На позапрошлой неделе в маршрутке умер старик. Я
сидел на заднем сиденье смотрел на унылый осенний пейзаж Южного района.
Тётки и дядьки рыли картошку. Ржавели оставленные до будущего лета рельсы
малоамурки. Пацанчики суетились разбирая административный корпус бывшей
"Автозапчасти". Доехав до Нового быта мертвое тело просто упало под ноги
собиравшимся выходить людям. Я, как обычно, подумал, что дедуля крепко
заправился и уснул не доехав до дома. Интеллигентная пухлая тётка озвучила
то, что было у меня в голове и потыкала его зонтиком. Обнаружить
обмочившегося деда в старом грязном пальто посередине выхода из газели для
всех оказалось очень неприятным. Молодая парочка легко преодолела
"препятствие" и оказались на улице. Парень с ребенком попытался войти
подтянув дочку на руках, что бы та успела занять любимое ею место. Девочка
наступила старику на руку. Молодой отец ловко уселся рядом со своей
малышкой.
Водила, молодой папаша и я (больше мужчин в маршрутке не было) выгрузили
тело у перекрёстка девятиэтажки, вызвали скорую и уехали не дожидаясь
медиков. На четвертый день я уже и не вспоминал о вонючем происшествии.
Вечером девятого дня я увидел его стоящим у бывшей главной проходной
"автогайки". Дед стоял и смотрел на закат. Солнцу ничего не мешало - от
завода-то остались только рога свай, одинокие стены цехов уже не замыкали
прямоугольник железобетонных или кирпичных конструкций. Оранжевый свет
проходил свободно сквозь завод.
Обознался, наверное. На десятый день я снова увидел его из окна маршрутки. И
на одиннадцатый. Какой-то дед очень похожий на умершего уже не первый вечер
любуется закатом. На двенадцатый я увидел как на него прет грузовик с
плитами. Блин, водила, что обкуренный? Я не хотел видеть как мозги и кишки
наматываются на колёса и зажмурился. Грузовик постоял на перекрёстке,
пропустил мою маршрутку и помчался в центр. Я уже не сомневаюсь, что завтра
я этой дорогой не поеду. А вдруг завод охотится не на стариков, а на мужиков
вообще?
А дед как стоял лицом к закату, так и продолжал стоять.
На следующий день, я просто забыл о другой дороге. И вспомнил о своем
страхе, только когда автобус прыгнул на переезде малоамурки. Я попросил
водителя остановиться. Он не услышал. Я крикнул ещё раз и ещё. В последнем
крике вся маршрутка слышала интонации ужаса в моем голосе. А водила
остановил только на остановке. Я пулей выскочил глянул на место где вчера
стоял дед. Крови нет. Но и старика тоже не было. Неужели всё?
Я невольно перекрестился и в голове вдруг сами всплыли слова молитвы забытой
ещё лет 20 назад. А тут, подижь-ты, всплыли. Я решил, что обязан преодолеть
свой страх. И двинулся вперед. Смотря в землю. Глаза поднимать было очень
страшно. Ещё четыре шага и дойду до той точки, где он стоял. Три. Я должен
пройти. Два! Я взрослый мужик. Один!!! А не мальчик из пионерлагеря, который
трясется от историй про очередной черный гроб в черном городе. Ноль!!!!!
Плюс один!!!!! Холод обжег затылок. Больно. Как будто ужалело 10 ос. Рукой
рефлекторно отогнал их. Но рука как будто тоже прошла сквозь жидкий азот. Я
рванулся вперед, но споткнулся и завалился на бок. Упал так, что голова была
повернута к моим же следам. В метре от меня стоял старик. И смотрел на закат
сквозь руины завода.
Это был он. Тот самый, которого переехал грузовик, тот, который умер в
маршрутке.
За тот миг, что моя рука обжигалась холодом призрака, я увидел, я
почувствовал всю (!) всю его жизнь. Школьная форма старшего брата, поездка в
магазин за новыми ботинками была как праздник, пионерский галстук с какой-то
застёжкой, футбольный проигрыш на дальневосточном армейском турнире.
Народная дружина на танцах в парке. Бригадирство. Талоны. Но Иваныч всегда
был оптимистом и всегда с пониманием относился к .временным. трудностям
Родины. Путч. Страх за детей и внуков. Зарплата миллионная. Увидел я его
глазами, как богатели "сволочи" продавая станки с его завода. Если бы он был
на заводе, когда снимали его токарный станок, убил бы. После 90-х в сердце
старика поселилась ненависть. Он проклинал всё: от соседской собаки до
губернатора. Особенно он ненавидел новые слова "губернатор", "мэр", "единый
заказчик", "Ельцин". Он белел и заикался когда слышал фамилию главы города,
потому что Берзин тоже работал на этом заводе, и он, если не руководил, то
обязательно участвовал в разграблении завода, а затем и города. Ненависть
выпотрошила старика. Он перестал чувствовать, он перестал подпитывать свои
чувства, в его доме не было газет, радио, сломанный телевизор стоял в углу
прямо на полу и исполнял роль тумбочки. Он ни с кем не разговаривал. Из дома
выходил только в магазин или в поликлинику. Он выжил, благодаря огороду.
Прошли девяностые, нулевые. К пенсии он относился. никак. Он аккуратно
складывал деньги в домовую книгу и достовал их лишь для еды и лекарств. Он
всегда ходил в одной и той же одежде. Новую не покупал, а латал по мере
изношенности старую. И вот однажды осенью проезжая на маршрутке мимо своего
завода, он вспомнил, как ухаживал за своей женой, как ждал её у проходной.
