В 1359 году умер Иоанн московский, 33 лет от роду, оставив малолетних
сыновей Димитрия и Ивана и малолетнего же племянника Владимира Андреевича.
Казалось, что ранняя смерть Иоанна будет гибельна для Москвы, ибо малютка-сын
его мог ли хлопотать в Орде, мог ли бороться с другими князьями? И действительно,
когда все князья явились в Орде и недостало одного московского, то хан
отдал великое княжение Владимирское суздальскому князю Димитрию Константиновичу.
Но Москва была уже так сильна, что и такое неблагоприятное обстоятельство,
как малолетство князя, не могло повредить ей. Бояре московские, привыкшие
быть боярами сильнейших князей всей Руси, не хотели сойти на низшую степень
или отъехать к новому великому князю, в новое княжество, где ничто не было
им известно и обеспечено; они начали стараться добыть ярлык своему князю.
Малютка Димитрий отправился в Орду, но там нельзя было ничего добиться
при сильной смуте, когда один хан сменял другого;
наконец Орда разделилась между двумя ханами - Абдулом, именем которого
правил сильный вельможа Мамай, и Мюридом. Московские бояре отправили послов
к последнему, и он дал ярлык Димитрию. Бояре посадили на коней всех трех
малолетних князей своих - Димитрия, Ивана и двоюродного брата их Владимира
Андреевича и выступили с ними на Димитрия Константиновича; этот князь не
мог противиться московским полкам и покинул Владимир. Одиннадцатилетний
Димитрий московский занял старинную столицу великокняжескую, и когда приехал
сюда к нему посол от хана Абдула с ярлыками, то он принял его с честью
и отпустил с дарами. Это рассердило Мюрида, который, чтоб отомстить Димитрию
московскому, прислал новый ярлык на Владимир Димитрию суздальскому. Тот
обрадовался и сел на другой раз во Владимире, но сидел очень недолго, потому
что Димитрий московский опять пришел на него с большим войском, выгнал
из Владимира, осадил в Суздале и заставил отказаться от великого княжения.
После, когда Димитрию Константиновичу выслали в третий раз ярлык из Орды,
то он уже не хотел вступать в борьбу с Москвою и даже выдал дочь свою за
ее князя.
Отделавшись от соперника, Димитрий московский тотчас же дал почувствовать
свою силу князьям слабейшим: он привел в свою волю князя ростовского, а
князя стародубского и галицкого выгнал из их княжеств. Между тем моровая
язва сильно опустошила Россию, умерло много князей, в том числе молодой
брат Димитрия московского Иван; великий князь присоединил его удел к своему,
что произошло совершенно спокойно, тогда как в других княжествах за выморочные
уделы между князьями пошли усобицы; так, встала усобица между Димитрием
Константиновичем суздальским и братом его Борисом за Нижний Новгород. Четырнадцатилетний
великий князь московский вступился за Димитрия и заставил Бориса уступить
ему Нижний. Тут он Действовал не одним светским оружием, но и духовным,
ибо митрополит Алексей постоянно поддерживал политику московского князя
и старался утвердить его силу: он отнял епископию нижегородскую у суздальского
владыки; и в то же время послом от московского князя явился в Нижнем преподобный
Сергий, игумен Радонежский; он позвал Бориса Константиновича в Москву,
и когда тот не послушался, то Сергий по приказу митрополита и великого
князя московского запер все церкви в Нижнем.
Москва хотела утвердить свое влияние и в Тверском княжестве, пользуясь
тамошними усобицами, но тверской князь Михаил Александрович, деятельный
и смелый, не хотел уступить Москве без борьбы. Разумеется, он не мог противиться
собственными силами и потому обратился к зятю своему (сестрину мужу) Ольгерду
литовскому; следовательно, на эту вторую борьбу Твери с Москвою мы должны
смотреть, собственно, как на борьбу московского князя с литовским по поводу
тверского князя. У Ольгерда, по словам летописца, был такой обычай, что
никто не знал, ни свои, ни чужие, куда он замышляет поход; этою-то хитростию
он и забрал города и волости, и Димитрий московский узнал о замыслах Ольгерда,
когда уже тот стоял на границе с братом Кейстутом, молодым сыном его Витовтом,
своими сыновьями, Михаилом тверским и полками смоленскими. Димитрий не
успел собрать войска, велел пожечь посады московские и заперся в каменном
Кремле, только что построенном. Ольгерд не мог взять Кремля, но страшно
опустошил окрестности Москвы, и Димитрий должен был помириться с Михаилом,
уступив ему все у него захваченное. Но когда Ольгерд ушел, отвлекаемый
на западе немцами, то московский князь, отдохнувши, вооружился опять против
тверского и опустошил его княжество; Михаил опять бросился в Литву, Ольгерд
опять вместе с ним осадил Москву, но, узнав, что на помощь ей собирается
войско в Перемышле, заключил перемирие с Димитрием и возвратился назад.
