ПОД ДУБОМ ОСЕННИМ...

1

Итак, здравствуй Иван-Царевич!

Много воды утекло с нашей последней встречи, полиняла и выцвела шкура моя, да и ты уж давно не царевич, а - царь. И наследники твои уже возмужали, моим волчатам проходу не дают. А ведь когда-то мы с тобой в дружбе взаимной клялись, на веки вечные и так далее. Да, видать, непрочно слово человеческое. Но я не жалуюсь, молодой я тогда был, глупый и доверчивый; думал, вот пособлю хорошему человеку, а он, может, и не забудет об этом. Нет, не укоряю я тебя, а сам над собой немножко подтруниваю. А пишу я тебе насчет капканов - уж больно твои отпрыски увлекаются этими новшествами. Понатыкали по всему лесу, будто не на зверя лесного, а на диверсантов каких заморских. У нас и волков-то столько в лесу не водится! Свинство это, Ваня, а не охота! Ты уж меня прости, но я напрямки, лоб в лоб, так сказать... Мне ведь подрезать твоих горе-охотничков раз плюнуть, ты, небось, не позабыл еще сноровку мою, но я всё жду - может, одумаются. Ой, смотри, Ваня, и волчьему терпению бывает конец! На этой тревожной ноте позволь проститься... Да, мой нижайший поклон твоей супружнице.

Серый Волк.

2

Здорово, братец Волк!

Письмишко твоё получил, в немалое удивление пришел. Это ж сколько лет прошло, а ты всё еще жив, по лесу шастаешь. Да-а, живуче ваше племя, что и говорить. Живуче и коварно. Вот ты пишешь о каких-то там якобы заслугах перед нашим Величеством... Это кому ж ты, пёс одичавший, мозги паришь?! Ты, видать, напрочь забыл, как я тебя, шавку безродную, из общего быдла выделил, как приручил тебя бестолкового к службе царской, как придал твоему бессмысленному существованию хоть какой-то ореол жертвенности и героизма. И вот ты смеешь соваться ко мне с гнусными наветами на нашу царственную молодёжь! Ты, видать, еще так и не допетрил, с кем разговор ведешь. Погоди, вот с султаном перевоюю, следующая очередь ваша будет.

Царь Иван.

3

Здравствуй друг мой разлюбезный, Кащеюшко!

Пишу тебе до востребования, потому как не знаю, где ты сейчас и что с тобой. Балакают тут всякие, что, дескать, ты давно того - в ящик сыграл, но не верю я этим слухам. Как же тебя, бессмертного, можно жизни лишить! Как будто ты какой разбойник с большой дороги... Что и говорить, темный народ разве что путёвое скажет. А живу я, Кащеюшко, хорошо; во дворец опять-таки вхожа. Я сейчас там у них вроде гадалки, ну еще расстройства всякие лечу, больше желудочные. Царь Иван-то наш, как тогда еще, по юности, привез свою кралю, так с тех пор из дворца ни ногой. Двадцать лет всё с салтаном воевать решает, да одни слова только. Сынки его всё по лесам шастают, и не поймешь, то ли охотничают, то ли разбойничают. Уж больно хулиганистые... Да, тут еще один фаворит объявился - Емеля-пустомеля. Уж не знаю где, а разузнал он одно заклинаньеце, и с тех пор ходит руки в боки - дескать, всё смогу, что пожелаю. Сам-то дуб дубом, а гонора на пятерых будет. А царёвы наследнички души в нем не чают: Емеля, сделай то, да добудь то-то... И ладно бы, если б что стоящее просили... Так, водки побольше, да чтоб у женского полу юбки соскакивали... Срамота, одним словом. А так всё больше скучаем, чем живём... Откликнись, Кащеюшка, былое вспомянем, а может, и кашу какую заварим... Тут тебе и Леший привет передаёт, и Водяник, и Кикимора...

Твоя старая подруга и подельница Баба-Яга.

4

...а еще, друг мой, молодой и неопытный, хочу предупредить тебя, что хоть твоё стремление озеленять всё и вся вполне богоугодно и похвально, не забывай, что всякое, человеческими руками посаженное, дерево с недавнего времени по царскому указу облагается налогом. Не сразу, конечно, а по мере его выраста. А мерилом является царская новогодняя ёлка: на сколько вершков данное дерево превышает её, столько и будь любезен заплатить. Так что на твоём месте я очень и очень задумался бы перед тем, как что-либо посадить... Да и блажь твоя непонятна мне: они же, деревья эти, сами по себе растут; так всю жизнь было, и не нам сей порядок нарушать. Займись-ка ты лучше басурманскими языками, скоро, слышь, война с султаном начнётся, так толковые толмачи в большом почете будут. А местечко тебе мы уже присмотрели и людишек, каких надо, уже подмаслили. На том, племяш Егорка, позволь с тобой проститься, привет всем Забулыкиным, бате передай, что мёд и меха мы получили.

Дьяк Епифан Забулыкин.

5

...вот Вы упоминаете в последнем трактате, достопочтенный магистр, что лунный свет благоприятен для оборотней и привидений. Позвольте с Вами в корне не согласится, да, полнолуние, как известно, вызывает подобных несчастных созданий к жизни, но хорошо ли это для них - вот в чем вопрос!

Видели ли Вы оборотней, играющих друг с другом в салки-догонялки, или группу привидений, кружащихся в мирном хороводе на лесной опушке? Русалки тут не в счёт, ибо они не привидения и на лунный свет им начхать, лишь бы безлюдно было. А оборотни и привидения, наоборот, стремятся быть ближе к человеку, они будто взывают к нам о помощи. Да, для человека такие встречи подчас заканчиваются трагически, так то больше от незнания, как себя вести. Посмотрите на кладбищенских сторожей, живущих, как правило, возле погостов - да если б они не знали, как себя вести с подобными созданиями, они бы и двух дней не протянули на своей должности. В прошлом году беседовал я с одним из них. Я его спрашиваю, а он только усмехается. Да, говорит, всякое бывает, а всего лучше вино и крест помогают; я, говорит, даже когда хлебну лишка, да спотыкнусь, непременно крестом падаю... Вот она, мудрость народная! Теперь о Вашей мази от укусов комаров, слепней и проч. Эффективность её, к сожалению, весьма низкая. То ли она выветрилась за время доставки, то ли комары у нас другие, а еще наши бабы говорят, что от неё больно уксусом воняет... Простите за низкое словцо, но Вы сами всегда настаиваете на правдивости отзывов. Так что говорить о каких-то крупных партиях еще рано. Пусть они к запаху привыкнут, да и на дворе октябрь - какие комары?.. И, наконец, о султане...

6

...вытащили, мы, значит, этого зверюку на берег, а он тут и возговорит человеческим голосом: пошто, дескать, мужики, тревожите, не топил я ваших мальцов и девок, у меня, мол, своих тревог невпроворот, да и природа моя такова, что ничего мне от вашего племени не надобно. А тут Тишка Заклетушкин и выдал ему: мол, попрыгай-ка через наш костерок раз десять и тогда посмотрим, та ли у тебя природа или не та. Зверюка этот возражать не стал, засопел только и так зло покосился на Тишку. Освободили мы его от сетей, обступили кольцом, дубьё-то наготове держим... А этот-то, недолго думая, так и нырк в костёр! Только его и видели... Тут - пар, свист, пепел тучей... все глаза запорошил. Мы - к воде, буркалы промыли, глядь - от костра одни головешки потухшие, сети все в дырищах неимоверных, а самого и след простыл... Осенились мы тогда крестом праведным и - тикать до дому. А Тишка-то так буркалы свои и не промыл, сколько не плескался, так незрячим и остался... Вот такие дела.

