Проголосуйте за это произведение |
[ ENGLISH ] [AUTO] [KOI-8R [WINDOWS] [DOS] [ISO-8859]
Послание
О,
ты,
который... и т.д.,
Который...
и т.п!
Сидящий
в недрах МВД,
А
может,
в ЛТП,
В ЦК,
Совмине, ВПШ
И
ВЦСПС,
Зачем
тебе моя душа?
Она -
дремучий лес.
К
чему
тебе моя рука,
Бессильная
уже?
Взгляни
глазами РККА:
Она
растет из ж.
На
кой
тебе мой скорбный труд
И мой
горбатый труп?
Его и
свиньи не сожрут,
И
воры
не сопрут.
Валяй,
калечь мою судьбу,
Руби
мою
лозу!
Но
после
смерти я в гробу
Отсюда
уползу!
В
Земле
проделаю дыру
Незримый,
как ЧК.
И
если в
е с ь я не умру,
То
знай,
что з д е с ь я не умру!
Прощай
же!
ТЧК
+++
Разбегутся
- кто куда
Люди
новых пятилеток,
Побросают
города,
Станут
гнезда вить из веток.
Всяк,
фантазии лишен,
Вскоре
после катастрофы
Снова
сложит эти строфы
(Даже
спляшет эти строфы)
У
пещеры
нагишом.
Сам я
древний, но живой,
Поселюсь
один в столице
В
обещающей свалиться
Башенке
сторожевой.
И
увижу ли
(как знать), (здесь сомневаюсь, набирал по памяти,
уточню)
В
термоядерной золе я:
Будут
свиньи трупы жрать
У
развалин мавзолея.
Будут
свинки песни петь,
Похоронные
хавроньи,
На
жратву
свою смотреть
Без
иронии...
+++
Вздохов
Мельница Господня!
Силы
Резвые Природы!
Я
жука
поймал сегодня
Омерзительной
породы!
Я ему
поочередно
Оборвал
глаза и руки,
Загадав
уехать в Гродно,
В
город,
спятивший от скуки.
Но,
не
вынеся печали,
Утопилась
бричка в речке.
А
лошадки посрывали
С
мудрых
профилей уздечки.
+++
Когда
у
слов живая оболочка,
Менять
не вправе формы и цвета ты.
И
лишь
тогда соперничает строчка
С
молекулярной цепкостью цитаты.
Идея
лба
- прозрачный лоб камеи,
Способность
рук - мелодика и чувство.
Но
для
людей ты мученик идеи,
Ты
ученик и брат Золотоуста.
+++
Середина
70-х
Во
дворах - перестук домино
Гитаристов
полно скороспелых.
И
собак,
и поэтов полно,
И
давно
не бывало отстрелов.
Могут
встретиться вам посреди
Доходяг
у пивных автоматов
И
лимитчик Ходжа Насреддин
И
писатель Андрей Саломатов.
Взяв
чекушку, о чем-то бубнят
Меж
собой на камнях парапета
На
исходе прекрасного дня,
На
излете мужицкого лета...
Во
дворах понимают вполне
Преимущество
пенья над речью.
И
поет
по "Немецкой волне"
Мертвый
Галич Замоскворечью.
Он с
карниза спугнет сизарей,
С
чердака и трубы отопления.
И
они,
словно масть козырей,
Разлетятся,
сверкая краплением.
На
черемухе (прямо хоть плачь,
До
чего
же хорошее слово),
Помещается
кот или грач
И в
листве шебуршит бестолково.
Пропивают
крючок рыбаки
По
обычаю рыболовецкому.
И
порожних трамваев звонки
От
Покровки бегут к Павелецкому.
+++
Я влюблен, хотя без прока,
В прелесть позднего барокко -
Синий с золотом фарфор.
Посмотри в него на свет,
Щелкни ложечкою чайной -
Голос тонкий и печальный
Зазвучит тебе в ответ.
Шоколадкою "миньон"
С ободка смывали краску.
Скольких губ он помнит ласку,
Тихий колокол времен?
Сколько пережил имен,
Чудо Мейсена иль Гжели,
Сколько воен - неужели
Знаком ценности клеймен?
Только трещинка, вглядись,
Приключилась - это в Канне
Или в Ницце, баловница -
Сногсшибательная пани,
А всего вернее - мисс,
Потеряв на миг вниманье,
В ванне кокнула сервиз.
+++
Не любит повар щи варить,
А парикмахер - щеки брить.
Они не знают, как им быть,
И я не знаю, как мне быть.
Мутит поэта от стихов,
И воровать не любит вор.
Понять нас - пара пустяков,
Но это долгий разговор.
