Портал | Содержание | О нас | Авторам | Новости | Первая десятка | Дискуссионный клуб | Чат Научный форум Первая десятка "Русского переплета" Темы дня:

Мир собирается объявить бесполётную зону в нашей Vselennoy! | Президенту Путину о создании Института Истории Русского Народа. |Нас посетило 40 млн. человек | Чем занимались русские 4000 лет назад? | Кому давать гранты или сколько в России молодых ученых?

Однако государство является не только союзом мира, оно должно быть также и союзом правды, и это вытекает неизбежно из понятия о государстве, как о союзе мира. Охранять мир можно только во имя чего-либо, во имя каких-либо принципов или идеалов. Наиболее обычным из таких принципов является принцип простого сохранения жизни. Государство призвано осуществлять свои нейтральные функции ради того, чтобы отдельные люди или входящие в государство социальные группы и классы просто не пожрали друг друга в жестокой взаимной борьбе. Государство, иными словами, должно жить само и для этого давать жить другим. Оно должно заботится о целом и потому о сохранении равновесия между противоречивыми жизненными интересами отдельных общественных групп и отдельных лиц, борясь с этими интересами, когда они грозят жизненным интересам других и целого, балансируя на грани этих интересов и приводя их в систему некоторой жизненной устойчивости. Государство должно заботиться о том, чтобы каждому воздавать ему принадлежащее и оправданное его деятельностью на пользу целого, но не более этого. Если назвать принцип такого воздаяния каждому своего справедливостью, то государство и будет союзом справедливости. Однако, такое понятие справедливости очень бессодержательно и формально: в конце концов остается неясным, каково же должно быть содержание принадлежащего каждому и насколько объем этого содержания сам по себе справедлив. Формально справедливое государство должно, например, одинаково нейтрально относиться к интересам и предпринимателей и рабочих. Оно не может преследовать ни исключительно интересов первых, ни интересов вторых, не может быть классовым государством, ни в буржуазном ни в пролетарском смысле этого слова. Оно вправе лишить власти буржуазию, если она неспособна справляться с этими нейтральными функциями; но оно должно свергнуть и рабочее правительство, оказавшееся не в меру эгоистическим в проведении своих массовых задач.

Но можно не без основания сказать, что по существу дела самое свойственное капитализму социальное деление граждан на буржуазию и пролетариат несправедливо. На самом деле, с точки зрения каких нравственных принципов можно защищать то положение дел, при котором одни граждане - и их неоспоримое большинство - должны нести многочасовой, бессмысленный, отупляющий, духовно-уничтожающий труд, а другие - наслаждаться продуктами этого труда, и по большей части вовсе не в духовных целях, а просто в целях весьма не высоких, а иногда и прямо низменных удовольствий! В решительной, беспощадной постановке этого вопроса лежит старый смысл "русской правды", которая в большевизме нашла только свое последнее и уродливое выражение. Русское понятие о "правде" никогда не могло оправдать "капитализм", если под ним понимать хозяйственную организацию, при которой по правилу существуют две различные группы населения: владельцы средств производства, которые в то же время являются руководителями и представляют собою хозяйственных субъектов, и неимущие постоянные рабочие, которые являются объектами хозяйства и с которыми поступают на основании начала наибольшого приобретения и наибольшей хозяйственной пользы. Русский ум не мирится с тем, что капитализм основной целью хозяйственной деятельности считает не удовлетворение законных потребностей человеческой личности, но исключительно приобретательство и увеличение богатства.

Полной неспособностью найти нравственное оправдание капитализму отличается все наше белое движение, идейная неудача которого, между прочим, заключается в том, что оно ровно ничего не могло выставить против большевизма, кроме жизненного героизма и штыков. Искренне говоря, никто из белых нравственно капитализма защитить не мог, а между тем боролся за капитализм. На том берегу было несомненное преимущество, проявляющееся не в силе оружия, но в способности агитации - в способности убеждать в своей правде среднего русского человека.

