Портал | Содержание | О нас | Авторам | Новости | Первая десятка | Дискуссионный клуб | Чат Научный форум Первая десятка "Русского переплета" Темы дня:

Мир собирается объявить бесполётную зону в нашей Vselennoy! | Президенту Путину о создании Института Истории Русского Народа. |Нас посетило 40 млн. человек | Чем занимались русские 4000 лет назад? | Кому давать гранты или сколько в России молодых ученых?

Красныя убо, новыя повести достоино намъ послушати, о христоименитии людие, яже содеяшася преславная дела въ нашеи земли во дни наша, въ лета 6903, при великомъ князе Андрее Юрьевиче Владимерскомъ. Но молю васъ, о боголюбцы, не позазрите грубости моея. О любви Христовы поизрещи чаемъ бехъ, и покусихся неведущимъ сего по насъ людемъ въ родъ инъ писаниемъ изъявитися разумно маловедомыхъ мною, отъ начала Казанского царства, и откуду исперва, и въ какая лета, и како быть почася, и о бывшихъ великихъ победахъ съ великими нашими самодержцы Московскими, яко да прочетше братия наша, воини, отъ скорби своея применятся, а простые же возвеселятся и прославятъ Бога. Исуса Христа, и разумеютъ вси дивная чюдеса Его и великия милости, еже подаетъ истиннымъ рабомъ Своимъ вернымъ. Начну же сице. Вы же внимаите себе разумно слаткия повести сия.
 
 

Бысть убо отъ начала Руския земли, якоже поведаютъ Русь и варвари, все то Руская земля была едина, идеже ныне стоить градъ Казань, продолжающеся въ длину съ единого Нова града Нижнево на востокъ, по обою странамъ великия реки Волги внизъ и до Болгарскихъ рубежовъ и до Камы реки, въ ширину на полунощие и до Вяцкие, речь, земли и до Пермъские, на полудние до Половецкихъ пределъ, - все то держава и область Киевская и Владимерская, по техъ же ныне Московская. Живяху же за Камою рекою, въ части земля своея, Болгарские князи и варвари, владеющи поганымъ языкомъ Черемискимъ, незнающе Бога, никоего же закона имущи; обои же бяху служаще и дани дающе Рускому царству до Батыя царя.

А о первомъ зачале царства Казанского, въ кое время, како зачася, не обретохъ въ летописцехъ Рускихъ, но мало въ Казанскихъ видехъ; много же речью пытахъ ото искуснеишихъ людеи Рускихъ, и глаголаше тако инъ и инако, ни единъ же поведая истинны. Грехъ ради моихъ случи ми ся плененну быти варвары и сведену быти въ Казань, и даша мя царю Казанскому въ дарехъ; и взять мя царь съ любовию къ себе служити, во дворъ свои, постави мя предъ лицемъ своимъ стояти. И бывъ тамо 20 летъ, по взятие же Казанское изыдохъ исъ Казани, на имя царево Московсково. Царь же мя крести, вере Христове причте, и мало земли ми уделомъ дастъ, и нача служити ему верно. Мне же живущи въ Казани, часто прилежно отъ царя въ веселии пытающи ми премудриишихъ и честнеишихъ Казанцовъ - бе бо царь по премногу зная мене и любя мя, велможи же паче меры брежаху мя - и слышахъ словомъ отъ самого царя изо усть многожды и отъ велможъ его. Аминь.
 
 

Мне же отъ царя Казанъского зело чтиму, и попремногу мене люблаше; велможи его мудреишии и чеснеишии беседоваху со мною и паче меры брежаху мя; и слышахъ изо усть ихъ словомъ и отъ самого царя многажды.
 
 

И рекоста ми сице. Яко 20 летъ минуша по Батые цари, пленившемъ вашу Рускую землю, и по взятии отъ него великого стольнаго и славнаго града Рускаго Владимера и со всеми его благими узорочьи, и по убиении великого князя Георгия Всеволодовича Владимерского, и со двема сыны его, и зъ братаничи, и со многими Рус-кими князями, и приять по немъ внове великое княжение Владимерское Рускаго царства брать ево, Ярославъ Всеволодичъ, отъ Великого Нова града пришедъ, со осмию сыны своими. Вла-девшу ему тамошними людми время некое, остави же имъ въ свое место княжича, большаго сына своего, князя Александра, - и бе тои Александръ сиаенъ и славенъ въ Руси и во многихъ странахъ. И егда приде оттуду великии князь Ярославъ Всеволодичъ, и виде столныи свои градъ великии Владимиръ погаными взять и весь начисто огнемъ попаленъ, и хитрая здания его вся разрушишася, и красоту его вся погибшу, и брата своего великого князя Георгия убита, и съ первопрестолникомъ тогдашнимъ, съ нареченнымъ митрополитомъ Антониемъ, и со всемъ освященнымъ соборомъ, - и восплачся въ горести сердца своего и рекъ: "Господи, Боже, Вседержителю всея твари, видимыхъ и невидимыхъ, сие угодно твоему человеколюбию, да стадо еже ценою искупи своею кровию, и сихъ предалъ еси кровопиицемъ и сыроядцемъ и поганымъ человекомъ симъ, зверинъ нравъ имущимъ, и не знающимъ тебе, истиннаго Бога нашего, ни страха твоего никогда же неимущимъ. Увы мне, Господи, священики твоя заклаша, имженесть достоинъ весь миръ, и олтаря твоя раскопаша, и святая твоя вся въ попрание сквернымъ ногамъ ихъ быша, и всехъ людеи твоихъ остриемъ меча поразиша; и остахъ азъ единъ, и ищутъ и мене поглотити; но избави мя, Господи, отъ рукъ ихъ и спаси душа рабъ своихъ, избиенныхъ отъ безбожныхъ имени твоего ради, и покои со святыми во царствии твоемъ, и помилуи мя, яже веси судбами, и спаси ихъ, яко "Человеколюбецъ". И предастъ всехъ земному погребению честно, и живяше самъ во граде Переславле, иже ныне зоветца Залескои, доколе обновдяше градъ Владимеръ, во утеснении и велицемъ неустроении и мятежи земли своея. И осироте бо тогда, и обнища великая наша Руская земля, и отъяся слава и честь ея, не во веки, и поработися богомерзку царю и дукавнеишу всея земли, и предана бысть, яко и Ерусалимъ въ наказание Навходоносору, царю Вавилонскому, яко да темъ смиритца. И отъ того времени обложенъ и нача первое великии князь Ярославъ Всеволодичъ Владимерскии царю Батыю въ Златую Орду дани давати, изнеможение видя людеи своихъ и конечныя ради погибели земля своея, запустение еще же и злобы царевы бояся, и властелеи его варваръ насилия терпети не могуще. По немъ же державнiи наши Рустии, сынове и внуцы его, много летъ выходы и оброки даваху царемъ въ Великую Орду Златую, и повинующеся имъ, и приимаху отъ нихъ власти вси, ни по колену, ни по роду, но яко кто хощетъ, и какъ которого царь возлюбить. Бысть же злогорькая та и великая власть варварская надъ Рускою землею отъ Батыева времени по царство тоя же Златыя Орды царя Ахмата, сына Зелетъ-салтанова, и по благовернаго и по благочестиваго великаго князя Ивана Васильевича Московского, иже взя и поработи подъ себе Великии , Новъ градъ.
 
 

Новогородцкимъ бо людемъ, не хотевшимъ его надъ собою государемъ имети и великимъ княземъ звати, а изначала же и исперва едино царство бысть и едино государство, и едина держава и область Руская и Поляне, и Древляне, и Новогородцы, и Полочане, и Волыняне, и Подоле, - то все Русь едина, и единому великому князю служаху, тому же и дани даяху, и повиновахуся, Киевскому и Владимерскому. Они же неразумнiи приведоша и призваша отъ Пруския земли, отъ Варягь, князя самодержца къ себе и землю свою всю продаша ему, да владеетъ ими, якоже хощетъ. И въ тая же горкая Батыева времчина отвергоша они работнаго ига, видевше держаще державныхъ Рускихъ нестроение и мятежь, и отступиша тогда, и отделишася отъ Руси, царства Владимерскаго. Оставше бо Новогородцы отъ Батыя не воеваны и не пленены, дошедъ бо онъ за 100 верстъ до Новаго града и, заступлениемъ премудрости Божия, вспять обратися. И того ради ничто же скорбныхъ и бедныхъ отъ него прияша, темже и возгордеша, и возчаяшася яко сильны, не ведуще, яко Господь убожитъ и обогатить, и смирнеть и выситъ, гордымъ противитца и смиренныя милуетъ. Они же, забывше, своихъ великихъ князеи Вла димерскихъ презреша, и преобидеша, и ни во что же въмениша, и воеватися съ ними начата, и мало некако и худо нечто помогая сребромъ подаяху ему, во своеи воли живущи, и сами собою властвующе, и никому же покаряющися; и бяху надеющися, невегласи, на богатество свое, а не на Бога, и не воспомянуша апостола, глаголюща: "братие, Бога боитеся, а князя почитаите, творяще предъ нимъ благое во страсе Господни, Божии бо слуга есть и отомиститель злымъ, воздатель же бдагимъ во благое; не туне бо мечь носить въ рукахъ своихъ, на противящаяся ему же". Еще и подъ игомъ первымъ работы вернаго своего великаго князя, християнина, быти не восхотеша; одержимаго Латынскою верою короля Литовского держителя себе возхотеша имети, и власти Руския купити не восхотеша. При семь же царе Ахмате, Божиими судбами, до конца Болшая Орда запусте. Изведоша царие отъ родовъ своихъ образомъ сицевымъ.

Царь Ахматъ восприимъ царство Златыя Орды по отце своемъ, Зелетъ-салтане цари, и посла къ великому князю Московскому послы своя, по старому обычаю отецъ своихъ и зъ басмою, просити дани и оброки за прошлая лета. Великия же князь ни мало убояся страха царева и, приимъ басму лица его и плевавъ на ню, низлома ея, и на землю поверже, и потопта ногама своима, и гордыхъ пословъ его всехъ изымати повеле, пришедшихъ къ нему дерзостно, а единаго отпусти жива, носяща весть къ царю, глаголя: "да яко же сотворилъ посломъ твоимъ, тако же имамъ и тебе сотворити, да престаниши, беззаконниче, отъ злаго начинания своего, еже стужати". Царь же, слышавъ сия, и великою яростию воспалися о семъ, и гневомъ дыша и прщениемъ, яко огнемъ, и рече княземъ своимъ: "видете ли, что творить намъ рабъ нашъ, и како смееть противитися велицеи державе нашеи, безумныи сеи. И собрався в Велицеи Орде, всю свою силу Срацынскую, - не ведыи на свои же градъ пошествии и востания на свою орду, темъ ни малы стража въ немъ остави, запаса ради - и прииди на Русь, къ реце Угре, въ лето 6909 году, Ноября въ 1 день, хотя поглотити христiянство все, и царьствующии градъ взяти, преславную Москву, яко же дедъ его, царь Тахтамышъ, лестью взя Христово стадо. И похвалися: "аще ли не приведу его связана и не умучу его горкими муками, то чему есть живу быти ми, и царьская власть держати ми". Слышавъ же князь великии неукротимое царево свирепство и собрався такоже, со всею областию Рускою, изыде безъ страха - въ лице нечестивому царю Ахмату, къ тои же реке Угре. И стояста обои вои объ едину реку, Русь и Срацыни, та бо река бе много летъ обходяще Руския земли съ приходъ пути поганихъ варваръ. Царь же, видевъ великого князя, мнимаго раба своего, въ велицеи силе противъ его небоязненно изшедши стояща при реце съ оружиемъ, и главу его мечемъ отсещи хотя, и тивляшеся толикому новому дерзовенiю его, и покушашеся многажды прилести реку во многихъ местехъ, и не можеша воспрещениемъ отъ Рускихъ вои. И иного паде Срацынъ его ту, и безъ числа претопоша въ реце. И совеща князь великии съ воеводами своими дело добро, иже польза бысть ему велика, по немъ же и детемъ и внукомь его во веки, и посылаетъ, отаи царя Златыя Орды пленити служиваго своего царя Iурдовлета Городецкого, съ нимъ же воеводу князя Василья Ноздреватого Звенигородцкаго, со многою силою, доколе царь стояше на Руси. Царю же сего не ведущи, они же Вольгою въ лодияхъ пришедши на Орду, и обретоша ю пусту, безъ людеи, токмо въ неи женескъ полъ, старъ и младъ, и тако ея поплениша, женъ и детеи варварскихъ и скотъ весь: овехъ въ полонъ взяша, овехъ же огню и воде и мечю предаша, и конечное хотеша юрты Батыевы разорити. Уланъ же царя Городецкого, силныи Облазъ лесть сотвори глагола царю своему: что твориши, о царю? яко не лепо есть тебе Большаго сего царьства до конда погубити и разорити, от него же бо и самъ ты родися и мы все; и наша земля то есть и отецъ твои. И се повеленная пославшуго ны исполнихомъ, и довольно есть намъ отоити: егда како Богь не попустить намъ". И пребегоша вестницы ко царю Ахмату, яко Русь Орду его расплениша, и скоро, въ томъ часе, царь отъ реки Угры назадъ обратися бежати, никоея же пакости нашеи земли учинивъ. Великого же князя воинство отъ Орды отступиша.
 
 

И приидоша Нагаи, преже реченныя Мангиты, по Московскомъ воинстве и они такоже остатки Ординския погубиша, и юрты царевы разориша, и царь его побиша, и къ самуму въ встречю Ахмату царю поидоша, преплыша Волгу и сошедшеся съ нимъ на поле чисте внезапу, много бившеся съ нимъ, и одолеша, и падота ту воя его вся; тутъ же и самого царя доехавъ убиша шурины его Ямгурчии мурза, и на костехъ вострубиша. И тако скончашася царiе Ардинстии, и таковымъ Божиимъ промысломъ погибе царьство и власть Великия Орды Златые. И того да великия наша Руская земля свободися отъ ярма, и покорися бесерменская; и нача обновлятися, яко отъ зимы и на тихую весну прилагатися, и взыде паки на древнее свое величество и доброту и благолепие, яко же при великомъ князе первие при Владимере преславнемъ; еи же, премилостивыи Христе, дажде расти яко младенца, и величатися, и разширитися, и всюде пребывати въ мужесовершение и до славнаго твоего втораго пришествия, и до скончания века сего. И восия ныне стольныи преславныи градъ Москва, вторыи Киевъ; не усрамлюся же и не буду виновенъ нарещи того и третеи новыи великии Римъ, провосиявше въ последняя лета, яко великое солнце, въ велицеи нашеи Рустеи земли, во всехъ градехъ сихъ, и во всехъ людехъ страны сея, красуися и просвещаяся святыми многими церквами, древянными же и каменными, яко видимое небо светитца пестры звездами, утвержено и православнемъ непозыблено отъ злыхъ еретикъ, возмущающихъ церковь Божию. О сихъ сице дозде и первому слову имемся, аще Богъ вразумить насъ.
 
 

Великому же князю Ярославу Всеволодичю живушу въ смятении людеи своихъ, приходяше грады и села своя, и населяше ихъ жителми, и поновляше грады стенами, разоренныя отъ Батыя, и посаждаше въ нихъ жителеи, и облехчеваше данми и оброки жителемъ селскимъ и градскимъ, и утешаше люди своя не малодушъствовати о мимошедшихъ, скорби велицеи, нанесеннеи отъ поганыхъ, и не отчаятися Божия милости, и уповати на Господа Бога, всеми сотворенными пекущагося и дающаго пищу на всякъ день скотомъ, и птицаме, и рыбамъ, и гадомъ, и техъ не забывая: кольми паче насъ, рабъ своихъ верныхъ, забыти ли имать, по образу своему сотворенны? Ни единъ бо власъ зъ главы нашея безъ ведания Его не погибнетъ, нежели человекъ, или кая земля, или градъ. Посылаетъ бо Богъ на насъ великия скорби и беды, спасения ради нашего, и казнитъ насъ овогда нахождениемъ поганыхъ, и овогда моромъ, овогда же гладомъ и пожаромъ, темъ очыщая грехи наша, и къ покаянию приводить насъ, яко да прочии людие оставльшися страха Его имети накажетца; и аще сия наказания съ радостию отъ него приемълютъ и не похуляще Его, то спасени будемъ. Силенъ бо есть Господь и паче перваго помиловити насъ, и тотъ насъ избавилъ отъ врагъ нашихъ, вся неправедныя советы ихъ расторгнетъ". И сице своими словесы многими укреплеша народъ. и паки всегда поучаше люди своя великии князь Ярославъ Всеволодичъ, и потребная комужедо ихъ подаваше, и всяческая тешаше ихъ, яко чадъ своихъ любимыхъ. Самъ бо тогода такоже не зело богатъ, яко же и людие его. По смерти же злочестиваго паря Батыя - убиту бо ему бывшу отъ Угорскаго царя Владислава у столного его у Бундина - и воста инъ царь на царство, Саинъ имянемъ, первыи по Батые царьство его прiимъ. Наши же державнiи оплошишася, и позакоснеша къ нему итти во орду и умиритися съ нимъ; и подняся царь Саинъ Ардинскии итьти на Рускую землю съ темными силами своими, поиде и тои, яко же и Батыи царь, до конца попленити ю за презрение къ нему державныхъ Рускихъ. Державнии же Рустии наши идоша въ Болгоры къ царю и ту встретиша его, и утолиша его великими многими дарми. И отстави царь Саинъ пленити Руския земля, и восхоте близъ ея на кочевище своемъ, где въспятися на Русь ити, поставити градъ, на славу имени своему и на приездъ и на опочевание посломъ его, по дань ходящимъ на Русь на всякое лето и на земскую управу людскую.
 
 

Бысть же на Оке реке старыи градъ, имянемъ Бряховъ, оттуду же прииде царь, имянемъ Саинъ, Болгарскии, и поискавъ по местомъ проходя, въ лета 6680 го, и обрете место на Волге на самои украине Рускои, на сеи стране Камы реки, концомъ прилежа къ Болгарскои земле, другимъ же концомъ къ Вятке и къ Перми. Место пренарочито, и красно велми, и скотопажно, и пчелисто, и всяцеми семяны родимо, и овощми преизобилно, и зверисто, и рыбно, и всякого много угодья, яко не обрести можно другаго такова места по всеи Рускои земле нигдеже, подобно такову месту красотою и крепостию и угодьемъ человеческимъ, и не вемъ же, аще есть въ чужихъ земляхъ. И велми царь за то возлюби Саинъ Болгарскии. И, глаголютъ мнози нецы, преже место быти издавна гнездо змиево; во всемъ жителе земля тоя знаемы живяше ту вгнездевся змии великъ, страшенъ, о двою главу, едину имея змиеву, а другую главу волову; единою пожираше человеки и скоты и звери, а другою главою траву ядяше; а иныя змия около его лежаша, живяху съ нимъ, всяцеми образы. Темъ же не можаху человецы близъ места того миновати, свистания ради змиина и точения ихъ, но далече инемъ путемъ опъхожаху. Царь же, по многие дни зря места того, обходя и любя его, и не домышляшася, како извести змия того отъ гнезда своего, яко того ради будетъ градъ крепокъ и славенъ везде. Изыскався въ воехъ его сице въ волхвъ хитръ и рече царю: "азъ змия уморю и место очищу". Царь же радъ бысть, и обещася ему царь нечто дати велико, аще тако сотвориши. И собра обоянникъ волшениемъ своимъ вся живущая змия те отъ века въ месте томъ къ великому змию во едину велику громаду, и всехъ чертою очерти, да не излезе изъ нея ни едина змия, и бесовскимъ деиствомъ всехъ умертви; и обволоче кругомъ сеномъ и тростиемъ и древъемъ и лозиемъ сухимъ многимъ, и полиявъ серою и смолою, и зазже огнемъ. и попали, и пожже вся змия, великого и малыя, яко быти отъ того велику смраду змиину по всеи земли тои, проливающи впредь хотяще быти ото окоянъного царя зло содеяние проклятые его веры Срацынския. Мноземъ же отъ вои его умрети отъ лютаго смрада змиина, близъ того места стояще, кони и верблюды мнози падоша. И симъ образомъ очисти место. Царь же возгради на месте томъ Казань градъ, никому же отъ державныхъ Руси смеюще супротивъ что рещи. И есть градъ Казань, стоить доныне, всеми Рускими людми видимъ и знаемъ есть, а не знающимъ слышимъ есть. Яко преже сего, на томъ месте вогнездися змии лютъ и токовище ихъ, и воцарися во граде скверны царь, нечестия своего великимъ гневомъ наполнився, и распалашеся, яко огнь, въ ярости на христьяны, и разгарашеся яко огнь, пламенными усты устрашая, и похищая, и поглащая, яко овца, смиренныя люди Руския въ прилежащихъ всехъ, близъ живущая около Казани, изгна отъ нея Русь тоземца, и три лета землю ту пусту положи, и наведе исъ Камы языкъ лютъ, поганъ, Болгарскую чернь, со князи ихъ и со стареишинами ихъ, и много ему сущу убо подобну суровствомъ, обычаемъ злымъ, песьимъ главамъ - Самоедомъ. Наполни такими людми землю ту, еже Черимиса, зовемая Отяки, - тое жъ глаголютъ Ростовскую чернь, забежавши тамо отъ крещения Русково въ Болгарскихъ жилищахъ, и приложися хъ Казани. И Болгарския грады обладаютъся царемъ Казанскимъ. То бо бе преже земля Болгарецъ малыхъ за Камою, промежъ великия реки Волги и Белыя Волжки, до Великия Орды Нагаиския. А большие Болгары на Дунае. Тутъ же былъ на Каме стары градъ, именемъ Бряховъ, Болгарскии, ныне же градищо пусто, его же первое взя князь велики Андреи Юрьевичъ Владимерскии и въ конечно запустение преда, а Болгаръ техъ подъ себя подкори; а Балыматы, отъ Болгаръ техъ яко 20 поприщъ, и дале тотъ же князь великии повоева. И бысть Казань столныи градъ, вместо Бряхова, и вскоре нова орда, и земля благоплодна, и семенита, именита, и медомъ кипяща и млекомъ, и дашася по одержание и власть и въ наследие поганымъ. И отъ сего царя Саина преже сего зачася Казань, и словяще юрть Саиновъ. И любяше царь, и часто самъ отъ стольного своего града Сарая приходяше, и живяше въ немъ, и остави по себе на новомъ юрте своемъ царя отъ колена своего и князя своя съ нимъ. По томъ же царе Саине мнози цари, кровопивцы, Руския люди погубили, и пременящеся царствоваху же въ Казани лета многа.

На ню же первое ходи князь Юрьи Дмитреевичъ въ лето 6900, посланъ братомъ своимъ, великимъ княземъ Василемъ Дмитреевичемъ. Тои шедъ взя грады Болгарския, по Волзе стояща, Казань, и Болгары, Жюкотинъ, Кеременчюкъ, и Златую Орду повоева по совету Крымского царя Азигерея, и вся те грады до основания раскопа, а царя Казанского и со царицами его въ ярости своеи мечемъ уби, всехъ Срацынъ, зъ женами и зъ детми ихъ, и живущихъ во граде присече, и землю варварскую поплени, здравъ съ победою восвояси возратився. И на мало время смирися Казань, и укротися, и охуде, и стояше пуста 40 летъ. Бяше убо умирился Крымски царь Азигереи съ великимъ княземъ Васильемъ, и воеваше съ нимъ заедино на брата своего, царя Златыя Орды на Заледи-салтана Тактамышевича: онъ полемъ, по суху, воиско свое посылаше, а князь великии Волгою посылаше въ лодияхъ, а зъ другую страну, созади, Мангаты силныя стужаху, ихже беша улусы качевныя на великои реке, на Яике, иже течетъ во Хвалымское море, прямо Бухаромъ. И тако бысть отвсюду зело угнетение орде онои при немъ первие тогда, последи же отъ великого князя Ивана второе же; при немъ отъ техъ же Мангитъ до конца запусте, яко же преже речетъся. И вселишася въ Болшои Орде Нагаи Мангиты, изъ-за Яика пришедше, иже до ныневъ техъ улусехъ качюютъ, живуще съ великими князи Московскими въ миру, ничемъ же ихъ обидяще.

И въ то же во едино время, спустя по умертви Зеледи-салтана, царя Великия Орды, 10 летъ, а по взяти Казанстемъ отъ князя Юрья 30 летъ, и се гонимъ прибежа съ восточныя страны, тоя же Болшия Орды Золотыя именемъ царь Улуахметъ, въ мале дружине своеи, изгнанъ и со царицами и зъ детми отъ Великого Едегея Старого, Заяцкого князя, и царства своего лишенъ - и мало отъ него смерти не прия. И бе нощь, и бе день скитаясь въ поле, и преходя отъ места на место, и лето ища покоя и где бы вселитися, не обреташе. И не смеяше бо ни хъ ко единои ихъ стране приближитися, ни къ единои державе, но такъ бо между ими, суду и сюду, по полю волочася, яко хищникъ и разбоиникъ. И приближися къ пределомъ Рускимъ, и посла моление и смирение къ великому князю Василью Василевичю Московскому, въ шестое лето великого княжения его и въ десятое лето царства своего, не рабомъ, но господиномъ и любимымъ и братомъ себе имянуя его, яко да повелить ему невозбранно на пределе своея земля мало время починути отъ труду своего, и собратися зъ градными своими многими вои, и возвратитися вскоре на врага своего, на Заяцкого князя Зедегея, согнавшего его съ Орды, И беша бо у того князя Зедегея 70 сыновъ отъ 30 женъ, яко у меншаго сына быти воинъ и до 10000, и ради силы своея Мангаты силныя прозвашася; темъ покорятися царю не возхотеша, и на Орду Болшую дерзнуша. Князь же великии повеле, ни мало сперва возбрани царю, еже бо приближитися къ земле своеи, но приятъ его съ честию, не яко беглеца, но яко царя и господина своего, и дарми его почти, друголюбие съ нимъ великое сотвори, яко сынъ ко отцу и брать или рабъ ко господину своему, на конецъ золъ совершися; отъ него же бо на великое княжение посажденъ бысть и сыномъ своимъ названымъ, 10 летъ царства своего не взимаше дани съ него и оброковъ; надеяше бо ся его князь великии паче приятелства къ себе имети, якоже онъ рече, любовь верну и дружбу велику. И не размысливъ сего князь великии, яко волкъ и агнецъ вкупе не питаются, ни почиваютъ, ни водворяются, но сердце единому уязвенно есть боязнию, яко единъ отъ нихъ погибнетъ. И обещаше и клятву между собою взяша, царь, князь великии, другъ друга ничемъ не обидети, дондеже царь отъ земля Руския отступить. И даша ему князь великии, царю, въ качевище Белския места. Царь же ту качуя нача себе збирати воя своя, хотя отомстити врагу своему, и здела себе ледянъ градъ, изъ реки волоча толсты ледъ, и осыпа снегомъ, и водою полияше, бояся еще по себе гонения; стулы крепость ему бысть велика въ нужное время, и отходя пленяше иныя земля чюжия, аки орелъ отлетая отъ гнезда своего далеча пища себе искати. Князь же великии, слышавъ, убояся, зело велми возмущашеся въ мысли своеи, и мятяшеся, и мневъ, яко нача збирати воя на него царь и хощетъ воевати Рускую землю, - и некоимъ его ближнимъ своимъ советникомъ его и возмутившимъ его, и глаголаша бо ему: "князь, великии государь, яко егда зверь уто паетъ, тогда его и убити спешаху; аще ли на брегъ выпловетъ, то многихъ уязвить и сокрушить, да ли убьенъ будетъ или живъ убежить". Онъ же послушавъ горкаго совета ихъ и всехъ советниковъ своихъ; и посла посолъ свои, и рече, да скоро отоидетъ отъ земля его, не браняся. Онъ же моляшеся мало почити; князь великии же и паки съ прещениемъ, грозя, посла къ нему фторово, и третие. Онъ же ни мало послушавъ, но еще моляся почити, не ведая на себя великого князя воиска скоро готовящеся, и вооружающеся, и мечи и брании обостряющеся на него, но, смиряся, глаголаше: "брате и господине мои, мало ми время помедли, яко вборзе имамъ поити отъ земля твоея, никоего же зла тебе никако сотворихъ, по обещанию нашему съ тобою и по любви; но и предъ и до смерти моея, егда мя Богъ устроить и паки сести на царстви моемъ, радъ есмъ съ тобою имети дружбу верну и любовь сердечню и незабытну. И еще же сыновомъ моимъ прикажю по себе служите тебе и норовити тебе и детемъ твоимъ, и Руское писание тебе дамъ на себя, и на сыны своя, и на внуцы, за печатми златыми, дани и оброковъ у тебя не имати, ни земля твоя воевати, не ходити, ни посылати.. Или аще помышлю кое любо зло, мало или велико, на тебя, яко мниши ты, приобидети любовь твою, еже сотворилъ еси ко мне и напитавъ мя яко просителя нища, и да будетъ Богъ твои убивая мя, въ него же и азъ верую".
 
 

И виде князь великии не послушающа, и добромъ ни волею своею не хотяща отступити отъ земля державы его, и словесемъ не вере его и обещанию, яко погана, не ятъ истинне быти, мня его веселяся глаголюща ему и лжуща, забывъ его слова, яко покорное слово сокрушаетъ кости, а смиренно сердца и сокрушенна о Богъ не уничижить. И посла на царя брата своего, князя Дмитрея Галичского, а прозвищемъ Шемяка, а съ нимъ вооруженныхъ вои 20.000, и посла оба князя Тверския и Рязанъския. а съ ними по 10.000 своихъ вои, и всехъ вои 40.000, да шедше отженутъ царя отъ пределъ Рускихъ. Онъ же злы царь, видевъ великого князя, не повинующася молению его и смирению, и воя его уже готовы блиско идуща къ нему, и узревъ царь - и неведуща того ему, - посла тако же смирение къ брату великого князя, да не идетъ нань до утра: "яко прочь отступити хощу". Онъ же тацашеся скоро повеление брата своего исполнити, надеющися на силу свою. Царь же отложи чаяние отъ человека такова же смертна милости просити и возведе очи свои зверины на небо моляся, и ко церкви Рустеи притече - прилучися бо церкви ту стояща, на пути, въ некоемъ селе - прииде и паде предъ дверми храма, на землю у порога, и не смея внити въ ню, и вопия плача со многими слезми: "Боже Рускии", глаголя, "слышахъ о тебе, яко милостивъ еси и праведенъ; не на лица зриши человекомъ, но и правды сердца ихъ испытуеши. Вижь ныне скорбь и беду мою, и помози ми, и буди намъ истинны судя, и суди въ правду межу мною и великимъ княземъ, и обличи вине коегождо насъ: и хощетъ бо онъ убити мя неповинно, яко обрете время подобно, и хощетъ неправедно погубите мя, бывшее слово и обещание наше и клятву съ нимъ солгавъ и преступивъ, и великое же брежение мое и прежнюю любовь къ нему, аки къ любезному сыну, забывъ, и видевъ мя въ велицеи напасти и беде утесняема зле и погибающа отвсюду. И неведаша бо себе азъ ни въ чемъ преступивше ему или солгаша". И плакався много, востонавъ, и воставъ отъ земля отъ ницания своего мерскаго, и собрався съ вои своими, и затворися во граде ледяномъ. И се борзо нападоша нань воя Руская; онъ же мало бився оттуду и виде, яко спеетъ ему дело, и тогда отвори врата градныя и вседе на конь свои, и взя копье и оружие свое въ руку, и поскрежета зубы своими, яко дивии свирепы, и грозно восвиставъ, яко страшны змии великии, ожесточивъ сердце свое, и воскипе злобою своею. Иже повиновашеся и братомъ и господиномъ называше великого князя, и се брань противъ творяше яко левъ ревы, яко змии страшно огнемъ дышуще отъ великия горести. И противъ многимъ воемъ Рускимъ напусти съ своими съ немногими - 3.000 всехъ - отъ многихъ техъ вооруженныхъ ни дрогнувъ, ни побежа отъ великихъ тысящъ вои Московскихъ, отчаявся живота своего, а болши надеяся на Бога, и на правду свою, и храбрость, и на злое умение свое ратное. И егда ступився обоя воя - увы мне, что реку - одолеша великого князя, и поби всехъ Рускихъ вои, въ лето, 6946, Декабря въ 5 день. И осташася токмо на томъ побоище, отъ 40.000 воя, братя великого князя, 5 воеводъ съ ними, съ немногими воины, бегающе по дебрямъ, и по стремнинамъ, и по лесу. И мало живыхъ не яща и самехъ воеводъ; избави Господь отъ сего. Покорение царя и смирение преможе и победи великого князя нашего Московского свирепосердия, яко да клятвы не преступаютъ, аще и поганымъ сотворяютъ. О блаженное смирение, яко не токмо намъ християномъ Богъ помогаетъ, но и поганымъ по правде пособствуетъ.
 
 

Поганыи же тои царь, победивъ Московския воиска и обоимавъ, и обогатися велми, и повоева, и поплени Руския пределы, и наполнився всякого добра Руского до избытка своего, и вознесеся сердцемъ, и возгордеся умомъ; и токмо далече ни въ кою же орду не восхоте отъ пределъ Рускихъ отоити, но прииде отъ места того, съ побоища. подале, на другую страну Рускихъ пределъ и украины, бояся великого князя аще таино воя пошлетъ на него боле первыхъ - и граду же ледяному отъ солнца растаявшу и крепости ему никакие имуще - и на сонныхъ нощию нападуть, и отъ него погинеть самъ царь и воя его съ нимъ. И шедше полемъ, перелезше Волгу, и засяде пустую Казань, Саиновъ юртъ. И мало въ граде живущихъ, и нача збиратися Срачинии и Черемиса, развие по улусамъ Казанскимъ, и ради ему быша, а изоставшися оть плена худыя Болгары молиша его, Казанцы, быти ему заступнику бедамъ ихъ, и помощника отъ насилия, воевания Рускаго, и быти царству строителя, да не до конца запустеютъ, и повинушася ему. Царь же вселися въ жилище ихъ и постави себе древяны градъ крепокъ, на новомъ месте, крепчаеше старого, недалече отъ старыя Казани разоренныя отъ Руския рати. И начаша збиратися ко царю мнози варвари отъ различныхъ странъ, ото Златыя Орды и отъ Асторохани, отъ Азуева и отъ Крыма, и нача изнемогати время то и Великая Орда Золотая, усиляти и укреплятися вместо Золоты Орды Казань, новая орда, запустевши Саиновъ юртъ, кровию Рускою кипя. Проиде царская слава, и честь, и величество зъ Болшия Орды и старыя матери ордамъ всемъ на преокоянную дщерь, младую Казань, и паки же возрасте царство, аки древо измерше отъ зимы, и оживе, аки солнцу огреевшу весне. Отъ злаго древа, реку же отъ Златыя Орды, злая, злая ветвь произыде, Казань, горки плодъ извгесе, второе зачася отъ другаго царя Ординъского. И тоть царь Улахметъ велию возвиже брань и мятежи въ Рускои земле, паче всехъ первыхъ цареи Казанскихъ, отъ Саина царя бывшихъ, понеже бе многокозненъ человекъ и огненъ дерзостию, и великъ телесемъ и силенъ велми: отвсюду собра къ себе буиственную силу и многия грады Руския оступи, и всяко имъ озлобление тяжко наведе. И до самого доиде града Москвы, на другое лето Белевского побоища, Iюля 3, пожже около Москвы великия посады, и хрестьянского люду изсече, и въ пленъ сведе, града же не взя, токмо дань на воя своя взяша, и прочь отоиде. И умре въ Казани со юншимъ своимъ сыномъ со Ягупомъ, оба ножемъ зарезаны отъ болшаго сына своего Мамотяка. Царствова въ Казани 7 летъ. И приятъ по немъ царство Казанское сынъ ево Мамотякъ, отъ скоропеа змеи, ото лва лютыи зверь, кровопица же. Сеи бысть отца своего злее на хрестьяны, воевати Руская земля, яко и самого великого князя Василья Василевича - о увы, всемъ - тогда таино пришедъ изгономъ отъ Суздаля града изыма, и вся сущая съ нимъ воиско побилъ, въ лето 6953, Iюля въ 6 день, и въ Казань къ себе сведе его. И держа у собя 14 месяцъ, не въ темнице, но проста и посаждая его съ собою ясти за единою трапезою си, и не скверниша его своимъ ядениемъ и питиемъ, и кормяше его чистымъ брашномъ Рускимъ. и взялъ на немъ окупъ великъ отъ велможъ его, множество злата и сребра, и отпусти его къ Москве на царство его. Милуетъ бо варваринъ, видя державнаго злостража.
 
 

Сынъ же сего великого князя Василья, Иванъ, восприя великое княжение Московское по смерти отца своего. Сеи же взя Великии Новъ градъ со многою гордостию и буесловиемъ и буестию, яко же впреди сказася, и Тверь, и Вятку, и Рязань, и вси Руския князи подклонишася ему служити, и единъ облада всеми скифетры Рускими, и многи грады у Польского короля отнялъ державы своея, завладени княземъ Гедеманомъ; и бысть велика область Руская, и оттоле назвася державны князь великии Московскии. И по взятии же Великого Нова града въ 9 лето, по Тверскомъ взяти въ 5 лето, тои посла на Казанское царство съ великимъ воинствомъ, за бещестие и срамоту отца своего, воеводъ своихъ князя Данила Холмъского, князя Александра Оболенъского, князя Семиона Ряполовского. И въстрете ихъ Казанскии царь Алеханъ съ Татары своими на реке на Свияге. Бывшу же у нихъ бою велику и поможе Богъ и святая Богородица Московскимъ воеводамъ, и побиша ту многихъ Казанцовъ: мало ихъ живыхъ въ Казань утече, и градъ затворити и осадити не успеша. и самого царя Алехама жива яша руками, и съ ними во градъ въшедша и яша матерь его, и царицу его, и два брата его, и къ Москве сведоша, и досталныхъ Казанцовъ и покориша Московскому царству и повинныхъ учиниша. И заточи князь великии царя и со царицею на Вологде, матерь же цареву и со двема царевичами заточи на Беле озере. Тамо же въ заточении умре царь, и мати его, и брать царевъ, Менлодаръ царевичъ; другии царевичъ остася въ живыхъ, того же изведе исъ темницы, крести, даде за него дщерь свою. И се въ третие взята быстъ Казань отъ Москвы, отъ начала ея, въ лето 6993, Iюля въ 9 день, на память святого мученика Панкратия. И посади на Казани служащаго своего царя Махметемина Иберегимовича, приехавшихъ исъ Казани къ Москве зъ братомъ своимъ Аблеть служити великому князю. Князь великии дастъ ему вотчину, градъ Коширу, другому же брату иныя грады. Отъехаша те царевичи отъ болшаго брата своего Алехама, царя Казанского, разбраняся о некоторои вещи, не стерпевше отъ него обиды многия; они же подняша великого князя Казань взяти, да не царствуетъ на Казани брать ихъ, единъ, смеяся ими и досаждая имъ. И по летехъ живша умроша на Москве два царевича: Абделетиеъ царевичъ умре въ Срацинскои своеи вере, другии же царевичъ, изведенъ исъ темницы, въ веру Христову крещенъ, имянемъ Петръ царевичь, зять бысть великого князя. Того же царя князь великии посади Махметямина на Казани царемъ. И взя за себя Махметеминъ въ жену сноху свою, болшаго брата своего царицу, Алемаха царя, у великого князя изъ заточения, исъ темницы, съ Вологды, мужу ея Алемаху царю умершу въ заточении. Махметемину же царю люба бысть братня жена велми. И нача она помале, яко огнь, разжигати сухие дрова, яко червь, точити сладкое древо, яко прелукавая змия, научима отъ велможъ своихъ царевыхъ, охапившеся о вые шептати во уши царю день и нощь, да отвергнетца отъ великого князя, да не словетъ Казанскии царь рабъ его, и во всехъ земляхъ да не срамъ будетъ и уничежение будетъ всемъ царемъ, и всю Русь да побьетъ живущую въ Казани и корень ихъ изведетъ: "но и все царство свое свободиши. Аще ли се сотвориши, то имаши царствовати многа лета на Казани; аще ли сего не сотвориши. то вскоре зъ бещестиемъ и съ поруганиемъ сведенъ будеши съ царства своего; яко же и братъ твои умеръ въ заточении, тако же и ты заточенъ будеши". И всегда яко капля дождевая жестоки камень пробиваетъ сквозе, тако и лщение женъское премудрые человеки многи коренитъ. И много крепився царь, и прелстися отъ злыя жены своея, и послуша проклятого совета ея, окоянныи же царь, прелстися безумию ея, изменивъ великому князю Московскому, нареченному отцу своему, и присече Русь всю въ Казани и во всехъ улусехъ, зъ детми и зъ женами, въ лета 7013, на рожество Иванна Предтечи - на тои же день съеждяхуся въ Казань изо всея Руския земля богата купцы и многия иноземцы далния и торговаху съ Русью великими драгими товары, - не ведующи Рускии люди беды на себя никакия, безъ боязни живущи въ Казани, надеющеся, яко на своего царя, и не боящеся его. Аще бы ведали беду сию, то не бы подклонилися подъ мечь ихъ; могли бы всяко противитися варваромъ, или такъ нецы убегнули; но везде провзыде Вифлиомски плачь: тамо бо младенцы заклахуся, отцы же и матери ихъ зъ болезнию душа оставляху, зде же состаревшася мужи и жены, юноша младыя и красныя отроковица, младенца вкупе убивахуся. И взятъ весь драгии товаръ безчисленное богатество, у купцовъ Рускихъ, въ казну свою, насыпа полату полну до верха Руского злата и сребра, и подела себе царь венцы драгия, и сосуды и блюда сребряные и златыя, и царскии нарядъ драгии свои устрои; и отъ того богатества оттоле не ядяше исъ котловъ ни зъ опаницъ, яко песъ исъ корыта, съ велможами своими, яко на пирсехъ своихъ ядяше, и веселяшеся. Безъ числа же Казанцы много велми разграбиша по себе, и обогатишася, и оттоле не ходити имъ во овъчияхъ кожахъ ошившся, и после убо ходящи въ красныхъ ризахъ, и въ зеленыхъ, и въ багряныхъ, и въ червленыхъ одеявшися щапствовати предъ катунами своими, яко цветцы полскии, различно красящеся, другъ друга краснее и пестрее. И была тогда Казань за великимъ княземъ 17 летъ.
 
