Лотар Кеттенаккер

Безоговорочная капитуляция как основа англосаксонского планирования на послевоенный период

---

В новых исследованиях темы безоговорочной капитуляции проявляются две тенденции:

1. отход от критики ее якобы удлинившего войну воздействия¹, которая была обусловлена "холодной войной", открытием и пропагандой "другой Германии" и не в последнюю очередь мемуарной литературой времен нацизма;
2. усиление показа относительности принятых в Касабланке² решений, которые уже не интерпретируются как результат неожиданного вдохновения президента.

Приведенные ниже рассуждения вовсе не ставят под вопрос исследования, которые охарактеризованы здесь лишь поверхностно; наоборот, речь идет о том, чтобы подтвердить, дополнить и еще более ясно подчеркнуть их. В то время как Гюнтер Мольтман и Михаэль Бальфюр⁴ глубоко и в целом правильно изложили мотивы, по которым появилось требование безоговорочной капитуляции, в данной работе речь идет о том, чтобы, осветив британское участие, показать зарождение и структурную обусловленность той политики, которая в однозначных формулировках была представлена мировой общественности в Касабланке.

Тем самым уже означен главный тезис: в Касабланке не была сформулирована новая цель войны; здесь была просто опубликована старая - по крайней мере по отношению к Германии - программа, уже давно определенная внутри соответствующих структур. В дебатах о политической целесообразности однозначного отказа всем надеявшимся на компромиссный мир, слишком мало принимались во внимание эти реалии. Если исходить из того, что еще до выдвижения формулы о безоговорочной капитуляции не принимались во внимание переговоры ни с представителями гитлеровского режима, ни с посланцами немецкой оппозиции, то пропаганда этого события является лишь последней ступенью намного раньше начавшегося процесса принятия решений. Нужно было лишь выяснить вопрос - целесообразно ли было публиковать принцип, лежавший в основе планирования конца войны.

Если рассматривать события с этой точки зрения, то решения, принятые в Касабланке, относились скорее к сфере психологической войны, чем к политике, определявшей военные цели, причем, конечно, нельзя не признавать большого политического значения их публичного оглашения со всеми вытекающими отсюда последствиями.

И если можно считать неоспоримым, что инициатива провозглашения принципа безоговорочной капитуляции исходила от Рузвельта, то из этого еще не следует делать вывод, что Вашингтон до или после этого был самым последовательным проводником такой политики. До сих пор никто не пытался разобраться в этом вопросе более подробно. В центре обсуждения находились в большинстве случаев мотивы, которыми руководствовался американский президент⁵.

В действительности же британское правительство определило свою позицию раньше, чем американское, именно потому, что оно на два года больше находилось в состоянии войны; именно оно, и только оно, из двух англосаксонских держав заключило союз с СССР, а его планирование на послевоенный период продвинулось гораздо дальше. Можно доказать, что в последние два с половиной года войны Лондон не только не изменил свои военные цели, но и стал стремиться к ним еще более последовательно.

Не ново то, что принцип "безоговорочная капитуляция" ничего еще не говорит о суровости действительно выдвигаемых условий. Тот факт, что британская и американская стороны во время войны неоднократно констатировали это, еще не доказывает, что общие заверения, данные по этому поводу, не мыслились всерьез. Здесь достаточно указать на два момента: Италии повезло с безоговорочной капитуляцией; Сталин, от которого можно было ожидать выдвижение самых суровых условий мира, не обращал внимания на этот принцип, так как он нарушал основные правила ведения психологической войны и годился лишь для того, чтобы укрепить силу сопротивления немецких войск на Востоке⁶.

Немецкая сторона склонялась к наиболее радикальному истолкованию этого момента, в смысле "конец Германии", причем это относится как к сторонникам так и к противникам режима⁷. Конечно, национал-консервативная руководящая элита была все еще очень сильно связана с властными и государственными категориями и меньше думала о бессмысленном уничтожении конкретны условий жизни немецкого народа, чем о силовом потенциале великогерманского "рейха", в частности о его функции оплота против Востока.

Возникновение требования безоговорочной капитуляции показывает, во первых, насколько рано стрелки были поставлена в этом направлении, и, во-вторых, как лишь постепенно конкретизировалось это понятие при coзнaтeльнoм исключении действительно радикальных условий мира.

Уже вскоре после начала войны от британского правительства потребовали сообщить о своих планах войны и мира, тем более что сначала не могло быть и речи о решительном ведении войны. После "мирного предложения" Гитлера 6 октября 1939 г. определение своей позиции стало неизбежным. В такой ситуации Чемберлен сделал в правительстве заявление, принципиальное значение которого в то время едва ли было понято: "Мы будем избегать любого точного определения наших целей в войне"⁸.