Неумолимой исторической судьбе было угодно, чтобы убежденнейшим противникам большевиков суждено было попасть в капиталистическую Европу и Америку и здесь стать не в роли "хозяйственных субъектов", а в роли "объектов хозяйства". Здесь они на собственном горьком опыте увидели то, что представляет собою капитализм. И для них, как для русских людей, особенно чувствительно, что капитализм убивает не столько плоть, сколько душу. Заработки иногда бывают и сносные, но вот то, что у человека выматывают все нравственное достояние, что он способен после этого выматывания только ко сну, в лучшем случае к кинематографу, что, как сказал один искреннейший человек, который десять часов в день возил стружки, - теряется даже способность молиться (а это для него было самое дорогое), - вот это оправдать нельзя никакими ухищрениями, никаким лицемерием, никаким суесловием, к которому прибегают иногда ныне кающиеся бывшие марксисты.

Сила советского государства заключается в том, что оно своею целью поставило решительную борьбу с капитализмом, объявило себя, таким образом, некоторым "государством правды" и заставило многих поверить, что оно действительно есть "государство правды". Поэтому идейно победить коммунистическую власть может не "государство факта", а какое-либо другое "государство правды". Иными словами, такое государство, которое также поставит своей целью борьбу с капиталистической эксплуатацией, но во имя иных, не коммунистических целей и другими, не коммунистическими средствами. Что касается до целей, то коммунистическое государство, следуя материалистической философии марксизма, познает только один вид освобождения - освобождение материальное, экономическое. Оно обещает дать всем людям в достаточном количестве хлеба, полагая, что остальное все приложится, если человек будет сыт. Да и прилагаться-то, в сущности говоря, нечему, так как марксистский коммунизм считает идеалом человека наиболее сытое, довольное и материально счастливое пребывание на нашей планете. Что касается средств, то коммунизм думает достигнуть уничтожения эксплуатации и счастливой материально жизни при помощи уничтожения частной собственности на землю и орудия производства, которые должны стать собственностью всех трудящихся и угнетенных.

Одной из самых важных причин современной русской болезни является широко и упорно проведенный и до сих пор проводимый опыт лечения социального вопроса коммунистическими средствами и для коммунистических целей. Конституция советской республики ввела этот опыт в государственную систему, от которой советская Россия не отказалась до сих пор. "Ставя своей основной задачей уничтожение всякой эксплуатации человека человеком, - говорит ст. 3 первой советской Конституции 1918 года, - полное устранение деления общества на классы, беспощадное подавление эксплуататоров, установление социалистической организации общества и победы социализма во все странах, III Всероссийский Съезд Советов... постановляет: а) В осуществление социализации земли частная собственность на землю отменяется и весь земельный фонд объявляется общенародным достоянием и передается трудящимся без выкупа, на началах уравнительного землепользования; б) все леса, недра и воды общегосударственного значения, а равно и весь живой и мертвый инвентарь, образцовые поместья и сельскохозяйственные предприятия объявляются национальным достоянием; в) как первый шаг к полному переходу фабрик, заводов, рудников, железных дорог и прочих средств производства и транспорта в собственность Советской рабоче-крестьянской Республики подтверждается советский закон о рабочем контроле и о высшем Совете народного хозяйства в целях обеспечения власти трудящихся над эксплуататорами..." Текст этот с теми или иными вариантами перешел в другие более поздние советские конституции и стал основной нормой жизни советского государства. С тех пор, как он был написан советская власть провела, насколько можно широко, эту программу экспроприации и социализации, отступая от нее только под давлением обстоятельств - тактически, но не принципиально. И что же выяснилось как результат? Неоспоримая правда борьбы с эксплуатацией и столь же неоспоримая кривда коммунизма. Критики коммунизма справедливо указывают на тот его удивительный парадокс, что, будучи средством борьбы с капиталистической системой, на самом деле он является возведением "в предельную ступень" того зла, от которого капитализм страдает. Практика коммунизма в России может убедить в том, что вместо многих капиталистических хозяев в советском государстве стал один громадный хозяин-капиталист - сама советская класть. Рабочие при коммунизме остались рабочими, причем класс их, пожалуй, увеличился, ибо все стали работниками у государства. По-прежнему рабочие эти работают по 8-10, а то и более часов, а получают нередко менее, чем при капитализме. При капитализме рабочий мог уйти от хозяина, а здесь и уйти некуда, так как хозяин один и все объемлет. Когда рабочие указывают на все это, им отвечают: теперь вы являетесь собственниками всего, теперь нет никакой эксплуатации. Вышеприведенные выдержки из советской Конституции содержат слова, которые нами подчеркнуты и которые открывают весь секрет коммунистической системы: оказывается, что по конституции безразлично, является ли собственником весь трудовой народ или государство, - то есть рабоче-крестьянская республика. Конституция забывает, что в республике, как и во всяком государстве, имеется своя правящая группа (ср. ниже) и "принадлежать республике" - это значит быть в распоряжении этой группы. Русский народ на тысяче опытов мог убедиться, что по конституции-то, например, земля принадлежит всему народу, а на деле ею распоряжается власть или, вернее, правящая в России коммунистическая партия. Так в конце концов выходит и во всех других областях жизни.

