Владимир Соколов
1928-1997

«ОБЕЩАНЬЕ СЧАСТЬЯ ПРОЗВУЧАЛО…»

 

Открываю эту красивую, недавно вышедшую в издательстве «Русский путь» книгу, и погружаюсь в Поэзию. Автор, появившийся на свет в тихом Лихославле, побывал во многих уголках планеты: странствовал по маленьким деревенькам на Волге, дышал воздухом Парижа, слагал строки в пушкинском Михайловском, несколько лет прожил в солнечной Болгарии, да и за пределами Земли уходил своим творчеством в Космос.

Однако главной любовью его жизни оставался город, где он создал большинство своих произведений, поэтому название книги звучит утверждающе: «И всё равно – Москва!». Имя этого поэта – Владимир Соколов (1928-1997). Лауреат Государственной премии СССР, он стал первым лауреатом Государственной премии России имени А.С.Пушкина и Международной Лермонтовской премии. Мы неоднократно знакомили читателей «Русского переплёта» с его стихами.

Составитель книги – вдова поэта, литературовед Марианна Евгеньевна Роговская-Соколова, рассказывает в предисловии о том, как Владимир Николаевич был предан родной столице: «Знал её всю – каждую улицу, улочку, переулок, бульвар, храмы, парки. Места людные, шумные, всему миру известные; места тихие, укромные, с их старинными двориками, с особыми московскими красками, запахами и звуками. Да, он знал Москву, беззаветно любил её и воспел голосом тончайшего лирика и великого гражданина своего Отечества – России. Творениями своими он возвёл памятник нашей Москве на века».

Предлагаем несколько стихотворений из новой книги, в которую вошли также две поэмы: «Сюжет» и «Александровский сад».

Наталья Рожкова

 

В оформлении обложки использована работа С.Е. Токарева «Храм Святого Николая в Пыжах на Б. Ордынке в Москве».

 

 

 

 

* * *

Жизнь прошла. И как перед началом

Новой — даже страшно произнесть —

Обещанье счастья прозвучало

В воздухе, как тающая весть.

Это был какой-то новый город,

Где совместно осень и весна.

Ветер брал, как в юности, за ворот,

За углом мерещилась она.

Было всё до ужаса знакомо,

Вплоть до снега, листьев и дождя.

Но нашёл я только номер дома,

Самого подъезда не найдя.

Отчего же я не поразился,

Что в минутной вечной тишине

Совершенно юным отразился

В навсегда исчезнувшем окне…

 

 

* * *

Это так и останется тайной

Белых веток и синей воды —

Далеко ли завёл неслучайный

Разговор, оставляя следы

На снегу, на душе, на странице,

Что появится через года,

Чтобы строчкой одной сохраниться

Нерастаявшей и навсегда…

Что сказалось под шелест трамвайный,

Под снежок с голубых проводов,

Это так и останется тайной

Белых веток и Чистых прудов.

 

 

* * *

Победных дней незатемнённый свет.

О, как Москва во все цвета одета,

Когда над нами звону залпа вслед

Бесшумно распускается ракета!

 

Театр. Уже объявлен перерыв,

Уже артисты выходить устали,

И вдруг, пургу оваций перекрыв,

Летят слова: «Сегодня занят Таллин!»

 

О эти дни! О эти вечера!

Победный гром землетрясенью впору.

И зал вздымает знаменем «ура»,

И с залпом аплодируют актёры!

 

Как перекрёстки людны!

В рупорах

Гремит приказ. Как улица ликует!

О эти дни! О эти вечера!

Рукопожатья. Слёзы. Поцелуи.

 

 

 

* * *

Листья летят, как утраты

Невосполнимые, — в тишь.

Белыми стали квадраты

И треугольники крыш.

 

Похорошела ворона.

Дворник нарушил пейзаж.

Многое видно с балкона,

Если высокий этаж.

 

В белых и синих накрапах

Там — ни названий, ни лиц.

Птицы на уровне шапок,

Шапки на уровне птиц.

 

Вместе и зелень, и млечность.

Нет ещё зимних тиранств.

Милая недолговечность,

Лучшее из постоянств!

 

И, как мечтательной кистью

Брошенные второпях,

Белые, белые листья

На голубых тополях.

 

 

 

* * *

Как вечернее стихотворенье,

Всё в деревьях и в галках на них,

Патриарших прудов откровенье,

Полуоблачных, полуземных.

Здесь на липах мудрят, опасаясь,

Чтоб не слишком осыпался снег,

Чёрно-серые птицы, стараясь

Свой туманный устроить ночлег.

И какая-то странная пара —

То вперёд, то назад, без конца,

Отойдя от Тверского бульвара,

Не дойдя до большого Кольца.

Потрясающа эта бездомность

При наличье и стен и дверей.

Потаённость ветвей и нескромность

Редких фар и ночных фонарей…

Не о Мастере и Маргарите,

Не об Авторе даже самом,

Об одном — о Великой защите,

О масштабе её мировом.

Рядом гул городского движенья,

А у них тишина и звезда…

Это вечное стихотворенье

Не допишет никто никогда.