 

Еще не удоволися Казанскии царь богатествомъ взятыхъ людеи Рускихъ въ Казани, ниже крови ихъ напився. текущия реками, и болшою яростию свирепосердыи разжегъся. И собрався съ Казанцы своими, и призва еще къ себе на помощь 20.000 Нагаи, воюя, хрестьянство убивая, и прииде къ Нижнему Нову граду, взяти его хотяше. и пожже около грады все посады, стояще у града 30 днеи, по вся дни приступая ко граду. Воевода же былъ тогда во граде Хабаръ Симъскии и мало съ нимъ боицевъ, токмо народъ градцкии, страшливыя люди. И не успеша бо къ нему съ Москвы воя притти, вскоре бо царь, безвестно, пришелъ, и мало града не взялъ, аще бы во граде не Богъ прилучилъ огненныя стрелцы, Литовския, рекомыя желныри. Яты быша на бою, когда побили Литовскую силу на Ведроши храбрыи воевода Московскии князь Данило, Щеня прозвищемъ; 12 воеводъ великихъ изыма; съ нимъ же приведены те стрелцы и ту заточены въ Нижнемъ, въ темницахъ седяху. И мало бе ихъ числомъ, - толко 300 человекъ осташася живыхъ, ини бо въ темницахъ изомроша, - но превзыдоша бо многочисленныхъ храбростию, и побита много Казанцовъ и Нагаевъ огненнымъ своимъ стреляниемъ, и градъ ото взятия удержаша, и хрестъянски родъ отъ меча и отъ пленения избавиша, и застрелиша шурина царева Нагаиского мурзу, приведшаго Нагаиския воя своя ко царю въ помощь. Беста бо со царемъ стояще за некою церковью християнъскою, думающи о взятии града, и понужающа воя своя ко приступу, - и прилетевъ ядро, и удари его по персемъ, и вниде ему въ сердцо и проиде сквозь его, и тако изчезе нечестивы. И возмутишася Нагаи, аки птичья стада, оставше своего вожа и пастыря. Бысть межю ими брань велика усобная, и почашася сечи Нагаи съ Казанцы по своемъ господине, и много у града паде обоихъ странъ. Царь же едва устави смятение вои своихъ, и убояся, отступи отъ града, и побеже хъ Казани, и много зла християномъ учини. И за свое великое добро свобоженне быша ото удержания града стрелцы те. Воевода же, одаривъ ихъ, и отпусти, они же радостны быша, и поиде во свояси, свободившеся смертныя горкия темницы. Московския же тогда воеводы пришедъ стояша въ Муроме, готовы, а съ ними воя 100.000, посланны великимъ княземъ стерещи прихода царева, не дати воли воевати Руския земля. Они же паче себя стрежаху, а не земля своея, и велиимъ страхомъ объяти быша, безумии, убояхуся, и трепетаху, изъбранными воины блюдущеся изъ града выти, толико имуща ни мало воспретити царю. А со царемъ толко силы 60.000 рати. Казанцы же неподалеку отъ нихъ по местомъ хожаху, воююще, християнъ губяху, и насмевающеся воеводамъ безумнымъ, великая села огнемъ пожигаху. Умре же князь великии Иванъ Васильевичъ борзо по измене Казанскои, на другое лето, не успевъ преже смерти управитися со царемъ Казанскимъ, и приказа по себе царство Московское сыну своему Василю Ивановичю.
 
 

Велики же князь Василеи хотя отомстити изменнику своему, рабу, Казанскому царю, и паки взяти у него Казань и посла въ себе место брата своего князя Дмитрея Углицкого, прозвищемъ Жилку, и съ нимъ многия князи и воеводы Руския со многими силами воинскими хъ Казани, полемъ на конехъ и въ лодияхъ, въ лето 7016. Егда же воемъ Рускимъ пришедшимъ хъ Казани, и первое далъ имъ Богь победу на Казанцовъ, потомъ же - охъ, увы намъ - разгневася на ня Господь, и побеждени быша христьяне отъ поганыхъ: поби Казанскии парь, изъ града вышедъ, обоя воя Руския, конную рать и судовою, лестию некою. На великомъ лузе, на Арскомъ поле, около града, поставлеша царь до 1.000 шатровъ на празники своя, и велможи его въ нихъ же кормчествоваше, и пьюще, и веселящеся всякими потехами царскими, честь празднику своему творяще; тако же и гражаня вси, мужи и зъ женами гуляюще по ихъ, пиюще въ корчемницахъ царевыхъ, покупающе на цены похлажахуся. Много же народу збирающеся, Черемисы на празники тыя съ рухломъ своимъ изъ далнихъ улусовъ и торговаху зъ градцкими людми, продающе и купующе, и меняюще. И въ техъ же корчемницахъ испивающе, веселящеся царю и велможамъ его и всему достадному люду Казанскому - а ни ведающе они на себя ничего же - и праведного Николы чюдотворца умолениемъ, аки съ небеси, падоша вои Руския на поганыхъ варваръ Казанцовъ и побиша напрасно Казанцовъ, овихъ же плениша, ини же во градъ со царемъ убежаша, ови же въ лесы, кождо ихъ избыти. И отъ великия тесноты во граде задыхахуся и задавляющеся добре людие: аще бы три дни едины постояли у града вои Руския, тогда бы взяли градъ волею, безъ нужды. И осташася на лузехъ стояща у града все царевы шатры и катарги велможъ его со многимъ ядениемъ и со многимъ питиемъ и со всякимъ рухломъ; воя же Руская отъ путного шествия нужного, уже аки взяша градъ Казань, и оставя дело Божие и приклонишася на дело диявольское - отъ высокоумия и Богу тако изволившу - и начаша безъ страха ясти и пити, и упиватися безъ ведания сквернымъ ядениемъ и питиемъ варварскимъ, и глумитися, играти, и спати до полудня. Царь же ис стрельницы зряще съ Казанцы безчинство Рускихъ вои, безумного ихъ шатания, и узна царь, яко все Руския воя пьяни, отъ мала и до велика, яко и до самихъ воеводъ, и помышляше же царь подобна искати времяни, како бы напасти на Рускихъ вои. И разгневася Господь на Рускихъ вои, отня у нихъ храбрость и мужество, и далъ Богъ поганому царю храбрость и мужество. Въ третии же день пришествия силы Руския хъ Казани, въ 2 часъ дни, отвори царь врата градныя и выехавъ со 20.000 конными, а 30.000 пешцовъ, Черемисы злыя, и нападе на полки Руския. Рускимъ же воямъ всемъ спящимъ, отъ труда путного опочивающимъ, - и храбрыхъ человекъ сердца, безъ помощи Божия, возколыбашася, мяхчая, женъскихъ сердецъ слабеиша, и поядоша ихъ всехъ мечемъ толикое множество, аки класъ, юношъ младыхъ и средовечны мужи. И покрыся лице земли трупьемъ человеческимъ, поле Арское и Царевъ лугъ, кровию черленившеся. И едва сами воеводы болшие возмогоша убежати, а иныхъ же избиша, и на Русь прибегоша съ великою тщетою, и много добре язвенныхъ прибегоша; воеводъ же великихъ 5 убиша: трехъ князеи Ярославскихъ, князя Ондрея Пенкова, князя Михаила Курпсково да Карамыша зъ братомъ его, съ Родоманомъ, да съ Федоромъ Киселевьмъ; а Дмитрея же взяша жива на бою, и замучи его царь Казанскии злогоркими муками. И отъ тое 100.000 осташася 7.000 Рускихъ вои, ови же мечемъ посечени, ови же въ водахъ сами напрасно истопоша, бегаюице отъ страха варварского. Волга утопшими людми загразе, и озеро Кабанъ, и обе реки, Казань и Булакъ, наполнишася побитыми телесы християнскими и течаста по 3 дни кровию, и сверхъ людеи, аки по мосту, ездити и ходити Казанцомъ. И толикъ бысть плачь о сихъ паче того, еже бысть плачь о прежнихъ побитыхъ людеи въ Казани живущия Руси, понежи бо ту все падоша воинския главы избранныя, княжия и боярския, и храбрыхъ воеводъ, и воинъ, яко же отъ Мамая на Дону побитыхъ. И обогатися Казански царь велми узорочьи безчисленными драгими, златомъ и сребромъ, и конми, и доспехи, и оружиемъ, и полономъ, и кто можетъ число тому дати или счести или сметити, еже тогда взялъ Казански царь, точию гору златую; яко не на долгъ ему животъ протяжетца, умалишася дни его, и скрати его Господь векъ: вскоре испиваетъ чашу Божия отомщения.

И за сие преступление царя Казанского порази его Богъ язвою неисцелимою отъ главы, и люте боляше, 3 лета на одре лежаша, весь кипя гноемъ и червми, и врачеве же и волхвы ево не возмогоша отъ язвы тоя исцелити, ни царица прелстившия его, ни болшия его рядцы, смрада ради злаго, изходящего отъ него. И вси смерти его желающе; токмо те вхожаху къ нему, неволею царя кормити приставленыя его, но хотяху скоро бежати отъ постелница его, нозри свои заемши. И воспомяну согрешение свое и глаголя къ себе, яко "бысть мне неисцелимыя недуги за неправды и измены, и за клятвенное преступление, и за многое кровопролитие напрасное христьянъское, и за великую честь и любовь на Москве отъ названнаго отъ великого князя Ивана Василевича. Вскорми бо мя и воспита отъ руку своея, не яко господинъ раба, но яко отецъ чадолюбивы сына своего любимаго и, рече, аки волчие щеня, по злонравию моему; онъ бо взя Казань у брата моего великимъ подвигомъ и многимъ трудомъ и после мне преда на брежение, злому семени варварскому, яко верному чаду своему; азъ же, злыи рабъ его, варваръ, солга ему во всемъ и страшную мою клятву преступилъ, лестнымъ словомъ жены моея послушавъ, въ добро место велие зло вдахъ ему, - и убиваетъ мя Рускии Богь его ради. О горе мне окоянному, и ныне погибаю. И все злато мое, и сребро, и царския венцы златыя, и одежда многоценныя и постеля, и красныя моя жены, предстояху мне отроки младыя, и добрыя кони, и величание, и честь, и дани многия и все мое безщисленное богатество, въся драгая моя царская узорочья оставятся инемъ. по мне; азъ же поганыи токмо всуе тружаюся безъ ума, и несть ми ползы ни отъ жены змии прельстившее мя, ни отъ множества силы моея, ни отъ богатества моего: вся бо изчезоша, яко прахъ отъ ветра". И посла къ Москве царь послы своя къ великому князю Василью Ивановичю, а съ ними же посла къ нему царьскiя дары своя, 300 коневъ добрыхъ, на нихъ же самъ яздяше, когда бе еще здравъ, въ седлехъ и въ уздахъ златыхъ, въ покровехъ червленыхъ, и мечь, и копье свое, и златы щитъ, и лукъ, и тулъ со стрелами, броня своея, яко да темъ Казань одолеваетца, и красны свои шатеръ драги  ему же велицы купцы заморския не возмогоша цены уставити, дивящеся хитрости его и ркуще, яко несть въ нашихъ земляхъ Фряскихъ узорочья такова, и ни слыхали, ни видали ни у коего царя, ни у короля, токмо тоя земли, где сотворяютъ сихъ - различными узоры красными весь изшитъ, златомъ и сребромъ, и жемчюгомъ усаженъ по местомъ, драгимъ камениемъ, и соха шатерная - морская трость, толстотою две пяди, драгою мусеею исписана, красна, и не мощи назретися до сытости никому, и несть лзе сказати, каковъ есть онъ хитростию и ценою злата и сребра, и немощи есть купити его, аще не пленомъ взять будетъ некако и таже взятъ въ дарехъ будетъ, како посланъ; прехитръ бо видениемъ и премудростию устроенъ великою. - Присланъ бо тои шатеръ царю Казанскому въ дарехъ же отъ царя Вавилонскаго и Кизылбашского. Таже иныя вещи некия драгия Казанскии царь посла къ великому князю, братомъ и господиномъ зовя его, и прощения прося отъ него о гресе томъ, еже сотвори ко отцу своему, такъ къ нему, сводя съ себя измену, и Казань предаша ему: "яко азъ умираю", рече, веля прислать на место свое царя, или воеводу, вернееши себе, и нелестна, да не тако же сотворить измену. Злыи тои царь Махметеминъ житие свое скончавъ, живъ черми изъеденъ, яко детоубица Иродъ, не исцелевъ отъ врачевъ своихъ никакоже, и отоиде въ вечны огнь и равно смутися съ нимъ. Тако же и царица та, прелстившия его, борзо по немъ, того же месяца, съ печалию умре, отъ совести смертнаго зелия вкусивъ. И сие Богъ преступающимъ клятву воздаетъ за измену ихъ великую и злую.
 
 

Умилися князь великии о прощени царя того зла его великого, и прости во всемъ, и безценныя его дары съ честью и съ любовию приятъ и, противъ послы Казанския одаривъ ихъ, смирися съ ними вместо всехъ Казанцовъ, повери тако ложнои ихъ клятве ихъ и лестному обещанию ихъ, и дасть имъ на царство царя Шигалея Шигяровича Касимовского, забы отъ нихъ дважды великое побитье христьянское въ Казани. Несчетная бо сила исечена уже бо не воскресить ихъ. Царь Шигалеи поиде на Казань съ Московскимъ воеводою Федоромъ Карповымъ, съ князи и мурзами своими, и держа Шигалеи, царствава на Казани 3 лета, мирно владея Казанию. И много жити не любятъ Казанцы во смирении тихо и безъ мятежа, съ великимъ княземъ, и начаша прелщати царя Шигалея, веляща ему тако же отъ великого князя отступити, изменити, яко же и прежнии царь ихъ Махметеминъ прокаженныи сотворилъ: "да владевши ты одинъ Казанию всею и намъ ты будеши единъ волны царь; а намъ бо не ведущо, коему служити и боятися коего царя, и слушати, и покорятися; два царя бо имущи, не ведаемъ, отъ коего искати чести и даровъ восприяти, и управления въ людехъ, дабы единого возлюбили всемъ сердцемъ, а другаго же возненавидети" Царь же Шигалеи никакоже преклонися къ лестнымъ ихъ словесемъ, но овехъ болшихъ князеи и мурзъ явше и въ темницу затворяше, и заключи, овехъ же смертнеи казни предаяше. И начаша его все Казанцы не любити, и отаи его совещашася, и послаша некоихъ Мендигирею, и оттуду приведоша царя себе, отпросивше у него сына менъшаго, именемъ Сапкирея. И приидоша съ нимъ въ Казань и многие съ нимъ Крымские уланове, князи и мурзы. И посадиша его на царство, на Шигалеево место. И восташа паки Казанцы на христьяне съ новымъ своимъ царемъ Сапкиреемъ и втретие присекоша въ Казани всю Русь, при царе Шигалее, въ 3 лето, прибывшую силу, служащихъ же Шигалею варваръ 5.000 убиша, и царскую казну его взяша всю, злато и сребро, и многоценныя ризы его, и кони, и оружие все отняша, воеводу Московского добраго разграбиша, домъ его, и отроковъ его 1.000 убиша. Дву же токмо, Шигалея и воеводу, упросивше у Казанцовъ, царь Сапкиреи пощади его, царского ради семени и юности ради, и благородства, еже въ немъ великъ разумъ. Бе царь Шигалеи по роду великихъ цареи Златыя Орды, отъ колена Тактамышева, и того ради царь Сапкиреи не далъ воли Казанцамъ убити его и отпусти исъ Казани токмо съ воеводою съ Московскимъ и 300 варваръ, служащихъ ему. И проводиша его въ поле чистое, нага, во единои ризе, на худе коне. И отложишася Казанцы отъ великого князя въ свою волю жити съ царемъ съ новымъ.
 
 

И слышавъ, великии князь въ раскаяние, прииде, и печаль бысть о сихъ на многи дни, никому же могущу ему утешити отъ великия печали. И многи слезы ко Господу излия, и по многи дни не вкушаше брашна и пития, и плакашеся о христьянскои погибели, еже въ Казани, и плакася о царе Шигалее, яко тои тамо съ ними погибе - зело любяше и. - И мало пождавъ, и прииде къ нему весть, сказующа Шигалея жива, добраго слугу его и верного, блиско идуща въ поле чисте, нага, яко рождена, и отъ глада изнемогша, и ведуша съ собою боле 10.000 рыболовъ Рускихъ, ловяще рыбу на Волге, подъ горами Девичими и до Змиева камени и до Увека. за 1.000 отъ Казани версть - заехавши бо тамо живяше лето все, на дикихъ водахъ, ловяща, и въ осень на Русь возвращахуся, наловящеся и обогатившеся. - И заслышавша рыболовя отъ царя весть пришедшу про сечю въ Казании, яко да бежать къ нему не мотчаютъ оттуду, да и они не избиени будутъ отъ Казанцовъ - а самъ дожидашеся ихъ стоя на месте некоемъ - отъ нужи ладя своя, и мрежа, и рыбы, и весь запасъ огню и воде предаша, и сами побегоша по немъ, не знающе, куды очи несутъ, токмо носяще рыбу едину; и наблудишася на царя, гладомъ изнемогающе, мнози же умроша, и ради быша царю, а царь имъ, и плакашеся обои погибели своеи. И поидоша царь и людие вкупе съ нимъ ко странамъ Рускимъ, питающеся мертвечиною, ради нужи, и полскою ягодою и травою дивею. И посла князь великии противъ его престоящихъ своихъ со многимъ брашномъ, и питиемъ, и со многоценными ризами, и повеле его наехати далечь въ поле на Рускихъ пределехъ, съ честию въстретити. Приходящи же ему блиско самыя Москвы и въстретиша царя блиско вся полатныя велможа, боляря Московскiя, изъ града выехавъ на поле, за посадомъ, и кланяющеся ему до земля. Тако же и самъ князь великии отъ радости не може усидети въ полате своеи, но скоро истекъ встрети его на полатныхъ лестницахъ, нелестно, не яко раба, но яко брата и друга своего любимаго. Охапившеся оба и плакаста много, и всемъ ту плакатися, бояромъ и велможамъ; и вземшеся за руце свои и поидоста въ полату. И тако утешися князь великии о Шигалееве здравии, и о пришестви его, и преста отъ сетования и плача, и веселъ бысть. И много царю Шигалею воздарья дастъ, что хъ Казанцомъ не приложися, и не прелстиша ево изменити, бывъ у меча и у самыя горкия смерти и поглощенъ во адове утробе.  А родъ бе съ ними единъ, варварскии, и языкъ единъ, и вера едина. - И за сие велику похвалению достоинъ есть царь Шигалеи, яко воля своея и царствовати, самъ владети собою, не восхоте, и рабомъ слыти не отвержеся, но умрети же не отречеся, любви ради къ нему самодержца. Неверны варваръ паче верныхъ нашихъ сие сотвори. Достоино есть намъ чюдитися крепкоумию его, и разуму, и вернои службе его.
 
 

И потомъ молча долго князь великии, 11 летъ, не моги братися съ Казанцы, одолеваху бо Руского они силою своею, токмо лукавою хитростию. ратнымъ боемъ. И таковы силны отъ несилныхъ изнемогше; великъ бо тогда отъ нихъ страхъ объемлетъ всю нашу Рускую землю. И токмо воеводы Московския, на краяхъ земля стояща, по градомъ, стрежаху прихода Казанцовъ, боязнию одержими и не смеющи на нихъ выходити изъ градовъ. Тогда былъ князь великии недосуженъ воеватися съ Казанцы, брань бо имяше съ Полскимъ королемъ велику, зъ Жигимантомъ, и воевашеся съ нимъ сряду не почивая 20 летъ. И одолеваху короля, и взя у него столны гродъ Смоленескъ со всеми его пределы, и много у него завладе Литовския земля. Едва въ миръ сведе его съ королемъ Римскии цысарь: послы своя посылаше къ нему о томъ, умиритися великому князю съ королемъ. И паки же въ то время второе собра много князь великии великое воинство Руское, боле первого, еже посыла зъ братомъ своимъ, и посла мстити обиды своя Казанцомъ 12 воеводъ своихъ, а съ ними рати 150.000, въ лета 7032. Воеводамъ же началнымъ имена: въ коннои рати, полемъ, воевода князь Борисъ Суздалскои Горбаты, да Иванъ Ляцкии, да Хабаръ-Симскии, Михаилъ Воронцовъ. Отъ нетаемыя нашел беды тоя рати въ лодияхъ на Волге Черемисы злыя Казанския нашихъ побиша весь яртоулны полкъ, убиша 5.000, передовои полкъ весь побиша, 15.000, а отъ болшаго полка 10.000, некоимъ ухищрениемъ. Въ теснинахъ бо реки тоя, въ местехъ островныхъ, запрудиша великимъ древемъ и каменемъ, и доспеша аки браги, и ту згрузившимъ ладиямъ и друга отъ друга сокрушахуся, лодиямъ, хъ тому же спереди и созади Черемиса стужаше имъ, стреляниемъ, убиваниемъ, не пропущающи ихъ; и подсецаху великое древие, дубие, осокорие, и держаху на ужищахъ, и на лодия пущаху съ высокихъ горъ и зъ береговъ и уду же миновати: и погружатися отъ единого лодиемъ 5 и боле съ людми, и зъ запасомъ, и стенобитнымъ нарядомъ. Много пушекъ великихъ и малыхъ погрязе, много людеи истопоша, и метахуся сами въ воду отъ страха. После же тоя вешние воды лета того весь нарядъ огненны, и ядра, и зелие, и пушки Черемиса поизвлече, и все въ Казань отпровадиша, и воинскихъ вещеи много себе понаизбраша; ово въ лодияхъ погружающеся стояще въ нихъ въ ларцехъ, въ коробяхъ, ово утопшихъ мертвецы сымаша великия черезы, полны насыпаны сребра, ово же въ песцехъ находяще, и светлыхъ портищъ и оружия находяще безъ числа. И Волга явися поганымъ златостроины Тигръ, безчисленное богатество, злато и сребро и жемчюга и камение драгое. Воеводы же преидоша поле великое многими денми, а не ведующе побитыхъ людеи на Волге, и внидоша въ землю Казанскую, и приближишася къ реце Свияге на поли Итякове, ажно тутъ стояще воеводы Казанския съ силою своею, ждуще Руския силы. Поганыи же воевода первыи князь Отучъ силны, другии же Аталыкъ, а царь ихъ во граде затворися. И бишася обои три дни объ ту реку, и побежаша Казанцы отъ воеводъ Московскихъ къ своему граду. Воеводы же гнашася за ними до Волги и бьюще ихъ, донележе вметахуся въ лодия своя, инии въ воде истопоша, а ини по лесомъ разбегошася, и утекоша немнози во градъ въ Казань. Убитыхъ же Казанцовъ на томъ бою 42.000. Воеводамъ же стояще на побоищномъ месте, воююще улусы Казанския, дожидающеся ладеина рати, дивящеся толику замедлию ихъ. И се приплывше лодии немноги отбитыя, а воеводы замедлиша пробивающеся сквозе браги и теснины, и мало ихъ оставше живыхъ - и сказующи имъ 30.000 воиска своего изгубление зла. Воеводы же здрогнувшеся, и ужасошася, и повоеваша нагорную Черемису, подумавше, яко несть лзе приступити ко граду безъ стенобитного наряду, всему въ Волге утопшу. И не постояше у града у Казани единого дни, и поидоша на Русь щетою, а не съ радостию воиска своего, съ печалию великою. И много же воеводъ, отъ Казани идуще, зъ гладу на пути изомроша, овии же чревною болезнию на Руси, пришедша, долго болевша, помроша. Князь великии же о всехъ людехъ, яко же о первыхъ, избьенныхъ въ Казани, долго печаленъ бысть. И несть тоя радости, кая не мимо ходить на земли, вся бо, яко цвети, уведаютъ, яко стень мимо грядетъ.
 
 

По семъ же князь великии стерпе 6 летъ и конечно стиснувъ свое сердце отъ великия скорби Казанцовъ и возложи на Бога упование, яко же отчаявся или гневаяся, намъ ли Богъ поможетъ или поганымъ Казанцомъ. И паки собра въ третие великихъ своихъ воеводъ, посла хъ Казани со многою ратною силою, воинствомъ, конную рать и въ лодияхъ. Воиводамъ же началнымъ имена: князь Иванъ Белскои, князь Михаилъ Глинскии, сынъ Львовъ, князь Михаилъ Суздалскии Кислы, князь Iосифъ Дорогобужскии, князь Федоръ Оболенски Лопата, князь Иванъ Оболенскии Овчина, князь Михаилъ Кубенскии, и всехъ воеводъ до 30. И слышавъ Казанскии царь Сапкиреи великихъ воеводъ Московскихъ въ велицеи силе идуща и посла во все улусы Казанские по князеи и мурзы, веля имъ въ Казань собратися изъ отчинъ своихъ, приготовившимъся сести въ осаде, сказуя многу, необычну силу Рускую. И не смеяше съ Русью Казанцы встретитися, не токмо что дело составити. Загна же Черемису ближную всю многу и повеле имъ делати подле Булака острогъ, около посаду, по Арскому полю, отъ Булака же и до Казани реки, округъ его рвы копати, по за острогу, да въ немъ сидятъ Черемиса съ прибылыми людми, яко да и граду помощь будетъ и посады целы отъ запаления огненного устоятъ. Пришло бо тогда въ Казань, въ помощь царю и паче же на всю погибель, 80.000 Нагаи, хотяще битися съ Русью, обогатитися Рускимъ пленомъ и наимомъ царевымъ. Градъ бо Казань всего народа своего не можаше въ себе вместити съ прибылыми людми, за умаление пространства его, и зделану бывшу острогу повелениемъ царевымъ, вскоре, крепку и велику, съ каменемъ и зъ землею, двема же концы ко граду причтенъ. И собрашася воеводы Казанския, и седоша во граде с своею силою, съ Нагаи и съ Черемисою, а царь во граде затворися съ народомъ градцкимъ и со избранными боицы съ немногими. Воеводы пришедше хъ Казани и составляютъ брань, и крепко ратоваху на Казанцовъ, и стояху лето все приступающе ко граду и къ острогу. Въ день убо съ Русью бьяхуся Казанцы, къ вечеру, брани преставше, Русь убо отхожаху въ станы своя опочивати, а Казанцы убо нощию ядяху и запивахуся до пьяна, и спаху сномъ крепкимъ, не блюдущися Руси, оставивше токмо стражъ на вратехъ острозе. И егда прииде отъ Бога милость, тогда усну крепко единъ стражъ на вратехъ. Тогда убо совещашася 10 Русиновъ храбрыхъ въ смерть или въ животъ и, поползше къ острогу на чреве своемъ, змиеве подобно, и мехъ зелия принезша пушечного, подъ стену убо положиша острогу, и помазавше серою и смолою. И запалися великии острогъ, и воспалися воспалениемъ силнымъ, никому же учювше отъ Казанцовъ, ни гласа своего испустивше. Се бо юноша единъ въ станъ свои тече, исповедавъ сотнику своему, сотникъ же воеводе, воевода же, князь Иванъ Овчина, приготовяся съ полкомъ своимъ, и повеле въ ратныя трубы трубити, уже зорямъ утреннимъ предъ солнцомъ возхожаху, а Казанцомъ въ самы сонъ уснувшимъ глубокимъ, воевода же ударився въ острогъ съ шумомъ и съ воплемъ великимъ. За ними же все воеводы, видевше острогъ горящъ и почювше гласъ трубны, со всею Рускою силою ударишася, ови же на коняхъ, ови же пеши. И проломиша вся врата острогу, и сецаху Казанцовъ инехъ спящихъ, инехъ бегающихъ, инехъ сующихся, аки бесныхъ и во огнь вметающихся, ни конеи своихъ сведящихъ, ни оружия помняще. Итако взяша крепкии острогъ и сожгоша, и посады погореша все, и много люду Казанского згоре; бывшихъ въ немъ Срацынъ всехъ избиша, аки скотъ, числомъ 60.000, и Нагаи храбрыхъ боицовъ, въ лета 7038, Iюля въ 15 день. И падоша телеса ихъ по Арскому полю, Нагаи непогребенны, псомъ на снедение. Тутъ же наскочиша вои Руския силнаго варвара Аталыка збодоша копъи. Ему же спящу зъ женою своею въ шатре своемъ, упившуся ему на одре своемъ виномъ, пьяну, не успевшу ему отъ сна воспрянути и возложити на себя пансыря, ни шелома, ни палицы железныя, ни меча похватити въ руку свою, но такъ съ оторопа вскоре вскочи, во единои срачице, на конь свои, и безъ пояса, и босъ, и хоте во градъ убежати. И понесе конь его изъ острога на поле, къ реке къ Булаку; аки крылатъ конь его реку перелете, онъ же отъ страха не удержася, и спаде съ коня своего, остася на сеи стране Булака, босъ, бегая по траве, а на другои стране конь его бегаяше. И тутъ на брезе Аталыка, похвалного воеводу Казанского, убиша. Аталыкъ же храбрь и наеждаше гоне на 100 воинъ и на великъ полкъ боицевъ удалыхъ, и возмущаше всеми полки Рускими, а самъ невредимъ отъеждяя, и догоняя кождо ихъ мечемъ своимъ ударяше во главу, и растинаше на двое и до седла; не удержашеся мечь его ни въ шелеме, ни въ паньсыре, и стреляше дале версты въ примету, и убиваше птицу или зверя, или человека; величество его и ширина Обронну подобна, очи же его кровавы, аки зверя человекоядца, и великии, аки буиволовы. Бояшеся его всякъ человекъ Русинъ; воевода же Иванъ не смеяше противъ его ехати и съ нимъ битися: отъ взора его страхъ обдержаше. И нашихъ же тогда убиша два храбрыхъ воеводъ, иже во оружияхъ возврастли, князя Iосифа Дорогобужсково на съезде копьемъ прободоша, да князя Федора Лопату с стены градныя стрелою застрелиша въ мишцу. Казански же царь, узнавъ, что граду взяту быти и ему самому, аще онъ во граде сидитъ, и выехавъ нощию изъ града съ Крымскими людми, съ надежными своими, съ тремя тысящами. И возмутившимся полкомъ о царе, Черемиса же хватиша, излезше града, малого градца гуляя 80 городенъ, 7 пушекъ въ немъ. Бився крепко всквозе полки все Руския пробився, и на переменныхъ своихъ конехъ удачныхъ въ Крымъ убежа и съ царицами своими къ брату своему Сапакирею, царю Крымскому, аки изъ рукъ изыманъ, и язвенъ ранами многими. А Казань пусту оставивъ токмо во граде народъ Казанскии, жены и дети, старъ да малъ, боицовъ 12.000 Черемисы. И бе тамо въ Крыме царь у брата своего лето и 6 месяцъ.
 
 

Воеводы же со оставльшися во граде Казанцы перемирье учиниша, и взяша впредь на 3 лета выходы и оброки великому князю со всего царства Казанского, и отступиша прочь отъ Казани, не вземше града, межю собою въ споре, аки не смеюши, и не хотяше ни единъ въ Казани остатися во граде на брежение; а градъ стояще пустъ 3 дни, отворенъ, безъ людеи. И мнети же намъ, яко силнеиша ест злато и безчисленныхъ. И прелстися воевода первы, много себе вземше, у Казанцовъ, и того ради ни самъ останися и не иного же понуди. И возратишася здравии все со всемъ воинствомъ. Аще падоша два воеводы, но воля Богу о сихъ да будетъ И съ ними же вдругъ поидоста Казанския послы. лстивыя, ото всего царства своего, со многоценными дарами великими. И пришедше къ Москве Казанцы съ воеводами Московскими, и вдаша въ руце многия дары великому князю и полатнымъ боляромъ, и всемъ велможамъ его, поборниковъ техъ творяше по себе - печалуются о нихъ - и плакахуся о мимошедшеи зле, на инехъ с себе вину возлогаху, и повиновахуся, и смиряхуся, и предающе Казань ему, и въ очи ему насмевахуся, и царя на Казань прошаху брата Шигалеева меншаго, царевича Генналея, аще дасть имъ. Все же сие Казанцы лстяху и маняху себе на мало время, какъ бы имъ скорби избыти и не до конца бы еще всемъ погибель была, дондеже собрашася опочинуть, яко звери въ ложи своемъ. Князь же великии, послушавъ боляръ своихъ и велможъ, советниковъ своихъ, и львообразную ярость въ кротость премени, и смирися съ Казанцы, и утвердивъ ихъ клятвами многими, и вдасть имъ на царство Генналея, брата Шигалеева, ему же младу сущу, 15 летъ, кротку и тиху; и дастъ ему воеводу на брежение, князя Василья Пенкова, яко да Казанцы съ великимъ княземъ смирятся вечно, поживутъ въ правде, добромъ. А на воеводъ своихъ болшихъ распалася и разгневася. И началного же воеводу, Белского князя Ивана, едва упроси у смерти Данилъ митрополитъ да игуменъ Перфилеи Сергиева монастыря: на томъ бо воеводе все воинское дело положено бысть. И заключенъ бысть въ темнице, изыманъ, седяще окованъ по руце и по нозе, яко злодеи держимъ, ото всего имения своего обнаженъ, и ожидаше смерти по вся дни, яко мошно бы ему Казань взята и самоволиемъ не взя, но сребролюбьемъ побеженъ. Со инехъ же воеводъ скоро соиде гневъ его, и быша въ первои чести и любви его. Казанцы же, пришедше къ себе, и приведше царя съ Москвы, и лето едино тихо живъше съ нимъ, и воставше убиша безъ вины прекрасного юнъного царя Геналия Шигалеяровича, въ полате, спяща, яко юнъца при яслехъ, яко зверя въ теняте готово изыманна; съ нимъ же убиша воеводу его, Московского, воздержателя царева, и вся воя ихъ. И паки восприяша царя Сапкирея беглеца, убегша въ Крымъ у Московскихъ воеводъ на бое отъ Казани.
 
 

И отъ того времяни и доныне велико зло бысть христьяномъ отъ Казанцовъ. Въ то же время преставися князь великии Василеи Ивановичъ, во иноцехъ Варламъ, въ лето 7042, месяца Декабря въ 5 день. Царствова на великомъ княжени 28 летъ, много брався съ Казанцы, и весь животъ свои премогаяся до конца своего, и не возможже имъ ничтоже сотворити. И осташася отъ него 2 сына, яко отъ красноперого орла два златоперная птенца: первии же сынъ, ныне нами нареченъ князь великии Иванъ, остася отца своего 4 летъ 3 месецъ благороденъ зело, ему же отецъ его великую власть Руския державы по смерти своеи дарова; другии же сынъ его, Георгии, не таковъ. благороденъ и кротокъ, тои бо остася 3 ю летъ сущу. Умирая бо повеле къ себе ихъ въ ложницу внести, оба сына своя, и, ту седящимъ у него митрополитъ Данилъ всеа Русии, отецъ его духовныи, и всемъ боляромъ, и княземъ, и воеводамъ, и восклонися отъ одра своего, седе, стоня, двема боляриномъ поддержимъ, и взя на руце свои болшаго сына своего, целова его съ плачемъ, глаголаше, яко сеи будетъ по мне царь и самодержецъ; тои омыетъ слезы христьянъския. вся враги своя проженетъ и победитъ. И целовавъ оба своя детища, и отдавъ ихъ пестуномъ, а самъ тихо возлегъ на одре и конечное прощение и целование великое давъ великои княгине своеи Елене, и всемъ княземъ, и боляромъ, и приказщикомъ своимъ, и успе вечнымъ сномъ, не созрелъ сединами, ни старости достигъ многолетныя, и остави по себе плачъ великъ всеи Рускои земли, до возраста и до воцарения сына своего. И ростяху оба сына его въ воли своеи, и безъ отца, и безъ матери, Богомъ самомъ брегомы и учимы, и наказуеми. И всемъ тогда княземъ и боляромъ и велможамъ и судьямъ градцкимъ самовластиемъ живущимъ, не по правде судящимъ, по мзде, насилствуя людемъ, никогоже блюдущимся - бе бо князь великии юнъ - ни страха Божия имущимъ и не брегущимъ отъ супостатъ своихъ Руския земля: везде погани христьянъ воеваху и губяху, и велможи христьянъ губяху, продажею великою. И тако раби ихъ видяху господъ своихъ, тако же творяху. Неправды умножишася, обиды, тадбы и разбои, и убиства, по всеи земли рыдания и вопль великъ.
 
 

Возрастшу же, великъ разумъ приимшу великому князю Ивану Василевичу, и восприемникъ бысть по отце своемъ во всеи Рускои державе, великаго царства Московского, и воцарися на царство великимъ царствомъ, въ лето 7050 го, месяца Сентября въ 16 день, и помазанъ бысть святымъ миромъ, венчанъ святыми бармы и венцомъ Манамаховымъ, по древнему чину царьскому, якоже и Римсти цари и Гречести православнии цари поставляхуся, и наречеся царь державы Руския, и самодержецъ великии показася, и страхъ его одержаша вся языческая страны. И бысть велми мудръ и храбръсердъ, и крепкорукъ, и силенъ теломъ, и легокъ ногама, аки пардусъ; подобенъ по всему деду своему, великому князю Ивану. И преже бо никто же отъ прадедъ его словяще въ Руси царь и никто же не смеяша отъ нихъ поставитися царемъ и зватися новымъ темъ именемъ, блюдущеся завидения и востания на нихъ поганыхъ цареи неверныхъ. Сему же удивишася, слышаща врази его, погани цари и нечестивии короли, похвалиша его, и прославиша его, и прислаша послы своя зъ дары къ нему, и назваша его великимъ царемъ самодержцомъ, не гордящеся имъ и не завидяша ему. О семъ же наче великии салтанъ Турскии похвалная написа ему сице: "Воистину ты еси самодержецъ и царь премудры и верны и волны Божии слуга. Удивляетъ бо насъ и ужасаетъ превеликая твоя власть, и слава, и огненная твоя хоруговъ прогоняетъ и попаляетъ воздвижющихся. Уже отъ нея вси боятся орды наши, на твоя пределы наступати не смеютъ". И седе на великомъ царстве державы своея благоверны царь, самодержецъ, Иванъ Василевичъ всеа Русии, и вся мятежники старыя избивъ, владевшия царствомъ не по правде до совершенного возвраста своего, и многихъ велможъ устраши, отъ лихоимания и неправды обрати, и праведенъ судъ судити научи, и правляще съ ними до конца добре царство свое, кротокъ и смиренъ быта нача, и праведенъ въ судехъ, и непоклоненъ, ко всемъ воинственнымъ своимъ людемъ милостивъ, и многодаровитъ, и веселъ сердцемъ, и сладокъ речью, и окорадостенъ, и въ скорбехъ и въ бедахъ множае во всемъ искусенъ быдаетъ, и много стражущихъ въ напастехъ помогати, и разумъ и смыслъ великъ въ немъ препложается: тако и державны малъ сеи остася отца своего и матери, во юности своеи вся собою позна, яко злато въ горниле, въ бедахъ искусися. И согляда всю землю свою очима своима, всюде яздяше. Виде - многи грады Руския, старыя, запустеша отъ поганыхъ: Рязанская земля и Сиверская Крымскимъ мечемъ погублена, Низовская земля вся, Галичъ, и Устюгъ, и Вятка, и Пермь отъ Казанцовъ запусте. И плакашеся всегда предъ Богомъ, моляшеся, да вразумлитъ его Богъ тоже языкомъ воздати, еже они христьяномъ воздаша. И смети во всеи области своеи ратныхъ людеи служивыхъ ему, и любля ихъ и брежаше старыя, яко отца, средовечныя, яко братию, юнныя же, яко сыны, все почиташе честми прилежными. И отъ сего самодержца почашася воемъ быти трудъ великъ и печали велицы, и брани, и кровопролитие, облещашеся копья, и медныя щиты златыя, шлемы и железныя одеяния на всехъ. Яко разуме, яко мощно есть, Божиею помощию и съ темъ своимъ воинствомъ, брещи землю свою со всехъ странъ отъ поганыхъ языкъ, и еще ново прибави къ нимъ огненныхъ стрелцовъ много, къ ратному делу гораздо изученыхъ и главъ своихъ не щадящихъ, а въ нужное время отцы и матереи, и женъ, и детеи своихъ забывающи, и смерти не боящеся, ко всякому бою, аки къ велице которои корысти или къ медвянои чаше цареве, другь друга напередъ течаху и силно бияхуся, и складаху главы своя нелестно за веру христианскую и за любовь къ нимъ царскую, забывая жены своя и дети. И увеидавъ - царь и князь великии, что издавна на Рускои земли есть ново царство Срачинское, Казань, по Рускому же языку котелъ, златое дно, и велика скорбь и беда пределомъ Рускимъ отъ него, и какъ отецъ его, и дедъ, и прадедъ воеваху съ ними и конечныя споны не возмогоша сотворити Казани. И много льтъ преидоша, до 300 летъ, отъ перваго начала Казани оть Саина царя, отнележе бяху обладающа царствующа князи и цари страны тоя, частью многою Рускою землею завладеша. Ныне слово мое грядетъ похваляя доблесть его много: иже преже его бывши державствующи Московстии, праотецъ сего, великия князи, востающа, ополчаюицеся на Казанцовъ, хотяще взяти змиево гнездо ихъ, Казань градъ, изгнати ихъ ото отечества своего, Руския державы, и вземшс не единою Казань и держати за собою царство не могоша, и укрепить его и не разумеша, лукавства ради Казанцовъ. И много крови проливающе отъ Казанцовъ, ово же наипаче Руския болши. Овогда державнии наши побеждаху Казанцовъ, ово же сами отъ нихъ сугубо побеждаеми бываху, никоего же зла могуще сотворити Агаряномъ, внукомъ Измаилевымъ, но сами паче множае безделны и посрамлены возвращахуся отъ нихъ. Умелы бо суть Измаилтяне, отъ начала бранемъ учатся, отъ младенства сицовымъ образомъ, потому же суровы и безстрашны и усерды намъ бываху, смиреннымъ; бо отъ праотецъ своихъ благословени быша они же, ото Измаила и отъ Осава прегордого, питатися оружиемъ своимъ; мы есмя отъ кроткого и смиренного праотца нашего Iякова, темъ силно не можемъ противитися имъ и смиряющися предъ ними, яко Iяковъ предъ Исавомъ, и побеждаемъ ихъ оружиемъ крестнымъ; то бо есть намъ во бранехъ помощь и утвержение на противныя наша. Они бо Измаилтяне оружиемъ своимъ преодолеша многимъ землямъ и понасиловаше великимъ градомъ, яко въ нашеи стране обладаша напрасно украиною нашею земля Руския, и вселишася въ неи, и разплодишася много ихъ, и крепишася, зле быша но насъ за умножение предъ Богомъ беззакония нашего.
 
 

И како могу сказати или списати напасти сия грозныя и страшныя Рускимъ людемъ во время то. И страхъ бо мя обдержитъ, и сердце ми горитъ. и плачъ смущаетъ, и сами слезы текутъ изъ очию моею. И кто бо тогда изрещи можеть беды сия за многа лета отъ Казанцовъ, отъ поганыя Черемисы православнымъ христьяномъ, паче Батыя. Баты бо единою Рускую землю прошелъ и, яко молнина стрела и яко темная главня, попаляя и пожигая и грады разрушая, пленяще христьянство, мечемъ губя; Казанцы же не такъ губяше Русь, всегда изъ земли Руския не изхождаху: овогда съ царемъ своимъ, овогда же воеводами воююще Русь, посекающе, аки сады, Руския люди и кровь ихъ, аки воду, проливающе, отъ нашихъ же християнъ, христовыхъ воеводъ, Московскихъ князеи и боляръ, противъ стати и возбранит не могуще оть сихъ свирепства и суровства. И всемъ тогда беда и тоска велика въ украине живущимъ варваръ техъ, у всехъ Рускихъ людеи ото очию слезы текуще, аки реки; крыющеся въ пустыняхъ, въ лесахъ и въ горахъ, въ теснотахъ горкихъ живяху зъ женами и зъ детми, оть поганыхъ варваръ техъ покидающе родъ и племя отечества своя бежаху во глубину Русь. Мнози гради Русти роскопаша, и травою и былиемъ заростивша, села и деревни, многия улусы орастеша былемъ отъ варваръ. Великия монастыри и святыя церкви оскверниша лежаще и спяше, блудъ надъ пленомъ творяще зъ женами и зъ девицами, и святыя образы секирами разсекающе, огню предающе служебныи сосуды, изъ нихъ же дома скверно пиюще и ядуще; святыя образы и кресты переливаху серги и ожерелия, маниста, тафя на главы своя украшахуся; а въ ризахъ церковныхъ себе ризы перешиваху, и мнихомъ наругающеся, образъ ангелски безчестиша: углие горящие за сапоги; обдираху; ужемъ за шею оцепляюще скакати и плясати веляще имъ; младыхъ телеситыхъ чернцовъ черныя ризы снимаху, и ругахуся, въ Срацинския ризы облечаша. И продаваша мирскии полонъ въ далныя Срачины, имъ и выти не могуще. А иныя черница, аки простыя девица, за себя поимаша надъ мирскими же девицами, предъ очима отцовъ и матереи, насилствующе, блудное дело творяще, и надъ женами предъ очима мужеи, еще же надъ старыми женами, кои летъ 40 или 50 вдовствующе пребываше. Несть беззакония исчести мошно тобе. Есмь самъ видехъ очима своима - пишу сия, видехъ горкую беду сию. Православнии же христьяне по вся дни Татары и Черемисою въ пленъ ведомы, а старымъ коимъ очи избодаху, уши, и уста, и носъ обрезаша, зубы искореневаху, и ланиты выломляху; овемъ же руце и нозе отсецаху; такъ пометаху по земле: тело валяшеся, после умираше; инымъ же главы отсецаху и на двое разсекаху; ови же удами, за ребра и за ланиты пронизающе, повешаху, а иныхъ на коля посажаху около града своего, и позоры деяху, и смехъ. Оле Христе царю терпения твоего! И сие же злее паче сихъ всехъ реченныхъ - младенца незлобивая отъ пазухъ матереи своихъ и техъ, погани кровопиицы, о камень ударяху, и задавляху, и на копьяхъ прободающе подымаху. О солнце, ка ко не померкне, сияти не преста! О како луна въ кровь не преложися, и земля, како стерпе таковая, не пожре живыхъ поганыхъ! И кто тогда горце, не восплакася: горе увы! видяще отца и матерь - отъ чадъ своихъ разлучахуся, аки овца отъ стадъ своихъ, чада же отъ родителеи своихъ, други отъ друговъ своихъ. Ови же, яко новобрачни суще, живше день единъ или два, ови же, токмо обручившеся по законному браку, отъ церкви въ домы своя идуща, венчавшеся женихъ съ невестою, разлучахуся, не ведуще, аки зверие пустынные, возхищающе. Злато и сребро въ мегновение ока имаше. Погании же Казанцы все себе поимаху поплененную Русь и прелщаху имъ мужескъ полъ и женескъ въ Срацынскую веру, принуждаху прияти. Неразумнии же мнози приимаху Срацынскую веру ихъ, нужи, страха ради мукъ, и запродания боящеся, и прелстишася: горе варваръ и Черемиса хрестьянъ губяху. А кои же не восхотеша веры прияти, и техъ, аки скотъ, овехъ толпами, перевязанныхъ, держаща на торгу, продаваху иноземцамъ поганымъ. Не смеяху бо Казанцы многи Руси у себя держати мужеска полу, не обусурманныхъ держати, разве женъ и детеи малыхъ, да не наполнится Русь въ Казани; того ради запродаху ихъ. Великъ плачъ, и скорбь, и беда, и стонание отъ языка поганово.

