Мы говорили уже, что единственным правом свободы,
которое признает советская декларация, является право национального самоопределения.
Провозглашая это право, советское правительство, как известно, ведет широкую
национальную политику, в которой есть также своя правда и своя ложь. Правда
национальной политики большевиков сводится к тому, что ими были практически
поняты и своеобразно использованы те центробежные силы, которые обнаружились
в результате крушения Российской Империи в 1917 году. Нельзя, конечно,
преувеличивать этих сил, но нельзя в тоже время их преуменьшать и недооценивать.
Одним из пагубных заблуждений белого движения было то, что оно совершенно
не считалось с ними и полагало парализовать их действие простой силой оружия.
Между тем дело здесь шло о целой стихии, упрямой и самовольной, овладеть
которой можно не путем механического давления, но посредством органического
приспособления, психологического расчета и тонкой дипломатии. Машину можно
взорвать, искусственно задерживая в ней давление пара; но еще более осторожности
требует обращение с человеческими душами, взбудораженными национальной
страстью.
Правда советской национальной политики заключается
в том, что большевики пошли здесь путем приспособления, которое в то же
время не означало полного отказа от единства России. Напротив того, право
самоопределения большевики обставили довольно тяжким условием - принятием
со стороны самоопределяющихся коммунистической программы и советского государственного
строя. Причем и здесь большевики поступили не только как коммунистические
завоеватели, но и как ловкие политики. В каждом народе, получающем самоопределение,
они создали национальную группу приверженных Москве коммунистов. Они вводили
советский строй не только силой штыков, но и симпатиями народов к их социальному
идеалу. Ведь до сих пор они владеют, например, Кавказом, при помощи кавказских
коммунистов, а не единственно военной оккупацией. Но так дело обстоит и
в других частях СССР. И в результате получилось, собственно говоря, положение
довольно простое, иногда неясное самим представителям советской власти:
получилось так. что только те народы, которые служат нынешней московской
правде, получают самоопределение и вступают в союз с Москвой. Принцип такого
объединения есть принцип совершенно правильный и единственно возможный,
несмотря на то, что правда-то московская оказалась кривдой. В нашу эпоху,
когда и восточные народы стали жить самосознанием и уже не дремлют в старом
блаженном сне, нельзя объединить государство иначе, как обращаясь к сознательности,
ища в душах народных того стремления, которое способно создать солидарность,
послужить основой для объединения. Союз народов, хотим сказать мы, можно
сковать только на почве веры в общие идеалы. Восточные народы ранее верили,
что белый русский царь является носителем справедливости, спасителем их
судеб, хранителем мира. И потому Россия была популярна на Востоке. Большевистская
политика имела успех оттого, что смогла внушить народам веру в ту же великую
социальную миссию России. И большевистская Россия служит для многих символом
свободы, считается покровительницей угнетенных, предвестницей будущего
земного рая. Всякая будущая русская международная политика, если она хочет
быть истинно великодержавной и мировой, должна исходить из тех же общих
принципов, должна строиться на сознании великой русской миссии, великого
русского служения несчастным и угнетенным. И потому крушение веры в ложный
марксистский идеал не может быть крушением веры в великую освободительную
миссию России. Восток не понимает марксизма, для него он пустой, непонятный
и чуждый звук, который за собой никого не поведет; но Восток знает и ценит
Россию - Россия для него не пустое слово и в будущем не сможет стать пустым
словом.
Кривда советской национальной политики сводится
прежде всего к громадному внутреннему противоречию, которое в ней содержится.
Марксистское миросозерцание есть типичный интернационализм, не признающий
нации как самостоятельной ценности. По существу своему марксизм стремится
к созданию пролетарского интернационала, а вовсе не союза национальностей.
Идея союза народов искусственно пришита большевиками к марксизму, из которого
она никак не вытекает и не выводится. Оттого национальная политика большевиков
таит в себе внутренний обман, который рано или поздно должен обнаружиться.
Коммунисты, в конечном счете, хотят обезличить все народы, лишить их всех
индивидуальности; но так как они люди практические и так как они понимают
всю силу национальных лозунгов, то они ими и пользуются, чтобы привлечь
народы, дать им временное самоопределение, а потом остричь их под одну
интернациональную скобку. Кривда советской национальной политики обнаруживается
далее в том, что коммунисты превратили принцип национального самоопределения
в особый род ходячей монеты, выпущенной в массовых размерах ради агитационных
целей. Так и созданы были большевиками многочисленные национальные республики
среди народов, которые сами до этого ни о какой автономии и не думали.
