|
|
|
Проголосуйте за это произведение |
Никитин... Магритт... Зюскинд...
Опять!..
(Вот чудно работает подсознание... Я осовел, прочитав рассказ Виктора Никитина "Осьминоги-эквилибристы и черномор в буденовке". Подумал, ну что может означать эта дичь?! Не посмеялся ли - в духе постмодернизма - автор над своими читателями, как, может, посмеялся неназванный в его рассказе рекламщик циркового представления, назвав его "Школа львят", когда львятами там и не пахнет, шутка, мол; как посмеялся тот же рекламщик над местным депутатом, выставив его чучело в буфете цирка... Рекламщик - над публикой, писатель - над читателями... Но я отнесся к рассказу серьезно и "велел" своему подсознанию: "Понять!" И перестал думать. И несколько дней даже и не вспоминал о ней. А, выходит, что-то там под черепом крутилось...)
Опять, - это уже не первый раз случается: как только проснусь... - меня поразила странная ассоциация.
На этот раз - с... - Я не знаю, как этот стиль называется... - С картиной Магритта "Жилище Д.Арнхейма".
Вы, вероятнее всего, не видели ни эту картину, ни репродукцию с нее.
Я опишу.
Нарисовано поднимающееся окно, немного стены и пола, что возле окна и то, что видно сквозь окно - ледники и скалы горного хребта с небом над ним. Так мало того, что центральная на картине вершина имеет вид голубиной головы в профиль (что само по себе удивительно). Стекло разбито (как разбито мировоззрение смотрящего из этого окна, Д.Арнхейма), но то, что открылось взгляду не изменило наваждения: сквозь дыру видна та же голубиная голова, что виделась и сквозь стекло. На обломках же стекла, поставленных на полу под окном и прислоненных к темно-красной стене, сохранилось сияющее (обломки утратили прозрачность и темно-красная стена сквозь них не просвечивает), на этих обломках сохранилось сияющее изображение тех гор, которое просвечивало, когда обломки еще не были обломками. И та же голубка - на центральном обломке!.. И (если вглядеться и сравнить другие обломки с другими фрагментами видимого в пролом) то же - с другими скалами: они на обломках остались! От этого отдающая жутью какая-то оторопь охватила меня, словно я - сам Д.Арнхейм и вот: наяву вижу такую дичь.
Виктор Никитин в своем рассказе, как художник Магритт - Д.Арнхейма, ввел (нарочито, ввел: "Рассказываю о человеке, которого очень хорошо знаю. И зовут его точно также, как и меня. Только вот фамилия другая...") Виктора Котикова, персонажа, который видит... ну явную чушь. Тот видит, что все окружающие его в цирке (тот повел дочку в цирк) воспринимают... осьминогов... львятами, объявленными рекламой в качестве львят.
Я было подумал секундочку, прочитав рассказ, что "в лоб" выражена тут банальная мысль, дескать, реклама - врет, а люди, как дети, - верят. Но что-то смущало...
Ну действительно - осьминоги... Как можно всерьез писать целый рассказ о том, что на арене цирка (не в аквариуме каком-то гигантском) выступают осьминоги?
Это как гора-голубка у какого-то Д.Арнхейма.
А если перевести аналогию в литературный план - как у Зюскинда в рассказе "Сражение" - групповой приступ утери критицизма. Среди парковых завсегдатаев-шахматистов в провинциальном городке появился неизвестный и своим элегантным видом и небрежной снисходительностью к окружающим ввел всех в шок самообмана: мол, они присутствуют при явлении гения народу. Досадно им стало, когда увидели, что он ниже всякой критики. Тем более досадно, что они очнулись, лишь когда он с треском проиграл. Слишком уж хотели необычного от скуки обыденности, всегдашних выигрышей всегда долго думающего Жана, местного чемпиона. Сам Жан тоже хотел необычного...
Гиперреализм вроде бы перед нами всюду.
У Магритта - тщательнейшая проработка мельчайшего кусочка картины. Все как живое. То же у Зюскинда. Читаешь и как бы видишь, слышишь и обоняешь. И применены так называемые в драматургии классические правила единства места, времени и действующих лиц. И где-то то же у Никитина. Повествователь тщательно следует за направлением внимания своего Виктора Котикова:
"Места им достались хорошие. Арена вся как на ладони, а главное, близко. И вот началось. Заиграл оркестр, загремели фанфары, и на сцену выползли... осьминоги. Публика бурно зааплодировала, а Виктор Котиков, недоуменно озираясь по сторонам, шепотом спросил у дочки: "А где же львята?" Но она только махнула рукой в ответ, по-видимому не расслышав, и снова принялась радостно аплодировать. Четверо здоровенных осьминогов, скоренько раскланявшись по сторонам, деловито поплевали на свои щупальца и, неожиданно подпрыгнув, начали сноровисто карабкаться по канату прямо под самый купол цирка".