Православныи же царь, князь великии Иванъ Васильевичъ, всегда сия реченная слыша, плачъ и рыдание, и погибель христьянскую, стоня, сердцемъ боля о нихъ, яко оружиемъ уязвляшеся, мысляше, какъ бы противъ воздати Казани, поганои Черемисе. И начатъ всегда день и нощь моляся, съ постомъ и молитвою, и мало сна приимаше, Давидско постелю свою омочаше слезами и глаголя: "Боже, языцы погани приидоша въ достояние твое, еже далъ еси намъ въ жреби жити въ немъ, и оскверниша церкви святыя Твоя, и положиша телеса рабъ Твоихъ брашна птицамъ небеснымъ". - и много плакавъ предъ Богомъ: "согрешихъ безъ числа и не преста отъ злобъ своихъ; доколе, Господи, прогневаешися на рабъ Твоихъ? Мене бо еси поставилъ пастыря избранному своему стаду; азъ согрешихъ - и погуби преже, а не овца моя; да за что си погибаютъ? Токмо греховъ моихъ ради и небрежения, нипопечения о сихъ! Ныне, Господи, прости вся грехи моя и не помяни первыхъ беззаконии моихъ. во юности сотворенныхъ мною, и не отврати лица Твоего отъ моления моего, внуши слезы моя горкiя, призри на рабы Твоя и на стадо свое, за нихъ же кровь свою на кресте излиялъ еси; пролеи гневъ Твои на языки, не знающия Тебе, истинного Бога; помози грешнымъ имене ради Твоего святаго; сотвори съ нами по милости Твоеи, да постыдятся супостаты наши, да изнемогутъ отъ силы Твоея, крепость ихъ разрушится, и да разумеютъ, яко Ты еси Богъ единъ и славенъ по всеи земли, да тихо поживутъ благовернии Твои христьяне, славяще имя Твое святое. Услыши молитву рабъ своихъ, боящихся Тебе; Господи, прозри.
 

Воста въ Казани, въ велможахъ и во всемъ народе и во всемъ люду Казанскомъ, смятение великое; возвигоша бо крамолу все, соединивъшеся большие съ меншими, на царя своего Сапкирея и свергоша его съ царства, и выгнаша исъ Казани и съ царицами его, и мало не убиша за сию вину, что онъ приемляше вся земца, Крымскихъ Срацынъ, приходяще къ нему въ Казань, в велможахъ быти устроиша, и богатяше ихъ, и почиташе, и власть велику обидети Казанцовъ даваше, любляше ихъ и брежаше паче Казанцовъ. И побеже царь въ Нагаи, за Яикъ, присвоитися тамо прибежавъ Заяцкому князю Супу дщерь его за себя взя, красну и премудру - съ нею же взя улусы кочевныя. въ нихъ живяше - бысть ему пять женъ и всехъ любимее первыхъ женъ. И поднявъ съ собою оттуду тестя своего Супа, и приведе съ нимъ Нагаискихъ Срачинъ всю Орду Златую, и прииде на взятие Казани, и стояще два месяца приступая ко граду, и не взя града прочь отступи, поиде въ Нагаи; токмо землю повоева и поплени. И, ни мало имущи у себе стенобитного наряду, кто можетъ взяти таковъ градъ единою стрелою, безъ пушекъ, аще не Господь предастъ. И въ сии же время притуже намъ царь Шигалея всегдашния воевание въ земли ихъ. И встужиша Казанцы отъ частыхъ воинахъ. находящихъ на нихъ, и тоже о царе своемъ, не могуще быти безъ царя, яко ядовитые осы безъ гнезда матери своея. И не ведаху, откуду добыти царя себе, не хотя же отъ Казанскихъ цареи, ни единого же знаемыхъ поставите себе царя; ови же хотяше въ Крымъ посылати по царевича какова, ови же за Турского заложитися хотяше, да брежетъ ихъ и пришлетъ имъ своего царя; ови же заложитися хотяше за Московского царя, но боятся отомщения отъ него о старомъ преступлени; овии же старого согнаннаго царя Сапкирея изъ Нагаи - призвати его, - того боятся: мало его не убили. И смысливша оманути симъ самодержца Московского, еже заложитися за него и Казань ему предати и взяти на дарство себе царя Шигалея, уморити его, яко же и брата его мечи разсекоша, да не творить имъ напасти великия всегдашнимъ воемъ, - и послаша лестию ко царю Московскому послы своя со многими дарами просити царя Шигалея на Казань и миръ аки глубокъ прияти, лжуще и маняще, якоже отцу его лгаху и ругахуся. Царь князь великии, не знающа лукавства ихъ, яко юнъ сы, и не послушавъ советниковъ своихъ, возбраняюще ему не яти веры Казанцомъ: "истинно, царю, глаголемъ, достоино суть вечного проклятия; такови они лукавы", - онъ же не ятъ имъ веры, призва къ себе царя Шигалея и понуди его на царство въ Казань, паче же на смерть, да волею смиривъ привлечетъ его подъ руку державы своея. Царь же Шигалеи не смея преслушатися самодержца своего, ни рещи ему противъ ничтоже, да не разгневаетца нань - неволя бо много можетъ, паче волного - подвизается, и поиде съ Казанскими воеводы на царство, великою печалью одержимъ сы, не просто же, но на вере и роте, да не убьенъ будетъ отъ нихъ: тако же они отъ него разпленени да не будутъ, никоя же вины прошлыя не мстити, и да прежде идетъ къ нимъ не въ велицеи силе да не убоявшеся Казанцы пленения отъ царя вси во граде затворятся и царя самого и пословъ своихъ во градъ же не пустятъ. Симъ лщениемъ омануша послы Казанския: ятъ бываетъ, аки медведь въ мрежи зверинами, лестью и словесы лукавыми, и не взя съ собою царь ни силы многия, ни стенобитного наряду, ни огненныхъ стрелцовъ, но токмо взя съ собою варваръ своихъ 3.000, два воеводы съ нимъ Московския: единъ посланъ на брежение царя въ Казани быти съ нимъ, князь Дмитреи Белскои, съ темъ его двора 1.000; другии воевода князь Дмитреи Палицкои, тому же велено царя проводити въ Казань и посадить его на царство и возвратитися къ Москве. И пришедъ тамо царь, и встретиша его Казанцы въ пансыряхъ, и въ доспесехъ одеянны, не зъ дары царскими, со оружми кровольющи, и взяша царя неволею, единого, въ Казань, безъ воеводъ, и съ нимъ мурзъ его и князеи 100, и техъ емъша въ темницу заключиша, а прочихъ всехъ на поле избиша на великимъ, царя не пущая во градъ. И виде воеводы князь Дмитреи сотворшее надъ царемъ, проводивъ его съ плачемъ и со слезами, и поклонився царю, ни единыя ночи препочинувъ у града, и побеже скоро къ Москве, и поведавъ сие самодержцу. Казанцы же отпустиша воеводу, ни единого же слова рекша худа, а после каявся отпустивъ его. А другаго воеводу, коего со царемъ посланъ на брежение, того на посаде оставиша, даша дворъ ему стояти за градомъ и не брежаху: еда како хощетъ; токмо ездить ко царю не даху ему; онъ же паче со царемъ изволи умрети въ Казани, а къ Москве не восхоте ехати. И бысть тогда въ Казании царь единъ, въ лета 7054 го, не яко царь, но яко пленникъ изыманъ, крепко брегомъ; и спущаху его изъ града гуляти никамо же. И виде себе отъ Казанцовъ въ неизбытную беду велику, тужаше и плакаше, и втаи Бога небеснаго модяше, по вере своеи, и Рускихъ святыхъ на помощь призывающе, и мысляше, како свободитися отъ напрасныя тоя смерти, во царския место власти смиряшеся предъ ними, повиновашеся, ни въ чемъ же прековаше имъ, и славныя пиры на нихъ творяше по вся дни, дарове имъ подаваше, не хотя же царства, токмо отъ горкия напрасныя смерти избыти. Они же царскую честь и дары ни во что же вменяше, и сосуды его, раставленныя предъ нимъ, златыя и сребряныя, на столе, разграбляюща, сердце его раздражающе, злии, дань то изрече имъ - они же, въскочше, ту скоро разсекоша мечи, аки сыроядцы звери аки овча или козла разторгутъ. Но царская смерть не бываетъ безъ ведома Божия, ни проста человека, ни коегождо. И вложи Богъ милосердие, верного его ради страдания за христьяны, въ сердце болшаго князя Чюре Наровича, властеля Казанского - власть надо всеми Казанцы - и пожеле о немъ сердцемъ и душею своею, и припаде ко царю верною правдою нелестною, добру помощь ему дая советомъ своимъ, и печаль отъ него отревая, и время подобно избежанию его сказуя, избавляя царя отъ неповинныя смерти; обличаетъ же и сказуетъ ему велможъ Московскихъ, по именомъ, доброхотающихъ ему, и къ Казани вести о зле и о добре подающихъ имъ, дары отъ нихъ велики взимаше; вдасть ему грамоты и веры для за печатми. Казанцы же неотложно того дни, сего дни хотяше царя убити, но побеждаше ихъ смирение его, и маня имъ Чюра, царя убити, день ото дни отлогаше. Во единъ же день празника некоего Срацынского обычаи же Казанцы имеютъ празновати и веселятися дома, испивати въ корчемницахъ многихъ. Въ тои же день созва царь на обедъ свои всехъ Казанскихъ велможъ, и властелеи, и судьи, и всехъ ратныхъ людеи, и купцовъ великихъ, до обычныхъ людеи и до простыхъ, учережаше ихъ самъ въ полатахъ своихъ царскихъ, всему народу градцкому повеле брашно, пития, вина и медъ на возехъ возити, великiя сосуды мерныя, наливати, неисчерплему быти постявлять на цареве дворе, и на площади, во всемъ граде, и по улицамъ, и на роспутия, идеже збираются людие и куплю деютъ, и нищимъ давати невозбранно пити до воля ихъ всехъ, велможамъ же - великия дары имъ подаааше. Уланове же, князи и велможи, и мурзы все упившеся до пьяна: кождо ихъ, где заваляшеся, спаху, - и вси царя похваляху, убози и нищии Бога о немъ моляху, и все до мертва пьяни спяще, до болыпихъ и худыихъ. И домыслися царь сего, - токмо бы тогда всехъ, царю, побилъ! или бы царя кто вразумилъ, - токмо болшихъ велможъ Казанскихъ 20 убилъ и болшихъ велможъ 8 пьяныхъ съ собою ухватя и умча; они же проспашася, все въ чепяхъ и въ оковахъ, ведомыя, на пути, они же плакахуся совета своего мыслия. Царю же изготовившуся и воеводе его, нощи того дня приспевшу, во граде же всемъ людемъ, малу и велику, пьяномъ, Чюра же проводи царя исъ Казани до Волги и спусти его убежати, и норови ему, и рече Чюра: "азъ вместо тебя умру въ Казани и моя буди глава въ твоея место главы; ты же мною да избавленъ буди и не забуди мене, егда будеши преже мене на Москве, предъ самодержцомъ станеши: воспомяни мя ему о себъ·". И исповедавъ Чюра всю свою мысль царю: "яко да и азъ буду за тобою готовъ бежати исъ Казани, къ Москве же, на имя самодержцово; аще не убегну, то убьенъ буду отъ Казанцовъ про испущение твое". И советъ ему давъ Чюра, да ждетъ его царь на некоемъ месте знаеме, день ему нарече: "да зъ женами своими и зъ детми, и съ рабынями, и со всемъ имениемъ своимъ, немедля ни мало да побегну азъ къ украинамъ Рускимъ". Разгневася князь Чюра на Казанцовъ, о царе Шигалее, что лесть сотвориша, не по совету его: взяша бо царя на вере и ропте велице, и восхотеша его убити, аки некоего злодея и худа человека, Бога не убояшася; брань бо конечную и кровопролитие зачаша съ Московскимъ самодержцомъ, на отомщение себе и чадомъ своимъ. Се бо царь испущенъ Чюрою княземъ - ина реку Богомъ - и воевода его, со всеми отроки, князь Дмитреи, небрегомъ, за царемъ же, побежа къ Василю граду къ Рускимъ украинамъ, въ борзоходныхъ струзехъ, токмо душами своими, яко новорожденны, чтобы едины главы своя унести отъ напрасныя смерти, всю казну свою пометавъ въ Казани, златую и сребряную, и оружную, и ризную, урвася аки зверь отъ тенята, яко птица отъ кругла на воздухъ полете. Фторое избы Казанцовъ. Отъ страха смертного царь жи забы пождати друга своего верного. Чюру Нарыковича, на месте уреченномъ, избавльшаго отъ смерти. Во утрии же день приехаша нецы Казанцы, князи и мурзы, надзрети царя и вшедше царевъ дворъ: аки пусть стоящъ, ни входящихъ, ни изходящихъ не бе, ни стражеи, ни брежателеи, ни слугъ царевыхъ, стоящихъ его; и поискавше царя въ ложницахъ его не обретоша ни въ единои храмине и видеша токмо стоятелеи царевыхъ и лежаща и сеченыхъ. Они же рече: "охъ, охъ, увы, яко прелщени есмя; всякъ посмеется намъ; ведомо бо Казанцомъ убежание царево". И гнашася за нимъ, ведуще, яко не согнати его, и между собою которовахуся и пряся между собою, ово на того, ово на иного, и многихъ избиша между собою неповинныхъ. Гневахуся вси на Чюру, яко унимаше ихъ убити царя, и роптаху, и зубы скрежчюше. - Они же почиташе Чюру за храбрость его и за высокоумие его во всемъ граде. - Чюра же, по времени собрався зъ женами своими изъ детми - съ нимъ же бе 500 служащихъ рабъ его, во оружияхъ одеянны; всехъ ратникъ съ нимъ 1.000, и присталыхъ къ нему - со всемъ богатествомъ князеи, зъ женами и зъ детми, аки въ села своя поеха проклажатися исъ Казани, и побежа къ Москве, спустя по царе 10 днеи, и догнавъ места реченного и не обрете царя, ждущаго его. И горко ему бысть въ тои часъ. А Казанцы же уведавъ бежание Чюры, и гнавше за нимъ, и догнавша. Онъ же, обострожася въ месте крепце, чаяся отбитися отъ нихъ; и бившеся съ ними долго. И убиша храброго своего воеводу Чюру Нарыковича и с сыномъ его, и со всеми отроки его, яко предлагатаи есть Казани, доброхота царева; токмо жены его живы съ рабынями ея въ Казань возратишася. И несть болши сея любви ничтоже, аще кто за друга душу свою положить или за господина.
 

Послание царя Сапкирея. По избежании царя Шигалея исъ Казани, Казанцы же придоша за Яикъ и придоша ко царю Сапкирею, молиша его, да идетъ въ Казань царемъ третее, ничего же бояся; онъ же радъ бысть и поиде съ ними въ Казань на царство. И встретиша его зъ дары царскими, и умиришася съ ними, и царствова два лета, изверже окоянную свою душу вонъ отъ себе. Оле судебъ Божиихъ! Его же мечь и копье не уби, - а многажды на рати смертныя раны возложаху нань, - тои же пиянъ, руце свои и лице и нози умывал, напрасно запенся ногама своима, и ударися во умывалны темецъ главою своею, и заразися весь о землю, и вся составы тела его разлабеша, не успевшимъ предстоящихъ ему ухватити. И оттого умре того же дни; рече сие, яко кровь христьянская уби мя. И всехъ летъ царства на Казани 32 лета. Умирая же приказа царство меншеи царице своеи Нагаинине, сынъ бо ему отъ нея родися: тремъ же роздели имение свое, равно, царское и отпустить повеле во отечество свое: болшая поиди въ Сиберь, ко отцу своему Сиберскому царю: другая же въ Асторохань, ко царю своему отцу; 3 же въ Крымъ, къ братеи своеи, княземъ Ширинскимъ; 4 же бе Руская пленница, дщерь некоего славного князя, та по возвращени царя изъ Нагаи умре въ Казани. И по смерти цареве воста брань велика въ Казани, в велможахъ его крамола и губителство зло: не хотятъ бо Казанцы менши болшихъ слушати и покарятися имъ, коимъ царство приказано бысть брещи; вси бо творяхуся велики, властвовати въ Казани хотяху, за сие другъ друга убиваше, инии же убежаху исъ Казани къ Москве, на имя царево самодержцово, служити ему. Онъ же небоязненно приимаше и подавъ имъ потребная нескудно, они же призываху племя свое къ Москве. И выехаша Казанцовъ до 10.000 на Русь. Божие слово збысться, во Евангелии: аще кое царство востанетъ на ся само, то вскоре разится и попираемо будетъ люте отъ языкъ. Царю же, Шигалеи исъ Казани на Коломну прибежавъ, аки ястребъ борзо прелете - ту бо стояше все лето - царь же Шигалеи Московскому царю втаине возвестивъ вся на Казанцовъ, о себе, какъ хотяше убиенъ быти отъ Казанцовъ, и какъ Чюра его упусти исъ Казани, и показавъ грамоты ихъ за печатми ихъ. Онъ же возъяряся велми и рыкнувъ, аки левъ, въ правду сицовыхъ обысковъ и опытавъ, христьянсти губителеи, бесерменъскихъ поноровниковъ, и повеле 3 боляръ своихъ, полатныхъ болшихъ велможъ, лесть творяще, главнеи казни предати, четвертыи же техъ боляринъ, зелемъ опився, умре. 8 боляръ техъ, ведаючи дело сие, а повинныя тии же, бежаниемъ скончашася, смертныя казни избыша, и дождашася времени, инеми обослашася. Царь же князь великии за сию измену Казанцовъ посла Казанския земля воевати все улусы дву своихъ воеводъ преславныхъ, а третьяго началного воеводу, храброго князя Семиона Микулинского, памяти незабытного, да князя Василя Оболенского Сребряного и съ нимъ налехко рать многу, копеиника и тулоносцы, огненныя стрелцы. Отпущающи и рече имъ царское слово свое, съ любовию: "весте, о силнии мои воеводы, каковъ пламень горитъ въ сердцы моемъ отъ Казани? Не угаснетъ никогда же. Воспомяните же, когда благо прияли есте отъ отца моего, отъ мене же еще мало, се ныне предлежитъ вамъ время показати ко мне служба своя нелестно: аще ми послужите и печаль мою утешите, то многимъ благимъ, паче первого, друзи мои бысте". И отпущаетъ ихъ Волгою въ лодияхъ, и заповеда имъ не преступати хъ Казани, самъ бо, помышляше итти изготовлен, егда ему время будетъ.

Похвалю же мало словомъ храброго воеводу, всеми любимаго князя Семиона. Таковъ бе обычаемъ и умомъ: веселъ всегда, и светелъ, и радостенъ очима, и тихъ, и кротокъ, и силенъ въ мужестве, и славенъ въ бедахъ, и въ скорбехъ терпеливъ, и наученъ копьемъ метати, укрыватися отъ стреляния мечемъ, сечь и на обе руки стреляти въ примету, не грешити. Тои же воевода, князь Семионъ, зъ другимъ реченнымъ воеводою уязвляются сердцемъ и вооружаются крепце со многими храбрыми вои, и шедъ повоеваша многия Казанския области, кровью наполниша Черемиския поля и земли варварскими побитыми мертвецы, а Казань градъ мимо идоша, неподалече, токмо силу свою показаша Казанцомъ не приступающи ко граду. А велми бы мошно тогда невеликимъ трудомъ взяти Казань; пришли бо воеводы неведомы въ землю Казанскую, а во граде бе мало людеи: все велможи разъехашася по селомъ гуляти зъ женами и зъ детми, и царя во граде не бе. Обретоша его со птицами ловящь и со псы, впросте, въ мале дружине; а побита Казанцовъ 3.000, бывшихъ съ нимъ, шатры и казну его всю, бывшую ту, разграбиша, бывшего хлебокормлю яша жива, и самого же царя мало жива не яша: мало живъ во градъ утекъ, 5 или 10 юношъ съ нимъ, и градъ осади. И увиде бо царь - воеводы пришли въ Казань, въ 3 день собра царь Казанцовъ 20.000, посла за ними на похвале ста тысячими Руси не боятися и переняти у нихъ дороги, и догнати ихъ, и побити, и повоевати Руския пределы. Воеводы же почаяше за собою погоню и ставше негде въ крепкихъ местехъ, утаившеся; Казанцы же 3 дни гнашася за ними, и утомишася сами и кони ихъ, и падоша опочивати замертва, чающе у нихъ ущедшихъ воеводъ Воеводы же, отшедша отъ места своего, и поидоша молкомъ, гребуще къ месту тому, идеже Казанцы отъ труда испочиваютъ, и послаша некоихъ подзрити имъ: видеша ихъ крепко спящихъ всехъ и оружия своя поснемшихъ, и стражеи не имущихъ, и стада конская далече отъ нихъ пасомы, не боящимся никого же, занеже въ своеи земли. И отогнаша преже кони ихъ и, вседше на коня и вструбиша въ трубы и въ сурны, нападоша на нихъ въ полудне, вару сущу и зною велику, и побиша 17.000, а 2.000 взяша въ пленъ, а съ тысящу уязвенныхъ убегоша въ лесы. И съ великимъ полономъ Казанскимъ воеводы пришедше къ Москве, здравы все, ни мало ихъ не паде. И радъ бысть о семъ велми царь, великии князь, и велелепно издари воеводъ своихъ, и вся воя издоволи, ходившия съ ними, и надъ пленомъ Казанскимъ великими своими царскими дарованми, яко забыта имъ вся труды своя, еже ходяще прияша нужнымъ путемъ. И се збысться начальная победа, первая, самодержца нашего надъ злою Казанью. И никакоже царь съ Казанцы своими устрашися, ни смирися съ Московскимъ самодержцомъ, ни преста отъ злаго обычая своего, еже воевати Руския земля, но борзо умре по возвращени своемъ изъ Нагаи; царствова по тои победе толко 2 лета. Умре царь Казанскии, начать князь великии рать свою возвизати, переменяя, по вся лета, на Казанскую державу; неизходимо воинество Руское бываше по 7 летъ исъ Казанския области, донележе, смиривъ его темъ, и взять. Царь же, князь великии, слышавъ царя Казанского Сапкирея, злаго воина, лютаго зверя, кровопиицу, зле умерша, а въ велможахъ его и во всехъ Казанцехъ возмущение, и брань, и самоволие велико, и подвижеся умомъ и сердцемъ, и уязвися, и разгореся божественною ревностию по християнстве, и въ третее лето царства своего собра вся князи, и воеводы своя, и вся Руская воя многа и поиде самъ хъ Казани, во многихъ тысящахъ, въ зимнее время, въ лето 7058. И велика бысть нужа воемъ его; отъ студени бо и отъ мраза, и отъ глада мнози изомроша, и конского падежу безчисленно бысть. Велика бо тогда зима бе и мразна, къ тому же весна скоро приспе, и дождь много и великъ идяше, месяцъ не престая лияше; - но или Богъ тако сотвори, или волхованиемъ Казанскихъ волхвовъ сие бысть, не вемъ, - яко и становищамъ воинскимъ потонути, и местъ сухихъ не обрести, где стояти, и огнемъ горети, и ризы своя посушити, и ядение сварити. И того ради мало стоя у Казани; токмо 3 месяца, приступающи ко граду по всядни, бьющи по стенамъ изъ великихъ пушекъ. И не преда ему Богъ Казани тогда, яко царя не бе на царстве и не бы славно было взяти его. И возратися на Русь, Казанскую землю всю почернивъ и главнею покативъ, видя у града напрасное паденiе и многое людеи своихъ. И мимо грядущи путемъ по Волзе, левомъ, за 15 верстъ отъ Казани, на, реце зовомеи Свияге, еи же устье въ Волгу течетъ, и узре ту, между двема рекама, гору высоку и место строино, и твердо велми, и красно, и подобно къ поставлению града, и возлюби ево въ сердцы своемъ. Не яви тогда мысли своея воеводамъ ни единому же, не рече, ни досаже имъ, да не разгневаются нань, и паче времени не сущу. Бе бо место, и лесъ великъ по нему же, подле же рекъ техъ, Волги, Свияги, бе бо то место лесъ великъ по нему подле рекъ техъ Волги, Свияги, великия луги прилежатъ и травы велми красны, вдале же отъ лугъ, въ гору, села Казанския стояху, въ нихъ же горная Черемиса живетъ. Две бо Черемисы бе въ Казанскои области, а языка три, 4 языкъ варварскои, владеяша ими; едина убо Черемиса объ сю страну Волги сидитъ, промежъ великихъ горъ, по удолиямъ, и та словетъ горная; другая же Черемиса объ ону страну Волги живетъ - и та ся наречетъ луговая, низоты ради и ровности земля тоя - и вся те луги, землепашъсцы и трудницы и злолютыя ратники. Въ тои же стране луговои есть Черемиса Кокшаская и Ветлушская, живетъ въ пустыняхъ лестныхъ, ни сеютъ, ни орютъ, но ловомъ зверинымъ и рыбнымъ, и воиною питаются и живутъ аки дикии. И пришедъ къ Москве, царь, князь великии, и распусти воя своя препочити, и не прогневася о неполучени орудия своего, и хулная словеса не рече къ нему о напраснемъ хождени своемъ, и не ослабе ото всегдашного подвига и желания мыслию Казани, и не облени, ни преста отъ моления своего Богу со слезами, и не отчаяся надежды своея.
 

И абие видитъ видение некое во сне, показующе ему место то, где онъ самъ виде градъ, ту поставити веляше, яко древле царю Костянтину, на устрашение Казанцомъ, яко да погибнутъ отъ лица его и да мало некое пособие отъ града будетъ и украинамъ Рускимъ, и воемъ хрестьянскимъ крепость и покои ратующимся съ Казанцы, да яко дома, на Русии, во граде своемъ живуще и временемъ изходящи изъ него воюютъ землю Казанскую. И убудився отъ сна своего и разуме, яко истинное видение, а не лжа, и пославъ призываетъ къ себе прежъ помянутого многащи старого царя Шигалея изо отчины земля его, исъ Касимова, яко веренъ ему бе паче инехъ цареи и князеи, и веля ему итти къ Казани со всеми его служивыми варвары, яко уже гораздно знаема есть ему Казань и обычаи ихъ великъ Казанцомъ введомъ. Посылаетъ же съ нимъ 9 великихъ воеводъ своихъ, первое князя Петра Шуиского, второе князя Семиона Микулинъского, выше реченного, четвертое князя Василя Оболенъсково Серебряного, пятое брата его, князя Петра Сребряного, шестое Ивана Челядинова, семое Данило Романова, осмое Ивана Хабарова, девятово Ивана Шереметева; съ ними же протчихъ воеводъ, многочисленное воинство Руское, твердооружное и все златомъ испрещенно, и хитреца и градоздавца и делателя; и повеле имъ Казанския улусы пленити и воевати, и не щадити ни женъ, ни детеи, старыхъ и юнъныхъ, и всехъ подъ мечъ клонити, и на месте своемъ, на любимомъ и паче же Богомъ избранномъ, и градъ возградити, и всячески неослабно притужити и хъ Казани, егда коли будетъ мошно.

Царь же Шигалеи Касимовскои повеление приимъ отъ царя самодержца своего веселымъ сердцемъ, не зъ гневомъ и хулениемъ и скорбию, тако же и все воеводы великия и все Московское воинство радостны поидоша, аки ведая на готово орудие, шествие вскоре творяще хъ Казани плаваниемъ въ лодияхъ великою рекою Волгою, течение имеюще еи изъ Руси прямо на востокъ, отъ нея же за 5 верстъ градъ Казань о левую страну, - везущи съ собою готовы градъ древяны на великихъ лодияхъ Белозерскихъ, тово же лета новъ, хитръ сотворенъ. И плывше 30 днеи и приидоша въ землю Казанскую на реку Свиягу, на место указное имъ, Маия месяца въ 16 день, въ суботу седмые по Пасце, и сташа ту, не дошедъ Казани за 15 версть. И видеша место угодно и добро велми, и возлюбиша е царь и воеводы, и возрадовашася воя вся, и наутре, въ неделю, распустиша воя по улусомъ Казанскимъ воевати и пленити горныя Черемисы и нижния, овому же воиску, пешцемъ, повелеша на горе тои сещи лесъ и место чистити на поставление града. Божиимъ поспешениемъ вскоре дело конецъ приятъ и немного дни готовы собравше и поставиша градъ, великъ и красенъ, въ лета 7059, Iюня въ 30 день, и въ немъ церковь соборную, Пречистыя Богородица, честнаго Ея рожества, и 6 инехъ монастыреи внутри града устроиша, въ немъ же храмъ преподобны Сергии чюдотворецъ. Все воеводы и боляре, и купцы, богати и прости, и жителие во граде домы светлыя многи жити себе построиша, и радости и веселия наполнишася вси людие, и прославиша Бога.

И многа тогда быша исцеления отъ иконы великого чюдотворца Сергея, яко же у гроба его: слепы прозреша, немыя проглаголаша, хромымъ хождение дарова, сухимъ прострение, глухимъ слышание, и бесы изгна, и отъ плена исъ Казани избавляше, и всякъ недугъ исцелеваше данною ему отъ Бога благодатию. Яко же бо царь некии градъ свои велики возлюби, въ немъ же царствовати хотяше, то всяцеми земными вещми драгими и видимыми добротами украще, и да темъ славенъ и красенъ будетъ ото иноземцовъ далечихъ и странныхъ купцевъ и ото всехъ человекъ, входящихъ вонь, да зряще нань и дивятся и во своя си пришедше и сказуютъ инемъ красоты его, - тако же и блаженны нашъ Сергеи чюдотворецъ благими своими знамении и чюдесы украси и прослави новы градъ свои, и отъ всехъ познася по всему, яко хощетъ неотступно жити въ немъ, и градъ свои и вся люди своя, живущая въ немъ, надблюдати присно, отъ варваръ сохраняти; и преже намъ сего радостны вестникъ, неложныи, бываетъ, о еже до конца изчезновение Казанцомъ. И отъ сего прияша вся воя Руския известное дерзновение на враги своя Казанцы и на всю Черемису ихъ. Место же то сяково, идеже поставися градъ: прилежаху бо къ нему подале отъ него превысокия горы и лесомъ верхи своя покрывающе, и стремнины глубокия, и дебри, и блата; и близъ же града объ едину страну езеро мало, имеюще въ себе воду сладку и рыбицъ всякихъ мале доволну на пищу человекомъ, изъ него же округъ града течетъ Щука река и, мало шедъ, вътечетъ въ Свиягу реку. На такове границы красне, промежъ двою рекъ Щуки и Свияги, градъ ста. И се первие явися начало Божия помощи, молитвъ ради Пречистыя Богородицы и новыхъ святыхъ всехъ чюдотворецъ Рускихъ: егда царю и воеводамъ, пришедшимъ градъ Свияскъ ставити, и почившимъ въ третии день, и приидоша зъ дари и обославшеся стареишины и сотники горныя Черемиса, и моляху царю и воеводамъ, еже не воевати ихъ, княземъ бо и мурзамъ ихъ оставльше ихъ и въ Казань въ осаду бежавшимъ. Тогда вся горная Черемиса царю и великому князю приложися, полъ земля Казанския людеи. И посла царь въ улусы писари, и отписаша ихъ 40.000 луковъ гараздыхъ стрелцовъ, кроме мала и стара; не возраставого бо юноши, ни стара мужа не написоваху техъ луковъ. Сказываху бо се царю и воеводамъ нашимъ стареишины и сотники горния Черемисы, живуща неподалече отъ Свияжска града, тужаще и жалящеся, иже добре и гораздо сия святяща: "и до поставления града", рекоша, "за 5 летъ, царю нашему того лета умершу, и месту тому пусту сущу, и граду Казанску мирну, и всеи земли его не силно велми воеванеи отъ васъ, слышахомъ ту часто по Руски звоняще церковны звонъ: намъ же во страсе бывшимъ и недоумеющимся и чюдящимся, и послахомъ некихъ юношъ лехкихъ, многажды, доскочиши до места того и видети, что есть бывающее. И слышаху гласы прекрасно поющихъ во время церковного пения, а поющихъ не видеша ни единого же, но токмо видеша стара калугеря ту, на вашее рекша калугера, ходяща ту, крестомъ и на вся страны благословляюща, и водою кропяща, и образомъ яко любующа, а се стоя размеряюща, идеже поставитися граду; тоже место исполнено благоухания многа. Наши же юноша посланы жива яти его покусишася, да въ Казань сведутъ и на испытание, откуду приходить на место, и невидимъ бываше отъ нихъ; они же стрелы своя изъ луковъ своихъ пущаху на него, да уязвивъше поне тако изымутъ его, стрелы же ни блиско къ нему прихожаху, ни уязвляху его, но вверхъ сходяще на высоту и сокрушахуся тамо на полы, и падаху на землю, и устрашившеся юноша тыя, и прочь отбегаху. Мы же ждахомъ, како, и помышляхомъ и дивящеся въ себе, что се будетъ новое сие знамение надъ нами; и поведахомъ государемъ нашимъ, княземъ, и мурзамъ, они же шедше въ Казань царице нашеи и всемъ велможамъ Казанскимъ. И царица же и оне тако же дивяхуся и ужасахуся о явлени калугера".

И многажды отъ велможъ нецы сами въ полудне видяху. и жены ихъ и дети играюща. и градсти стражи въ нощии того же калугера, по стенамъ Казанского града ходяща и крестомъ градъ обсеняюща, и тако же водою на четыре страны кропляюща, но таяху въ себе и никому же того поведаху, да не страхъ и боязнь преже времени на вся люди нападетъ; но таино другъ зъ другомъ глаголаху и посылаху по хитрыя своя волхвы, допрашивающе у нихъ о томъ, что сее хощетъ необычно явитися. Волхвы же, яко древле Елинистии пророчествоваше о Христове пришествие, сице и Казанскаи глаголаху: "о горе намъ! яко приближается конецъ нашему житию, и вера христьянская будетъ зде, и Русь имать вборзе царство наше взяти. и насъ поработати и владети нами силно не по воле нашеи. Вы же, аще хощете, сказуемъ вамо прямо, необинующеся, и еще тихо пожити въ земли вашего отечества, женъ и чадъ вашихъ и родителеи состаревшися побиваемыхъ, ведомыхъ въ пленъ не ведети, то избравше отъ себя пошлите мужа мудры и словесны къ Московскому самодержцу, могущихъ умолити его и укротити, заранее смиритеся съ нимъ и обещаитеся быти подручни къ нему, не гордящеся, и дани даваите: не требуетъ бо онъ вашие дани, злата и сребра, и не нужно бо есть ему, но ждетъ смирения вашего и покорения истинного; и аще сего не сотворите, яко же глаголахомъ вамъ, то вскоре вси погибнемъ". Стареишины же наша тужаху и печаловахуся, овии же горделивы и зле смеяхуся, и не внимаху речемъ волхвомъ, глаголюще: "мы ли хотимъ подручники быти Московскому держателю и его княземъ и воеводамъ, всегда насъ боящимся! Имъ достоитъ бо и лепо есть то; намъ итъти владети и дани у нихъ взимати, яко же и преже; оне бо царемъ нашимъ присягали и дани давали, и мы есмя темъ изначала господие и оне раби наши; и како смеютъ или могутъ наши раби намъ, господемъ своимъ, противитися, многажды имъ побежденнымъ бывшимъ отъ насъ? .Мы бо искони обладани не быхомъ никемъ же, кроме царя нашего, но и служаще ему волни есмя въ себе: камо хощемъ, тамо идемъ, и ту живемъ и волею своею служимъ; въ велицеи неволи не обыкохомъ, яко же на Москве у него живуть людие, великии скорби терпяще отъ него; темъ ни слышати хощемъ, еже глаголете." - И многи хулы глаголавше и укоривше волхвовъ, и посмеявъшеся имъ, вонъ изгоняху отъ себе бещестны, плюнувше на лица ихъ; иногда же въ темница всажаху ихъ, да не возмущаютъ людми. Они же паче вопияху къ народу: "горе, горе, Казанскимъ людемъ! яко въ пленъ и въ разхищение будутъ Рускимъ людемъ, воемъ. Горе же и намъ, яко волхвования наша съ нами исчезаютъ". И се тако збысться, яко же рекоша волхвы наши. И разуме царица отъ волхвовъ, яко збысться конецъ проречения отъ она боляшая царица Сиберская, но молчаше и людеи укрепляше. Прорече некогда та царица Казанское взятие въ болезни своеи, аки неволею въ себе таивъ.

При царе бо некогда, еще ходившимъ Казанцомъ воиною на Руския пределы, на Галичъ и на Вологду, и на Чюхлому, и на Кострому, многи крови христьянския пролившимъ и взяв шимъ тогда, изгономъ прискокавше, градъ пребогатую Балахну, немногими людми посланы отъ болшихъ, токмо 6000 на мяснои неделе, на зоре утреннеи, градцкимъ людемъ исплошившимся и во время то испивающимъ, яко же обычаи есть христьяномъ въ тыя дни о Бозе веселятися. Варвари же гражанъ мужеи и женъ и зъ детми всехъ подъ мечъ подклониша, не ведуще ихъ въ пленъ, отягчения ради: единемъ златомъ и сребромъ и одеждами златыми, инеми таковыми же и всяцеми вещми многоценными угрузишася и взяша боле всея рати своея, наполнивше возы и вьючьная бремена тяжкая; обычного же рухла отъ смиренниишихъ ничто же взимаху, но вся во огнь сия вметаху и сожигаху, яко непотребна имъ. И съ такимъ великимъ пленомъ въ Казань пришедшимъ, царю съ воеводами своими веселящуся на пиру своемъ, а царице его болшои, Сиберке, на одре слежащи и люте болезнующи недугомъ некимъ, и царь веселъ прииде къ неи въ ложницу, радость еи поведал, Руского плена и богатства неизчетного привезенiе къ нему; она же, мало молчавъ, аки новая Сивилда, Южская царица, со воздыханиемъ испущаше, глаголя отвешаше ему: "не радуися, о царю, сия бо радость и веселие не на долго время будетъ намъ, но по твои животъ, и оставшимся плачъ и въ сетование нескончаемое обратитца; и за тое неповинную кровь христьянскую своею кровью отольютъ, и зверие и пси поедятъ теляса ихъ, и не родившимся и умершимъ до того отраднеиши будетъ, и блажащеи царие въ Казани уже, по тебе не будутъ; вера бо наша во граде семъ искоренится и вера будетъ святая въ немъ, и обладанъ будетъ Рускимъ здержателемъ". Царь же замолчавъ и разгневався на ню, вонъ отъ ня изъ ложницы изыде.

Къ сему же третие знамение при мне же бысть, еще бо ми тогда въ Казани живуща. Бе не въ коемъ улусе Казанскомъ малъ градецъ пусть, на брезе высоце Камы реки стоя, его же Русь имянуетъ бесовское градищо, въ немъ же живяще бесъ, мечты творя отъ много летъ. И то бе еще старыхъ Болгаръ молбище жертвенное. И зхожахуся ту людие мнози со всея земля Казанския, варвары и Черемиса, мужи и жены, жрюще бесу и о полезне себе вопрошаху отъ ту сущихъ волхвовъ. Бесъ же аки овехъ отъ недугъ исцеляше, овехъ, съ нерадениемъ минующихъ его, уморяше, не пометнувшихъ ему ничто же и плавающихъ рекою опроверзаше лади, потопляше въ реце, - чюдо же, отъ христьянъ некихъ погубляше. - Темъ никто же смея проехати его не поверхши мало что отъ рухла своего, и къ вопрошающимъ ответъ невидимо отдаяше жерцы своими, комуждо ихъ долголествие сказываше, смерть и здравье, и помощь, убытцы и на землю ихъ пленение и пагубу, и всяку скорбь. И на воину пошедше жряху ему совопрошающися съ волхвы, аще зъ добыткомъ или съ четою возвратятся; бесъ же проявляше имъ впредь и симъ прелщаше, овогда же и яша. И посла тогда царь самого Сеита Казанского вопрошати, аще одолеетъ Казань Московскии царь, князь великии или Казанцы ему одолеютъ, и до 10 днеи павше кляцаху на землю молящеся ерея бесовския, не востающи отъ места и мало ядуще, да не умрутъ зъ гладу. Минувъ 10 днеи, въ полудни отозвася гласъ отъ беса въ мечте, глаголюще, всемъ людемъ слышащимъ: "что стужасте о мне? Уже бо вамъ отныне несть на мя надежи, ни помощи ни мало отъ мене; отхожю бо отъ васъ въ пустая места, непроходная, прогнанъ Христовои силою; при ходить бо сюда со славою своею, хощетъ воцаритися въ земли сеи и просветити святымъ крещениемъ". И по мале часе явися дымъ чернъ, великъ, изнутрь градца, изъ мечети, на воздухъ идя, смрадъ золъ, изъ дыма же излете змии великъ, огненъ, и на западъ полете, всемъ намъ зрящимъ и чюдящимся, и невидимъ бысть изо очию нашею. И разумевше вси бывшее ту, яко исчезе животъ ихъ.