7

...дивчина была, Настей звали. Ох, и зацепила она меня! Куда ни пойду, что ни делаю, а всё она из головы нейдет. Косим, бывалоча, с братом Петром поутру; солнышко еще низехонько, прохлада, дышится так, будто ключевую воду малыми глоточками пьёшь - хорошо, одним словом. И коса так - вжиг-вжиг, вжиг-вжиг... Иду, значит, кошу, а сам всё её представляю - как она к колодцу с пустыми ведрами идёт... Косы её, брови, ну и всё прочее. И всё внутри меня перекатывается волнами, как рожь перед грозой. И - вдруг - очухиваюсь, Петро кричит: ты, дескать, косить пришел или дрова на зиму заготавливать? Оглядываюсь - батюшки, вокруг молодые березки рядком лежат, моей косой скошены... В подлесок мечта завела, и косу загубил... Да, а когда свататься пришел, мне её тятя-то и говорит: мол, из голопузых никому с ним не сродниться и, коли она тебе так приглянулась, выкладывай на стол двадцать червонцев и тогда, мол, сговоримся. Двадцать червонцев! Да где ж их раздобудешь? Да всего за год (срок он такой определил), да никого не грабя... Добро бы война с султаном была, так ведь и её нет! Потыркался я по кабакам, повыспрашивал людей добрых, и посоветовали мне на южный кордон подаваться; там, дескать, товар рекой текет, да не всякий ручеек через таможню протекает. Ну, подался я туда, к лихой ватаге пристал, повезли мы товар. Туда-то еще аккурат по туману проскочили, а как обратно, с коврами... тут нас и прищучили. И попал я с ребятами в острог, да не в наш, а в басурманский... И с той поры понесло по всем кочкам... Какая там Настёна? А теперь вот здесь, при трактире, при хозяйке своей мордастенькой... И жизнь, вроде, наладилась, и червонцев, если подсчитать, поболе двадцати будет... да что толку-то...

8

...а земля сия весьма обильна реками, лесами и народом всякого звания. Песков, правда, мало, чуток на юге только, так что верблюдам нашим вряд ли она по нраву придется. Зима суровая и осень долгая, а в остальном - всё даже очень неплохо. Землю почти не трясет, песчаных бурь тоже не наблюдается, ядовитых гадов не в пример меньше нашего; цветы, правда, неброские и недолговечные. А девки хороши, и откуда они только такие берутся при местной нищете-то? Правление царское, вроде, и суровое, да какое-то безалаберное. Законы принимаются быстро, но исполняются медленно, с неимоверным скрипом, без всякого воодушевления. Чиновники ничем не гнушаются, так что если кому чего надо, то при правильном подходе дело быстро спорится. Никаких тайн особых не соблюдается, всё прозрачно, открыто всему миру, но от этого не легче, потому как всё настолько перемешано и неустойчиво, что голова кругом идет. И как они только друг друга понимают? Да, вспомнил еще одно важное обстоятельство: уж больно местное народонаселение привычно к пожарам. Горят целыми селами и городами, а на следующий год, глядишь, опять всё отстроено, и откуда они столько гвоздей достают? Да вот хоть вчерашний случай. Царские дружинники гуляли в корчме на въезде в столицу. А туда как раз из налогового приказа дьяки явились, всё опечатали и всех из заведения попросили. Это дружинников-то! Драка добрая была, с мечами, кастетами и табуретками... А завершилось сия баталия всё тем же пожаром, и, спрашивается, кому от этого лучше стало? Что и говорить, мутный, загадочный народ... И тут, может, стоит еще раз все основательно взвесить, достоин ли он быть приобщенным к подданным нашего великого правителя. Может, тактика опустошительных набегов гораздо эффективней будет. Главное, не нарушать местных привычек и обычаев, а так доить их и доить, пока доятся. Но это лишь мое несмелое предположение, а как уж там при дворе решат, так тому и быть. Теперь о средней глубине оборонительных рвов...

9

Кот Василий Лежанкин - Мышке Норе Половицыной.

Дорогая Нора, прошло две недели со дня бессмысленной и трагичной гибели Вашей младшей сестры, знаю, что скорбь и плачевная печаль еще долго будут терзать Ваше бедное сердечко, но, дорогая Нора, жизнь продолжается и гнусные мышеловки не есть единственное её содержание, а потому спешу сообщить, что хозяин накануне ездил на ярмарку и привез с неё огромную голову замечательного сыра, который хранится теперь в кладовке, во второй кадушке слева от двери, только будьте осторожны, дорогая Нора, где-то поблизости заряжена тем же сыром та самая мышеловка... ну, Вы сами знаете, какая... Что касается моего здоровья, то спешу сообщить, что раны мои зажили, лапа почти не хромает, с печки меня уже не прогоняют, рукой махнули, мол, чего с меня взять; а драться с соседским Барсиком я больше не буду, потому как дурак он полосатый, а на дурака что обижаться? Да, тут хозяин с ярмарки-то еще кое-что притащил - картинку чудную... Медведь под гармонь гопака пляшет... Тьфу, срамотища, да и только! А мне, дорогая Нора, вот об чем примечталось: тихая такая лунная ночь, конек крыши, труба печная, а на коньке пушистый котище сидит, а на трубе мышка махонькая такая, ладненькая; и сидят они тихо-тихо, и на луну глядят зачарованно, и нежно так усами соприкасаются... Вот бы чего я нарисовал, если б кистью владел, а то - медведь какой-то пьяный, гармоника визгливая... Ой, хозяйка с дойки пришла, а потому позвольте попрощаться, дорогая Нора, и продолжаю надеяться на скорую-скорую встречу.

Ваш самый преданный Василий Лежанкин.

10

...вот, к примеру, течет река... А зачем и куда, и хорошо ли то для общего мироустройства? А пеньки пошто из земли в лесу торчат? Только ли для опят и лишайника? А коса, ежели об камень, зачем тупится? А у царя нашего батюшки валенки из черной али из белой овцы? А кудри у парней на кой ляд вьются? И почему с пятницы на субботу не в пример слаще спится, нежели с воскресенья на понедельник? А звезды почему всегда выше облаков висят? А на каком наречии ветер в трубе воет? А я-то пошто всем этим мучаюсь? Будто объясни мне всё сейчас, и жизнь другая наступит...

11

Здравствуйте, папаша!

Пишу Вам из славного города Годура. Ученье мое проходит весьма успешно. Землемерные и математические науки постепенно проникают меня насквозь, я теперь любое явление на аршины и вершки меряю. В кабак я теперь не ходок, все больше по лавчонкам и рынкам рыскаю - какие где цены и что из каких стран завезено, выпытываю. С языками, правда, напряг имеется, больно их тут мешено-перемешано. Здоровье мое хорошее, как в кабак зарекся ходить, так и животом мучиться перестал. Как там мои кролики, плодятся, небось? Матушке и сестрице привет сердешный. Вышлите мне папаша, пять рублей серебром, а то на носу коллоквиум, а что это такое, я и сам не знаю. К зиме ждите меня на каникулы, по соленым грибкам и моченым яблокам очень скучаю.

С почтеньем, Ваш сын Поликарп.

12

В банде я не состоял, а приглашать - приглашали. Пришел ко мне ихний курьер - так и так, мол, давно мы за тобой, Ваня, следим... Подходишь ты нам, потому как задиристый, правдолюб и народом любим. Не волнуйся, на кровь привлекать тебя не будем, и без того дел невпроворот. С судейскими, например, переговоры держать. Балакать ты горазд, и на балалайке, если что, можешь. При дележе не обидим, будешь в сафьяновых сапогах щеголять и наборный пояс носить. И много еще чего наобещал. А я тогда почему-то засомневался, дай, думаю, к бабке Марье схожу - пусть она на картах прикинет. А она как начала на стол карты метать, а они - раз! - и в печку, будто сквозняком их туда. Она - вторую колоду, и та в печку. Ну, говорит, Ваня, сдавать по третьему разу? А я говорю: на хрена, баба Мань, и так все ясно. Отказал я им. А уже потом узнаю: у них там с судейскими свой уговор был - ну, мзда там всякая, и еще раз в год одна показательная казнь через повешение. Вот они и искали дурака подходящего, да не прошло у них со мной. А ты говоришь - карты...