Эта линия, к которой подчеркнуто присоединился Черчилль, сохраняла свое значение до конца войны. Безусловно, такая формула не исключала компромиссный мир, на который Чемберлен в то время еще надеялся. Но она вместе с тем и не разрешала давать конкретные заверения немецким противникам режима. Она исполняла ту же самую функцию, что более поздняя ориентация на безоговорочную капитуляцию: уход от дискуссии о военных целях, которая, казалось, способна поставить под вопрос только что достигнутое единство между сторонниками и противниками умиротворения соглашение с французским партнером по союзу. Французы и без того были достаточно недоверчивы и опасались, что после поверхностных кадровых перемен в Берлине Лондон может пойти на заключение мира без достаточных гарантий безопасности⁹.

В результате все сделанные до прихода к власти Черчилля заявления о целях войны, в большинстве своем полные общих мест, сводились к тому, что сначала с политической арены должен исчезнуть Гитлер, прежде чем вообще можно будет думать о переговорах¹⁰. С политической точки зрения это было самое благоприятное время для попытки переворота.

Геринг и генеральный штаб, на которых ссылались представители трудно различимой оппозиции, охотно следовали за своим фюрером в каждое новое наступление. Противников Гитлера, насколько их в Лондоне вообще принимали всерьез, упрекали в том, что они никогда не выполняли своих обещаний. В одном из подготовленных министерством иностранных дел Великобритании обзоров о попытках нащупать стремление к мирным переговорам, например о бывшем рейхсканцлере Вирте, говорилось: "Он и его знакомые в германском генеральном штабе постоянно терпели неудачу в своих попытках выполнит взятые на себя обязательства¹¹ Эта формулировка относится к ранней фазе войны, когда, как уже говорилось, шансы заключить компромиссный мир были больше.

После взятия власти в свои руки Черчиллем все возможности политического окончания воины были вытеснены чисто военной концепцией ведения войны. О переговорах с позиции очевидной слабости для нового премьер-министра не могло быть и речи. От установки "никакой капитуляции!" периода наибольшей опасности летом и ранней осенью 1940 г. путь прямо вел к требованию от противника безоговорочной капитуляции.

Через несколько дней после прихода к власти Черчилль заявил в парламенте:

"Вы спрашиваете, что является нашей целью? Я могу ответить одним словом: победа - победа любой ценой, победа, несмотря на весь террор, победа независимо от того, насколько долгим и суровым будет путь к ней"¹².

В момент слабости непреклонность была не только действенной пропагандой, она была и единственным политическим козырем. Так, Черчилль решительно отказался создавать хотя бы видимость того, что существует готовность пойти навстречу попыткам посредничества третьей стороны. "В тот момент, когда мы не могли похвалиться ни малейшим успехом, неправильно оценивалась любая благоприятная возможность, недооценивался любой удобный случай"¹³.

При попытке посредничества со стороны шведского короля в августе 1940 г. министр иностранных дел Галифакс смог удержать его от указания в ответной ноте на то, что Германия, как и в 1918 г., в любое время может просить о перемирии¹⁴. Учитывая действительное соотношение сил, чиновникам Форин оффис, озабоченным реноме правительства, казалось, что такой дух сопротивления заходит слишком далеко. Но Черчилль воспринимал все это серьезно. И такая позиция только способствовала его популярности.

В конце концов, у него просто не было альтернативы такой бескомпромиссности, если он не хотел быть двойственной личностью в глазах своих сторонников.

Между тем идея безоговорочной капитуляции соответствовала интересам не только сильной, непреклонной личности премьер-министра, но и слабого, ориентированного на союзничество правительства. Если Великобритания хотела хотя бы на шаг приблизиться к поставленной цели - однозначно победоносному миру, то это было возможно только в блоке с более мощными союзниками. Все помыслы Черчилля были направлены на то, чтобы создать военную коалицию США и Советского Союза против гитлеровской Германии¹⁵.

Это было единственным резоном сопротивления в одиночку летом 1940 г. Большой альянс во многих отношениях соответствовал внутриполитической расстановке сил, составу правительства национального единства, включающего в себя и оппозицию. В той мере, в какой начал расширяться военный союз, сначала во внутриполитическом, а затем и во внешнеполитическом аспекте путем вступления в него новых союзников, уменьшались возможности маневрирования британского правительства: идея безоговорочной капитуляции как наименьший общий знаменатель внутриполитической и внешнеэкономической гетерогенной военной коалиции очень быстро проявилась как тенденция. На первый взгляд это могло выглядеть так, как будто требование безоговорочной капитуляции является выражением политики силы. Но это можно отнести к Соединенным Штатам, а не к Великобритании.