Не видя большой пользы от союза с Ольгердом, Михаил поехал в Орду и
вывез оттуда ярлык на великое княжение Владимирское, но Димитрий взял во
Владимире и по всем городам этого княжества присягу с жителей не передаваться
Михаилу; и действительно, владимирцы не пустили к себе этого князя. Чтоб
отнять у Михаила всякую надежду на Орду, Димитрий сам поехал туда, задарил
там всех, пожалован был великим княжением Владимирским и отпущен с большою
честью; в это же время находился в Орде сын Михаила тверского Иван, наблюдавший
за выгодами отца; этот Иван задолжал здесь 10000 рублей; Димитрий московский
заплатил долг и взял Ивана с собой в Москву, где он сидел, пока отец не
выкупил его. Таким образом, тверской князь принужден был задолжать в Орде,
а московский имел средства выкупить его: значит, борьба была неравная,
и московский князь как богатейший имел всегда возможность восторжествовать
над соперниками. Не получив помощи от Орды, Михаил в третий раз повел Ольгерда
на Москву; на этот раз Димитрий приготовился, встретил Ольгерда с сильным
войском у Любутска, заставил его бежать и заключил перемирие.
Но усобицы в Твери и внутренние смуты в Москве повели опять к войне
московского князя с тверским. Михаил тверской ссорился с своим родственником,
удельным князем кашинским; тот, не будучи в состоянии бороться с Тверью
собственными силами, прибегал под покровительство Димитрия московского;
с другой стороны, и Михаил нашел внутри самой Москвы врагов Димитрию. В
1374 году умер тысяцкий Василий Васильевич Вельяминов, и великий князь
не назначил другого на это важное место. Сын покойного Иван, вероятно надеявшийся
получить отцовское место и обманутый в своей надежде, сговорился с другим
недовольным, купцом Некоматом, оба бежали к тверскому князю и успели побудить
его снова искать великого княжения Владимирского.
Михаил отправил их в Орду, а сам поехал в Литву, и когда Некомат вынес
ему ярлык из Орды, то он объявил войну московскому князю. Но он обманулся
в своих расчетах: ни татары, ни Литва ему не помогли; осажденный в Твери
Димитрием, он должен был заключить мир на всей воле московского князя;
независимый великий князь тверской, не утрачивая титула "великий князь",
обязался считать себя младшим братом Димитрия, равным удельному московскому,
Владимиру Андреевичу: когда великий князь московский или брат его выступят
в поход, то и тверской князь обязан садиться на коня; если пошлют воевод,
то и он обязан послать своих воевод; Михаил должен был согласиться, чтоб
княжество Кашинское было независимо от Тверского. Важное условие постановлено
относительно татар; из него уже видно, какая большая перемена произошла
во взгляде князей на татарские отношения. "Будем ли мы в мире с татарами,-
говорил Димитрий,- дадим ли выход или не дадим - это зависит от нас: если
татары пойдут на нас или на тебя, то нам биться вместе; если мы пойдем
на них, то и тебе идти с нами вместе".
Наконец, Михаил должен был отказаться от союза с Литвою и даже обязался
воевать с нею, если она нападет на московского князя. Иван Вельяминов,
уехавший в Орду, вздумал было потом возвратиться в отечество, но на дороге
был схвачен, приведен в Москву и торжественно казнен. Народ, которого толпы
присутствовали при казни, плакал "о благородстве его и о величестве его".
Как действительно знаменит был этот боярский род, видно из того, что за
родным братом казненного, Николаем Вельяминовым, была замужем родная сестра
великой княгини московской, дочь великого князя нижегородского. Во время
войны с Тверью и Литвою, которые занимали преимущественно внимание Димитрия,
у него была война и с великим князем рязанским, Олегом Ивановичем, в 1371
году; война эта окончилась также счастливо для московского князя, воевода
которого, Димитрий Михайлович Волынский-Боброк, нанес Олегу жестокое поражение.
В Рязани шла постоянная вражда между двумя княжескими линиями, рязанскою
и пронскою; эта борьба помогала Москве точно так, как в Твери помогали
ей усобицы между князьями тверскими и кашинскими.
Скоро после мира с Тверью московский князь избавился от опасного врага,
который поддерживал Михаила тверского: в 1377 году умер Ольгерд; великим
князем стал сын его, Ягайло, который не походил на отца, был недалек, ленив,
бесхарактерен, любил удовольствия. По наговору любимца своего он начал
ссоры с дядею, Кейстутом, князем Троцким; сперва Кейстут осилил его и отнял
великое княжение, но потом Ягайлу коварством удалось захватить Кейстута
и сына его Витовта; Кейстут был умерщвлен, Витовту посчастливилось убежать
в Пруссию, к немцам, которых он поднял против Ягайлы. Эти усобицы отняли
у литовских князей средства враждебно действовать против Москвы и дали
последней возможность обратить все свое внимание на восток, на татар. Димитрий
вырос в неповиновении хану, два раза в детстве своем ходил он отнимать
Владимирское княжение у Димитрия суздальского, у которого был ярлык ханский.