13

...они, понимаешь, думали - Лешак, он что, темный и невежественный, а потому обмануть его завсегда можно. Время-то уж за полночь было... Иду я по старой тропе, погода хмурая, помню, была - ни зги не видать. Да мне-то что, переключился на текучесть - иду, обтекаю всё подряд. Гляжу, приземляются... Посудина круглая такая, на луну в полнолуние похожа. Садятся, значит, на полянку, и какими-то факелами бездымными вокруг шарят. Я в сухую ольху обернулся, дай, думаю, присмотрю, как бы чего не уперли. А они гурьбой как высыпали; сами мелкие, а головы большие и круглые. Чего-то там лопочут по-своему, блестящими палками размахивают. А потом гляжу, из палок тех огонь стрелами прыщет... Эге, думаю, да они эдак весь мой лес подпалят. Протянул корень, хвать одного за ногу и под землю! И пикнуть не успел. Я - второго, потом - третьего... Гляжу, заволновались, засвиристели, как воробьи с пшена пьяного, и - ну давай из палок своих палить! Вроде, щекотно мне стало - поглядел я на себя, а я уж как тот веник полыхаю! Ну, думаю, всё, достали старика! И как был, не перекидываясь, горящим сухостоем так и попер на них... А они - шасть в свою посудину и дёру! Преследовать их я не стал, шут с ними, а тех троих поглубже вдолбил и камушками прикрыл, чтоб впредь не хулиганили. Да, не всякий залетный гость хорош... Это хорошо, что я их повстречал, а будь на моем месте те же бабы деревенские... Вот визгу-то было бы!

14

Пес бродячий пробежал... Даже ногу не задрал... Ух ты, чуть ли стихами не заговорил! Заговоришь тут... от скуки-то... Как же скучно расти на белом свете, здесь, на обочине... Чертополох имя мое, не горжусь и не обижаюсь, потому что все равно. Сны мне разные снятся, а проснусь - все по-прежнему. Когда сушь, когда дождь, когда роса, когда пыль. Впрочем, пыли-то почти не осталось. А откуда ей взяться, если ни людей, ни скотины, ни тележных колес. Всё пропало куда-то. Лишь - ветер, небо, звезды, облака... Есть еще, правда, пчелы, кузнечики, гусеницы, тля всякая... Но к этим-то давно привык, и к соседям своим, колокольчикам и пижмам всяким. Осталось только лишь на небо смотреть, хоть какое-то разнообразие. Тут облако одно видел - ну чистый куст чертополоха! Я разволновался даже... Думаю, вот и на небе чертополох растет, и плавает он над разными землями, и судьба у него, поди, совсем другой окраски, нежели моя. А я? К чему выносливость моя и выживаемость? Моя колючесть, мой цвет, мой пух в золотом сентябре? Мой ствол, мой корень, мои побеги, мои мысли, мое томление?..

15

...Вот Вы пишете, что приснился Вам град подземельный, и что народу в нем тьма-тьмущая, и что стены его драгими каменьями изукрашены, и что катаются по его улицам самоходные повозки из блестящего железа, и что грохот от них неимоверный стоит, и что народ забивается в них, как сушеные караси в монастырский мешок, и что все едут, не зная куда и зачем, и все друг на друга внимания не обращают, и - свет какой-то не дневной, не свечной, вроде и яркий, а неживой. Странный сон, что и говорить. И ладно бы черти в нем присутствовали или еще что-нибудь в этом роде. Толковать его я не берусь, а вот что и как Вы ели накануне, советую вспомнить. Был у нас в прошлом году один монашек неприкаянный. Бродил он из монастыря в монастырь, уставы на себя грешного примерял. И одолевали его грешные сны любострастного содержания. Покается бедняга всей братии, а через день, глядишь, опять как в воду опущенный ходит. Стали мы за ним присматривать, и такую интересную штуку за ним заметили. Яблоки он очень любил. Ну, любил и любил, что тут плохого и необычного? А необычно было то, как он их ел... Нет, он не просто кусал и пережевывал, он над ними, можно сказать, святотатствовал. Медленно так от кожицы очищал, на дольки ножичком распиливал, косточки выковыривал... тьфу! Да после этого что хошь приснится! Указали мы ему на это, а он, гордыней обуян, обиделся и ушел, не попрощавшись. А у нас после того великие морозы нагрянули - все яблони повымерзли. На всё воля Божья...

16

...Ручей у нас возле деревни протекал. Дурной назывался. Почему Дурной? Да кто ж его знает, может, что уж больно петлистый был - в какой конец не пойдешь, всё в него упрешься. Да, а тут докатилось и до нас это самое размежевание. Царёвы землемеры аккурат по ручью-то и располовинили нашу местность; дескать, вот земли государственные, то бишь - царские, а на той стороне, где самая низина-то, селись, кто хочешь. Ну, у нас кто в город подался, кто по селам соседним, а Никифор Семеныч решил на ту сторону ручья перебраться. Ну, раскатали мы его избенку, бревна пометили и вручную вброд через ручей... Начинаем собирать, ничего не поймем: вроде, и пометки наши, а изба в два раза ширше выходит. Две перегородки даже пришлось поставить, а то уж чистый трактир выходил. Ладно, перевел он через ручей свою коровенку, а она ему через неделю двух телят приносит. А он в тот год даже не крыл её. Чудно, ей-Богу! Берет он, значит, тогда жену, птицу домашнюю и прочую мелочь и переселяется окончательно. А мужики наши судачат, какое там, в низине, житьё - по первому половодью всё в сине море уплывет. Ан нет, год проходит, второй, а Никифор Семеныч живет себе, благоденствует: и жинка его кажный раз то двойней, то тройней разрешается, и скотина за ней не отстает, и куры чуть ли не круглый год несутся. Весной, правда, подтапливает, но - ничего, терпимо. Окреп мужик, шапку из бобра себе сшил, коней добрых завел. И решил он мельницу на ручье поставить, запруду, мост - всё, как положено. Нанял людишек, русло по-новому повернул, с властями договорился. И вот закрутилось колесо мельничное, потянулись обозы с зерном, потекла деньга немалая нашему Никифору Семенычу. А у того на уме уже другие прожекты. Я, дескать, теперича для царского флоту буду строевой лес заготавливать, а по весне вниз сплавлять. Опять же с султаном война не за горами. Что и говорить, возгордился мужик, как на горку взобрался, а тут еще и взлететь захотел. Может, и взлетел бы, кабы не прошлая весна. Снегу тогда, помнится, чуть не под самые крыши навалило, а как вода пошла, Дурной-то так вспучился, взъерепенился, что ни от запруды, ни от мельницы, ни от усадьбы даже колышка не осталось - всё в сине море унесло, как мужики и предсказывали. А Дурной потом в прежнее русло вернулся. И о Никифоре Семеныче с тех пор ни слуху, ни духу...

17

Ваше Величество, со звездами что-то не то. Они начинают исчезать. Как будто кто-то невидимый сжирает их. С конца августа исчезло более двухсот штук. Между тем, до меня дошли сведения, что во владениях султана наблюдается обратная картина. Да, там появляются новые, но появляются они в совсем других созвездиях, так что связать этот феномен с нашим не представляется возможным. Мы провели небольшой опрос среди подданных Вашего Величества и вот что поразило в первую очередь: полнейшее равнодушие к этому тревожному явлению. Многие считают, что сие происходит с Вашего ведома и что, значит, так надо для Отечества. Опасное заблуждение! Попадались, правда, и такие, что начинали по-своему толковать: мол, сие к недороду, к чуме, к поражению, к царским репрессиям и т.п. Эти, конечно, еще хуже. Впрочем, все они взяты под негласный контроль. Совет астрологов, Ваше Величество, третью неделю не прекращает заседаний и надеется в скором времени дать исчерпывающий ответ по этому вопросу. А до тех пор неплохо было бы отвлечь недалекого обывателя хотя бы ночными фейерверками, разумеется, при отсутствие облачности. Список лиц, событий и дат, в ознаменовании которых уместны сии празднества, скромно прилагается к этой записке.