Заставь мышей ловить пчелу,
Пошли кота сбирать пыльцу, -
Им это как-то не к лицу
И, вероятно, ни к чему.
И кто б ни начал с ними спор,
И кто б ни начал с ними спор,
Затеет важный разговор,
Но это - долгий разговор.
+++
На длинных и пестрых
Разбойничьих веслах
Шли года, как люди,
Качая бортами,
В тоске и печали
Мы их различали,
Но каждый встречали
С открытыми ртами.
Одно угадали,
Другое - едва ли -
Не птичьи ли байки
Про жаркие страны?
А добрые люди
Чертили в запруде
Веселые знаки
И нотные станы.
Не странно им было
Толкаться на пирсах,
Мечтать заполночь
О попутной машине -
Мгновенье, в которое
Фауст влюбился,
Стоит на дворе
И прекрасно поныне.
И пусть а губах
Замерзали недели,
Но был аромат их
До донышка выпит,
И мы, словно кошки,
Уже не хотели
Коротких путей
В прокаженный Египет.
+++
Говорят, что люди знающие
Знают нечто потрясающее,
Но о том молчат пока...
Лишь поэты, смуту сеющие,
Знают нечто, смысл имеющее
За дверями кабака.
Опасайся духом нищего!
Он отчаянье Радищева,
Он - Христа последний плач.
Бойся тихого, сивушного,
Всякой гадине послушного -
Твой он будущий палач!
Скоро оба полушария
Раздербанит послушание
Прелоногой солдатни.
Ты сравни его с Везувием:
Что коварней? Что безумнее?
Обязательно сравни.
+++
К сочинениям К. Пруткова или опыт стилистической
несостоятельности.
1.
Лежит поэт, взлохматив патлы,
Свои стихи читает трубно.
Над ним кружат по небу
"шатлы"
Недружелюбно.
Спроси его: в каком ты лагере?
Ответит он: всегда не в этом!..
Приспустятся, взовьются флаги ли
-
Поэт останется поэтом.
Нет бомб таких, такой нет
критики,
Чтоб сдунула его с лежанки! -
На век искусству у политики
Ходить в служанках!
2.
Ему даруем исступление,
Плевки и лавры.
Лежит поэт, как Дездемона
В объятьях мавра.
Лежит он пьян немилосердно,
Горланит рифмы...
Но для чего о нем посмертно
Слагаем миф мы?
+++
Переводчик.
"Интересная
профессия:
поэт-переводчик.
Оплата
труда сдельная.
Одиноким предоставляется
Одиночество".
Рекламный
плакат.
А тишина поющая внутри
Гораздо звонче той, что есть
снаружи.
И люди пробегают вдоль витрин,
И молча перепрыгивают лужи.
Они спешат, как будто в мир иной
Нельзя поспеть, валяясь на
топчане...
Но что мне делать с этой
тишиной,
Распевшейся над городом в
молчанье?!
Домохозяйки покидают сквер,
Забрав лото и злобных собачонок,
И под скамьей катает Гулливер
Носком ботинка крохотный
бочонок.
Смолит окурок старый Гулливер,
Проникшийся величием минуты.
В уме толпятся строчки-лилипуты,
И ночь плывет, как легкий
монгольфьер.
+++
Пииту лебезящему.
В моих садах уже цветет кизил,
И листьями блистает барбарис.
Напрасно ты пред мною лебезил, -
Теперь с своей гордынею борись.
Пиит придворный! Я и сам могу
Сложить сонет, октаву,
ритурнель,
Но не спешу понравиться врагу,
И не хожу, как дева, на панель!
Служенье музам требует еды,
Любой пиит прожорлив как птенец.
Не лебези, хлещи мои меды!
Тебя ж поить приятно, наконец!
Ты так простосердечен во хмелю.
Зачем на утро врешь, как егоза?
Тебя казнить отныне я велю,
Коль трезвым попадешься на
глаза!
+++
Из Казимира Камейши.
Тихим был -
Тихим жил,
Никого не обидел.
Хоронили его
В подобающем виде:
Аккуратно в гробу
Он лежал, как в пенале.
Струйкой речи текли,
И валторны рыдали...
А другой -
Крикуном был,
Кричал, где попало,
И для крика его
Всей земли не хватало!
Хоронили его
В потаенной могиле.
Закопали молчком,
Как собаку, зарыли.
Светит в соснах луна,
И трубят рогачи...
Ты его, крикуна,
Помяни -
Помолчи.
+++
Из Алена Баске.
Этот город, бродячий город,
От реки до реки гулял.
Парки, площади и соборы
По дорогам он растерял.
