СОВРЕМЕННИК ВЕЧНОСТИ

Душевная глубина Андрея Платонова - писателя и жителя Воронежа - то, что открывается при соприкосновении с недавно появившейся книгой В. В. Будакова, вышедшей в издательстве им. Е. А. Болховитинова. Факт этот, несомненно, имеет определенный духовно-культурный смысл. Ведь и митрополит Евгений (Болховитинов), и русский мыслитель Андрей Платонов (имена, значимость которых для Воронежа, да и для всей русской культуры вряд ли возможно переоценить) лишь в недавнее время вышли из, казалось бы, безысходно-мрачного забвения, в которое их любезно загнали ⌠благодарные потомки■. И то, что два великих имени встречаются на духовном горизонте Воронежа нового тысячелетия - отрадная символика. Несмотря на вопиющий абсурд трагизм, опустошающий сегодня Россию во всех смыслах, все ж духовное восстановление Отечества, медленно и тяжело, но происходит. Это очевидно.

Книга В. В. Будакова, имеющая скромный подзаголовок ⌠Страницы жизни и творчества■, - посвящена одной из самых трагических и непостижимых судеб отечественной культуры XX века. Очевидно, что говорить о писателях масштаба Платонова нужно особым языком. Академическое, литературоведческое повествование, при всех его несомненных достоинствах, все ж оставляет за бортом нечто существенное, создающее впечатление недосказанности. Но таковы суть границы его метода, не позволяющие выйти за строго очерченные рациональные пределы.

В. В. Будаков, по-видимому, не ставил перед собой литературоведческих задач. Может быть потому, что по его собственному признанию Андрей Платонов его любимый писатель. А к любимому и подход особый, не стандартный, уводящий в безликую отстраненность ⌠идей■, ⌠сюжетов■, ■принципов■, при этом теряющий сокровенное - писателя как живую личность. Автор выбирает иную форму разговора о дорогом ему писателе. И нужно отдать ему должное, эта форма, органически сочетавшись с содержанием, раскрыла бесконечно-непостижимую личность Платонова в еще одном измерении.

⌠В стране Андрея Платонова■ - серия очерков, охватывающих наиболее значимое в жизни Платонова, заканчивающиеся поэтическим циклом ⌠Странник в полях Отчизны■, где дано непрозаическое видение писателя. Само название очерков уже содержит в себе намек на лирико-духовное постижение Платонова (⌠Детства теплый дождь■, ⌠Поэт гула и тишины■, ⌠Золотые зерна сказок■ ...). Особенно значим для смысловой интонации работы очерк ⌠Главные слова■. Здесь речь о вечном - о жизни, смерти, Боге, родине. Это некоторый ⌠вневременной■ настрой работы, позволяющий глубже узреть вневременную сущность Андрея Платонова.

Еще одна особенность работы. Автор, может быть отчасти интуитивно угадал, что биографически о Платонове говорить нельзя. И несмотря на то, что цикл очерков - это цикл жизни, перед нами не биография, а судьба Платонова. Об этом стоит сказать особо.

Тем более, биография личности такого ранга, каким был Платонов, невозможна еще и по причинам метафизического характера. А вот духовный облик мыслителя, впитавшего в себя до последней капли боль русского сердца - то, без чего современность (и культурно и экзистенциально) состояться не сможет никак. Об этом и говорит автор: ⌠Всем нам в нравственное поучение Платонов оставил жившее в нем великое соучастие-сострадание ко всему живому, невинно страдающему, болеющему, сиротствующему, чувство единства родины и Вселенной ...■

То, что наше время тяжело больно и нуждается в духовных лекарях, очевидно. И Платонов сейчас важен даже не столько как крупнейший мастер художественного освоения действительности, сколько в качестве большой личности, глубоко проникшей в вековечную боль и страдания русского народа. Эти страдания он знал не по наслышке, ибо как говорит автор ⌠шел он не сам по себе, а разделяя крестный путь своего народа■. Не затворялся Платонов по-набоковски в мраморную эстетику стилистически выделанного в бытовом уюте слова, а брал слово из самой гущи народной беды и лечил им людскую душу.

