- Тут один был гений (про пробирку писал, то ли Фрай, то ли Фас) - так прошу его ответить про меня: являюсь ли я внутренностью текста, или я как бы подложка, коврик его, или я есть как исподняя сторона (тут уж недалеко до зачатия...)?
- Антону Шмалько - прошу извинить, если оскорбил Вас своими подозрениями. Но это была лишь реакция: скажем, не очень деликатно давать характеристики присутствующим. Весь разговор об "оргазме" и литературе явно упрощен (попахивает тем же, чем и большинство эротичных мест в сети)... Бывает грустно, когда разговор сбивается на личности, но чтобы этого не случалось, давайте ценить мысли собеседника. Я пытался сказать о том, что по-русски "некрасивый поступок" имеет как раз этическую коннотацию. У нас не произошло полной расфасовки культурных знаков на этику и эстетику - они срастаются корнями. Мы живем в культуре, образ которой - дерево, древо жизни, в не супермаркет, праздник потребления, карнавал. Тут в чем то заблуждался Бахтин: русская литературная традиция идет от сказки, а нет от карнавала. Когда напишешь об этом десяток статей, нелегко говорить наспех...
- Как видите, Антон, с того момента, как вы стали высказываться конструктивно, сразу выяснилось, что нам "делить" собственно, нечего. Я уверен, что большая часть имеющих прикосновение к "РП" с таким пониманием единства содержания и формы согласится не раздумывая.
Возвращаясь к вопросу о "нехорошем духе", задаю встречный вопрос - а где он хорош-то, этот дух? Про сайты я вообще не говорю - слезами обольешься. Но вот что интересно - посмотрев за последние несколько лет "толстые журналы", я там с трудом обнаружил, в буквальном смысле, пару повестей, которые я бы будучи редактором не постыдился публиковать, и несколько поэтических подборок. Я берусь утверждать, что в современной русской литературе вообще нет безусловных дарований, того, что называется живой классикой.
Возвращаясь к "РП" хотел бы обратить внимание на то, что в журнале уже чисто сетевых-то авторов и нет почти. Не боясь обвинений в цеховой пристрастности могу заметить, что ничего подобного рассказу, например, М. Тарковского "Вековечно", я вообще в последнее время не видел. Но еще раз повторяю - "РП" нет и года, и многое, наверно, не так блестяще, как хотелось бы, но одно для меня безусловно - это дело живое, в отличие от многих мерворожденных сетевых проектов.
Нескромная просьба личного характера. Антон, если у Вас будет время раскритикуйте меня, пожалуйста! Я буду очень признательна, без шуток. Хотите в гостинной, хотите мылом. Я этот самый...ну (робко потупившись)- молодой автор... Я была бы просто счастлива, если бы меня раскритиковали в пух и прах, мне это наверняка было бы полезно.
- - "положим Лев Николаевич - Война и Мир, так что на самом деле, Война или Мир? Или только Война, скажем Миров. Бесконечные длинноты, нет, тут нужен другой подход: ни Войны, ни Мира, как в Бресте. И никаких соавторов, соавторы - это натуральная групповуха, что за тусовки в интимном месте, нет, господа, это уж совсем никуда не годиться, а с модернистами, бррр. " "Война и Мир", насколько мне, твари одноклеточной, понятно, под войной подразумевается война(с пушками, солдатами, редутами), а под миром понимается мир людей. Описано как война повлияла на мир людей, на мир общества, на Мир Пьера Безухова с его рассуждениями о жизни и смерти.
- "Внутренняя реальность текста" и еже с ней - похоже на то, чему дают жизнь в пробирках и колбах. Сравнение литературы с половым актом становится уместным благодаря исключительно двудневным стараниям лаборанта Шмалько, только это особенный акт, акт его собственной творческой воли и научной мысли: cия мысль в сей филологической пробирке совершает стририльное непорочное зачатия с "внутреней реальностью текста", совкупляя таковым образом два гармона-гармонии (одной мысли лаборанта со второй его мыслью) в Идеал, от которого все грешные здешние графоманы, увы, уже далеки.