Княжество Московское постоянно усиливалось, тогда как Орда видимо ослабевала
вследствие внутренних смут, усобиц и ничтожные ханы, подчиненные могущественным
вельможам, свергаемые ими, теряли все более и более свое значение, переставали
внушать страх. От страха перед татарами начал отвыкать русский народ и
потому, что со времен Калиты перестал испытывать их нашествия и опустошения;
возмужало целое поколение, которому чужд был трепет отцов пред именем татарским;
московский князь, находившийся во цвете лет, в самом полном развитии сил,
был представителем этого нового поколения. С малолетства привык Димитрий
действовать иначе, нежели действовали дед, дядя и отец его; в детстве с
оружием в руках добыл он себе великое княжение Владимирское; потом, выросши,
не выпускал из рук оружия, выдержал опасную борьбу с Литвою, Тверью, Рязанью
и вышел из нее победителем с полным сознанием своих сил. Неудивительно,
что такой князь решился первый поднять оружие против татар.
Князья пограничных княжеств, Рязанского и Нижегородского, перестали
терпеливо сносить татарские нападения и прогоняли разбойников; великий
князь московский заботливо сторожил от них берега Оки; по окончании борьбы
с Литвою и Тверью он впервые после татарского ига начал наступательное
движение на восток, на страну волжских болгар, или на Казань, и заставил
князей ее заплатить себе дань. В 1377 году московские и нижегородские войска
были поражены татарским царевичем Арапщею на реке Пьяне по самонадеянности
воевод, но эта самая самонадеянность уже показывала, что на Руси перестали
бояться татар и получили выгодное понятие о своих собственных силах. В
следующем 1378 году Мамай отправил князя Бегича с большим войском на Димитрия
московского, но тот вышел навстречу к Бегичу и поразил его на реке Воже.
Наконец, в 1380 году Мамай решился двинуться сам со всеми своими силами,
чтоб наказать Димитрия; Ягайло литовский обещал также соединиться с ним;
великий князь рязанский Олег, которого пограничное княжество больше всех
других страдало от татар, испуганный союзом Орды с Литвою, не надеясь,
чтоб Димитрий осмелился вступить с ними в борьбу, вошел в переговоры с
Мамаем и Ягайлом. Но Димитрий не испугался: собравши как можно больше войска
в своих областях и в областях князей подручных, подкрепленный нравственно
благословением и увещанием св. Сергия, игумена троицкого, Димитрий выступил
в поход, переправился за Дон и 8 сентября при устье Непрядвы, на Куликовом
поле, дал татарам битву, которая была решена в пользу русских засадным
отрядом, находившимся под начальством князя Владимира Андреевича и боярина
Волынского-Боброка.
Куликовская победа была из числа тех побед, которые близко граничат
с тяжким поражением; победителей погибло так много, что летописец говорит:
"Оскудела совершенно вся земля русская воеводами и слугами и всяким воинством,
и от этого был страх большой по всей русской земле". Мамай, возвратившись
в Орду, собрал опять большое войско, с тем чтоб идти на московского князя,
но был остановлен другим врагом: на него напал хан заяицкий (зауральский)
Тохтамыш, выгнал его и овладел Золотою Ордою.
Тохтамыш отправил к русским князьям послов, известил их о своем воцарении,
князья приняли послов с честью, отправили своих послов с дарами для нового
хана, но сами к нему не поехали с поклоном. Тохтамыш сердился и думал о
том, как бы заставить русских вспомнить о своих недавних повелителях. В
1382 году внезапно с большим войском перевезся он через Волгу и пошел к
Москве, наблюдая большую осторожность, чтоб в русской земле не узнали о
его походе. Эта осторожность показывала лучше всего перемену, произведенную
Куликовскою битвою: хан надеется иметь успех, только напавши врасплох на
московского князя, боится встретить его приготовленным в чистом поле, употребляет
осторожность, хитрость, орудие слабого, и тем самым обнаруживает слабость
Орды перед новым могуществом Руси. Великий князь Димитрий, узнавши о приближении
татар, не мог собрать достаточного числа войска, потому что области его
оскудели народом после Куликовской битвы, и потому уехал на север собирать
полки.
Тохтамыш осадил Москву, не мог взять ее силою, взял коварством и опустошил,
но, узнавши, что великий князь собирает полки на севере, а брат его Владимир
Андреевич стоит с войском на западе, тотчас ушел назад. Несчастьем Москвы
спешил воспользоваться тверской князь Михаил и поехал в Орду за ярлыком;
это заставило Димитрия отправить в Орду сына своего Василия с боярами;
Тохтамыш был удобрен, но для этого Димитрий должен был наложить тяжелую
дань на свои области, и без того уже опустошенные.
Кроме татар после Куликовской битвы Димитрий воевал с Олегом рязанским;
силою нельзя было принудить к миру этого смелого и любимого своим народом
князя, и потому отправился в Рязань троицкий игумен св. Сергий, он тихими
и кроткими речами склонил Олега к миру с Москвою. Были ссоры у Димитрия
и с двоюродным братом его Владимиром Андреевичем; до нас дошли любопытные
договоры между двоюродными братьями, показывающие перемену в отношениях
между князьями;
младший брат обязывается держать княжение старшего честно и грозно,
служить ему без ослушания, а старший обещается кормить его по его службе:
прежние родственные отношения заменяются служебными. Владимир обязался
не домогаться московской отчины Димитриевой и великого княжения Владимирского
не только при жизни самого Димитрия, но и при сыновьях его; впервые дядя
признал старшинство племянника и обязался служить ему. Подобно предшественникам
своим, Димитрий ходил войною на новгородцев и взял с них деньги за мир;
причиною похода были разбои новгородской вольницы на Волге. Псковичи продолжали
воевать с немцами.
