ГОРНЫЙ ДУХ, РОГАТКА И ЖАКАН

 

 

Германской когорте "Русского переплета",
с уважением и любовью

 

 

Попал однажды некий горный дух из Германии в Калужскую область. Вы, конечно, вправе спросить, как он, дескать, туда попал? Каким ветром его, бедолагу, туда занесло? А вот, ну не знаю я; может, заслали его, может, контрабандой завезли... Да и не важно это! А важно то, что в этой самой Калужской - ни гор, ни пещер, ни ущелий, ни даже Шварцвальда самого захудалого... Так - перелески, болота, пашни всякие. Да по-над речками в песчаных откосах норки стрижами понарыты. А дух-то горный, ему б куда-нибудь в штольню заброшенную, али к самоцветам каким поближе. Потыркался, потыркался, а потом сбил с себя спесь, выгнал пару стрижей из норки и занял их жилплощадь. Стрижи, понятное дело. обиделись. Попросил бы, дескать, по-хорошему, ему бы и за просто так норку вырыли;

так ведь нет -- нахрапом, с агрессией, по-тевтонски... Тут, кто хошь, обидится. И стали они летать повсюду и чирикать с возмущением.

А в ближайшей деревне жил лесник Прохор Савельич. Жил скромно, бобылём, с местным пастухом Пашкой пил самогон, ходил с ружьём по лесу. И бывали у него такие состояния души, когда он запросто понимал язык деревьев и трав, птиц и зверей. Всё-таки не зря он когда-то учился в Лесотехническом. И вот выходит он как-то утром на крыльцо, а башка прямо-таки раскалывается со вчерашнего... Думает, где, интересно, сейчас Пашка: на чердаке али на речке коров пасёт? И будто бы слышит в ответ:

в норку, в норку он спрятался! Что за чушь, и какого хрена он там забыл?!

А в уши: да не Пашка, не Пашка, а горный дух, тевтон проклятый! И тут только Прохор Савельич въехал, что он не с самим собой разговаривает, а со стрижами, черкавшими туманный утренний воздух. Горный дух, говорите, ладно, разберёмся... Вернулся в избу, выпил сто грамм с непочатой бутылки, остальное заткнул тряпицей и положил за пазуху; взял двустволку, зарядил один ствол дробью, другой -- жаканом, и пошёл к реке.

Возле берега на скомканной телогрейке сидел Пашка-пастух и жевал травинку. Над водой висели клочья тумана, изредка плескалась крупная рыба. В пойме паслись три коровенки с грязными брюхами.

- Здорово, Пашка! -- Савельич присел рядом и протянул бутылку. -- Какой счёт?

- А-а, - отхлёбывая и маша рукой, - три-два, в пользу окунёвых...

Пашка хоть и не умел разговаривать с птицами и деревьями, зато был от природы необычайно въедлив и наблюдателен. Вот и сейчас, он не просто фиксировал всплески крупной рыбы, но тут же по тончайшим признакам классифицировал их на принадлежность источника к тому или иному семейству рыб. Три-два в пользу окунёвых означало, что щука или окунь плескались три раза, а карповые -- голавль, жерех, краснопёрка и пр. -- всего два раза.

- Да, раньше-то рыбы навалом было... И поголовье у тебя негустое, у меня в лесу лосей поболе будет...

- Ага, - соглашается Пашка, - вот я скоро к тебе и переметнусь -- лосей и косулей пасти... Возьмёшь?

- Слушай, тут мне стрижи начирикали -- дух какой-то ненашенский объявился...

- Знаю, вон там, на обрыве, в норке сидит. В пятой слева в третьем ряду... Уж неделю, как оттудова никто ни туда, ни сюда.

- Так, может, просто съехали с неё?

- Не-а, по вечерам там, будто уголёк, что-то светится.

- Значит, не сбрехали, стрижи-то. Ну что, пойдём?

Рогатка-то с тобой?

Пашка пожал плечами: глупый, дескать, вопрос, как будто Савельич забыл, что он с пятилетнего возраста с рогаткой не расстается.

Подошли к откосу. Штаны до колен от росы промокли. Еще по глотку отхлебнули.

- Теперь слухай диспозицию, - Савельич снял с плеча ружьё. -- Я даю первый предупредительный, чтобы вся эта пернатая мелочь ноги сделала; ты стреляешь из рогатки -- разозлить его, гада, и выманить, понимаешь, - ну а уж потом я его жаканом... Ферштейн?

- Савельич, я тебя когда подводил?

- Ну, тогда поехали!

Всё именно так и произошло. Стрижи после первого предупредительного шуганули врассыпную, правда, с полдюжины всё-таки не увернулись от дроби. Ржавая гайка, пущенная из Пашкиной рогатки, прямо-таки ввинтилась в нужную норку, из которой тотчас заклубилось Нечто... И тут

бабахнул Савельич своим жаканом... И всё вокруг окуталось дымом.

- Савельич, - закашлялся Пашка, - ты каким порохом свои жаканы заряжаешь?

- Сам не пойму, Пашк, до сих пор бездымный был...

- Бездымный... а это что за хрень, там, внизу?

- Это... - Савельич сдвинул тирольскую шапку на затылок и не на шутку запнулся. И запнёшься тут, когда там, глубоко внизу, в узком ущелье поблёскивало небесной синевой продолговатое горное озеро. Вокруг поднимались лесистые утёсы. Прямо под ногами возносились вверх остроконечные шпили будто игрушечного средневекового замка. К замку по вертлявому серпантину полз двухъярусный "Мерседес" с туристами.

- Это, Пашк, означает, что мы здорово влипли...Да, хлопот теперь не оберёшься... Ладно, давай еще по глотку и -- вперёд: нам теперь самое главное -- консула найти...