- "Пославшему цитату". Как Вам удалось добиться разбиения текста на абзацы - дляменя совершенно мучительно видеть слипшиеся комки предложений, особенно в обширных записях
"...знаешь, Катерина, что литература подобна тому, чем мы с тобой сейчас занимаемся, вопрос только в том - каким образом трахнуть читателя, здесь у каждого свой физиологический стиль и темперамент, - Вадим стал понемногу привыкать к изменившейся обстановке, - завязка, кульминация... катарсис, о катарсис, о, этот сладкий, вечно зовущий катарсис, но сейчас не об этом, сначала надо обольстить, то есть прельстить, что бы читатель хотя бы слегка задрожал от предчувствия того самого удовольствия, которого он и заслуживает. Вначале прикосновения должны быть нежными, как бы невзначай, но вполне в определенных местах, по этим легким едва заметным штрихам читатель догадывается о будущем наслаждении, это может быть всего лишь игра, поиск друг друга в складках вечности, - Вадим поднажал, и Катерина вскрикнула, закатывая глаза, - но это всего лишь намеки, они только обещание, ведь чтобы выбраться из этих складок и воспарить в свободном полете сознания, в особом взлете освобожденной мысли, нужны особые внезапные решения. Представь себе, что на концерте в зале Чайковского, после Lacrimosa Моцартовского реквиума, когда зал, затаив на два такта дыхание, ожидает нового подъема, дирижер оборачивается и громко посылает публику к такой-то матери, что на литературном языке подобно заборному слову в девяностом сонете Шекспира. Но вернемся к прозе жизни, - новая, казавшаяся теперь бесконечной итальянская кровать, глухо закачалась, подобно бывшему маятнику Фуко в Исаакиевскос соборе.
- Лучше романа ничего быть не может, стихи и рассказы, видишь ли, хороши, но они слишком мимолетны, как случайные связи, их нужно еще и еще, это болезнь юности, а настоящее чувство рождается в крупных формах, - он ощутил в руке что-то мягкое и круглое, - но и здесь злоупотреблять не стоит, меня просто мутит от трилогий, представь себе, каково спать с классиками - это ж сплошное хождение по мукам, или, положим Лев Николаевич - Война и Мир, так что на самом деле, Война или Мир? Или только Война, скажем Миров. Бесконечные длинноты, нет, тут нужен другой подход: ни Войны, ни Мира, как в Бресте. И никаких соавторов, соавторы - это натуральная групповуха, что за тусовки в интимном месте, нет, господа, это уж совсем никуда не годиться, а с модернистами, бррр.
- Да, это точно, - подтвердила Катерина. Вадиму показалось неуместным ее скороспелое согласие, но он уже был сильнее обстоятельств.
- Кстати о символистах, они похожи на советского интеллигента, который трахает жену с фигой в кармане, точно не зная чем занять руку, - Он для ясности на время сделал фигу и покрутил пред Катиными глазами, - видишь, совсем не то, поэтому и не бывает у символистов настоящего катарсиса.
- А, вспомнила теперь.
- Где застежка?
- Нет, я вспомнила, почему на самом деле я от тебя ушла.
- Почему? - Вадим затаил дыхание, хотя это было совсем не просто.
- Ты меня никогда не устраивал, никогда...
- В каком смысле, - спросил он, теряя нить литературного монолога.
- Как мужчина, прости.
Вначале он сделался как Борис Николаевич Ельцин на октябрьском пленуме столичного горкома партии. Но это даже подействовало в нужную сторону. Какой-то период все катилось как по сценарию - автоматически. Потом его охватило неукротимое бешенство. Он почти кричал, кажется, о Борхесе, вспоминал Письмена Бога, с кем-то спорил, возражал неоплатоникам, почти трагически по Платону, взывал к мировому порядку, вот погодите, - орал он в зеркальный потолок екатерининской спальни, придет новый Аристотель, он вам устроит сумрак законов... все вы критяне, пошлые мелкие лгунишки! Где вы видели человека? В бочке? В общественном сортире или в луноходе? Дудки, интеллигенты, слюнтяи, ну-ка подставьте свою левую ягодицу, пороть, пороть, всех пороть до полного изнеможения в Пустоте...
- Кстати, к списку перечисленных книг, помимо множества прочих можно добавить и Библию. Если бы перевод Лютера был плох, многое в истории Европы пошло бы по-другому. И если бы плохи были стихи Тютчева, никто не вспомнил бы о его философии.