18

Когда пойдешь наниматься к Фролу Демидовичу, веди себя скромно, на девок на его не заглядывайся. Девки у него шебутные, не одного батрака с панталыку сбили. А ты прикинься скопцом, дескать, вера не позволяет. Ты что, думаешь, Фрол Демидович, нанимает батраков, чтоб по хозяйству помогали? Черта-с-два, это он девок своих шебутных пытается со двора сплавить. Средняя там, Фенька, кажется... ох и коза! Бывало, на самую дальнюю делянку отправишься дрова заготавливать, а она уж там - ягоду будто собирает. Кружит, как тигрица, вокруг тебя, песни с намеком поет, вся из сарафана вытягивается... А потом вдруг - ах! - будто ножку подвернула... И тащи её потом по кочкам на руках до дома. А сама на руках елозит, так и норовит, чтоб спотыкнулся да завалился с ней... Э-эх! Так она бабенка ладная, только вот привычка её на самой дальней делянке приставать... Так что смотри, Петька, я тебя предупредил...

19

...значит, любит наш царь-батюшка сказки про кота Баюна, про комара-нетопырку и про змеюку подколодную. И будь внимательна, с Баюном ничего худого не должно случаться, комара же и змеюку хоть каждый вечер на дыбу отправлять можешь. Будет предлагать тебе винца из царского кубка, чуть пожеманься да и выпей - с тебя не убудет. Будет приставать, а ты так глазки-то скоси на дверь в царицыну опочивальню, он и отстанет. А ежели не отстанет, будь осторожна - царю нашему батюшке уж лет немало, а ты эвон какая кобылица! У царя ничего не просить ни за себя, ни за родственников - он этого по ночам дюже не любит. Ну, с Богом, Пелагеюшка, слёзки-то вытри и ступай...

20

Из бани мы возвращались... А Макар уже там чудной какой-то был: даже пиво на стал, лишь ковш кваса выпил. А ночь лунная такая, звёзд почти не видать. И вот на развилке он и говорит: прощай, дескать, Митя, тебе - туда, а мне - сюда. И головой в сторону Черного омута кивает. Ты что, говорю, офанарел - там же сейчас нечисти кишмя кишит, пошли до дому, и баба твоя, небось, заждалась. А он смотрит так грустно, а взгляд такой жалостный, видать, от кваса... Нет, говорит, Митя, ждут меня там, и так ждут, как никогда не ждали. Что-то тут не то, думаю, или краля там у него, или дело какое секретное. Но разве мужика удержишь, коль его понесло? Махнул рукой, мол, поступай как знаешь... И он напрямки по лугу к омуту... С тех пор ни слуху ни духу о Макаре. А баба его ничего, и посейчас еще бедовая...

21

Солнце - Месяцу

Ох, и завидую я тебе, братишка! Завидую слепоте твоей и бледности лика твоего, и ни за кого тебе не стыдно, и какого цвета кровь - тебе неведомо, и природа твоя двуедина, и знаешь ты только себя, и не устаешь с поста на разговленье перекидываться. А тут светишь, светишь как окаянное, лучи животворные на землю льёшь, а она, земля-то, грехами и бесстыдствами пучится. И зверушки друг друга на части рвут, и племя людское от них не отстает. И с неживой природой что-то не то... То земля трясется и трескается, то ветры по ней как с перепоя носятся, то огнедышащая лава наружу извергается, будто моего тепла им недостаточно. Тебе-то хорошо, прилив притянешь, отлив оттянешь, и красуйся себе среди звезд, ныряй в облаках, мечты бесплодные в людишках лелей да взращивай и - ни за что ни перед кем не отвечай. Ни за неурожай, ни за засуху, ни за томленья сердешные, ни за счастье несбыточное... И на что мне мое всевиденье, коли от него тоска вселенская? Ты бы, братишка, научил меня, бестолкового, как бы гореть, не грея, и смотреть, не видя... Ох, и устало я...

22

Чудной он был сызмальства. Всякая животина к нему лепилась. И не только домашняя - из лесу, бывало, возвращается, а его зайцы аж до опушки провожают. Дед Егорий, тот еще охотник, попытался раз его с собой взять, а он глаза выпучил, на землю повалился и за траву уцепился. Тот пнул его ногой, матюкнулся и пошел без него. И, веришь ли, два месяца после того не то что зверя пушного, лягуху простую изловить не мог. Одних клещей в бороде домой приносил. А Ерема только в сторонке гыкал. Правда, толку от него в хозяйстве не было никакого: ни гвоздя забить, ни косой махать, ни воды принести. А с десяти лет к нему еще падучая прицепилась. Попытались в церковь его сводить, чтоб поп елеем намазал да молитву прочел, а его при входе такой трясун одолел, четыре мужика удержать не смогли, так и не затащили.

Махнули на него рукой и не трогали больше. Жил-то он один, все домашние в одно лето от холеры померли. И вот в запрошлый год нагрянули к нам басурманы. В деревне в ту пору одни бабы да ребяты малые были, а мужики все - кто в поле, кто в найме. Согнали они, значит, всех в кучу и в степь погнали. И Ерема среди них. Подошли к переправе, в челны погрузили и на тот берег. А Ерема возле борта сидел; руку в воду опустил и чего-то нашептывать стал. И тут вокруг вся вода будто закипела, откуда ни возьмись огромная стая сомов, кажный в два-три аршина будет, челны окружила. Да как начали они хвостами по челнам лупить! Басурманы-то в них и стрелами, и копьями, да всё без толку. Через пять минут одни щепки на волнах остались, а среди щепок бабы да ребятишки барахтаются. А сомы им спины подставляют и к берегу подталкивают. Ни один не утонул, а басурманы все на дно пошли. И Ерема выплыл, только захворал сильно и на другой день Богу-то душу и отдал. А как его хоронили, по небу всё облака плыли, и кажное на большого сома было похоже...

23

А теперь, подсудимый, ответьте нам, правда ли, что Вы смастерили у себя на подворье самораздвижные ворота и украсили их непристойной резьбой, будто летают по небу люди верхом на срубленных деревьях и будто деревья как лошади уздой управляются? А еще будто глаза у этих летучих всадников неимоверно раскосые, на басурманские больно похожие? И верно ли, что Вы, чтоб вконец одурманить бедного обывателя, богохульно утверждали, что это не настоящие глаза, а накладные? И подтверждаете ли Вы показания селянки Дарьи Благой, будто ходили босиком по речному плёсу и срывали для неё кувшинки, а на воде даже ряби не было? И верно ли то, что Вы в сельском кабаке изображали голосом спор нашего царя-батюшки с послами султанскими, кому нижними порогами владеть? И что народ Вас потом бесплатным зельем одаривал и хохотал до упаду? И как Вы объясните суду, что третьего дня в пыточной Вам выжгли глаза, а нынче Вы опять на Божий свет нагло моргаете? И переломы Ваши все зажили, и от рук Ваших весьма странное сияние исходит, и улыбаетесь Вы не по-простецкому, и третий состав суда царского не в силах Вам приговор вынести, и даже мне, главному судье, допрашивать Вас и тягостно, и жутко...

24

Ну ладно, достал уже, слушай сказку про Бобика...

У одного крестьянина жил-был пёс по кличке Бобик. Он был большого роста, с крепкими клыками, с мохнатой мордой и пушистым хвостом. Держали его хозяева на цепи, а кормили кое-как. И поэтому он всегда норовил сожрать того, кто мимо него пробегал. Пробежит неосторожная мышь - хвать её, зазевается неопытный хозяйский цыплёнок - щёлк его на клык, даже ласточка, если низёхонько пролетит, и ей, бедной, капут настаёт. Ясное дело, никто его за это не любил и никогда с ним не разговаривал. А Бобик тосковал, ему тоже хотелось с кем-нибудь скорешиться, чтоб жилось веселее. И вот однажды хозяйская дочка принесла в дом маленького рыжего котёнка. Бобик кошачье племя на дух не переносил и сразу решил при первом удобном случае его сожрать. Но котёнок тот (его, кстати, Рыжиком прозвали) оказался хитрой бестией: шастал всё больше по ночам да по крышам и заборам - поди, достань его... И еще, вдобавок, мяукал и когтями по дереву скрёб. И мыши мимо Бобика перестали бегать, и ласточки теперь лишь вверху мелькали... Короче, совсем хреново стало жить нашему Бобику. И вот однажды задремал он в теньке под сиреневым кустом, и чует сквозь свой собачий сон, как кто-то к нему под бочок пристраивается. Приоткрыл один глаз - ба, а это Рыжик калачиком свернулся и аж урчит от удовольствия. Сам, вроде, как спит, а лапой время от времени с Бобиковым хвостом заигрывает. Бобик глаз осторожно закрыл и стал размышлять, сразу его сожрать или погодить немножко. Решил погодить, потому как уж больно его хвосту понравилось, как с ним Рыжик заигрывает. Выжидал, выжидал, да и заснул крепко. А проснулся он от звонкого детского крика: Ой, мам, смотри, Бобик с Рыжиком подружились! Как-то неловко вдруг ему стало, встал, отряхнулся от Рыжика и спрятался в будку. Вот, думает, встрял: ведь сожрать хотел, а почему-то не сожрал... И , поди, не подойдёт теперь ни за что... Только плохо он кошачье племя знал, ведь если кошке что понравится, то уж понравится навсегда. На следующий день Рыжик, как ни в чем не бывало, вновь пристроился к его бочку. И Бобик даже притворяться спящим не стал, лежал тихо и хвостом ему легонько подыгрывал. И с тех пор гораздо веселее стала протекать для Бобика его незавидная жизнь на цепи. Вот ведь как бывает, и никто не знает, откуда ему облегчения ждать...