Димитрий, прозванный Донским за куликовскую победу, умер в 1389 году,
еще только 39 лет от рождения. Дед, дяди и отец Димитрия в тишине приготовили
средство к борьбе открытой с татарами; Димитрий умел воспользоваться этими
средствами, умел развернуть приготовленные силы и дать им вовремя надлежащее
употребление. Богатое событиями княжение Димитрия, протекшее с начала до
конца в упорной и важной борьбе, легко затмило бедные событиями княжения
предшественников; куликовская победа сильно поразила воображение современников,
надолго осталась в памяти потомства, и победитель Мамая получил подле Александра
Невского самое видное место между князьями новой северо-восточной Руси.
Важные следствия деятельности Димитрия обнаруживаются в его духовном завещании;
в нем встречаем неслыханное прежде распоряжение: московский князь благословляет
старшего своего сына Василия великим княжением Владимирским, которое зовет
своею вотчиною; Донской уже не боится соперников для своего сына ни из
Твери, ни из Суздаля и не стесняется тем, что хан может дать ярлык кому-нибудь
из них.
ГЛАВА XXII
ВАСИЛИЙ ДИМИТРИЕВИЧ
Сын Донского, Василий Димитриевич, в самом начале княжения своего показал,
что главною целью его будет увеличение своего княжества на счет других,
собирание русской земли. Через год после того как посол Тохтамышев посадил
его на великокняжеский стол во Владимире, Василий поехал в Орду и купил
там ярлык на княжество Нижегородское, которое незадолго перед тем выпросил
себе в Орде же Борис Константинович, двоюродный дед московского князя по
матери;
с другой стороны, Василий преклонил на свою сторону бояр нижегородских,
которые и выдали ему своего князя. По тому же ярлыку кроме Нижнего Василий
приобрел Городец, Муром, Мещеру, Тарусу. Но у Бориса нижегородского оставалось
двое племянников, сыновья Димитрия Константиновича, следовательно, родные
дядья по матери московскому князю. Последний не оставил их спокойно княжить
в Суздальской области, они выбежали оттуда в Орду добиваться ярлыков на
отчину свою и долго беспокоили Василия вместе с сыновьями Бориса Константиновича;
потомки их не отставали от своих притязаний и при сыне Василия, но при
внуке его все должны были вступить в службу московскую. Василий хотел было
приобрести также и владения Новгорода Великого в области Северной Двины;
это ему не удалось, зато он утвердил свое влияние во Пскове, который с
этих пор начинает принимать князей от руки великого князя московского.
В Твери по смерти Михаила Александровича, знаменитого соперника Донского,
знаменитого установлением внутреннего порядка в своем княжестве, начались
усобицы: наследник Михаила великий князь тверской по обычаю хотел привести
в свою долю младших братьев. Великий князь московский не мог воспользоваться
усобицами тверскими по причине дел татарских и литовских.
В конце XIV века для Азии повторились времена Чингисхана: сын небогатого
чагатайского князька Тимур, или Тамерлан, начал в половине века поприще
свое мелким грабежом и разбоями, а в 1371 году владел уже землями от Каспийского
моря до Маньчжурии. Ему был обязан Тохтамыш престолом Золотой Орды, но
не хотел быть благородным, вооружился против Тамерлана, потерпел поражение
и принужден был спасаться бегством в лесах болгарских, и Тамерлан вошел
в русские пределы, взял Елец, пленил его князя, опустошил окрестную страну.
Нападение не было нечаянное, и Василий Димитриевич имел время приготовиться;
он собрал большое войско и стал на границах своего княжества, на берегу
Оки. Но он не дождался врага: простоявши 15 дней в земле Рязанской, опустошивши
оба берега Дона, Тамерлан вышел из русских пределов в тот самый день, когда
москвичи встретили образ Богородицы, принесенный из Владимира; образ этот
остался с тех пор в Москве, в Успенском соборе как главнейшая святыня столицы.
После разгрома Тамерланова Золотая Орда долго не была опасна московскому
князю. Несколько ханов переменилось в ней, а Василий не думал не только
ездить сам к ним на поклон, но даже не посылал никого; на требование дани
отвечал, что княжество его стало бедно людьми, не на ком взять выхода,
тогда как татарская дань шла в казну великокняжескую; наконец, обращение
с татарами переменилось: над послами и купцами ордынскими начали смеяться
в областях московских, мстить им за прежнее разными притеснениями.