- И маленькое дополнение - мне очень жаль, что цеховая солидарность так снижает уровень разговора. Уподобление литературы половому акту никак не свидетельствует о незнании вопроса. Если бы я хотел Вас "срезать", видимо, следовало бы написать "читайте Пушкина и Батюшкова". Но видит Бог, я этого не хочу и уверен, что Вы просто погорячились.
- Юрию Суходольскому. Адресуюсь персонально, поскольку на странные подозрения отвечать не считаю возможным. Уважаемый Юрий, надеюсь, Вы не полагаете всерьез, что из моих слов вытекает отрицание эстетической ценности всякого произведения, затрагивающего серьезные этические, социальные, философские или иные вопросы. Речь я вел о том, что литература как феномен эстетический имеет свои законы, "надстраиваемые" в пределах произведения над всеми прочими и организующие внутреннюю реальность текста, подобно тому, как структуры стиховые надстраиваются над синтаксическими, порождая особый строй речи. Собственно и всякая прагматическая ценность текста (я, впрочем, склонен, уравнивать ее с эстетической - но это вопрос вкуса), так вот,прагматическая ценность литературного текста, будь то "Божественная комедия", Костеровский "Уленшпигель", Свифтовский "Гулливер" или "Воскресение" Толстого - возможна только при условии его жизнеспособности как факта эстетического.
- К сказанному Юрием Дмитриевичем Ничипоренко со своей стороны хотел бы добавить следующее:Антон Шмалько упрекает "РП" в приоритете идеологии над эстетическим началом - я берусь утверждать, что это неправда. Самому добросовестному искателю публицистики не удастся ее обнаружить ни в прозаическом отделе журнала, ни в стихотворном, а есть она там, где ей и положено быть - в статьях на социальные темы. Уровень этих статей и высказанные в них взгляды далеко не всегда отражают позицию редакции, и мы готовы предоставить страницы журнала для самой ядовитой полемики, остающейся в границах приличий и здравого смысла.
К сожалению, упреки в излишней идеолгизации являются следствием плохого знакомства современных эстетов с историей русской литературы - желающим такие прискорбные пробелы исправить, я бы посоветовал ознакомиться, например, с редакционными статьями "Русского Вестника" времен Михаила Никифоровича Каткова. Принципиальное несогласие литераторов с позицией "московского мудреца" не мешало тому, что на страницах журнала увидели свет произведения Толстого, Лескова и Достоевского.
Уподобление литературы акту совокупления, в свою очередь, происходит от поверхностного знания теории литературы. Чтобы пояснить свою мысль, приведу в пример "Божественную комедию" Данте, которая от начала и до конца является политическим памфлетом. Как бы мы не спорили о вкусах, мы не найдем ни одного великого произведения искусства, в котором содержание обошло бы стороной вопросы этической оценки человеческих деяний, а также было лишено живой реакции на современные автору вопросы развития общества.
- Пока еще недочитал, но можно сказать, что автором всецело движет мысль. Остальное на втором плане. А персонажи простыми кажутся, точнее подмечены какие-то яркие черты человека, остальное достраивается по прочтении на автомате. Да впрочем ценность книги скорее в образе мышления автора. Имярек... хм. Это более человек нежели чем его имя. Хочется написать критику, да неутерпел. Имярек... Кто-нибудь знает, откуда появились названия рек? Волга, Десна, Москва, Днепр???? Урал - понятно, переименовали, ибо яицкие казаки. Нигде ничего не нашел :(
- Заплатите мне, Шмалько, за моральный урон. Это от меня пахнет портянками? Конкретно от кого? Или от Мимохода? Или вам не нравится, как наша Муму пахнет? Это вы ее приказали ее утопить, она вам не по вкусу? Переплет не тонет, а ловит!
