительную
заграничную торговлю вели Псков, Смоленск, Полоцк; немцы привозили сюда
хлеб, соль, овощи, сельди, сукно, полотно, металлы и металлические вещи,
пергамен, вино, пиво; вывозили меха, кожи, сало, воск, лес и восточные
произведения: жемчуг, шелк, дорогие ткани. На юге Киев, несмотря на опустошение
татарское, по удобству положения и по старой привычке привлекал к себе
купцов иностранных, итальянских. Немцы ездили на Волынь и в Галицию; галичане
и подольцы торговали в Молдавии, Бессарабии, Венгрии; русские купцы ездили
также торговать в Судак (Сурож) и Феодосию (Кафу), в Грецию и Турцию.
На северо-востоке Нижний Новгород благодаря своему выгодному положению
уже начинает быть известен как богатый торговый город, вследствие чего
суздальские князья и перенесли в него свой стол; в Нижний кроме татар приезжали
торговать и армяне; армяне и литовские купцы приезжали также в Москву;
татарские купцы приезжали в русские города обыкновенно вместе с послами.
Главным препятствием для торговли, кроме татарских опустошений, были еще
разбои, производившиеся в больших размерах, особенно по Волге; эти разбои
производились преимущественно новгородцами.
8. Богатство народа, его домашний быт. Богатые торговлею города,
Новгород и Псков, славились прочностью своих укреплений, обилием каменных
церквей; церкви эти были небольшие, строились скоро, иногда очень неискусно;
мастера, строившие церкви, были русские, но расписывали церкви греческие
мастера или русские ученики греков; из русских славился особенно Андрей
Рублев. Владыки начинают строить для себя палаты каменные в Новгороде и
Москве; наконец, вводятся кое-где в употребление звонящие часы.
Домашний быт отличался по-прежнему простотою. Князья, строившие города,
церкви, богато их украшавшие, спали на соломе; в завещаниях московских
князей упоминается об иконах, дорогих платьях, цепях, редко о дорогом оружии,
о нескольких сосудах столовых, и все это в таком небольшом количестве,
что не могло занимать много места, легко могло быть спрятано, собрано,
увезено.
Но если так было у князей, то чего же мы должны искать у простых людей?
У них, кроме самой простой и необходимой рухляди, нельзя было ничего сыскать,
ибо все, что получше и подороже, хранилось в церквах как местах, наименее
подвергавшихся пожарам и разграблениям. Это отсутствие мебели, домашних
украшений и удобств помогало нашим предкам равнодушнее переносить частые
пожары и неприятельские нашествия: если жизнь и свобода были спасены, то
об остальном нечего было много тужить, дорогого было так мало, что его
легко было унести с собою, небольшие же деревянные дома легко было вновь
построить по необыкновенной дешевизне материала.
9. Церковь. Прежде упоминалось о сильном сопротивлении, которое
христианство встретило на севере от финского язычества, от волхвов; теперь
же такого сопротивления мы больше не видим: христианство распространяется
между карелами на северо-западе, между зырянами, или пермяками, на северо-востоке.
Апостолом зырян был св. Стефан, который приготовился к своему подвигу тем,
что изобрел азбуку и перевел нужнейшие для богослужения книги на язык зырянский.
Как св. Стефан заботился о новообращенных, которых был первым епископом,
видно из "Плача земли Пермской" по нем, помещенного в житии его: "Теперь
мы лишились защитника, который Богу молился о душах наших, а перед князем
и вельможами был нашим защитником, избавлял нас от насилий, работы и чиновнических
грабежей; сами новгородцы разбойники слов его слушались и не воевали нас".
Деятельность главных архиереев русской Церкви, митрополитов всей Руси,
становится теперь заметнее, чем прежде, во-первых, потому, что совершается
великий переворот в судьбах отечества, устанавливается единовластие, причем
должно было духовенство решительно высказаться и высказалось в пользу единовластия;
во-вторых, теперь митрополиты выбираются из русских, а не из греков, которые
не могли принимать так к сердцу русские интересы, не могли как чужеземцы
иметь такого сильного влияния на князей и народ. Кроме того, были еще другие
важные дела, в решении которых духовенство должно было принимать сильное
участие, таковы были дела татарские, литовские, греческие.
