Проголосуйте за это произведение |
Искания и размышления
03
августа 2006 года
РУССКАЯ САМОБЫТНОСТЬ
(К вопросу о месте "культуры" в русской
душе)
... боязнь
национально-культурной самобытности - верный симптом грядущего
неототалитаризма, из какой бы части Европы и мира он ни
исходил.
О. Н. Трубачев
... и народ наш - именно
"Христоносец",
Христофор.
Вячеслав
Иванов
- I -
Когда человек поглощен
созерцанием
какого-то предмета или явления (причем не важно - природного или
культурного),
то он воспринимает созерцаемое целостно,
отвлекаясь от деталей и нюансов, то есть он всей механики структурирования
предмета.
Когда же он пытается осмыслить
полученное впечатление, то, вспоминая целостный образ увиденного, он
все
же возрождает в памяти самое главное и существенное, пытаясь вычленить
корень и
ядро предмета. И если удается схватить этот корень, тогда и целостность
восстанавливается. Корень этот есть самобытность
предмета, то есть максимально-плотное сгущение его
неповторимо-оригинальных
свойств в минимальных чертах и характеристиках.
Словарь Владимира Даля
дает наиболее концентрированное, не содержащее лишних семантических
обертонов
понимание слова "самобытный": "сущий сам собою или от себя, своими
силами.
Говоря строго, один Бог самобытен, но зовут так в человеке
самостоятельную
личность и свойства его, в противность всему подражательному, особенно же
творческие дарования его, гениальность. Самобытствовать,
жить самобытно, самосущною жизнию".
Вот это далевское
"говоря
строго" и есть сущность самобытности, в которой раскрывается абсолютная
онтология тварного мира. Поскольку тварное бытие не самостоятельно, но суть
заемное бытие, то самобытность тварного, а значит, его самостоятельность и
оригинальность раскрывается лишь в подражании Творцу-Богу - истинному корню
самобытности. Подражательство в пределах тварного мира - потеря самобытности
и самостоятельности,
а значит обреченность на вторичное существование.
Отталкиваясь от
трактовок
Даля, можно сказать, что само-бытен само-сущий мир идей Платона, который
есть
нетленный образ "скоропреходящего" существования смертного мира. И мир
не
распадается лишь потому, что в нем есть крупицы самобытности - элементы
вечности, скрепляющие хаос не-всеединого бытия. Гармония греческого космоса
-
это гармония идеальных (то есть самобытных) геометрических величин,
образующих
эстетическое благолепие мироздания.
Ветхозаветные стенания
-
это тоска по оставляющему еврейский народ самобытному
Яхве. "Для чего, Господи, стоишь вдали, скрываешь Себя во время скорби?"
- отчаянные
вопрошания псалмопевца, чья душа постоянно охвачена мраком
Богооставленности,
то есть не-самобытного
существования.
В христианстве тварный
мир, естественно, не самобытен, но он получает бытийную силу благодаря
энергийной причастности к само-бытному Богу. И только лишь за счет
проявленной
самобытности Бога в мире в образах Божьих тварное существование получает
необходимую ему меру, гармонию и порядок. Просто получает возможность быть.
Итак, без самобытности
нет никакого существования в мире. Предмет нашего интереса - культурная
самобытность народа, русского народа, прежде всего. Как ее постичь, как
обнаружить и обналичить, как сделать живительным истоком национального
бытия?
- II -
Умный взор проникает
через хаос бесконечных граней предмета к его потаенно-несказанной сути,
которая, изъятая из темной глубины предмета, предстает как очевидное,
прозрачное и доступное. Когда-то именно таким образом В. Розанов попал в
самую
сердцевину русской самобытности, сказав в статье "Л. Н. Толстой и Русская
Церковь", что "Храм вполне заменяет для нашего народа гимназию, школу,
университет, книгу и науку". При всей эпатирующей силе этих слов
(эпатирующей,
прежде всего светско-либеральное "просвещенное" сознание), Розанов все
же
разглядел наиболее оригинальную и даже существенную черту русского
национального бытия. .