Идеология крестового похода, провозглашенная в выступлениях Рузвельта еще до вступления США в войну¹⁶, и претензии Советского Союза, ни в чем не уступавшие потребностям французского союзника в безопасности, прямо-таки неизбежно привели к постановке уничтожительных целей военной политики: "табула раза", ликвидация нацистского режима и германского агрессивного потенциала без всяких "если" и "не", другими словами - безоговорочная капитуляция. Если ссылка на "окончательную ликвидацию нацистской тирании"¹⁷ в Атлантической хартии означала неофициальное объявление войны со стороны США, то соглашение об одностороннем разоружении государств-агрессоров сигнализировало о конце прусско-немецкой армии. За несколько недель до этого 12 июля 1941 г., Лондон и Москва обязались не заключать сепаратный мир. "Они далее обязуются, что в продолжении этой войны они не будут ни вести переговоров, ни заключать перемирия или мирного договора, кроме как с обоюдного согласия"¹⁸.

Еще за полтора года до публикации формулы, принятой в Касабланке, стрелки были поставлены в следующих направлениях:

1. Военная оппозиция в Германии, которая одна была в состоянии совершить военный переворот, должна бы видеть в требовании одностороннего разоружения угрозу существованию своей профессии.
2. Исчезла надежда на лавирование между Востоком и Западом целью обеспечить себе лучшие условия мира.

Двумя месяцами позже Черчиль категорически отказался принимать от нейтральных посредников сообщения немецкой оппозиции: "Я абсолютно против самых незначительных контактов"¹⁹.

После подписания формального британо-советского союзнического договора от 26 мая 1942 г.²⁰ у немецкой оппозиции исчезли какие-либо перспективы договориться с Лондоном. Верность своим союзникам - это было единственное, что Великобритания, учитывая недостаток военной поддержки, могла бросить на чашу весов.

В Форин оффис еще в январе 1942 г., после совершенно неожиданного да британцев сопротивления Красной Армии, смирились с будущей ролью России в Европе. "Предположительно Германия потерпит поражение и германская военная мощь будет уничтожена, а то, что останется от Франции, на длительно время будет слабой державой. Они не смогут быть противовесом России в Европе"

Из этого были сделаны выводы только о необходимости кооперации с новой супердержавой, но вовсе не о том, как надеялись в Германии, что германский "рейх" должен будет выполнять функцию оплота против нее. Между тем последняя идея считалась полностью дискредитированной, а предостережения о большевистской опасности, откуда бы они ни исходили, отвергались как проявление паники²².

Равновесие сил, которое уже невозможно было сохранить в Европе должно было быть достигнуто на мировой арене при участии США²³.

Провозглашенная цель британского правительства состояла по возможности в полном лишении власти национал-консервативного руководящего слоя, преимущественно из которого выходили противники Гитлера, отождествлявшие свои интересы с сохранением немецкой традиции государственной власти". Первая мировая война закончилась лишь половинчатым лишением мощи Германии, поражением кайзеровского режима, но не устранением прусско-немецкого силового и государственного потенциала. Именно это имел в виду Черчилль, когда он неоднократно повторял заявления о своем намерении ликвидировать не только "нацистскую тиранию" - это было само собой разумеющимся делом, - но и прежде всего "прусский милитаризм"²⁴.

"Реальное содержание понятия "безоговорочная капитуляция" заключалось в том, что оно заключало в себе американское требование уничтожить не только "нацизм", но и "милитаризм""²⁵.

То, что старая немецкая руководящая элита, которая в 1933 г. привела Гитлера к власти, попытается избавиться от него, как только военное счастье покинет его, считалось решенным вопросом. Чтобы быть готовым к такому развитию событий, британское министерство иностранных дел в марте 1948 г. представило первую систематическую разработку о будущем Германии²⁶, предусматривавшую полную военную оккупацию страны, то есть полную выдачу Германии на милость ее противников. Это требование предусматривало обязательную безоговорочную капитуляцию.

Первые планы оккупации Германии появились еще летом 1942 г. вслед за заключением британо-советского союзнического договора. Вудворт очень кратко говорит об этом: "Британская дискуссия о том, как обойтись с Германией после войны, предполагала безоговорочную капитуляцию и не брала в расчет возможность решений за рамками договора"²⁷.

Британские штабы планирования были заинтересованы в том, чтобы путем рационализации устранить не поддающиеся учету политические факторы, с тем чтобы воспрепятствовать отягощению их планов различными моментами нестабильности. К этим "слабым" факторам, которые ни в коем случае не обозначались заранее в специфических политических директивах, относилась идея безоговорочной капитуляции, так же как и мнение, что в конце войны придется иметь дело с одним немецким правительством и, следовательно, с одним немецким государством, а не с неопределенным множеством государств. Таким образом, безоговорочная капитуляция Германии была не только наименьшим общим знаменателем гетерогенного альянса. Она была базой как рационального, так и технократического планирования на послевоенный период.