Царя же въ то время не бе на Казани, умеръ бо бяше, и остася царица его молода, и родися отъ нея царевичъ единъ, именемъ Мамшкиреи, единемъ летомъ отъ сосцу матери своеи, ему же по себе отецъ царство приказа. И владевше пять летъ после царя своего царица Самбекъ имя еи, всемъ Казанскимъ царствомъ, докуды сынъ ея возрастетъ, царевичъ, во царскии разумъ приидетъ совершенъ. И брежаху съ нею Казань уланове, князи, и мурзы, и болшия велможи, и приказщики, въ нихъ же бе первыи боле всехъ царевичъ Крымскии, именемъ Кощакъ. Тои за едино лето до сего Казань отстоя ото взяти, удержа отъ самого царя Московского. Се же вси видевше, царица и вся держатели Казанския, и простыя земския люди, Черемиса нижняя, по Рускому же чернь, что прииде изъ Русии царь Шигалеи Московскии со множествомъ вои Рускихъ, съ великимъ нарядомъ огнянымъ, аки смеяся имъ, играя, не во многи дни поставиша градъ среди земля ихъ, яко на плеща ихъ, да подивятся имъ; нагорняя Черемиса отступиша отъ нихъ вся и заложися за Московского царя. Казанцы же вборзе ничего же не сведавше, ни поставления градного, ни Черемисы отложения; много имъ сказующи и не яша веры, гордостию снедаеми, чаюице малы градецъ поставленъ, зовомъ гуляи. Тотъ бо многожды ходилъ съ воеводами хъ Казани, сотворенъ на колесехъ и утверженъ чепми железными, его же некогда оторваша Казанцы и 7 пушекъ въ немъ ухватиша. Егда же истину уведаша Казанцы, что поставленъ бысть великии градъ, и почаша тужити и тосковати. И возбояся царя Казанцы вси, и устрашишася зело: вниде трепетъ въ нихъ великъ, крепость въ нихъ вся исчезе, и мудрость ихъ и гордение поглощено бысть Христовою силою; и рекоша сами себе: "что сотворихомъ? почто не убрегохомся? какъ уснухомъ? какъ оболсти насъ Русь лукавая, аки во сне?" И думаше много со царицею. Она бо, аки лютая лвица, неукротимо рыкаше, веляше въ Казани осаду крепити и вои многихъ на помощь отвсюду збирати, откуду поидутъ къ нимъ, отъ Нагаи, и отъ Асторохани, и отъ Крыма, и отъ Азова, аще недостанетъ столикихъ своихъ вои на противление Руси, и давати царския казны злата и сребра безъ скупости наима, елико хотятъ; царя Касимовского Шигалея и воеводъ Московскихъ со всею силою Рускою изгнати отъ земля Казанския, и градъ новы отняти, всячески и противитися, доколе мочно. Никто же бо ея слушаше. Царица бо ведаше неизбытье свое: волею крепитися не хотяше. Единъ бо ея некто подкрепляюще и крепце съ нею стояше за Казань, противляшеся безо лсти Московскому, воюяся и премогаяся съ нимъ 5 летъ, по наказу царя своего, - и по смерти выше всехъ почтенъ бысть отъ царя своего, воеводства его ради и мужества его на бранехъ, именемъ Кощакъ царевичь, мужъ зело величавъ и свирепъ. Къ нему же приложишася Крымцы и Нагаи и все приезжаша языцы въ Казань, отъ 20.000; и хотяху брань составите съ Русью, Казанцы же все не хотяху, глаголюще, яко мы немощни есмя ныне, не силны противитися воемъ Рускимъ, аки неизученые младенцы: и бысть между всехъ пря и несогласье во едину мысль, и за сие погибоша.

Того же царевича Кощака не токмо вси Казанцы сведаху отъ своея ему жены прелюбыи творяща со царицею после царя, но и на Москве слышаща речь та и во многихъ ордахъ. Еще же и здее сего, мысляща съ нею царевича, сына ея, убити, юнънаго. Велможи же все обличиша его о беззакони его; онъ же восхоте царицу за себя взяти и воцаритися на Казани. Тако бо женское ко греху естество полско; некииждо бо тако прелютыи зверь убиваетъ щенца своя, ни лукавая змия пожираетъ исчади своихъ! Советницы его, велможи, возбраняху ему, да престанитъ отъ злодеиства того, и убиствомъ прелщаху ему; онъ еже власть имы надо всеми и не смотряше же ни на ковоже. Любляше бо царица, зазираше доброте его, и разжизанми плотскими сердце ея уязвенно бе къ нему всегда: не можаше ни мало быти безъ него, не видя лица его, огненными плотми разпалаема. Кощакъ же царевичь, видевъ царство все люто волнуемо, и разуме неможение свое и неизбытье, неминущую беду свою отъ Казанцовъ мятущихся всехъ и не слушающихъ его ни въ чемъ, и умысли убегжествомъ сохранити животъ свои, и нача у Казанцовъ проситися исъ Казани ласковыми словесами, яко да отпустятъ его въ Крымъ. Они же отпустиша его честно, со всемъ имениемъ его - бе бо велми богатъ зело. Онъ же собрався съ Крымскими варвары, жившими въ Казани, и взя брата своего, и жену свою, и два сына своя, и взя стяжания своя, и нощию воставъ и побеже исъ Казани, не являся никому, яко не побеже, но яко збирати воя и поиде самъ, не веруя инемъ посланнымъ отъ него: все посылаеми не дохождаху тамо, уду же посланы бываху, на собрание воиномъ, къ Москве и зъ граматами его приежжаху, отдаваху самодержцу. Казанцы же испустиша его и даша весть царю Шигалею, - и взыдетъ на нихъ вина бежания его - не любяше бо его Казанцы за сие, что, иноземецъ сы, яко царь силно владеша ими. Царь же Шигалеи посла за нимъ погоню, воеводу Ивана Шереметева, а съ нимъ 10.000 лехкихъ людеи. Воеводы же догнавъ его въ поле бежаща между двема рекама, Дономъ и Волгою, на переволоке и поби всехъ бежащихъ съ нимъ 5.000, и взяша богатства много у нихъ, самого же улана Кощака и зъ братомъ жива яша и зъ женою, и зъ детми, и 300 добрыхъ съ нимъ варваръ, въ нихъ же бе 7 князеи, 12 мурзъ, и послаша къ Москве оттуду. И приведоша буяго варвара въ царствующи градъ бещестно, аки лютого зверя, всего железными чепми окована. И не хотя добромъ смиритися и волею предатися; Богъ неволею преда его. И воспросиша, еже повелениемъ царевымъ аще хощетъ креститися и служити ему, то да милость прииметъ отъ него и живъ будетъ; онъ же рабъ его быти хотяше, а креститися отрицашеся, ни мыслию внимая. И благословения не восхоте и удалися отъ него. По неколицехъ днехъ держаща его въ темнице изведоша его воины изъ града на секателное место и побиша ихъ мечемъ всехъ. А жену его со двема сыны ея крестиша въ православную веру, и взять я къ себе христолюбивая царица, въ полату свою жити, а два сына Кощаковича царь взя къ себе во дворъ и изучи ихъ Рускимъ грамотамъ гораздо и крепко.

По убежени исъ Казани царевича Кощака собрашася ко царице и рече: "что дума твоя съ нами, еже о насъ? когда утешимся отъ скорби и печали нашея, душа наша? Уже бо прииде кончина твоему царству и нашему съ тобою владению, яко же мы сами видимъ великое наше согрешение и неправду, бывшую на Рускихъ людеи: и постиже наше царство гневъ Божии и насъ плачъ неутешимы и до смерти нашея; бе бо сама видела еси, колико Руси победихъ и погубихъ и съ великимъ такимъ царствомъ много летъ боряхуся. Паче боле ихъ умножается, Богъ бо ихъ съ ними всегда побеждаетъ насъ. И аще бо восхощемъ на нихъ востати, супротивъ Руси, бранию, яко же ты пущаеши насъ. Рускимъ бо воемъ многимъ сущимъ, готовымъ уже, великъ нарядъ у себе имущимъ, на томъ пришедшимъ съ нами бранитися, намъ же многимъ людемъ не собравшеся и не изготовльщимся; да веси сама себе, яко побеждени будемъ отъ нихъ, неже победимъ ихъ. А храбрыи Кощакъ царевичь, его же держахомъ у себе въ царя место, чтяше, покоряющеся ему по цареву приказу, и надеяхомся нань, аки на царя же, а онъ въ горкое сие время и нужное прежъ всехъ насъ устрашися, и оставя насъ въ мятеже и въ печали и взявъ имения многа своя же и чюжая, и храбрыхъ людеи таино сведе отъ насъ, яко всему царству грубя, и побежавъ съ великою корыстью, хотя единъ угознути Божия суда. Не убежавъ, отъ коихъ бегаше, и бояся изымания къ темъ и самъ прибежавъ, и впаде въ руце, и погибе. Ныне же высокоумие наше и гордение преложимъ на кротость и на смирение: оставльше нелепыя наша думы, идемъ ко царю Шигалею съ молениемъ и смирениемъ отъ лица твоего, яко да не бы помнилъ нашия вины и наругания, - еже иногда сотворихомъ ему и хотяще многажды убити его, - дабы царемъ на Казани селъ и взялъ тебя честно женою себе, не гордяся тобою, съ любовию, не яко горкую пленницу, но яко царицу любимую и прекрасную, дабы укротися сердце его, и умирятся воеводы все". И люба бысть речь царице и всемъ велможамъ, и всему народу Казанскому. И сими словесы совещавшеся и болша сихъ, и поидоша отъ царицы болшие велможи и уланове князи и мурзы Казанския во Свияжскии градъ ко царю Шигалею и къ воеводамъ. И пришедши къ нимъ и вдаша имь дары светлыя и начата тихо глаголати о смирении отъ всего сердца ихъ и нелестно молити царя Шигалея, яко да идетъ на царство въ Казань и ничто же сомнеяся: "молимъ тя, благоволны царю, и кланяемся вамъ, великимъ воеводамъ, всемъ; не погубите насъ, рабъ своихъ, до конца; приимите смирение и покорение, и великии градъ нашъ, и вся земля державы его предъ вами есть, и ваша. да. будетъ; у насъ же нетъ царя на царстве, того ради межъ нами бываетъ мятежъ великъ, межюусобица и нестроение земское. Ты же аще помилуеши насъ, царю, и всего зла нашего забудеши и не воспомянеши древния своея обиды, не мстиши намъ, и царицу нашу возмеши за себе, то все царство и со всеми нами повинно будетъ и несопротивно". Царь же, советовавъ съ воеводами, яко же наказа имъ самодержецъ во единои мысли жити и о себе ничто же творити, и приятъ смирение у Казанцовъ и няся у нихъ быти царемъ на Казани и царицу нашу поняти. И приеждяху на зговоръ по 15 днеи Казанцы, пироваху и веселяхуся у царя и у воеводъ, и уложишася царь съ Казанцы миръ аки вечны, и приехаша въ Казань, возвестиша царице, яко миръ со царемъ совершенъ взяша, да и царство предаша, и тебе хощетъ поняти царицею.

Она же аки на радости велицеи посла ко царю некия дары честныя и царское некое брашно устроивъ; онъ же повеле поискусити, брашна часть малу дати псу снести, а питие же излить: песъ же брашна того лезнувъ языкомъ - и расторже его на кусы. И въ другорядъ же царица къ нему присла срачицу драгу, царску, зделавъ сама, своима рукама; царь же повеле на себя служащему своему, осуждену на смерть варварину: отрокъ же паде тотчасъ на землю мертвъ, яко всемъ бывшимъ устрашитися ту. Царь же изветъ о неи сотвори Казанцомъ, глаголя, яко по вашему научению сотвори сия мне царица ваша. Они же кляхуся, неведуще сего, и даша ему волю, яко же хощетъ съ нею за сие зло. И разгневася на ню царь, и ять царицу къ Москве, и посла ю, яко прелютую злодеицу, со младымъ лвищемъ, сыномъ ея, и со всею царскою казною ихъ. А Казанцы же ведаша то известно и не сташа о неи съ царемъ впреки, что царица слово свое и клятву преступи. Казанцы же подустиша его на ню и волю ему даша вывести царица исъ Казани и невозбранно, яко да не все царство погибнетъ единыя ради жены: "яко мы составляемъ миръ и любовь, какъ бы избыти вскоре печали сея, минути, она же возвизаше брань и мятежъ: вправду она достоина изгнания".

По царице же Сеита своего Казанцы, мнимого учителя ложного закона Махметева, сами руками своими яша и отдаша его царю пришедша, яко худа и непотребна имъ, возмущающа всемъ народомъ, во едино совести съ ними не согласающися, и царю не покоряющуся. И повеле царь въ тои же часъ главу ему отсечи, а богатества его все въ казну переписавъ самодержцову взяти повеле, и весь въ Казани пленъ Рускии, многъ, избравше за 30 летъ, изо всея земля Казанския, число боле 100.000 мужи и жены, отроки и девицы, и на Русь отпустиша. Инии же застаревшеся прелестницы многи отъ нихъ осташася, не хотяще обратитися къ вере Христове, и до конца отчаявше своего живота спасения, и погибоша окоянны, светъ отвергше истинныя веры, а тму возлюбивше.

И егда ведоме быти царице исъ Казани, тогда посла по ню царь великого воеводу Московского, князя Василья Сребряного, а съ нимъ вои 3.000 воруженныхъ, 1.000 огненныхъ стрелцовъ. Воевода же, вшедъ во градъ, и ятъ царицу со царевичемъ ея, яко смиренну птицу некую во гнезде со единымъ малымъ птенцемъ, въ полатахъ ея, въ превысокихъ светлицахъ, не трепещущи же еи, ни бьющися, со всеми ея любимыми рабынями, рожденными женами и отроковицами, живъшими въ полатахъ ея. Царице же не сведавши изымания своего: аще бы сведала, то бы сама ся убила. Вшедъ же къ неи воевода съ велможами Казанскими въ полату, одеянъ во златую одежду, и ста предъ нею и, снемше златыи венецъ главы своея, и рече еи слово тихо и честно, толкомъ: "поимана еси, волная царица Казанская, великимъ Богомъ нашимъ, Исусъ Христомъ, царствующимъ на небеси, отъ него же царствуютъ вси цари на земли и служатъ ему князи и власти да воля его, богати величаются, силныи похваляются и храбръствуютъ; тои надо всеми Господь, единъ царь, царству же его несть конца, - тои ныне отъ тебе царство твое отъемлетъ и предаетъ тя съ нимъ въ руце великому и благочестивому самодержцу всея великия Роси, его же повелениемъ азъ, рабъ его, приидохъ по тебе и посланъ: ты же буди готова скоро съ нами поити". Она же разумевъ толкомъ речь его и противъ отвещавъ слова его, выпрянувъ отъ высоково места своего царского, на немъ же седяше, и ста поддержама подъ руце рабынями ея, и умилно съ тихостию отвещавъ варварскимъ языкомъ: "буди воля Божия и самодержцова Московского", и поразися о руку рабынь, поддержащихъ ю, и пусти гласъ свои съ великимъ плачемъ и подвизающе съ собою на плачъ и то бездушное камение. Тако же и честныя жены и красныя девица въ полате у нея много плачевны гласъ на градъ пущаще, и лица своя деруще, и красныя власы рвуще, и руце и мышьцы кусающе. И восплакася по неи дворъ и вельможи, и властели, и вси царьсти отроцы. Слышавше плачъ тои и стекахуся народи ко цареву двору, тако же плакахуся, и кричаху неутешно, хотяху воеводу жива поглотити, аще бы мошно, и воя его каменемъ побити; ино не да имъ воли властели ихъ, бьюще ихъ шелыгами и батоги, и дрекольемъ разгоняху ихъ по домомъ. И похватиша царицу отъ земля стояща ту съ воеводою ближния ея стареиши, воеводы и велможи, мало не мертву, едва отъяльша водою, и утешающе ю. И умоленъ бысть воевода да царицу сию, да еще мало помедлить царица въ Казани. Онъ же у царя и у воеводы вопроси, и далъ еи воевода 10 днеи пребыти въ полатахъ своихъ, за крепкими стражама, да не убьетъ сама себе, давъ ея беречи велможамъ Казанскимъ, самъ почасту ходя назираше ее. И стояше же во цареве дворе во инехъ полатахъ, не просто, брегомъ отъ своихъ вои, да не зло некое неведомо учинять Казанцы лукаво надъ нимъ, и преписоваше цареву казну всю и до пороха, и запечатавъ самодержцовою печатью, и наполнивъ до угружения 12 лодеи великихъ, златомъ и сребромъ, и сосуды сребряными и златыми, и украшенными постелями, и многоразличными одеянми царскими, воинскими оружми всякими, и высла исъ Казани преже царицы со инемъ воеводою въ новы градъ. Посла съ казною за казною и хранителя казенного, скопца царева, да тои самъ книги счетныя предъ самодержцомъ положить. И по десяти днехъ поиде воевода исъ Казани, за нимъ же поведоша царицу исъ полатъ ея; во следъ его воеводы несущия подъ руце, а царевича, сына ея, предъ нею несоша на рукахъ пестуны его. И упросишася царица у воеводы у царева гроба проститися; воевода же отпусти ю за сторожами своими, а самъ ту у двереи стояще. И вниде царица въ мечеть, где лежаще умеры царь, и сверже златую утварь зъ главы своея, и раздра верхния ризы своя, и паде у гроба царева, власы главы своя терзающа, и ноготми лице свое деруще, и въ перси своя биюще, и плакася горько вопия, глаголя: "О милы мои господине, царю Сапкирее! виждь ныне, царицю свою; любилъ еси паче всехъ женъ своихъ; и ведома бываетъ въ пленъ иноязычными воины на Русь, съ любимымъ твоимъ сыномъ, яко злодеица. И не нацарствовашеся съ тобою многа летъ, ни нажившися. Увы и мои животъ! почто рано заиде красота твоя ото очию моею подъ темную землю, а меня вдовою остави, а сына своего сиротою младенца. Увы, где лежиши, где тамо живеши, да иду къ тебе и живу съ тобою, и почто ныне остави зде? Увы мне, не веси ли сего: се бо предается царица твоя врагомъ твоимъ, въ руце ненадеемымъ сопостатомъ нашимъ, Московскому царю. Мне же убо единеи не могуще вратибитися силе, крепости его и не имехъ помогающихъ мне, вдахся воли его. Увы мне, аще отта иного некоего царя пленна бы, то бы я единого языка нашего и веры единыя, пошла бы тамо, не тужа, но съ радости и безъ печали, ныне же, увы мне, мои царю милыи, послушаи горного моего плача и отверзи ми темныи свои гробъ, поими мя къ себе живу, и буди намъ гробъ единъ тебе и мне царская наша ложнипа и светлая полата. Увы мне, царю мои, не рече ли тебе болшая твоя царица, яко добро тогда будетъ умерымъ и неродившимся, и се не збысть ли ся тако. Ты же ничего сего не веси, намъ же прииде живымъ горе и болезнь. Приими, драгии царю мои, юнную и красную царицу свою, не гнушаися мене, яко нечисты, да не насладится красоты моея, да не буду лишена отъ тебе конечнее, и на землю чюжю не иду въ поругание, и въ посмехъ, и во иную веру чюжую, и въ ыныи языкъ, незнаемыя люди. Увы мне, господине мои, кто пришедши мне тамо плачъ мои утешитъ, и горки слезы моя утолить, и скорбь души моеи возвеселить, или кто пресетитъ мя? Несть никого же. Увы мне, кому тамо печаль мою возвещу: къ сыну ли нашему, но и тои еще млечную пищу требуетъ; или ко отцу моему, но тои отселе далече; хъ Казанцомъ ли, но они чересъ клятву отдаша мене. Увы мне, милыи мои царю Сапкирею, не отвещаеши ли со мною ничего же. Се при дверехъ, зде, стоить немилостивыи воинъ, хотя мя поглотити, яко зверь дивии серии увосхитити отъ тебе. Увы мне, царица твоя бехъ иногда, ныне же горкая пленница; и госпожа именовахся всему граду Казанскому, ныне убогая худая раба. И за радость плачь и слезы горкия постигоша мя, за царскую утеху сетование и болезнь и скорбныя беды обыдоша мя. И уже бо плакатися не могу - ни слезы текутъ ото очию моею; и ослепоста очи мои отъ безмерныхъ слезъ моихъ, и премолче гласъ мои ото многаго вопля моего". И на многа причиташе царица, и кричаше, лежаще у гроба на земли, яко 2 часа, убивающеся, яко самому воеводе приставнику прослезитися, и уланомъ же, и мурзамъ всемъ предстоящимъ, плакаху, многимъ рыдати. И приступиша къ неи царевы отроки повелениемъ приставника воеводы, со служащими рабынями ея. И поднята отъ земли мертву, и видеша вси людие открыто лице ея, опухше отъ слезъ, ея же красота ото обычныхъ ея велможь, всегда входимыхъ къ неи о делехъ земскихъ, никто же нигде же виде. И ужасеся приставникъ, воевода, яко не убрежаша ея. Бе бо царица образомъ красна велми и въ разуме премудра, яко не обрестися такои лепоте лица ея во всехъ Казанскихъ женахъ и въ де вицахъ, но и во многихъ Рускихъ на Москве, во дщеряхъ и въ женахъ болярскихъ и во княжнахъ.

Воевода же приставникъ, близъ пришедъ къ неи, и болшия Казанския увещеваху царицу сладкими словесы, да не плачется и не тужить, глаголюще: "не боися, госпоже царица, и престани отъ плача, не на бесчестие, ни на смерть идеши съ нами на Русь, но на великую честь къ Москве ведемъ тя, и тамо госпожа многимъ будеши, яко же и зде въ Казани была еси; и не отымется честь и власть твоя отъ тебе: самодержецъ милость велику тебе покажетъ, милосердъ бо есть ко всемъ, никакоже восповни ти зла царя твоего, но и паче возлюбить тя, и дастъ на Руси некия грады своя вместо Казани, въ нихъ царствовати, и не оставить тя до конца быти въ печали, и печаль твою на радость преложить. И есть на Москве много цареи юнныхъ, по твоеи версте, кроме Шигалея, кому понята тя, аще восхощеши за другаго мужа посягнути. А Шигалеи бо старъ есть, аки отецъ тебе или дедъ, ты млада аки цветъ красны, и того ради Шигалеи не хощетъ поняти тя. То бо есть въ цареве воли самодержцове, яко тои похощетъ тако и сотворить о тебе. Ты же не печалися о томъ, ни скорби". И проводиша изъ града честно всемъ градомъ и народомъ градцкимъ, мужи и жены и девицы, на берегъ Казани реки, воюще горко по царице, аки по мертвои все. И плакася ея весь градъ и вся земля неутешимо лето цело, поминающе ея разумъ и премудрость, и къ велможамъ честь, и ко среднимъ и къ обышнымъ милование, и дарование, и ко всему народу градскому брежение великое. И приехавъ царица въ колымаге своеи на берегъ къ реке Свияге, и подняше ю подъ руце исъ колымаги, и обратися, и поклонися всемъ Казанцомъ; народи же Казанския все припадаша на землю на коленехъ и поклонение дающе еи по своиски. Введоша ю во уготованны царскии стругъ, въ немъ же когда царь на потеху ездяху, - борзъ хожениемъ, подобенъ летанию птицъ, утворенъ златомъ и сребромъ, и место царицыно посреди струга, теремецъ цклянъ доспетъ, аки фонарь светелъ, златыми цками покрыть, въ немъ же царица седяще, аки свеща горя, на все страны видя. - Съ нею же взя воевода 70 женъ и девицъ красныхъ 30, доброродныхъ, на утеху царице; и положиша ю въ теремце, яко на царскои постеле. Воевода же и велможи Казанскiя седоша по своимъ стругомъ. Мнози же отъ гражанъ простыхъ, чернь, пеши провожаху царицу, мужи и жены, по обема странама Казани реки. Предъ царицею же, впреди и назади, во обоихъ стразехъ стрелцы огненныя идяху, страхъ великъ дающе Казанцомъ, силно ударяюще исъ пищалеи. Велможе проводиша царицу и обычныя Казанцы до Свияжска, и вси возвратитася въ Казань, тужаще и плачюще.

И проводиша царицу отъ Свияжска 2 воеводы съ силою до Руского рубежа, до Василя града, третии же воевода, приставникъ царицынъ, бояшася, егда Казанцы раскаются и достигше царицу отымутъ у единого воеводы, многажды бо они изверишася, преступающи клятву. Царица же Казанская, егда поведена бысть къ Москве, горко плакашася Волгою, зряще очима на Казань и речь: "горе тебе, горе тебе, граде кровавь, горъ тебе, граде унылы, что еще гордостию возносишися? Уже бо паде венецъ зъ главы твоея, яко жена худая вдовая осиротевъ. Рабъ еси, а не господинъ. И преиде царская слава твоя и скончася, ты же изнемогше падеся, аки зверь неимущи главы. Не срамъ ти есть, аще бо Вавилонския стены имелъ еси и Римския превысокия столпы, то никако бы отъ царя силного устоялъ еси, всегда огневою обидою отъ него тебе быти обидиму. Всяко царство царемъ премудрымъ здержается, а не стенами столпыми, рати силныя воеводами крепкими бываютъ и бесъ стены. Но хто царство одолеетъ? Царь твои силны умре, и крепки воеводы изнемогше, и вси людие охудеша, и ослабеша, и царства за тебя не сташа, и не давша ни мало пособия, темъ же сы всячески и побежденъ еси. И се со мною восплачеши о себе, красны граде, воспомянувъ славу свою, и празницы торжествiя своя, и пиры веселия всегдашныя! Где ныне бывшая въ тебе иногда царскiя пирове и величествiя твоя? и где уланове, и князи, и мурзы твоего красования и величания? и где младыхъ женъ и красныхъ девицъ ликове, и песни и плясания? Вся ты ныне исчезоша и погибоша; въ техъ местехъ быша много народного стенания, и воздыхания, и плача, и рыдания непрестанно. Да въ тебе реки медведны и потоцы винныя тецаху; ныне въ тебе реки людеи твоихъ и крови проливаются, и слезъ горячихъ источницы проливаютца, и мечъ Рускии открывается, дондеже вся люди твоя изгубятъ. Увы мне, господине, ныне возму птицу борзолетную, глаголюще языкомъ человеческимъ, да послетъ отъ мене ко отцу моему и матери, да возвестить случъшася чаду ихъ. И суди Богъ и мсти супостату нашему и злому врагу, царю Шигалею. И буди вся клятва наша на немъ и на всехъ Казанцовъ, что предаша мя врагу нашему и самодержцу. Не хотя мя пленницы поняти и болшою женою имети, но единъ хотя безъ мене царствовати въ Казани и зъ женами своими, и разгневатися самодержцу сотвори на мя; по повелению его изганяетъ насъ съ царства нашего, неповинна. И за что лишаетъ насъ отъ земля нашея и пленуетъ насъ? И больше сего не хотела быхъ ничего отъ него, токмо бы мне далъ где въ Казани улусецъ малъ земли, иже бы могла до смерти моея прожити въ немъ; или бы мя отпустилъ во отечествии моемъ, въ Нагаискую орду, ко отцу моему Исупу, великому князю Заяцкому, отъ тоя же страны взята есмь за царя Казанского, да тамо жила у отца въ дому его, и плакалася бы сиротства и вдовства моего до смерти. Но того бы мне лутче было - где царствова съ мужемъ моимъ, и лутчи бы ми прияти горкую смерть, нежели къ Москве сведене быти, въ поругание и въ смехъ и на Рускои земли, и во всехъ нашихъ Срацинскихъ ордахъ отъ цареи, и отъ князеи владомыхъ, и отъ всехъ людеи горкую пленницею слыти. И хотяще ся царица сама убити, но не можаше: приставникъ - и брежения крепкого. Ведущи же ю приставницы и не можаше ю всяко утешити, и до Москвы путемъ идуще отъ великого умилного плача ея, обещавающе велику честь отъ царя прияти. Приставникъ же воевода, аки орелъ похища себе сладокъ ловъ, мчаше царицу, не медля, день и нощь, и скоро ведяше ее въ великихъ струзехъ до Нижнево Нова града, по Оце реке къ Мурому, и къ Володимерю, изъ Володимеря же посади царицу на царския колымаги, на красныя позлащеныя, яко царице честь творяще.

Скоро же доиде весть отъ Казани о царе до самого нечестиваго царя Турского салтана въ Царь градъ. Воспечалися о томъ велми Турскии царь, яко все свое злато Египецкое погубилъ, болши всехъ данеи земныхъ его приносимыхъ къ нему, и не доведавъ, кое пособие ему дати царству Казанскому, далече оть него отстоиму ему. И умысли съ паши своими, посла въ Нагаи послы своя ко всемъ началнымъ болшимъ мурзамъ, со многими дары, и глаголя имъ тако: "О силныя Нагаи многия, станите, мене послушавъ, соединитеся съ Казанцы во едино сердцо, въ поможете за Казань, на Московского царя и великого князя, и паче за веру нашу древную, великую, яко близъ его живуще; и не даваитеся въ обиду, мощно бо есть противитися ему. - Слышу всегда про васъ, аще хощете. Зело бо востанеть на веру нашу и хощетъ до конца потребити ю. И азъ о семъ въ велицеи печали есмь и боюся его, да и вамъ помале тоже будетъ отъ него, яко же и Казании: въ несогласии живуще межю собою изгинете и орды ваши запуствють".

Нагаиския же мурзы все тако рекуще посломъ: "Ты, великии царю салтане, пецыся собою, а не нами. Ты убо не царь еси намъ и земля нашия не строиши, и нами не владееши, и живеши далеко отъ насъ, за моремъ, богатъ еси и силенъ, и всемъ еси изобиленъ, никоя же нужа отъ житеискихъ потребъ не отбдержитъ тебе; намъ же убогимъ и скуднымъ всемъ, и аще не бы наполнялъ потребою нашу землю Московскии царь, то бы не могли жити ни единого дне. И за его добро подобаетъ намъ всячески и помогати ему на Казанцовъ, за ихъ преднее великое лукавство и неправду. Хотя языкъ нашъ съ нами единъ и вера едина, то убо довлеетъ намъ правда имети. Не токмо же намъ подобаетъ помогати Московскому на Казань, но и на тебя самого, царя царемъ, аще востанеши нань. Или несть ты слышалъ, каково зло всегда Казанцы сотворяютъ Московскому, непрестанно землю воююще его, и люди Руския губятъ, многожды межю собою рускому клятву преступающе, и миръ изменающе? А еже реклъ если намъ: то же вамъ отъ него будетъ, аки Казанцомъ, - Нагаи же рече, - тако не срамъ бо есть намъ покоритися ему и служити: подобенъ есть онъ тебе всемъ. богатествомъ и силою. Пишутъ бо наши книги, хрестьянския, яко в последняя лета соединятся вси языцы, будутъ во единои вере християнскои и подъ тою же державою. Да которая есть вера таковая, яко же христьянская, святая, еже бо есть Руская? Всехъ бо нашихъ веръ темныхъ лучше, аки пресветлое солнце сияетъ". И тако же мурзы Нагаиския написаша Турскому, и съ темъ отпустиша къ нему пословъ его; и вземше у пословъ напрасно дары великия многоценныя, и отпустиша пословъ.

Царь же Шигалеи посла царицу къ Москве, изымавъ ю вины ради ея, хоте бо она ево отравою уморити, яко же преже рехъ, но Богъ сохрани его отъ нея. И по царице царь въехавъ въ Казань и седе на царстве. И вземъ себе въ помощь единого воеводу Московского, Ивана Хабарова, и своихъ служивыхъ варваръ 20.000, и 5.000 огненныхъ стрелцовъ, да тои воевода съ нимъ строить царство его и брежетъ самого; а во граде Свияжскомъ остася воевода со всю силою Рускою. Казанцы же съ великою честию и радостию поставиша его на Казани царемъ въ третии рядъ, по закону своему; прежде бо 2-же сего на Казани царемъ, дважди его хотеша убита Казанцы. Во градъ вшедъ, Казанцы предаша великому князю Московскому Казань и за него сами заложишася со всею другою половиною болшею земля своея, съ нижнею Черемисою, доброволно, безъ брани и безъ пролития крови, и на всеи воли его, яко любо ему, и служити ему обещаша нелестно, и дани давати, яко всемъ бывшимъ своимъ царемъ Казанскимъ, и роту пиша по вере своеи, яко обычаи есть клятися. Царь вшедъ во градъ и седе на царстве, и жити нача брежно по царскому своему обычаю, и пристави ко всемъ вратомъ града своя вратники, огненны стрелцы, и ключа градныя на всяку нощь поведе приносити къ воеводе своему. Тако же и царева двора стрежаху по 1.000 огненныхъ стрелцовъ, а въ нощи по 3.000 со оружиемъ, воеводцкого же двора стрежаху по 500 въ день, а въ нощи по 1.000. И мало аще царь на коего Казанца окомъ ярымъ поглянувъ и перстомъ указа, они же вскоре тотчасъ мечи на кусы разсекоша. Не бояшеся Казанцовъ, и въ думу къ себе ихъ не пущаше, и не слушаше ихъ ни въ чемъ же, и ото очию своею изгоняще ихъ, и саны у нихъ отъемляше, и своя князи во властели поставляше. Казанцы же всяческии тчашеся и служити ему, яко рабъ господину верныи. Аще и мало царствова на Казани, владея Казанскими людми не полное лето, но много добра и великую помочь сотвори, служа и спомогая самодержцу своему. Да аще и поганъ есть, но писано во святыхъ книгахъ: во всякомъ языце творяи волю Божию и делая правду приятенъ ему есть. Казанцы же, видевше царя своего столь борзе творяще надъ ними тако, и почаше думати на него, да какъ бы его, поне жива - убиша, избудутъ съ царства, не стерпевше отъ него, видяще многихъ своихъ часто по вся дни яве задавляемыхъ и разсекаемыхъ, яко свинья ножемъ закалаемыхъ. И рече въ себе: "аще сие надолзе будетъ намъ отъ царя нашего, то по единому всехъ насъ до остатка пригубитъ, мудрыхъ Казанцовъ, аки бездушныхъ, разпудитъ аки волкъ овца, придавить аки мышеи горностаи, приестъ аки куры лисица, и не оставить насъ ни единого жива быти въ Казани, по научению самодержца своего". И по мале уведавъ царь, что всегда они болшия велможи Казанцы нощию тако сьеждяхуся на сонмища своя и мысляща на него, какъ его уловити и погубити, или жива съ царства згонити къ царю и великому князю. Не стерпе сему царь на долзе быти злому совету ихъ смертному на него: и паче лютеиша возъярися на нихъ, и уби по сведени царицыне числомъ 700 велможъ великихъ, середнихъ и меншихъ, уланове, и князи, и мурзы, имения ихъ къ себе похищая, конеи стада и велбуды, и овецъ; обычныхъ же людеи простыхъ до 5.000, мятежниковъ Казанскихъ, лукавыя сонмища, по старои вражде своеи нань предтваря имъ вины, иже царство строяшеся безо царя и содержашеся, и мщая много изменныхъ, много изменныхъ ко царю и великому князю и ко отцу, и къ деду его, и крови брата своего Генналия царя, и много безчести своего, еже надъ нимъ предъ творяше, яко младенцомъ своимъ играюща - и за сие немилостиво и неправедно оскорбляше ихъ и злобляше, и всяческии смири ихъ, и горце ихъ поработивъ. Последи же рекоша сами Казанцы про своихъ, яко "аще бы бысть у насъ владыцы живы были - всяко ихъ пригубилъ царь Шигалеи, и кои разъехашася во орды, ови къ Москве, ови въ Крымъ, ови же въ Нагаи - и не брань бы въ нихъ была, и не междоусобица, и не изменство ко своимъ людемъ, и едины бы мысли, и правда межъ собою имели, и любовь, и непоноревление ко царю, прелстившеся, емлюще дары у него - по мале же всего своего лишившеся богатества и живота своего гознушася, и царство погубиша, - и при нихъ не бы аще одолелъ Казани царь Московскии, князь великии, и взялъ, аки пустое село и худое вдовичье, славныи градъ нашъ Казань. Наши же господие после царя нашего Сапкирея, аки ведаше кончину свою, восташа сами на ся и почашася ясти, аки гладныи волцы, другъ друга разтерзаше, и вси при царе Шигалее конечно, напередъ насъ, погибоша; мы же по нихъ осташася, напастми злыми и бедами и пленениемъ всяческии исчезохомъ".

Въ то же время бе на Москве бегунъ, Казанскии варваринъ, именемъ князь Чапкунъ, оставль землю свою отечества своего, въ неиже родися и живша преже сего, домъ и жену свою, и чада вся покинувъ и имения своя въ Казани, вины ради сия смертныя, хотяща ему быти по деломъ его, и прибежа оттуду къ Москве на Русь, на самодержцово имя, служити ему хотяше. - Мнози бо прибегоша Казанцы съ нимъ на Русь. - Князь великии приятъ его съ великою любовью, и дарми его почти по немалу, и жити ему даша на Москве. Но древняя злоба никакоже благихъ новыхъ ходатаи истиненъ есть, не бываетъ: несть мощно и лзе просту человеку, зо змиемъ дружитися и кормити его отъ руку своею всегда, и присвоити къ себе, и прилучити, и въ пазусе носити, и не снедену быти отъ него; но въ место сего добра главу ему розбити и не дружитися съ нимъ, да не преже онъ уязвить тя, и болевъ умреши отъ него зле. Таже и отъ злаго слуги своего, невернаго раба иноязычника, не мощно есть ухранитися и убрещися отъ него, близъ себе держаща и думающи съ нимъ. Окоянныи же се варваръ, живъ на Москве и служа самодержцу 5 летъ, въ велицеи чести и любви, и отъ всехъ велможъ его, князеи, боляръ любимъ и почитаемъ, яко другъ, яко брать превозлюбленны, - аще варваръ, но человекъ превовлюбленъ бе, честенъ - и егда предася Казань за самодержца Московского, тогда Казанецъ онъ, лстецъ и прелагатаи, князь Чапкунъ, ста предъ самодержцомъ и падаетъ на колену свою, моля, яко да отпущенъ будетъ, пронырникъ, во отечество свое въ Казань, видети родителя своя, родъ и друзи и вся знаема имъ, живи ли есть вси, и взяти ему ихъ къ Москве оттуду, все подружие свое змиино, и дети своя, и рабы, и имение свое, все оставшееся тамо забрати. Царь, князь великии отпусти его и рече ему: "иди, яко хощеши", не ведавъ пронырства и лсти лукавого того варвара. Онъ же отпущенъ и поиде, печать нося цареву и не блюдяся никого же, и поиде въ землю свою въ Казань, и свидеся съ своими, и прелстися, и паки приложися хъ Казанцомъ, льстивыхъ огненныхъ словесъ жены своея послушавъ, - не хотящеи еи отъ земля своея и отъ рода своего и отъ племяни на чужую землю, на Русь, итъти съ нимъ, - и забы самодержцову честь и любовь, бывшую его на Москве, и возратися паки къ силу удовления, егоже самъ крепце постла, избежавъ его преже: боле неправду и зачать болезнь и беззаконие; ровъ изры, ископа и впадеся въ онь; и обратися болезнь его на главу его, и на верхъ ево сниде неправда его. И совокупися съ велможами Казанскими и нача. развращати люди, и смущати Казанцовъ всехъ, и советы многи съ ними шествовати, веля имъ Казань затворити и царя Шигалея убити, яко же брата его убиша, Геналия царя, и отложитися отъ самодержа Московского, ни служити ему, ни повиноватися, яко да не болшую напасть и победу постражутъ отъ раба его, царя Шигалея, умучатся зле, и по странамъ его расточени будуть, и разведены, и вера Срачинская погибнетъ, и обычаи старыи изменятся. Казанцы же послушаху его съ великимъ усердиемъ, еже отложитися отъ самодержца, яко добра хощетъ, а о царе не внимаху словесемъ, еже царя убити, да не болма согрешатъ и Бога прогневаютъ, и царя и великого князя раздражать, и подвигнуть на ся, чающе съ нимъ вечнымъ миромъ смиритися. И сотвориша его надо всеми велможами боле всехъ князеи и воеводъ, зане отъ юности ученъ бе ратному делу. И возлюбиша его вси людие, и послушаху его во всемъ: "воля твоя да будетъ надо всеми нами, и вся повелеваема тобою съ радостию сотворяемъ: ты веси гараздо всякия обычаи Московския - недавно есть оттуду пришелъ - и что про насъ думаетъ царь, князь великии, миловати ли хощетъ или до конца погубити, что подобаетъ намъ о себе полезная смышляти, противная ли или смиренная, да какъ будетъ лутчи то веси всяко; но блюди, да не въ полезныхъ место и паки зло сугубо постражемъ, великъ бо насъ страхъ всехъ обдержитъ". Онъ же рече имъ: "ничто же боитеся, токмо зрите на мене; еже реку вамъ, то и творите". Помышля бо безверныи царемъ быти на Казани, аще Казань отстоитъ отъ Московского царя. И совещавъ Казанцемъ оболстити царя своего воеводамъ Московскимъ, стоящимъ во граде Свияжскомъ, и возвести на него измену велику, да какъ его могутъ избыти съ царства, аще не хотятъ его убити, и безъ него какъ хотятъ, такъ и сотворятъ по воле своеи. И по слову его подпадоша Казанцы воеводамъ, яко верныя творяща и лестны лстяща же, оболгающа царя своего, яко хощетъ измену царь вборзе сотворити, совещавъ бо ся съ некими съ нашими Казанцы: "мы свемы истинно, аще вборзе не сведете его съ Казани; и сами будете вместо его беречи насъ, или дати намъ другаго царя, вернее сего, владети нами". И ложны многа свидетеля поставляху на царя своего и паче же князя Чапкуна: "аще намъ веры не имете", и глаголаху: "но токмо известно нашему врагу, а вашему приятелю. Мы убо того ради извещаемъ васъ преже, боящеся, да не паки наидетъ на насъ отъ васъ горшее пленение и пагуба; не хощемъ клятвы нашея съ вами предступити, но миръ великъ имати и жити за едино".

Воевода же испытавъ сие гараздо, многими людми, и пояша веры Казанцомъ, и возбояшася, да не то же будетъ паки отъ царя Шигалея, яко же иногда отъ Махметемина царя въ Казани изменство случися, и отписавше о томъ пославше къ самодержцу къ Москве зъ борзоходцемъ, яко да изведетъ царя исъ Казани и некимъ отъ нихъ пятмя или шестмя повели быти въ Казани въ его место. Царь, князь великии прочетъ послание воеводъ своихъ и послушавъ ихъ, на единого многихъ свидетельствующихъ, и понегодава о томъ во уме своемъ на Казанского царя Шигалея, дивися, что новое се явися въ немъ на старость его: несть было въ юности его; и отписа къ нему зъ грозою, да оставя царство выедетъ исъ Казани, съ воеводою, и со всею силою своею, и съ казною, не оставивъ своего ни мала черна пороха въ Казани; скоро будетъ на Москве, всю скажетъ о себе всю истинну; аще такъ будетъ помыслилъ, то казнь прииметъ о деле семъ. И на месте повеле быти князю Петру Шуискому, съ пятью инеми воеводами, съ половиною воинствомъ, а въ Свияжскомъ же граде князю Семиону со 2 воеводами, зъ другою половиною воиска, да съ теми воеводами строитца Казань, докуду истинно испытаетъ о царе. Дошедшу же посланию отъ самодержца съ Москвы ко царю Шигалею въ Казань и разумея, яко оболщенъ есть отъ Казанцевъ и отъ воеводъ, не убояся ни мало о лестномъ оболгани на себя, надеяся на милость Божию и на безсмертную свою правду, и не потужи оставите царства Казанского. И созва къ себе Казанцовъ на пиръ, и творяшеся аки не ведая лукавства ихъ и навадивша нань, и темъ оплоши ихъ; и прощашася съ ними, и веселяшеся светло, яко да не уведаютъ на ся злобы царевы: или засядютъ, или убьютъ его, или все разбегутся сами отъ него. И пировавъ съ Казанцы 4 дни, испущая люди своя исъ Казани со стады конскими и со всею казною своею, дожидаяся воеводъ Свияжскихъ, да при немъ въедутъ въ Казань со всею силою, своею, и посылая же по нихъ. И не дождася въ 5 денъ, и самъ выеде исъ Казани съ воеводою, радуяся, избы печали Казанския, аки младенецъ испущенъ на светъ и родися, или мертвецъ ото ада испущенъ. А князь Чапкунъ утаися царя, остася въ Казани, да не изымавъ ево къ Москве ведетъ, яко сходника и прелагатая, и грешитца надежда своея, вкупе же и животъ свои погубить.