В это время, как во время Мамаево, всеми делами в Орде заправлял князь
Едигей; долго терпел он презрительное обращение московского князя с бывшими
повелителями, наконец решился напомнить о себе. Но подобно Тохтамышу, и
Едигей не осмелился явно напасть на Москву, встретиться в чистом поле с
ее полками; только от хитрости и тайны ждал он успеха: в 1408 году он дал
знать Василию, что хан со всею Ордою идет на Литву, а сам с необыкновенною
скоростью устремился к Москве. Василий Димитриевич, застигнутый врасплох,
оставил защищать Москву дядю Владимира Андреевича да братьев своих, а сам
уехал в Кострому. Едигей осадил Москву, разослал отряды в разные стороны
для опустошения областей великокняжеских и хотел зимовать под столицей,
надеясь взять ее голодом, но из Орды пришли дурные вести: кто-то напал
там на хана, и Едигей принужден был спешить домой, взявши с москвичей 3000
рублей за отступление, ибо москвичи не знали, что он отступает поневоле.
Ослабленные татары могли вредить России только внезапными разбойническими
нападениями; опаснее была Литва, которая домогалась завоеваний прочных.
Ягайло, угрожаемый немецким орденом, под покровительство которого отдался
Витовт, примирился с двоюродным братом. В это время шел важный для Восточной
Европы вопрос о том, кто будет мужем молодой польской королевы Ядвиги,
дочери короля Людовика; польские вельможи заставили Ядвигу отдать свою
руку Ягайлу литовскому, потому что тот обещал принять католицизм сам и
со всем литовским народом и соединить навеки свои владения, т. е. Литву
и Русь, с Польшею. Он исполнил обещание, заставил тех литовцев, которые
еще не приняли христианства по православному исповеданию, принять его по
латинскому, но вследствие этого в областях литовско-русских стали теперь
друг подле друга два враждебных исповедания, что послужило неодолимым препятствием
к внутреннему прочному слиянию западной, литовской России с Польшею, хотя
Ягайло и преемники его сильно старались поддержать внешнее их соединение.
Но если Ягайлу и полякам хотелось присоединить Литву к Польше, то литовцам
не хотелось потерять своей самостоятельности, и они поддерживали замыслы
Витовта, который, заставив Ягайла признать себя великим князем литовским
в зависимости от Польши, тяготился этою зависимостью и хотел получить для
себя независимую королевскую корону. Этот-то Витовт, стремясь, с одной
стороны, к самостоятельности и королевскому титулу в Литве, с другой -
стремился увеличить свои владения на востоке на счет областей русских,
несмотря на то что родная дочь его, Софья, была замужем за Василием Димитриевичем,
великим князем московским. В Смоленске в это время происходили усобицы
между князьями вследствие всеобщего тогда стремления великих князей заставить
служить себе удельных, слабейших. Этим воспользовался Витовт и захватил
Смоленск обманом, выставивши себя посредником между его князьями; старший
из этих князей, Юрий, с помощью рязанского великого князя Олега отнял было
Смоленск у Витовта, но ненадолго; когда Юрий уехал в Москву просить Василия
Димитриевича о помощи, Витовт подступил к Смоленску и овладел им окончательно
с помощью тамошних бояр.
Но одного Смоленска было мало Витовту: он обратил свои властолюбивые
виды на Новгород Великий и на самую Москву. Принявши в свое покровительство
изгнанного Тохтамыша, он взялся доставить ему Золотую Орду с условием,
чтоб тот помог ему овладеть Москвою. Но возвратить Тохтамышу престол ордынский
Витовту не удалось, потому что он потерпел страшное поражение от Едигея
на берегах Ворсклы в 1399 году. Отдохнувши от этого поражения, Витовт напал
на Псковскую область; новгородцы и псковичи послали просить помощи в Москву,
и Василий Димитриевич объявил войну тестю; три раза полки московские сходились
с литовскими, но битвы не было, потому что и Витовт и Василий отличались
одинаковою осторожностью. Витовт был, таким образом, удержан от дальнейших
замыслов на восточную Россию; река Угра, на которой встретился он в последний
раз с великим князем московским, назначена была границею между литовскими
и московскими владениями; так эта граница была близка от Москвы! Но здесь
был последний предел распространения литовских владений в русских областях.
Василий Димитриевич умер в 1425 году. Главными советниками его были
сначала боярин Федор Андреевич Кошка, а потом сын его Иван.
ГЛАВА XXIII
ВАСИЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ ТЕМНЫЙ
Василий Димитриевич оставил одного малолетнего сына, Василия, под опекою
матери его Софьи Витовтовны. До сих пор не было усобиц в роде князей московских:
мы видели, что двоюродный брат Донского, Владимир Андреевич, без борьбы
уступил старшинство племяннику Василию Димитриевичу, но этот брат Донского
был, во-первых, брат двоюродный, во-вторых, не мог занять старшего стола
по отчине: отец его не был великим князем московским и владимирским;
у Василия же Димитриевича были родные братья, из которых старший по нем
был Юрий Димитриевич звенигородский и галицкий (Галича костромского).
Этот князь, считая себя по старине полноправным наследником старшинства,
отказался признать старшинство племянника Василия Васильевича, отказался
признать новый порядок престолонаследия от отца к сыну. Несмотря на то,
молодой Василий начал княжить в Москве, ибо у Юрия не было средств силою
вытеснить его оттуда. Чтоб избежать войны, дядя и племянник согласились
ехать в Орду и положиться на решение хана; в Орде благодаря ловкости боярина
московского Ивана Димитриевича Всеволожского хан объявил, что великим князем
должен быть Василий, но Юрий не хотел успокоиться на ханском решении и,
возвратясь домой, ждал только благоприятного для себя случая начать борьбу
с племянником. Этот случай скоро представился.
