6) Манифесты 23 декабря 1773, о бунте казака Пугачева, и о мерах,
принятых к искоренению сего злодея.
А. - Объявляем всем, до кого сие принадлежит. Нет, да и не может быть в
свете общества, кое не почитало бы первым своим блаженством учреждение и
сохранение между разными и всеми частьми и степенями граждан внутреннего
благоустройства, покоя и тишины, равно как нет же и бедственнейшего пути к
разрушению и пагубе обществ, как внутренние в них раздоры и междоусобия.
Чрез одиннадцатилетнее время вверенного нам от промысла божия, и оным
доныне благословенного царствования нашего, не выпускали мы никогда из
мыслей наших сей первоначальной цели человеческого общежития: но паче
считая себя пред царем царей, пред светом и пред империею нашею обязанными
в том верховным и священнейшим долгом, неусыпно и всеми силами старались
наилучше поспешествуя оной, искоренить в конец поносное наименование
варваров, под которым прочие в Европе христианские народы продолжали еще по
деяниям прошлого века познавать и почитать россиян, подобно туркам и другим
нечестивым народам. К неизреченному порадованию нашего к верным нашим
подданным истинною, прямо матернею и никогда неугасаемою любовию
прилепленного сердца, имели уже мы удовольствие видеть и ощущать, что труды
наши в сем великом подвиге начинали, по благости всевышнего, приносить
действительные плоды, превращая презрение и отчуждение других христианских
народов к имени россиян в прямое и многих из окрестных народов завидное уже
почтение. Кто не утоплен в невежестве, и у кого не окаменело совсем сердце
к отечеству, тот не может не познать сей для славы и величества империи
толь важной и полезной перемены.
Но чем более по времени и по продолжительным нашим неутомленным
стараниям, в коих обыкли мы ни мало не щадить собственного нашего покоя в
угодную жертву всевышнему подателю всех благ, приближалось то время, когда
просвещение, человеколюбие и милосердие, насажденные и еще насаждаемые нами
во нравах и в законах, предвещали и готовили на будущее время нам самим и
потомству нашему богатую жатву сих сладчайших плодов: с тем вящшим
оскорблением и поражением матернего нашего сердца принуждены мы ныне
слышать, что беглый с Дону казак Емельян Пугачев, скитавшийся пред сим в
Польше, по примеру прежнего государственного злодея и предателя Гришки
Расстриги, отважившись, даже без всякого подобия и вероятности, взять на
себя имя покойного императора Петра III, тем не меньше предуспел в своем
изменническом и злодейском умысле сначала присоединить к себе толпу бродяг
и подобных ему злодеев, а потом с помощью оных обольстить и принудить в
сообщение себе и некоторую часть жителей Оренбургской губернии. Всякий
благоразумный человек может без ошибки рассудить, что ослепление и
приведение в разврат людей толь грубым и всесветным обманом, не могли бы
иметь толь бедственного и печального действия, если б не воспособствовало
оному глубокое невежество, в коем тамошний край по удалению своему более
других погружен еще был. Не для чего теперь изображать здесь тех пагубных
следствий, кои по сю пору родились уже от вожженного Емельяном Пугачевым
огня внутреннего междоусобия. Невинно пролитая кровь верных наших подданных
и истинных сынов отечества сама о себе вопиет на небо о праведном мщении
над сим извергом рода человеческого и скаредными его сообщниками, да и
правосудие божие не попустит, конечно, чтоб. измена и злодейство их, на
толь грубом и всесветном обмане основанные, возмогли долго устоять: ибо мы
не перестаем еще надеяться, что прилепившиеся к Емельяну Пугачеву не от
злости сердец своих, но из единого обольщения, скоро познают заблуждение
свое, и не захотят до конца и истребления своего пребыть орудиями
скареднейшего и злейшего врага государственного.