- Уважаемый Антон! Вы утверждаете некоторый "эстетический императив", известный в истории культуры как тезис "искусства для искусства": между тем речь вовсе не о внеположенности моральных и эстетических ценностей, а об их естественной субординации. Этика позволяет нам корреспондироваться с людьми "приличными" то есть дает основания для начала общения. Чтение есть способ общения (в неких превращенных формах). Скажем, Набоков представляется многим людям, не лишенным изысканного вкуса, мерзейшим автором. Ибо об не имеет обаяния человека, позволяющего другим быть равными с ним, в нем нет уважения к читателю, а есть самолюбование. Это утонченный расизм: расизм вкуса и интеллекта. Вы пишите, что в РП "пахнет портянками". Однако само это грубоватое, по сути салдафонское выражение мне кажется неуместным в устах воспитанного и образованного человека. Дальше: Вы предлагаете некий заработок Игорю Зимину (скрывающемуся под разными псевдонимами, в том числе и Вадима Крылова) и осыпаете комплиментами Юрия Суходольского, советуя ему начать свое дело, выйдя из нашего журнала. Это весьма изощренная форма поведения: судите сами, Вы ведете себя очень активно и явно преследуете здесь свои цели. Я не говорю о таких вещах, как оценки: не очень деликатно раздавать направо и налево характеристики и оценивать дарования людей. Все это показывает, что Ваше поведение напоминает действия весьма изощренного манипулятора. Вот вам и примат эстетики и языка... Я здесь озвучил некие свои опасения: дай Бог, чтобы ни не оказались верны и Ваш интерес к нашему журналу был чисто эстетическим. Тут у нас прорех хватает... Но дайте нам разгромную статью - о Навигаторе или романе Хлумова. Мы готовы прислушаться к человеку, который ищет пути развития и готов идти вместе с нами, улучшая наше детище, а не хочет растащить его на части. Поймите нашу позицию - Ваши взгляды отдают банальным высокомерием, и по сути являются набором стереотипов. Пусть эти стереотипы тоньше, но они давно известны, в них нет ничего живого.
- Юрию Нечипоренко. Уважаемый Юрий, о вкусах, безусловно, не спорят. :-) Не хотел продолжать эту дискуссию, но все-таки подчеркну, что литература, как и все, относящееся к эстетической сфере - вешь глубоко чувственная. Акт чтения-восприятия-наслаждения и акт писания-выражения-воздействия, как и всякий качественный акт, не терпит не только приоритета внеположных ему по природе воздействия, как мораль, патриотизм, богоборчество, и пр. Вредно - оргазма не наступает
- Уважаемый Антон! Простите, что вступаю в дискуссию как Юрий-второй, но Вы сказали много любопытного, справедливого и - вкусового, сомнительного (на мой взгляд). Во-первых, кроме служению ЯЗЫКУ литератор еще поневоле служит МЕСТУ и ВРЕМЕНИ. Сейчас происходят крайне любопытные процессы: сливаются несколько потоков словесности: тот, который был вышколен редакционной муштрой и выпестован самодициплиной (в которую входит и то, что Вы называете "слухом") авторов - и тот, который порожден легкостью Интернет-публикации. Для простоты эти потоки можно назвать электронным и бумажным (хотя и на бумаге сейчас творится порой Бог весть что...) И тут возникают водовороты, пена и дикая смесь. Действительно, наш журнал не является безукоризненным, да и сами члены редколлегии со своими опусами могут быть подвергнуты нелицеприятным разносам. Однако если вспомнить журналистику Х1Х века (и Суходольский мне поможет), то за редким исключением, редакции их не состояли из "классиков". Разделение на классиков и графоманов - слишком грубое. Есть ряды, пристратия и вкусы. Более того, сейчас следует переопределить понятие "графоман" - и клуб писателей с одноименным названием и магазин на м. Павелецкая - бунт против всевластия редакторов и критики. Одаренный человек, которому есть что сказать, у которого есть что-то за душой, порой не мог пройти через ощетившиеся штыками нижних литературных чинов редакции толстых журналов. Мы делаем свой журнал, в котором намерены представить во всем широте литературный процесс в России. Эта задача небывалая, и для ее реализации нам помогает на первых порах представление об ответственности и морали: изначальном этико-эстетическом единстве русской литературной традиции. Сказки не служат ЯЗЫКУ: это "ложь, да в них намек, добрым молодцам урок". Новые сказки, которые пишутся на наших глазах, тоже имеют в виду какие-то уроки, кроме уроков русского языка. И не стоит ставить им это в упрек. Я здесь попытался развернуть мысль, что ни один принцип, взятый отдельно, не может быть в литературе самодовлеющим. С радостью продолжу разговор, если Вы найдете нужным: нынешняя ситуация очень непроста, и нам не хватает порой здравомыслящей критики, но было бы любопытно, если бы Вы обратили внимание на лучшие (на Ваш взгляд), материалы журнала - мы сами предпочитаем судить авторов по высшим достижениям. Смена стиля, поиск формы, "опрощение" языка и одомашнивание редакционной работы - тонкие признаки нового времени, признаки схождения Литературы в Сеть.