Законодеятельным выражением описанного положения дел является "Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа". Если сравнить эту декларацию с декларациями буржуазными, то бросается прежде всего в глаза, что основные ее пункты по большей части содержат изложение прав так называемой положительной свободы. По марксистскому учению, права буржуазных деклараций суть по существу дела права не свободы, а эксплуатации. Буржуазные декларации объявляет свободу собственности и обогащения - это значит, что допускается возможность богатым эксплуатировать бедных; буржуазные декларации объявляют свободу договоров - это значит, что голодный рабочий становится лицом к лицу с представителем капитала, продает свободно ему свой труд, конечно, по невыгодной цене и попадает в рабство; объявляют свободу печати, но средства производства находятся в руках капиталистов и таким образом печать попадает в руки капитала; объявляют свободу образования, но неимущий вообще не имеет времени образовываться и школы опять-таки становятся чисто буржуазными и т.д. В противоположность этому учению об отрицательной свободе положительное учение о свободе хочет дать свободу настоящую, а не бумажную. Этого она достигнет, предоставляя в руки народа все богатства и все материальные средства. По внутреннему существу своему права положительной свободы и сводятся к дозволению коллективно пользоваться теми благами, которые предоставляются советской республикой "трудящемуся и эксплуатируемому народу". Таково, например, право "действительной свободы печати", сводящееся к тому, что советская республика "предоставляет в руки рабочего класса и крестьянства все технические и материальные средства к изданию газет, брошюр, книг и всяких других произведений печати и обеспечивает их свободное распространение по всей стране". Фактические отношения, возникающие из этого права, характеризуются тем, что на всей территории социалистической республики не издается ни одной газеты, которая не была бы официальным органом коммунистической партии. В коммунистической России не существует до сей поры никакой, ни буржуазной, ни социалистической, свободной прессы, причем последняя не менее невозможна, чем первая. Иными словами, правящая в советском государстве группа, предоставляя орудия печати в пользование трудящимся, принудительно регулирует также и условия пользования предоставленными благами. Совершенно так же дело обстоит и с другими правами в области "положительной свободы". "Положительная свобода" рабочих и крестьян в области права союзов сводится к тому, что советская республика, "сломив экономическую и политическую власть имущих классов и этим устранив все препятствия, которые до сих пор мешали в буржуазном обществе рабочим и крестьянам пользоваться свободой организации и действия, оказывает рабочим и крестьянам содействие для их объединения и организации". Фактически это значит, что государство не только создает материальные условия помощи союзам трудящихся, но и регламентирует как единоличный хозяин жизнь этих союзов и направляет их деятельность. На месте частных объединений рабочих создаются субсидированные государством официальные и полуофициальные организации. Следствием этого является тот факт, что на всей территории союза вплоть до настоящего времени нет ни одной легально действующей независимой организации, преследующей профессиональные, политические, культурные или какие-либо иные цели.