До начала представления - оценка своих мест. Притушили свет - в светлое поле сознания вплыла арена. Потом - звуковая прелюдия - оркестр. Следом - "артисты". И так далее и так далее. Собственное удивление - опять арена - удивление от поведения публики - опять арена... Один цирковой номер за другим. Подробно. Потом антракт, буфет, второе отделение. Все нарочито убедительно. И только... осьминоги... И он, Котиков, один, как тот сержант, что шагал в ногу, а вся рота - нет.
А! Еще антракт... Под стать дурке (во мнении Котикова), которую разыгрывают на арене, в буфете он мысленно разыграл перед собой за "вновь избранного депутата" в виде фигуры "некоего черномора в буденовке" лживую избирательную кампанию депутата. И опять - в этой мысленно разыгранной Котиковым сцене - он, Котиков, единственный нормальный, - и чхнувший потому на жизнь, - человек изо всех окружающих. Сверхчеловек.
А все - оболваненные людишки.
Или все наоборот?
Последняя фраза рассказа:
"Это осталось для него самой настоящей загадкой".
А для
нас?
Кто
в "Жилище Д.Арнхейма" видит невероятное сквозь окно и тем более под
окном? Что если Д.Арнхейм?
Кто в
"Сражении" видит в прощелыге гения? Что если
персонажи? Сверхэмоциональные.
А у Никитина? Не дети, не избиратели? Тогда те и другие - трезвые люди. Они знают, что им пудрят мозги и что это нормально. Что весь этот абсурд призван, как в новом романе французских поставангардистов, "отразить мир таким, каков он есть, а не таким, каким нам хотелось бы его видеть" (А. Генис. Билет в Китай. С.-Пб. 2001. С. 32).
И не надо обманываться их, детей и избирателей, якобы сверхэмоциональностью. Это для них нормальность. Назначен праздник - надо радоваться. Чего задумываться глубоко?! Вот почему дочка Котикова "принялась радостно аплодировать". Вот почему "публика ответила невиданным трюкачам громом аплодисментов" и т.д. и т.п.
"Сила [художественного] открытия, - писал Л. А. Мазель в книге "Эстетика и анализ", - измеряется не только плодотворностью совмещения, его ценностью, содержательностью, смыслом, но и его неожиданностью и трудностью. Чем дальше друг от друга совмещенные свойства, чем меньше угадывалась заранее сама возможность их сочетания и чем менее очевидными и более трудными были пути реализации этой возможности, тем выше, при прочих равных условиях, творческая сила открытия, В этом смысле истинно художественное произведение осуществляет, казалось бы, неосуществимое, совмещает, казалось бы, несовместимое".
Можно только поздравить Виктора Никитина со смелой трактовкой веселых детей как тусклых взрослых, эмоциональности - привычностью, а безотказных российских избирателей, получается соответственно, - притерпевшимися к абсурду жизни смиренниками.
А сверхэмоциональным тут оказывается трезвый и скептичный Котиков. Он - Д.Арнхейм. Он - Жан и болельщики. Он видит невероятное.
Но для меня важно еще и то, что выдержан психологический критерий художественности по Выготскому. От столкновения (в конце рассказа, в восклицании: : "Да, это был цирк!"; в нем и абсолютная правда, и совершенная невероятность; в цирк же и обычно-то ходят за необычным), - от столкновения обычности с необычностью, дразнившей читателя все время, от столкновения обычности детей и избирателей со сверхэмоциональностью Котикова, происходит катарсис, озарение, возвышение чувств, выводящие на сотворчество, на осознание художественного смысла, который словами, - очень приблизительно, но все же конкретно, - можно выразить так. Никитин, - как и Магритт, как и Зюскинд, - не за сверхэмоциональность и не за тусклость. Они - реалисты. Их идеал - нормальность, а не бегство от действительности в пассивное бездействие сверхчеловеков-одиночек или не бегство при смиренном соглашательстве с обстоятельствами.
Можно было б и еще поразбирать этот крохотный рассказик В. Никитина. Он стоит того. Там еще есть и есть любопытные вещи. Но можно и ограничиться. Ведь не нужно ж выпивать все море, можно по капле определить его вкус.
|
Проголосуйте за это произведение |
Я слегка испугалась поначалу, что Вам рассказ не понравился.
|