25

Не пишите мне больше, милый Егорка, всё равно ничего промеж нас не выйдет. А что примечталось сдуру, так то на ветер надумано. И семья у Вас, и положение знатное, и конь под Вами в серебряной сбруе красуется, а у меня голова кругом и всю-то меня шатает с утра до вечера... Не знаю, как же другие люди на свете живут... Вот и береста ломкая попалась, как жизнь моя... Прощай, свете мой...

26

Вот ты, Фрол, убивец и душегуб, а я сроду никого пальцем не тронул, а завтра нам вместе на одну плаху головушку класть. Что-то не то в этом мире, не так слеплено... Иной раз думается, что можно изменить, что знаешь как, что стоит лишь пальцем щелкнуть, и всё будет по-твоему, по-хорошему... Ан щелчок-то тот и не получается... Но ты, брат, не отчаивайся, не у тебя, так у кого-нибудь другого этот щелчок непременно получится, и тогда всё на белом свете по-иному устроится. И не станет жалкого и страшного прошлого, и ты, Фролушка, никого никогда не убивал, не грабил, не сильничал. И никто ни перед кем не виноват, потому что любовь - это... это - любовь, и нет в ней места ни для чего другого... Что, непонятно гутарю? Вот за это и пойду завтра с тобой. И щелчки мои все впустую прошли. А ты, Фролушка, верь и надейся, и щелкни там на прощанье, может быть, у тебя получится...

27

...не знаю, чудно он как-то рассказывал... Будто река там какая-то, то ли течет, то ли будто застывшая... И будто причал там, и лодка с перевозчиком, и все, кто умер, протягивают одну или две монеты, дескать, чтоб на тот берег попасть. И падают эти монеты в сухую ладонь, и будто проваливаются, и даже не звякают. А звать того перевозчика Хароном, и, видать, великий он фокусник, что столько лет немалую мзду собирает, а сам всё как будто из ночлежки вылез. Куда-то он эту мзду хоронит, на что-то она копится... И вот этот чудик мне и говорит, что, дескать, есть у него карта, а на той карте место крестиком помечено, где и хранится всё Хароново золото. А я ему и говорю, мол, на хрена оно тебе, а вдруг, как начнешь им расплачиваться, там-то, в загробном мире, беспорядки пойдут, беспокойства всякие начнутся, да, того и гляди, сюда за своим припрутся. А он смеётся, бахвалится, дескать, и заклинанье он знает, и как отваживать всякую нечисть обучен, и целую связку амулетов под рубахой держит. Ну, говорю, попутного пера тебе в огузок, а мы здесь уж как-нибудь и так до той реки добредём...

28

...а Вы слышали, Филипп Поликарпыч, что у султана свои проблемы с наследничком? Тот, правда, тот еще фрукт, и коли он верх возьмет, нам от того ни жарко ни холодно. И всё-то на белом свете одно на другое похоже, и разница самая малая... Что шелковый шнурок, что дыба - всё одно. Тут утречком вышел в сад, а там яблоки падают. И чудно так: одни с громким шуршанием сквозь листву, будто разгребают её перед собой; другие - как мячики по веткам прыгают. А третьи по скату крыши и тихо так в крапиву - нырк. Падают по-разному, а в итоге все в траве - с обитыми боками, и вьются над ними весёлые сытые осы. Чем не жизнь человеческая? И над нами, поди, осы вьются, и своего цветения мы не помним... Ну что, еще по чарке закажем? Отбивные у Силыча замечательны, и чем он своих свиней кормит?..

29

Врут они всё, Ваше Величество! Тяжко им... во, чего выдумали! Холоп он и есть холоп - кровь жидкая, с утра проснулся - дай Бог, до вечера дожил. А гипподром строить надо! У всех наших соседей есть, а у кого даже и крытые. А то где же нашим богатырям своих жеребцов разминать? А что мрут сотнями, так то больше разбегаются - мои-то молодцы измучились их по лесам разыскивать. А челобитную эту позвольте мне взять, Ваше Величество, я уж сам лично разберусь, кто среди них шибко грамотный...

30

...А потом пришел Тот, Кто научил кошку мурлыкать, собаку - вилять хвостом, а человека - задумываться о невозможном...

31

...а на допросе с пристрастием, Ваше Величество, обвиняемый во всём сознался, что, дескать, именно он и сочинил сей премерзкий пасквиль, и что лично неоднократно оглашал его в трактирах и прочих людных местах. Чтобы не быть голословным, ниже привожу краткое содержание, со слов записанное.

Жил-был в одной стране царь, и был он о своей особе очень высокого мнения. Всё ему казалось, что он один такой-разэдакий на всём белом свете. Однажды утром, сразу после завтрака, зародилась в царской голове такая мыслишка: вот, дескать, всякая вещь чего-нибудь да стоит, а сколько тогда стою я сам? Нет, не в рублях и в золоте, не в соболях и горностаях - это-то он и так прекрасно знал,- а вот сколько он стоит в глазах народа, ему подвластного. Кликнул он пару слуг и пошел опрашивать мужиков да баб окрестных.

Идёт по полю, глядь - мужик на сивой кобыле землю пашет.

- Эй, мужик, здоров будешь, землю пашешь?

- Пашу, Ваше Величество.

- Это хорошо, а вот сколько, по-твоему, стоит Моё Царское Величество?

- Где нам знать, но, думаю, больно дорого...

- Дорого, говоришь? Гм, что ж, неплохо сказано... Одарить его конфектами и пряниками!

Идёт дальше, видит - баба жуков колорадских на картофельном поле в ведро собирает.

- Бог в помощь, баба! Что делаешь? Жуков, поди, собираешь?

- Ох, собираю, батюшка-царь...

- Ну и как жуки? Добрые уродились?

- Тьма-тьмущая, батюшка-царь, третье ведро с утра набираю...

- Это хорошо, а вот сколько, по-твоему, стоит Моё Царское Величество?

- Ох, не знаю, батюшка-царь, но, думаю, больно много...

- Много, говоришь? Гм, тоже неплохо... Одарить её конфектами и пряниками!

Идёт дальше, видит - под ивовым кустом на обочине пьяница сидит, головой мотает. Пригляделся - а это он тряпичную затычку пытается из бутылки выдернуть, а зубами ухватить никак не может, раз за разом промахивается.

- Здорово, пьяница! Что, затычку выдёргиваешь?

А тот в ответ только зубами клац да клац.

- Эге, да у тебя всё трясется, мил человек...

Тут царь нагнулся и выдернул затычку. В царские ноздри шибанул крепкий дух отменного первача, настоенного на самосаде, откуда ни возьмись, напала икота.

- Ну что...и-ик, мил человек, как ты...и-ик... полагаешь, много ли...и-ик... сто...и-ик...ит Моё Царское Величество...и-ик...

- А я не знаю, чего ты стоишь... Плюхайся рядом, щас опохмелимся и обо всём покалякаем...