Царь же исъ Казани пошедъ и повеле Казанцоме себя проводити до Свияского града и оставшимся немногимъ болшимъ улановомъ, и княземъ, и мурзамъ, которые на него измену възведи и въ коихъ была неправда вселися и мятежъ, яко да обедаютъ у него и пируютъ еще и повеселятся вкупе съ воеводами, яко же со царемъ невидатися имъ за живота своего николи, - и симъ сихъ неразумныхъ прелсти. Казанцы же, межъ себя смеющеся, провождаху царя, вкупе же аки тужаще, въ очи глаголюще, яко не быти царю нашему у насъ, такову, и добру, ни до смерти нашея, и счастливу, и мудру, и правосудну, и ко всемъ намъ милостива, и почетлива, и многа даровита, и не нажити намъ такова, ни детемъ нашимъ, ни внучатомъ. Тако же и царь по нихъ мняся тужа и въ сердца ихъ прослезящеся. И пославъ предъ собою къ воеводамъ, яко да встретятъ его и на пиръ его къ себе зовуть. Воеводы же, по словесе цареву, въстретиша его за 5 верстъ отъ града, дающе имъ почесть, яко же лепо есть царемъ, и зваху царя и Казанцовъ къ себе на пиръ и кождо ихъ. Въехавшу царю во градъ, и всемъ воеводамъ, Казанцемъ, и повеле врата граду затворити и всехъ Казанцовъ изымати, и мятежниковъ и клятвопреступниковъ Казанскихъ. И поимавше всехъ, не утече съ вестью ни единъ въ Казань; всехъ же бе Казанцовъ 700 со служивыми ихъ. И болшихъ велможъ 90, железы оковавъ, того же дни царь напередъ себя къ Москве посла, яко всегда лесть творяще и мятежъ, да не велия радость и смеяние прибудетъ про царя имъ, яко прелукавиша его, но плачъ неутешимы женамъ и детемъ ихъ, туга и сетованiе неволное всемъ Казанцомъ; а служащихъ, ятыхъ во граде, всехъ главнеи казни предаша.

Сами же воеводы того дни со царемъ почаша пировати и веселитися, яко и сотворше последную победу надъ Казанцы и крепце конечне взята Казань, и позакосневша мало, и прозабывшеся въ пьянстве, и не поскориша того дни въехати въ Казань съ силою своею. А царь не премолкая глаголаше имъ и посылаше ихъ въ Казань, доколе не сведаютъ Казанцы велможъ своихъ изыманыхъ. Но единаче продумашеся, не послушавше царя. Таковое дело великое въ просте покинута; послаша бо точию того дни попередъ себя избранныхъ своихъ отрокъ 3.000 съ казною своею, съ нарядомъ ратнымъ, изготовленымъ на все лето, и зъ запасомъ пищалнымъ, заимовати домы лутчия на все лето на стояние себе, а сами отложиша въ Казань ехати до утренняго дни, не мняще измене быти во оставшихъ Казанцехъ, ни въ князе Чапкуне, зане велмоможи ихъ и воеводы избьены, иныя же изведены, и мало остася князи и мурзы въ Казани, злаго того семени, - и все воинъ искусенъ и ратникъ изученъ. - Казанцы же слышавше надъ стареишинами своими бывшая, яко изыманы быша вси, страхъ и ужасъ велии нападе на нихъ, и сетоваху, и тужаху середнии и меншии по своихъ владыцехъ. И восплакавшеся горко, и воскричаше по мужехъ своихъ катуны, и дети по отцехъ своихъ, просящеся во единыхъ срачицахъ за ними, на Русь, вопияху: "отпустите насъ, Казанцы, за нашими мужии и все наше имение возмите у насъ и единехъ пешихъ, нагихъ, отпустите насъ, да умремъ съ ними въ темнице на Москве; не можемъ бо жити безъ нихъ ни единого дни, намъ младымъ овдовевшимъ и малымъ чадомъ нашимъ осиротевшимъ, и домы наша и села великия запустеютъ, и богатество все изгинетъ". И бысть плачь неутешимы по многи дни. Они же утешаху жены те, оставшия сродницы ихъ и племя и знаемии, проклинающе царя, и жестока его, и лукавого его, и немилостива глаголаху, и волхва его нарицающе: "и колико бе въ рукахъ нашихъ, при смерти, всячески убегаше, прелщая насъ; ныне же до конца все царство наше прелсти, и вся премудрыя наша властели и велможа многия, единъ, аки младенца, и прелукава, овехъ многихъ въ Казани изби, а досталныя изведе и позоба я, яко вепрь дивии сладко виноградъ, яко пшеницу чисту на поле, пожа, а насъ, яко терние острое - прободаетъ нозе босымъ ходящимъ по нему; и малъ камень разбиваетъ великiя коробля". - И плакавшимъ, и туживъшимъ по многи дни, и поставиша во всехъ мест новыя князи и воеводы, избравше отъ родовъ ихъ, надо всеми же князя Чапкуна, яко въ победахъ искусна. И по совету его вскоре градъ затвориша, измениша Казанцы царю и великому князю, и преступиша обещание свое и клятву, и солгавше на конечную себе погибель.

Техъ же воеводскихъ юношъ, въ Казань пустивше, и яша всехъ, и понудиша ихъ преже ласканиемъ отрещися веры христьяньския и прияти веру бусурманъскую, яко въ чести велицеи будутъ у нихъ: князи нарекутся и со единого съ ними на Русь воевати учнутъ ходити. Они же возопиша вси единымъ гласомъ, купно: "не даждь Богъ отлучитися веры Христовы и попрати святое крещение васъ ради, нечестивыхъ и поганыхъ человекъ"! Казанцы же разгневашася на нихъ и, по многихъ истомлении, мучении различными муками, смерти предаша всехъ: овехъ огнемъ сожгоша, овехъ живыхъ въ котлехъ свариша, овехъ на колия посадиша, овехъ по суставомъ резаша и секуща теляса ихъ, овехъ кожа зъ главы и до пояса драша, наругающеся, немилостивии кровопиица. И тако доблии ти юноша нестерпимыя муки претерпеша, умроша за веру Христову и пострадаша мученическия страсти отъ безбожныхъ варваръ, положиша главы своя за Рускую землю, вместо земная чести же и работы князя своихъ прияша мученеческия венцы победныя отъ Христа Бога нашего.

На утри же поидоша воеводы изъ града Свияжского ко граду Казани со всеми вои своими, надеющеся по обычаю въехати въ Казань, яко же рекоша имъ Казанцы преже, избывающа царя своего, Казанцы. Пришедше же воеводы ко граду Казани и смотряще противъ себе исшествия Казанцовъ, съ честию и зъ дары въ стретение, и не изыде противъ ихъ ни единъ Казанецъ. И объехавше около града и видеша все врата градныя изнутрьюду твердо затворены и заключены, а Казанцовъ по стенамъ града ходяща вооружены, на брань готовящася и битися хотяща, аще учнутъ Московски вои битися и на градъ налегати, и стояща на граде, и глаголаху воеводамъ: "отступите прочь отъ града нашего поздорову, безумныя воеводы Московския; другии же градъ Свияжскии даите намъ, и миръ съ нами сотворите - тои же градъ постависте чересъ правду, насилемъ, на чюжеи земле - и вонъ изъ земля нашея поидите, не тружающеся напрасно; взявше царство не умеете держати, и уже паки не имате его взяти, а насъ оманути, яко же и первыи властели наша и велможа, аки безумныхъ, прелстили, и черезъ клятву ихъ преступисте. Ныне же у насъ воеводы и велможи крепчаиши и премудреиши бывшихъ: аще же и самъ на ны прииде злыи вашъ царь, князь великии, то мы его не убоимся". И лесть съ себя снимаху, и на воеводъ на самехъ пологаху, яко "по зависти и безъ вины взясте отъ насъ доброго царя нашего Шигалея, и оболстивше сведосте его съ царства, хотяща сами быти въ его место, владети нами, и поклонение и честь и приношение отъ насъ приимати Нидостоини есте ни видети Казани за неверствие ваше, неже жити въ царьстви томъ. Казань бо царство волное и держитъ царя по своеи воли, брегущаго людеи своихъ, а злаго отсылаютъ или убиваютъ. Не отъ князеи и воеводъ или отъ простыхъ людеи строима бываетъ Казань, но отъ цареи: всегда на царскомъ месте подобно есть быти царю, а не вамъ, Руси Московскимъ людемъ и ни мало въ себе правды имущимъ". И много укориша ихъ Казанцы и лающе, яко пси. Воеводы же Московские болши срама себе добывше и студа и поругания многа и стояща у града 8 часы съ воинствомъ, развее погрозивше Казанцомъ, ничто же доспевъше имъ, возвратишася во градъ свои безъ успеха, не смеюща безъ ведания самодержца своего ничто же сотворити Казани. И тужаху и печаловахуся: "что се намъ будетъ отъ самодержца, яко мы взяхомъ градъ Казань и паки мы же отдохомъ его? И како же его многа летъ трудихомся и доступахомь, и сего взяша - изъ рукъ нашихъ испустихомъ. Кии сонъ удерже насъ - тако уснухомъ и Казань забыхомъ отъ горкаго нашого пира вчерашнего. О безумнии есмя всехъ безумныхъ, и како явимся въ очи нашему самодержцу, и на дело сие пославшему насъ: како же смертныя сия скорби пременимся. или кое воздарие отъ него приимемъ, коими же златыми венцы украсити главы наша! И въ правду мы есмя повинны великимъ казнемъ смертнымъ отъ него". И утоляти почаша царя Шигалея, да не речеть на нихъ слова самодержцу лестна, яко же они съ Казанцы лесть возвели на него не ведаючи, но паче да молитъ о нихъ самодержца и печалуется.

Царь же скоро поиде къ Москве, и проводиша его все воеводы съ великою честью, а сами остася въ Свияжскомъ граде со всею силою своею. Казанцы же вскоре, того же лета, пославше и приведоша къ себе изъ Нагаиския земля царя, именемъ Едегера Касаевича; отаи ходиша по него и проведоша его въ Казань пустынями леса, непроходными пути, да не свъдавше воеводы Московския и устеренше изымутъ его - стояхутъ бо ему на всехъ путехъ заставы. - Онъ же, 3 заставы малыя побивъ, проиде и перелезе Каму реку выше Вятки - сущу же ему по роду ото Астороханскихъ цареи - и съ нимъ прииде въ Казань 10.000 варваръ2 качевныхъ, самоволныхъ, гулящихъ въ поле. Бысть же тогда Казань владеема отъ Москвы 10 месецъ, строима царемъ Шигалеемъ. И пришедъ къ Москве исъ Казани и ста предъ самодержцомъ. Царь же и великии князь о здраве спроси его и о воеводахъ, тако же и о всемъ воинстве, переча на него, яко не добре еси правилъ царство. - "Многа летъ буди, самодержце славны, со всемъ царствомъ твоимъ, а мы есмя раби твои здравии все. За еже глаголеши ми, то есть неправда, не буди то, ни вемъ сего; се бо составльша на мя врази мои, Казанцы, избывающа мя исъ Казанiи. да изведеши мя отъ нихъ, и несть имелъ прелагатаиства ни мыслию ни въ юности моеи, ни въ старости, и се ныне готовъ есмь у тебе въ Казань и въ смерть". Подробну ему вся исповедахъ, еже како строиша, и какъ смиряше Казанцовъ, и что по немъ здеяща Казанцы возмущениемъ князя Чапкуна: "и аще бы, рече, азъ еще мало былъ въ Казани, то бы не бы случилося; ныне же, самодержце, советь даю ти, яко да не печалишися, и аще мя послушаеши, раба твоего, тогда самъ подвигнися на Казань, Богу ти помогающу и возмешь царство славно. Казань бо есть ныне безлюдна, пуста; аще и есть люди, но худы и немошны, и боятся самого тебя, и не силны ти будутъ: и аще не поидешь самъ и обленишися, то известно буди, господине мои, воеводами твоими безъ тебя не взята будетъ Казань. Казанския бо люди есть худыя. а въ ратномъ деле зело свирепы и жестоки, яко самъ ихъ знаешь, ныне же наипаче пременятся, животъ свои на смерть, и ведаютъ воеводъ твоихъ слабыхъ и мяхкосердыхъ, и не повинуются имъ. Живугь бо у тебя княэи твои и воеводы въ велицеи славе и богатстве и темъ во время брани бываютъ некрепцы, и несилны, и подвизаются лестно и нерадиво, другь за друга уклоняющеся, воспоминающе славу свою, и многое имение, и красныя жены своя, и дети," - и ина многа изрече ему. Царь же князь великии, слышавъ реченная отъ царя Шигалея про ево дело Казанское, яко вся онъ добре творяше и къ ползе волице, несть неправды въ немъ, ни воеводамъ вины о томъ не учини, - не ведая бо сотвориша се, искусиша бо ихъ Казанцы лестию, а князя Чапкуна самъ бе отпустилъ въ Казань. И тяжко сие вмени отвержение Казанцовъ отъ него, паче живота своего, и очи свои слезъ наполни, и глагола слово псаломское: суди, господи, обидящая мя и возбрани борющая мя, приими оружие свое и щитъ, и стани въ помощь мою, и воспрети гонящихъ мя, и рцы души моеи: спасете твое есмь азъ. Царь же князь великии служимаго ему царя Шигалея дарми великими попремногу почти его, за великую службу его, верную и нелестную, и темъ отъ печали тоя утеши его, и отпусти его честно во свою вотчину въ Касимовъ, и наказавъ ему, яко да паки будетъ готовъ съ нимъ часа того хъ Казани итти, егда отъ него весть къ нему приидетъ, каяся о сведени его велми.

И призываетъ къ себе въ великую полату златую братью свою, благороднаго князя Георгия, и князя Владимера, и вся князи местныя, и вся великия воеводы, и вся благородныя своя велможи. И посадивъ ихъ по местомъ ихъ и начъ благъ и мудръ советъ съ ними творити, хотя самъ въскоре двигнутися на безбожную и поганую Казань, на презлыя и недруги своя Казанцы., мстити крови христьянъския, яко Елизвои Ефиопскiи царь на Омирского князя Дунаса жидовина, ревнуя прадедомъ своимъ, великому князю Светославу Игоревичю, како тои многажды Греческую землю плени, столь далече ему сущи отъ Руския земля растояниемъ, и дани великия со Царяграда ималъ со благородныхъ Грекъ, победившеихъ Трою предивную и прегордаго царя Перского Скераска. Тои же великии князь Святославъ по Дунаю стоящихъ 80 градовъ Болгарскихъ вся. Поревновавъ же сыну его во благочести сиявшему, православному и великому князю Владимеру и державу свою Рускую землю святымъ крещениемъ просветившему, како взя великии градъ Корсунь, и ины земля, многия языцы работаху ему, дани дающе, и надо всеми враги его рука бе высока. Велми же позавиде и Владимеру Манамаху, како же тои подвижеся на Греческаго царя Костянтина и Манамаха великимъ ополчениемъ ратнымъ, не хотевшу Греческому царю мира поновити и дани давати по уложению преже бывшихъ его цареи съ великими князми Рускими; великии же князь Владимеръ Манамахъ шедъ всю Фряскую начисто повоева, и Халкидомнину, и окрестныя области Царяграда Греческии все пусты положи, и возратися на Русь съ великою корыстию и со многимъ богатествомъ. попленивъ царство Греческое. Царь же Костянтинъ бысть въ велице недоумении и печали, и въ тузе, и советовавъ съ патриархомъ, да пошлетъ въ Киевъ на Русь къ великому князю о миру, дабы отъ сего престалъ проливати крови тацехъ же христьянъ сущихъ, верныхъ людеи Греческихъ, откуду и самъ, проливая кровь неповинную, веренъ бысть и всеи земли своеи спасете изобрете. Избравъ посылаетъ къ нему с смирениемъ великимъ своя премудрыя послы, Ефеского митрополита киръ Иофита и 2 епискупа съ нимъ, Митулинского и Мелетииского, и стратига Антиохиского Ивана и Гермона Iерусалимского Естафия, инехъ многихъ своихъ съ ними благородныхъ мужеи, яко могущихъ укротити его и ярость и свирепство княжее; съ ними же посла къ нему честныя великия дары безценныя, самы свои царскии венецъ, и багряницу, и скифертъ, и сердаликову крабицу, изъ нея же еще великии Августъ Римскии кесарь на вечеряхъ своихъ пия и веселяшеся, и злата, и сребра, и бисера, и камени драгихъ безъ числа, и инехъ вещеи драгихъ множество, утоляя гневъ его, и светлымъ царемъ Рускимъ называя его, да уже къ тому не двигнется Греческия земля его пленити. - И сея ради  color:black;letter-spacing:-.3pt'>вины велики князь Владимеръ, прадедъ мои, царь Манамахъ наречеся, отъ него же и мы прияхомъ  color:black;letter-spacing:-.1pt'>цари нарицатися, венца ради и порфиры и ски color:black;letter-spacing:-.2pt'>ферта Костянтина царя Манамаха. И уложиша межю собою миръ и любовъ во веки и паче первого. И вся бывшая сия царь князь великии зъ братею своею и со князи местными, и съ великими воеводами премудре, царски и думаше, и паки глаголаше: "или егда убо я хуждьше отца моего, великого князя Василья, и деда моего, великого князя Ивана, недавно предо мною бывшихъ, и царствовавшихъ на Москве, и скиферты правящихъ всея Руския державы; тако же бо и инехъ покориша подъ ся, великия грады и земля чюжихъ странъ, многихъ языкъ незнаемыхъ поработиша и память себе велику и похвалу въ роды вечныя оставиша. И язъ, сынъ и внукъ ихъ, взятыя же грады и земли единъ содержю; коими бо царствоваше оне, а азъ теми владею, и вся суть въ рукахъ моихъ, и мною ныне вся строятца. Азъ есмь Божеи милостию царь и сопрестолникъ ихъ. Тацыи же есть у меня воеводы великии и славны, и силны, и храбры, и въ ратныхъ делехъ искусны, яковы же были у нихъ; и кто ми возбраняетъ творити тако же, яко же бо они подщашася, намъ сотвориша многа блага. Тако же и мы хощемъ, Богу помогающу намъ, инемъ по насъ сотворити. Велико бо ныне зло постиже отъ единыхъ Казанцовъ, паче всехъ врагъ моихъ и супостатъ, и не вемъ бо, како мощенъ буду съ ними управитися, зело бо стужаютъ, отъ нихъ и слышати уже не могу всегдашняго плача и рыдания людеи моихъ, и терпети не хощу досады мне отъ Казанцевъ. И за сие вся, князи мои и воеводы, надеяся азъ на премилостивого и всещедрого и человеколюбимового Бога дерзаю, хощу второе самъ съ вами итти на Казанския Срацьны и страдати за православную веру нашу и за святыя церкви, не токмо же до крове страдати хощу, но и до последняго издыхания; сладко бо есть всякому человеку умрети за веру свою, паче же кому, за христъяньскую святую, несть бо то смерть, но животъ. Сие бо страдание прияша святии отцы, и апостоли, и мученицы, и благочестивы цари, и благоверны князи, сродницы наши, и за то отъ Бога прияша не токмо земныя почести, царство же, и славу, и храбрость на сопротивныя, и многолетно и славне на земли пожиша, и дарова имъ Богъ за ихъ благочестие и страдание, еже за провославе пострадаша, по отшествии сего прелестного мира въ земныхъ место небесная, въ тленныхъ место нетленная, и въ бесконечную радость вечное веселие. Се же бы кто у Господа Бога своего: всегда со аггелы предстояти, со всеми праведными веселитися въ бесконечныя веки. Вы же, братия и вся благородныя наша велможи, что ми отъ сихъ промыслите и речете?" Преста глаголя и мало молчанию бывъ.

И отвещаша ему братия его, князь Георгии да князь Владимеръ, и вся благородныя его велможи, яко едиными усты и единемъ гласомъ,. веселиемъ сердца рекоша, вкупе, все: "дерзаи, не боися, о великии нашъ самодержце, побежаи супостаты своя и славу присовокупляи благородству своему. Не супротивимся тебе, ни впреки что глаголемъ, и воля твоя, и ни въ чемъ же тебе не отнимаемся; и твори, еже хощеши. Много бо слышахомъ оть отецъ своихъ, иная же сами видехомъ очима своима, великия обиды тебе отъ Казанцовъ да многия измены. Да все мы по силе своеи, елико поможетъ намъ Богъ, крепко имамы страдати и класти главы наша нелестно за святыя церкви, и за все православе державы твоея, и за тебе, великого нашего самодержца, должни есми умрети, и въсе богатество наше, и домы, и жены, и чада своя забыти, ни во что же вменити, а не яко же иногда нерадениемъ и леностию своею одержими бехомъ и леностию тебе служихомъ, другъ на друга смотривше, и великия наша отчины, даныя прадедомъ нашимъ отъ прадетъ твоихъ, сами вкупе съ Казанцы небреженiемъ нашимъ или неможениемъ въ конечное запустение предахомъ". Симъ же словесемъ реченнымъ бывшимъ отъ братия его и отъ всехъ благородныхъ велможъ и боляръ и воеводъ его, сия же слышавъ отъ нихъ царь великии князь и возлюби зело добры ответъ ихъ и премудрыя глаголы ихъ къ нему. Воспроси бо, рече, отца твоего, и возвеститъ тебе, и старца твоя поведятъ тя. И воставъ съ престола своего и покланися имъ на все страны до земля и рече: "велми угоденъ ми бысть советъ вашъ, любимии мои думцы, и познахъ, яко будетъ на ползу всемъ и мне".

И вскоре повеле всемъ княземъ, и воеводамъ, и благороднымъ, и середнимъ же, и обычнымъ готовымъ быти на царскую свою службу со всякимъ запасомъ ратнымъ съ конми и со отроки. Раславъ же листы по всеи области державы своея по градомъ на собрание воинственного чина, да скоро соберутся въ преславны градъ Москву иже вся воинская дела творяще люди. Вборзе же, не во многи дни, по царскому, его велению, множество собрашася вои въ премениты градъ, яко отъ великого собрания силы и не бе во граде места. где стояти но улицамъ и но домомъ людцкимъ, но постовляхуся около посадовъ, по полю и по лугомъ въ шатрехъ своихъ. И по неколикихъ днехъ восхоте видети самъ всего своего воиска число, и уряди въ разное украшение ихъ и преже повеле княземъ и воеводамъ во градъ приеждяти на велику площадь, предъ царския своя полаты, и красно нарядяся, по нихъ же среднимъ и обычнымъ воемъ. Великия воеводы и вся благородныя велможи и вся силныя же и несилныя приежжаху во градъ, единъ по единому ихъ, на площадь, ко царскимъ его полатамъ, и показующися ему, изодеявъшеся въ пресветлыя своя одеяния и со всеми отроки своими, тако же и добрыя своя коня во утварехъ красныхъ ведущи, яко достоитъ быти на ратехъ воеводамъ. Царь же князь великии расмотривъ самъ своя князи и воеводы и вся благородныя и до последнихъ всехъ, на полатныхъ своихъ лествицахъ стоя, и велми всехъ похвали, яко верно служащихъ ему; тако же и множество воинъства своего видехъ изъ далныхъ своихъ градовъ и земель, скоро, незамедленно собравшихся по словеси его, зело возрадовася радостию великою. Видевъ же инехъ вои своихъ, убозехъ суицихъ и нужныхъ всемъ, не имеюицихъ у себя ни коней воинскихъ, ни кормли, и техъ для сотвори полаты своя оружныя и ризныя и житница хлебныя, даваше имъ до любве ихъ и оружия всякоя, и светлы ризы, и кормлю, и добрыя кони исъ конюшни своея преже всего своего пошествия. Избравъ исъ техь вои и отпущаетъ воеводъ своихъ съ ними 12, съ великою силою хъ Казани, Маия въ 9 день, двема рекама, въ лодияхъ и въ струзехъ. Волгою и Камою; Волгою же отпусти съ кормлею и со всякимъ запасомъ рознымъ всего великого воинства своего и зъ болшимъ стенобитнымъ нарядомъ огненнымъ, яко да не будетъ нужда отъ пищи въ воехъ на долго время; Камою же, сверху отъ Вятки зашедъ, воевати полныя места и не двигомыя Казанския. Кама бо великая река, три земли вкругъ Пермскую землю и Вядкую и всю Казанскую, и устиемъ вь Волгу падетъ, ниже Казани за 60 версть. По неи же приидоша хъ Казании Московския воеводы, съ Устяжны и съ Вятчаны, съ храбрьми людми, и воеваше по Каме богатыя улусы Казанския. И по двою месяцу по преже посланными воеводахъ празновавъ царь князь великии пятдесятны день по Пасце, сшествие Святого Духа на святыя своя ученики и апостолы, и всю ту неделю пянтикосную царски веселяся и съ велможами своими, и предаетъ славны градъ Москву въ Божии руце и пречистой Богородицы, и оставляетъ въ себе место на Москве брата своего, благороднаго князя Георгия и, призываетъ брещи его отцу своему, митрополиту Макарию.

И тогда благоверныи царь князь великии миръ и любовное целование царице своеи Анастасие оставль, и прирекъ еи слово едино "азъ тебе, о жено, повелеваю никако же скорбети о моемъ шествии, но пребывати въ подвизехъ духовныхъ, и въ посте, и воздержании, и часто приходити къ церквамъ Божиимъ, и многи молбы творити за мя, и за ся, и милостину убогимъ давати, и бедныхъ миловати, и въ царскихъ нашихъ опалахъ разрешати, и въ темницахъ заключеныя испущати, да сугубу мъзду отъ Господа приимеше въ будущемъ веце". То же слово и брату своему наказа. Царица же, слышавъ сия отъ благочестивого царя, супруга своего любимаго, и нестерпимою скорбию уязвися о шестви его, и не можетъ отъ великия печали стояти, и хотяше пасти на землю, аще не бы самъ царь супружницу свою рукама поддержалъ. И на много часъ она безгласна бывши и восплакася горце, едва мало возможе удержатися отъ великихъ слезъ и проглаголати: "ты убо, благочестивы мои господине царю, заповеди Божия храниши и тшишися единъ, паче всехъ, душу свою положити за люди своя; азъ же, свете мои драгы, како стерплю на долго время разлучение твое отъ мене; или кто ми утолить горкую мою печаль; или кая птица въ часъ единъ прилететъ и долготу путя того возвестить мне и сладкую весть здравия твоего, яко ты съ поганымъ брався и одолети возможе. О всемилостивы, Господи Боже мои, призри на мое смирение и услыши молитву рабы твоея, и вонми рыдания моего слезы, и даруи ми слышати супруга моего, царя, преславно победивъша враги своя, и сподоби мя здравие его сождати, светла и весела видети ко мне пришедша, радующася и хвалящася о милости твоеи". Царь же князь великии утешивъ царицу свою словесы, и наказаниемъ, целованиемъ, и здраве давъ еи, исходитъ отъ нея исъ полатъ своихъ и входитъ во церковъ пресвятыя Богородица, честнаго ея Благовещения, еже стоитъ на сеняхъ близъ царскихъ полатъ его. Благоверная же царица его Анастасия проводивъ до церкви тоя супруга своего царя и возвратився въ полаты своя, аки ластвица во гнездо свое, съ великою тугою и печалью, и со многимъ сетованиемъ, аки светлая звезда темнымъ облакомъ скорбию и тоскою прикрывся въ полате своеи, въ неи же живяше, и вся оконца позакры, и света дневного зрети не хотя, доколе царь съ победою возвратится, и въ посте, и въ молени пребываше, день и нощь Бога моля о супрузе своемъ, да, на неже пошелъ есть орудие свое, и то непредткновенно да исправится ему, съ веселиемъ и съ радостию да приидетъ къ неи во своя, оба да престанутъ отъ печали своея и сетования и туги.

Царь же князь великии со свещенники молебная совершивъ и поиде отъ Пречистыя царь, отъ Благовещения, въ великую соборную церковь пречистыя Богородица, славнаго ея Успения, и повеле ту молебная совершати и самому светеишему митрополиту Макарию, правящему тогда митрополию Руския церкви Московския, мужу въ добродетелехъ совершенну, и всемъ епискупомъ съ нимъ, прилучшимся тогда въ царствующемъ граде некоихъ ради духовныхъ винъ, и со всеми прозвитеры, и со дяконы, - самъ же христолюбивы царь изъ глубины сердца своего крепко востонавъ ко всемогущему Богу и спасителю всехъ, пролиявъ слезы, и рече: "Господи, Боже всемошны, царю небесны, крепки и силны, и непобедмыи во бранехъ Христе, помилуи насъ пречистыя Матере молбами, и не остави насъ быти въ скорбехъ и въ печалехъ нашихъ до конца; ты бо еси Богъ нашъ и мы грешны рабы твои и на тебе надеемъ и отъ тебе всегда милости просимъ. Поели намъ крепкую твою руку свыше и помилуи насъ убогихъ, и даи же намъ помощь и силу на всегдашняя враги наша Казанцы, и посрами ихъ, обидящихъ насъ и борющихся съ нами, и ниизложи шатания ихъ, воздажь же имъ по деломъ ихъ и по лукавству начинания ихъ. Силенъ бо еси, Господи, и кто можетъ противитися тебе?" И по семъ падаетъ предъ образомъ владычица нашея Богородицы, юже и евангелистъ Лука написа, сице моляся во уме своемъ: "владычица наша, пресвятая Богородица, молися сыну своему, Христу Богу нашему; рождьшемуся отъ тебе спасения ради нашего; возжежи, госпоже, о насъ къ нему пречистыи свои руце и не презри насъ, грешныхъ рабъ своихъ, молящихся къ тебе верою испроси намъ помощь и победу на вся враги наша, и буди намъ всегда твердая стена отъ лица супостатъ нашихъ, и крепки столпъ, и оружие непобедително, и ополчение крепко, и воевода силенъ, и предстатель непобедимъ на противныя наша. Помяни, владычице, милосердие свое, еже имаши ко христьянскому роду, обешница бо еси спасению нашему, и мы есмя вси не хужнии твои раби и тобою избавляемся отъ всякихъ бедъ и злыхъ напастеи, и прослави, госпоже, и возвеличи христьянъское имя надъ погаными всеми, да разумеютъ и веруютъ, яко единъ есть царь и владыка сынъ твои и Богъ надо всеми языки; и ты, Богородица, во истинну можеши на небеси и на земли творити, елика хощеши, и невозбранно есть ничесо же". Тако же и къ небеснымъ силамъ и ко всемъ святымъ моляшеся, и къ новымъ нашимъ Рускимъ чюдотворцамъ, Петру и Алексею, оне, и мощи ихъ лобзая съ верою и со многими слезами. И положи заветъ зъ Богомъ въ церкви, передъ иконою Спасовою, глаголя: "владыко царю, человеколюбче, аще ныне погубиши враги моя Казанцы и предаси ми градъ ихъ Казань, то воздигну святыя церкви въ немъ, во славу и похвалу пречистому ти имени, и православе утвердите хощу, яко да воспоется внове и возпрославится во веки пресвятое и великолепное имя твое, Отца и Сына и Святого Духа; безсерменство имамъ потребити и веру ихъ и жертву Богмичю до конца искоренити". И скончану же бывшу молебному пению въ церкви велицеи, поиде изъ великия церкви пречистыя Богородица. Близъ ту стоящу церковь великого чиноначалника архистратига Михаила, въ немъ же храме лежатъ умерши родители его и прародители, и ту молебная певъ небесному Христову воеводе и у гробовъ родителей своихъ и прародителеи простився. Съ нимъ же вкупе ходяще и моляхуся князи и воеводы, и многу милостину нищимъ дающи; вдана же бысть тогда отъ самодержца милостива велика по всеи земли Рускои, по градомъ и по селомъ, ереискому, и святителемъ, и по всемъ монастыремъ черноризцемъ, и пустыннымъ инокомъ, и нищимъ всемъ.

По молитве же своей благоверны царь самодержецъ, благословляся отъ пресвещенного отца своего, Макария митрополита, и отъ прочихъ епископъ. Светеиши же митрополитъ Макареи благословляетъ самодержца животворящимъ крестомъ и святою водою покропивъ, и молитвою вооружи, и конечную победу наказавъ, и проречествуетъ ему ко уху глаголя: "о пресветлы царю и предобрыи пастырю, пологаи душу свою за словесныи своя овца, ихъ же Богъ дарова тебе паствити, имаши бо теплеишу ревность по Бозе своемъ и дерзаеши неотложно за благочестие страдати; и всемогущии же Богъ, молитвами пречистыя его Матери, подаетъ ти помощь и конечное одоление на сопостаты твоя, и на свои престолъ Росиского царства здравъ и радостенъ съ победою возратишися, со всемъ своимъ христолюбивымъ воинствомъ. и многолетенъ будеши на земли и съ царицею своею. И мы смирении безъ престани должни есмя Бога молити, и пречистую Богородицу, и святыхъ всехъ о твоемъ Богомъ хранимомъ царстве". И отпущаетъ его, яко анггелъ Божии Гедеона на цареи Мадиямскихъ. и яко Самоилъ на кроткого Давида, на силного исполияна Галиада, и даетъ ему вместо видимого оружия невидимое и непобедимое оружие, крестъ Христовъ; благословлять же крестомъ, вооружаетъ и брата его благородного, князя Владимера, и всехъ благоверныхъ князеи, и велможъ, и великихъ воеводъ. Епископы же и Попове, въ дверехъ церковныхъ стояще, благословляху все христолюбивое воинство, и святою водою кропляху, и благословени быша отъ святителеи вся воя, отъ мала и до велика. Царь же князь великии приемлетъ святительское благословение, яко отъ вышняго десницы вседержителевы, вкупе же съ нимъ храбръство и мужество Александра, царя Макидонского, и всемъ святителемъ миръ давъ, и всему бещетному множеству великому народу Московскому на четыре страны до земля поклонися, и веля имъ о себе во церквахъ и особо по домомъ своимъ прилежно Бога молити и постъ держати по силе своеи зъ женами и зъ детми.

И повелеваетъ привести къ себе великии свои конь и вседаетъ нань, глаголющи протчее слово: ревнуя яко поревновахъ по Господе, Бозе своемъ, вседержителе. Вседаетъ же на своя коня силная вси князи, и воеводы, и храбрыя воины, и седше вскоре, яко высокопарнии орли, полетевше изо очию безчисленного множества народа Московского, борзо идучи и другъ друга женущи, и другъ друга состизающи, яко на царевъ пиръ позвани и царемъ радующеся, идяху. Выеждятъ же царь князь великии изъ великого своего града столного, славныя Москвы, въ лето 7060-го, месяца юня, въ первую неделю Петрова поста, въ 10 часъ дни, 22-е лето отъ рожения возраста своего. И поиде съ Москвы на Коломну, и слыша тамо буяго варвара, нечистивого царя Крымского Девлетъ-кирея, пришедшаго со многими Срацыны своими на Руския пределы, на Тулу, отаи и неведомо, яко тать въ нощи, и хотя православие пленити. Аки два лва кровопиица изъ дубровы искочиста, и две огненныя главни пожигающи и попаляющи христьянъство, аки терние траву, едномысленно совещашеся на стадо Христово Крымскии царь съ Казанскимъ царемъ, яко да кождо ихъ отъ своя си ны спадутъ, чаяху бо уже пошедше хъ Казани Московского самодержца со всеми вои Рускими, и мневше себе, окаянны, благополучно время изыскавше исполнити хотение свое невозбранно и некому стати мошно впреки ему, яко темъ смирятъ и устрашатъ царя и великого князя того лета не воевати Казань, да соберутца Казанцы съ Крымцы и могутъ съ нити братися. И не попусти имъ Богъ тако быти по воле ихъ. Царь же князь великии пришедъ на Коломну и входить во церковь соборную пречистыя Богородица, честнаго ея Успения, и повеле ту сущему епископу Феодосию со всемъ его соборомъ пети молебны; самъ же приходить къ пречистыя образу, иже была на Дону съ преславнымъ и великимъ княземъ, и тако припадаетъ и молится и милосердаго владыку и Господа нашего Исуса Христа, рожшую его Богоматерь, со многими слезами и воздыхани сердечными, о пособлении, и о помощи, и о победе на противныя Агаряны. И помолився изходитъ изъ церкви, взявъ благословение отъ епископа Феодосия и отъ всего свещенного собора, и отпущаетъ противъ царя Крымского великихъ воеводъ своихъ, князя Петра Щенятева, да князя Ивана Турантая Пронского со инеми со многими вои. Они же шедше и обретоша царя у Тулы града стояща. - И мало въ ту нощь не взя градъ, всехъ бо уже градныхъ боицевъ изби, и врата града изломи, но вечеръ приспе, и жены яко мужи охрабришася и съ малыми детми и врата граду камениемъ затвердиша. - Царь же очюти пришедшихъ воеводъ Московскихъ,. и паде на ны страхъ и трепетъ, вставъ и побежа нощию отъ града Тулы, и весь, нарядъ свои у града стоящи пометавъ, съ великимъ срамомъ, гонимъ Божиимъ гневомъ, и токмо единеми душами своими и телеса своя носящи, оставивъ катарги своя, и шатры, и велбуды, и колесница во станахъ в нихъ же бе все стяжание ихъ, сребряное, и златое, и ризное, и стенобитныя сосуды, - и бежаща исполнишася весь путь мечаще различныя своя оружия и ризы. Воеводы же последи царя женуще и победиша много силы его и весь Рускии пленъ назадъ отплениша, самого же царя прогнаша въ поле великое за Донъ, мало его жива не яша, и много Крымскии пленъ приведоша во градъ на Коломну, на уверение самодержцу и на показание всему народу. Онъ же прославль Бога о семъ, посрамльшаго лютаго врага, Крымского царя, и возвеселися по седмь днеи веселиемъ великимъ, со всеми князи и воеводами, и воздавая победителемъ почести великия комуждо по достоянию ихъ. Техъ же пленныхъ Крьмцовъ по велению его живыхъ всехъ въ реку вметаша.

Царь жи великии князь и не возмятеся отъ нечестиваго царя прихода на Русь, ни устрашися, ни убояся, вспять не возвратися отъ пошествия своего, яко воинъ страшенъ, но прогнавъ врага своего Божиею помощию и со тшаниемъ великимъ, верою Христовою укрепляемъ, надеждою и подвизаниемъ, и грядяше небоязненно на злыя Казанцы, не на силу свою великую надеяся, но на Бога своего, поминая рекшаго, яко не спасется царь многою силою своею, исполинъ не спасется множествомъ крепости своея. И прииде съ Коломны во славньи градъ Владимеръ и препочи въ немъ неделю едину, по церквамъ ездя и Богу моляся, и милостину нищимъ дая; изъ Володимера же въ Муромъ градъ прииде, и стояше въ немъ десять днеи, собираяся по малу съ вонествомъ и ожидая царя Шигалея. И по днехъ 10 преиде въ Муромъ царь Шигалеи, исъ предела своего, исъ Касимова, съ нимъ же силы его варваръ 30.000; и два царевича Астороханския орды и съ нимъ же приидоша, Каибула именемъ, другии же Дербышалеи, обославшеся царемъ Шигалеемъ, дающеся волею своею въ послужение царю и великому князю, а съ ними татаръ 20.000. Онъ же радостно прiя техъ в царскими дарованми одари ихъ и местомъ быти учини ихъ подъ царемъ Шигалеемъ. И возвигнувся изъ Мурома царь князь великии, собрався со всеми силами Рускими, изыде на чистое поле на великое и ту благоразумно уряжаетъ полки, и много искусны воеводы устрояетъ, и учиняетъ началники воемъ, и поставляетъ воеводъ ертаулному полку, надо всеми благородными юношами, царского своего двора князя Дмитрея Микулинского и князя Давида Палецкого и князя Ондрея Телятевского, подавъ имъ Черкасъ 5.000, любоискусныхъ ратоборець, и огненныхъ стрелецъ 3.000, въ преднемъ же полку началныхъ воеводъ устави надо всею силою Татарскою Крымского царевича Тактамыша, и царевича Шибанского Кудаита, и князя Михаила Воротынского, и князя Василя Оболенъского, и князя Василья Оболонского Помяса, и князя Богдана Трубецкого; въ правои руце началныхъ воеводъ устави Касимовского царя Шигалея и съ нимъ князя Ивана Мъстисловского, и князя Юрья Булгакова, и князя Олександра Воротынского, и князя Василя Оболенского Сребряного, и князя Ондрея Суждалского, и князя Ивана Куракина; въ матице же велицеи началныхъ воеводъ самъ благочестивы царь и съ нимъ братъ его, князь Владимеръ, и князь Иванъ Белскои, и князь Александръ Суждалскои, по реклому Горбаты, князь Ондреи Ростовскии Красны, и князь Дмитреи Палецкои, и князь Дмитреи Щенятевъ, и князь Семионъ Трубецкои, и князь Федоръ Куракинъ, братъ его князь Петръ Куракинъ же, и князь Юрьи Кашинъ, и князь Иванъ Нохтевъ, и многие князи и боляре; въ левои же руце началныя воеводы Астороханскии царевичь Каибула, и князь Иванъ Ярославскои Пенковъ, и князь Иванъ Пронскои Турантаи, и князь Юрьи Ростовскои Темкинъ, и князь Михаило Репнинъ; въ сторожевомъ полку началны воевода царевичъ Дербышалеи, князь Петръ Щенятевъ, и князь Ондреи Курпскои, и князь Юрьи Пронскои Шемяка, князь Микита Одоевскои. И съ теми всехъ великихъ воеводъ 90, вси князи велицы и благородни и первы въ советехъ царскихъ, подъ теми же иныя воеводы средни и меншии. Во всехъ же бе тогда Руския силы число благородныхъ князеи и боляръ, и великихъ воеводъ, и храбрыхъ отрокъ, и крепкихъ конникъ, и стрелецъ изученыхъ гораздо, и силныхъ ратоборецъ и въ твердыя пансыри и въ доспехи оболченныхъ 300.000, и огненныхъ стрелцовъ 30.000, и въ ладияхъ рати 100.000, и съ Касимовскимъ царемъ Шигалеемъ и со царевичи иноязычныя силы Татарския, служащихъ Рускому царству князеи и мурзъ и казаковъ, 60.000, къ нимъ же Черкасовъ 10.000, и Мордвы 10.000, и Немецъ и Фрягъ и Ляховъ 10.000, кроме обышныхъ вои и конникъ и пешцовъ, возящихъ ратны запасъ, и те люди безчисленны. Яко же о приходе Вавилонского царя ко Еросалиму пророчествова еремия: и отъ яждения бо, рече, громовъ кольсницъ его, и отъ ступания слоновъ его потрясеся земля и сице бысть зде. Поиде царь князь великии чистымъ великимъ хъ Казани со многими и языцы реченными, служащи ему, съ Русью, и съ Татары, и съ Черкасы, и съ Мордвою, и со Фряги, и съ Немцы, и съ Ляхи, въ силе велицеи тяжце зело, треми пути, на колесницахъ и на конехъ, четвертымъже путемъ реками, въ лодияхъ, водя съ собою воя воюющи Казанскаю землю.