"Обеспечение трудящимся действительного доступа к знанию", провозглашаемое в советской декларации прав, составляет одну из существенных забот советского государства. Однако менее всего можно сказать, что в области народного образования проявляется хоть сколько-нибудь начало свободы. Напротив, дело народного образования, начиная с начальной школы и кончая школой высшей, строжайше регламентировано государством - регламентация, незнакомая истории и напоминающая до известной степени утопические проекты идейного коммунизма в стиле, скажем, государства Платона. На всем протяжении союза юридически невозможно существование частных школ, по программам своим отступающих хоть сколько-нибудь от однообразной коммунистической трудовой школы. Точно регламентированы учебные планы и даже учебные пособия. Применение учебников, не одобренных правительством, фактически невозможно.

Одним словом, получилось так, что коммунизм хотел избавить людей от зол капитализма, а на самом деле более увеличил те недостатки, которые капитализму свойственны. Поэтому по сравнению с коммунистическим режимом государственный строй европейских буржуазных демократий кажется строем действительно свободным. И действительно буржуазные конституции обеспечивают гораздо более "свобод", чем коммунистическое государство.

В советской декларации прав отсутствуют многие права, входящие в обычный каталог прав "буржуазных". В них отсутствуют прежде всего всякие намеки на утверждение равенства перед законом и формальной законности как основных условий охраны правового положения личности. Отсутствует также всякое упоминание о неприкосновенности личности, о границах государственной власти и подконтрольности государственных актов. В каталоге прав трудящегося и угнетенного народа отсутствует, далее, указание на право свободно выражать свои мнения и на право свободного передвижения. С отмеченной стороны новейшие конституционные тексты советского государства не содержат ровно никаких изменений по сравнению с более старыми. Конституция РСФСР 1925 года не обнаруживает никаких тенденций к расширению каталога прав по сравнению с законодательными памятниками 1918 года. В указанном направлении законодательство советской республики стоит, следовательно, на мертвой точке. Фактические отношения заставляют советское правительство иногда сходить с этой мертвой точки, однако же подобное движение идет зигзагами и не выражается в принципиальном признании необходимости вступить на новый путь. За последние годы, например, призыв к утверждению начала законности стал весьма модным в советской республике. Однако такой призыв всегда сопровождается указанием, что это законность особая, не похожая на законность "буржуазную". Революционная законность вовсе не требует уважения к закону. Подобным же образом период так называемой новой экономической политики обнаружил более терпимое отношение к началу хозяйственного самоопределения и хозяйственной свободы, однако и здесь не было допущено каких-либо принципиальных уступок. По выражению Зиновьева, Россия, стоящая на новой экономической политике, может существовать только постольку, поскольку она должна превратиться в Россию коммунистическую. Отсюда постоянные конвульсивные движения в сторону истребления всяких последствий новой экономической политики, приведшие к ее почти полному уничтожению в 1924 году, после чего опять наступил период, так называемого нового НЭПа. Впрочем, условный характер сделанных в этом направлении уступок отлично охарактеризован был тем же Зиновьевым. "Бомбардируй буржуазию из-за прилавка образцового кооператива" - такова была программа нового возвращения к новой экономической политике.

В сущности, советская конституция знает только два права, в которых защищается свобода человека: это право свободы антирелигиозной пропаганды и право самоопределения национальностей. Что касается первого, то советское правительство, считая своей политической миссией борьбу со всякой религией как "опиумом народа", фактически аннулировало всякую возможность пропаганды религиозной и создало прямое покровительство пропаганды антирелигиозной. Процесс этот, как всем известно, пережил в советской республике несколько стадий развития. Он протекал весьма остро в первые годы существования республики, когда борьба с религией приняла организованные формы при помощи коммунистической партии, и главным образом союзов коммунистической молодежи. Политика эта для советского правительства имела скорее отрицательные, чем положительные результаты, не только не отвратив верующих от религии, но до известной степени укрепив и сплотив их. На неблагоприятные, с точки зрения коммунистов, результаты неосторожной антирелигиозной пропаганды было обращено официальное внимание, и постепенно пропаганда эта приняла более мягкие формы. Но и до сей поры эта пропаганда встречает официальное сочувствие, тогда как свободное выражение религиозных мнений преследуется. Книги по религиозным и даже по философским вопросам выходить не могут. Старая богословская и философская литература считается "контрреволюционной" и пользование ею даже в публичных библиотеках всячески стесняется. Сюда принадлежат все книги, составленные в духе идеалистической философии, теософии, спиритуализма, спиритизма и т.п.

