Дискуссия
Олега Павлова
О
проекте
|
27.07.2000 |
Простые вопросы Читать всерьез я стал будучи подростком. Серьезность чтения - это, прежде всего, серьезность книг. В четырнадцать лет стихийно прочитал все романы Достоевского после того, как дома у школьного товарища приглядел книжку с названием " Униженные и оскорбленные ", которую взялся читать ничего не зная о ее авторе, то есть наугад. Я был поражен тем, что узнал, испытал. Во мне стало после этого сильным ощущение, что в книгах прячется все потаенное, чего не полагалось знать о жизни тем, кто еще не достиг жизненной зрелости. Многие отношения между людьми уже не были для меня тайной. Но любовь мужчины и женщины, неустроенность и обреченность человека в жизни, грехи человека и его страдания такой тайной были и даже не потому, что все это кем-то скрывалось. У подростка и не мог быть так глубок и далек взгляд на жизнь, чтобы это видеть вокруг себя, а не то, что понимать. И вот серьезная литература влекла как запретное, но только в силу собственной несвободы перед жизнью, ведь на книжных полках не висело нигде замков. Чтение освобождало к пониманию жизни. Каждая прочитанная книга при том, кто бы ни был ее автор и о чем бы в ней ни писалось, не оставляла ощущения, что в ней что-то недоговорено или запрещено. Иначе сказать : что могут быть запретные темы уже для самой книги. Запрет на историческую правду даже ощутить в написанном невозможно без личного опыта. Для этого надо быть частью этой самой правды, живым ее свидетелем. Я таким свидетелем, понятно, не был. Но когда в девяностых годах стала публиковаться запрещенная литература, то уже будучи человеком вполне взрослым, вдруг и осознал, что это и было запрещено мне знать. Правда именно как разоблачение зла и несправедливости стала значить для меня очень многое - прежде всего, я и сам вернулся из лагерей, где служил в конвойных войсках и многое пережил, понял, узнал. Я начал писать из потребности рассказать свою правду. Творчество освобождало для жизни так же, как когда-то чтение. Иное дело, что и понимание жизни появилось свое. Но в жизни снова все неприкрыто поделилось на имущих и неимущих, бесконечно угнетенных и тех, кому все дозволено. Рабское в жизни не искоренилось, хоть какие-то вожди рабов и сделались царьками. Да и правд много оказалось - у каждого своя правдочка. Если в прошлую эпоху главенствовала идея все запретить и оболгать, то теперь главенствует идея все разрешить и оправдать. И если ключевым словом когда-то было " сажать ", то теперь уж таковым стало словцо " отмывать ". Понимать так : нечистое делать чистым. Но при обилии правдочек и при том, что отмытой, допустимой оказалось самая скверная грязь - никто никому и ничему не верит, а жизнь общественная становится день ото дня все грязнее, беспросветней. Но есть ли закон, общий для всех людей, если не нравственный ? Теперь это вопрос снова также прост : а есть ли Бог для людей и высшая справедливость или жить имеет смысл только для того, чтоб как можно больше всего для себя иметь ? Мальчиком маленьким из книг я узнал когда-то ответ на этот вопрос, уверовал - е с т ь. Человеком взрослым, сознательным, как автор книг, снова отвечаю - е с т ь. Есть потому, что я в это верю. Ничего бы не было, не будь веры. Без нее даже построенное будто на века - постоит, постоит, да и разрушится. И вот о всякой лжи, чтоб она не разрушила того, во что я верю, напишу тогда уж, неугодную этой лжи правду. От всякой рабской свободы, дарующей разве что свободу греха и приучающей угодничать на стороне сильных - уйду тогда уж как от греха подальше, сойду на сторону слабых и униженных. И вера ведь моя от этого не убудет, а станет только закаленнее, крепче. Она же и есть для меня настоящая моя жизнь и вложенный в нее, в жизнь мою, настоящий смысл : я хочу жить так, по совести, а не иначе. Независимость в публикациях и творческая свобода во всякое время обнаруживаются тогда, когда дается это все не свободно и легко, а тяжелее некуда, во вред своему же благополучию. Если ж не обнаруживаются - это значит совесть молчит. Это значит, что плывешь-то как раз по течению, вполне угождая духу времени. Это значит, что у тебя не стало в литературе своего никем не хоженного еще пути, раз ты встречаешь впереди себя заранее подготовленную, удобную комфортную стоянку. Это значит, что ты сдался - и уже ни во что не веришь или, как обычно это говориться, " всего достиг ". |
| Архив Обозрения | Добавить статью |
 |
Редколлегия | О журнале | Авторам | Архив | Статистика | Дискуссия
Содержание
Современная русская мысль
Навигатор по современной русской литературе "О'ХАЙ!"
Портал "Русский переплет"
Новости русской культуры
Для тех кому за 10: журнал "Электронные пампасы"
Галерея "Новые Передвижники"
Пишите
|
© 1999 "Русский переплет"