Из досье «ВН»
Владимир Берязев — поэт, эссеист, переводчик, публицист. Директор и главный редактор журнала «Сибирские огни».
Автор десятка поэтических сборников (среди них: «Окоем», «-олотой кол», «Могила Великого Скифа», «Посланец», «Тобук», «Кочевник»). Стихи также публиковались во многих журналах, альманахах и антологиях России и зарубежья. По итогам 2002 года — лауреат первой премии МА «Сибирское соглашение» в номинации «Публицистика». В 2007 — премия журнала «Аманат» и Международного клуба Абая за роман в стихах «Могота»». В 2008 — признан лучшим поэтом Урала и Сибири по итогам национального конкурса в Ханты-Мансийске.
Свой 50-летний юбилей поэт отметил энергично и с размахом, как он делает все в своей жизни. В столичных издательствах вышли сразу два его поэтических сборника — «-олотоносная мгла» и «Ангел расстояния». Творческие встречи прошли сразу в трех городах — Москве, Барнауле и Новосибирске. В Новосибирске — в трех разных аудиториях. В областной научной библиотеке — с налетом хорошего академизма, в книжном магазине «Плиний старший» — с элементом некоторого просветительства и ликбеза и в кабаре-кафе «Бродячая собака» — с куражом и юмором...
Особой популярностью в «Бродячей собаке» пользовались недавно написанные «Вагонные песни». Своего рода «игра-забава» поэта. Жанр весьма своеобразный и требующий определенного исполнительского искусства: жалостливого голоса, аккомпанемента в виде гармошки-балалайки или шарманки, соответствующего костюма бродяжки и обстановки, например, пригородной электрички. Одним словом, плачут даже мачо. В опубликованном виде эта «игра-забава» впервые появилась 1 апреля — в День дурака.
— Это мой любимый герой, — признается поэт. — Но что есть поэзия, если не божественная игра? Думаю, и весь мир наш был сотворён играючи. И, как мне кажется, некая нота юродства, присущая этому жанру, несёт в себе то самое зерно истины не от мира сего...
Возможно, именно это здоровое отношение к жизни и стихам, умение совмещать серьезное с несерьезным и делает его поэзию живой и интересной. «Свежей, незакаменевшей и незабронзовевшей в самолюбовании и самозначимости», как говорит о нем хороший поэт Юрий Кублановский — автор предисловия к новому сборнику Владимира Берязева «Ангел расстояния». Состояние современной литературы, несмотря на литературный девятый вал, представляется Кублановскому не очень обнадеживающим. Нет в ней чистоты и прозрачности, «все замутнено мировоззренческой невнятицей и словесной необязательностью». Современной поэзии, утверждает он, явно не хватает спонтанности, в целом она «выглядит как с усилием выжатая из тюбика паста». Стихотворцев, наделенных «вдохновением, дуновением, веянием, даром Божьим», очень немного. И к их числу он относит Владимира Берязева: «Стихийность Берязева выверена поэтическим мастерством, пафос и лиризм находятся в непринужденной стихийной спайке»... Такая оценка, согласитесь, дорогого стоит.
О «божественной игре»
Уже в самом названии нового сборника — «Ангел расстояния» — заключена его основная «философия». Эта поэзия пронизана кочевым духом и овеяна ветром странствий. Каждая новая выпущенная поэтом книга — это новое путешествие. На Восток или на -апад, в века минувшие — к миражам умерших Городов и образам ушедших Воинов или во времена нынешние. В своих бесконечных странствиях поэт «в восторге непереводимом» вдыхает запахи алтайских костров, возносит гимны звездному своду, слушает птичье камлание и ведет разговоры у очага с «аксакалом нелюдимым»...