Поле же то великое зело велико, конца мало ходячи до дву морю, на востокъ до Хвалынского, а полудние до Чернаго, на немъ же Русти гради и веси и села мнози стояху древле, и мнози бяху людие живущи въ нихъ, имеюще селение и водворение, и за поле Куликово по Мечю реку, на онои же стране реки тоя тако же мнози въ вежахъ своихъ Срацыни, Половцы живяху, качюющи. - Но обо между себе, Русь и варвари, отъ частыхъ воевании запустеша, и удалишася особе, яко же пишутъ Русти летописцы, конечне же и отъ силного Батыева пленения, и отъ ыныхъ по немъ цареи, все погибе. - И бысть поле чисто, инуди же по местомъ поля того возрастоша пустни и дубравы велия, имеюще въ себе и питающи зверие пустынны и всяцы скоти полсти мнози. Царь же князь великии преиде часть поля того, прилежащую хъ Казанскимъ улусомъ, пятию недели до новаго града Свияжского, и тяжекъ явися ему путь тои и всему воинству его: оть конскихъ бо ногъ взимаему на высоту песку, и не бе видети солнца и небеси и всего воинества идущаго, и тоска велика все воинество обдержаше; мнози же человецы изомроша отъ солнечнаго жара и отъ жажды водныя, исхоша бо вся дебри и блата, и малыя реки полския не тецаху путемъ своимъ, но развие мало воды въ великихъ рекахъ обреташеся, во глубокихъ омутехъ, но и то сосудами, корцы, и котлы, и пригорщами въ часъ единъ до суха исчерпаху, другъ друга бьюще, и угнетающе, и задавляюще; ини же росу лизаху и тако жажду свою съ нужею утоляху. И пришедъ во градъ Свияжскии и пребысть въ немъ стоя неделю, опочивая и отдыхая отъ великого шествия путнаго, и отъ горения солнечнаго и ото многия теплоты летния, сожидаяся со многими вои. Казанцы же сведаша приходъ самого царя и пожгоша сами посады своя, и впряташася со всеми статками своими во градъ. И собравшимся воемъ Рускимъ всемъ и до единого человека исъ поля оного великого, тако же и преже посланная рать въ лодияхъ вся прииде, цела, по здраву, преже его пришествия, и мало отдохнувшемъ самемъ и конемъ изопочинувшимъ.

И тогда певъ молебны многи царь князь великии и повелеваетъ яртоулному полку перевозитися Волгу въ ратоборныхъ лодяхъ, на то учененныхъ, въ пансыряхъ и доспехахъ одеявшимъся, за нимъ же преднему полку итти, царевичемъ съ Татары, крепко уготовльшимся. Тако же и самъ царь князь великии уготовися, въ калатырь облекся передо всеми, яко гимантъ, и златы шлемъ возложи на главу свою, и препояса брани своя мечемъ, тако же и вси воеводы его, и полконачалницы, и воя вся одеваются въ крепкия доспехи, и утвержаются бронями и шлемы, и наготове приемлютъ въ руце свои копия, и щиты, и мечи, и луки, и стрелы; и почаша перевозитися все полцы великую реку Волгу, отъ Свияжска града, съ нагорныя страны, на Казанскую страну, на луговую, Августа въ 25 день. И слышавъ Казанскии царь, Едегеръ Касаевичъ, вои Рускихъ - перевязяхуся реку, изыиде исъ Казани на великии лугь свои къ Волге встретениемъ и со избранными боицы Казанскими, съ пятию десятъ тысящами, и разщинивъ полки своя при брегу реки стоя, самъ сопротиву ертоула и предняго полка и всея болшия матицы, въ неи же самъ царь князь великии идяше, хотя пострашити Рускихъ вои и брега не дати превозящимся, яко да темъ воспряти имъ. И сразишася на 3 часа ото обоихъ полковъ, биющеся на великомъ лузе Цареве, у Гостина острова. И преже въспущаютъ Казанцы ертоулного полка и прочь отбиваютъ отъ брега, и удержа, и укрепи его передовы полкъ, поскоривъ придвигнутся ко брегу; и возопиша царевичи и воеводы преднему полку своему, всеи силе варварскои укрепляющи и поженущи ихъ, яко не слабеютъ: и паки бываетъ брань, не худа и мрачна, вооружаются ярости, и великъ шумъ на высоту взимается, и мнози отъ обою страну падоша, аки цвети прекрасны, зане овемъ бо дело строино братися на сущи, и на воде и единъ удержаваше сто, а два тысящу, овемъ же неугодно на воде, и скорбно, и тесно всюду; но Богъ помогая всемъ надеющимся нань и тои поможетъ, яко искони воду на сушу преложи, - и по мале часе облия Казанцевъ кругъ Руское воинство, правая рука и левая, и вспящаются ото огненного стреляния, и сотрении быша, и побежа во градъ Казански царь, не путми, со всею силою своею, немогущи долго стояти и ни мало удержати Руси, еже не дати брега, виде изнеможете своихъ, а Рускихъ вои храбростьство и мужество. И превожахуся Рустии полцы по 7 днеи не боящеся Казанцовъ.

Самъ же царь князь великии превезеся Волгу реку, Августа въ 17 день, въ веселии сердца своего, по чисту пути пришедъ, подступи близъ самого града Казании и ста на Арскомъ поле со всею матицею великою, прямо града, за версту едину противу троихъ врать Арскихъ, и повеле себя оделати градцемъ, да не убенъ будетъ исъ пушки; полкамъ же развели врата, приступныя места, коемуждо ихъ противу коего места стояти, со излазящими изъ града съ Казанцы битися: и поставися правыя руки полкъ, царя Шигалея, противу двоихъ Нагаискихъ вратъ, а передовыи полкъ - царевичевъ съ Татары - за Булакомъ, противу двоихъ же вратъ, Елбукиныхъ и Кебековыхъ, а ертоулны полкъ за Булакомъ же противъ Моралеевыхъ врать, а левыя руки полкъ за рекою за Казанью противъ вратъ Водяныхъ, а сторожевыи полкъ за Казанью же за рекою противу Царевыхъ вратъ. И облегъша воя Руская Казань, и бе видети многия силы, аки море волнующеся около Казани или вешняя великая вода по лугомъ разлияся; вси жи вои избранни оружницы и копеиники, и вси на Казань дыхающе дерзостию брании, и гневомъ, аки огнемъ, облещахуся; оболченная оружия на храбрыхъ оружницехъ, яко пламень, и реку аки солнце, зраки человекомъ изо очию изымающи, аки звезды на главахъ светяхуся златыя шлемы, и щиты и копья въ рукахъ зряхуся. И сущии во граде Казанцы возмущахуся отъ страха. И како хто не убоится сицовыхъ полковъ? Хотя бы храбри были Казанцы или древния они исполины, но ти бы все почюдилися. Или мало усумнися толику собранию человеческому? И не хуждъше Антиоха явленного, егда прииде ерусалимъ пленити; но онъ неверенъ, и поганъ, и хотяше законъ Жидовскии потребите, и церковъ Божию осквернити и разорити, се же верныи на неверныхъ за безаконие и за злодеяние прииде погубити ихъ, и наполни всю землю воями своими, конники и пешъцы; и покрышася ратью его поля и горы и подолия, и разлеташася аки птица по всеи земли тои, и воеваху, и пленяху Казанскую землю и область всюду, невозбранно ходяще на вся страны около Казани и до конецъ ея, и быша убиения человеческая велика, и кровми полияся варварская земля, блата и дебри и озера и реки намостишася Черемискими костми. 3емля бо бе Казанская реками и езеры и блаты велми наводнена, за согрешение же къ Богу Казанскихъ людеи лета того ни едина капля дождя съ небеси на землю не паде: отъ солнечнаго бо жара непроходныя места, дебри, и блата, и речища вся преизхоша, и полцы Рустии по своеи земли, непроходными теми пути, безнужно яздяху, кои любо камо хотяше, и стадо скотия предгоняху. Царь же и князь великии, облехши Казань и обехавъ около града, и смотряше стенныя высоты и местъ приступныхъ, и увидевъ удивися необычнои красоте стенъ крепости града. Прежде бо приходилъ въ зимнее время, темъ и не расмотривъ града гараздо, каковъ есть. Прележитъ бо къ нему съ востока поле зовомо Арское, велико и красно, по нему же течетъ подъ градъ Казанъ река, на томъ же поле изливается езеро Кабанъ именуемо, отъ града за три версты, и рыбу многу имущи въ себе на пищу человекомъ, изъ него же истекаетъ Булакъ река, въ Казань реку подъ градомъ втекаетъ, грязна велми и топка, а не зело глубока; съ полуднию же града, отъ Булака и до Волги, красныи лугъ Царевъ, на седмь версть продолжаятся, травою многою зеленяся, и цветы краснея. Градъ же Казань зело крепокъ, велми, стоитъ на месте высоце, промежъ двою рекъ Казани и Булака, и согражденъ въ седмь стенъ, въ велицехъ и толстыхъ древесехъ дубовыхъ; въ стенахъ же сыпанъ внутри хрящь и песокъ и мелкое каменье, толстина же градная отъ рекъ, отъ Казани и отъ Булака, трехъ саженъ, и те бо места ратнымъ неприступныи. И вода двема рекама бы страну града обтекши и въ едину реку у стены града слияся, еже есть Казань, и та река въ Волгу поидетъ, двемя устьи, за три версты выше града, по реце же тои градъ словетъ Казань; и яко крепкими стенами и водами вкругъ обведенъ бе градъ, и токмо со единыя града съ поля Арского приступъ малъ: но туда стена градная была въ толстоту 7 саженъ и прекопана около ея стремнина велия, глубока. И отъ сего Казанцы не малу себе притяжаша крепость, не бояхуся никого же, аще и вси царства околная совокупльшася востанутъ и подвигнутся на нихъ, крепокъ бо бе градъ ихъ. Креплеиши же града сами бяху, имение велико имущи ратоватися въ бранехъ и непобеждени бываху ни отъ коихъ же, и мало такихъ людеи мужественныхъ злыхъ во вселеннеи обретается.

И посылаетъ царь князь великии послы своя ко царю Казанскому, во фторы день прихода своего, подехавъ ко стенамъ глаголати верное слово свое съ любовию, и ко всемъ Казанскимъ велможамъ болшимъ, - немногимъ живымъ оставльшимся отъ царя игалея и въ техъ место быша новыя - вкупе спроста ко всемъ Казанскимъ людемъ: "помилуи себя", глаголя, "Казанскии царю, и убоися меня, видя пленения земля своея и губление многихъ людеи своихъ, и предаи ми ся доброволно, и служи ми верно, яко же и протчи царие мои служатъ ми; и буди ми яко братъ, яко веренъ другъ, а не яко рабъ и слуга; и царьствуя будеши на Казани отъ мене и до смерти своея. Тако же и вси людие Казанцы помыслите въ себе, и пощадите животъ свои, и предаите ми градъ вашъ доброволно, по любви, и безъ брани, и безъ пролития крови вашия же и нашия, и приложитеся къ нашему царству, и присягаите намъ, яко же и прежние, ничасо же никако же боящися отъ мене, ни страха имущи; и прощу вы всея прежния бывшая ми отъ васъ злобы и напасти великия, еже сотвористе отцу моему и мне по немъ; милостъ и честъ отъ мене приимите и отъ горкия смерти ныне избавитеся, и мне будете любимии друзи и верныя слуги, и дамъ вамъ лготу велику - по вашеи любви жити въ воли своеи по вашему обычаю, и закона вашего и веры не отыму отъ васъ, и отъ земля вашия отъ васъ никуда по моимъ землямъ не разведу, его же вы боитеся, и токмо оставлю у васъ дву или трехъ воеводъ своихъ, а самъ прочь отоиду. А сами лучше весте: и аще ми не хощете повинутися, ни служити подъ моею областию, быти въ моемъ имени, то, празденъ градъ свои оставльше и землю свою, и идите, аможе хощете, со всеми людми своими, здравы все, на все четыре части земля, въ кою убо страну, и зъ женами, и зъ детми, и со всемъ вашимъ имениемъ, и безъ боязни и безъ страха отъ мене, и не угибнетъ отъ васъ ни единъ власъ главы вашея отъ вои моихъ. Во истинне бо, правде и на велику ползу вамъ глаголю, милующи васъ и брегущи, не кровопийца бо есмъ азъ, ни сыроядецъ, яко же вы есте, погани и бесермяни, и не радъ кровопролитно вашему, но за великую вашу неправду посланъ Богомъ приидохъ со оружиемъ показнити вы. И аще же глаголъ моихъ не послушаете, то Бога моего помощию имамъ ныне градъ вашъ на щитъ взяти, васъ же всехъ безъ милости, и жены ваша, и дети подъ мечъ подклонити; и падете же и поперетеся, яко прахъ подъ ногама нашима, и не мните мя, яко играюща или пострашающа васъ, или яко всуе глаголюща, не имамъ бо оступити отъ васъ ни до десяти летъ, не вземше градъ, его же ради и самъ приидохъ азъ, неверующи моимъ посылаемымъ мною царемъ, княземъ и воеводамъ". Не хотяше бо царь князь великии да пролиется кровь ихъ безъ ума и безъ опасения его къ нмъ отъ него, но хотяше самъ преже собою и правя и смирение явити имъ, по заповеди Спасове, яко всякъ вознесяися смирится, смиряяи же себе вознесется.

Царь же Казанскии, слышавъ сладостная и грозная словеса Московского самодержца, устрашися зело, убояся и хотяше отворити градъ, волею предатися, но не можаше добромъ умолити, ни, страхомъ грозя, препрети Казанцовъ, не взя бо власти великия надъ нимиэ, яко царь Шигалеи, и, яко новъ сы ему, еще обычая въ нихъ не ведаша. И не послушаше Казанцы совета доброго царева, и не внимаху словесе его. Онъ же вонъ прошашеся изъ града изыти съ пришедшими своими, да волею къ самодержцу приехавъ и милостъ отъ него получити, и не выпустиша его. И во всемъ болши царя слушаху князя Чапкуна, и покоряхуся ему яко царю, пословъ ж самодержцовыхъ отбиша отъ града зъ безчестиемъ, лаявше жестокими словесы, и гордостию и величаниемъ возносящися, врежающе и раздражающи сердце его, глаголющи: "да ведая буди царю Московскому, тако глаголетъ тебе царь Казанскии и все Казанцы: да помреве вкупе вси и до единого же насъ, и зъ женами нашими и зъ чады нашими, зде, за законъ, и за веру обычая отецъ своихъ во отечестви нашея земля, въ неи же родихомся, во граде нашемъ, въ немъ же воспитахомся и ныне живемъ, въ немъ же царствуемъ царие и съ ними владеютъ уланове и князи и мурзы. Тебе же и такъ богату сущу и много имущи градовъ и земель, у насъ же единъ столны градъ Казань, и тои хощеши взяти у насъ, и пришедъ яко силенъ намъ буди, и не мысли и не надеися лестию грозя царства нашего взяти, уже бо познахомъ лукавъствие ваше, и не мысли себе никако же волею града нашего предати и до смерти всехъ насъ, и не видети бы намъ того, ни слышати, что Рускими твоими людми, свиноядцы погаными, насилиемъ побладаемъ столны градъ нашъ, Казань, и древняя наша законы добрыя вашими ногами попираеми и посмехаеми и новы обычаи Рускiи бываеми.

Въ первую же нощъ, егда хъ Казани прииде царь и великии князь и градъ облеже, виде сонъ страшенъ самъ про себя Казанскии царь: "легшу ми съ печалию мало уснути, яко изыде съ востока месяцъ, малъ, теменъ, худъ и мраченъ, и ста надъ Казанию, другии же месяцъ, аки отъ запада взыде, зело пресветелъ и великъ велми, и пришедъ надъ градомъ же ста, выше темного месяца. Темныи же месяцъ передъ светлымъ побеговалъ и потрясашеся; великии же месяцъ долго стоявъ и, яко крылатъ, полете отъ места своего, и догнавъ, и удари собою темнаго месяца, и аки поглотивъ въ себе и приятъ, и тои въ немъ просветися, великии же месяцъ, светлыи, испусти исъ себе, аки звезды, огненныя искры до полу небеси и во градъ, и сожде вся люди Казанския, и паки ста надъ градомъ великии месяцъ, и боле возрасте, и паче первого сияше неизреченнымъ светомъ, аки солнце". Въ ту же нощъ сеитъ Казанскии сонъ же виде, яко стекошася мнози стада великия многообразныхъ звереи и люте рыкающе, лвове же, и пардуси, и медведи, и волцы, и рыси, и наполнишася ими лугове и поля вся Казанския; противъ же ихъ истекоша изъ града невеликии стада, единошерстни зверие и волцы, выюще, и естися битися падша со многоразличными теми зверьми, и въ часъ единъ вси стекше изъ града отъ лютыхъ техъ звереи изядени быша. Сеитъ же на утрие приехавъ къ царю и сказа ему сонъ свои, а царь свои сонъ сеиту поведавъ, и дивишася о снехъ своихъ. И созва къ себе царь вся велможа Казанския и премудрыя волхвы и поведаша имъ оба сна своя царь и сеитъ, властели же Казанския вси умолкнуша, и ни единъ же ихъ ответа воздастъ. Волхвы же яве царю оба сна разсудиша, передо всеми велможами: "темныи месяцъ, худыи, ты еси, царю; а светлыи месяцъ - Московскии царь, князь великии, отъ него же ять будеши и въ пленъ сведе: а многоразличние зверие - языцы толкуются мнози, Руская сила; а единошерстни - волцы. то есть Казанцы единоверны, и стражутъ за свое царство едиными главами своими, и подвизаются нелестно собою за ся; а еже изядоша серыхъ пестрые зверие, то одолеетъ ныне Руская Казанцовъ. И болши сего не вопрошаи насъ о семъ ничто же, и аще сего не хощеши, то и увещаи ранее Казанцовъ смиритися съ нимъ, яко же и преже глаголахомъ много имъ до твоего призвания къ нимъ, да и сами живи будутъ и царства своего не погубятъ еще же". Царь и вси велможи ужасахуся и трепетаху и сокрушахуся сердцы своими, обаче метяхуся мыслию и не внимаху реченнымъ ихъ и царю воли не даяху ни въ чемъ, и премудрыхъ своихъ волхвовъ не слушаху, надеяхуся на пошедшихъ своихъ пословъ звати Нагаискихъ Срацынъ въ поможете имъ. и бияхуся съ Русю, выежжая по 7 днеи, не хотяще имъ дати ко граду приступовъ чинити, - Рустеи же силе велицеи сущи и всегда прогоняху во градъ, биюще Казанцовъ, единъ бо Казанецъ бияшеся со сто Русиновъ, два же со двемя сты, - ждущи къ себе на помочь Нагаиския силы, и не возмогоша Казанцы еже не дати Руси ко граду приступити.

Но злее преднихъ градцкихъ, созади выеждяя изъ остроговъ лестныхъ, стужаше полкомъ Рускимъ Черемиса, наеждяющи на станы, возмущающи въ нощи и въ день, убивающи отъ вои, и хватающи живыхъ, и стада конския отгоняющи. И напущающимъ на нихъ воемъ Рускимъ, они же убегаху отъ нихъ въ чащи леса и въ горкия стремнины, и стояху въ крепехъ, и избиваху. И воспечалися о томъ царь князь великии, и воеводы его все по немъ, понеже бе доходити ихъ великою нуждою, но, яко праведникъ верою несомненною на Бога уповая, посла на тыя воеводъ своихъ, князя Александра Горбатово Суждалского да князя Ондрея Курпъского со множествомъ вои. И идоша 3 дни, со труды, жестокими пути до местъ ихъ и обходящи вкругъ дебри ихъ и стремнины и горы, - а прямо ходу полуднемъ - и обшедше оступиша отвсюду крепи Черемиския и пути ихъ отнята; онемъ же неведущимъ сихъ и отъ преднихъ полковъ побежавшимъ, и намчашася на заднихъ, и победита ихъ скоро, и остроги ихъ раскопаша, и пожгоша, и воеводъ Черемисскихъ 5 взяша живыхъ, съ ними 500 добрыхъ Черемисиновъ приведоша, и жены ихъ и дети плениша, и сами воеводы здравии приидоша, и Черемиса преста выеждяти изъ лесовъ. Оставиша бо техъ Казанцы 73.000 конниковъ подъ вои Рускими, 30.000 на Волзе въ судехъ, и отъ техъ судовыхъ никоя же пакости бысть Рускимъ воемъ, ходящимъ въ лодияхъ, воюющимъ села Казанския стояща по брегомъ рекъ, ти бо токмо покушася напасти запасныя лодия и не можаху: острогомъ крепкимъ и великимъ вся обведены по брегу Волги, и стрежаху ихъ два воеводы стрелцами огненными и со многими вои, околныя Черемисы паче да не изгономъ нападуть, и смятутся воя; отъ ладеиныя Черемисы не брежахуся, не умеють бо битися съ Русью на воде. И по техъ реченныхъ воеводахъ прiиде изъ воины князь Семионъ и протчи воеводы, воевавше землю Казанскую и единемъ пошествиемъ вземше въ десять днеи великихъ же и малыхъ остроговъ 30, въ нихъ же збегше Черемиса во время рати и отбивающеся избываху; и много въ нихъ Черемисы и зъ женами и зъ детми избита, и всякого ихъ рухла и скота взяша безъ числа, и не бысть падения воемъ ни у единаго града, ни у острога, но сами крепкия остроги отверзаху и предавахуся, ни лука напрязающи, ни стрелы пущающи, ни каменемъ метающи; но разве у первого острога великого 3 дни постояста воя, но безъ падения же люцкаго. Тои бо острогъ стары, Арескъ зовомъ, зделанъ аки градъ твердъ, и зъ башнями, и зъ боиницы, и живетъ людеи много въ немъ, и брегутъ велми, и не бе взиманъ ни отъ коихъ же ратеи никакоже, стоитъ отъ Казани 60 верстъ, въ местехъ зело крепкихъ и въ непроходныхъ, въ дебрехъ и въ блатахъ, единемъ путемъ къ нему притти и отоити. Великии же воевода князь Семионъ виде, яко не взяти его тако просто, яко много есть въ немъ люду, боицовъ единихъ 15.000, и прикативъ пушки и пищали къ нему начатъ бити. Князи же Арския и вся Черемиса, седящая въ немъ, возопиша, и врата отверзоша, и руки подаша, Богу въ сердца ихъ страхъ вложившу; и разплениша ихъ Русь, и приведоша князеи Арскихъ 12, и воеводъ Черемискихъ 7, и земскихъ людеи лутчихъ избравше сотниковъ и стареишихъ 300, и всехъ до 5.000 человекъ. Царь, же князь великии возрадовашася велми зело, и благодаряще Бога, и воеводъ почиташе, и воя своя похваляюще, и пленныхъ до времении брещи повеле, и ко граду приводити многажды, и глаголати царю и Казанцомъ, да безъ крови предастъся ему; они же пленныхъ своихъ плача и моления не послушаху. И симъ пленениемъ велми прегорко сердца отреза Казанцемъ князь Семионъ, и въ страхъ великъ вложи ихъ. Тако же и Рускаго плена множество приведе; ини же собою бегаху изо всехъ Казанскихъ улусовъ въ страны Руския, яко не брегоми никемъ же. Царь же князь великии повеле весь пленъ собирати въ станъ свои, и держаше на многи дни въ шатрехъ своихъ, пищею, и одеждами, всемъ доволь учрежаше, яко отецъ чадолюбивы чадъ своихъ веселяше, и въ Рускую землю въ лодияхъ своихъ отпровожаше ихъ до Василя града, и во свояси оттуду ихъ разпущаше. Нужницы они видеша къ нимъ таковое милосердие благоутробие его, яко отъ плена ихъ свободи и таковы утешени подастъ, и о семъ милование его многи слезы и моления о немъ, ко Господу взываху, со слезами глаголюще: "о премилостивыи Господи, Исусе Христе, Боже нашъ, услыши насъ молящихся пресвятому имени твоему! Помилуй, Господи, и спаси и сохрани своего раба, благовернаго царя нашего, и все христолюбивое воинство, и даруи ему одоление на противныя его, и виждь его благое милосердие, еже къ намъ горкимъ инопленнымъ людемъ показа. И ты, Господи, воздаи же милость свою за насъ убогихъ и нищихъ въ нынешнемъ веце и въ будущемъ".

Царь же и Казанцы, яко уведавше острогъ своихъ, и взятыхъ, и многихъ въ нихъ побежденныхъ, и плененныхъ, и царя и великого князя ярость и лютости, яко лва въ ловитве своеи прещениемъ рыскающа на нихъ и милости своея не хотяще имъ подати, за великую ихъ къ нему обиду, неправду и лесть, аще не зело крепко смирятся и ни верно предавшеся ему, - и въ недоумени бысть царь и Казанцы все, зане покоритися ему не хотяху и не смеяху противитися, не можаху, понеже мало бе во граде людеи, разве - 40.000 оружие носящихъ, силныхъ боицевъ, и всехъ до 50.000 съ несилными, и яко не имутъ уже оманути его лжами, ни лестью прелстити, якоже иногда, вси бо гараздо познаша лесть и лукавство ихъ и вси искушишася. И уже смотряху и ожидаху себе Казанцы конечныя погибели, и не надеющися ни отъ коея же орды помощи себе прияти, далечаго ради растояния земляма отъ нихъ, и печаль съ тоскою темъ наливашеся горкого пития и чаша, сетованиемъ растворяема и уныньемъ и скорбию исполняема, ея же не пияше како можно минути и куда има уклонитися отъ нея? Посылаху бо въ Нагаи того лета послы своя, до прихода Руския силы, съ великими дары къ мурзамъ, да возмутъ наемъ на люди своя, елико хотятъ и послютъ къ нимъ на помощь и помогутъ имъ, егда бе имъ нужда; военачалницы же Нагаиския мурзы дары взяша у пословъ, а вои своихъ не пустиша къ нимъ, глаголющи: "не смеемъ къ вамъ пустити на Московскаго царя вои нашихъ, многажды бо пущавшимъ намъ, и вси у васъ отъ Русии побиении умираху, и ни единъ куда отъ васъ возратися живъ, и Богъ не попущаетъ намъ за истинную любовь къ намъ Московского самодержца и несть намъ лзе стати по васъ братися съ ними, всегда велико намъ добро отъ него восприемлющимъ, въ миру и въ любви живущи съ нимъ; но и паче готовимся испомогати ему на васъ, на лукавыхъ и безверныхъ человекъ, вы бо всегда не въ правде своеи обидите его, но клятву свою многажды преступающи; въ суседехъ ему живущу и убози сущу и худы, а такову царю сильну и велику хощете одолети лукавствомъ вашимъ, а не силою своею. Да всяко одоление будетъ отъ него и еже одолети ему, аще волею и добромъ не смиритеся съ нимъ предавшеся ему". Казанския послы пришедше изъ Нагаи хотеша во градъ прокрастися сквозе Руския полки, стражие же изымаша ихъ и приведоша въ станъ къ самодержцу, онъ же грамоты ихъ прочетъ и отпусти ихъ въ Казань живыхъ, и не сотвори имъ зла никоего же; они же удивишася незлобию его, и пришедше и вдаша грамоты царю н Казанцемъ, и речи сказаша имъ Нагаискихъ мурзъ самехъ: собравшеся до 3.000 съ племянемъ своимъ, и зъ женами, и зъ детми, и со служащими ихъ, и нощию избегоша исъ Казани въ Руския полки на имя самодержцово. По нихъ же ини мнози выбегаху людие, доколе градъ не затвориша, угадывающе по всему не отстоятися отъ взятия, - и отъ самодержца милость получаху.

Казанцы же разумевше отъ пословъ своихъ, и отъ того часа престаша битися съ Русью выеждяя изъ града, искусиша бо стремление ихъ и храбрость ихъ, и затворишася во граде, и седоша въ осаде, надеющися на крепостъ града своего и на многия своя кормля и запасъ, и пять тысячъ съ собою затвориша иноземскихъ купцевъ, Бухаръ, и Шамахеи, н Турчанъ, и Армянъ, и инехъ, не испустивше ихъ изъ града до прихода силы Руския итъти во страны своя, Турчанъ и Армень: ведаху техъ огненному бою гораздыхъ и принужаху ихъ битися съ Русью; онемъ же не хотящимъ и отрицающимся аки неумеющимъ дела того, и приковываху ихъ железы къ пушкамъ, и съ омнаженными мечи стояху надъ главами ихъ, и смертью претяху имъ; и тако ихъ принудиша неволею исъ пушекъ бити по Рускимъ полкомъ. Они же лестно и худо бияху и не улучаху, аки неумеющи, и ядра чересъ воя препушаху или не допущаху, едва кого убиваху. - Во взятие Казанское царь князь великии милость за се подастъ имъ: живыхъ всехъ испустивъ во отечествия ихъ. - И отложиша Казанцы надежду свою ото всехъ, и, во убитыхъ место, избежавшихъ изъ града, прибираху высокорастлыя жены и девицы силныя, и теми число наполняху, и уча ихъ копеиному бою и стрелбе и битися со стены, и воскладаху на нихъ пансыря и доспехи; они же яко юноша бияхуся дерзостно, но страшиво естество женское, и мяхко сердце ихъ х кровавымъ ранамъ и нетерпеливо, аще и варварско. И начата Казанцы крепити градъ, и застениша вси врата граду камениемъ и землею, и запрошася со всеми людми во граде и пушки и пищали и воеводъ крепкихъ изготовиша, съ приступныхъ местъ градъ брещи, и да ведаетъ кождо ихъ воеводъ свою страну и крепце блюдетъ и вся да устраяетъ и готовитъ, еже довлеетъ на ратную потребу, мнящи тако отстоятися, яко и преже сего избываху многажды. Царь же князь великии видевъ Казанцовъ неприклонныхъ къ милости его, и поносящихъ ему, и гордящихся, и о смирени его не внимающихъ и на брань готовляющихся, и гнева многа наполнися, и яростию великою разжегся, и преже бывшее милосердие свое къ нимъ и на гневъ предтворяетъ. И осуди во острозехъ взятую Черемису всю на смерть до 7.000: инехъ около града на колия посади, а инехъ стремглавъ за едину ногу повешати, а инехъ за выя, онехъ же оружиемъ убиша на устрашение Казанцомъ, да видевше злогоркую ту смерть своихъ и убоятся, градъ здадутъ ему и смирятся. Черемиса же умирающе кленяху Казанцовъ: "дабы и вамъ по насъ тоя же горъкая смерть прияти и женамъ вашимъ и детемъ". И повеле царь князь великии ополчитися воемъ, ко граду приступати, и всякия хитрости замышлениямъ воемъ брани творити на взятие града, и учинити грады приступныя, и многия туры великия насыпати землею, и болши нарядъ стенобитны готовити. И зделанымъ бывшимъ вскоре многимъ трудомъ и всему наряду огненному уготовленну и повеле грады тыя и туры и великия пушки блиско прикатити ко стенамъ граднымъ, а иныя ставити по Казани реке, по брегу, и поза Булаку и по рвомъ, около града, и бити по стенамъ граднымъ со всехъ странъ изъ великихъ пушекъ, ядра имеющимъ въ колено человеку и въ поясъ, паче же изъ огненныхъ пшцалеи болшихъ многихъ, изъ луковъ тмочисленныхъ стреляти внутрь града день и нощь. Самъ яздяше по полкомъ своимъ нощию, и где понужая, и поучивая къ приступу воя, дары имъ и почести обещевая. И стенобитныи же боицы и огненныя стрелцы со тщаниемъ великимъ, не ленящеся и повеленна имъ творяху, и бияху отвсюду по стенамъ безпрестани; тако же и вся воинския пешъцы ополчахуся, и ко граду преступаху по вся дни, и брани силныя творяху, еже довлеетъ ратнымъ творити, и покушахуся силою взыти на стены; и не припущаху ихъ Казанцы, но крепце боряхуся съ конники и съ пешцы. Отъ пушечного стреляния не можаху стояти на стенахъ, но збегаху зъ града, и западываху за стены, и напрасно исъ наряду своего не стреляху, но готовъ заряженъ держаху, ждуще ко граду великого приступа всехъ Рускихъ вои; и егда приступаху ко граду воя вся Руская великимъ приступомъ, конники и пешцы, и они тогда на стены въскакаху, и бияхуся зъ града, и съ пушекъ своихъ и съ пищалеи и зъ луковъ стреляху, и колиемъ изостреннымъ и каменемъ бросяху, и смолою, и водою кипящею въ котлехъ на подскакаящуя воины блиско къ стене возливаху, и брани силны творяху, и крепцы бываху, смерти не боящеся и елико можаху и противляхуся, - и отбиваху прочь, и отгоняху все Московское воинество, и мало ихъ побиваху, заступлениемъ всемилостивого Бога нашого. И отъ пушешного, и отъ пищалного грямовения, и отъ многооружного крежетания и звяцания, и отъ плача, рыдания градцкихъ людеи, женъ и детеи, и отъ великого кричания, и вопля, и свистания, и обои вои ржания и топота конского, яко великiи громъ и страшенъ зукъ далече на Рускихъ пределехъ, за 300 верстъ, слышася. И не бе ту слышати лзе, что другъ зъ другомъ глаголетъ, и дымныи мракъ зелныи возхожаше въ верхъ и покрываше градъ н Руская воя вся, и нощъ яко ясны дни просвещашеся ото огня, и невидима быша тма ношная, и день летни яко темная нощь осенняя бываше отъ дымного воскурения и мрака. И дванадесятию великими приступы ко граду приступаху вся воя Руская, конники и пешъцы, и по 40 днеи бияху въ стены градъ день и нощь, и по вся дни притужающи, и не дающи отъ труда поспати Казанцомъ, и многи козни стенобитныя замышляющи, и много трудящеся, ово тако, ово инако, - и ни ниже успеша и ни въ чемъ же градъ не вредиша; но яко великая гора каменая твердо стояше градъ и неподвижимо ни откуду же, отъ силного бьения пушечного шатаяся, позыбаяся. И недомышляхуся стенобитныи боицы, что сотворити граду.

Князи же и воеводы Московская, тако же видевше неослабение Казанцовъ, и стеснувше многажды и глаголаху самодержцу, егда на дому къ нему въ станъ приеждяху поутру: "видимъ, господине царю, яко уже лето преходитъ и есень и зима приближается, а путь намъ съ тобою, на Русь итти, далеко есть и тяжекъ, а Казанцы ни мало деломъ послабляютъ, но зело крепце стоять и паче готовятся, а запасъ кормовыи твои и нашъ весь по Волге потонулъ, разбившимъ лодиямъ отъ ветра: да на что ся надеемъ, и откуду брашно возмемъ на люди своя? А въ Казанской земли во всеи ни мало обретаютъ кормовъ посылаемыя воя всюду, но пусто, повоевана бе. Подобно бо есть тебе послушати насъ, и оставити во граде въ Свияжскомъ немноги воя, отъ Казани отступити и на Русь возратитися со всеми силами, зане приходитъ время, яко да не все мы зде напрасно гладомъ изомремъ, а оставшихъ живыхъ Казанцы избиютъ". И мало его не отведоша отъ Казани, смутивше ему сердце; но Богъ укрепи его, хотя Казань предати ему. Онъ же рече имъ: "да кая похвала намъ будетъ, о великия моя воеводы, отъ всехъ языкъ стужающихъ намъ? Почто рано страшливы есте, ничасо же мало скорбная приимше? И что рекутъ намъ врази наши? И кто не посмеется намъ, часто приходящимъ и съ такимъ тяжкимъ нарядомъ поднимающимся, и всегда велико дело начинающимъ, и не совершающимъ, ничто же добра успевающимъ, но токмо трудъ великъ себе доспевающи? И како несмыслени есте; рцете ми, себе ли ради единого азъ тако тружаюся и сице стражюся? не опщия ли ради ползы мирския, и не ваша ли есть и моя держава Руския земля? И надъ вами азъ единъ токмо имя царское имея и венецъ нося и бягряницу. И не смертенъ ли есмъ? и не трилакотныи ли мене ждетъ гробъ, яко и всехъ человекъ? Но хощу завета моего, Богу попущающу ми, съ вами дерзновению на насъ поганыхъ воспретити. Или не помните глаголъ своихъ, когда еще въ полате моеи на Москве сетовахъ съ вами, вы же добре ми рекосте: "дерзаи, не боися, и царствовати съ тобою и умрети готовимся", и сердце ми тогда возвеселисте, ныне же опечалеете. А о хлебе что пецетеся? Не може ли Богъ прокормити насъ малеми хлебы, яко древле иногда отъ 5 хлебовъ 5.000 народа юдеи напита? Или не искусиста милости Бояси, како иногда, семо приходящимъ намъ, мнози наши людие и кони павше, испивше воды здешныя изъ рекъ ихъ умираху, и долго болезнию болевше, ныне же Богъ услади воды сия паче меда и млека, и здравие велико воемъ своимъ подастъ и конемъ ихъ паче своея земля. И потому мыслимъ, яко хощетъ Богъ предати градъ въ руки наша, за грехи Казанцовъ. И весте сами боле мене: кто венчается безъ труда? Земледелецъ убо тружается съ печалию и со слезами, жнетъ же веселиемъ и радостно; и кунецъ тако же оставляетъ домъ, и жену, и дети, и преплаваетъ моря, и преходить въ далная страна, ища богатство, и егда обогатеетъ и возвратится, и вся труды отъ радости забываетъ, и покои приемлетъ зъ домашними своими. Да то видяще потерпите мало еще, и узрите славу Божею. И молюся вамъ, господие мои, къ тому по сеи часъ не стужаите ми о семъ, да умру съ вами зде на чюжеи земле, а, къ Москве съ поношениемъ и со студомъ не возвращуся; и лутче есть намъ единою умрети и пострадати кровию за Христа и похвалнымъ быти въ роды, или победившимъ великая благая преобрести. И да возмемъ единославную чашу съ питиемъ: или пролиемъ, или одолеемъ, или одолени будемъ". И поклонися имъ до земля. Они же укрепишася молениемъ его и учениемъ, и сократиша речи своя, да не паче разгневаютъ его.

Единъ бо царь Шигалеи и князь Семионъ тии самодержца укрепляху, втаи, наедине, никако же потачити воеводамъ, смущающимъ его и обленевающимся служити, и не отступити отъ Казани, не вземше градъ. Онъ же слушаше аки отца Шигалея царя, а князя Семиона аки брата. Бе бо царь Шигалеи въ ратномъ деле зело прехитръ и храбръ, яко инъ никто же таковъ во всехъ царехъ служащихъ ему самодержцу, и вернииши везде верныхъ нашихъ князеи и воеводъ, служаше нелестно, за християны страдаше весь животъ свои до конца - Да нихто же мя осудить о семъ, яко единоверныхъ своихъ похуляюще, поганыхъ же варваръ похваляюще: тако бо есть, яко вси знаютъ, и дивятся мужеству его, и похваляютъ. - Тои предлежаше крепчае всехъ о Казани по старои вражде своеи нань, и сетоваше самодержцу о взяти града непрестанно. Тако же и превеликии воевода князь Семионъ вся превзыде воеводы и полконачалники храбростию, твердостию ума своего; мудрыхъ ради советовъ его любимъ бе царю и великому князю; всемъ показася красота и похвала Московскимъ воеводамъ, старымъ же и новымъ воемъ Рускимъ добро ратенъ воевода, победами многими сия: мнози Русти вои и противни ратницы видяху ево издалеча, егда на брани въ полцехъ снемшихся, аки огненна всего яздяша на коне своемъ, и мечь, и конь его аки пламень метающъся на страны, и сецающи противныхъ. и творяше улицы, и коня его мети аки змия крылата летающи выше знамянъ; противницы же видевше се скоро бежаху отъ него все, не могуще ни мало стояти противу, страхомъ обдержими и мнящи его быти не человека, но яко же анггела божия, или святыхъ некоего поборника Руского; но - о прегоркая смерть злая, не милующи красоты человека, ни храбра мужа щадиша, ни богата почитающи, ни царя по многими владущаго боящися, но вся равно отъ жития сего поемлющи, и въ трилокатнемъ гробе, гробе темнемъ полагавши, и землею засыпана, - и кто можетъ отъ пресилныя твоея крепостн избежати? и где тогда красота, и храбрость, и величание? Все мимо иде, аки сонъ. - Въ седмое же лето по взятии Казанскомъ, мужественне воевавъ на Ливонския Немцы, и смертную язву оттуду на вые своеи принесе, и скончася на Москве, въ пятдесятиое лето века своего, не достигъ совершенныя старости, оставивъ самодержцу печаль велику и всемъ воеводамъ на многи дни, понеже ратникъ бе велии, и мужственъ зело. И проводи его до гроба самодержецъ самъ съ плачемъ и со слезами, и положенъ бысть во отечестви своемъ въ Николине въ новосозданнеи отъ него церкви каменои, яко смерти его ради. Скращу же речь и первие костнуся, жалость бо ми душевная и сладкая любы его ко мне глаголати о немъ и до смерти моея понужаетъ.

И прииде въ то время въ Казань два инока, посланны игуменомъ къ благочестивому царю и носяще святую икону, на неи же писанъ образъ живоначалные Троицы и пресвятыя Богородица со двема апостолы, видение Сергея чудотворца, и просвиру, и воду святую. Царь же князь великии съ великою радостию святую икону приемлетъ и прочая, и таковая въ таине, таино сведящему Богу моление отъ сердца приносить: "слава тебе, глаголаше, создателю мои, слава тебе, яко въ сицовыхъ въ Далнихъ странахъ варварскихъ зашедшаго посещаеши мене, грешного; на сию бо твою икону взираю, яко на самого Бога, и милости и помощи отъ тебе непрестая прошу и всему воинеству моему, твои бо есмь азъ рабъ и вси людие твои, грешнии раби. Ущедри, владыко, и помилуи, милостиве, и подаи же намъ победителная на враги наша". И на Пресвятыя образъ тако же взирая глаголаше: "о пресвятая госпоже Богородице, помози намъ ныне, грешнымъ рабомъ твоимъ, и моли владыку, Христа Бога нашего, да подастъ намъ победу на противныя. И ты убо, преподобие отче Сергие, велики Христовъ угодннче, ускори ныне на помощь нашу и помогаи молитвами си, яко же иногда прадеду нашему на Дону на поганного Мамая". И отъ того дне, вонже икона прииде, вся благочестивому царю отъ Господа радость и победа даровашеся, и нача недоставати во граде пушечного зелия до толикая, яко ни единою стрелити, и прискорбни быша Казанцы до смерти.