Восстановление духовного облика писателя - задача, вообще-то, не исследовательская. Ведь ⌠исследование■ основывается на методологии рационализма, где логическое мышление - ⌠царь и бог■. Раскрыть духовные облик может только духовный порыв - внезапное, не-логичное, глубоко-интимное побуждение войти в то, что бл. Августин называл ⌠потемками■ человека. Если это удается, то раскрывается вневременная сущность какой-либо ⌠исследуемой■ личности. А порыв всегда и надрыв и разрыв одновременно. Другими словами - боль сердца, а не усилия интеллекта. Умом лишь внешнее постигается, внутреннее же (душевно-духовное) постигается сердцем, а если следовать по духовным тропам восточного христианства, то ⌠умным сердцем■.

Предлагаемая книга как раз и выполнена в форме душевного порыва; она и читается как поэтическое произведение. Здесь нет места (что очень ценно при рассказе о таких людях как Платонов) аналитике. Автору удалось обойти стороной жесткий логико-биографический дискурс и воссоздать неаналитический образ Платонова. Платонов таков, каков его художественный мир, а мир этот, по словам автора ⌠весь - в пути-дороге, на ветрах и сквозняках, в беде и сиротстве■.

Этот метод сердечного поэтического порыва оказывается конгениальным творческой идее самого Андрея Платонова, который был в сущности - поэт. Как говорит автор: ⌠уйдя от поэтических, требующих явного ритма рифмы жанров, Платонов до конца своих дней сохранил поэтическое восприятие мира. Он сохранил его, несмотря на тяжкий крест, который ему выпало пронести по жизни■.

И поэтому Платонов мог быть еще и философом. Ибо, как известно, именно поэты и философы стоят на страже Бытия. А где Бытие, там и Слово. Не случайно книга завершается явной поэзией самого автора - циклом стихов, где дано ⌠поэтическое осмысление платоновского - жизненного и творческого - времени и пространства■. Само сочетание ⌠поэтическое осмысление■ - очевидный парадокс, совмещение несовместимого, а значит, рационально невозможное. Следовательно - наиболее правильный путь к ⌠невозможному■ Платонову. Автор здесь попал в самую суть. Скорее всего, поэтическое постижение Платонова - единственно возможное приближение к его тайне. В качестве иллюстрации несколько примеров.

Это как бы ⌠биографическое■. Слобода-детство, жена-муза-учительница, умирающий сын, Тверской бульвар, Вселенная, гений. Вот главные духовные вехи событийно не яркой жизни Платонова. ⌠Измученный гений■ прожил так, как и положено истинно-русскому человеку: от рождения до смерти в труде, тревоге и страданиях. Н Промысел судил ему великий дар слова: и мы имеем изумительную летопись страдающей русской души и трудного русского бытия.

А вот ⌠философское■:

Это образ Платонова-метафизика, вглядывающегося в глубину бездонного колодца. Колодец - метафора неэмпирических глубин мироздания. Нужно здесь вспомнить Ницше, говорившего, что ⌠если долго вглядываться в бездну, то бездна начинает вглядываться в тебя■, и вспомнить его судьбу, которая была разорвана вклочья вошедшей в него черной бездной. Если сопоставить метафизический метод постижения бездны-вечности Платонова и Ницше, то результат оказывается показательным. Интеллектуально честный Ницше, принадлежавший к западно-европейской ⌠христианской■ культуре видит в бытии метафизический мрак и ⌠смерть Бога■, а русский Платонов, живущий в самом средоточии вселенского атеизма, распознает в этой самой вселенной ⌠потаенный свет■, которым и озаряется все его творчество и наполняется светлой духовной перспективой трудная русская жизнь.

И, наконец, ⌠проведенциальное■:

Действительно, значимость Платонова в современной культуре велика, (интерес к которому год от года становится все сильнее и сильнее) и размах на покорителя Вселенной отнюдь не преувеличение.