И хотя в его стихах есть и парижские улочки, и лондонские сады, и московские кафе, стихия Азии с ее стоянками и юртами поэту все же ближе и роднее. Древней историей северной Азии — от Тибета до Казахстана и Сибири — и исследованием эпосов населяющих ее народов поэт увлечен давно. Это пристрастие стало неотъемлемой частью и его жизненной философии, и его поэзии. Друзья, шутя, обвиняют Берязева в «тюркизации» действительности, а новосибирские художники с удовольствием изображают его то в образе древнего воина, то шамана, то восточного вельможи.
— Когда мне «шьют» пантюркизм и говорят: «Берязев, ты — азиат, татарин, тюрок!» — я не спорю. Я отвечаю: да, мы полтора тысячелетия, может быть, и больше, кочуем туда-сюда, кочуем по этому пространству, называемому Дешт-и-Кыпчак. Да, мы кочевники, хотя и земледельческого толка. Господи, так получается, что мы зачастую не знаем и не помним, где похоронены наши предки...
Свои мысли о вере, крови, взаимоотношениях Востока и -апада и многом другом он в свое время изложил в прозаической книге «Сумасбродные мысли о выборе веры». Эта книга-поток (определение автора), написанная еще в середине 90-х, увидела свет лишь спустя десять лет. Текст неудобный, говорит Берязев, не ко двору ни правым, ни левым, ни либералам, ни патриотам...
Впрочем, в том, что книга рано или поздно, но все же увидит свет, никто из тех, кто хорошо знает «воина»-Берязева, особенно не сомневался. При его жизненной энергии, активности и упорстве иначе и быть не могло! Не случайно тот же Кублановский отметил и его уникальную энергетику, и особую энергетику его стихов, «которая иногда даже переходит в «нахрап». Возможно, недругов поэта его напористость иногда и раздражает. Друзья же, напротив, находят это его свойство весьма симпатичным. Да и здравый смысл подсказывает, что, рефлексируя в тиши кабинетов, в литературный процесс сегодня себя не впишешь. И для руководства «толстым» журналом (Владимир Берязев — главный редактор и директор журнала «Сибирские огни») это качество незаменимо.
Для кого горят «Сибирские огни»?
Когда лет этак через «...дцать» будут говорить о «берязевском» периоде в истории журнала (как сегодня говорят о «смердовском», «никульковском» или «карпунинском»), то непременно найдутся как сторонники, так и оппоненты его нынешней идеологии. Одни скажут, что при руководстве Берязева была заметно приподнята планка издания, и журнал был поставлен вровень с другими российскими «толстыми» журналами. Другие, напротив, найдут, что, публикуя произведения не только авторов из Сибири, но и писателей со всей России и зарубежья, журнал тем самым ущемлял интересы «своих».
— Сибирские огни» пережили не одну волну подобных претензий, — говорит главный редактор.
— И все же, каково соотношение сибирских и несибирских материалов на страницах вашего журнала?
— Мы руководствуемся тем, что было заложено изначально. Создавался журнал в 20-е годы, как инструмент сплачивания литературных сил Сибири и совершенствования художественных произведений, созданных на сибирской почве. И, несмотря ни на какие отклонения и борения — разгон редакции, войну, фанфарные 50-е и так далее, — то, что было заложено изначально, сохранилось. Сегодня мы тоже провозглашаем художественность как основное кредо. И при отборе материалов отдаем предпочтение сибирской литературе. При этом «Сибирские огни» — издание всероссийское, поскольку едва мы станем провинциальным, как тут же превратимся в издание для графоманов. Планета сегодня стала очень компактной, коммуникативные и технические средства усовершенствовались до такой степени, что замыкаться даже в сибирском мире — величайший грех. И если есть возможность общаться и делиться тем, что достигнуто в России, на Украине, в Казахстане и дальнем зарубежье, если там есть крупные писатели, которые стремятся публиковаться в «Сибирских огнях», то почему мы должны этому препятствовать? Напротив, надо самые мощные, самые могучие силы сюда привлекать. Для современного журнала, я считаю, это абсолютно нормальная модель, она позволяет сохранять коренную традицию «толстого» русского журнала и в то же время считаться с требованиями времени. В других региональных журналах идут схожие процессы.
