"Чем дальше и чем больней —
тем больше мне интересно…"

Читаю-читаю стихи Любови Кузнецовой и ловлю себя на мысли, что много этих стихов не хочется, не нужно. Они вызывают дискомфорт и даже отбирают силы, — силы, необходимые для того, чтобы жить в привычном мире. Прочел, и что-то в тебе изменилось, сдвинулось. Возможно, это и есть свойство поэзии, — сдвигать. В тебе что-то меняется, а — не хочется же, больно же…

Сразу о боли. Ее, боль, даже пришлось вынести в заголовок. Фраза взята из стихотворения «Ценность шкуры моей давно не имеет веса…».

И немного подробнее об этом стихотворении. Вот оно:

***

Ценность шкуры моей

Давно не имеет веса.

Чем дальше и чем больней —

Тем больше мне интересно.

Найти болевой порог.

Узнать невозврата точку.

И ночью, меж рваных строк

Принять покой в одиночку.

Игла, и еще одна.

Под кожу, в мышцу, и в вену.

Выкачивают всю до дна,

Освобождая меня от плена.

Тесно в теле, как в безликой палате.

Хочу без игл — надоевших, острых.

Без опостылевших белых халатов,

В которых — врачи, санитары, медсестры.

Автор пытается «материализовать» источник боли, объяснить, почему. Есть образ — иглы, которые (почему-то) не закачивают (что больше свойственно медицинским иглам), а выкачивают. И — здесь «болевой порог», и «невозврата точка». Образ, хотя и спорный — не очевидный. Но — подход поэта.

«Тесно в теле, как в безликой палате» — интересно…

И вдруг в конце — халаты и те, кто их носит, — медики. То есть нечто буквальное, связанное со здоровьем и нездоровьем. Это стихотворение, на мой взгляд, не сделано. Замысел авторский до конца не раскрыт.

Важно, что сразу получилось сказать об этом — о том, что стихотворение распадается. Потому как это — свойство большинства стихов Л. Кузнецовой.

Само слово «боль» в строках автора встречается нечасто. Но она, боль — за всеми стихами стоит, везде живет. И боль эту наверняка испытывают многие, но немногие могут повернуть так, как в заглавии. Сильные только. «Перчишь улыбку свою вкусной болью» — яркая авторская строка.

И еще одна составляющая этих стихов — движение. Движение, которое носит хаотический, аритмичный характер. Но вектор четко заявлен автором — все в той же заглавной строке. Движение к боли.

Есть стихи — попытка рассказать о современной жизни, отстранившись. Стихи-наблюдения. Их немного. «Люди просыпаются утром…» и «Девушки бывают…»

«…Перетекают люди серой массой из одного квадрата календаря в другой.

И только те немногие, кто взгляд устремляет в небо, поверх дорог,

Носят счастье в нагрудном кармане, всегда с собой». («Люди просыпаются…»)

Хорошо сказано об общеизвестных вещах, о которых, прочем, многие нередко забывают.

Есть стихотворение другого уровня смысла, о другом:

***

Я спускаюсь с Облака в сны к тебе. Невесомо целую в лоб —

Мне ознобно зябко у крыш потемневших высоток.

Был твой день быстр и бел — воздушный калейдоскоп.

У меня были прятки с соседом-ангелом и вечер фокстрота.

Как там кошка? Стелется мягким ковриком? Поет о луне?

У меня на небе ей бы пришлось по вкусу.

Я немножко, чего уж таить, скучаю по нашей стране —

Орел-решка — жребий, кто сегодня выносит мусор.

Ты как будто стал старше, мудрей. Послушнее прядь волос.

Я? Что я… Год за годом, клеймом невеселых дум,

Я запахиваю полосатый шарф, сдуваю пылинки с кос.

Не снимая, ношу по небу твой любимый парфюм.

Это — снова про движение. Возникает ощущение доступности, простоты перемещения — со-общения между разными мирами. Между земным и Облаком. Есть совсем земное, бытовое-рутинное: «жребий, кто сегодня выносит мусор», а есть «день быстр и бел — воздушный калейдоскоп». Красиво, волшебно. И вот этот парфюм, что — носить не снимая. Прямо здОрово!

И все-таки опять — недовысказано, недовыражено. То ли автор слишком хорошо думает о своем читателе — де, он и так все сам поймет. Либо — написано одним махом, пока пишется, и — пусть будет, как есть…

Но, кажется, и я заразилась хаотичностью и аритмией автора.

