|
|
ОТРИЦАТЕЛЬНОЕ ОБАЯНИЕ
- Вы узнаны, узники
Уюта! - и по двери мелом - крест-накрест ...
Борис Пастернак
Красное сухое вино и чахлые розы ... Есть ли в округе более гармоничное сочетание, особенно если чахлые розы стоят в зеленой вазе на серой скатерти, а вкус вина не чувствуется, потому что в гортани застряла свинцовая воронка, при помощи которой в тебя вливали безнадежность последние несколько дней? И во все это вплетен незатейливый мотив, ставший символом твоего эмоционально-этического краха? Наверное есть ... Но не для меня сейчас. Я четвертый раз ставлю эту песню. Сколько раз мы прослушали ее тогда? 50? 100? Всю ночь, друг против друга. Он смотрел. Я пила вино. Он тоже пил, но меньше, чем я. Так и сидели. Теперь я положила в его кресло ноги, и узкие носы моих красных туфелек подергиваются в такт музыке. И через спинку кресла перекинута моя вишневая кофта, что нарушает цветовой баланс - слишком много темного, вот если бы кофта была белая ... Заменить, что ли? Но это будет подтасовка, а мне надо, чтобы было все как тогда, может быть еще раз погрузившись в насыщенный недосказанностью раствор, пропитавший тот вечер, я смогу понять что меня так страшно гнетет и не позволяет очнуться ... Нет, я не мазохистка. Это просто следственный эксперимент. Он сказал:
Я ответила:
- Нет, просто что-то изменилось не в мою пользу.
Он промолчал.
Тогда я сдалась. Потому что, он умеет держать паузу. У него это профессиональное. И все-таки, я эту песню заслушаю, чтобы хоть с ней не было ассоциаций. Кажется, что как только эта песня мне надоест, придет покой. Хорошо бы купить в салоне магического реквизита волшебную палочку . " Хочу, чтобы я его разлюбила, когда кончится песенка! " Пара ударов сердца, сорвавшийся на всхлип вдох. И все. И дальше ты, совсем пустая и легкая сама с собой пьешь вино, и слушаешь музыку. Вошла мама. Ей очень идет эта шуба. Мама смотрит ласково и озабоченно: " Мы уходим. Может быть, ты позвонишь ему? " " Нет, мама, поздно что-то менять. " " Ты не обязана жертвовать. Никто не может заставить тебя поступать вопреки велению сердца " " Я приняла решение самостоятельно " " Отец сожалеет " " Я тоже " " Я сама ему позвоню и все объясню " " Не надо, мама. Так будет лучше для всех. Мы не должны менять привычки, если есть путь оставить все на прежнем уровне. Не вини себя, ты сделала все, что могла. Идите, мне надо побыть одной " . Смотрю на елку. Она стреляет в меня разноцветными пулями. Пытаюсь вычленить из потока этого смертоносного огня местонахождение амбразуры, на которую надо бросить тело, чтобы раз и навсегда почувствовать себя свободной. От мира, его скуки и склоки, тайн, заговоров, неопределенностей. От обязательств быть оригинальной. Я очень боялась ему наскучить, поэтому никогда не была собой. Он спросил:
- Ты любила меня?
Я ответила:
- У глагола " любить " нет прошедшего времени ...
Он усмехнулся.