Что касается до права на национальное самоопределение, то оно находит довольно широкое поощрение в пределах советского государственного строя. Строго говоря, это право есть единственное из прав "свободы", которое фактически находит признание в советской республике. О его применении мы будем говорить особо.

Не может быть ровно никакого сомнения, что рано или поздно русский народ прийдет к полному сознанию, что "правда" советского государства превратилась в "кривду" коммунистической системы. И тогда русскому народу придется решительно порвать с коммунизмом. Но куда же он вернется, этот поверивший в правду коммунизма русский народ? Назад, к "буржуазному", "капиталистическому" строю? Многим возвращение это покажется действительным раем, хотя принципиально, с точки зрения "социальной правды" капитализм никак нельзя защитить. Вернувшись к капитализму, как это многие предполагают, русский народ примет капиталистическую систему условно, не веря в нее и не считая ее "праведной". Но русский народ есть народ, ищущий правды и не могущий жить без правды. Какая же правда встанет перед ним после возвращения к капитализму? Может быть, никакой? Может быть, русский народ утратил свои юношеские мечты и станет трезвым позитивистом? Он просто станет жить, не думая, хорошая это жизнь или плохая. Мы не верим в эту возможность и не считаем ее желательной. Мы уверены, что русский народ, или, по крайней мере, лучшая часть его, всегда будет искать правду. Где же он будет искать ее при возвращении к капитализму? Опять в социализме? Опять, стало быть, как в детской сказке:

"Начинай сначала". Нет более трагикомического положения, как только что нами допущенное, и это трагикомедия всех современных русских социалистов. Принести гекатомбу жертв, чтобы ввести систему коммунизма, потом отвергнуть ее как невозможную и несправедливую... чтобы опять начать верить в социализм, как в праведный общественный строй! Можно наверняка сказать, что этого в России не будет. Русский народ примет правду коммунизма и откинет его кривду. Он по-прежнему будет бороться с эксплуатацией и рабством во имя человеческой свободы, но уже не в коммунистических целях и не коммунистическими средствами.

Здоровье будущего русского государства обусловлено тем, что оно также должно быть "государством правды ". Оно должно, следовательно, встать не на точку зрения справедливости формальной, но на точку зрения справедливости материальной. "Государство правды" образуется не простым введением правового, демократического строя буржуазных государств, как это многие в настоящее время думают. "Государство правды" образуется и не тем, как думают другие, что государственный союз отрешается от демократического релятивизма, становится конфессиональным, что оно властью начинает поддерживать истинную религию, принуждать к ней людей, заставлять их ходить в церковь, силой помогает им спастись. И не в том, что в государстве устанавливается некоторый религиозный быт, в рамках которого протекает вся жизнь гражданина. Русской истории знакомо такое во внешнебытовом смысле, "праведное" государство, которое с социальной точки зрения, построено было, однако, на рабстве. Ведь не без основания у одного из наблюдателей московской жизни, человека искреннего и проникнутого христианским духом, при рассуждении о государстве возникла такая ассоциация: шествуя по жестокому и многих бед исполненному пути своему, встретил женщину, сидящую у дороги и преклонившую голову свою на колена и плачущую без утехи, а вокруг нее звери, львы, медведи, волки; и на вопрос его, кто она, женщина ответила: "Не спрашивай, навлечешь на себя большую напасть и ненависть... Я царство, страждущее от злых властителей"...