Василий Васильевич, будучи в Орде, дал обещание боярину своему Всеволожскому
жениться на его дочери, но по приезде в Москву мать великого князя Софья
Витовтовна никак не согласилась на этот брак и настояла, чтоб сын обручился
на княжне Марье Ярославне, внучке Владимира Андреевича. Тогда рассерженный
боярин Иван Димитриевич отъехал из Москвы к князю Юрию и начал поднимать
его на племянника; в то же время сыновья Юрия, приехавшие на свадьбу к
великому князю, были оскорблены Софьею Витовтовною, и это послужило предлогом
к войне. Василий Васильевич, праздновавший свою свадьбу, вовсе не был готов
к войне, выступил против дяди с наскоро собранными нестройными толпами,
был разбит наголову и взят в плен.
Юрий вступил в Москву и сел на столе великокняжеском, племяннику же
Василию отдал в удел Коломну по совету любимца своего, боярина Морозова,
но как скоро Василий приехал в этот город, то начал призывать к себе отовсюду
людей, и отовсюду начали стекаться к нему князья, бояре, дворяне, потому
что, говорит летописец, не привыкли они служить галицким князьям: дружина
так уже привыкла теперь к преемству престола от отца к сыну, что старший
в роде, дядя, считался каким-то чужим князем, служить которому было унизительно,
тогда как молодой сын покойного великого князя уже считался великим князем.
Увидавши, что около Василия в Коломне собралось большое войско, с которым
не сладить, сыновья Юрия, Василий Косой и Димитрий Шемяка, в припадке досады
и злости убили боярина Морозова за то, что присоветовал отцу их возвратить
Василию Васильевичу свободу и дать удел. Убегая отцовского гнева, убийцы
уехали из Москвы; тогда Юрий, видя себя оставленного всеми, послал к племяннику
звать его обратно на великое княжение, а сам уехал в Галич, сопровождаемый
только пятью человеками. Он заключил с Василием Васильевичем договор, в
котором обязался не принимать к себе сыновей - Косого и Шемяку и признал
племянника старшим братом.
Понадеявшись на обещание дяди, Василий отправил войско против Косого
и Шемяки, но те разбили москвичей; узнавши, что Юрий не сдержал обещания,
что полки его помогали Косому и Шемяке, великий князь опять начал войну
с дядею, которая опять кончилась для него несчастливо: он принужден был
бежать из Москвы и собирался уже в Орду, как вдруг узнал о скоропостижной
смерти Юрия и о том, что сын последнего, Василий Косой, занял престол московский
по новому обычаю, потому что по старине старшинство в роде по смерти Юрия
принадлежало Василию Васильевичу как сыну старшего брата. Но Косой, оставленный
даже и родными братьями, Шемякою и Димитрием Красным, не мог удержаться
в Москве. Лишенный и великого княжения, и удела своего - Звенигорода, Косой
не переставал однако ж воевать с Василием Васильевичем, опустошая его области;
наконец был разбит, взят в плен и ослеплен.
Во время этой усобицы умерли и три остальные сына Донского, дядья Васильевы;
двое из них умерли бездетны, а третий, Андрей, оставил двоих сыновей: Ивана,
князя можайского, и Михаила, князя верейского.
Борьба великого князя с двоюродными братьями возобновилась по поводу
дел татарских. В 1437 году хан Улу-Махмет, изгнанный из Золотой Орды братом
своим, засел в опустелой от русских набегов Казани, поставил себе город
на новом месте и в 1439 году явился нечаянно под Москвою. Великий князь
не успел собраться с силами и уехал за Волгу; хан стоял 10 дней под Москвою,
взять ее не мог, но наделал много зла русской земле. В 1445 году татары
Улу-Махметовы опять появились на русских границах, и великий князь вышел
против них с небольшим войском, всего тысячи с полторы, потому что полки
других князей не успели собраться; подле Суздаля сошлись русские с татарами
и потерпели сильное поражение, сам великий князь попался в плен и был отведен
в Казань. Татары не пошли дальше, и хан отправил посла к Шемяке, который
принял его с большою честью и отправил с ним вместе в Казань своего посла
уговаривать Улу-Махмета, чтобы не отпускал Василия на великое княжение.
Но так как послы эти долго не приезжали в Казань, то хан, думая, что посол
его убит Шемякою, вошел в переговоры с своим пленником и согласился отпустить
его в Москву за известную сумму денег; кроме того, с Василием выехало много
татар, которых он принял в свою службу.