Лез на скалы он и на рифы,
На дымящееся плато,
И оттуда срывались грифы
В старомодных своих пальто.
Как привыкший к темнице узник,
Забывал он о ясном дне.
Обитал он, никем не узнан,
В океане на самом дне.
Этот город рискнул недаром
Прикоснуться к судьбе иной,
И акула стала жандармом,
И коралловый кряж - стеной.
Где в сумерках
(сумерках-сумерках)
Город стал звонком позвонков,
Где в сумерках
(сумерках-сумерках)
Стал он россыпью черепков,
Вечером тихим, воскресным
Можно услышать даже
Тысячу вздохов безвестных
На безымянном пляже,
Тысячу вздохов безвестных,
Безвестных
(безвестных-безвестных).
+++
Случай в аэропорту.
Даль моторами облаяв,
Самолет на сто персон
Улетает в Николаев,
Запорожье и Херсон.
Он гудит, как шмель в соломе,
Он подкрылки опустил.
Всех мутит в его салоне,
Даже летчик загрустил.
Летчик жмет на сектор газа,
Гнет штурвалы в кренделя.
Два его заплывших глаза
Плачут, слез ручей деля.
И смиряя дикий норов,
Поминает всех богов
Над осколками приборов
И культями рычагов.
Но напрасно он клянется
Нагишом ползти в Афон!
Ветер бешеный смеется,
Ударяя в шлемофон:
Брось штурвалы! Дело глухо,
Сто отъявленных дубин
Ни взлетят ни сном, ни духом
Даже с помощью турбин!
+++
Перед потопом.
"В
тот день была объявлена война".
В. Ходасевич.
Крестьяне маялись без водки.
Говорили,
Что в среду не приедет
автолавка.
Дождь моросил. Возились в теплой
луже
Прозрачные некрасовские дети.
Собаки не высовывали носа
Из будок. Лес гнилой,
палеозойский
Сжимал свое кольцо вокруг
деревни
Еще теснее... Утром на дорогу
Сползались полудикие фигуры
И спорили: "Приедет? Не
приедет?".
Лениво перекидывались бранью,
Копейкам счет за пазухой вели.
Таких убогих денег не встречал
я!
Как будто их пускали на
растопку,
Как будто их прикладывали к
язвам,
Как будто в ночь на праздник
православный
Их из могил ногтями вырывали.
Однажды в отдаленье стук мотора
Возник. И нарастал, и
приближался.
Но это был фанерный грузовик,
Построенный Кулибиным покойным.
Швыряя в лица комья липкой
грязи,
Он мимо них промчался. За рулем
Сидел медведь огромный,
неподвижный,
Глаза от страха лапами закрыв.
Крестьяне долго после обсуждали,
Куда он ехал. Были разногласья:
"Известно, что одним своим
концом
Дорога упирается в райцентр.
Однако ж и другой у ней конец
Имеется...". Но где? - никто не
ведал.
Потом с небес последний ливень
грянул,
И спорщики по избам разошлись.
+++
Зимним утром в Кремле гулял я.
Купола на морозе стыли:
Вот Иван Золотая Шапка
И Василий в цветных тюрбанах.
Помню, вверх по Пятницкой
скользкой
Поднимался неверным шагом,
А потом, как, свернув за угол,
Прослезился при встрече с
ветром.
Здесь, близ Балчугова кружала,
Жили два мужика остроумных.
Звали их: Иван да Василий.
После жизни - церквами стали.
И уже на Большой Ордынке,
Улыбнувшись, я вдруг подумал,
Что Великий поближе к солнцу,
Но Блаженный - милее сердцу.
+++
Немецкая сказка.
От работы своей глупея,
Жил шарманщик в прекрасном
Бремене.
Жил, покуда не встретил фею
Одноногую и беременную.
В день воскресный у старой
ратуши
Он стоял, и мотив
"Мальбрука"
Так хватал офицеров за души,
Что тепло становилось в брюках.
"Герр шарманщик! - фея промолвила,
-
Я б могла быть с вами
помолвлена!".
И шарманщик бежал постыдно,
Даже память о нем простыла...
Вот и вся немецкая сказка.
Я бы стер этот вздор резинкою,
Но кивали стальными касками
Штабельбомбы и Шмайсерзингеры.
Звоноборствовали соборы,
Птахи с кирхи пугливо
вспархивали,
Распускали хвосты над городом
И пространство носами вспарывали!
-
Ах, в прекрасном, прекрасном
Бремене,
Сколько б галки о нем не орали,
Сохранились до нашего времени
Представления о морали.
+++
Н.С.
Мне писать мешала собака,
Мокрым носом под локоть лезла,
И слова, как зернышки мака,
В голове росли бесполезно.