А на следующее утро во всех людных местах был оглашен новый царский указ, в котором всем подданным вменялось, упоминая о Его Царском Величестве, наряду со всеми прежними прибамбасами прибавлять задушевно-растроганное .Корешь ты наш бесценный!.

Царское резюме:

Шутейная байка, позабавила... Одарить словоплёта

пятью рублями серебром, коли жив еще...

32

В верховьях прошли дожди, речка взбухла, вышла из берегов и затопила пойму. Купаться и плавать на лодке стало страшновато; появились незнакомые быстрины и круговерти, шест местами не доставал до дна. Белые кувшинки, желтые кубышки, их широкие сочные листья, прибрежные хвощи и тростники - всё исчезло под водой. Водяные и русалки могли смело прогуливаться по речному дну в полный рост, не дожидаясь наступления ночи, всё равно, их бы никто не увидел. А еще они могли собирать сладкую землянику и рвать алую полевую гвоздику. Молодые русалки еще помнили те времена, когда жили на земле. Они бегали босиком по густой траве-мураве и по привычке остерегались крапивы. А когда невзначай прикасались к ней, с удивлением узнавали, что она не жжётся, не стрекается... И с грустью вспоминали, кто они теперь, и сжималось их прозрачное сердце от ноющей боли. А те, что постарше, как могли, утешали их: мол, всё пройдет - и память, и боль, и резвость, и смех, и печаль, и любовь, и ревность... Всё водой смоется в синий океан, и будут сквозь них рыбки плавать, и будет им хорошо и спокойно...

33

Нет, селяне, как хотите, а кузнеца в солдаты нельзя отдавать. Он, как выпьет, больно жалостлив бывает: и долги всем прощает, и женушку свою шалопутную не бьёт, не укоряет, и слезы льет по пустяшному поводу... А ну как там-то, на войне, выпьет? Это ведь сраму не оберешься. Это, скажут, с какой деревни нам такого вояку прислали? С Калиновки? Это что ж, там все такие недоделанные? Нет, давайте-ка лучше вместо него двух пастухов в солдаты сдадим, эти-то, наоборот, как выпьют, только в раж входят. А уж как матерком завернут... Нет, за таких краснеть не придется, да и замену им найти не в пример легче, а толкового кузнеца, пусть и чудного на всю голову, еще поискать надо...

34

... а теперь слушай, отроче: до потопа сыны Божии сходили с небес и сочетались с дочерьми человеческими - уж больно красивы были. И рождались от сего на земле исполины - сильные, издревле славные люди. Только представь, выходит какая-нибудь Агарь к источнику; что-то напевает вполголоса, склоняется над прохладным зеркалом, самой себе удивляется - до чего свежа и загадочна... Нетерпеливой рукой срывает праздноцветущую лилею, смеясь, в косы её заплетает... И вдруг разом всё изменилось: и вода потемнела, и тихо-тихо стало вокруг, и в груди вдруг громко сердце затукало, и почему-то просторно стало... Возводит она свои темнокарие очи и видит - за верхушку сухой смоковницы облако зацепилось, тихо клубится и будто дышит томно... И вот с одного края его откинулся белый валик, по нему второй прокатился, за ним - третий, четвёртый... А по ним, как по беломраморной лестнице ( но - живой, дышащей ), спускается на землю сын Божий, берет смущенную Агарь за руку и возвращается с ней на облако... А в шатрах уже заволновались: какой-нибудь древний Исхак грозно домочадцев допытывает, куда эта строптивица подевалась? Да вот, дескать, отвечают, по воду пошла... По какую-такую по воду? Да к источнику, где еще засохшая смоковница. Посылает сыновей - сходить да проверить. Приходят и видят: возле источника кувшин опрокинутый валяется, а рядом незнакомая смоковница пышно цветет. В источник заглянули, а там - высоко-высоко белое облако парит, и с него счастливая Агарь им рукой машет...

35

Вот старая лягушка и говорит молодой:

- Право, милочка, мне даже как-то и неловко об этом говорить... В последнее время что-то у меня в голове будто выросло и зацвело беленькими цветочками, и мысли совсем-совсем другие... Раньше что, всё комарики да комарики, а теперь я, знаете, по ночам на звёзды любуюсь... Или вот о болотных газах задумываюсь... Иной раз мерещится мне, будто там, глубоко-глубоко, на самом дне, живёт огромная древняя лягуха и жуёт огромного древнего комара, и никак не может его изжевать, и злится от этого, и тужится... Вот поэтому и газы... А Вы, милочка, всё о кваканье по вечерам... Впрочем, дело молодое, и мы когда-то квакали...

36

Что и говорить, блажен был Первоадам. Целокупен, прекрасный андрогин, само совершенство, достойный образ и подобие Отца Небесного. И поглядел на него Творец, и сказал: вот, он блажен изначально, и есть в этом что-то обедняющее его. Жажды не вижу в глазах его. Жажды чего-то высшего, еще не достигнутого. Жажды, коей Я Сам переполнен, иначе на кой ляд Мой творческий дар? Расщепим-ка его целокупность и посмотрим последствия... Всезнание Моё улыбается, но Я погрожу ему пальчиком и оно затуманится...

37

Заплутал добрый молодец в чистом поле. Ходил, ходил, вконец умаялся. Присел на кочку, сунул в зубы травинку и задумался. А под кочкой норка мышиная была, вылезает оттуда серая мышь и говорит человеческим голосом:

- Что, Ваня, заплутал маненько?

- Да не Ваня я, Егорка - имя моё.

- Всё одно: Ваня, Егорка... когда заплутаешь, разницы никакой.

- Гм, а ты, видать, и не плутала никогда, все зачем да почему разведала, и солёные рыжики у тебя не переводятся...

- А причем тут солёные рыжики? Они-то как раз в чистом поле не растут, без цели по белу свету не шляются.

- Да это я так, поддеть захотелось... А с какой стати ты человеческим голосом заговорила? Помочь хочешь, так помогай, а нет, так чего болтать попусту?

- Травинку ты, Егор, не с того краю жуёшь, и потому плутать тебе еще и плутать...

- Здрассте вам называется! Да я, если хочешь знать, столько травинок пережевал, и все - с разных концов, собрать вместе, вот такой стог получится!

- Ну вот, ему намёком, можно сказать, иносказательно, а он - всё за чистую монету. Нет, Егор, помочь я тебе не силах, уж больно ты простоватый. Как стог сена...

- Ну, не можешь, так и не надо. Покалякали, и на том спасибо. Потопаю-ка я дальше...

- Иди, иди, Егорка, спину прямо держи, уши почаще ветру подставляй, солнцу в глаза не гляди...

38

Ну, что, говорит, поехали? Поехали, говорю, а далеко будет? Да к утру возвернемся. Запрягли конягу в телегу; что брать с собой, спрашиваю. Бутылку вина, говорит, да пять мешков пустых. Ха, думаю, как же пять мешков на двоих делить будем - беру шесть втихаря. Тронулись. Темнотища кругом, хоть глаза выколи. И дорога, вроде, знакомая, днем-то сколько раз по ней трясся, и ни к какому озеру по ней не доедешь... Так то ж днем, смеётся... Потому и озеро Ночным называется, что только ночью к нему подобраться можно, и то не всякой - главное, чтоб луны не было. Ладно, думаю, пой, пой, небось, зарубки какие уж точно знает. Доехали. И впрямь озеро, вода черная и теплая, и смородинным листом пахнет. Закинули невод, с трудом на берег выволокли, а в ём карасей тьма-тьмущая, и чешуя и впрямь золотая, и глаза будто изумруд. Три раза закидывали, все мешки карасями набил. Домой вертаемся, а светает уже. Телегу-то к леднику подогнали, он оборачивается и за первый мешок берется, а потом вдруг усмехнулся так нехорошо и говорит: так сколько, говоришь, мешков взял? За тесемки дернул и на землю вывалил... А там клубок черных змей, гадюк шипящих... Эх, махнул рукой, и побрел восвояси... Мы посля с мужиками весь лес прошерстили - никакого озера, будто сквозь землю провалилось...