Приезд этих неприятных гостей и тяжелые подати, наложенные для того,
чтобы собрать обещанные хану деньги, возбудили неудовольствие, которым
спешил воспользоваться Шемяка: он начал сноситься с великим князем тверским
Борисом и князем можайским Иваном Андреевичем, сообщил им слух, который
носился тогда об условиях Василия с ханом Махметом, именно шла молва, будто
великий князь обещал отдать хану все Московское княжество, а сам брал себе
Тверь. Князья тверской и можайский поверили и согласились действовать заодно
с Шемякою, в пользу которого составился в Москве заговор. В 1446 году заговорщики
дали знать союзным князьям, что Василий поехал на богомолье в Троицкий
монастырь. Шемяка и можайский князь ночью 12 февраля овладели врасплох
Москвою, схватили мать и жену великого князя, казну его разграбили, верных
бояр перехватали, и в ту же ночь князь можайский отправился к Троице с
большою толпою вооруженных людей, схватил там Василия, вовсе не ожидавшего
беды, и привез его в Москву; здесь его ослепили, сказавши ему такие вины:
"Зачем привел татар на русскую землю и города с волостями отдал им в кормление?
Татар и язык их любишь сверх меры, а христиан томишь без милости; золото,
серебро и всякое имение отдаешь татарам; наконец, зачем ослепил князя Василия
Юрьевича?"
Шемяка отослал слепого (Темного) Василия в Углич и провозгласил себя
великим князем, но не мог удержаться в Москве с своими малочисленными приверженцами;
большинство было за Василия. Приверженцы его, и убежавшие в Литву (как-то:
князь Василий Ярославич серпуховской, брат жены Васильевой, князь Оболенский,
Басенок), и оставшиеся в московских областях, как-то: князья Ряполовские
и многие дети боярские, явно действовали в его пользу; Шемяка, особенно
по настоянию епископа Ионы, назначенного в митрополиты, решился освободить
Василия и дал ему в удел Вологду, взявши клятву не искать великого княжения.
Но приверженцы Василия ждали только его освобождения и толпами кинулись
к нему; игумен Кириллова Белозерского монастыря разрешил его от клятвы,
данной Шемяке, и Василий с своими приверженцами отправился к Твери, которой
князь Борис Александрович обещал ему помочь с условием, чтоб он обручил
своего старшего сына и наследника Ивана на его дочери Марье:
жениху было тогда только семь лет; Василий согласился и с тверскими
полками пошел на Шемяку к Москве, а с другой стороны шли туда же из Литвы
князь Василий Ярославич серпуховской с товарищами своего изгнания. Шемяка
вместе с князем Иваном можайским выступил против Василия, но в его отсутствие
Москва так же внезапно и легко была захвачена приверженцами последнего,
как прежде приверженцами Шемяки, который, узнавши о потере столицы, не
бившись с Василием, убежал в Каргополь и заключил мир с Василием в 1447
году, отказавшись от великого княжения и от некоторых своих волостей.
Но мир не был продолжителен; везде: в Великом Новгороде и Казани, между
князьями удельными и в стенах самой Москвы - Шемяка заводил крамолы, хотел
возбудить нерасположение к Василию. Тот отдал свое дело на суд духовенству,
которое отправило к Шемяке грозное послание. Послание это замечательно
тем, что в нем духовенство вооружилось прямо против старого порядка престолонаследия;
укоряя отца Шемякина, князя Юрия, за то, что он не по праву искал великого
княжения под племянником, духовенство грозило проклятием Шемяке, если он
не будет исполнять условий договора, заключенного им с великим князем.
Шемяка не послушался увещаний духовенства и несколько раз возобновлял войну;
лишенный своего удела, Талича костромского, он скрылся в Новгороде Великом
и продолжал оттуда нападать на земли великокняжеские; наконец, в 1453 году
он умер в Новгороде от отравы, присланной из Москвы. Сын Шемяки, Иван,
ушел в Литву, где дали ему волости.
Но кроме Шемяки в Московском княжестве оставались еще другие удельные
князья, от которых Василий хотел избавиться; он начал с союзника Шемякина,
князя Ивана можайского, который не послушался митрополита, два раза звавшего
его на помощь к великому князю против татар; можайский князь не мог бороться
с московским, убежал в Литву, и удел его присоединен к Москве. Потом великий
князь за какую-то неизвестную нам крамолу велел схватить в Москве и заточить
брата жены своей, серпуховского князя Василия Ярославича, которого удел
также был присоединен к Москве. Таким образом, из всех уделов Московского
княжества остался только один - Верейский, где княжил Михаил Андреевич,
ведший себя так спокойно, что не мог возбудить никакого опасения со стороны
великого князя. Так кончилась усобица между князьями московскими, потомками
Калиты. Вместо того чтоб раздробить, ослабить это княжество, отнять у него
приобретения прежних князей, она кончилась тем, что Василий Васильевич,
вовсе не превосходивший своих предшественников личными достоинствами и
к тому еще слепой впоследствии, уничтожил уделы (кроме одного) в Московском
княжестве и удержал приобретения отцовские и дедовские: так новый порядок
вещей уже был крепок в Московском княжестве, так отвыкли здесь повиноваться
удельным князьям мимо сына великого князя.
Но в то время как в Московском княжестве происходила эта усобица между
правнуками Калиты, усобица первая и последняя, в это время что же делали
великие князья, давние соперники московских, князь рязанский и тверской?