- И последнее наивное замечание - к вопросу о корпусе конгениальных текстов. Столь же впрочем, наивное, как и породившая его реплика... Это, конечно, невозможно, но ведь пытаться-то нужно?
- Уважаемый Юрий, к сожалению, дискуссию и обсуждение придется вести не только с Вами... Можно, конечно игнорировать голоса иного толка, но это отдает немилым моему сердцу высокомерием. В чужой монастырь со своим уставом не хожу. И предыдущие мои реплики были вызваны не столько нетерпимостью к этому уставу, сколько ненавистью к бездарности и недобросовестности. К сожалению реплики эти, кажется, порождают грубое и не всегда аргументированное противостояние с личными выпадами и идиотскими намеками. Это первое, что меня удерживает. Во-вторых, я убежден, что Вы лучше меня понимаете, какие материалы РП не выдерживают критики... Так что Ваше предложение склонен расценивать скорее как дань уважения моим искренним попыткам оставаться в рамках корректности. И, наконец, третье - воздерживаясь от дальнейшего разбора конкретных текстов, которое все же отнимает слишком много времени и нервной энергии, отвечу общим соображением. Порочна в корне сама идея писания литературных текстов с мыслью о спасении русской культуры. Порочна идея привнесения внетекстово-этических оценок в критический разбор или в редакционную политику. Порочно пароноидальное стремление огрызнуться на любое замечание ои отстаивать своих до последней капли. Единственное, что может сделать литературный журнал для спасения русской культуры - это преданно служить литературе, а значит, ЯЗЫКУ, стилю. Графоман, даже самый симпатичный,сколь бы ни были близки его идеи редакции - враг языка. Мне бесконечно жаль это говорить, но мой опыт подсказывает, что "слышащей" части редакции нужно как можно скорее уйти и начать новое дело. На сем откланиваюсь.
- Полностью согласен с господином Шмалько! Тупость беспросветная и графоманство. Все ясно - заказная рецензия, рука-руку моет, как я это ненавижу. Но больше всего убивает этот неизвестный Кондратюк. Не иначе, родственник Хлумова, чорт знает что, нет бы Довлатов или Пелевин... Эти кондратюки достали, лезут во все интернетовские дыры - тошно. Просто какая-то белогвардейская сволочь, мельницы строил, а мечтал о звездах... Правда, в национальных академиях Нью-Йорка зачислен, наряду с фон Брауном, но эти везде пролезут. Они даже на Луну вместе с Армстронгом в одном идеологическом пакете... Ноги бы поотрывал, и в луноход. Недоумки, к звездам летать надумали, растрелять надо было или в лагерь к Довлатову, тоже мне, кибальчичи... чи-чи, (звучит литературно).
Уважаемый Антон, давайте не побоимся судьбы Вадима Крылова - кстати я и его приглашаю к разговору -и поговорим обстоятельно о том, какие конкретно материалы и по какой причине не соответсвуют уровню того лучшего, что на страницах "РП" появляется. Редакция журнала заинтересована в том, чтобы дело у нас велось наилучшим образом. Со своей стороны еще раз хочу подчеркнуть тот факт, что никакое издание не в состоянии, тем более при текущем положении дел в русской литературе, представить некий монолит из конгениальных произведений.