Государство осуществляет и представляет интересы целого. Однако оно осуществляет их не в качестве чего-то обособленного от составляющих его социальных групп и индивидуумов и не в качестве одного или одной из них. Смысл государства в том, что оно объединяет и гармонизирует свободную в бессознательно направленную на интересы целого деятельность составляющих его групп и индивидуумов. Очевидно, поэтому, что государство должно определить и охранить некоторую сферу свободной деятельности индивидуума и социальной группы и что без этого оно существовать не может. Такую сферу и можно назвать сферою "основных прав" индивидуума (и группы). "Основные права" обнаруживают, следовательно, свой функциональный смысл и неразрывную связь их с обязанностями по отношению к целому, представляемому государством. Они одинаково необходимы и для государства и для индивидуума, будучи выражением своеобразного строения государства как единства множества.

Из утверждения этих и так понимаемых "основных прав" и должно исходить "государство правды". Но у человека, в сущности говоря, есть только одно неоспоримое право - это право на. внутреннее, духовное развитие. Отрицание этого права уничтожает у человека качество быть человеком и делает нормальное развитие государства невозможным. Свойственное всем великим религиям, и особенно, браманизму, буддизму и христианству, учение о царствии Божием как о царствии внутреннем, духовном, которого человек может и должен достичь внутренним деланием, доставляет непререкаемую основу для учения о человеческих правах, которые обязано защищать праведное государство. Праведное государство призвано создать те условия, при которых человеку дана была бы возможность на полное духовное совершенствование, на достижение этого Божьего царствия. И прежде всего на праведное, христианское государство возлагается чисто отрицательная задача борьбы с нарушениями этого основного права другими людьми. Такие нарушения могут быть прямыми, открытыми, в случаях разного рода злонамеренных посягательств на человеческую жизнь и свободу, но могут быть они и косвенными, проистекающими не из тех или иных намеренных действий, но из стихийного течения событий и отношений, возникающих в пределах общественной жизни человека. И первым условием является обеспечение за человеком права духовной свободы как непременного условия его внутренней жизни. Поэтому "праведное", истинно христианское государство не может не считать основоположением своей конституции той хартии свободы, которую неправильно считают особенностью западных демократических государств. Надлежит помнить, что за много веков до того, как возникла западная культура, индийский царь Ашока (ок. 2 1/2 ст. до Р. X.), исходя из мотивов религиозных, провозгласил в своем государстве начало полной свободы духовных исканий и духовной жизни. А особенно нам, русским, надлежит помнить, что лучшие представители православия, в частности наши заволжские старцы во главе с Нилом Сорским принципиально стояли на точке зрения духовной свободы и, насколько позволяла эпоха, боролись с тем направлением русского православия и русской государственности, которое отрицало это право.

Хартии свободы, как они возникли на Западе, в "Декларации прав человека и гражданина" включают в себя много случайного, навеянного духом времени и условиями политической жизни и политической борьбы того исторического периода, когда декларации эти появились на свет. Главным недостатком их является то, что они формулируют не принцип духовной свободы, а некоторые конкретные способы его достижения, абсолютизируя иногда эти способы, делая из средств цели и, с другой стороны, совершенно пренебрегают неразрывною связью всякого права с обязанностью. Так, например, обстоит дело с принципом неприкосновенности собственности, который в праведном государстве не может быть самоцелью, но только средством (ср. ниже). Сходным образом и другие пункты демократических деклараций, как то свобода слова, печати, мнений и т.п., провозглашают в качестве принципов специально свойственные западной культуре средства к духовному самоопределению, ценность коих принципиально защитила не сама по себе, а только с точки зрения идеи духовного совершенствования человека. Ибо какую принципиальную ценность имеет, например, свобода печати, если она не служит духовной жизни человека? Не будем же мы защищать ее с той точки зрения, что она является удобным средством для политических интриг, для борьбы партий, для политической агитации и т.п.