Вообще, ⌠Странник в полях Отчизны■ не совсем обычная поэзия. Это поэзия ⌠по-поводу■. Пятьдесят стихотворений о Платонове, в которых биографические факты, вплетаясь в лирико-философские медитации, дают какой-то необыкновенный, небывший ранее образ писателя.

Примечательно само название книги. Что есть страна Андрея Платонова? Воронеж, Россия, Вселенная? В слове ⌠страна■ прослушиваются не только географические тона; здесь и странность и странничество, пространство и посторонность. Многонасыщенна семантика ⌠страны■. Все это сливается в тот самый ⌠странный мир■ Андрея Платонова, глубоко своеобразный, ни на что не похожий, и в то же время поразительно русский, традиционный до самых основ.

Название книги (⌠В стране Андрея Платонова■) перекликаясь с названием поэтического цикла (⌠Странник в полях отчизны■), создает единый ценностно-смысловой контекст повествования, в котором дух и буква неразрывны, а значит и правда явлена.

Автор начинает повествование с ⌠географических основоположений■ - Ямская слобода и все, что в ней располагается, Частые Курганы, скифско-сарматский мир. Но постепенно, незримо и ненавязчиво, происходит выход на духовные смыслы. Конкретно-материальные факты жизни и произведений Платонова перемежаются с собственными лирико-философскими размышлениями автора, что способствует воссозданию того, о чем уже говорилось выше - духовному образу Платонова. ⌠От географии к духу■ - такова смысловая стилистика данной работы. Цель оказывается достигнутой - перед читателем возникает вневременной облик Платонова, в котором Воронеж, Россия, Вселенная, с одной стороны, с другой - жизнь, смерть, война, детство, страдание, поэзия, сказка (почти что все экзистенциально значимые для человека темы) соединяются в ладное, душевное и чуткое повествование.

По прочтении книги становится ясно, что такие понятия как ⌠беда■ и ⌠страдание■ - не есть лишь метрики локальных исторических событий России. Здесь - сама суть русской души и русской истории. Впрочем, об этом говорили все выдающиеся исследователи русской жизни; и автор здесь продолжает традицию.

Не дерзая указать на тот смысл, который является главным в ⌠стране Платонова■ (да и сам автор не делает этого явно, погружая читателя в самостоятельный духовный поиск), рискнем все же утверждать, что это тема тоски и боли, которой пронизано в Платонове все - и слово и лицо, и жизнь и смерть.

⌠Всеобщее сердце русской тоски■ - так можно было бы назвать главную духовную интуицию Платонова. У автора есть подтверждение этому; о Платонове он говорит: ⌠он сызмальства и всю жизнь воспринимает чужое горе как свое. Его ранимо тревожит сиротство не только человека, но даже малой былинки, осеннего листа. И он напишет об этом, как до него никто не писал (выделено В. В.) ... Нет в его сердце далекого человека. Человека, которому можно было бы дать пропасть. Он помещается молодым писателем в сокровенный центр своего сердца, в центр предметного во времени и пространстве бытия, и даже в центр самой Вселенной■.

И вот поэтическая перекличка этих слов. Строки из стихотворения ⌠Мысль и сердце■ :

Сердце, способное вместить в себя всю боль мира, ⌠сердце всечеловека■, - поистине русское сердце. Таким был Платонов и таким открывает его нам автор.

Платонов, известный современному читателю, - писатель масштаба всероссийского, и в некоторых аспектах - мирового. Но, прежде всего, он воронежский писатель; здесь сформировалась его душа, его мировоззрение, его удивительное восприятие бытия. Платонов, напитавшись и духовно и физически от ⌠прекрасной живой земли■, где он появился на свет и возрос, вобрав в себя все ее переливы, перезвоны, запахи, цвета, тревоги, радости, надежды. Духовно-географический жизненно-бытовой ландшафт малой родины Платонова весьма примечателен. Элементы, из которых соткан жизненный мир детства Платонова поразительно метафизичны: церковный звон; бесчисленные русский паломники, идущие по Задонской дороге; кладбище; нищие; тюрьма; поезд, мчащийся в бесконечную даль русской тоски и надежды. Чуткое и талантливое сердце глубоко восприняло дары родной земли и возблагодарило ее своим гениальным словом.