- .... Нет, ну все-таки никак не удержаться. Знаю, что тут не в чести "шуткование и ерничество", что "мысли о судьбах России" требуют настроить лиру на одический лад, но надо же как уравновесить пиндарический пыл обозревателя. Нет... положительно невозможно удержаться... Это какой же должен быть "бредень" (удачное слово тут было приведено, хотя, похоже, автор и не заметил чУдной парономасии) широкий, чтобы такое вот в него заплывало? В самые печальные времена редакционных междусобойчиков, мышиной возни и "творческих" союзов, такого безобразия без редакторского усекновения не пропустили бы. Начинаю цитировать :-)) Итак: "Почитателям фантастики, да и просто приверженцам хорошего чтения, безусловно, знакомы произведения В.Хлумова" - позволю себе заметить, что будучи "профессиональным читателем" в силу рода занятий, образования, воспитания и природных склонностей, я вовсе не стыжусь признаться, что НЕТ, НЕИЗВЕСТНЫ МНЕ ЭТИ ПРОИЗВЕДЕНИЯ. Безусловно, неизвестны. И не думаю, что этого следует стыдиться. Цитирую дальше: "Читатель вступает в роман, словно войско в осажденный город, - несколькими колоннами с разных направлений". - Тут можно было бы развернуть совершенно кафкианскую, если не пеливинианскую (тьфу) картину так и представляешь себе... впрочем, это отдает физиологизмом, богатое выоображение рисует слишком соблазнительные картины... Идем дальше: "С первой же строки действие закручивается, то с одной стороны, то с другой, образы захватывают воображение, будто штурмовые группы, - каждый через свой пролом в крепостной стене..." - Тут я опускаю руки, мое воображение меркнет рядом с этим барочным каскадом уподоблений. Вот только все-таки, кто кого штумует? Я колоннами роман или он меня штурмовыми группами? Или метафоризация прострается еще дальше, теряясь в "дымных кольцах" и вся эта батальная сцена - лишь описание любовной схватки с переменой ролей? На мой вкус - слишком смело... Ну да Бог с ним, со вкусом Слудующая цитата на выбор: "Роман Владимира Хлумова производит чрезвычайно приятное впечатление". - грешен, не могу не съязвить, что при всем уважении к коцепции гедонистического чтения, для критического наблюдения, это несколько... гастрономично. Дальше: "Пожалуй, только в детстве переживаешь подобные моменты, склонившись над пухлыми томами Жюля Верна. В наше время книги знаменитого фантаста читают лишь дети да подростки. Совсем иное дело - роман Хлумова..." - Нет, (чувствую уже возмущенный окрик "Ха-а-а-ам") все-таки в моей идее о метафоре любовной сцены что-то было. В детсве вото пухлый Жюлб прельщал, а ноне времена другие. Впрочем, того хоть дети читают, а вот Хлумова, действительно, другое дело - ни дети, ни подростки не читают. Дальше цитирую почти без комментариев: "Нет, это вовсе не дешевое "развлекалово" современного рыночного и вроде бы жаждущего ублажить "мира грез". Здесь, в романе, есть что-то еле уловимое, что напоминает состояние накануне своего просветления. Да, именно так. Переживаешь нечто подобное величайшему озарению, не сам прорыв сознания, но приближение к нему. Кажется, вот-вот поймешь что-то чрезвычайно важное, что составляет суть Вселенной. Щекочет, будоражит, вселяет надежду, веру, что мир не сводим к арифметическим формулам и к простым цветам". - Ну чистая психоделия. Есть такой анекдот - обкурившись травки, человек чувствует, что ему пришла в голову гениальная мысль. Он хватает бумагу и записывает. Утром, обнаруживает следующее изречение :"Банан большой, а шкурка еще больше" "Чтобы понять это, не нужно лететь к звездам, можно прямо тут, не сходя с места". Конечно, просветление не может совершиться после чтения романа. Для очищения и от читателя требуется нечто большее". - А я-то так надеялся.... И еще несколько гениальных изречений, я даже не знаю, какой незапный восторг должен был пленить ум критика, чтобы они родились... "Чувство живет в романе, несмотря на буйство почти научной фантастики с картонными звездолетами и спускаемыми утюгами". "Даже Имярек (!!!) - и тот человек со всеми сопутствующими обстоятельствами (тяжело убивать лично!)". - трогательный восклицательный знак в особенности. Ну а самое чудное - это реакция автора :-) Тут надо целиком цитировать, но я удержусь - много чести. "Интересна непечатная судьба романа". :-))))) "Ну что еще сказать, чем завлечь? Кого волновали такие личности как Петр-I, Циолковский, Ульянов, Пушкин, Сахаров, Федоров, Джугашвили, Солженицин, Королев, Пастернак, Пригожин, Достоевский, Кондратюк, Салтыков-Щедрин, Высоцкий, Платонов, Чехов, Пешков, Гончаров, Гагарин... вперед! Все они - отчаянные изобретатели и воплотители идей - идей, определивших судьбу России в уходящем столетии" Так и представил себе (проклятое воображение), как Сахаров в обнимку с Джугашвили и Солженицыным, зовут вперед неведомого мне, но уже волнующего Кодратюка. А в другой колонне заходят справа Чехов с Ульяновым. И щтурмовая группа Циолковского ждет только Высоцкого, чтобы войти в мои дымящиеся мозги... Ребята, ну как можно???? Я пытался быть корректным. I was trying, you know... I was trying real hard... Но не сдержался. Времени только жалко.