Так как Киев и вообще южная Русь потеряла свое главное значение, которое
перешло к Руси северной, то и главные пастыри русской Церкви, митрополиты,
должны были обратить особое внимание на север и тамошних князей: они начинают
ездить туда по нескольку раз, а митрополит Максим окончательно переехал
на житье из Киева во Владимир. Преемник Максима, св. Петр, родом русский
из Волыни, избрал своим пребыванием Москву и тем много способствовал усилению
ее на счет всех других княжеств; Петр ездил в Орду и был там принят с большою
честью, ибо татары уважали служителей всех религий; когда наложена была
дань на русских, духовенство было освобождено от нее, и ханы давали нашим
митрополитам ярлыки, или грамоты, которыми подтверждалась свобода духовенства
от всяких поборов в пользу татар. Преемником св. Петра был грек Феогност;
как до сих пор митрополиты должны были обращать особенное внимание на север
и наконец утвердиться здесь, так теперь они должны были обратить одинаковое
же внимание и на юго-запад, ибо здесь русские области соединились теперь
под властью одного могущественного князя - литовского; вот почему Феогност
не раз ездил на Волынь и жил там долгое время. Преемником Феогноста был
св. Алексей из знатного московского рода Плещеевых, которые выехали в Москву
из Чернигова. Алексей много помогал московским князьям, особенно Димитрию
Донскому, при утверждении их могущества, потому что князья, которые осмеливались
противиться московским князьям, имели против себя и митрополита; так, Алексей
наложил проклятие на некоторых князей, которые обещали великому князю московскому
выступить вместе с ним против татар и не исполнили обещания; наложил проклятие
на смоленского князя, который помогал - Ольгерду против Москвы; кроме этой
деятельности внутри России св. Алексей ездил в Орду и своим влиянием на
хана спасал Россию от беды, которою грозили ей татары.
Но если митрополит всея Руси, москвич, живший в Москве, так помогал
московскому князю усиливаться, то, конечно, это не могло нравиться литовским
князьям; от этого у них родилось желание иметь для подвластных им русских
областей особого митрополита в Киеве, который бы находился под их влиянием.
Ольгерд жаловался константинопольскому патриарху, что митрополит Алексей
помогает московскому князю в его завоевательных замыслах, не ездит в Литву
и Киев, освобождает от присяги перебежчиков из Литвы в Москву; Ольгерд
требовал другого митрополита для подвластных ему и союзных русских княжеств.
В Константинополе исполнили это требование и поставили митрополитом для
юго-западной Руси Киприана, родом из южных славян, но с тем чтобы по смерти
престарелого Алексея он был митрополитом и всея Руси; потом, однако, по
смерти св. Алексея, в Константинополе согласились поставить особого митрополита
для Москвы, Пимена; по смерти последнего Киприан соединил под своею властью
обе русские церкви, что было легко сделать, когда великий князь московский
Василий Димитриевич жил согласно с тестем своим Витовтом литовским. Но
когда последовал между ними разрыв, то преемнику Киприанову, греку Фотию,
невозможно стало удержать за собою Киев: Витовт настоял, чтоб в 1415 году
собор юго-западных русских епископов сам собою посвятил в киевские митрополиты
Григория Цамблака, ученого болгарина, ибо константинопольский патриарх
не соглашался на это. Цамблак умер в 1419 году; в это время вражда к Москве
остыла в Витовте, все внимание его было поглощено делами польскими, и он
не хлопотал об избрании преемника Цамблаку, вследствие чего Фотий опять
получил в управление Церковь южнорусскую.
По смерти Фотия усобицы великого князя московского Василия Васильевича
с дядею и потом с двоюродными братьями долго мешали назначению нового митрополита;
наконец был избран рязанский епископ Иона; но когда он приехал в Константинополь
для поставления, то нашел, что там уже посвящен был для России митрополит
Исидор, грек. Исидор, приехавши в Москву, стал собираться на собор, созванный
в Италии для соединения церквей восточной и западной. Самое уже место собора
в стране неправославной возбудило подозрение в Москве. Великому князю Василию
Васильевичу не хотелось, чтоб Исидор ехал в Италию; когда же он не мог
отклонить митрополита от этого путешествия, то сказал ему: "Смотри же,
приноси к нам древнее благочестие, какое мы приняли от св. Владимира, а
нового, чужого не приноси, мы не примем". Исидор обещал крепко стоять в
православии, но не исполнил своего слова, на соборе Флорентийском подписал
соединение с западною Церковью и возвратился в Москву в звании папского
легата, велел на литургии поминать папу вместо патриархов восточных, а
после литургии читать народу грамоту о соединении церквей, о принятии римского
учения насчет происхождения Св. Духа и другие новизны. Тогда великий князь
велел посадить его под стражу, а сам созвал духовенство и велел ему рассмотреть
дело; духовенство решило, что Исидор поступает несогласно с божественными
правилами и преданиями, а между тем он успел бежать из заключения.