Поместим по пунктам:

Попытка анализа

Об очень понятном и общем пишет автор, а строки находит свои. Во все времена все поэты пишут, по большому счету, об одном и том же. И многим, увы, не удается избежать банальности и хоженых троп. А Любовь Кузнецова — очень своеобычный автор.

***

Резкость скул, обреченность движений.

Сизый дым. Переливы зрачков.

Дрожь желаний, лихорадка коленей.

Сче шажочков. Шажков. Шагов.

Перебитый. Помятый. Выжженный.

Перестукивает сердце едва.

Далеко, за серыми крышами

Не услышанными засыпают слова.

«Дрожь желаний…» бывала у других, и не раз. А дальше:

«…лихорадка коленей,

Счет шажочков. Шажков. Шагов».

Это — свое, оригинальное и это интересно. Зовет куда-то. Движение…

Все это маленькое стихотворение полно движения, — внутреннего, скрытого, «обреченного». А обреченность — быть не услышанным:

«Далеко, за серыми крышами

Не услышанными засыпают слова».

Есть стихи «от другого лица» написанные. От лица мужчины:

Обещал себе: спокойней, взрослей, умней.

Клялся: ни разу, ни в жизнь больше. Никогда.

Много сказано слов, ни буквы — о ней.

Нет — переулкам памяти, новому городу — да.

Не кривил карманом, не расплачивался душой —

Ввязываться — только в живое и начистУю.

Шаг — шажочек — маленький след хорошо бы…

Чтоб не в темноту после всего. Не впустую.

Так и ты — обессилев, каменеешь в очередной год —

Памятник тем, кого давно уже нет.

Небо — полумертвая девушка — самолет.

Наливаешь пятый бокал, выключаешь свет.

«Нет — переулкам памяти, новому городу — да», — это очень здОрово! Такой спасительный слоган для всех мучимых воспоминаниями, которые не стОят того, чтобы…

Чем дальше находишься в этих стихах, тем больше они рассыпаются в восприятии на строки. Некоторые из этих строк — очень мощные и многообещающие.

«Шаг — шажочек — маленький след хорошо бы…

Чтоб не в темноту после всего. Не впустую».

Мольба — мечта. Попытка ответить на вопрос — есть ли жизнь после любви? Движение. Шаги. Ну, или хотя бы шажочки… «Все получается без тебя. Вот только дышать — едва ли...»:

***

Плавятся звуки, скатываются в слова.

День все быстрее крутится по спирали.

Знаешь, милая, в одном ты была права:

Все получается без тебя. Вот только дышать — едва ли.

Ты примеряешь запах очередной рубашки

Где-то в своей Вселенной, за пять городов отсюда.

Поднимаешь бровь, улыбаешься, ставишь чашку.

Ты обещала — со временем я забуду.

А лирический герой — тот же. Похоже, что нет разницы, какого рода местоимения и глагольные окончания. Это не хорошо и не плохо. Это — так.

И еще о двух стихах.

***

Расскажи, моя девочка, каково это —

Просыпаться каждое утро с тем, кого хочется

Видеть, чувствовать, обнимать, прощать?

Расскажи, я действительно хочу знать.

Я очень хочу знать.

Расскажи, каково это —

Щуриться от луча, зарываться в волосы

Не вычислять времен, не перебирать лицами —

Только изредка шелестя страницами,

Целоваться. Ругаться. Мириться.

Расскажи мне, каково это —

Вот он ставит чайник, достает шоколад.

Она дурачится, зевает, потягивается.

И улыбка у нее в пол-лица.

И не могут никак напиться — водой и друг другом напиться.

Вот — вроде бы лихо, круто замешано. Но! Уважаемый автор! Скажите, кто именно и о ком должен рассказать? Понятно только, что рассказать некая «девочка» должна Вам.

Как хочется, чтобы добавилось ясности в Ваших эмоциональных, энергичных и темпераментных строках!..

И еще одно:

***

Я завидую тем, кого пишу по ночам.

Каждому — по рваному строю букв, каждому — по ключам.

Открывай мои двери — не закричу, не ударю.

Было много воды в том море, было всякой твари — по паре.

Ладонями закрываю уши.

Тело путает сон и явь.

Ты послушай, меня послушай.

Хочешь — выжги, а хочешь — представь:

Я-то знаю — в этом сумраке у любого из нас —

Своя ниша.

Кто-нибудь накануне рассвета сейчас —

Меня пишет.