- Кстати, благодарен Юрию Нечипоренко за скорый и учтивый ответ- пояснение относительно анонимности рецензий на охае. Я очень хорошо понимаю все сложности ведения обширного текущего проекта, но это никак не отменяет необходимости добросовестно относиться к тому что делаешь. Еще одна реплика. Признаться, я довольно долго (минут сорок) шарил по страничкам Переплета, с тем, чтобы набрать цитат, подтверждающих мое скромное суждение об уровне языкового сознания и "слуха" Бондаренко в частности и существенной части авторов переплета в целом, но решил, что в конечном счете это лишнее. Тут нет смысла ввязываться в обстоятельную дискуссию, что и показал печальный опыт моего земляка Вадима Крылова. (Впрочем, для него-то, как раз, она, возможно, обернется неплохим приработком :-) Если он напишет письмецо). Пожалуй, стоит просто резюмировать. При наличии прекрасно организованного сетевого пространтсва (почтительный поклон вебмастеру) и некоторого количества одаренных людей, ассоциированных с проектом (таких, как Юрий Суходольский), само дело ведется... как бы это по"корректнее"... даже не знаю... Ну пахнет все-таки портянками, ну ничего тут не поделаешь. Аккуратными такими графоманскими портянками. А Юрий Нечипоренко, судя по его записям, милый и искренне верующий человек.
- Уважаемый dk Я тут был в отлучке и с изумлением обнаружил, что моя скромная реплика о пахнущей портянками статье Бондаренко породила столь же неистовую, сколь и бесплодную полемику. Сочувствую земляку (Вадиму Крылову)и очень надеюсь получить от него весточку - есть дело. Для Вас же, юный и любознательный читатель "Фрегата Паллады", готов поднапрячься и предоставить список НАСТОЯЩИХ авторов. Говорю это без тени иронии (насколько это вообще возможно). Серьезно - спишитесь со мной и я вышлю (возможно на это уйдет несколько дней - не обессудьте) не только атворов, но даже постараюсь сопроводить их конкретными ссылочками на их тексты в Сети. Все полезное дело сделаю :-))
- Несколько слов к портрету Шаповалова. Костя плавал на ледоколах третьим помощником. Он - штурман по образованию. Первый раз он загремел в лагерь, когда выстрелил в замполита из ракетницы. Я думаю читатели журнала ещё помнят, кто-такие были замполиты. Общественный защитник, которого выделили Шаповалову, сказал на суде что защищать его не будет, потому что Шаповалов замполита не убил. А следовало бы. Вот если бы убил, тогда бы его защищали. Второй срок Костя получил, когда его подставили отдуваться за всех. Была шумная история с продажей танков ( то есть на самом деле металлолома, со снятыми пушками ) за границу, через кооператив ''Антей''. Когда Рыжков плакал. Всё это провернули большие люди, главным был прохиндей Артём Тарасов, который удрал в Англию. Так как кого-то надо было посадить, посадили Костю. Он один за всех сидел. Костя всегда приходит на помощь когда его просят и даже когда его не просят. Он отдаёт бедствующим литераторам иногда последнее. У него много дурного в характере. Две зоны отнюдь не улучшили этот характер. Но, по сравнению с его оппонентом Быковым, на котором пробы ставить негде, Сердюченко слишком мягко о нём написал, Костя - ангел.
- Хочу добра и красоты. Что вы здесь лаетесь? Я ушла от собак к людям, а вы... Одна Кутузова меня понимает: У дороги встал цикорий - кому? Это роза всем, а он - никому. Мутноокий, угловатый, простой, что пропоец - не годящ ни на что, непрок, каженик, несводный волчец...
- Сегодня, в День Георгия Победоносца, хочется с кем-то полаятся. Прямо языки чешутся! Ну ка, добры молодцы, выходите! Ну хотя бы ты, МимохоД, скажи какую-нибудь чупуху - я тебя быстрро опростаю! Эй, ДохомиМ, где ты?
- Не знаю, у нас с КШ ни разу не было никаких проблем. Да и кроме меня найдутся люди, которым просто нет причины и повода "ненавидеть" сетевого Че Гевару Костю. Он, кстати, очень редко задирается первый.