Время не лечит. Оно обособляет, вырывает боль из привычного потока жизни, тем самым, преображая ее. Она начинает хозяйничать не в связке с распорядком дня или программой телепередач, а самостоятельно, создавая новое окружение по собственному подобию. Если не спохватиться вовремя, в один прекрасный вечер можно очень удивиться, увидев вместо милых и таких знакомых, что порой перестаешь их замечать, безделушек повседневности суровые и опасные предметы, о которых ровным счетом ничего не знаешь. Например, эти чахлые розы. В них угроза миропорядку, ведь их подарил он, и то, что они так быстро завяли, является дурной приметой, явно подтверждающей невозможность счастливого исхода, раньше я никогда не задумывалась как долго живут его цветы, иногда даже забывала ставить в вазу, на следующий день отправляя в помойку так и не вынув из упаковки. Теперь все обрело новый пугающий смысл. Или эта песенка. Я ее услышала по радио, когда возвращалась из Университета. И что-то проворно и зло кольнуло меня в затылок, перед глазами разлилась безжизненная грязно-желтая лужа опустошения, и запахло " бабушкиной пудрой " так удушающе и навязчиво, что пришлось включить аварийку и остановиться прямо в потоке. Только через несколько минут я смогла съехать на обочину. Эмоциональные прокруты. Сегодня именно этот " прекрасный вечер " . Еще вчера все было нормально - боль была, но она сопрягалась с действительностью. Она спала со мной, гуляла, подметала пол, рассказывала анекдоты друзьям, шутила, каталась на коньках. А сегодня я вошла в свой дом и поняла, что в нем сделали перестановку. Боль больше не жила во мне. Она поселилась в моем доме, переоборудовав его под себя. Мебель, фотографии на стенках, попугай в клетке, даже компьютер стали ее верными подданными, скалясь на меня, вызывая истерическое желание разгромить эту обитель Несчастной женщины - то, чем стал мой бывший дом ... Сразу бросилось в глаза, что все сохранилось в том виде, как Тогда. Еще вчера я этого не замечала. Он сказал:
- Я устал быть донором.
Я ответила:
- Ты помогаешь мне отапливать Вселенную.
Он стал дразнить попугая.
Шестой раз я ее ставлю. И не могу понять - толи я пьянею, толи качество музыки неумолимо улучшается, толи боль боится пьяных Несчастных женщин и разрешает им скомпоновать свой маленький пьяный мирок, в который никому нет доступа, и где они безнаказанно могут любить? Мне вдруг вспомнилось, что я люблю темные оттенки, чахлые розы, одиночество и хриплые голоса своих друзей, когда они доверительно произносят в телефонную трубку: " Успокойся, прими аспирин и ложись спать " Еще я люблю запах мимозы и Новый Год. Хриплые голоса моих друзей наперебой говорят, что мне вредно пить, что с тех пор как я стала встречаться с Ним, мной потеряны два чувства - реальности и меры, что он неотвратимо уничтожает во мне самое ценное - желание быть счастливой. А я отвечаю им, что все, что я делаю, делаю наизнос. Все, что знаю, знаю наизусть и не нуждаюсь. Они качают головами, говорят: " Невозможно! " и очень жалеют меня, потому что дружат с моим отцом. А я жалею их, по той же самой причине. Я хорошо усвоила - мне не выкарабкаться. Зыбучие пески оптимального партнерства затянули мою роскошную фигуру почти с головой. Но я еще дышу. Еще царапаюсь, чтобы доказать, что голыми руками меня рано брать. Тогда все было очень обыденно. Никаких прощальных слов и знаков. Просто я с абсолютной вероятностью знала, что мы расстаемся. Он не знал, ему незачем знать такие мелочи, у него большая и загруженная планами на будущее жизнь, у него алиби. Он был при исполнении. Играл роль бросаемого любовника. Потому что я сделала все сама. Просто решила, что пора прекращать бесплодные поиски совместного на базе родства душ и гармонии тел. Это слишком эфемерные поводы быть вместе. Мы живем в более жестком мире, признающем только экономические соображения. Он давно бросил меня, просто не знал об этом. И не узнает. Он уверен, что это я бросила его. Он спросил:
- Теперь-то ты счастлива?
Я ответила:
- Нет. Но я справлюсь с собой.
Он возразил:
- Я не хочу, чтобы ты страдала.
Я согласилась:
- Не посмею. Чтобы страдать, надо отдавать себе отчет хотя бы в чувствах.
Он поддержал:
- Да. Иногда ты бываешь упряма и невменяема.
И обнял меня.
Окно было приоткрыто. За окном мела метель. Игрушечная московская метель, такая послушная и дружелюбная. Я целовала его шершавые щеки с кислой, колючей обреченностью зная, что это последний раз. Больше тянуть нельзя, дальше будет еще хуже. Особое безвольное наслаждение мне доставляла невозможность что-либо изменить. Невозможность, проистекающая из нежелания. Одновременно, я растворялась в его прозрачных ласках, покрываясь испариной от необходимости держать себя в руках, не сдаваться, не стонать, не хотеть его. В висок дятлом-шизофреником стучалась мысль: " Господи! Где же я возьму силы жить без всего этого! " Он отстранился и спросил:
- О чем ты думаешь?