После свержения Исидорова Иона рязанский был поставлен в митрополиты
собором русских епископов; впрочем, великий князь дал знать греческому
императору, что русская Церковь этим нисколько не разрывает тесной связи
своей с греческою Церковию и всегда будет сохранять православие. С этих
пор митрополиты у нас постоянно избирались из русских архиереев и не посылались
на посвящение в Константинополь к патриарху. При митрополите Ионе произошло
окончательное отделение юго-западной русской Церкви от северо-восточной;
с этих пор были постоянно два особых митрополита - один в Москве, другой
в Киеве.
Относительно власти митрополита в грамоте, составленной но взаимному
согласию великого князя Василия Димитриевича и митрополита Киприана, положено,
что все лица, принадлежащие к Церкви, подчиняются суду митрополита; из
этой грамоты узнаем, что митрополит имел своих бояр и слуг, которые в случае
войны выступали в поход под начальством особого митрополичьего воеводы,
но под знаменем великокняжеским; слуг великокняжеских и людей, платящих
дань в казну великокняжескую, митрополит не имел права ставить в священники
или в дьяконы, потому что этим наносился ущерб службе и казне: здесь причина,
почему в духовное звание поступали только люди из того же звания. Из слуг
своих митрополит посылал для управления своими селами (в волостели), для
суда церковного (в десятники).
Митрополиты для обсуждения важных вопросов созывали соборы из епископов;
епископы в своих епархиях созывали соборы из подведомственного им духовенства;
кроме того, митрополиты для исправления нравственности в народе писали
послания к духовенству и мирянам. Особенное внимание не только митрополитов
русских, но и патриархов константинопольских во второй половине XIV века
обратили на себя Новгород и Псков вследствие появившейся там ереси стригольников;
еретики отвергали необходимость священников, упрекая последних в дурном
поведении; утверждали, что миряне могут учить вере, что не должно молиться
за умерших; ересь эта прекратилась в первой половине XV века.
Монастыри продолжают сохранять свое важное значение. Чем был в старину
Печерский монастырь для Киева, тем был Троицкий Сергиев монастырь для Москвы.
Основателем этого монастыря был Варфоломей, в иночестве Сергий, сын ростовского
выходца, поселившегося в Радонеже. Сергий в молодости еще удалился в дремучий
лес и долго жил здесь один, но не мог утаиться: иноки стали собираться
к нему; Сергий своими руками строил кельи, носил дрова из леса и колол
их, носил воду из колодезя к каждой келье, готовил кушанье на всю братию,
служил всем, как раб. Это-то смиренное служение прославило Сергия по всем
областям русским и дало ему то значение, с каким мы уже встречали его в
княжение Димитрия Донского. Из монастыря Сергиева выведены были другие
монастыри сподвижниками, учениками и учениками учеников Сергиевых; из этих
монастырей особенно важен в нашей истории монастырь Белозерский, основанный
св. Кириллом, славным святостью жизни и поучениями, в которых он напоминал
князьям об их обязанностях.
Монастыри в описываемое время имели еще то важное значение, что были
проводниками гражданской жизни в диких пустынях: монахи расчищали леса,
заводили пашню, привлекали к себе народонаселение; монастыри были гостиницами
для странников, во время голода кормили бедных. Средства к тому монастыри
получали от своих сел и деревень, которые дарили им князья и другие богатые
люди - на помин душам своим и своих родителей, как тогда выражались. Несмотря
на укоренившийся обычай отдавать села и деревни монастырям, уже возникал
вопрос: следует ли монахам владеть ими? И митрополит Киприан думал, что
не следует. Сначала в монастырях каждый монах имел свое особое хозяйство,
но с конца XIV века начало вводиться общее житие.
10. Состояние нравственности народной. Нравы народа становились
заметно грубее, потому что русские все более и более удалялись от европейских
христианских народов и находились в постоянном сообщении только с азиатскими,
нехристианскими народами, от которых нечего было заимствовать хорошего.
Кроме того, были и другие причины огрубения нравов: шли усобицы между князьями,
но шли они не за право на старшинство, как прежде, а за то, какому князю
быть сильнее всех других, отнять у всех других волости, подчинить себе
всех других; о правах нет уже более речи; старых родовых прав никто более
не уважает, новые еще не утвердились на место старых; силе поэтому открылась
полная свобода действовать. Сильный при первом удобном случае прибегал
к насилию, слабый, чтоб спастись от сильного, прибегал к хитрости, коварству,
ехал в Орду, льстил, унижался пред ханом, его женами и вельможами. Народ
находился в положении тяжелом, ему не было покоя и от чужих, татар и Литвы,
и от своих: сильные князья, желая привести в свою волю слабых, притесняли
их подданных; когда в каком-нибудь княжестве начинались усобицы, то народ
убегал из него в другие области; когда усобицы стихали, народ возвращался.