Далее, в задачи справедливого, христианского государства входит борьба с нарушениями этого основного права свободы и его различных проявлений. Такие нарушения могут быть прямыми, открытыми - в случаях злонамеренных посягательств на человеческую жизнь, физическую и моральную, - но могут они быть и косвенными, проистекающими не из тех или иных намеренных действий, но из стихийного стечения событий и отношений, возникающих в пределах совместной жизни людей. В первом случае на государство возлагаются цели обеспечения безопасности человека, защиты его судом, равенства перед законом и т.п. прав, хорошо разработанных в демократических государствах Запада. Что касается второго случая, то он представляет гораздо более трудную проблему.

Праведное государство не может ограничить своих задач ролью простого полицейского, который вступается, когда происходит нападение, и кричат "караул". Праведное государство должно решительно бороться с теми социальными условиями, в силу которых человек стихийно попадает в обстановку, лишающую его всякой возможности духовного развития и духовной жизни. И эти задачи особенно важны в укладе жизни современных человеческих обществ. Когда люди жили в условиях примитивных и естественных, когда населения было мало, а земли много, когда культура не опутывала человека властью своих принудительных уз, задачи государства были незамысловаты и просты. Человек, желавший посвятить себя духовной жизни, мог уйти в леса, в монастыри и скиты и там жить почти что вне условий культуры и вне границ государства. Теперь отношения сильно изменились. Нынешнему человеку некуда уйти от государства. Он фактически не может вести свою жизнь иначе, чем в условиях государственной и культурной жизни. Культура заставляет его жить по ее требованиям., в ее рамках вести борьбу за существование, работать так, как она хочет, а не так, как хочет человек. Современный человек связан не только природой, но главным образом культурой, а эта "культура" построена вовсе не на началах справедливости и права. Таким образом, на современное государство ложатся особо тяжелые задачи освобождения человека от власти беспощадной социальной стихии. Ведь эта стихия сделала так, что человек по большей части родится "объектом хозяйства", за которым не признается никаких прав духа. Праведное, христианское государство призвано к положительным задачам восстановления современного раба социальной стихии в его основном праве, праве на духовное развитие и совершенствование.

Всего более порабощает человека социальная стихия своей экономической стороной. Имущественные отношения, вытекающие из права хозяйственного самоопределения, и в частности из права собственности, которое и является юридическим выражением хозяйственной свободы, создают целый ряд условий эксплуатации одного человека другим. Хозяйственная свобода прежде всего порождает имущественное неравенство. В силу ли личных способностей к приобретению, в силу ли случая или в силу общественной привилегии одни люди успевают в приобретательстве более, чем другие, и становятся по отношению к другим в более выгодное экономическое положение. Люди эти и даже целые поколения людей становятся баловнями общества, предоставляя Другим роль социальных парий. Было бы преувеличением утверждать, что в основе этого процесса лежит только победа наиболее способных. Несправедливость буржуазной культуры заключается не в том, что она дает премию наиболее сильным в экономической конкуренции, но главным образом в том, что она закрепляет результаты этой победы за наследниками и потомками. Капитал, возникнув часто как премия способности, становится наследственным преимуществом; бедность же, являющаяся часто расплатой за неспособность и леность, также унаследуется теми, кто в этих качествах не является повинным. Таким образом, родится социальный строй, который даже с точки зрения биологической не отличается большими преимуществами, ставя в неравное положение прирожденный талант наследственного пролетария и полную бесталанность владетелей капитала, наслаждающихся плодами своих отцов. В строе этом может погибнуть гений от нужды, а тупица может купаться в богатстве. Мы уже не говорим о том, на что ранее указывали: на "экспроприацию" духовного мира у настоящего пролетария. Положение пролетария ужасно не тем, что он лишен собственности, - могут быть люди, которые вообще не заражены жаждой стяжательства, - но тем, что он лишен и всех духовных благ.