А потом собака уснула,
Устав ходить из угла
В угол. И тень от стула
Вдоль шкуры ее легла.
И тень не давала спать ей,
На сердце во сне давила.
В сенцах промелькнула платье...
Я в ручку набрал чернила...
Тормознул грузовик за окнами,
Кто-то хлопнул в ладоши... Я бы
Поручился, что это кокнули
Золотое яичко Рябы.
Дед да бабка сидят, тоскуют
О событии непростом.
А собака, во сне поскуливая,
Тень гоняет седым хвостом.
+++
Читаю Ду Фу.
Я в лодке вино из кувшина
Пил с дряхлым китайским поэтом.
Горы отдаленной вершина
Светила нагим силуэтом.
Кривые зеленые сосны
В воде отражаясь, торчали.
Мы были пьяны и несносны,
Смеялись и песни кричали.
Плешивый буддийский игумен,
Видавший высоты и недра,
Горстями словесных изюмин
Швырялся он злобно и щедро:
Так жить на земле - преступленье!
-
Откуда в тебе эта сила?..
А лодку сносило теченьем,
Все дальше и дальше сносило.
+++
Э. Ласкер-Шулер
По городу ходил я, где дома
Похожи на могилы мусульман,
Но на балконах сушится белье,
И у теней - густая бахрома.
Здесь улиц нет - одни лишь
тупики,
И жители - с пеленок старики.
Я бронзовое зеркальце нашел
В кустарнике у высохшей реки.
Его поверхность выше всех похвал
Искусный мастер так отшлифовал,
Что я глядел и видел, как в
зрачке
Скакал чертенок в светлом
колпачке...
Когда на трон восходит идиот,
Когда дрожат над миром миражи,
Поэзия, как девочка, идет
Ко мне, не поднимая паранджи.
Я - первый встречный, до остатка дней
-
Поклонник прозаических утех.
Но ломкий луч, от бронзы
отлетев,
Сплясал веселым чертиком пред
ней!...
+++
Н. Заболоцкому.
Его влекла неодолимо
К себе вечерняя долина,
Туманов тонкая завеса,
Свечей небесных пантомима
И глубина ультрамарина
В окладе северного леса.
Он слышал тон! И этим тоном
Навеки, в космосе бездонном,
Пронизан был, и волновала
Тысячествольным камертоном
Тайга, когда под птичий гомон
Шагал на шум лесоповала.
К чему земное притяженье
И конвоиров окруженье?
Гонялся б в песне за Бояном...
Но был свободен он в движенье,
И постоянном напряженье,
И в искушенье постоянном.
+++
Я всю ночь горевал,
В кружку чай наливал
И стихи до утра
Про себя напевал,
И они волновались, как ветер в
траве,
И смычком вышивали по вольной
канве.
Думал я: в этот час
По пустыне идут
За верблюдом верблюд,
За верблюдом верблюд.
А под сводами леса кибитка
стоит,
И улитки глядят из своих
пирамид.
Где-нибудь далеко
В этот сумрачный час
Васильком на конфорке
Распустится газ,
И младенцу согреют на нем
молоко,
Но ни нам, ни младенцам не станет
легко.
Накренясь, канонерки
Несутся в волнах,
И русалки взбивают
Прибой на мели.
Отцвели уж давно хризантемы в
садах,
И пометили каждый бутон кобели.
Но травой зарастают
Следы от колес,
И любые морщины
Разгладит песок,
И хотелось мне в это поверить до
слез,
И с собой ничего я поделать не
мог.
Проголосуйте за это произведение |
Валерий
|
С восхищением выхватываешь рифмы: "в золе я - мавзолея", "цвета ты - цитаты", Бремене - беременную" с радостью следишь за мыслью автора то озорной, то горькой, то ироничной, улавливая про себя некую печальную отстраннённость, "сбокуприсутственность" автора, как бы утверждающего: "Это всё семечки, ребятки, у меня в заначке тако-о-е есть!" Даёшь заначку, Александер! Жму кнопку по самую попку! Эйснер.
|
|
|
|
|
Пожелание высказано в 2007-м, Ответ - 2011г. -- М.Ершова 2007 - май / ... я вела речь о стихах, которые мне бы лучше раскрыли Ваш поэтический мир. С радостью жду новую подборку. 297564 2011 ноябрь / Алексей Зайцев - Старая подборка - в "Иеросалимском журнале", а новую - хочу предложить любимому "Переплёту". С благодарностью: -- Пожелание высказано в 2007-м, Ответ - 2011г. Четыре года пронеслись. Вот так шуршат года, а поэт лепит и лепит своё.
|