Таким образом, народ жил в постоянном страхе пред своими и чужими, не
было безопасности, без которой не могут успевать ни промышленность, ни
торговля, и жизнь не украшалась ни наукою, ни искусством. При этой бедности
жизни были доступны человеку одни грубые удовольствия, которые не могли
способствовать смягчению нравов, а только вели к усилению нескромности,
которая выражалась и на деле, и в словах. Женщина для сохранения скромности
должна была избегать общества, предавшегося таким удовольствиям; отсюда
укоренился обычай, что жены и дочери значительных и богатых людей укрывались
в теремах, не появляясь в мужских обществах, отчего мужчины еще более грубели
в своих нравах, ибо не сдерживались присутствием женщины. Обличения нравам
времени слышались из уст святых мужей, отшельников, но людей, которых будил
их голос, очищал от грязи житейской, было немного; для немногих избранных
монастырь, церковь служили приютом, спасением от грубости нравов, утешением
в бедах жизни, но для большинства единственным развлечением и утешением
в бедах жизни оставался пьяный пир, сопровождавшийся бранью и драками,
а иногда и убийствами.
11. Просвещение. При таком состоянии общества литература не могла
процветать. Нигде не встречаем мы известий об образованности князей и вельмож.
Но грамотность по-прежнему сохранялась в сословии духовном; епископы продолжали
говорить народу поучения в церквах. Из этих проповедников особенно замечателен
был Серапион, епископ владимирский:
он в своих проповедях призывал к покаянию, указывая на страшные бедствия,
удручавшие Русь. Особенно замечательно из слов его то, где он говорит против
привычки приписывать общественные бедствия женщинам, которых считали ведьмами,
и губить их за это.
От времени до времени являлись люди, которые не только словом, но и
делом, святою, исполненною чудес жизнию, возбуждали всеобщее внимание,
благотворно действовали на общество; подвиги этих святых мужей записывались
и передавались в наставление потомству; путешественники ко Святым Местам
описывали чудеса природы и искусства, которые они встречали на пути. Кроме
путешествий ко Святым Местам дошло до нас описание путешествия во Флоренцию,
составленное одним из спутников митрополита Исидора; другой спутник Исидора,
монах Симеон Суздалец, составил описание Флорентийского собора.
Продолжали переводить с греческого, но большая часть этих переводов
сделана была не в России, а на Афонской горе, в русском и сербском монастырях.
Что касается до литературы светской, то до нас дошли от описываемого
времени исторические песни, сказания и летописи. Так, в песне рассказана
смерть Шевкала в Твери; эта песня замечательна тем, что в ней описывается
поведение татарских баскаков в городах русских. Как прежде содержанием
исторических песен и сказаний служили подвиги князей и богатырей против
печенегов и половцев, так теперь с XIII века содержанием сказаний служит
борьба с татарами на востоке, с немцами и Литвою на западе. Сказания, относящиеся
к борьбе с татарами, начинаются рязанским сказанием о нашествии Батыя,
описываются подвиги и гибель рязанских князей, гибель княгини Евпраксии,
которая, услыхав об убиении мужа своего, князя Федора, Батыем, бросилась
вместе с малюткою-сыном с высоких хором и убилась до смерти; рассказывается
о необыкновенной храбрости и гибели боярина рязанского Коловрата. Составилось
несколько сказаний о знаменитой Куликовской битве, из которых одно носит
явные следы подражания "Слову о полку Игореве"; но ни одно из этих северных
сказаний не может сравниться поэтическими красотами с "Словом о полку Игореве".
Нашествие Тохтамыша на Москву послужило также предметом особого сказания;
известия о Тамерлановом нашествии вошли в повесть о чуде от Владимирской
иконы Богородицы: здесь говорится, что к выходу из русских владений побудил
Тамерлана сон, в котором явилась ему на воздухе жена, запрещавшая ему идти
далее на русскую землю. Составилось сказание о житии и преставлении великого
князя Димитрия Ивановича (Донского), царя русскою: это похвальное слово,
в котором почти исключительно выставляются нравственные достоинства Димитрия
с тою целию, чтоб цари научились подражать ему. Это похвальное слово есть
самое блестящее литературное произведение описываемого времени.
В борьбе на западных границах со шведами, немцами и Литвою прославились
два князя - Александр Невский и Довмонт Псковский, поэтому подвиги их описаны
в особых украшенных сказаниях. Летописи по-прежнему составлялись в разных
городах - в Ростове, Твери, Москве, Новгороде и Пскове.