39

...Нет, говорю, перебор - хватит, мол... Выхожу из трактира, а небо над головой такое звездное - столько искорок в глазах, будто тебя по башке доброй оглоблей огрели. И еще чудится, что кто-то вдалеке на балалайке тренькает... Любопытно мне спьяну-то стало, дай, думаю, схожу - посмотрю. Домой-то не тянет. Бреду вдоль заборов, и чудно так на душе, и сам себя спрашиваю: отчего же тебе, брат, так чудно? А потом догадался - псы наши посадские не брешут, будто вымерли. А балалайка всё тренькает... Заборы кончились, на выгон выхожу, а там на старой телеге сидит девка простоволосая и по струнам щепотью бьёт. Пригляделся, вроде ничего девка, конопатая только и вроде как пальцев на одной руке не хватает. Здорово, говорю, будешь, и чего, мол, ты тут делаешь... А она мне - цыц, тихо мол, не видишь - жеребцов приманиваю... Ну, думаю, сам пьян, а тут еще пуще того. Вдруг за спиной, слышу, будто сопит кто-то - оборачиваюсь, а это - Семен с Подгорной улицы, мужичишко никчемный, да и пьющий тож. Во, думаю, и его балалайка сюды затащила... А девка вдруг встряхнула космами своими да как грянула по струнам-то - гей, кричит, буланые, покатаемся! И вот - будто молния у меня в башке сверкнула: хватаю в руки оглоблю и поскакал что твой жеребец. А рядом - Семен со второй оглоблей в обнимку. А эта сзади свистит, балалайкой размахивает, хохочет как оглашенная! Скачем мы с Семеном, ног под собой не чуя, а ветер наши гривы то сплетает, то расплетает. До Спиридоновки десять верст в один присест отмахали, а там развернулись и обратно. Очнулись утром в канаве за выгоном, без сапог, ноги все сбиты, руки скрючены, будто в оглоблю вцепились... Ни телеги, ни девки той, ни балалайки... С той поры, как заслышу - бренчат где-то, аж мороз по коже, а с Семеном так даже и не здоровкаемся...

40

...и поглядел на него сквозь очки:

- Какой-то ты мелкотравчатый...

- Не-а, - пошевелил ушами косой, - я просто недоразвитый.

- Ладно, это мы ликвидируем. Двойной рацион, свежий воздух и, главное, мяса побольше. С мясом, слава Богу, пока хорошо. Выдать ему бузуку!

Со стороны заросшего густым орешником оврага послышался шум. Три молодых волка при новеньких, еще в смазке, карабинах, вели двух подозрительных субъектов. Разнокалиберное, праздношатающееся зверьё из интендантских тотчас образовало вокруг конвоя подвижную толпу и на все лады обуждало случившееся. Потапыч отложил на пенек список добровольцев, расправил затекшие было плечи и властно подозвал к себе одного из конвоиров.

- Кто такие?

- Сами не знаем, Ваше медородие! Взяли их по туману два часа назад в верховьях Гнилого оврага. - Тут волк запнулся, посмотрел по сторонам, потом наклонился к медвежьему уху и что-то прошептал.

- Что? Как ты говоришь, вместе с амуницией? Ничего не остается? - Потапыч тряхнул головой и уставился в задержанных. Те и впрямь выглядели несколько странно: по запаху явно нездешние, темно-бурые пятна по всей шкуре, массивные челюсти... И вели себя, несмотря на свое незавидное положение, очень раскованно. Один - тот, что поприземестее, - с большим интересом озирался вокруг себя и плотоядно ухмылялся. Другой, не забывая ковырять в зубах обломанной веточкой, преспокойно смотрел в глаза Потапыча.

Прошла минута, другая.

- М-м-м, уважаемый, - прогнусавил вдруг обладатель веточки, - я вижу, Вы в некотором, так сказать, затруднении... Дело в том, что мы с братом выполняем в вашем лесу благородную миссию международного общества Красного Креста и Полумесяца. Мы - санитары, и абсолютно нейтральны. К тому ж, всего на два месяца...

- Что на два месяца?

- Миссию выполнять, а потом других пришлют.

- Откуда это пришлют?

- Как откуда, вот же документ, - при этих словах задержанный сунул свою правую переднюю под нос Потапычу. На широком латунном кольце красовалось: .Северная Африка. Отряд гиен..

- Угу, понятно, и что же, вы теперь так и будете шастать через линию фронта туда-сюда?

- Необязательно, мы хотели бы разделиться. Брат займется той половиной леса, я - этой. Кстати, меня зовут Гинг, а брата - Гринг.

- Хорошо, господин Гинг, договорились. Я прикажу занести Вас в списки на временное довольствие.

Гиена понимающе улыбнулась и повернулась к своему низкорослому сородичу:

- Ну вот, Гринг, всё уладилось. Ступай на ту сторону, встретимся на поле боя после боя...

41

...Скатертью дорога, говорит... А мне послышалось, с Катенькой... Ну что ж, с Катенькой так с Катенькой. Огляделся, а вокруг-то никакой Катеньки и в помине нет. А-а, махнул рукой и побрел куда глаза глядят...

42

Одно слово, глупышки. Подплывали, брали хлеб из протянутых рук, а их в это время - дубинкой по голове. Жаркое из них и впрямь было чудесное. Через две недели их всех сожрали. А потом появились эти... призраки... По-первости подумали: вот, новая стая приплыла, обрадовались даже. И к берегу так же подплывали, и хлеб из рук брали, только вот дубинкой их уже не завалить было. Понимаешь, дубинка-то будто сквозь них проходила. Жутко нам тогда стало. Попробовали стрелами - результат тот же. А они на берег стали выходить, и всё норовят к тебе прижаться... Ластятся, одним словом. Тут-то у многих из нас крыша и поехала. На руки их стали брать, гребни их лохматые расчесывать, и кликать их стали по-всякому. До ночи с ними сюсюкались, они тут же, возле шатров, и спать устроились. А наутро просыпаемся - а из войска-то нашего, дай Бог, одна треть осталась. Мы - туда-сюда, ничего не поймем... И этих, с гребнями, тоже нет. Мы - к озеру, а там на волнах одни пустые доспехи качаются и друг о дружку так тоскливо позванивают. Вот тут-то ужас нас и обуял... И говори после этого, что железо не плавает...

43

Жил-был в одной незатейливой стране солдат. Служил он, как водится при дворе, подвигов и шалостей натворил великое множество. И вот пробил срок - отпускают нашего солдата домой. Отпечатали в тайной канцелярии праздничный приказ, присвоили звание отставного, пенсию назначили, ценными подарками наградили: списанным пушечным лафетом о двух колесах и деревянной двухаршинной ложкой, расписанной батальными картинами. Всю ночь провожали нашего героя, горькую пили, славные дела вспоминали. Наутро встало солнышко, роса заблистала, птички запели. Вывел солдат свою Сивку, запряг её в лафет, ложку вдоль левого борта на три гвоздя приладил; достал из заначки добрый бычок, что вчерась генерал не докурил, осенил себя крестом праведным и тронул помаленьку.

Едет солдат день, едет второй. Вокруг страна неприхотливо раскинулась. Время мирное, народ всё больше по полям да пашням - кажный своё счастье по-своему добывает. Смотрит солдат по сторонам и, право, чудно ему - ни гари вокруг, ни дымов дальних, ни канонады пушечной, даже маршев военных не слыхать. У кого ни попросит, всяк переночевать пустит, накормит до отвала, да еще полный короб в дорогу соберет. Не привык солдат к такой мирной жизни - черная тоска скользкой змеёй в душу к нему закралась.

- И что же это у вас всё так тихо да ладно? - С болью вопрошал он после второго стакана задиристого первача. - Неужели никто не вредит вам по-настоящему? И кто тогда я? И зачем я? - Сокрушался служивый.

А люди смеялись в ответ, статных молодиц в жены предлагали, еще подливали.

- Полно, солдат, - уговаривали они его, - полно недругов искать. Оставайся у нас, избу тебе справим, с хозяйством поможем.

Не соглашался солдат, не по сердцу ему то было. И только в одной деревне услышал он то, чего так душа его желала. Сухая, древняя старушка, самолично пережившая семь нашествий и пять полонов, прослышав о тоске солдатской, пожалела его и надоумила.