Для британских планирующих центров выдвинутая Рузвельтом в Касабланке формула означала окончательное согласие, так сказать, зеленый свет для разработки детального плана оккупации Германии. Между тем американский президент преследовал другую цель: он исходил из того, что отныне зажегся красный свет. Все комментаторы едины в том, что ничто не подталкивало президента больше, чем задуманные в добрых целях, но столь отталкивающие действия его предшественника и учителя, Вудро Вильсона, в конце первой мировой войны²⁸:

Провозгласив 14 пунктов, он потерпел крушение, ибо тем самым он дал немцам в руки столь желанное для них алиби. Рузвельт не хотел, чтобы общественное мнение побудило его определить американские цели в войне, прежде чем они будут согласованы с союзниками. Благодаря ссылке на "безоговорочную капитуляцию" он надеялся избежать любой дальнейшей дискуссии: это было массово-психологической перифразой его пожелания "не комментировать". Уилер-Беннет и Никольс выразили главные мотивы президента в одной фразе: "Решение, предложенное президентом, не обязывало его принимать конкретные меры и удовлетворяло тенденцию общественного мнения, требовавшую успокоения союзника на Востоке"²⁹.

К тому же Рузвельт возражал, как он позже дал понять, против выдвижения детальных планов для страны, которую еще не оккупировали³⁰. Черчилль разделял эти сомнения, но оставил Уайтхоллу свободные руки для решения технических проблем, возникающих к концу войны.

Спорным было не окончание войны на основе безоговорочной капитуляции вражеских государств и не провозглашение этого намерения, хотя здесь определенно можно говорить об уступке американцам и их пропагандистской концепции войны за счет психологической войны. Как известно, британский кабинет единодушно одобрил это предложение и потребовал применения этого принципа к Италии³¹. Проблематичной была функция "безоговорочной капитуляции" в рамках союзнического планирования на послевоенный период. Здесь в 1943-1944 гг. проявились разногласия, характерные для отличающихся друг от друга интересов двух англосаксонских держав и не оставшиеся без последствий для будущего Германии.

Рузвельт, учитывая опыт Вильсона в конце первой мировой войны, хотел полностью отделить друг от друга проблемы войны и мира, безоговорочной капитуляции и долгосрочного мирного порядка. Поэтому его внешнеполитический советник Самнер Уэллес выступал за длительный "спокойный период" после конца войны³². Против преждевременных планов и действий говорило и то соображение, что влияние США с течением времени могло только возрастать, а именно в той мере, в какой мобилизация их огромных ресурсов и введение в дело их войск отражались бы в политической жизни, приобретали политическом Значение. В этом контексте безоговорочная капитуляция могла означать только концентрацию всех сил на решение ближайших задач, на победу оружия, а все остальное потом.

Совершенно иной была позиция британской правящей элиты: чем дольше продолжалась война без выяснения международно-правовых форм окончание воины, тем яснее становилось военное и политическое превосходство новых мировых держав. В "борьбе за Германию" Великобритания осталась в проигрыше. Чтобы избежать засилья грубой политики с позиции силы, было необходимо точно определить международно-правовые процедуры в конце войны путем технических договоренностей между союзниками и по возможности скоординировать первые мероприятия оккупационных властей.

2 июля 1943 г. британское министерство иностранных дел сделало из этого выводы и вручило послам США и СССР памятную записку, содержавшую в 10 пунктах важнейшие принципы окончания военных действий - один из важнейших документов второй мировой войны³³. В нем рекомендовалось, чтобы союзники оккупировали вражеские государства на основе данного обязательного для исполнения плана на переходный период и с помощью союзнической комиссии по перемирию реализовали условия перемирия.

Для британцев безоговорочная капитуляция означала только то, что немцы не имели права ставить никаких условий, в то время как победители в этом отношении не обязаны были проявлять никакой сдержанности. Капитуляция Германии была скорее моментом получения абсолютно обязывающих подписей немецких посредников на переговорах под возможно большим количеством условий перемирия.

Но такой договорный характер капитуляции не понравился американским союзникам. Послу Вайнанту постоянно указывалось на то, чтобы он настаивал на употреблении понятия "безоговорочная капитуляция" вместо "условия прекращения огня" и выступал за более короткий текст документа о капитуляции³⁴.

По мнению американцев , не нужно было много слов, чтобы показать немцам, что их ожидает. Эта интерпретация процесса давала командующим на местах относительно большие возможности для решения вопросов, как показал опыт после капитуляции Италии³⁵. Но именно с этим не мог согласиться Уайт-холл. Момент капитуляции должен был быть заранее точно запрограммирован, победители и побежденные должны были знать, что они должны делать: следствием такого подхода были заблаговременное определение оккупационных зон, основанный на колониальном принципе "косвенного управления" статус Берлина и т.п. Дальнейшее развитие было, между прочим, ускорено и тем, что Лондон в отличие от Вашингтона располагал хорошо функционирующей системой планирующих, согласующих и принимающих решения инстанций. Другие державы в большинстве случаев были вынуждены высказывать свое мнение об очень содержательных и детальных британских проектах решений.