Как это храм заменяет
университет, заменяет книгу, да и саму науку? Что за абсурд! А не есть ли
храм
источник книжности, просвещения, культуры? - недоуменно спросят
консервативные
ревнители благочестия. А антицерковная интеллигенция злорадно воскликнет на
эти
слова Розанова, что, мол, правильно, церковь всегда была преградой на пути к
знаниям, разуму, просвещению, поэтому так темен и необразован русский народ.
Правы, конечно,
консерваторы, ибо исторически (и генетически) христианская Церковь является
основой книжной культуры, образования и просвещения (на православном
Востоке) и
также является основой науки как института культуры (на католическом
Западе). И
не перечесть всех капитальнейших и авторитетнейших трудов, показывающих и
доказывающих это.
Но ведь прав и
Розанов,
уловивший корень русского своеобразия, то, что на языке сухого научного
знания
получило наименование - "дихотомия культуры и веры" с однозначными
выводами
о цивилизованной отсталости России. Зловещее клеймо "вторичности",
"заемности",
"несамостоятельности" отечественной культуры, вросшее в плоть и душу
русского (прежде всего, конечно, интеллигентского склада ума)
человека.
Розанов писал против
Толстого, упрекая его великий, но все же личный гений в малости,
однобокости, а
главное - в непонимании феномена "святого
человека", который концентрирует в себе самые фундаментальные
характеристики русской души (на языке культурной теории - менталитета).
Святой
человек как незримое присутствие Духа бесконечно разлит и растворен во всех
порах души русской; он и есть ее "архетип" и "символ" и живое
творческое начало, побуждающее человека к благобытию и благотворению. Святой
человек взывает к Жертве, Подвигу, Самоотречению - всему тому, что и
составляет
"странность" и нелогичность русской души. Святой человек в этом смысле
антитеза "культурному человеку", которому не свойственно "святое
безумие"
самоотречения, но который кропотливо, шаг за шагом, мерной
католико-протестантской поступью строит себе уютный и комфортный мир
цивилизации, про который псалмопевец пафосно воскликнул: "делающие
беззаконие
цветут, чтобы исчезнуть на веки".
Важно то, что этот
"святой
православный человек" выработан исключительно Церковью, ее духом и
историей. И
поэтому "святой человек", как полагает Розанов, "... совершенно
неизвестный Западной Европе и не выработанный ни одною Церковью - ни
католицизмом, ни протестантизмом", то можно полагать, что он и является
подлинным ликом русской культуры, ее стержнем, корнем, ее духоносным
семенем. Именно
здесь - водораздел, разделяющий культурный тип русского от западного
европейца.
И отличающий его на бесконечно несоизмеримую величину.
Что есть "святой
человек" в понимании Розанова, конечно, важно и существенно. Но, все же не
это главное. Главное то, что, во-первых, философ видел этот тип как
аутентично
национальный; во-вторых, раскрыл его глубинную связь с Церковью ("Не зная
церковной службы, совершенно нельзя понять, что такое русский народ и как он
произошел"), и, в-третьих, показал, что Толстой не уловил этого свойства
русской натуры. А значит, в лице
Толстого не понимает его весь лагерь рационалистов: от анти-самодержавных
социалистов - до анти-социалистических либералов вплоть до анти-имперских
постмодернистов.
Русский "святой
человек"
и есть невозможность и безумие, ибо в нем произошло таинство претворения культуры в веру, в котором секулярные
претензии-утопии на счастливую и разумную жизнь в смертном
грешно-непреображенном мире потерпели благочестивый крах, став добродетелью
смирения и надежды. И поэтому жив русский человек исключительно одной только
верою и эта абсолютная вера и есть его собственная "культура". Поэтому
не
бес-культурен русский человек, но сверх-культурен, так как подвигом святости
преодолел
смертную рутину посюстороннего существования, разрушив навсегда иллюзии
высокомерного разума цивилизованно
устроиться в мире зла и порока. Это и есть русская самобытность - отрываться
от
культурного мрака, узаконивающего зло и смерть и стремиться к подлинному и
вечному.