Отчего они не воспользовались усобицею и не постарались усилиться на счет
Москвы? Они были так слабы, что им не приходило и на мысль подобное предприятие,
им оставалось на выбор - подчиниться московским или литовским великим князьям,
смотря по тому, которые из них возьмут верх. Когда усиление Московского
княжества было приостановлено усобицею между потомками Калиты, рязанский
князь почел нужным примкнуть к Литве и заключил с Витовтом договор, в котором
отдался ему на службу;
князья Пронский, Новосильский, Одоевский и Воротынский сделали то же
самое. Таким образом, чего с одной стороны не успевали сделать князья московские,
то с другой доканчивали литовские, отнимая независимость у князей восточной
Руси, заставляя их вступать к себе в службу. Но когда Витовт умер и Литва
ослабела от междоусобий, тогда тот же рязанский князь Иван Федорович примкнул
к Москве и, умирая, отдал маленького сына на руки великому князю Василию:
последний перевез малютку вместе с сестрою к себе в Москву, а в Рязань
и другие города княжества послал своих наместников. И тверской великий
князь также сначала колебался между союзом московским и литовским, но под
конец предпочел союз с Василием Темным.
Но если во время усобиц московских Рязань и Тверь колебались между Москвою
и Литвою, то Новгород Великий хотел быть самостоятельнее; новгородцы следовали
правилу признавать победителя своим князем, а между тем давать у себя убежище
и побежденному, но это, разумеется, не нравилось победителю. Мы видели,
что они держали Шемяку до самой его смерти, несмотря на увещания митрополита
Ионы не сообщаться с отлученным от Церкви князем. Новгородцы должны были
ждать мести от Василия, и действительно, в 1456 году великий князь выступил
против Новгорода, и воеводы его, князь Стрига-Оболенский и Федор Басенок,
разбили новгородцев, которые принуждены были купить мир за 10000 рублей.
Но на этот раз великий князь не довольствовался одними деньгами и заставил
новгородцев отказаться от права раздавать грамоты на вече без участия великого
князя или его наместников, заставил их принять свою великокняжескую печать
и присягнуть, что не будут принимать никого из враждебных ему князей. Во
Пскове власть московского князя утвердилась еще более.
Литва не мешала Василию утверждать свою власть в Рязани, Новгороде и
Пскове. Страшный Витовт умер в 1430 году; великим князем в Литве провозглашен
был родной брат Ягайлов, Свидригайло Ольгердович, который хотел непременно
возвратить Литве независимость от Польши; началась усобица между братьями;
поляки выставили Свидригайлу соперника в брате Витовта, Сигизмунде Кейстутовиче,
который согласился признать свою зависимость от короны польской. Вследствие
этого произошло разделение: Литва стала за Сигизмунда, русские области
остались верны Свидригайлу, и усобица между ними не прекращалась. Ягайло
умер в 1434 году, и поляки выбрали себе в короли сына его Владислава III,
который после получил и престол венгерский. В Литве жестокий и безнравственный
Сигизмунд был убит вследствие заговора, и поляки прислали на его место
молодого Казимира Ягайловича, брата короля Владислава, в качестве наместника
польского, но литовцы провозгласили его великим князем. В 1444 году Владислав,
король польский и венгерский, пал в битве с турками при Варне, и это событие
повело опять к соединению Литвы с Польшею, ибо поляки выбрали Казимира
себе в короли. Затруднительно было положение этого короля между стремлениями
поляков присоединить к себе некоторые литовские области, Волынь, Подолию,
и между стремлениями литовцев удержать в целости свои владения и свою независимость
от Польши; иногда дело доходило до явного разрыва, и больших усилий стоило
Казимиру отвратить кровопролитие, а с другой стороны, дела немецкого ордена
отвлекали его внимание на запад.
Понятно, что при таких обстоятельствах Литва не могла воспользоваться
московскими усобицами, помешать Василию Темному собрать московские уделы
и усилить свою власть в соседних княжествах. В последнее время своей жизни
Василий думал нанести окончательный удар Новгороду Великому; только архиепископ
новгородский Иона, пользовавшийся всеобщим уважением, успел удержать его
от похода, уговаривая обратить все свое внимание на татар, врагов христианства,
которые действительно не переставали нападать на русские области.
В 1462 году умер Василий Васильевич, оставив престол великокняжеский
старшему сыну Иоанну, которого еще при жизни своей объявил великим князем
и соправителем: все грамоты писались от имени двоих великих князей. Димитрий
Донской первый решился благословить старшего сына великим княжением Владимирским,
потому что не боялся ему соперников ни из Твери, ни из Нижнего; Василий
Дмитриевич не решился благословить сына своего утвердительно Владимиром,
зная о притязаниях брата своего Юрия. Василий Темный не только благословляет
старшего сына своего отчиною, великим княжением, но считает область великого
княжества Владимирского неразрывно соединенною с Московским княжеством,
вследствие чего Владимир и другие города его области смешивает с городами
московскими. Кроме Иоанна у Василия осталось еще четверо сыновей: Юрий,
Андрей Большой, Борис и Андрей Меньшой, которым всем он дал уделы, но старший,
Иоанн, получил городов гораздо больше, чем все остальные братья вместе,
не говоря уже о значении городов и величине областей. Таким образом, старшему
даны были все средства держать младших под своей рукою.