Я ответила:
- О том, что я очень волевой человек ...
Он поцеловал меня с осторожной страстью, будто проверяя эти слова на вкус. Сказал, пристально рассматривая мой рот:
- Да. Ты волевой человек. А губы у тебя - податливые, но своевольные.
И властно опрокинул меня.
Он не понял моих слов.
У меня есть друг, имеющий вредную привычку - звонить по ночам. Я терплю это, потому что у него самый хриплый и чувственный голос. А еще потому, что он обычно говорит мне правду. Когда я представила своего любимого друзьям, только он сказал: " Он тебе абсолютно не подходит, но это компенсируется тем, что ты его любишь, по всей видимости. И вот, что я тебе скажу - ты бросишь его, потому что струсишь. Он вызывает в тебе слишком сильные эмоции. Сильные и необратимые. Каждый следующий день ты будешь любить его сильнее, чем предыдущий. Тебе придется развивать себя, иначе твоя любовь сожрет все, чем ты хвастаешь перед нами. Я тебе не завидую. Ты слишком любишь позировать. Слишком боишься потерять лицо, оказаться несостоятельной. Ты бросишь его в угоду обстоятельствам, потому что не принадлежишь себе. Но пока есть возможность - тешься, получай удовольствие от жизни. Хотя лично мне твой дружок не нравится, в этом я солидарен с твоим отцом. Он - мелкий, амбициозный тип. " Мой друг прав. Мне проще быть несчастной, чем несостоятельной. Хотя, конечно, это блажь и попытка спасти лицо. Я решила расстаться с Ним не потому, что струсила, а потому что поняла то, что мой друг понял с самого начала - он не любит меня. Он мелок. Он ценит мое общество, мою внешность, мою раскрепощенность. Мою зацикленность на нем. Он любит себя во мне. Он смотрит на себя моими глазами и видит прекрасного мачо, удалого и сексуально одаренного. И это как наркотик - за этим, как за дозой он ходит ко мне. Как на прием к врачу. Как к причастию. Как на премьеру. Он сказал:
- С тобой невозможно расслабиться. Каждый раз, когда я поворачиваюсь к тебе спиной, я некоторое время непроизвольно боюсь обернуться, вдруг, за то время, что я на тебя не смотрел, ты отрастила клыки и уже прицелилась в сонную артерию?
Я ответила:
- Не обольщайся. Ты насквозь отравлен. Ни один уважающий себя вампир не станет пить кровь с таким рекордным содержанием половых гормонов.
Он засмеялся.
Что-то изменилось. Я вздрогнула и отстранилась от него. Звонил телефон. Сказала " Але " в трубку. Вкрадчиво и чувственно хриплый голос моего лучшего друга проворковал: " Не спишь? " " Очень любезно с твоей стороны поинтересоваться моим состоянием! " - я не скрывала сарказма, но никак не могла придать голосу неприятную, лающую отрывистость, которой так горжусь, применяя, когда кого-то нужно поставить на место. Обычно такая интонация действует безотказно, но не в этот раз, я уже успела как следует разомлеть от вина, приглушенного света и полудетских ласк на уровне заигрывания. " Не ерепенься. По голосу чувствую, ты со своим? ". " Да ". " Он еще не осточертел тебе? " " Тебе-то что? " " Может, я хочу предложить свою кандидатуру? " " У тебя не получится. Я слишком хорошо знаю твои сексуальные повадки от твоих многочисленных девочек. Они мне не подходят. Я сторонница жесткого секса. Это там, где никаких поцелуйчиков! " Он отстранено спросил:
- С кем ты разговариваешь?
Я ответила:
- С Максом.
Он посмотрел на часы, нахмурился:
- Мне пора.
Я безразлично кивнула и продолжила разговор.