Содрогает дух наш от воспоминания времен, посетивших Россию бедствиями
гражданского междоусобия, и не истинный тот россиянин, кто без ужаса и
трепета может мыслить о сих плачевных, от одного невежества происшедших, и
почти до сего еще времени названия варварского народа пред светом России
оставивших временах, когда от явления многих самозванцев, обманщиков и
предателей, города и села огнем и мечем истребляемы, кровь россиян от
россиян же потоками проливаема, все союзы, целость государственную
составляющее собственными же руками россиян в конец разрушаемы были: когда
окрестные народы, умножая внутреннюю нашу напасть неприязненными своими
нашествиями, коим в междоусобном раздоре никто и противиться не помышлял,
терзали страждующее отечество во всех его частях, и раздробляли владения
оного по себе: и когда напоследок самый престольный град Москва, без брани
и сопротивления иноплеменниками завоеванный, в руках и под властию их чрез
долгое время в таком порабощении оставался, что там имя россиянина
становилось уже поносно, что святые наши церкви отчасти в римские костелы,
а отчасти, о горестное и плачевное воспоминание! в самые конюшни превращены
и осквернены были, и что основание уже положено было сделать Россию Польше
подвластною, следовательно же и святую нашу восточную греко-кафолическую
веру в конец попрать и подвергнуть римскому стулу, вместо того, чтоб
православная наша церковь, в самой Греции под игом злочестия Магометова
стенящая, в одной только России, как ныне, благословенно процветает, и
тогда уже беспечное сeбe пристанище имела, к прославлению имени Христа
спасителя нашего, коего искупление рода человеческого излияния кровь была и
в оной злосчастное для отечества нашего время единым его невидимым покровом
и последовавшим за тем счастливым сохранением и превозможением над
супостаты. О! удали от нас, боже, возобновление подобных плачевных позорищ,
и не допусти в благости своей к провославному своему народу, чтоб вожженная
ныне дерзким врагом отечества и нарушителем его благоденствия, подобным,
каковы прежние были, самозванцем Емельяном Пугачевым, беглым с Дону и в
Польше, как они, бывшим казаком, - искра гражданского междоусобия в
Оренбургской губернии могла, при остервенившемся невежестве ослепленных его
сообщников, распространиться в другие стороны, и вложить в руки оружие
брату на брата. Да и в самое то время, когда уже империя наша от
нечестивого и непримиримого врага святого имени твоего, вероломною с его
стороны войною упражнена: но паче щадя и милуя заблуждающих от пагубного
обольщения овец паствы твоея, обрати праведный твой гнев на развращающем
оное, хищном волке Емельяне Пугачеве, яко едином виновнике их разврата и
осквернителе той верности, которую нам от промысла твоего избранной
миропомазаннице клялись любезные наши подданные пред самым лицом твоим и во
святых твоих храмах.
Что до нас принадлежит, сожалея матерински и по долгу монаршего нашего
звания, и по сродному нам человеколюбию, которое всегда способы кротости
предпочитать обыкло, где только оные действовать могут, и страшась наконец,
дабы не исчерпать втуне благости пекущегося о России промысла божия, в
месть за те зверские и лютые беззакония, которые ныне противу воли и
предела вседержителя творца толь нагло возобновляются от подлых и в гнусном
невежестве утопающих людей, восхотели мы еще при употреблении ныне
вверенных нам от десницы всевышнего вместе с скипетром империи сил;
следовательно же и праведной строгости противу возмутителей общего покоя в
Оренбургской губернии, испытать оные способы кротости в пользу тех, кои еще
не вовсе отреклись от всякого человеческого понятия и чувствия: и для того
отправляя туда с полною властию и доверенностию нашею, также и с
достаточными войсками на конечное поражение сущих государственных врагов и
злодеев, нашего генерала-аншефа, лейб-гвардии маиора и кавалера Александра
Бибикова, поручили мы ему обнародовать сей наш указ, обещая здесь в
последний уже раз императорским нашим словом, всемилостивейше простить и
упустить мимошедшее без всякого взыскания всем тем, кои пристали к
самозванцу Емельяну Пугачеву, и ныне в заблуждении своем и в пренебрежении
должной нам и отечеству присяги верности раскаявшись чистосердечно, сами
собою удалятся от его злодейства, и явятся к помянутому нашему, на
искоренение его Емельяна Пугачева и сообщников его именно уполномоченному
генералу-аншефу Бибикову, или к кому из других наших, военных или
гражданских, ему подчиненных, начальников, как кому где способнее быть
может, для безвредного спасения себя от толпы злодеев и изменщиков, да и
новою клятвою подтвердят прежнюю свою присягу верности.
Если же кто из сих на истинный путь благовременным раскаянием и
познанием пагубного обмана возвращающихся сынов отечества, и в вящшее
заглаждение важного своего проступка, добровольно употребит себя в
мужественном ополчении и действительной службе при наших верных и храбрых
войсках: таковы будут уже иметь право сверх полученного единожды в
мимошедшем всемилостивейшего прощения, ожидать и особливого воззрения на их
услуги, по мере их важности, чем мы наперед всех и каждого порознь чрез сие
и обнадеживаем.