- Знаю, знаю, милой, что невмоготу тебе просто так по стране разъезжать. Только зачем ты всё по столбовым дорогам ездишь? Сам же всех напулевонов разогнал, а теперь на скошенный луг коня кормить водишь... Ты, сынок, правее возьми, в чащу поглубже, где закон пожиже. Наши-то, хоть и хорохорятся, а туда не больно шастают. Да и правду сказать, есть чего бояться - сама за хворостом хожу, много вижу...

Воскрес служивый, в лице просиял, вскочил из-за стола:

- А как попасть туда? Где сворачивать?

Показала ему старуха. Заехал наш солдат в самую чащобу, а там нечисти всякой, врагов рода человеческого, видимо-невидимо. Засучил рукава служивый и взялся за работу. Леших в дупла загоняет и законопачивает, водяных да кикимор в болотах топит, русалок в снопы вяжет и на самый солнцепек выставляет, пока не испарятся; нехорошие места огнем выжигает, дурные грибы и травы сивкиными копытами вытаптывает. Год бьётся солдат с нечистью, второй, а той меньше не становится. Очерствело сердце солдатское, и вскоре наплевать отставному солдату стало, кто ему под руку попадется. Обоз ли с купцами и товарами, красные девки ли по малину-ягоду, мужики ли за заблудшей скотиной аль за дровами - всем от солдата достается. И пошла о нем слава дурная, и зареклись люди в тот лес ходить, и матери с тех пор своих неслухов тем лесом пугают: дескать, отведу в чащу, а там ужо достанешься Отставному Солдату!

44

...а теперь слушай странную притчу о том, кто приходит в мокром плаще. Он стучится в дом всегда после заката. Он одет в темный плащ, с которого всегда капает на пол. Даже если на улице нет дождя. Он просит напиться и тут же уходит, как бы его не уговаривали остаться. После его ухода все в доме беспричинно плачут горькими слезами. Они не знают, о чем плачут, и тем горше их слезы. Потом они успокаиваются и безмятежно засыпают. Потом они живут прежней жизнью, беды и невзгоды так же преследуют их - они болеют, страдают, умирают... Но с тех пор они никогда, слышишь, никогда и ни о чем так горько не плачут...

45

Он щелкнул пальцами - раз! - с неба камнем свалился темный орел - два! - из моря показалась уродливая голова морского змея - три! - из чащи выбежала послушная стая волков. Потом провел ладонью по седым волосам - и засверкал в лучах восходящего солнца боевой шлем из сплава платины и серебра. Под конец выхватил из пустого воздуха огненный меч, со свистом помахал им над головой и страшно прокричал:

- Я готов, чужеземец! Выходи!

Семен осторожно выглянул из-за камня и тихо присвистнул.

- Вот-те на! Бать, ты всё поперепутал. Не драться я к тебе пришел, а насчет работы... Мне бы наряд-заказ какой-нибудь годика на два... Да уйми ты своих барбосов, поговорить не дают...

- Волки это, - воинственный старец нехотя опустил пылающее махало, - значит, не драться пришел. Жаль, а то бы размялись немножко, а? Чары-то, они ведь от бездействия свежесть теряют. Вон, видишь, из воды голова торчит, глазищами вращает? Раньше-то по первому зову на сушу выскакивал, а теперь лишь любопытства ради. Работу, говоришь, ищешь... А что делать-то можешь?

- А что твоей душе угодно. Из белого камня дворцы, палаты строю; из черного - остроги, тюрьмы всякие. Могу угодья твои огородить, перепахать и засеять; могу в свите твоей состоять - это дело тоже знакомо... Всё могу.

- Ладно, что за службу просить будешь?

- Денег я с тебя, бать, брать не хочу, а нужно мне, во-первых, питание; во-вторых, обмундирование; в-третьих, апартамент проживания. Но, самое главное, по истечению срока дашь мне бумагу, что, мол, так и так, такой-то служил при дворе злого колдуна Карнауха и отличился тем-то и тем-то. Печать и подпись.

- Шустрый ты парень, иноземец - бумагу сразу тебе подавай. Кстати, она рекомендательным письмом называется. Хорошо, беру я тебя к себе в услужение. Будешь делать все, что прикажу, а сейчас пошли в пещеру - напишешь на себя характеристику.

Семен вылез из расщелины, смахнул с порт песок и отправился за колдуном.

46

В том краю всегда по утрам вставало солнце. Там мужчины любили женщин. Страстно, пылко и каждую ночь. И женщины любили мужчин. Жадно, нежно и каждую ночь. И ладилась жизнь. Рождались здоровые дети, возводились крепкие жилища, по улицам бродили добродушные домашние животные. И плодоносила пашня, и выплескивала на берег свои дары вода, и тяготился богатством лес. А с неба - то теплый дождь, то мягкий снег, то волшебная звездная сказка. По вечерам в каждом доме топилась печь, накрывали на стол; старшие вели беседу, а младшие были рядом. И вмещала изба весь мир. И не было времени...

47

Домик был старенький, дряхлый, посеревший от осенних дождей; с облупившимися наличниками, с перекошенными рамами, с расшатанным скрипучим крыльцом. В домике жила старая женщина. Вся деревня, даже малые ребятишки, звали её - Настёна. Настёна жила одна, на всем белом свете у нее никого не было. Были только черная кошка, запечные тараканы да пяток кур. Перед домиком росла яблоня. Яблоки на ней созревали лишь к ноябрю, и были - кислые, твердые и несочные. Настёна запекала их в духовке, лишь тогда они становились съедобными. Никто из деревенских никогда не заходил к Настёне. Её не то чтобы не любили, а просто не замечали, или старались не замечать. А Настёна уже давно ко всему привыкла, со всем смирилась и покорно доживала свой век.

И вот однажды поздно вечером в её окошко постучал путник. Он был немолодой и нестарый, непечальный, нерадостный; глаза у него были темные и задумчивые. Он попросился переночевать и обещал отблагодарить. На дворе стоял март, ночной заморозок уже прихватывал всё оттаявшее и размокшее за день. Настёна молча впустила полуночника и указала на широкую скамью возле печки. Путник кивнул головой, расстелил свой тулуп, снял сапоги, лег и тут же заснул. Из-за печки неслышно вышла кошка, запрыгнула на грудь незнакомца, свернулась клубком и довольно заурчала.

Рано утром Настёна проснулась от того, что солнечный луч щекотал её щеку. Незнакомец уже ушел, дверь в сени была полуоткрыта. Настёна потянулась, легко вскочила с кровати и босиком побежала к двери. Прикрыла её и взглянула в окно. Туман рассеялся, молодая зеленая трава весело поблескивала свежей росой. На цветущей яблоне перепархивали смешные незнакомые птички с разноцветными хохолками. А за изгородью, возле калитки, стоял Ваня. Он вырезал из бузины дудочку и что-то напевал.

Выбежала на крыльцо.

- Господи, Ваня! Так ты ж.... тебя же...

- Долго спишь, красавица! Я за тобой. Идём, Настенька, всё уже позади. Нас ждут...

И они пошли по лугу, обнявшись - молодые, красивые и счастливые...

Проголосуйте за это произведение

Что говорят об этом в Дискуссионном клубе?

291851  2010-02-16 16:38:21 Сергей З. http://sladostivam.blogspot.com/ - Фантазия в английском стиле Эту быль я увидел в раскрытом окне, А точнее в раскрытом окошке. Далеко-далеко, на щербатой Луне Повстречались две лунные кошки. Та, что справа, была молода и резва С беззаботной персидской мордашкой; Та, что слева, была уж в летах и вдова, И держала у глаз промокашку. Та, что справа, игриво спросила вдову: Что мне делать? С собой я в раздоре Мне один лунный кот обещал рандеву Там, у самого лунного моря. Та, что слева, смахнула пылинку с груди, Подле ушка припудрила прыщик И вздохнула: Ах, душенька, надо идти, А не то он другую отыщет. Та, что справа подпрыгнула и в вышине Пропарила шесть сладких мгновений Потому что на этой щербатой Луне Ровно в шесть раз слабей притяженье.

295852  2011-05-16 21:41:14 - ыфвфывывфывфыфыв