— Изначально «Сибирские огни» задумывались как «главный» сибирский журнал. Как сегодня к этому относятся соседи, тоже имеющие свои «толстые» журналы?
— Мы активно сотрудничаем с изданиями, выходящими по эту сторону Урала: с «Огнями Кузбасса», «Алтаем», «Дальним Востоком», красноярским журналом «День и ночь» и так далее. Мы делимся материалами с ними, они делятся с нами. Получается такая пирамида в хорошем смысле этого слова. Ощущаем себя мощным деревом Бай-Терек (эпическое дерево алтайских сказаний. — Прим. «ВН»), живым организмом, который собирает соки с огромной территории: подпитывается региональными изданиями и одновременно эти издания питает.
«Сибирские огни» сегодня — единственный «толстый» журнал Сибири, который выходит с периодичностью раз в месяц. В таком режиме мы работаем уже четыре года и впредь намерены его сохранять. Ежемесячный статус позволяет журналу находиться в литературном процессе: есть энергетика непрерывного течения и возможность живого отклика. В месяц редакция получает порядка 300—400 рукописей...
— А кто читает сегодня литературные журналы?
— Прежде всего, это тот, кто интересуется современной литературой и, как правило, сам грешит тем, что пописывает. Аудитория не такая и маленькая. Естественно, все пишущие сегодня сверяются не по Лажечникову, а по современным образцам, соотнося их со своими опытами. И «толстые» журналы им такую возможность дают. Наш основной читатель находится в Сети. В «Журнальном зале», где сегодня сосредоточен основной массив отечественных журналов, «Сибирские огни» по читательскому рейтингу держат достойное третье-четвертое место. «Журнальный зал» дает нам до 40 тысяч читателей в месяц. Если присовокупить к этому читателей нашего сайта (www.sibogni.ru), то та цифра возрастет до 45 тысяч, плюс читатели бумажной версии. Тираж получается очень приличный. Бумажная версия, я считаю, должна остаться, прежде всего, для библиотек.
— То есть вы относитесь к числу адептов электронных книг и СМИ?
— Литература сегодня переместилась в Сеть, с этим надо считаться и к этому приспосабливаться. Время больших тиражей, тем более поэтических книг, давно прошло. Вспомним Державина, который дарил свою «Фелицию» императрице в нескольких экземплярах. Тиражи книг Батюшкова и Пушкина при их жизни не превышали нескольких тысяч. Типографским способом изданная книга сегодня — это роскошь. Очень скоро, да уже и сейчас, подобное сможет позволить себе очень небольшое количество людей. В средние века фолиант на пергаменте был величайшей драгоценностью, и позволить себе такое могли только богатые монастыри, где были свои библиотеки. Книга электронная — вариант более доступный. Мой основной читатель тоже находится в Сети. Это двадцать-тридцать тысяч читателей и определенная известность. Это, я считаю, очень хорошо...
Однако, несмотря на всю свою расположенность к электронным книгам, подержать в руках хорошо изданные в канун юбилея, пахнущие типографской краской свои поэтические сборники поэту все же было приятно. Для него, признается, это своего рода подведение итогов. Ощущения перехода некоего жизненного рубежа, кстати, он пережил еще год назад. На Востоке именно 49 лет (семь раз по семь), а не 50 считается важной датой. Китайцы полагают, что именно с этого возраста душа и тело человека оказываются не столь, как прежде, связаны между собой. И, освобождаясь от телесного, человек начинает по-новому воспринимать мир и себя в этом мире. В новом качестве, как художник, признается Владимир Берязев, он себя еще не ощутил.
— Возможно, и вовсе перестану писать...
Ну, это он, определенно, лукавит. И ветер странствий, едва улягутся юбилейные страсти, вновь вдохновит и поманит. Куда ж поэту без «божественной игры», кочевнику без его кочевий?..