И се внезапу тогда посла Богъ ко царю самодержцу, яко аггела своего ко Исусу Наввину разорити стены Ерохонския, Мангитомъ утверженныя, тако и зде приведе новохитренныя мудрецы, Фряги иноземцы, служити ему; и повеле ихъ царь князь великии преставити предъ ся. Фрязи же, ставше предъ нимъ и видевше лице его, и падше поклонишася до земля; царь же, видевъ ихъ честныи мужи, взоромъ добры, и сказа имъ крепость града и непослабление Казанцовъ. Они же реша ему: "не печалуи, господи царю, мы скоро и малеми деньми, аще волю подаси мне, ото основания нииззложимъ градъ, и наше есть дело сие, и на томъ приидохомъ, еже послужити Богу и тебе". Онъ же слышавъ сия отъ Фрягъ и радости нанолнися, и одаривъ ихъ попремногу, златомъ и сребромъ и светлыми портищи, и повелеваетъ имъ таковая вборзе творити. Хитрецы же со усердиемъ яшася по сие дело. "И мошно быти симъ", глаголаху, "и аще не тако, или гладомъ выстояти его: то и не возметъся инако ничемъ же градъ сеи". И преже учиниша стрелцомъ съ четырехъ странъ града башни 4, Фряжскимъ обычаемъ, съ каменемъ и зъ землею, крепки и высоки, съ треми бои, съ верхнимъ и съ середнимъ и съ нижнимъ, да седяще въ нихъ огненныя стрелцы переменныя оттуду съ высоты аки съ небеси во градъ стреляху, - и отлучаху, и побиваху ихъ многихъ внутрь града ходящихъ, и во храминахъ живущихъ, мужъ и женъ и детеи, яко не смети имъ въ день по улицамъ ихъ соватися и ни чрезъ дворъ свои исъ храмины во храмину прескочити по какое убо орудие. И се бысть Казанцомъ злее всехъ приступныхъ. И совершивше башни хитрецы, и мосты на рвехъ и чересъ реки мудростию великою, и вскоре другому делу болшому касаются, его же преже того нихто же на Руси видалъ, и почаша нощию таино копати глубокия рвы подъ Казань градъ, съ восточныя страны, подъ глубокую ону стремину ото Арского поля, съ приезду хъ Казани, и неведущимъ Казанцемъ дела сего, отъ нашихъ вои никому же, токмо воевода и делатели, иже кои дело сие делаху; но и ти укреплены со истинною никому же дела того поведати изменныхъ для нашихъ лесцовъ, да не сведавше Казанцы и того устрегутся. Исъ техъ же единъ бе некто отъ приставникъ дела того, воинъ полку царева, родомъ Колужеского, именемъ Юрьи Булгаковъ, лютъ сы и неправеденъ, яко во отечестви своемъ сожитствующихъ ему соседъ насилствоваше, и грабляше, и озлобляше, и землю у нихъ отводяше, къ своеи земли прилогаше, его же за злонравие не любляше самодержецъ, многажды смиряше; сеи же беззаконны за нелюбие то гневашеся на господина своего и царя, и хоте, аки неверныи, злое прелагатеиство сотворити: и написавъ грамоту на стреле, и пусти ю въ Казань ко царю, да градъ и люди своя крепити и самъ не страшится, сказа ему и места подкопные, и отступление царя и великого князя вборзе, и во всехъ воехъ скорбь великую кормля ради и потопления на Волге. "Да егда, рече, царь и князь великии отъ Казани отступитъ, азъ же, мало проводивъ его, и буду къ тебе въ Казань служити; ты же буди мя брегии, и любя раба твоего". Ничто можетъ человекъ сотворити, аще не Богъ попусти ему. Казанцы же паче о семъ укрепишася, и искаху въ томъ месте подкоповъ, не обретоша. Богу укрепльшу, вборзе хитрецы повеленное ими дело, въ седмы день, строино и спешно скончаша, изготовиша таиныя рвы въ триехъ местехъ подъ градными стенами, яко дивитися самодержцу и княземъ и воеводамъ его новеи мудрости тои. Боицы же пушечныя изъза туровъ не престающа въ стены града бияху изо всего наряду великого, и съ пушекъ болшихъ и зъ пищалеи, да не познани будутъ копающися подъ градъ. Казанцы же, старыя и недужныя и небоицы, и они, аки мыши, въ погребехъ своихъ по норамъ землянымъ, ископающи глубоко, и ту отъ стреляния избываху въ пещерахъ техъ, сокрывшеся зъ женами и зъ детми, и не являющися, и на светъ не изходящи изъ ямъ техъ на многи дни.

Предо взятиемъ же града Казани многа чюдеса показа всемилостивы Вогъ угодники своими, великими апостолы 12 и великимъ чюдотворцомъ Николою и преподобнымъ Сергеемъ. Некии убо отъ человекъ болярскихъ людеи, раненъ велми, у града лежаша за туры, боленъ, язвами изнемогая, и мало отъ болезни въ сонъ тонокъ сведенъ быстъ, и видитъ надъ градомъ сияющи великии светъ и во свете томъ на воздусе дванадесятъ апостолъ стоящихъ. И се прииде къ нимъ отъ востока мужъ светелъ, старъ, во одежди святительскои, велимъ же светомъ сияя, и поклонися передъ апостолы, глаголя: "радуитеся, ученицы и апостолы Господа нашего Исуса Христа", и отвещаша ему апостоли: "радуися и ты, угодниче Христовъ Николае". И нача святыи Николае молити святыхъ апостолъ: "ученицы Христовы, молите Спаса Христа и благословите место сие, да освятится градъ, да вселятся въ немъ православнии люди и во веки поживутъ". И отвещаша ему апостоли: "но да вкупе съ тобою помолимся, угодниче божии Николае, егда услышитъ насъ Богъ и помилуетъ люди своя". И обратишася на востокъ и помолишася мало, и гласъ приде къ нимъ отъ востока съ небеси, глаголя: "се услышахъ молитву вашу; отныне буди благословенна земля сия и градъ сии, да прославится на семъ имя мое, Отца и Сына и Святого Духа". Апостоли же и Никола святы обратившеся и благословиша место оно и градъ, и невидими быша. Воинъ же тои болныи, видевъ и слышавъ сия вся, страхомъ великимъ одержимъ, и возбнувъ отъ видения, и повеле къ себе отца духовного призвати, и поведаша ему вся, еже видевъ и слыша, и всемъ ту предстоящимъ воиномъ, самъ же причастився святыхъ таинъ Христа Бога нашего и преставися въ тои часъ.

Инъ же воинъ, двора царева великого князя, виде во сне святого Николу, вшедша къ нему въ шатеръ его и возбужающа его отъ сна. глаголя: "востани, человече, и шедъ рцы царю своему, ему же ты служиши, да приступаетъ дерзновенно ко граду, всяко сомнение отложа, безо всякого страха, не леняся, въ праздникъ пресвятыя Богородица, честнаго ея Покрова: Богъ ему предаетъ градъ сеи и противныя ему Срацыны. Азъ бо есмь Николае, Мирскии святитель, и возвещаю ти сия". Тои же боляринъ убудився отъ сна своего, и мняше сонъ зримое, а не истинно видение, и мечтани помышляя, и умолча, никому же того поведа того дне. Во фторую же нощь и паки тому же христолюбивому мужю явися святы Николае и зъ запрещениемъ рече ему: "не мни, человече, яко ложь видение се, но истинну ти глаголю: "воставъ скоро првеждь, яже ти преже возвестихъ." Онъ же воставъ и текъ?, и поведа самодержцу своему.

Инии же воини, благочестивии человецы, видеша себе во сне во граде Казани, ту же во граде старца видеша въ ветхихъ ризахъ чернеческихъ ходяща, браду же велию, густу, седу, не велми же долгу имущу, градъ и улицы и храмины самому метущи; и нецы ту светлии юноши предстояще глаголюще ему: "како, святы Сергеи, самъ сия твориши? Повели убо сия иному измести". И рече имъ святы, яко "азъ убо самъ измету ихъ, заутра бо у мене многия гости будутъ зде, велицы, силныи, и богати, и убози". По взятии же града отъ многихъ нечистыхъ Казанцовъ известно про святого уведано бысть, како варвари они по многи дни и нощи видяху его, яве по граду ходящу, и градъ крестомъ осеняющи, и метуща, яко же преже написано бысть о немъ. И таковая вся благочестивому царю возвестиша. Онъ же заповеда никому же сихъ чудесъ поведати, дондеже на немъ милость Божия совершится; самъ же безъ престани въ таине Бога моляше: "ты убо, премилостивы Господи, Исусе Христе, Сыне Божии, таковая вся веси и насъ, рабъ своихъ, помилуи по велицеи милости твоеи."

И объежаше по вся дни по часту полки своя, моля, и наказуя, и укрепляя вся князи и воеводы своя и воя вся царскимъ словомъ своимъ, и утешая, и дары подая, ядениемъ и питиемъ удовляя, да не скорбятъ о подвизе, милости Божи да не отлучаются. И бе умиленъ позоръ увидети по 3 дни до дне того, вонже день взятися граду: жены убо Казанския и красныя девица, яко некии празникъ свои или на женственныи и пиръ, сведяще конецъ свои, и на смерть готовяхуся, ожидающи лучше умрети, неже долго мучиться и жити зле, отъ пещеръ своихъ излазящи и облачахуся въ трисветлая своя одеяния златая, красующи и показующися Рускимъ воемъ. И аще бы имъ мошно птицею или зверемъ метнувъшеся со стены летети и къ нимъ бежати! Но несть лзе. И отъ утра даже и до вечера, по 3 дни, по стенамъ града хожаху, плачуще и гласомъ умилно рыдающе, съ родомъ своимъ и со знаемыми прощающися, и видениемъ наслажахуся света сего сияния конечне, зряху же и на великия полки Руския, и дивляхуся, и ужасахуся толикая видящи множества Рускихъ полковъ и неизбытие, яко же иногда, и ненадежное отстояние свое отъ нихъ. И плакахуся матери сыновъ своихъ, и власы простерши, и перси своя открывающи, и нагия сосца показующи, и вопия: "о милая наша чада, помяните болезни наша, еже родяще васъ подъяхомъ, и пища млачныя устыдитеся, и пощадите старость нашу и свою юность предобрую, помилуите, престаните отъ брани сия, и главъ своихъ не кладите всуе, и съ Московскимъ царемъ смиритеся". И вопияху тако къ мужемъ своимъ катуны и горко плакахуся велми, красоты, и любве женъ и детеи своихъ не забывати моляху ихъ, повинутися Московскому царю, и градъ ему предати, и покоритися воли его, и встретити его изшедше со· младенцы своими, на рукахъ держаще самымъ имъ, руце свои железы и ужии перевязавше и въ рубища раздранная одеяннымъ. Аще и всемъ имъ приведеннымъ быти отъ земля своея на иную землю его, или работа будетъ тяжкая, или дань ему неискупимая давати, давшеся на душу его, то ведая онъ и воля его буди, токмо да не все вдругъ погибнуть и по нихъ бы хотя чада ихъ осталися на память имъ.

Они же, немилостивии, злии, отрицаху ихъ отъ себя прочь, и не слушаху ихъ; ни приклонишася, окоянни, къ горкимъ слезамъ родителеи своихъ, и милыхъ женъ не миловаше - и малыхъ детеи своихъ, но окаменишася сердца ихъ непокорствомъ, и ожесточишася железныя выя ихъ; не смирениемъ, наполнены бо суть злобы ихъ, и лукавства, и всякия неправды, и мнящеся быти, и объюродеша, ослепи бо ихъ злоба, и лукавство ихъ, и, яко хотеша и рекоша, тако сотвориша, и напрасно вдругъ исчезнуша за беззаконие свое, яко Египтяне; онехъ бо море потопи, сихъ же оружие пояде, и во своеи крови потопишася, и спяти быша и падоша, и поразишася неисцелною язвою смертною, и отечества своего и свободы и славы испадоша, и всякого бдагоденства и господствия лишашася, и быша пленницы и раби. Царь же князь великии, видевъ женъ и девицъ по стенамъ града ходящихъ, и не веле стрелцомъ стреляти ихъ, да поне мало при кончине своеи повеселятся. Мнози же отъ вои Рускихъ жалостивии прослезишася, зряще ихъ, и дивящеся немилосердию ихъ при кончине къ женамъ и къ чадомъ своимъ. Посылаше царь князь великии до седмижды хъ Казанцомъ послы своя, самъ ходя съ ними, и речеи слушая, таяся аки воинъ, а не царь, въ простыхъ одежахъ; овогда же прежнихъ князеи Казанскихъ посылаше глаголати къ нимъ милосердие свое, да примолвятъ и увещаютъ ихъ всяко, яко своеземцовъ и сродниковъ, глаголюще речь сию отъ него: "о непокоривии и жестосердии людие Казанстии, не видете ли сами всея вашея земля запустения, и остроговъ взятия, а въ нихъ многихъ людей Черемисы вашея племяни, и знаемыхъ вашихъ побиении отъ человека и до скота, кроме единехъ васъ, аки въ темнице седящихъ во граде своемъ? Вемъ бо, яко храбри есте собою и надеетеся не на Бога, но на храбрость свою, и на крепость града своего, и на уготовленную свою кормлю многую; но не удержать васъ ныне, яко же вижю, ни железныя стены, ни огненная сила, и не можете Божия гнева ни подъ землею укрытися. Богу мя пославшу погубити васъ, многаго ради моего терпения отъ васъ: и что Богу противитеся? Азъ бо милую, и желею, и тужу о всехъ васъ, и о родителехъ вашихъ старыхъ, и о красныхъ женахъ, и о детехъ младыхъ, вчюже пришедъ, иноязычникъ сы: тако же вы, окоянни и беззаконнiи человецы, не смилитеся ко утробамъ вашимъ, или кто тако не любить женъ и не слушаетъ родители своихъ, яко же и вы? Помилуите поне малыя своя детца, и дщеря красныя, и жены своя любимая, и техъ ради не погубляите себе напрасно, и крови не проливаите нашия же и своея, да живи будете, честь и дары великия отъ мене приимете, и, въ царстве нашемъ, любви всегда будете у насъ; и отъ сего дни къ тому гнева моего и прещения не боитеся. И кленуся вамъ самъ, яко любо есть вамъ, живъ Господь Богъ мои, яко не имамъ ни единого же погубити васъ, ни мала, ни велика, и не мщу никому же, но паче любити учну стоящихъ крепко за себе; не срамъ бо есть вамъ покоритися болшимъ себе, намъ; и аще не покоритеся ми часа сего, то уже все при конце есть, и узрите вскоре збывшее слово мое, и азъ о семь буду безъ вины отъ Бога моего. А вашъ лживы пророкъ Махметъ не поможетъ вамъ ничемъ же, ныне же въ него веруете зле прелстившеся и не познавъше истинного Бога.

Казанцы же никако послушаху, но и умирающе грозяху, и спротиву сего воздати ему хотяше: "аще мало послабиша намь; или десятиижды хощеши слышати отъ насъ", глаголаху: "ни даровъ твоихъ хощемъ прияти, нижи прещения страшимся, ни страха твоего боимся. И что прелщаеши насъ словесы твоими лукавыми? Твори почто пришелъ еси. Аще мы къ тебе собравшеся тако силны пришли, то всю бы землю твою отъ конца до конца попленили бы, яко же и нашу ты попленилъ еси, и грады бы твоя вся до основания разорили, и не бы тебе дали тако много вещати что ли и мало помедлити". И укрепляхуся между собою глаголюще: "не убоимся, о храбрыя Казанцы, страха и прещения Московского и многия его силы Руския, аки моря бьющагося о камень волнами и аки великого леса шумяща напрасно, великъ имуще градъ нашъ, твердъ и великъ, ему же стены высоки и врата железна, и люди въ немъ удалы велми, и запасу много, и доволенъ стати на десять летъ въ прекормление намъ; и да не будемъ отметницы добрыя нашея веры Срацынския. и не пощадимъ пролити крови своея, да ведоми не поидемъ въ пленъ работати иновернымъ на чюжей земле, христьяномъ, по роду меншимъ насъ, и укратшимъ бдагословенiе".

И виде царь князь великии никако же покоряющися ему Казанцевъ, къ сему же и грозящихъ еще, и возвиже пламень ярости своея изъ глубокого сердца своего, яко левъ рыкание страшно испусти. Избираетъ изо всехъ полковъ юношъ свирипосердыхъ и крепкооружныхъ, полкъ великъ 100.000 силныхъ боицовъ, уготовляетъ техъ пешихъ къ приступу града, овехъ съ огненнымъ стреляниемъ, овехъ съ копи и мечи, овехъ съ секиры, и съ мотыки, и съ лествицы, и багры, и со многоразличными хитростми градоемными, да преже всехъ полковъ поспешить избранныи тои полкъ и на градъ злояростне нападетъ со устремлениемъ силнымъ; воеводъ же устави полка того князя Михаила Глинского, другаго же воеводу князя Александра Воротынского - оба же те воеводы храбры и силны. - И уготовивъ полкъ тои, стояти веле и ждати времене, всему же воинству отъ града отступити повеле, яко до поприща единого и бываемыхъ на готово стоя смотрити, и весь нарядъ стенобитныи и пушки и пищали отдвигнути и места очистити, и егда учнетъ Богъ избранному полку помогати, тогда же темъ полкомъ всемъ на то же дело поскорити, и повелеваетъ хитрецомъ во глубокия рвы, въ подкопныя, подъ крепкия стены Казанския бочки со огненнымъ зелиемъ подкачивати. Бе бо тогда день тои суботны, празникъ же владычице нашея Богородицы, честнаго ея Покрова. И уже дни суботному мимошедшу, осветающи же дни преславному Христову воскресению, вонже всемирная радость, на память святыхъ великомученикъ Киприяна и Устиньи, у себя же царь князь великии рано воставъ заутра, до зори, въ церкви повеле прозвитеромъ своимъ певцемъ заутренняя пения сотворити, по отпении же заутрении въ тои же часъ и молебная пети повеле ко Господу нашему Исусу Христу и ко пречистои Богородицы и ко всемъ святымъ небеснымъ силамъ и великимъ чюдотворцомъ Рускимъ и всемъ святымъ, и на солнечномъ всходе литоргею служити; непрестанно же самъ о землю меташеся, и главою бияшеся, и въ перси своя часто руками ударяше, и захлипашеся, и слезами весь обливашеся. Съ нимъ же и вся земля Руская испусти вопли безгласны ко всесилному Богу, исполняема неповинными кровми: "да не воще будутъ труды его и великии подвигъ подъятия его, и да не возратится второе самъ пришедъ и посрамленъ отъ града Казани, и да не будетъ въ последни смехъ во уничижение Казанцомъ и всемъ окрестнымъ врагомъ его, живущимъ около державы его, и да не будетъ лишенъ отъ желания своего. И отверзи очи свои, Боже, види злобу поганыхъ варваръ, и ущедри заклания рабъ своихъ, и судъ издаси на окоянныхъ горекъ, яко же они воздаша вернымъ людемъ Рускимъ". И отпевши молебная, и литоргею прозвитеромъ его служившимъ, и покаявся онъ у духовнаго отца своего, и причастився пречистаго тела и животворящая крови Христа Бога нашего, тако же и вси князи и воеводы и воини мнози въ станехъ поновившеся у отцехъ своихъ духовныхъ, причастишася пречистыхъ Христовыхъ таинъ, и приготовишася чисти къ подвигу смертному приступите.

И тогда благоверны царь вседъ на велики конь свои и поеха по всемъ полкомъ своимъ и по станомъ, моля и наказуя воеводъ своихъ и воя вся, съ плачемъ горкимъ, кланялся имъ до златыя стремени ноги своея: "братие и господие мои, князи и воеводы, и вси, мали и велицы, Руская чада, ныне приспе намъ время добро показати победа на противныхъ нашихъ, за непокорство ихъ, и несмирение, и за великую злобу, и неправду. Подщитеся подвигнутися за обиды своя на нихъ, на славу мне, себе же на похвалу велику, и послужите Богу и намъ всею крепостию вашею, и постражите за церкви святыя и за все провославие наше, явите мужство свое и на память роду нашему по насъ; да убитые ныне отъ Казанцовъ съ мученики венцы приимутъ на небесехъ Христа Бога нашего, и напишутся имяна ихъ у насъ во вседневныя сенаники вечныя, поминаеми будутъ по вся дни въ святыхъ соборехъ церковныхъ, отъ митрополитъ и епискуповъ и поповъ, на литияхъ, и на понахидахъ, и на литоргеяхъ; вы же, сохраненны Богомъ и не убиты отъ поганыхъ зде, отъ мене примете честь и дарове и похваление велико". Князи же и воеводы, слышавше, и всъ вои, отъ самодержца своего умилная словеса его, и воскликнуша великими гласы, со слезами, и дерзостни быша вси и рекоша: "ради есмя и се готови. о самодержце велики, всемъ сердцемъ подвизатися вседушевно, елико поможетъ Богъ, и класти главы наша нелестно, за веру христьянскую, и за вся люди Руския, и за тебя, царя нашего, умрети; а со срамомъ съ тобою живы во своя не возратимся великого твоего ради попечения, еже стражеши за вся люди своя, и нашихъ ради частыхъ трудовъ, хождениемъ всегдашнимъ хъ Казани".

Наказа же крепко всемъ княземъ и воеводамъ и полконачалникомъ, да готови будутъ все часа того къ приступу, егда возгласятъ ратныя трубы, и пешцы и конники въ пансыряхъ и въ доспесехъ одеянии, и да брежетъ и учитъ киждо ихъ полка своего, и принужаетъ къ брани крепко и мужественно и неподвижно стояти. И объехавъ все полки своя и, яко отъ Бога извеицение приемъ, и повелеваетъ хитрецомъ подъ крепкими стенами во рвехъ глубокихъ зажигати свирепое зелие огненное; самъ же въ станъ свои приехавъ и паки на молитву къ Богу обратися со слезами; стояше, весь вооруженъ въ златыя браня, въ рекомы калантырь, и готовъ на подвигь, и ожидая милости Божия, поющимъ у него безпрестани свещенникомъ и дьякономъ молебны. Казанцы же видевше изо стрелницъ и со стенъ града своего, яко отступиша отъ града тмочисленная воя Руская - бе же Казанцовъ на стенахъ града 20.000, иже брань творяху, пременяющеся, съ вои Рускими - и сказаша царю своему отступленiе Московского царя, и заповеда царь молбы творити, аки не хотя, новому сеиту Казанскому, и моламъ и азифомъ и дербышомъ, по всему граду Казанию людемъ всемъ, мужемъ и женамъ со младенцы ихъ; и жертву приносити скверному Махметю, яко избавльшему градъ ихъ отъ таковыя несказанныя силы Руския. Царь же и велможи Казанския жребца и юнца тучныя приводяше закалаху на жертву, простая же чадь, убозии людие, овца и куры и птица приносяши закалаху, и радоватися и веселитися почаша, лики творяше, и прелесныя песни поюще, плещуще руками, и скачущи, и пляшуще, играющи въ гусли своя, и въ прегудница ударяющи, и грохотание велико творяще, и поносы и смехъ и укоризны велики дающи Рускимъ людемъ воемъ, и погаными свиноядцы называюще ихъ. - Царь Казанскии веселъ бысть и невеселъ, чуяша бо сердце его, и по сномъ разсужаше себе, и по всему познаваше взяту быти граду. - Мняху бо поганни Казанцы, яко царь великии безделенъ вспять возвратися, яко и преже сего за два лета приходилъ бе къ нимъ - и не отъ истины, и не тако силно и грозно нарядяся, но яко пострашая имъ, и претя, и грозя, да престанутъ отъ злобы своея, да живутъ въ сумежницахъ по суседству, не обидяща его - и отоиде прочь и не учинивъ имъ конечныя победы; не ведеху бо, безумнии, скончания своего, что имъ уже приспе во дне горкии часъ, и приближися къ вечеру день конечныя погибели ихъ.

И егда зажжено бысть огненное зелье въ ровехъ, свещеннику же чтущи на молебне святое евангелие и конецъ того возгласившу: "и будеть едино стадо и единъ пастырь", и аки друга верна съ темъ во едино дело согласистася, въ тои часъ абие возгреме земля, яко вели громъ, и потрясеся место все, идеже стояша градъ, и позыбахуся стены градныя, и вмале весь градъ не паде отъ основания. И вышедъ исподъ градныхъ пещеръ, и соидесь во едино место, и возвысися пламень огня до облакъ, шумящъ, и клокочющи, аки некия великия реки силныи, прахъ, яко и Рускимъ воемъ инемъ смятися отъ страха и далечь отъ града бежати, и прорва крепкия стены градныя, прясло едино, а въ другомъ же месте, отъ Булака саженеи зъ десятокъ, и таиникъ подня, и понесе на высоту великое древие, на высоту съ людми, яко сено и прахъ ветромъ, и относя чрезъ воя Руския, и меташе въ лесе и на поле далече, за 10 верстъ и 20 верстъ, идеже несть Рускихъ людеи - и Божиимъ брежениемъ не уби древемъ темъ великимъ ни единого же Русина. - Бывши же на стенахъ погани, поносы и укоризни дающе Рускимъ воемъ, и вси безъ вести погибоша; овие древиимъ и дымомъ подави, овехъ же огнь пояде, а иже внутрь во граде Казанцы, мужи и жены, отъ страха силного грянутия омертвеша, и падоша ницы на землю, чающе подъ собою земли погрязнути, или яко Содомскии огнь съ небеси сошедше попалити ихъ; и быша аки мышцы безгласни, другъ на друга зряще, яко изумленны, и ничто же другъ ко другу своему провещати могуще, и долго лежавше и очнеша отъ страха того, и смутишася, и подвизашася яко пьяни. И вся хитрость ихъ и разное умение ихъ поглощено бысть Христовою благодатию, и обратися имъ вместо смеха плачъ, и въ веселию место жалость, и въ гуслеи место и прегудница и плясания другъ друга объемлюща плакати и рыдати неутешно.

Видевше же се воеводы великого полка, яко прииде имъ уже помощь Божия, и наполнишася духа храбра, и вострубиша воя ихъ въ ратныя трубы и въ сурны во многия, и удариша въ накры, весть подающе и протчимъ полкомъ всемъ, да готовятся скоро. Царь же князь великии, вземъ благословение и прощение отъ духовнаго отца своего, мужа добродетелна, Андрея именемъ, и аки пардусъ ярости наполнився бранныя, и вседъ на избранныи свои конь съ мечемъ своимъ, и скача вопияше воеводамъ мечемъ маша: "что долго стоите безделны? Се приспе время потружатися малъ часъ и обрести вечную славу", и хотеша въ ярости дерзнути съ воеводами самъ итти къ приступу въ велицемъ полце и собою дати храбрости начало всемъ, но удержаша воеводы нудма, и воли ему не даша, да не грехъ кои случится, и отведоша въ станъ его, и увещевающи его тихими словесы: "тебе убо, о царю, спасти себе и насъ; аще бо мы все избьени будемъ, а ты будеши здравъ, то намъ будетъ честь и слава и похвала во всехъ земляхъ, и останутся у тебя сынове наши и внучата и сродники, то и паки вместо насъ будутъ безъ числа служащихъ ти; аще ли же мы все спасемся и тебе единого самодержца изгубимъ, таковая намъ будетъ слава и похвала, но студъ, и срамъ, и поношение во языцехъ, и уничижение вечно, и останемся аки овечная стада, въ пустыняхъ и въ горахъ блудяще, снедаемы отъ волкъ, и не имущи пастыря". Онъ же пришедъ во умъ свои отъ ярости зелныя, и позна, яко не добро есть безумное дерзновение, и пусти ко граду впреди великии полкъ, пешихъ оружниковъ за великими щитами древяными, по 30 человекъ, ко всемъ вратомъ, и туры подвигнути ко стенамъ граднымъ блиско, до толика, яко воемъ взыти съ нихъ на. стены проломныя, а царевичевъ Астороханскихъ съ Татары, за теми же воинество все, но и еще полкомъ всемъ не веле поспешити, да не угнетения ради и теснения у града падени людемъ будетъ велие. Самъ же отъехавъ зъ братомъ своимъ, со княземъ Владимеромъ, и со царемъ Шигалеемъ, и стояше, и смотряше издалеча бывающаго. Воеводы же съ пешцы ко граду приступльше и единемъ часомъ мало трудни деветеры врата града изломиша, и во градъ внидоша, и путь всюде сотвориша всему Рускому воинству, и самодержцово знамя вознесше на граде поставиша, христьянское победителство на поганыхъ являющи всемъ; и вдругь съ теми царевичи поспешиста въ проломы, съ полки своими варварскими, внидоша во градъ, полыми месты, въ мегновени ока, безбранно, и обои тя отъ возгорения градъ отняша, и угасиша силу огненную. Казанцы бо еще во страси мятущимся, и не ведающимъ себе, и ума не собравшимъ, протчие же воеводы стоящи, и времени ожидающи, и видевъше огнь угасше, по аеру ветромъ разносимъ, и вои Рускихъ скачущихъ, и бьющихся съ Казанцы, за руки имаяся, и двигнушася отъ шесть своихъ съ полки своими, киждо ихъ где стояху, съ воплемъ крепкимъ, и приидоша во градъ на конехъ своихъ, яко грозныя тучи съ великимъ громомъ, лиющеся со всехъ странъ, аки силная вода, во все врата, и въ проломы, съ обнаженными копии и съ мечи, другъ друга поникающи, и вопиюще: "дерзаите, не боитеся, о друзи и братия, и поспешите на дело Божие; се Христосъ невидимо помогаетъ намъ". И не удержаша ихъ ни реки, ни глубокия рвы и вся крепость Казанская, но яко птица чрезъ ихъ прелетаху, и ко граду припадаху, и прилипаху. - И аще не Господь сохранить градъ, то всуе бдя стреги его. - Пешцы же, лествица тмочисленная приставляющи ко стенамъ граду, полезоша неудержанно, ови же, яко птица или векшица, прилепляющися, яко ногти, железными багры всюду ко стенамъ возлозяху, и на гради бияху Казанцовъ, Казанцы же со стенъ градныхъ кидаху на землю. И смерть свою предъ очима своима видяше, и лучше живота смерть вменяху, яко не лестно за законъ свои и за отечество и за градъ свои пострадаша. Съ некихъ же Казанцовъ сниде смертный страхъ, и охрабришася, сташа во вратехъ града и у полыхъ местъ, сняшася съ Русью, и съ Татары смешася сечемъ великимъ, съ прежними же и зъ задними, иже кои во граде, и крепце сецахуся, яко звери дивии рыкающе. И страшно бо видети обоихъ храбрости и мужества: ови во градъ влести хотяху, ови же пустити не хотяше, и отчаявше живота своего и силно бияхуся, и неотступно рекуще въ себе, яко единако же умрете есть намъ. И спрескотаху копия, и сулицы, и мечи въ рукахъ ихъ и, яко громъ силенъ, гласъ и кричание отъ обоихъ вои гремяше. И ту въ Муралевыхъ вратехъ язвиша Казанцы храброго воеводу князя Семиона Микулинского ранами многими, но не смертными, - и по малехъ днехъ исцелиша его врачеве, и здрава сотвориша, не на много время, яко преже написахъ о немъ - брата же его, князя Дмитрея, исъ пушки со стены убиша, - и похвативше слуги его, и отомчаша мертва въ шатеръ его, - и вои его паде съ нимъ 3.000. И мало бившеся и потопташа Казанцовъ Русь, и вогнаша ихъ въ улицы града, биюще, и сецаху Казанцовъ, не зело много имъ, не успевающимъ скакати по всемъ местомъ граду, всюду врать и проломовъ бреши, и битися со всеми не могущимъ, яко уже полонъ градъ Руси, аки мышца насыпано; и тако бегающе бияхуся, и на бои ставляхуся многажды, и воздержеваху многихъ преднихъ немнози, и силныхъ убиваху несилны, донележе созади Русь приспевши и побиваху ихъ; ини же вбегаху въ домы своя и запирахуся во храминахъ, и бияхуся оттоле. Но не можетъ малъ пламень много удержати, противитися велицеи воде гашению, но скоро угасаетъ, и ни малая прудина - великия реки быстрины, сице же ни Казанцы много стояти противу толикого множества Рускихъ вои, и паче же рещи Божия помощи.

И начаша бегати Казанцы сюду и сюду по улицамъ граднымъ, яко буря, морская вода ветромъ же носима, обрывающи съ себя пансыри и доспехи, и мечюще изъ рукъ своихъ оружия своя, и клячющи, и ревущи горкими гласи, вопиюще сами къ собе, мужи и жены, отроки и отроковицы, своимъ языкомъ варварскимъ: "о люте намъ", глаголюще: "уже бо время смерти нашея приближися днесь. И что сотворимъ? Уже бо постиже насъ неизбытны конецъ и въ правду погибаемъ, не повинувшеся. О како изнемогоша крепцы нашие люди, иже несть было таковыхъ ни во всехъ земляхъ! О како падоша силныи Казанцы отъ Рускихъ людеи, иже ни зрети колико можаху преже сего, противитися намъ: и ныне видимъ себе, аки прахъ валящихся подъ ногами ихъ, погибающая надежда наша; и днесь мимо иде добраго жития нашего и заиде красное солнце ото очию нашею, и светъ померче. О горы покроите насъ! О земле мати, развигни уста своя ныне скоро, пожри насъ чадъ своихъ живыхъ, да не видимъ горкия смерти сия внезапу, со единого пришедшия вдругъ на всехъ насъ! Бежимъ, бежимъ, Казанцы, да не умремъ"! Отвещеваху же ини: "камо протчее бежимъ, яко тесенъ есть градъ, или где есть ныне сокрыемся отъ злыя Руси? Приидоша бо къ намъ гости немалыя и наливаютъ намъ пити горкую чашу смертную, ею же мы иногда часто черпахомъ имъ, отъ нихъ же ныне сами тая же горкия пития смертныя неволею испиваемъ. И кровь ихъ излияся на насъ и на чада наша. И где есть ныне врагъ нашъ, злодеи. князь силныи Чапкунъ? Вместо живота смерть на насъ всеконечную наведе. И въ коеи полате со царемъ нашимъ и съ велможами Казанскими седитъ, думаетъ о Казани? Или еще пьетъ черлено вино и и меды сладкия и веселится, приемля дары отъ царя, и почести отъ друговъ своихъ велможъ, или съ красными своими женами спить еще долго утра? Или храбрьствуетъ, единъ хощетъ удержати Казань за многихъ людей? Удержа царство, пугубле, и мняся крепко стояти, возмущая народомъ всемъ и велможами всеми, владуя, яко премудръ творяшеся, и царя не слушаше. Горе намъ буимъ, послушавше злаго совета его! И се исчезаемъ днесь совета его ради вси". И текша воини свои ему разсекоша его мечи на части, глаголющи: "умри съ нами, безумныи лесче и душегубны, и прилагатаю, и окоянны пагубниче, и лукавы смущениче, замутивъ Казанью всею. Увы намъ отъ тебе, увы иже и тебе, лживый псе, нечистыи. Горе, горе намъ! Лучше было намъ послушати царя своего, отецъ и матереи своихъ, и женъ и детеи слезъ и плача не презрете, и царя Московъского съ веселиемъ и радостию въ первы день прихода его встретити изшедши зъ женами нашими и зъ детми, да предатися ему, да токмо живи были вси и красны светъ вси видели, и работали бы ему съ великою правдою и верою". Ови же отъ нихъ, жалостне рыдающе, на воздухъ гласъ воспущаху.

"Милостивъ буди намъ", вопияху, "самодержче Московскии, и прости намъ всего нашего зла и беззакония нашего, и не помяни, много бо лукавствовахомъ, и неправды творихомъ отцы наши ко твоему отцу, и деды наши и прадеды къ дедомъ твоимъ и къ прадедомъ, тако же и мы ныне къ тебе и болша сихъ, докуду бо ростяша ты; и тогда тебе многа зла сотворихомъ, пленяше и губяше землю твою, во свою волю, отъ единого сы изменами и лесцы полаты твоея, всегда норовящихъ намъ, и емлющи оттого у нас дары великии; потому же и супротивихомся тебе много, и лстяхомъ, и лъгахомъ по ихъ научению, и служити волею своею и поработатися не хотехомъ тебе, тако сущу и велику царю и богату, ему же много царства и земли подлежахутъ безчисленны, дани приносяще, и князи и самодержавии работаютъ ему , и волнии цари служатъ, повинувшеся, паче многихъ цареи славою и силою и богатствомъ превосходящему, ему же точныхъ во вселеннеи не обретается, - мы же ныне самоволиемъ слушавше князя Чапкуна, твоего же милосердия не послушавше, и се ныне преклоняемъ выя своя подо оружия вои твоихъ, и погубляемся безвременне и лишаемся всуе живота нашего и красного света сего избываемъ, умирающе не по закону нашему, нази ложащеся безчисленно, поругаеми предъ очима твоихъ людеи, непогребаеми въ землю. И что много речемъ? По истинне бо и по правде твоеи погибаемъ вси мы отъ тебе, самодержце великии, за высокоумие наше, и безверие, и лукавствие, и злобу. Когда бо ты родисъ отъ матери твоея, мы о тебе осмотрихомъ тогда, и погибель свою узнахомъ, и волхвы наши преже рожения твоего поведаху намъ, яко хощетъ родитися на Руси царь силенъ, и возмятетъ многими странами и царства многия попленитъ и смирить, и одолеетъ иноязычнымъ землямъ, и грады ихъ прииметъ, и озлобить, и никто же отъ цареи нашихъ Срацынскихъ и королеи Латынскихъ возможетъ противитися ему, аще же и постоитъ, но побеждении будутъ; иматъ же и наше царство взяти, и насъ всехъ погубити огнемъ и мечемъ; но злымъ обычаемъ нашимъ прегордымъ отъ сродъства своего одержими есми, и не хотехомъ преже смерти нашея смиритися съ тобою и повинутися тебе и слышати неволники твои и раби. Правда и милость великая и многое терпение твое и великое смирение, еже къ намъ, и къ Богу твоему вера твоя и непрестанная молба преможе и погуби насъ. Ныне же, самодержче великии, да буди царствуя по насъ и владея Казанью мирне и много летъ и во веки царствуя". И плакаху Казанцы плачемъ великимъ, раздирающе въ тугахъ на себе ризы своя, и обнимающи отцы сыновъ своихъ, матери же чадъ своихъ, и проливающи слезы горкия. "Увы", вопияху, "пагубы различныя нашеи отъ васъ. Не молихомъ ли отъ васъ, чадъ, не плакахомъ ли: помилуите старости наша со юностию вашею, и сосецъ воздоивъшихъ васъ устыдитеся, - и несть въ васъ милующихъ насъ, не послушающихъ, - и не збысть ли ся сие"? - Слышаху же отъ Рускихъ вои мнози умилная въ рыдани словеса мужъ и женъ Казанскихъ, знающи языку ихъ. - И покивающи главами своими плеваху, и проклинаху мирская зачатия ихъ змииная и аспидова рожения. И донесошася плачеве, жалостныя речи Казанцовъ во уши самодержчевы. И еще милостивая утроба сердцемъ своимъ пожале о нихъ, забывъ злобы ихъ и неправды, и повеле воеводамъ, да молвятъ сотникомъ и тысящникомъ, да уимутъ отъ сеча, - и не бе ихъ мошно уняти, ни ярости воинества утолити, быша бо имъ злее Казанцовъ, паче огня и всеядца и меча обоюдуостра, и вся болезни и горкия смерти горчаеши; и повелевающихъ отъ брани престати мнози своихъ язвиша до смерти. Русти же вои состизающи Казанцовъ немилостиво мечи своими и секирами разсекаху, и копиями и сулицами прободаху сквозь, и резаху аки свинеи нещадно, и кровь ихъ по улицамъ течаше. И вбегоша въ вышградъ, и не успеша въ немъ затворитися, та же и царевъ дворъ и въ полаты его. Бияхуся нещадно съ Русью, каменемъ и дреколемъ и цками покровными, яко во тме шатающися, и сами убивающеся, и живы въ руки не дающеся взяти. И скоро побеждени бываху Казанцы, яко трава посецахуся.

Техъ же досталныхъ Казанцовъ 3.000 окопившеся храбрыхъ, и плакавше и целовавъшеся со оставльшимися, и молвяше къ себе: "выедемъ исъ тесноты сея на поле, и сецемся съ Русью на месте роце, дондеже изомремъ, или убегше животъ получимъ", - и вседше на коня своя и прорвашася во врата царевы за Казань реку, и надеющися на крепость рукъ своихъ и хотяше пробитися сквозе Рускихъ полковъ, убежати въ Нагаи; и скочиша аки зверие во осоку, и ту ихъ окружи Руская сила вместо согнетения, и осыпаша ихъ аки пчела, не дадущи прозрети - стоя бо ту на поле два воеводы противу царевыхъ вратъ, князь Петръ Щенятевъ, князь Иванъ Пронскои Тарантаи. - И много секъшеся Казанцы, и многихъ вои Рускихъ убиша, и сами ту же умроша, храбрыя, похвално на земле своеи. Како бо можаху Казанцы съ такими и Рускими силами многими, яко быти на единого Казанца Русиновъ пятдесятъ. Русти же вои быстро, яко орли и ястреби гладнии на нырищи полетоваху, и скачащи, яко елени, по горамъ и по стогнамъ града, и рыстаху, яко зверие по пустынямъ, семо и авамо, и яко лвы рыкаху возхитити лова ищущи Казанцовъ, въ домехъ и во храминахъ и въ погребахъ и въ ямахъ сокрывающихся, и где аще обретаху Казанца, стара или юношу или средолетного, и ту вскоре того оружиемъ своимъ смерти предаваху; отроки же токмо младыя и красныя жены и девица соблюдаху, и не убиваху повелениемъ самодержца, что много моляху и мужеи своихъ предатися ему. И бе видети, яко высокия горы, громады же великия побитыхъ Казанцовъ лежащихъ, яко внутрь града зъ градными стенами сравнитися, и во вратехъ же градныхъ, и въ проломехъ, и за градомъ во рвехъ, и въ потоцехъ, и въ кладезяхъ, и по Казани реки, и поза Булаку, и по лугомъ безчисленно мертвыхъ бысть, яко силному коню не могущу долго скакати по трупию мертвыхъ Казанцовъ, но вседати воиномъ на иныя коня и пременятися; реки же по всему граду крови ихъ пролишася, и потоцы горящихъ слезъ протекоша, и, яко великия лужа дождевыя воды, кровь стояша по нискимъ местомъ. и очерленеваше землю, яко и реченнымъ водамъ съ кровию смеситися, и не можаху людие изъ рекъ по 7 днеи пити воды, конемъ же и людемъ въ крови до колену бродити. И бысть сеча та великая ото утра перваго часа и до десятого.

Глаголаша бо нецы после пленения Казанцы, умеюще грамоте своеи, варварскимъ вопрошающимъ у нихъ въ беседе Рускимъ людемъ о сече Казанскои, и отвещеваху имъ, яко много есть было въ Казани сечеи и боевъ великихъ, а такова сеча и бои не бысть никогда же, отъ когда и почася быти царство Казанское. "И ни отъ прадедъ своихъ слышахомъ, ни писания же наша имеютъ сицовыхъ; и збысться отъ Рускихъ людеи всегда о Казани глаголюще слово, яко мечемъ и на крови зачася Казань, тако же и скончается мечемъ и кровию, яко же и збысться ему ныне же, преизлихованному неправдами, преже злобами всяческими кипящему". Блаженъ благоверны нашъ царь, иже воздастъ ему воздаяния его, еже по премногу времени воздаваше намъ. Блажени вои Рустии, до велика разбивъшия и скверныя младенца его о камень. Вои же Русти, избирающи великородныхъ Казанцовъ малыя дети и отроки, и красныя отроковицы и жены доброличная богатыхъ и доброродныхъ мужеи, въ пленъ взяша многихъ, и овехъ себе въ работу сведоша, овехъ же крестиша, въ жены себе пояша, отроки же и отроковицы въ сыны и во дщеря место держаша, паче имуще своихъ чадъ; взяша же безчисленная множества злата, и сребра, и жемчюгу, и каменя драгаго, и светлыхъ портищъ златыхъ, и красныхъ поволокъ драгихъ, и сосудовъ сребряныхъ и златыхъ и всяцехъ, имъ же несть числа. Киждо человекъ что требоваше и можаше, и то взимаше себе на требование; и силнии воины межъ себя бьющеся отъ несилныхъ отнимаху, раны возлогающе на ся о богатестве томъ. О зависти сребролюбия, несытыи аде, отданиемъ равне всемъ богатество отъ Бога! Другь друга убиваше, мнози же тогда убози вои, кои взимающе и грабящеся, вси въ земли сокровенная сокровища великая обретающи, обогатеша до века своего Казанскимъ богатествомъ, и наполнишася всякого узорочья до воля своея, яко сыновомъ и внукомъ ихъ и по последнему роду ихъ остася то богатество, и къ тому не пещися о нужныхъ потребъ же домашнихъ, но веселитися всегда зъ женами своими и зъ детми, яко мало дни потрудивъшеся и на долго время обогатевша; и все богатство Руское и всякия драгия узорочья и паки въспять обратишася Рускимъ людемъ, еже издавна Казанцы воеваниимъ себе собрашася.