Он вышел. Усилием воли я неестественно захихикала в трубку. Он заглянул в комнату, полностью одетый, одними губами произнес " Пока " . Я холодно " сделала ручкой " и отвернулась. Дверь хлопнула. " Ты сломал мне жизнь " - простонала я. " Что, ушел? Не переживай, вернется, я его паскудную манеру прибирать тебя к рукам усвоил. Побродит вокруг дома, поищет предлог и припрется, типа я ключи забыл, а вахтер уже давно спит. Ума не приложу, почему он до сих пор не переехал к тебе из общаги? С его влиянием на твою эмоционально-физиологическую сферу он запросто заставит тебя убедить отца, что так нужно всем вам ... Это он демонстрацию силы устроил. Ты тоже, кстати, могла и задержать ..." " Ничего я не могла! Я решила быть полностью пассивной, понимаешь? Чтобы все, что может произойти, произошло без моего участия, без моей воли, на которой держаться наши отношения! " " А! Полное невмешательство! Это что-то новенькое! А его ты предупредила? " " Нет " " Значит вернется. Он не из тех, кто уходит, не разобравшись во всем до конца. Ему это для нового образа очень пригодится. Ты здорово его удивила сегодня, если я правильно понял " " Он слишком самоуверен. И небезосновательно, он знает, что правила игры - его " " Не сдавайся. Гни свою линию. В конце концов, ты ничего не потеряешь, у тебя останусь я. " " Спасибо " " Не советую ложиться спать в ближайшие полчаса. Это даст ему повод по возвращению сразу залезть к тебе в постель. Будь здорова. Желаю поскорее бросить его. Иначе я набью ему рожу за некорректное поведение. И его не снимут в рекламном ролике про телевизор " Самсунг " . Пока " Я дала отбой. Налила себе полный бокал, но пить не спешила. Вспомнила, что дала торжественную клятву не наказывать себя, как единственную виновницу собственных несчастий. Иногда мы ничего не можем изменить. Это не наша вина. Он открыл дверь своим ключом. Смущенно и искренне сказал:
- Я не хочу уходить от тебя. Можно, я сегодня останусь?
Я с удивлением спросила:
- Зачем?
Он ответил:
- Мне хорошо с тобой.
Я выразилась точнее:
- Зачем ты уходил?
Он нерешительно пожал плечами:
- Выпендривался ...
Это было вранье. Он просто хотел точно знать, чего я добиваюсь на самом деле. Невмешательство - не самый худший способ скруглить линию поведения. Надо только помнить, что добьешься обратного эффекта. Я отказалась от инициативы, уверенная, что мы непременно поссоримся без моей созидательной воли, а получалось наоборот, наши отношения стремительно налаживались. И, по-моему, меня это не устраивало. На какое-то время я опешила от его желания сохранить нас, как целокупное понятие. А может быть, он понимал, что это последний раз. И хотел использовать его без остатка и междометий. Но беда в том, что если бы он ушел, тот раз не стал бы последним. Я бы не посмела расстаться так нелепо. Расставание должно быть красивым и значимым, чтобы за него можно было цепляться во дни печали и гонений. Мама проснулась и заглянула в гостиную комнату: " Антон, ты почему одетый? Ты уже уходишь или только пришел? " " Только пришел " - опережая мое " уже уходит " , сказал он. " Угу " - кивнула мама и ушла. Я оказалась в ловушке, сооруженной собственным сценарием прощального вечера. Он снял куртку, сел в кресло, и, глядя на розы, запальчиво сказал:
- Я не хочу тебя терять. Если это произойдет, мне всю жизнь придется искать твое подобие. А таких больше не делают.
Я ответила:
- Да. Эту модель сняли с производства, как не оправдавшую затрат на разработку и изготовление.
Он поддержал:
- Природа проявила неслыханную щедрость, создавая тебя. Пожалев о содеянном, она создала несовершенного меня, велев прилепиться к тебе и уравнивать твое совершенство. Иди ко мне. Пора потешить природу.
Я подошла к нему и спрятала лицо в его плечо. Это был жалкий жест капитуляции. Он бережно положил меня на диван и погасил свет. Электрогирлянда на елке продолжала навязчиво мигать, некстати меняя режимы. Это раздражало, я не могла собраться и почувствовать, что мы вместе и нам хорошо. Каждый раз, когда огоньки начинали плясать по-новому, на меня нисходило иное состояние. То лихорадка и страстное желание никогда не отпускать его от себя; то обреченность, с привкусом "stimorol pro z" и сведенными легкой судорогой мышцами; временами я становилась животным и скрипела зубами, чтобы криками не разбудить родителей и младшего братика; в другой момент мной овладевала приятная вседозволенность, и я звонко стонала - во всем была самодостаточность нашего жизнеутверждающего союза. И его лицо, озаренное изменчивыми разноцветными бликами менялось, то пугая, то отвлекая от процесса, то сводя с ума от нежности. Временами он казался сосредоточенным, почти хмурым; иногда испуганным; порой лицо его теряло всякое выражение, и тогда я почти переставала контролировать себя от острого, жалостливого наслаждения. Мне не стоило допускать этого. Но я не жалею, хоть и чувствую, что прояви я подобающее благоразумие, сейчас мне было бы значительно легче.