Государство как союз правды, не может считать такую систему сколько-нибудь нормальной. Стало быть, первым пунктом его социально-экономической программы является обеспечение для всех граждан среднего достатка к существованию. Но здесь-то и открывается все различие путей коммунизма и путей, стоящих перед "праведным государством". Праведное государство прежде всего смотрит на решение проблемы нищеты не как на самоцель, а как на средство. Наивно верить, что решение проблемы бедности само по себе может повести к установлению совершенной жизни в совершенном обществе. Царство всеобщего достатка, даже богатства, может быть по существу своему просто большой свинарней, в которой люди жрут и валяются в грязи. Не к этому же должно стремиться человечество, как к своему идеалу! И далее, менее всего основательно полагать, что всеобщая "экспроприация", то есть "освобождение" людей от собственности, действительно их освобождает. Если экспроприированная собственность передается другим собственникам, то получается не освобождение, а грабеж, и в результате ничего не меняется. Вместо старой буржуазии рождается новая, и не всегда лучшая, просто потому, что первая завоевала богатство борьбой и усилиями, а вторая захватила чужое. Если же экспроприированная собственность передается государству, то, как мы уже говорили, на место многих хозяев, становится один - чрезвычайно сильный, так как он все имеет. Такой хозяин будет похуже всякого обычного капиталиста и от него трудно ждать "освобождения". Наконец, лучшим исходом является, когда собственность передается известным социальным группам людей, - обществам производителей, кооперативам и т.д. Однако русские люди отлично знают, что работа таких обществ обычно бывает малопроизводительной, бесхозяйственной. Для того чтобы кооперативная фабрика конкурировала с частным предпринимателем, нужно чтобы у ее членов было громадное сознание общественного долга, колоссальная дисциплина, великая и бескорыстная любовь к труду - словом, наличность тех нравственных качеств, которые не даются никакой общественной организацией, но приобретаются нравственным самовоспитанием, внутренним подвигом (см. выше). Решительно отрицая, следовательно, экспроприацию как какое-то магическое лечебное средство, праведное государство в то же время не может смотреть на частную собственность как на какую-то священную вещь. Нужно не забывать, что собственность есть средство для совершенной жизни, а не самоцель. Оттого, если собственность дает человеку возможность к самоусовершенствованию и духовному развитию, праведное государство должно ее защищать. Если же она становится препятствием к самоусовершенствованию, праведное государство должно с ней решительно бороться. Праведное государство не может считать справедливым беспредельное приобретательство, вытекающее из неудержимого эгоизма и жадности, хотя менее всего должно действовать при этом какими-либо насильственными, революционными средствами. Напротив, в праведном государстве должны быть всеми силами созданы такие жизненные условия, которые бы давали внутренние стимулы к отрицанию беспредельного приобретательства. В этом отношении праведное государство должно стремиться к созданию культуры, которая покоилась бы на других основах, чем европейская, и главным образом американская. Можно сказать, что коммунизм является детищем этой культуры: последняя хочет наибольшего обогащения средствами личными, коммунизм же стремится к наибольшему обогащению средствами общими. В капиталистической культуре много обогащающихся хозяев, при коммунизме один совокупный хозяин, который ставит себе те же цели, что и любой капиталист. Праведное государство должно стать вне пределов этого тезиса и антитезиса, вне пределов диалектики, которая всецело входит в логику западной культуры. Праведное государство должно помнить, что экономические пути его иные, чем пути Запада. Если Россия привила себе коммунистическую заразу, то в этом нельзя не видеть особых, предопределенных ей мировой историей путей: она приняла заразу, дабы разоблачить ошибочность Запада - и в путях коммунизма и в путях обусловливающего коммунизм западного капитализма.

Из изложенного вытекают следующие основные требования, необходимые для преобразования коммунистическо-советского государства в государство правды: 1) оно должно будет определить и охранить права человеческой свободы, понимая их неразрывную связь с обязанностями и их жизненное значение для целого; 2) оно должно будет, далее, обеспечить действительное осуществление этой свободы, бороться со всякими ее нарушителями и создать условия для устранения различных социальных препятствий к ее реализации. Тогда только истинная "положительная" свобода свяжется с идеей служения целому и не будет пустым словом, но - воплощенною в жизнь действительностью.

Таковы общие основы, на которых современное советское государство должно быть преобразовано в союз справедливости и правды. Посмотрим теперь, какова должна быть в нем организация власти, которая бы соответствовала указанным задачам и успешно их выполняла. Copyright (c) "Русский переплет"