Немного утрируя, можно сказать: Соединенные Штаты провозгласили "принцип безоговорочной капитуляции, а британское правительство первым сделало процедурные выводы из этой политики с тем результатом, что в конце войны возможности действий на основе военного положения сильно сократились. Без детального плана оккупации Германии интересы Эйзенхауэра как верховного главнокомандующего заключались бы в том, чтобы, используя психологическую войну, потребовать от немецких армий частичной капитуляции, взять Берлин с запада, как этого требовал от него Черчилль³⁶, и продвинуться еще дальше на восток.

Попытка принудить советского товарища по союзу к благоразумным совместным действиям в конце войны закончилась тем, что на самого себя были надеты политические наручники в форме надуманных соглашений с Москвой и отказа от всех возможностей психологической войны.

Черчилль, сам являвшийся мастером пропаганды на "внутреннем фронте", не верил, что окончание войны можно ускорить путем психологического воздействия на противника. Так, он блокировал все попытки военных перед высадкой англо-американских войск во Франции стимулировать готовность немецких войск к капитуляции путем разъяснения понятия "безоговорочная капитуляция". Он видел в этом проявление слабости.

"Эта борьба была навязана нам военными России и Соединенных Штатов. Мы пошли на это со всей душой, и я бы не стал поднимать боевого крика, прежде чем получены первые результаты с поля боя"³⁷.

Когда 22 ноября Рузвельт предпринял демарш в том же направлении и выступил за то, чтобы перед захватом территории "рейха" путем совместного заявления способствовать слому немецкого сопротивления, Черчилль и его советники снова отказались от этого, ибо опять-таки думали, что немцы могли бы увидеть в этом недостаток решимости. Премьер-министр написал Рузвельту, что он не видит другой альтернативы, кроме решения американского генерала Гранта, считавшегося непреклонным сторонником безоговорочной капитуляции, а именно:

"Сражайтесь до конца на этой линии фронта, даже если это продолжится все лето"³⁸.

Он не хотел скомпрометировать себя в глазах русских, которым приходилось воевать против вдвое большего количества немецких дивизий. Комплекс неполноценности по отношению к Красной Армии, ярко проявившийся именно у британской стороны, сыграл роковую роль как в военном, так и в политическом плане: воздушная война, включая ненужное разрушение Дрездена, считалась эффективной помощью русскому наступлению на Востоке, а дипломатические инициативы Лондона относительно совместной оккупации Германии невозможно понять, не учитывая его заботу о бесконтрольном захвате материальных ценностей путем оккупации. В конце войны, разумеется, не русские войска стояли на Рейне, а англо-американские соединения в Мекленбурге и Тюрингии. Только теперь до чиновников из Форин оффис, которые столь активно засчитывали в свою пользу политику соглашений, стало доходить, что "мы дали им больше, чем они когда-либо ожидали получить"³⁹.

Намного легче осветить цели и функции требования "безоговорочной капитуляции", чем показать, что же действительно ожидало немцев в конце. Западные государственные деятели сами еще не приняли решения и именно поэтому договорились считать самым существенным, самым важным ближайшую задачу - полную победу над врагом и его полную капитуляцию. Так, постоянно обдумывался государственный раздел Германии, когда еще по этому вопросу не было принято обязательного решения⁴⁰.

Еще больше была неясность по вопросу о советских целях в войне. Западные союзники, безусловно, делали различие между немецким народом и его властителями, хотя не было недостатка и в попытках объяснить причины возникновения фатального режима свойствами немецкого народного характера⁴¹.

Уже в самом начале, когда Рузвельт разъяснил прессе результаты переговоров в Касабланке и провозгласил безоговорочную капитуляцию целью войны, он заявил: "Безоговорочная капитуляция не означает уничтожения немецкого населения или населения Италии и Японии, но это действительно означает ликвидацию той философии в Германии, Италии и Японии, которая основывалась на покорении и порабощении других народов"⁴².

Что касается Италии, то подчеркивали формальную сущность, формальную сторону, чтобы не сказать формальность акта о капитуляции: Черчилль, у которого сначала вообще были сомнения, требовать ли вообще этого от Италии, предпочитал понятие "почетная капитуляция", чтобы пойти навстречу маршалу Бадольо⁴³.

В связи с Германией он постоянно повторял, что требование безоговорочной капитуляции нужно понимать в первую очередь почти буквально: абсолютно свободные руки у победителей, которые не связаны никаким договором и никакими обязательствами, в том числе и Атлантической хартией. Но бесправие немцев ни в коем случае не было равнозначно "Вэ виктис!" - "Горе побежденным!". Они имели дело, по крайней мере со стороны Запада, не с подобными им, не с Гитлером и Гиммлером.