Без чувствительнейшего оскорбления матернего нашего сердца, не можем мы
подумать, чтоб настоящие в Оренбургской губернии злоключительные
неустройства с опустошением толь многих селений, с истреблением полезных
государству заводов, и с толикими убийствами, а наипаче выше сего
изображенное живое начертание прежних отечества нашего бед, напастей и
стыда от подобных сему самозванцев, кои Россию ставили уже на самом краю
пропасти и конечного разрушения ее и всего благочестия нашего, не подвигли
на раскаяние и на отверстный путь исправления всех тех из жителей ее и
других наших подданных, кои по одной их простоте самозванцем обольщены, и
допустили себя уловить в согласие его: почему и не хотим сумневаться, что
сии последние, коль скоро увидят для себя растворенные им ныне двери
монаршего нашего милосердия, помилования и совершенного прощения, не
укоснят тем, как можно скорее, воспользоваться, дабы инако после в числе
сущих изменников не быть от войск наших без всякой пощады преследуемым, а
напоследок и преданным праведному, но строгому уже суду попранных ими
законов, где всякое раскаяние поздно и тщетно было бы; ибо все те, кои в
неблагодарности своей к нам за все наши к общему отечеству благотворения,
за наше во все время царствования нашего оказыванное примерное милосердие,
за нашу кротость, за наше человеколюбие, за наше правосудие, за наше
неусыпное попечение о пользе, славе и приращении империи, за наше особенное
призрение и покровительство и самых иноверцев наших верноподданных, за наше
не меньше ревностное старание о истреблении в обществе мглы пагубного
невежества, и за нашу ко всем без различия верным подданным прямо матернюю
любовь, пребудут злостно и упорно при изменнике Емельяне Пугачеве, и
оставаясь участниками в измене его, как злодеи и враги отечества, ныне ли с
оружием в руках или же после где-либо взяты или поиманы будут, отнюдь и ни
под каким видом не могут и не должны ожидать себе помилования: но паче, как
в сей жизни, самой строжайшей и неизбежной казни, так и в будущем веце
бесконечной, но праведной и достойной муки от страшного судии всего рода
человеческого, яко изверги оного и разрушители священнейших союзов
гражданского общежития, следовательно же и оскорбители самых божественных
законов и самой церкви христовой.
Б. - Объявляем чрез сие всем нашим верным подданным. К крайнему
оскорблению и сожалению нашему, уведомились мы, что по реке Иргисе, в
Оренбургской губернии, пред недавним временем, некто беглый с Дону и в
Польше скитавшийся казак Емельян Пугачев, набрав толпу подобных себе
бродяг, делает в тамошнем краю ужасные разбои, бесчеловечно отъемля с
жизнию имение тамошних жителей; а чтоб злодейскую свою толпу умножать
от-часу более, не токмо всеми встречающимися себе злодеями, но и теми
несчастными людьми, коих чает он найти погруженными еще во тьме крайнего
невежества, дерзнул сей злодей принять на себя имя покойного императора
Петра III. Излишне было бы обличать и доказывать здесь нелепость и безумие
такого обмана, который ни малейшей вероподобности не может представить
человеку, имеющему только общий смысл человеческий. Богу благодарение!
протекло уже то для России страшное невежества время, в которое сим самым
гнусным и ненавистным обманом могли влагать меч в руки брату на брата такие
отечества предатели, каков был Гришка Отрепьев и его последователи. Уже все
истинные сыны отечества познали и долговременно выкупали потом плоды
внутреннего спокойствия в такой степени, что ныне приводит каждого в
содрогание и единое тех плачевных времен воспоминание. Словом, нет и не
может ныне быть ни одного из носящих достойно имя россиянина, который бы
невозгнушался толь безумным обманом, каким разбойник Пугачев мечтает себе
найти и обольщать невежд, унижающих человечество своею крайнею простотою,
обещая вывести их из всякой властям подчиненности. Как-будто бы не сам
творец всея твари основал и учредил человеческое общество таковым, что оно,
без посредственных между государя и народа властей существовать не может.
Но как дерзновение сего изверга имеет вредные для тамошнего края следствия,
так что и слух о производимых тамо от него лютейших варварствах может
устрашить людей, обыкших представлять себе несчастие других, далече
отстоящих, приближением опасности для себя самих. То мы, прилагая всегда
неусыпное попечение о внутреннем душевном спокойствии каждого из наших
верноподданных, чрез сие всемилостивейше объявляем, что к конечному
истреблению сего злодея, приняли мы немедленно все достаточные меры, и с
числом войск, довольным на искоренение толпы разбойников, которые
отважились уже нападать на бывшие в той стороне малые военные команды и
умерщвлять варварским образом попадавшихся в их руки офицеров, отправили
туда нашего генерал-аншефа, лейб-гвардии маиора и кавалера Александра
Бибикова, не сомневаясь об успехе сих предпринятых нами мер к
восстановлению спокойства и к разгнанию свирепствующих злодеев в части
Оренбургской губернии, пребываем мы в том внутреннем удостоверении, что все
наши любезные верноподданные, гнушаясь дерзновеннейшим и ниже тени
вероятности имеющим обманом разбойника Пугачева, никогда не допустят себя
уловить и никакими ухищрениями людей злоковарных, ищущих своей корысти в
слабомыслящих людях и не могущих насытить алчности своей иначе, как
опустошениями и пролитием невинной крови. Впрочем надеемся мы несомненно,
что, внимая долгу своему, каждый из истинных сынов отечества
восспособствует сохранению тишины и порядка ограждением себя от уловления
злонамеренных и должным начальству повиновением. Тако да поживут любезные
подданные наши, ради собственного блаженства своего, к чему обращаем мы все
попечение наше, и в чем всю славу нашу полагаем и всегда полагати будем.