Сейчас елка также мигает. И мои состояния также меняются. Вино твердит о безнаказанности и безответственности. Сейчас я уверена, что смогу простить его и себя, смогу перестать корчиться от воспоминаний о его нежных руках, о его все понимающих глазах, забыть его умные и теплые слова, его профессионально отработанную мимику, его любовь. Забыть и простить. Или простить и забыть. Последовательность не важна. Важен результат. Хотя, знатоки утверждают, что если знать последовательность действий, даже не зная их смысла, то точное соблюдение этой последовательности обязательно приведет к нужному результату. И в любом случае это будет правильным и нужным для тебя. На этом основано великое множество религиозных практик. Они всегда знают как, не всегда осознавая что. У меня обратная ситуация. Нет. Я вообще не знаю - " как " и совсем не знаю - " что " . Может быть, я не хочу его забыть? Может быть, я хочу его вернуть? Нет. Я не хочу его вернуть. Я хочу, чтобы он сам вернулся, а я забыла его к этому времени. Он спросил:
- Тебе было хорошо?
Я, честно отбросив все увертки, ответила:
- Почему " было " ? Мне и сейчас хорошо. Мне всегда хорошо, когда ты рядом.
Он потянулся:
- Я рад.
И закурил, утомленно глядя в потолок.
Сейчас я тоже закурила, вспоминая, как туго выгибалось мое тело, как я льнула к нему с неизбывностью последней ласки, как я знала, что это повторится еще несколько раз, пока не зазвонит будильник, родители не начнут собираться на работу, а я на консультацию по испанскому. Я вспоминала все его мимолетные взгляды и глупые, нежные прозвища, которыми он щедро наделял меня. Мое дыхание участилось. И, нет, не тоска, а что-то блаженно-глубокое и женственное напомнило мне, что мягкие сумерки нашей любви еще не перешли в вечер. Это вино. Красное сухое вино с непроизносимым французским названием. Он налил себе полный бокал, задумчиво сделал маленький глоток. Я любовалась им тихо и безрадостно. Трудно знать то, что не знает тот, кто рядом. Знать и быть готовой в любой момент принять это со смирением. Тепло его тела, вкус вина, узконаправленная нежная усталость, сдобренная полураздетой безалаберностью. Порыв ветра заставил снег просочиться сквозь узкую щелку и осыпаться на наши разгоряченные бока. Он приподнялся и заслонил меня:
- Надо закрыть окно.
Я вяло взъерошила ему волосы:
- Накурено будет. Давай спать?
Он недоверчиво посмотрел на дверь:
- А родители?
Я улыбнулась:
- Они не зайдут, мама знает, что ты у меня.
Он состроил смешную гримасу:
- Ну, тогда тем более спать не надо.
И сел в кресло, голый по пояс, в расстегнутых джинсах.
Я сказала:
- Замерзнешь ...
Он ответил:
- Ничего подобного.
Дотянулся до куртки, вытянул шарф и намотал на шею.
В этом было позерство и спекуляция, но к тому моменту я растеряла всю критичность и совсем не могла сопротивляться его обаянию. Тогда я с восторгом подумала: " Мне придется выходить за него замуж! " и представила себя с расчесанными на прямой пробор волосами, в белом брючном костюме "Gu сс i" , который привез отец из Брюсселя, идущей под венец с этим парнем, в расстегнутых джинсах и шарфе, болтающимся на голых плечах. Дивная, противоестественная пара. Принцесса и Трубадур. А в свадебной свите у нас будут Осел, Кот, Пес и Петух. Да. Мне положительно надо выходить за него. Тогда Отец наконец осознает неминуемость дочкиного счастьица, перестанет ссорится с мамой, потворствующей нашим неуставным отношениям, и, может быть, даже начнет здороваться с моим избранником ... Все может быть. Может быть, отец даже устроит его к себе на работу. Это было бы выходом из запутанных и тяжелых отношений, которые я любовно и замысловато решила прекратить, отравляя этим решением свою и без того не слишком выдающуюся с точки зрения наслаждений жизнь. Только он вряд ли захочет жениться на мне. Да и не выйдет из этой затеи ничего хорошего. Он улизнет, при первой же возможности, как делает это постоянно. Он быстро устает от меня. Его утомляют мои общительность и ненасытность, жадность и необузданность. И они же привлекают его, распаляя чувственность. Он хочет уйти, когда я рядом и прийти, когда я далеко. Он сказал:
- Я замерз.