22 февраля 1944 г. Черчилль заявил в палате общин: "Безоговорочная капитуляция означает, что у победителей развязаны руки. Это не значит, что они имеют право вести себя по-варварски или же устранения Германии из числа европейских наций. Если мы чем-то связаны, то мы связаны нашей собственной ответственностью перед цивилизацией. Но мы ничем не связаны по отношению к немцам, что является результатом успешной борьбы"⁴⁴.

Ответственность западных оккупационных держав за терпящее бедствия немецкое население в их зонах, которая столь ясно отличается от немецкой хищнической политики в оккупированных областях, показывает, что подобные явления нельзя отвергать просто как риторику, как чистую пропаганду. К полному лишению Германии ее могущества союзники относились серьезно, другого решения не существовало, но отдельный гражданин, не являвшийся партийным функционером, высоким государственным чиновником или офицером, не должен был воспринимать это как угрозу его личному существованию, хотя какая-либо имущественная гарантия для каждого также была исключена.

Черчиль естественно, знал, что на Востоке немцев ожидала трудная судьба, массовые ссылки, называвшиеся на Западе "переселением"⁴⁵, и использование миллионов немецких мужчин в качестве рабочей силы в России. Но он знал также, что на это западные союзники едва ли могли оказать серьезное влияние. Именно поэтому представлялось целесообразным оставить неясным все, что касалось понятия "безоговорочная капитуляция"⁴⁶.

Иной раз "предположительная история", вопрос "что произошло бы, если бы...?" поучительнее, чем действительный ход истории. Как реагировали 6ы западные союзники, если бы произошел успешный государственный переворот?

Однозначный ответ невозможен. Ясно только одно: безоговорочная капитуляция и оккупация Германии уже в 1943 г. были неотъемлемыми составными частями англосаксонской политики. Уже были готовы оперативные планы на случай, если бы благодаря политическим изменениям еще до вторжения осуществилась оккупация Германии без военных действий; но при этом характерно что речь шла только о военных планах. Открытие фронта на Западе непосредственно после начала вторжения⁴⁷ все еще могло бы привести к большим последствиям: окончанию воздушной войны, оккупации территории "рейха" с запада до Одера, включая Нижнюю Силезию, сохранению административного и политического единства Германии.

Нельзя исключать, что переговоры в Европейской комиссии о статусе Берлина и зон оккупации не были бы доведены до конца с тем результатом, что англосаксонская оккупация стала бы длительной и опиралась бы на совместное главнокомандование⁴⁸. Советский Союз в конце конце концов удовлетворился бы одним местом в Контрольном совете, если бы ему вместо собственной зоны пообещали большие репарации.

Но просто немыслимо было ожидать, что западные союзники еще до попытки переворота в Германии пошли бы ей на уступки. Тем самым они дали бы немецкой военной касте незадолго до ее исторического конца возможность снова начать старые военно-политические игры и взорвать созданный против военный союз.

Есть свидетельства того, что в Уайтхолле с облегчением восприняли весть о крахе заговора 20 июля 1944 г.⁴⁹, ибо тогда война могла уже идти концу так, как это было раньше запланировано. Тем не менее следует констатировать, что британские планирующие центры длительное время исходили из того, что вермахт - не Гитлер, конечно, - предложит капитуляцию, прежде чем союзные войска достигнут территории "рейха", а именно и прежде всего по следующим причинам: во-первых, потому, что, зная показатели американского производства и данные о людских резервах России, они относительно рано осознали бесперспективность положения держав "оси"; во-вторых, потому, что их собственные представления об установлении "косвенного управления" через учрежденный в Берлине контрольный аппарат включали в себя предположение о сохранении в целостности действующей немецкой административной системы и не в последнюю очередь потому, что, по их мнению, правильно понятые интересы немецкой правящей элиты состояли в том, чтобы уберечь немецкое население от крайностей.

Во многих отношениях союзники, особенно британцы, стали жертвами собственной пропаганды, придавая "прусскому милитаризму" большее значение, чем он имел в действительности, то есть приписывали отождествляемой с ним элите больше рациональности и свободы решений, чем это было на самом деле.

Своевременная капитуляция сознающего свою ответственность правительства с определенной степенью вероятности избавила бы немецкий народ от больших разрушений. Предполагаемая выгода от своевременной безоговорочной капитуляции больше поддается исчислению, чем гипотеза, что формула, принятая в Касабланке, значительно продлила войну.

То, что войну со всей ее безграничной бессмысленностью пришлось вести до ее горького конца, вовсе не зависело от требования союзниками безоговорочной капитуляции⁵⁰, как утверждали в свою защиту побежденные "после войны". Это зависело в первую очередь от того, что командование вермахта было уже не в состоянии, как в конце первой мировой войны, проявить свою собственную политическую волю. Гитлер до конца держал в своих руках бразды правления⁵¹.