Заложена здесь интересная мысль. Глубокая. Кого-то (о ком-то) пишем мы, а кто-то пишет нас (о нас). Кто-то задевает, интересует нас. Но — есть и движение в обратную сторону. И опять, опять, опять — увы, не до-де-ла-но…

Строки

В стихах, которые не кажутся удачными целиком, есть очень сильные, парадоксальные, эмоциональные строки. Приведу самые яркие, живущие, на мой взгляд, сами по себе даже лучше, чем в ткани целого стиха:

Мне всегда было трудно заснуть ничьей…

(«Ты — Терафлю…»)

За этой короткой фразой кроется огромный и важный мир несбывшихся женщин.

___

В стенку — тарелки из слов…

(«Найди в себе силы…»)

Я расфантазируюсь и предположу, что в стенку полетят те самые слова, что прежде ложились спать где-то далеко, засыпали не услышанными. Значит, продолжение следовало — услышали. Неравнодушны. Ура, есть контакт. Движение…

___

Нагота отвлекает от правды, от чувств.

Дай, пожалуйста, краешек одеяла.

(«Звонкое, цветное, яркое — она…»)

А эти строки — из тех, которые жалко, что пришли не мне, а другому автору…

___

В его мире пропали и боль, и ложь.

Он не помнит, что правильно, а что — жестоко.

(«Проворачивается колесо…»)

Что-то случилось с этим человеком — важное, непоправимое. Страшное…

А потом, наконец, включается редактор, прицепучий и недовольный (Он долго молчал и крепился). Много неточностей, ритмический сбой, нарушение рисунка, — тут редактору есть, где разгуляться. Взять хотя бы все ту же, заглавную «ценность шкуры» и рассуждение, имеет она вес или не имеет. Не бывает же так.

Необязательность в выборе слов: «Засыпая у иллюминатора, среди незнакомых ресниц, коленей…» — здесь возникает ненужный комический эффект.

Или:

Будь спокоен, упрям, по возможности трезв и аккуратен —

Вот и весь нехитрый секрет этой серой повести…

Я возражаю против слова «упрям», оно совсем не из «серого» ряда.

Не буду приводить много примеров. Но это есть.

Цельные стихи, от которых не отвертеться

Стихи, в которых ничего нельзя трогать, а надо принять их, как есть. Или не принять. Но — не трогать…

«Где грань между: "Я хотела бы тебя, с тобою, к тебе — до дрожи…"»

«Пожалей меня — прошу тебя, пожалей…»

«Дуть на ожог, гладить ушиб…»

«Я все чаще перехожу на красный, дышу через такт…»

«Утро прячется по дворам, переулкам…»

«Чуть левее твоего шрама…»

«Где теперь тот дом, тот свет и тот человек?»

И все-таки — хаотическое броуновское движение. В путешествии по стихам Любови Кузнецовой не удалось его избежать и мне.

И в заключение

Автору не нужно уговаривать себя быть искренней. Она откровенна — и все тут. Эпатировать никого она тоже не собирается. Пишет предельно честно, да и все. И круг тем — узок. Нет задачи — охватить разные стороны жизни человеческой. Есть потребность — рассказать себя. И, уверена, — речь идет не об эфемерной лирической героине, а о самой себе, без допусков и отстраненности.

Нет украшательства, а есть заострение, укрупнение, наведение фокуса, — которое в большинстве случаев не украшает.

Содержится в стихах подтекст — верный признак авторской одаренности. Сказать меньше, чем есть сказать. Заставить читателя подумать больше и больше почувствовать, чем сказано. Но от подтекста недалеко и до подвоха. До некоторой провокации. «На весах боль и смех. Новый день на весах».

То, к чему прицепился редактор, — ритмические и прочие сбои, — это «аритмия», так стучит сердце этих стихов. Хочется в унисон, ан — нет. Придется подстроиться, чтобы принять, как есть, потому как иначе будет вряд ли…

Мастерства не хватает. Ремесла.

Впрочем, автор пишет, как будто абсолютно не думая, станут его читать (и оценивать) или нет. Понравятся кому-то его стихи или нет. Писать — некоторым — нужно для того, чтобы жить. Чтобы прожить, пере-жить и вы-жить. Любовь Кузнецова, кажется, — из таких.

Автор пишет и движется к боли. А все-таки верится, что — от…

Проголосуйте за это произведение

Copyright (c) "Русский переплет"