Как раз книга В. В. Будакова дает нам такое ⌠кровно-почвенное■ восприятие Платонова. И как интересно подмечает автор: ⌠Сколь ни бедноубога его кровная отчизна, но и малая Ямская, и большая Москва равны перед звездами. Перед горним взором■. И далее: ⌠И пусть родиной не все завершается, но с нее все начинается■. Для воронежского читателя это особенно важно. Чувствовать не только интеллектуальное, но и ⌠физическое■, духовное родство с нашим великим земляком - значит чувствовать свою реальную, живую принадлежность к традиции словесной русской культуры.

Большой интерес представляют материалы о брате и вдове писателя. С Марией Александровной Платоновой автор был знаком в течении десятилетий. И конечно же, духовное общение с ⌠музой народного писателя■ не могло не повлиять на него самым положительным образом. Что нашло свое отражение на особой стилистике повествования, действительно выгодно отличающейся от многих ⌠исследований■ о Платонове.

Большинство современных прочтений Платонова строятся на основе секулярного мировоззрения, главный метод которого - рационализм. Если это рационализм советского типа, тогда возникает образ Платонова ⌠великого гуманиста■; если рационализм западный, тогда у Платонова обнаруживается фрейдистская закваска. Иногда сравнивают Платонова и со Швейцером, и с Экзюпери. Все это, думается, глубоко неверно. Платонов - русский писатель и русский философ и адекватное постижение его возможно лишь в рамках национальной традиции, где значимыми являются совсем другие имена и идеи. Как раз это и становится очевидным при прочтении книги В. В. Будакова.

В заключении о том, как автор видит Платонова сегодня. Россия ныне вступила в тяжкую годину небывалого для нее недуга - остервенело-бессмысленная жизнь, не замечаемая и не понимаемая большинством современников, - увы, сегодня норма. Круг ценностных идеалов современного человека сжался до невообразимо примитивных форм. ⌠Чувственное■ - ⌠бог■ современной массовой культуры. Платоновым можно отчасти подавить неуемный пыл нынешней жажды земного счастья. Эсхатологический крест России - страдание. Сбрасывая его, мы и земную жизнь отяжеляем; смиренно неся, можно и эмпирическую жизнь чуть облегчить.

Платонов, с его обостренном чувством бессмысленности существования и напряженнейшим поиском смысла жизни - нужен сегодня как никогда. Пожалуй, только Достоевский может быть поставлен рядом. И вот автор говорит: ⌠Платонов - современник вечности. И, конечно же, наш современник. Он, часто пророчески, отвечает на многие вопросы, которые в неслыханных формах и объемах поставил апокалипсический двадцатый век. Более того, и на сегодняшний день отвечает так, как если бы он среди нас и все видит. Когда начиналась перестройка, и ⌠разные акционерные либералы■, ⌠имея научное выраженье лиц■, обещали народу триумфальный праздник от реформ, как бы следовало многим перечитать Платонова!■ Платонов, говорит далее автор, ⌠помогает по-мудрому видеть мир■.

Наше время еще не состоялось. Поэтому сегодня в России жить особенно больно и трудно; и поэтому - массовый отток ⌠россиян■, просто бегство из России или в реальную Америку, или в массовую ⌠американскую культуру■. Совестливо-мудрый лик Платонова - напоминание всем нам русским, утопшим в суете от погони за американским ⌠счастьем■, напоминание о тоске жизни, о трудном русском Бытии, которое всегда трудно и трагично, во все времена. Экономическая подшлифовка современной России в евро-комфорт жизни - противоестественна и абсурдна. Страдание от тоски жизни - вот русская идея во всем ее трагическом великолепии явленная Платоновым. Автор говорит, что ⌠не только мрачные оценки и пророчества находим мы у Платонова ... Он из тех немногих, кто учит нас жить по правде. Правды легкой не бывает■. И действительно, Платонов обнажил и показал нам нелегкую правду русской жизни.

Будем надеяться вместе с автором, что медленное и трудное возвращение Платонова - знак доброй надежды для нашей навечно нерадостной земной жизни.