Не следует закрывать глаза на тот факт, что 20 июля историческое значение имело не "восстание совести"⁵², как бы утешительно ни звучала такая интерпретация, а сенсационный крах старых элит. Пруссия давно умерла. Только об этом никто не знал, ибо одни - как сторонники, так и противники гитлеровского режима - до конца исповедовали прусский дух, а другие так же страстно проклинали его. Пруссия до сегодняшнего дня сохранила способность продолжать свою жизнь в воображении.

---

Примечания

1. Anne Armstrong, Unconditional Surrender. The Impact of the Casablanca Policy upon World War II, New Brunswick/N.J. 1961. См. также: Giinther Moltmann, Die Genesis der Unconditional-Surrender-Forderung, B:Andreas Hillgruber(Hrsg.), Probleme desZwciten Weltkrieges, Koln, Berlin 1967, S. 197, прим.34.
2. См.: John Wheeler-Bennett/Anthony Nicholls, The Semblance of Peace, London 1972, p. 51-64.
3. См. прим.1.
4. Michael Balfour, Another Look at "Unconditional Surrender", в: International Affairs, 46/4 (1970), p. 119-136, а так же: Propaganda in War (1939-1945). Organisations, Policies and Publics in Britain and Germany, London 1979, p. 312-320.
5. См.: Robert E. Sherwood, The White House Papers of Harry L. Hopkins, Vol. 2, London 1949, p. 665-694.
6. См.: Vojtech Mastny, Russia's Road to the Cold War, New York 1979, p. 75 ff.; Alexander Fischer, Sowjetische Deutschland-Politik im Zweiten Weltkrieg (1941-945), Stuttgart 1975, S. 53-59;Ingeborg Fleischhauer, Die Chance eines Sonderfriedens. Deutsch-sowjetische Geheimgesprache 1941-1945, Berlin 1986, S. 114-134.
7. См.: Peter Hoffmann, The History of the German Resistance 1933-1945, London 1977, p. 247 f.
8. Kabinettsprotokoll vom 9. Oktober 1939: Public Record Office London (PRO), WM 42 (39) 8, CAB 65/1.
9. См.: Lothar Kettenacker, Krieg zur Friedenssicherung. Die Deutschlandplanung der britischen Regierung wahrend des Zweiten Weltkrieges, Gottingen 1989, S. 44-51.
10. См. там же, S.51-67; Das "Andere Deutschland"im Zweiten Weltkrieg, Stuttgart 1977, S. 164-187.
11. Das "Andere Deutschland" (прим. 10), S. 182.
12. Charles Bade (Ed.), The War Speeches of the Rt. Hon. Winston S. Churchill, Vol. 1, London 1952, p. 181.
13. Memo Churchills vom 3.8.1940, PRO, FO 371/24408/C8974; Winston S. Churchill, The Second World War, Vol. 2, London 1949, p. 231.
14. Там же.
15. См.: Kettenacker, Krieg zur Friedenssicherung (прим. 9), S. 68-146; Joseph P. Lash, Roosevelt and Churchill 1939-1941. The Partnership that saved the West, London 1977.
16. Особенно известно обращение к американскому народу ("fireside chat") на пороге 1941 г., в котором говорится: "Мы должны стать главным арсеналом демократии". См.: Samuel I. Rosenman (Ed.), The Public Papers and Addresses of Franklin D. Roosevelt, Vol. IX (1940), New York 1941, p. 633 ff.
17. Цит. по: Llewellyn Wodward, British Foreign Policy in the Second World War, Vol. 2, London 1971, p. 202 f.
18. Там же, р. 14.
19. Als Reaktion aufden Bericht Edens iiber die Friedensfiihier der letzten Monate (u.a. Kontakte zu PRO, FO 371/26543/C10855); Gerhard Ritter, Carl Goerdeler und die deutsche Widerstandsbewegung, Miinchen (dtv) 1964, S. 337 f., 551.
20. Woodward (прим. 17), Bd 2, S. 663 ff.; Kettenacker, Krieg zur Friedenssicherung (прим. 9), S. 125 ff.
21. PRO, FO-Memorandum vom 28.1.1942, WP (42) 48, CAB 66/21.
22. См.: Parl. Debates, House of Lords, Vol. 126, p. 574 ff.; PRO, FO 371/34456/C2992: "это труп медведя, который они называли "угрозой большевизма"".
23. См.: Vier-Machte-Plan vom 8.11.1942, PRO, WP (42) 516, CAB 66/30; Kettenacker, Krieg zur Priedenssicherung (прим. 9), S. 130-146.
24. 7.01.1941 он писал Ванситтарту: "Я подчеркиваю важность и делаю основной упор на выражения:""Нацисткая тирания" и "прусский милитаризм"". (PRO, PREM 4/23/2; Rainer Blasius [Hrsg.], Dokumente zur Deutschlandpolitik, 1. Reihe, Bd 1, Frankfurt/M. 1984, S. 266).