Ему померещилась его Нина. Она как-то печально улыбнулась ему. У неё была
такая улыбка, когда она заболела и уже не могла вставать. Он знал, что она
умирает. И она это знала... Старик умер сидя возле двери в маршрутке. Упал
всем под ноги. В последний раз заявил о себе, но опять не дождался людского
понимания.
Дед начал поворачивать голову в мою сторону. Я думал, что обосрусь на месте
если наши глаза встретяться, но взгляд свой отвести не мог. Он посмотрел
куда-то сквозь меня - дальше. Может почувствовал мое присутсвие? А солнце
уже коснулось макушки сопки. И тут я увидел ещё одну фигуру. К нему шла
симпотичная женщина, Я не сомневался, что это его Нина. За ней, по
центральной аллее завода шел сутулый зек. Как в фильме "Холодное лето
53-го". Фуфайка, шапка, огромные грязные сапоги. Я даже невольно посмотрел в
сторону приёмыховского дома. За зеком шел шаман эвенк. Не обращая на меня
внимания, все четверо пошли в оранжевый свет и исчезли, когда краешек солнца
залез в сопку.
P.S. В мой город ведут три дороги. С какой бы стороны вы в него не въезжали,
знайте, где-то рядом кладбище.
Что говорят об этом в Дискуссионном
клубе?
| 314172 |
2014-04-04 18:55:58 |
| Куклин
|
|
- Хороший рассказ. Добротный. Высококвалифицированный. И читается на одном дыхании. Так пишут гении. Сказано в короткой истории больше, чем во всей постперестроечной журналистике РФ вместе взятой. И без сантиментов. Без реверансов.
И сразу прекращается эйфория по поводу присоединения Крыма к России. Не Союз это, нет. Коммерческий расчет тех, кто угробил старика и его женщину. И эвенка. И вообще всех нас. Рассказ написан так, что я ощутил каково быть котом, которого вывернул наизнанку Микки-Маус. Кто не знает, о чем надо писать сегодня, пусть прочитает этот рассказ. Не фэнтэзи. Жизнь.
|
| 314179 |
2014-04-04 22:04:57 |
| Сергей
|
|
- Прочитал рассказ - вспомнилась теща, Клавдия Львовна. Еще с конца 80-х, как увилит Ельцина по телевизору, постоянно причитала в недоумении: "Да кто ж за этого пьяного голосует-то?"... Никакие доводы, что признаков неадекватности, вроде, не наблюдается - ее не убеждали...
Про деньги рассказ тоже навеял воспоминания... 93 год, в магазинах с фруктами почти 0 - приходилось запасаться на зиму антоновкой в близлежащих деревнях.
Мотоциклетная коляска набивается соломой и Иж-Ю-5 тарахтит по подразбитому асфальту в самую дальнюю деревню - в расчете на умеренные оптовые закупочные цены. Возле большого белого
памятника Г.К. Жукову в его родной деревне из нескольких домов нагоняю девушку, бредущую с сумками пешком до следующей деревни - автобусы ходят редко, раза три в день. Иногда проезжают москвичи на свои дачи, но они попутчиков "за так" почти никогда не подвозят, разве что соседей. Приглашаю девушку на свой сеновал - соглашается сразу...
Дачи москвичей проезжаю мимо - столичные просят по 25 руб. за килограмм. В конце разбитой дороги-бетонки на глинистых склонах большого оврага стоят друг против друга две деревни. Распросил встречных, кто яблоки продает - послали к Жульковым. Цена устроила - продавали не килограммами, а
ведрами... Пока, взобравшись на лесенку-стремянку, я осторожно наполнял антоновкой очередное ведро - дед Жульков подстраховывал меня снизу, покуривая "приму". Может, боялся, что я удеру, не расплатившись, а может ведра считал, которые я зарывал в солому. Дед сухощав, не слишком разговорчив, войну прошел - но почти ничего я из него не вытянул, как ни приставал... 11 ведер яблок ("с вехом") слоями, как торт, проложены соломой - до февраля должно хватить...
Вечереет, захожу в избу, чтобы расплатиться. Наклонный некрашеный пол, на облупленном узком столике стоит черно-белый телевизор УНТ-35. Аппарат не работает - может, неисправный, а может, электричество экономят или нервы... Отсчитал, как договаривались, 440 рублей синими советскими пятерками с Кремлем. Бабка в одежке серого цвета скрюченными пальцами вцепилась в пачку сильно обесценившихся уже подзасаленных бумажек, бережно подровняла торчащие купюры и спрятала в ящик под телевизором...
Уходя, я посоветовал старикам ни в коем случае не хранить деньги, а сразу потратить на что-нибудь нужное - лекарства, дрова, одежду... "Шокотерапия" страны была в разгаре...
Года через четыре я заехал опять в эту деревню - в избе последнюю осеннюю неделю хозяйничала невестка. Дед с бабкой Жульковы померли, умер и их сын лет сорока, который несколько лет до этого был на заработках в Москве. Антоновка не уродилась и пришлось длинной жердиной с крюком на конце трясти ветви высоченных деревьев, густо усеянных красными некрупными яблоками.
|
|
- Кстати, вот вам рассказ настоящий! Чего бы его не прочитать? А то уперлись лбами в лошадиные кости - и пошли умничать о проститутках. Ваш парень - сибиряк. Поддержите, если рассказ приглянулся. А вся эта московская шелупень напишет вам еще много ужастиков про то, какие мы с вами плохие, а они хорошие. Фиг им! Мы - лучше.
|
Copyright (c) "Русский переплет" 