Я с готовностью откинула край пледа и подвинулась к спинке дивана:
- Тебе всегда приготовлено место рядом со мной.
Он хмуро глотнул вина и агрессивно ответил:
- Я не нуждаюсь в твоей готовности уступить мне. Я хочу сам занять то место, которое мне полагается рядом с тобой.
Я села в постели:
- Тогда не скули .
Он посмотрел на меня с выражением классовой ненависти в складке бровей. Он всегда играет или репетирует какую-нибудь роль. Наверное, сейчас у них в театре ставят что-то про революцию. И он играет большевика. И страшно завидует тому пареньку, который получил положительную роль белогвардейского офицера. У него всегда вторые роли. И всегда не очень симпатичных персонажей. Зато у него выходит очень правдоподобно. Он бравирует этим, говоря, что еще в институте на него навесили характеристику " сильное отрицательное обаяние " Его девиз - " лучше быть плохим человеком, чем никаким " может быть, это так волнует меня? Волнует, заставляя кружить на безопасном расстоянии, подальше от бурунов и омутов, которыми чревата любая волнующая и волнующаяся поверхность. Но безопасное расстояние опасно тем, что в любой момент тебя может подхватить течением. В последние дни меня относит все дальше от него. Мы ссорились вполголоса. На секунду мне показалось, что он все знает. Он обвинял меня в нескромности и зазнайстве. Говорил, что я слишком много на себя беру, что я невежественна и нетерпелива, пассивна и внушаема, что я палец о палец не ударила, всегда жила на всем готовеньком. Наступила кульминация вечера, переходящая в утренний эмоциональный токсикоз. Он сказал:
- Ты никогда ничего не пыталась изменить. Все, что у тебя есть, ты достигла не сама. Тебе все досталось с помощью родителей.
Я встала, подошла к нему:
- Все, кроме тебя. Тебя я добыла сама.
И села на подлокотник кресла.
Я утешала его, соглашалась со всеми пороками, в которых он обвинял меня, я ластилась к нему, мучительно чувствуя свою неправоту. Я прощалась с ним. Я знала, что это - последний раз. Я не хотела, чтобы он вспоминал меня победительницей. Я хотела быть побежденной. Для него. Для всего того, что еще может у нас быть. Не в этом мире, но может! Я не верю в предопределенность, когда есть Любовь, способная жертвовать собой. Я увлекла его в постель, я ласкала его, умоляла о чем-то, что никогда мне не понадобится, убеждала в чем-то, во что сама не верю. Я тихо плакала без слез, уже тогда осознавая тяжесть, которая сейчас вдавливает меня в кресло, заставляет сжиматься и учащенно сглатывать, от чего поперек туловища стеклянным канатом перехватывает желание исторгнуть из себя пускающий метастазы во все жизненно важные органы, ядовитый цветок сумасшествия. Сумасшествия, в припадке которого я совершила непоправимое. Он сжалился надо мной. Прерывая поток признаний, сказал:
- Я разговаривал с твоим отцом.
Я почувствовала неладное:
- О чем?
Он с силой обнял меня:
- О тебе. Он мне все рассказал. О том, что ты выходишь замуж. За того седого бельгийца, с которым была на последней премьере.
Я задрожала от внутреннего мелкого холода:
- Он не должен был так поступать ...
- Можно, я скажу, что люблю тебя?
Я ответила:
- Можно.
Он склонился над моим лицом:
- Я люблю тебя.
Я покачала головой, собираясь хоть что-нибудь возразить, чтобы он не почувствовал, как я плачу.
Он приложил палец к губам:
- Ничего не говори. Не надо.