Над Россией витают теперь созданные советской политикой национальные духи,
и парение их грозит советскому интернационализму, с которым они рано или
поздно должны вступить в борьбу. Коммунистическая политика словно всеми
силами стремится сделать реальною ту невероятную возможность, что в результате
этой борьбы, отдельные, входящие в состав России народы разрушат и Россию
и интернационализм и, так как они сами едва ли способны к самостоятельному
государственному бытию, то придет некто третий, не русский и не интернационалист,
который и превратит их землю в свою колонию.
Будущая Россия не может быть построена иначе,
как на началах широкой автономии входящих в ее состав земель и народов.
Построение России на началах автономизма есть старая русская проблема,
которой занималось и русское правительство (например, во время Александра
Первого) и русское общественное движение, начиная с декабристов.
Проводя принцип самоопределения национальностей
и организуя новое областное деление России, советская политика, в сущности
говоря, проводит не марксизм, но осуществляет старинные задания русского
общественного мнения. Каждое длительное правительство, возникшее в России
после революции, принуждено было бы делать то, что делает ныне советская
власть. И то, что ею сделано, в смысле нового перерайонирования России,
относится к числу фактов, с которыми нельзя не считаться любому из будущих
преемников русских коммунистов. Глубочайшей наивностью является взгляд,
что нынешнюю перекроенную Россию можно будет одним взмахом пера вернуть
к состоянию 1916 года, вычеркнув все то, что сделала и жизнь и советская
политика почти за десять лет русской истории. Нынешнюю перестроенную Россию
придется сначала принять как факт, а потом уже постепенно проводить в ней
необходимые исправления. При этих исправлениях надо иметь в виду: 1) те
части России, которые пережили период собственного, самостоятельного государственного
существования, как то Украина, Кавказские республики и т.д., 2) те части
России, из которых большевики искусственно образовали самостоятельные национальные
республики; 3) новые территориально-административные единицы, возникшие
в процессе перерайонирования России. Первые должны остаться в качестве
самостоятельных земель, входящих в Российское целое на началах широкой
автономии и, быть может, федерализма. Вторые как чисто тепличный продукт,
или умрут естественной смертью, или подвергнутся новому районированию.
Что касается третьих, то они должны быть в принципе приняты каждым будущим
правительством и положены в основу будущего Российского государства.
Районирование России по принципу больших единств
хозяйственно-географических (областей) является крупнейшей задачей русской
политики, тот, кто успешно решит эту задачу, будет владеть судьбами будущей
России. Великое тело России должно быть построено из частей, обнаруживающих
сознательный интерес к естественному взаимному сцеплению и ощущающих, что
без такого сцепления смерть грозит и целому и каждому отдельному члену.
Россия должна стать в смысле ее административно-политического деления истинным
хозяйственно-географическим организмом, и тогда будущее ее можно предохранить
от возможности того распада, который пережила империя после революции.
Однако в проблемах строительства Советского Союза
есть еще одна заслуживающая серьезного внимания сторона. Советские политики
называют свою государственную систему наиболее эластичной формой федерации.
В утверждении этом есть известная доля истины, поскольку действительно
Советский Союз дает весьма различные типы отношений между частями и целым.
Мы уже указывали выше, что Советский Союз состоит из союзных республик,
из их отдельных объединений, из автономных республик и областей, наконец
территориально-административных единиц (областей, губерний и т.д.). Всем
известно, что фактически в советском федерализме есть много фикций, однако,
с точки зрения политических принципов утверждение разнообразных типов федерирования
имеет свой особый положительный смысл, особенно с точки зрения внешней
политики. И именно оно дает возможность различным государствам на очень
свободных и разнообразных началах вступить в Советский Союз в качестве
самостоятельного члена при условии принятия советской государственной системы.
Советское государство означенным своим принципом обнаруживает ту силу,
которой лишены весьма замкнутые в себя западные государства: именно силу
притяжения. И в то же время обнаруживает другую силу: силу влияния. Было
бы большим заблуждением думать, что будущая Россия должна утратить обе
эти силы. Мощь ее, конечно, обнаружится тогда, когда она будет к себе привлекать
другие народы, причем давать этим народам свой русский политический идеал
и свою русскую политическую систему. Россия должна сохранить роль центра,
около которого собирается Союз Народов, поставивший своей целью борьбу
с насилием и эксплуатацией, защиты угнетенных и слабых.