25. Propaganda in War et al. (прим. 4), р. 318 f.
26. PRO, WP (43) 96, 8.3.1943, FO 371/34457/C2864; Kettenacker, Krieg zur Friedenssicherung (прим. 9), S. 161-180.
27. Britush Foreign Policy in the Second World War, London 1962, p. 478.
28. См.: Sherwood (прим. 5), Bd 2, S. 694: "Дух Вудро Вильсона витает над нами". Ср. это замечание с комментарием Мальтмана (прим. 1), S. 199 f.; Wheeler-Bennett/Nicholls (прим. 2), S. 55 f.
29. Wheeler-Bennett/Nicholls (прим.), S. 56. CM.:William Hardy McNeill, America, Britain and Rusia. Their co-peration and conflict 1941-1946, Survey of International Affairs 1939-1946, London 1953, p. 270: "Безоговорочная капитуляция является хорошим лозунгом войны для лагеря союзников и удобным предлогом отложить решение трудных проблем послевоенной политики и отношений держав".
30. См.: Cordell Hull, Memoirs, Vol. 2, London 1949, р. 1621.
31. Woodward (прим. 17), Vol. 5, London 1976, р. 21 f.; Wheeler-Bennett/Nicholls (прим. 2), S. 59 f. Из телеграммы Черчилля военному кабинету: "Заявляя, что победа Объединенных Наций должнг быть безусловной, предпочтительнее потребовать безоговорочной капитуляции, а не прекращения военных действий от главных вражеских держав, за исключением пожалуй, Италии". (Harle A. Notter [Ed.], Post War Foreign Policy Preparation 1939-1945, Department of State Publication Washington 1949, p. 127).
32. См.: Sumner Welles, The Time for Decision, London 1944, p. 284; Kettenacker, Krieg zur rnedenssicherung (прим. 9), S. 181 f.
33. Приложение А к ЕАС (44) 3, PRO, PO 371/40612/U409; Foreign Relations of the United States Washington (D.C), 1943/1, p. 708.
34. См. Kettenacker, Krieg zur Friedenssicherung (прим. 9), S. 191.
35. См. Kettenacker, Krieg zur Friedenssicherung (прим. 9), S. 191. Wheeler-Bennett/Nicholls (прим. 2), S. 65-78.
36. Dwight D. Elsenhower, Crusade in Europe, London 1948, p. 436; Martin Gilbert, Road to Victor Winston S. Churchill 1941-1945, Vol. 7, London 1986, p. 1273-1276. 3g Цит. no: Gilbert (прим. 36), Vol. 7, p. 745.
37. Цит. по : Gilbert (прим. 36), Vol. 7, p. 745.
38. Tам же, р. 1073 f.
39. См.: PRO, FO 371/50762/U3598.
40. Там же, Kettenacker, Krieg zur ir Friedenssicherung (прим. 9), S. 479-502.
41. См.: Hermann Fromm, DeutsclTc-lshland in der offentlichen Kriegszieldiskussior 1945, Frankfurt/M. 1982, S. 69-84, 168-180.
42. Цит. по: Sherwood (прим. 5), Vol. 2, р. 693.
43. См.: Gilbert (прим. 36), Vol. 7, р. 467.
44. War Speeches (прим. 12), Vol. 7, р. 91.
45. Kettenacker, Krieg zur FriedensEnssicherung (прим. 9), S. 441-478.
46. См.: PRO, WP (44) 33, FO 371 J: 1/39024/C1859; Gilbert (прим. 36), Vol. 7, p. 462 f.:" Они (немцы) предпочтут тотальный тeppop "безоговорочной капитуляции"".
47. См.: David living, Trail of the Pcnox: Life of Field Marshal Erwin Rommel, London 1985
48. См.: (Crusade in Europe [прим. 36], р. 239 f.
49. См.: Francis Carsten, в: Das "Andere Deutschland" (прим. 10), S. 93; Wheeler-Bennett, который писал Эбену 25.7.1944: "Видимо, теперь можно сказать с некоторыми оговорками, что для нас нынешнее положение лучше, чем если бы заговор 20 июля оказался успешным" (PRO, FO 371/39062/С9896).
50. См.: Balfour, Propaganda in War (прим. 4), р. 316 f.; Moltmann (прим. 1), S. 183; Ritter, Goerdeler (прим. 19).
51. См.: Dieter Rebentisch, Fuhrersrrstaat und Veiwaltung im Zweiten Weltkrieg, 1989
52. См.: Annedore Leber, Das Gewissen steht auf. 64 Lebensbilder aus den Widerstand, Berlin/Frankfurt/М. I960.

---

Цитируется по: Вторая мировая война. Дискуссии. Основные тенденции. Результаты исследований: Пер. с нем. - М.; "Весь Мир", 1997 страницы 138-148

---

Copyright (c) "Русский переплет"