Некии же юноша воинъ, княжеи отрокъ, оружие наго держа въ рукахъ своихъ, кровию варварскою красеющуся, и потече сь воины, съ четою своею, въ мерское светлище Махметево и въ мечеть цареву, идеже умершихъ нечестивыхъ цареи Казанскихъ скверная и гнилая и мотылная и смрадная телеса погребахуся, чая тамо некое себе налести богаство, еже и не бысть; и разби оружиемъ своимъ двери мечетныя, и влезъ въ ню, и погляда сюду и всюду, и виде по стенамъ златотканная запоны на царскихъ гробехъ, усажены жемчюгомъ и камениемъ драгимъ, по едину же страну храма того до верха наставлено великихъ ларцовъ и крабии съ рухломъ драгимъ Казанскихъ велможъ, по другои же стране женъ красныхъ и девицъ до 1.000, угнетающихся, во одеяни красномъ, и въ повояхъ златыхъ, и среди мечети самого царя Казанского, въ желе, вечныхъ и въ худыхъ ризахъ одеянна, не на царскомъ месте златомъ, но на земли седяща, на ковре, сетующа и плачюща, и прахомъ главу свою посыпану имущу, и скверному молитву по закону своему творяща, и храняющася смертнаго ради страха, да не познанъ будетъ отъ Рускихъ вои, яко царь есть, и некако прелукаве ихъ неизыманъ нощию убежати у нихъ изъ града, и 12 ереи нечестивыхъ предъ нимъ на земли же ницаху, и молитву же творяху, и около царя 30 князеи вооруженныхъ стояху. Воинъ же тои Русинъ остави то все въ мечете грабити, со инеми же доскочи на царя, а иныя на жены устремишася, и хоте оружиемъ своимъ поразити, всехъ смерти предати, не ведая, что царь есть, убогия ради приправы его, еже на немъ; сверже бо съ себе царь драгия ризы, познатия деля воинския одежда совлечеся, но не утаится въ кале многоценны бисеръ. Князи же царевы воскричаша и Рускимъ языкомъ рекоша: "не мозите насъ, юнни, никако же убити, о силныи воевода, да насъ деля самъ не погибнеши зле; ему же служиши но вземъ веди насъ живыхъ ко царю и великому князю, да про насъ отъ него честь приимеши: то бо есть царь Казанскии, его же малымъ не убилъ еси, а то есть ереи Богмичи, а мы есмя князи царевы, служими ему раби", - и падоша ему на колену свою, повергше оружия своя, держаще на персехъ руцы свои, модящеся своимъ языкомъ, дабы ихъ не убилъ. Бе бо крепко заповедано отъ самодержца всемъ воемъ никако же убити Казанского царя, но жива взяти, идеже обрящутъ его. Юноша же воинъ приклонився къ молению и опусти острое кровавое оружие къ милосердию свое на землю, трясыся злобою убииственною и трепещася весь отъ радости, яко не лишенъ есть онъ за труды своя обогащение прияти отъ Бога; повеле же другомъ своимъ убити ереевъ Богмичихъ, и убиша ихъ, князеи же перевязати, царю же ничто зла сотвори, но, яко великое сокровище обретъ, тихо и честно царя отъ земля подья, и посади его на конь свои, и его князеи остави пеши итти связаныхъ у седла, у ногу цареву, а самъ и друзи его предъ царемъ и около царя идяху, оружиемъ своимъ машуще, и разбиваху воя, путь итти царю творяще сквозе воя, да никто же приближится къ нему; и многихъ уязви юноша тои, хотящихъ силно царя отняти у него, чести ради, и корысти отъ самодержца прияти, и приведе въ станъ къ шатру самодержцову. Онъ же не веле его вести на очи къ себе: "не подобаетъ бо", глаголаше, "повинному по древнихъ цареи обычаю". Видевъ же царь въ велицеи быти въ печали и тузе, но радостну и веселу, яко царь же сы, аще и поганъ, и силою и богатествомъ не таковъ сы, но самоволенъ бе и себе служаше, а не иному коему царю, и себя брежаше, и за себе стояше, и паче милости достоинъ есть таковы, а не муце и казни, - и повелеваетъ его на конь всадити и по всемъ Рускимъ полкомъ водити, рекъ: "да не иматъ лица моего супостатъ мои", и водивъ его отдати на брежение великому воеводе, князю Дмитрею Палецкому Щереде, его же отрокъ царя изыма, и наказа воеводе словесы утешати царя, и не печалитися, и блюсти его, и брещи во ослабе и въ покое велицемъ, да точию не убежитъ или самъ себе не убиетъ; князи же его железы перековавъ держати, воина же Русина, приведшаго царя, и друзи его сребромъ и златомъ исъ казны своея по немало одаривъ, и светлая портища подавъ имъ, и паки отпусти ихъ на сечю Казанцовъ. И радостно потече зъ друзи своими, вземше корысть добычи своея отъ самодержцовы казны. И повеле царь князь великии приставнику своему воеводе у царя Казанского вопросити, аще кто къ нему или хъ Казанцомъ отъ воеводъ или отъ вои Московскихъ переветъ держалъ и грамоты посылалъ. Царь же с словомъ воеводы борзо влагалище свое развергъ, еже при поясе своемъ носяше у срачицы, и вземъ отъ него грамоту и вдастъ воеводе, оного злаго воина Юрья Булгакова самого его руки писание; воевода же то самодержцу донесе и прочетъ я предъ нимъ. Онъ же разгневався зело, и повеле яти его и пытати крепко, аще того есть грамота писание. Онъ же никако же запреся, но исповеда предо всеми, яко "мое есть дело сие и мои грехъ ко мне пришелъ, и по сердцу сотворихъ сiя за нелюбие твое ко мне"; и предастъ его воеводе, да промыслить о немъ, яко хощетъ. Воевода же отдастъ на смертную казнь, и повеле его по хрепту секирою разсекати, и руце его и мышцы и нозе его по колени и последи главу ему отсещи, яко да и прочие сие видевше накажутся тако творити. И лежа три дни непогребенъ на месте томъ, всеми зримъ, и прошениемъ у воеводы своихъ ему взяша съ места того, и погребенъ бысть на Руси у родителеи своихъ. Се бо тако случается везде ко иновернымъ преветъ держащимъ.

И скончавше сечь, и воплю преставшу, и улегшуся мятежю, и повеле царь князь великии мудрецемъ гораздымъ и объехавъ сметити и счести, колико есть число побитыхъ Казанцовъ и Руси. И борзо поездивъ и сочте и смети Рязанския земля воевода, Назареи Глебовъ - мудръ бе и хитръ къ счетному числу - таковыя единемъ часомъ, недолго мысля или рати число недоведамыя, по хождению ихъ, по пути, въ мегновени ока познавше, сметивъ и сказуетъ речь самодержцу: "боле 190.000 побитыхъ Казанскихъ людей всехъ, мала и велика, стара и млада, мужска полу и женска, кроме плененныхъ; есть же техъ число боле того". Онъ же позыбавъ главою своею и рече: "воистинну сии людие, буи и немудри, крепцы быша и силни, и самоволне умроша, не покорившеся воли моеи". Рускихъ же вои сочтоша побитыхъ отъ Казанскихъ людей, во всехъ приступехъ и на сьемныхъ боехъ и въ загонехъ, 15.355. И повеле царь князь великии дрябемъ пешъцемъ чистити градъ, и царевъ дворъ, и улицы все, и площади, и всехъ побитыхъ Казанцовъ трупия вонъ изъ града извлачити, и далечь вне града пометати на пусте месте, псомъ и зверемъ на снедение и на раздробление воздушнымъ птицамъ. Ту же наидоша въ трупии томъ сеита Казанского убита и оного буяго варвара, сходника и прелагатая, князя Чапкуна, лежаща нага, по частемъ разсечена, и толь скоро согнивша, во единъ день, и червми кипяща, и злосмрадие злое издающа, на показание протчимъ всемъ изменникомъ, съ лестию и неправдою служащимъ господиемъ своимъ, имъ же да буди вечная память. 

И егда исчистиша градъ, тогда самъ благоверны царь и великии князь во фторникъ въехавъ въ столныи градъ Казань, въ 3 часъ дни, со всею своею силою, предидущимъ предъ нимъ хоругови его, образу Спасову и того рожши пречистои Богородицы, и честному кресту, и приехавъ на велию площадь къ цареву двору и ту соиде съ коня своего, дивяся во уме своемъ, и чюдяся; и павъ на землю благодаряше Бога, зря на образъ его, еже на хоругови, и на пречистую Богородицу, и на честны крестъ Спасовъ, слезы точа о неначаемыхъ избывшихся ему. И воставъ отъ земля и радости и жалости наполнився и рече: "о колико народъ люди паде единемъ малымъ часемъ и единого ради града сего! И не безъ ума положиша славы своя Казанцы до смерти, яко велика бо слава и красота царства сего". И поиде въ царевъ дворъ, таже и на сени, и въ полаты, въ златоверхия теремы, и походи въ нихъ, красуяся, веселяся, разруши бо ся красота ихъ и охуде ото многого биения пушечнаго; и озре цареву казну свою очима своима самъ и повеле переписати ю и печатию своею запечати, да не угинетъ отъ нея ничто же. Приставленъ бо бе къ неи воевода, да стрелцы огненными брещи ея отъ разхищения вои. И повеле молебная благодарения прозвитеромъ своимъ и дьякономъ и всемъ людемъ Богу воздати о всехъ отъ Бога дарованныхъ ему, желание его, и воду святить, и со кресты и съ литеею окрестъ всего града ходити свещенникамъ и всемъ воемъ повеле, и въ себе ходя за кресты слезя глаголаше: "благодарю тя, Христе Боже мои, яко не предалъ мя еси въ руце врагъ моихъ до конца въ посмехъ и укоръ, и не презрилъ еси моления моего, и даровалъ ми еси юному сия вся ныне збывшееся видети очима моима, еже на жреби мои и на часть и на славу мне отъ прародителеи моихъ убреглъ еси, еже они многа лета подвизашася о Казани и долеть еи не возмогоша; и ничемъ же охуженъ есмъ отъ нихъ". И вси людие: "Господи помилуи!" взываху, и вси вопияху: десница твоя, Господи, въ крепости прославися и десная ти рука, Господи, сокруши враги наша, и множествомъ славы твоея стерлъ еси сопротивныхъ, - и паки: день, иже сотвори Господь, возрадуемся и возвеселимся вонь. И много воспевающи, и много благодарственнныя гласы воспевающи, и, яко велицыи громи, до небесъ слышахуся гласъ ихъ. Свещенницы же святую воду святивше, зъ животворящiхъ крестовъ и святыхъ иконъ и чюдотворныхъ мощеи святыхъ, и все христолюбивое воинство, и кони ихъ, и по всему граду, по улицамъ и по домомъ и по храминамъ, и всюде ходяше, доволно кропиша. И тако святымъ обновлениемъ обновиша Казань градъ. И разрушенная места и паки повеле царь князь великии поровняти, и воставити, крепце заздати и боле стараго прибавити града, и место разширити на здание каменного града и поча на весне того же лета строити каменны градъ и церкви въ немъ болшие, утвержение царству.

Черемиса же лугавая досталная вся, сведавше того же дне взятие великого града своего, изыдоша изъ остроговъ своихъ, стареишины ихъ, сотники, кои были не взятые ещо, и собрашася мнози, приидоша въ Казань ко цадю самодержцу съ великимъ смирениемъ и покоренiемъ и предашася ему вси, и назваша себе новымъ царемъ. Онъ же возлюби ихъ, и пожалова на обеде своемъ, накормивъ ихъ и напоивъ, и дастъ семена земныя, и коня, и волы на орание, инемъ же одеяние дастъ и сребреницъ понемногу; они же радовахуся милосердию его; и отпусти ихъ по местомъ своимъ жити безъ боязни, и наказавъ воеводамъ, да закажутъ воемъ своимъ не обидети ихъ ничемь же. И преписаша техъ оставшихся отъ воевания живыхъ 93.075. И отъ того дне преста воевати Казанския земля, и вскоре восхоте благоверны царь обещание свое исполнити - обещася предъ образомъ Спасовымъ, хъ Казани пошедъ, мечети поганыя раскопати и святыя церкви возвизати на месте ихъ - и повелеваетъ всемъ воеводамъ и воемъ на плещахъ своихъ отъ леса древие носити. Самъ преже рукама своима древо секирою посече и отъ леса на плещу свою принесе, и во единъ день созда храмъ соборныи, Благовещения пресвятыя Богородица, на месте красне, на площади, близъ царева двора, придела два имущи единемъ стояниемъ сотворены - церкви же пределныя велицы, страстотерпцы Руския Борисъ и Глебъ и новоявленныя чюдотворцы Муромския князь Петръ и княгинии Феврония, - вторую же церковь постави Воекресение Господа нашего Исуса Христа, третью церковь святыхъ великомученикъ Киприяна и Устиньи, четвертую за градомъ, на пожаре, противу вратъ градныхъ, на торговище, нерукотворенныи образъ Господа нашего Исуса Христа, пятую же великого чюдотворца Николы монастырь общижителенъ, потомъ же многа церкви отъ христьянъ во имя святыхъ возвигнути быша, въ похвалу имени Христа Бога нашего. И наведе богатыхъ жителеи царь князь великии въ Казань изъ области своея, и изъ селъ, изъ градовъ, и наполни людми своими, десятерицою старого боле; и великимъ богатествомъ Казань возкипе, и необычною красотою возсия, и забывъ всякъ человекъ иноземецъ, видевше царство то, отца своего, и матерь, и жену, и дети и племя свое и друзи, и землю свою, и жити въ Казани, и не помышляющи воспять во отечествие свое обратитися.

Минувшима же по взяти Казани летома двема, и Божиимъ промысломъ и изволениемъ самодержца и про рассужению великого святительского собора, святиша нового архиепископа граду Казанскому, перваго, Гурья именемъ, игумена бывшаго честныя обители осифовы, да въ новомъ царстве Казани устрояетъ, утвержаетъ и справляетъ слово истинныя веры, и во укреплени граду ото изменныхъ лестецъ, и во блюдени христоименитымъ людемъ, живущимъ во граде и въ селехъ, духовно и всячески, и да не прелщаются людие сходяшися съ поганою Черемисою, яко же Русь Литорская съ Ляхи, и да не женятся, ни посягаютъ съ ними, ни едятъ, ни пьютъ у нихъ, и къ себе да не взываютъ ихъ. И учини быти царь князь великии Казанского архиепискупа подъ Ноугородцкою архиепискупью третьяго въ Руси. Но, о великихъ ти новыхъ чюдесъ, Христе, кое благодарение о сихъ мы грешни тебе принесемь? Точию се: слава неизреченнымъ судбамъ твоимъ, владыко; слава человеколюбию, милосердию твоему къ намъ; слава неизглаголаннои ти благости. Велии еси, Господи, и чюдна дела твоя; ни едино же слово доволно наше къ похвалению чюдесъ твоихъ, и паки: вели Господь нашъ и велия крепость его и разуму его несть числа. Кто возглаголетъ сылы Господня и слышаны сотворить вся хвалы его? Слава единому Богу нашему творящая дивная и преславная чюдеса, еже видеста очи наши.

О блаженъ еси ныне граде преславны Казань и отъ Бога благословенъ. Зело радуися и веселися паче всехъ Рускихъ градовъ; вся бо Руская земля и градове издавна отъ благодати Святаго Духа просвещение прияша, ты же новы ныне православиемъ; ныне же кадило благовонно, фимиямъ въ воню благоухания Христу приносится; иже иногда животная заклахуся безсловесная скоти и птица, ныне же самы агнецъ Христосъ за вся верныя закалается, и безкровная и чистая жертва Богу отъ грехъ нашихъ приносится; иже иногда тимпаны звяняху, и арганы всклицаху, и рожцы вопияху, и сурны возглашаху, и трубы шумяху, и воя Казанская собирающи симъ, подающи весть, да готови будутъ на едино дание поити пролити крови христьянския, - ныне же доброгласныя трубы вопияху, рекше звонения церковная оглашающи, не страхъ и боязнь подающи, но веселие и умение людемъ въ сердца влагая, и возбужающи отъ сна, и созывавщи благобоязненыя мужи и жены на духовныи подвигъ во церкви Божия, на молбы и моления и на божественная славословия.

Православныи же царь князь великии посылаетъ тогда скоро со благодарною вестью къ Москве напередъ себя великого воеводу благородна болярина, шурина своего, Данила Романовича, ко брату своему ко князю Георгию, и ко отцу своему святеишему Макарию митрополиту, и ко царице своеи Анастасеи, и веля имъ поведати царское свое здраве и всехъ князеи и великихъ воеводъ и всехъ благочестивыхъ вои его, и бывшую ему помощь и великую победу надъ Казанцы, и како взя столныи градъ Казань и самого царя Казанского изыма. Прииде же весть къ Москве Октября въ 9 день, на память святого апостола якова Алфеева. Благородныи же князь Георгии и приосвещенныи Макареи митрополитъ, услышавъ сия отъ царева посла, и скоро потекоша въ великую соборную церковь пресвятыя владычица Богородица и приснодевы Мария и со всеми епискупы, иже бяху въ царствующимъ граде Москве - киждо ихъ давно пришедши отъ епискупия своего и ждущи исъ Казани возвращения царева - и со всеми прозвитеры своими, и зъ дьяконы, и съ крылики, повелевше на площади во вся тяжкая звонити, тако же и по всему граду Москве по всемъ церквамъ звонити, благодарственныя молебны пети всю неделю. И начата молебная совершати православиемъ просветися и божественными храмы обновися, и яко младенецъ породися, избегъ темныя веры суетства, и всяко нечестье потреби, и поганую Богмичю веру до конца потреби, и яко солнце красное отъ темныхъ облакъ произшедъ, оть прелести провозсия, всю страну ту лучами благоверия просвещаеши. И сего ради не унываи, но паче ликоствуи, светло торжествуи и красуися. Отъятъ Господь отъ тебе вся неправды твоя, бывшая отъ зачала въ тебе, избавить тя отъ варварского державства и жертвъ служения скверного Махметя. и воцарися Господь посреде тебе, и тои сохранить тя, яко зеницу ока десница, десницою своею покрыетъ и заступить тя отъ врагъ твоихъ, и не узриши зла къ тому ни отъ кого же, и миръ Божии на тебе до века временныхъ прибудетъ. Древле бо ты злобами и неправдами великими наполняшеся, и кровью многою Рускою и и горкими слезами, яко реками, кипяше, и всяцеми сквернами и нечистотами приобиловашеся, и техъ ради беззакони твоихъ и великою славою словяше, яко доходити славе твоеи и до самого царя Вавилонска, и другомъ ему именоватися, и почитаему быти отъ него, и любиму и славиму, а отъ Рускихъ людеи всегда поношаемъ и проклинаемъ бываше, и къ Богу своему со слезами моляхуся, да воздастъ ти Господь по деломъ твоимъ, еже восприялъ еси ныне же отъ нихъ: вместо проклятия благословениемъ веселишися, и похвалами ублажаемъ прославляешися, и седмицею паче первого славнеиши сотворися, не до Вавилона, но отъ конецъ и до конецъ земля. Мы же, истиннии христьяне и нелестни поборницы вере Христове, како не удивитися бывшимъ, Божию человеколюбию на насъ? Идеже царство темное и нечестивое бе, и ту царство благочестивое процвете; иде умножися грехъ, ту преизобиловаше Божия благодать. И кто есть не почюдится, и кто не прославить Бога о семь? Токмо еретикъ и неверны иноземцы; ти бо суть едини не ради христьянскому добру, но розпыхахуся сердцы своими завистию снедаеми, видяще Христову веру разширяющуся, и народа людми умножающуся; иже иногда слышаху и видяху во граде Казани мерзости и запустения мечети варварския стояше, ныне же на техъ местехъ видяхуся церкви Божия, христьянския, пресветло сияющи; иже иногда злосмрадныя къ варвары воздухъ оскверняющи бесомъ требоваху преосвещенны митрополитъ со епископы, и у всехъ реки слезъ ото очию на брады и на перси проливаху и на землю тецаху. Небо и земля и вся тварь тогда дивяшеся, вкупе радующеся со человеки, славяща и величающа творца своего, всесилного Бога, даровавшему слузе своему, благочестивому царю, дивную победу на варвары. И во всеи Рустеи земли, во градехъ, и въ селехъ, и во всехъ людехъ, радость и веселие бысть велико на долго время. Православны же христьяне, иноцы и мирсти, и вси полатнии сановницы съ ними что убо ныне не глаголаху, и что ли не творяху, победная плещуще и веселящеся, и борзо течение ко святымъ церквамъ творяше, состизающеся, и другъ зъ другомъ сретающися сами у себе пытаху и поведаху, како самодержецъ ихъ Казанцы злыя победи, и градъ Казань взя крепкими стенами и людми, его же отецъ его и деды и прадеды во многа лета доступающи, и никии же отъ нихъ тако возможе взяти.

Царь князь великии пребысть въ Казании взявъ градъ дни 15, устрояя и уверяя, и уряжая; два великия воеводы въ себе место во граде наместники остави, князя Олександра Горбатово, да князя Василя Сребряного судити людемъ и воиская попечения творити, и съ ними 60.000 вои на все лето въ соблюденiе царству, а въ Свияжскомъ граде два же воеводы, князя Петра Шуиского и болярина именемъ Бориса Салтыкова, и съ ними 40.000 вои; и вся добре разчинивъ. И тако возвратися ко отечеству своему Руския земля, светлу победу поставлеи надъ супостаты своими; въ весели мнози и въ радости велице грядеше исъ Казани въ лодяхъ преже реченную многаже великою рекою Волгою къ Нижнему Нову граду, здравъ и невреженъ, со всеми силами Рускими, Божиею благодатию сохранимъ, съ великою славою, и со многимъ богатествомъ, и безчисленною корыстью, ниизложивъ супротиву борцы своя, и ведяше съ собою жива супостата своего, царя Казанского, пленивъ, и многихъ съ нимъ улановъ и мурзъ и князеи Казанскихъ зъ женами и зъ детми, безчисленнои пленъ. Царя Шигалея со всею его силою отпусти полемъ великимъ, въ отчину его въ Касимовъ, темъ же путемъ, имъ же ехавъ самъ Шигалеи хъ Казани; царевичевъ же Астороханскихъ, болшаго брата Дербыша съ честию одаривъ и отпусти въ орду его - и по лете единемъ отъ Нагаи убиенъ бысть - меншаго же брата Каибулу съ собою къ Москве взя, да служитъ ему на Москве, и дастъ ему вотчину Юрьевъ градъ Полскои; протчая же воя вся идяху за нимъ исъ Казани къ Василю граду, землею Казанскою по нагорнои стране и по луговои, непроходными пути чрезъ высокия горы и дебри и блата, блудяще пеши по пустынямъ; и мнози зъ гладу помроша, не доставше пищи у нихъ, инии же конину и зверину, и мертвечину ядоша, и конеи безъ числа паде, яко мало ихъ выведоша. И егда бысть въ Нижнемъ Нове граде царь князь великии, и оттоле поиде на конехъ, шествие пути творяше сквозе грады и села зъ братомъ со княземъ Володимеромъ Ондреевичемъ и со всеми князи и воеводами къ царствующему граду Москве, и встретаху его свещенницы и мниси съ народомъ, со кресты исходящи изъ градовъ, изъ селъ, стоящихъ по пути ему, съ молитвами и съ похвалами и съ веселиемъ великимъ. И прииде въ великую обитель живоначалныя Троица въ лавру Сергия чюдотворца, и доволно игумена и братию напитая ядениемъ и питиемъ, и милостину вда, и ту встрети его съ Москвы братъ его князь Георгии Василевичъ съ князи и зъ боляры, и поиде царь князь великии изо обители Сергиевы вкупе зъ братиею своею.

Слышано же бысть на Москве царскии приходъ его, и выехавша посланныи отъ митрополита епископы 3, и встретиша его отъ града Москвы за 12 верстъ, въ царскимъ селе его въ Тонинскомъ, со архимариты, игумены, Ростовски архиепископъ Никандръ, и Тверски епископъ Акакии, Сава епископъ Крутицкии, миръ и благословение носяще отъ пресвященного отца Макария митрополита, и поклонися ему, и благословивше его, и скоро назадъ возвратившеся отъ него. Приближающуся ему къ посаду граду, и пусти водима впреди себе далеко съ приставникомъ воеводою Казанского царя со знамениемъ его и съ плененными Казанцы полкъ великъ, до 50.000; и позвонеся великии градъ Москва, и изыдоша на поле за посадъ въстретити царя и великого князя князи, и велможи его, и вси стареишины града, богатии и убози, юноша и девы, и стары со младенцы, чернъцы и черницы, и спроста все множество безчисленное народа Московского, и съ ними же вси купцы иноязычныя, Турцы, и Армены, и Немцы, и Литва, и многия странницы; и въстретиша за 10 верстъ, ови же за 5, ови за 3, ови же за едино поприщо, обаполы пути стояща со единого, угнетающеся и теснящеся; и видеша самодержца своего, идоша, яко пчелы матку свою, и возрадовашася зело хваляще и благодаряще его, и победителна велика его нарицающи, и много лета ему восклицающе на долгъ часъ, и падающи вси поклоняхуся ему до земля. Онъ же посреде народа тихо путемъ прохождаше на царстемъ коне своемъ со многимъ величаниемъ и славою великою, на обе страны поклоняшеся народомъ, да вси людие насладятся, видяще и велелепотныя славы его сияюща на немъ; бяше бо оболченъ во весь царскии санъ, яко въ светлыи день Воскресения Христова, въ латная и въ сребряная одежда, и въ златыи венецъ на главе его съ великимъ жемчюгомъ и съ каменемъ драгимъ украшенъ, и царская перфира о плещу его, и ничто же ино видети и у ногу его разве злата и сребра и жемчюга и каменья драгоценного - и никто же такихъ вещеи драгихъ нигде же когда виде, удивляютъ бо сия умъ зрящимъ нань. - За нимъ же яждяху братия его, князь Георги и князь Владимеръ, такожде и ти въ златыхъ венцахъ и ф порфирная и въ златыя одеяни; за ними же, кругъ ихъ, вся князя и воеводы и благородныя боляре и велможи яждяху, по тому же въ пресветлая и въ драгая оболчены, и коемуждо на выяхъ ихъ повешены чепи и гривны златыи, - яко забыти въ тои часъ всемъ людемъ, на такия красоты на царския зрящимъ, и вся домовная попечения своя и недостатцы. Прилучиша же ся тогда на Москве послы некия, съ честию и зъ дары пришедше отъ далечихъ странъ, на болшую славу самодержцу нашему: Вавилонского царя посолъ, сеитъ, мужъ зело премудры и взятъ быстъ Казанского царства за 25 летъ, удалъ - и несть бывалъ отъ тоя земля преже сего на Руси посолъ - и послы Нагаиския, и послы Полского короля, и послы Свиского короля, и послы Дацкого короля; и посолъ Волоскии, и купцы Аглинския земля; и ти вси послы же и купцы тако же дивляхуся, глаголюще, яко несть мы видали ни въ коихъ же царствахъ, ни въ своихъ, ни въ чюжихъ, ни на коемъ же царе, ни на короле таковыя красоты и силы и славы великия. Ови же народи Московсти, возлезше на высокия храмины и на забрала и на полатныя покровы, и оттуду зряху царя своего, ови же далече напредъ заскакаше, и отъ онехъ отъ высотъ некихъ, липящеся, смотряху, да всяко возмогутъ его видети; девица же чертожныя и жены княжя и болярския. имъ же нелзе есть въ такая позороща великая, человеческаго ради срама, изъ домовъ своихъ изходити и изъ храминъ излазити - полезне есть, где седяху и живяху, яко птицы брегоми въ клетцахъ - они же совершение приницающе изъ вереи, изъ оконецъ своихъ, и въ малыя скважницы, глядяху, и наслажахуся многаго того видения, чюднаго, доброты и славы блещаяся.

Входящу же ему въ болшая врата граду, зо вомыя Фроловская, и встрете его ту изшедъ преосвещенны Макареи митрополитъ, со архиепискупы, и епископы, и со архимариты. и игумены, и съ прозвитеры, и зъ дьяконы, и съ крылики, и со всемъ освещеномъ соборомъ, и со множествомъ великого народа Московского, носяще честныя кресты, и святыя чюдотворныя иконы, съ кандилы, и со благовонными фимиямы, и со свещами. Царю и боляромъ великимъ и воеводамъ и рече преосвещенныи митрополитъ: "отныне, духовныи сыну мои, державны царю, не скорби, ни тужи, ни печалися, но радуися и веселися. славя Бога, иже спасения и победу пода тебе на противныя, и буди намъ всегда великая Божия благодать, яже о тобе ныне бысть; проси бо съ верою - взя, искии и обретеся, и удари отверзеся. И ты убо печалнымъ спомогаи, и нищимъ и алчющимъ пища подаваи, и нагимъ одежда, боляре же и велможи своя честныи имеи, обогащаи ихъ, да не будутъ скудны ничемъ же, и ко всемъ слугамъ своимъ и малымъ же и къ великимъ любовь тихо показуи, и потребная имъ подаваи, по апостольскому словеси, да съ радостию тебе служатъ, а не воздыхающе; повинныхъ же не скоро смертию осужаи, но со испытаниемъ великимъ; аще будетъ достоинни за дела своя казнь прияти смертную, но и то съ милостию и съ пощажениемъ, и отпущати имъ дващи и трищи, да покаются и престанутъ отъ злобъ своихъ къ тому не творити сихъ.

И поученъ бысть надолго отъ митрополита царь самодержецъ, и поклонися до земля отцу митрополиту на духовномъ поучени его, со многимъ смирениемъ и страхомъ, яко отъ Божиихъ устъ, наказание отъ него приимъ, и обещася та ему творити и быти, яко же поучивъ его отецъ митрополитъ. И многу того дне милостину нищимъ и по монастыремъ чернцемъ и по градцкимъ церквамъ и ереемъ вда; и всехъ осуженныхъ на смерть и въ темнищахъ седящихъ на волю испусти; и земския дани своя людемъ облехчи; и милостину разосла по всеи державе своеи, по градомъ и по селомъ, и по монастыремъ по всемъ, и по малымъ же и великимъ, и по пустынямъ, и по всемъ церквамъ святымъ, где есть, свеща и просвира отправляти, да молятся прилежно Богу все о телесномъ здравии и душевномъ спасении, игумены и попы. И поиде благоверныи царь изъ великия церкви соборныя на сени своя въ церковъ пречистыя Богородица Благовещения, и въ тои тако же помолися, и молебны певъ; и съ тоя же церкви поиде въ царския полаты своя. Царица же христолюбивая Анастасия встрете уготовяся царя самодержца, по царскому обычаю своему на предверие податное изшедъ, со благоверными женами съ княгини, и зъ болярыны, и веселия полны, на землю проливающи слезы, - яко пчелная горлица, супруга своего видевъ, давно разлучившимся отъ себе и паки прилетевша къ первому подружию своему, и воплы ихъ и тоскованее обою предста, и радостна быста зело, другъ друга видевше, или рещи яко красная денница пресветлое солнце на вселенную съ востока въ полаты своя входяща узре, и по мрачны облакъ уныния и печали пребывше еи по немъ, светлостию лица своего и веселымъ зрениемъ на ню, прогонея отъ нея и невидимъ, яко дымъ, сотворяя.

И тогда повеле царь князь великии пиршестъву велию по 40 дни сотворятися, посождая съ собою первого дни на пиру преосвященного отца своего Макария митрополита и весь съ нимъ соборъ святительскои, кои священницы и дякони со всего града Москвы, а въ протчая же дни вся опоясныя воинествомъ князя, и воеводы, и боляре, и велможи; доволно царскимъ веселиемъ веселися, учрежая и одаряя князи, и воеводы, и вся благоверныя, и до меншихъ всехъ, овемъ грады въ кормление дал, овемъ въ вотчину селъ прибавляше, овемъ же злата и сребра и светлая портища и добрыя коня подаяше, кои чего достоинъ. Веселящуся ему и бывша въ веселии велице, и воспомяну о Казанскомъ царе плененномъ имъ, въ заключени седящимъ, и посла къ нему самодержецъ наречие: "аще проклянетъ веру Богмичю и веруетъ въ распятого сына Божiя, въ Господа нашего Исуса Христа, въ Рускую нашу святую веру, еже Русь мы веруемъ отъ Грекъ приимше, то избавится ото одержания сего, и прииметъ честь и славу велию, и будетъ яко единого отца и матери рожденны ми братъ любимыи, а не яко пленникъ мои и сопостатъ; аще тако не хощеть, то зле умрети иматъ въ заточенин нужнемъ, горщеи темнице, во узахъ тяжкихъ и въ оковехъ". Коснуся же въ сердце Казанского царя благодатная искра Святаго Духа, и восхоте прияти нашу истинную веру православную и быти Христьянинъ. Посланныи же боляринъ пришедъ оть Казанского царя и вся реченная царемъ сказа своему царю самодержцу, царь же князь великии повеле скоро его привести предъ ся, въ полату, предъ вся вельможа своя въ пиршестви его седящая съ нимъ.

Введену же бывшу со страхомъ и трепетомъ Казанскому царю во златую полату, и восташа противу его князи и воеводы Московския, ови же встретиша его на полатныхъ лествицахъ, ови же на площади. И въшедъ царь въ великую полату, и падати начать на колену свою, милъ са дея царю самодержцу, и рабомъ его изменнымъ назывался, подвизая на печалование къ нему братию его, князя Георгия и князя Владимера, и вся предстоящая князя и боляря и воеводы его, въ порфирная и въ златая одеянныхъ, слезы горкия точа ото очию своею, и моляся быти христьянинъ и не погибнути въ заключены горкия темница, отъ бесчестнаго того срама и студа исполненнаго: самъ себе преже царь и господинъ бе, и самому ему служаху мнози уланове и князи и мурзы, тои, яко злодеи и осуженикъ, со страхомъ великимъ предстоить предъ очима всехъ, по руце отъ приставникъ держимъ, во одежахъ худыхъ, умилению и слезамъ достоить. И вси, и князи, и воеводы, веселящеся въ полати, прослезишася о немъ, и восплакаша зрящи его руга стояща. И паки же воспросити его токмо предо всеми повелъ царь самодержецъ, аще истинно и нелестно веруетъ во Христа, царь же крепляшеся стоя, и неложно обещеваяся веровати и креститися.

Царь же князь великии, слышавъ отъ Казанского царя Едегера Касаевича истинное слово и обещание его, и радъ бысть велми, паче всеа Казанския победы; - радость бо бываетъ всемъ ангеломъ на небесехъ о единомъ грешнице кающемся на земли - и повеле сетованныя порты сняти съ него, и омыти его въ бане отъ скверныхъ, и облещи въ рызы своя царския, и венецъ возложити на главу его, и гривну златую и обесити на выю его, и перстня воздети на руце его, и сести ему веле близъ себе, и пировати, и веселитися съ собою - но не изъ единыхъ судовъ, - яко еще бе некрещенъ - и не веле ему о мимошедшихъ скорбну быти и печалну, но радоватися паче и веселитися яко быти сие изволися о немъ Божиими судбами. И по пятихъ месяцехъ крести его повеле, во имя Отца и Сына и Святаго Духа; крести же его самъ преосвещенны митрополить Макареи на реце Москве, со епископы, и со архимариты, игумены, и съ прозвитеры, и съ дьяконы, честно, месяца Марта въ 5 день, на память преподобнаго отца нашего Герасима; приять же его отъ купели породныя самъ царь князь великии, и нареченно бысть имя его во святомъ крещени Семионъ. Иже иногда бывы люты волкъ и похишникъ и кровопиица, а ныне же явися кроткое и незлобивое ягня Христовы ограды, живосныя паствы благия. И толма возлюби самодержецъ, яко и братомъ его назва себе, и отецъ ему по духу бысть, и дасть ему грады земли во обдержание и во отечестви, и всю царскую казну его отдасть ему, еже въ Казани взять и до единыя медницы, и приведе ему невесту отъ славна и отъ велика рода болярска, и обогача ево, златомъ и сребромъ и многоценными вещми многими одари его, да живетъ безъ печали на Руси, служа самодержцу, и да не унываетъ и не тужить по вере своей Срацынскои и по царстве Казанскомъ и по стране земля отечествия своего. Царица же Казанская, преже пленена, Сапкирея царя Казанского преже бывшаго, добромъ нужена бысть крещение прияти, и не крестися; и отдастъ за царя Шигалея, аки замужъ за иного царя ни за коего же не восхоте поити, аще не царь Шигалеи поиметъ ю, яко же обещася еи и клятву дастъ, аще и смерть прияти еи отъ него. Тои бо есть царь великороденъ сы, и отечествомъ всехъ цареи болши, и стареиши местомъ, и честнеиши служащихъ самодержцу. И вземъ за себе царь Шигалеи Казанскую царицу и не любяше красоты ея, хоте бо его въ Казани былиемъ отравнымъ уморити, яко же преже сказася о неи, и живяше она, во отлученьнеи у него и не въ светле храмине заключена аки въ темнице, и спати съ нею не схожашеся, и единъ рабъ его варваринъ зъ женою своею, оба стары и верны ему, приставлены кормить и служити еи, да токмо не смеяше ее живу уморити, слова ради къ нему самодержцова. А царевича младаго, сына ея, Мамшскирия, повелениемъ самодержцовымъ крестиша, и нареченно имя ему во святомъ крещении царь Александръ, и изученъ бысть Руския грамоты гараздо, и препираше многихъ въ беседе отъ книгь стезающихся съ нимъ, и ни кто же можетъ претися съ нимъ.

Взять же столныи градъ Казань благоверныи царь князь великии Иванъ Васильевичъ, всеа Руси самодержецъ христьянскии, въ лето 7060-го, Октября въ 2 день, на память святыхъ великомученикъ Киприяна и Устиньи, въ день неделныи, въ 3 часъ дни, много подвизався за свою Богомъ хранимую державу Рускую землю, за православныя люди, день и нощь сердцемъ боля и стоня, душею сокрушаися, и никако же царскихъ брашенъ сладкихъ въ сытость и въ сладость насыщашеся до побежденiи Казанцовъ, и печаль ему о Казани всегда веселие пресецаше, по всякъ часъ слыша овца люди Руския отъ волкъ Казанцовъ розгоняемы, и похищаемы, и снедаемы. И скорбь велия одержаше много леть все христьянство Руския земля, убогихъ и богатыхъ, и воинъ и воеводъ, князеи и боляръ, и всехъ простыхъ, людеи; изнемогаху бо земския люди, простыя, съ частыхъ податеи великихъ, не успеваху дающе царския оброки; воеводы же и воины не опочивающи во бранехъ тружахуся, борющеся съ поганы за христьяны и съ конеи своихъ не слазяще, и оружии своихъ не снимающи, по двори своихъ и женъ и детеи и гостемъ толко прихожаху на часъ, являющися домови къ женамъ своимъ и къ детемъ; и мнози тогда худоумнии человецы, или прямо рещи безумныя и тщедушныя, негодоваху и роптаху на самодержца своего, яко и самому ему землю свою губящи, и паче злее ратныхъ, и не щадящу, и не брегущи люди своихъ. Онъ бо предобры въ самодержцахъ не похвалы тленныя себе взыскуя, да славенъ будеть въ родехъ мужествомъ - яко и Макидонски Александръ до краи земля дошедъ и смерти не убежа, или преже его бывы Ликинии царь до четырехъ гадровъ дошедъ и столпове тамо постави, и свое имя въ писаниихъ - сеи же не о таковеи славе подвизашеся, но о своемъ царстве тружашеся, общаго ради составления мирскаго, о благостояни святыхъ церкви, и о строени земскомъ и о тишине всего православного христьянства, да не паки бы поработитися поганымъ, яко жи при царе Батыя: и въ день убо царская строяше, нощию же по святымъ церквамъ и по монастыремъ, близъ града стоящимъ, яздяше и моляшеся и человекулюбцу Богу и ко пречнстеи Богородицы, облияся слезами, помиловати и ущедрити согрешившия рабы своя и до конца смирити и покорити ему поганныя и со всею многою Черемисою ихъ. И не презри Господь моления раба своего, и увиде смирение и сокрушение сердца его, и верное прошение его и воздыхание съ рыданиемъ услыша, и сотвори съ нимъ по вере его великую свою милость, и дасть ему милосерды Богъ желание сердца его, и вся подвиги и труды его благихъ исполни, и предастъ ему въ руце, яко малу и худу птицу, великое царство Казанское, часть его отъ прародителеи его убреже ему. И тако Казань державы царския до конца отпаде и великому царству Московскому работати нехотя повинуяся, и Руская земля совершеннаго мира отъ Казанцовъ насладися.

Дващи бе самъ ходилъ хъ Казани со всеми силами Рускими, дващи же царя Шигалея посыла и великихъ воеводъ съ нимъ, тако же со всеми вои Рускими; всего же было хождения при немъ хъ Казани въ лете и въ зиме седмья въ девять летъ, пятья ходиша до Казанского взятая, дважди же досле взятия нижния Черемисы, пленомъ и сечемъ до конца показнити ихъ за изменство ихъ, что предавшеся и паки скоро измениша. Того же лета по шестихъ месяцехъ и паки учиниша брань сице. Воеводы Казанския послаша воеводу Свияжского Бориса Салтыкова не съ великою силою на некия улусы Черемиския, еще не покающимся имъ, яко да и техъ покорити и смирити; и за техъ восташа вси людие, и паки возмятеся вся земля, и того воеводу жива яша, побита вои его 20.000, и заведоша его въ Башкирския улусы и въ далную Черемису за 700 верстъ за Казань, и мучиша тамо. И воевахуся пять летъ не отступающи отъ Казани, и паки хотяше градъ свои восприяти, не дадуще же гражаномъ Русиномъ, Руси, на дела своя изъ града изходити, токмо великою силою прогоняюще ихъ и тако исхожаху на орудия, донележе исчезе вся Черемиса за беззаконие свое, яко же и владелницы ихъ, уланове и князи и мурзы, остриемъ меча вси поразишася. И сосчиташе же сами себе изоставшися Казанцы и Черемиса воехъ побитыхъ своихъ во взятие Казанское, и преже взятия и по взятии, Татаръ, Черемисы, во граде и въ острозехъ, и въ полонъ сведенныхъ, и отъ глада умершихъ, и мразомъ измершихъ, и всяческихъ везде погибшихъ, ведомыхъ ихъ писаныхъ, кроме, неведомыхъ и неписаныхъ, 757.270. Мало живыхъ осташа во всеи земли Казанскои, разве простыхъ живыхъ людеи и худыхъ и немошныхъ и убозехъ земледелецъ. Въеха же великии самодержецъ благоверны царь князь великии Иванъ Василевичъ во царствующии свои въ преимяниты градъ Москву месяца Ноября въ 1 день, на память святыхъ безсребреникъ Козмы и Демьяна: и тако седъ на престоле своемъ великого царства Руского, правя скифертъ державы своея, утеръ кровавы потъ свои, покоривъ подъ себя жестокия лукавыя Казанцы, и паче ихъ злешую .Черемису поганую, оставивъ себе славу

великую, превыше отецъ своихъ, и память вечную въ роды Руския во веки.

Сицевъ бе тои царь князь великии и многа при себе память и похвалъ сотвори достоино: грады новы созда и ветхия обнови, церкви пречюдныя и прекрасныя врзвиже, и монастыря общежитианыя иночествующимъ устрои; и отъ юнны версты не любляху никакия потехи царския: ловлени песья, ни звериныя борбы, ни гуселного звяцания, ни прегудницъ скрыпения, ни мусскаго гласа, ни пискания прилетного, ни скомраховъ видимыхъ; и бесовская плясания, и всяко смехотворения отъ себе отрыну, и глумленники отогна, и въ конецъ сихъ возненавиде; токмо всегда о воинственномъ попечении упражняшеся, и поучение о бранехъ творяше, и почиташе добре конники и храбрыя оружники, и о сихъ съ воеводами прилежаше, и симъ во вся дни живота своего съ мудрыми советники своими поучашеся, и подвизашеся, како бы очисти землю свою отъ поганыхъ нашествия, и отъ частаго пленения ихъ; къ сему же тшашеся и покушашеся всяку неправду, и нечестие, и кривосудство, и посулы, и резоимание, и разбои, и тадбы изо всея земля своея извести.