И печалится о том, что
русская душа не приняла культуру, посеянную в живительных недрах
антично-христианского мира, но затем угасшую в схоластической пустыне
западной
цивилизации, не стоит. Вяч. Иванов еще в
В чем бы не видеть
содержание
самобытности, отрицать ее не представляется возможным, если не пойти против
исторической правды. И никто из серьезных мыслителей никогда ее не отрицал.
Но
сегодня она отрицается, отрицается на самом высоком уровне, в самых высоких
инстанциях, ибо именно самобытность является серьезным препятствием на пути
интегративных проектов по созданию единой глобальной культуры.
- III -
Начало прошлого века в
России во многом было сходно с нынешней ситуацией. Культурная перезрелость
страны, проявившаяся в невообразимой плюральности "творческих"
процессов,
породила удивительно унылую и однообразную культуру. Апокалиптика
Серебряного
века, бурлившая эсхатологическими всплесками невиданной мощи, обернулась
построением культуры, лишенной какой бы то ни было метафизической
перспективы. Слишком
разнообразная и разноликая культура - верный путь к угасанию истинного
культурного творчества, путь к исчезновению живой души из культуры и
превращение ее в бесконечную игру духовно неприкаянных и болезненных
форм.
Многие чувствовали
неладное в жизни России. В частности А. Белый писал в статье
"Штемпелеванная
культура": "Интерес "ко всему культурному" порождает эклектизм;
вместо
глубокого проникновения в одну нацию (нация эта не родная) рождается
поверхностный интерес ко всем нациям; так возникает международный базар
искусства
(нечто среднее из искусств всех наций), а отсюда, само собою, привносятся
уже
совершенно коммерческие интересы".
"Международный базар
искусства" - он же и международный базар культуры, потерявшей все
возможные
связи с родным, национальным, корневым - вот суть современной ситуации в
нашей "культурной
сфере". А. Белый тревожно заговорил о плачевном состоянии слова
"самобытность",
от которого открещиваются "космополитством". Это происходит в культуре,
в
которой господствует "интернациональное искусство", доступное и
понятное,
по удачному слову Белого - "интеллигентному плебисциту всего мира",
оторванному и от "здоровой земли народной, и от верхов умственной
аристократии".
Интернационализм,
космополитизм, интеллигентный плебисцит сегодня облачаются в культурный
плюрализм постмодерна, который еще дальше оторвался от абсолютных истоков
Родины. Культурная чернь бесчинствует на пространствах отечественного языка,
природы, истории, духа.
В чем сегодня наиболее
остро проявляется затмение самобытности, что самое страшное в современной
российской ситуации?
Духовно-нравственная индифферентность. Это наиболее гибельное состояние
современного духа. Нравственное мирочувствие дает метафизическую ориентацию
в
Бытии. Поиск смысла жизни через раскрытие смысла смерти позволят понять
высшую,
трагическую значимость человеческого бытия, тем самым оправдать свое всегда
непонятное и несовершенное существование перед другими (прежде всего
ушедшими),
перед Богом. Все это вытесняется сегодня преимущественно "культурной
элитой".
Сокровенное признание Андрея Платонова: "Мне без истины стыдно жить"
предается поруганию и осмеянию. Поиска смысла объявляется неврозом. Как
следствие - установка на информативность и развлекательность, устранение
учительной
функции в искусстве (Гоголь), пропаганда новой дидактики - наслаждение как
высшая цель существования.
Забвение Абсолютов. Духовное и нравственное нечувствие занижает, заземляет
человеческое существование. Человек остается в границах своей
непреображенной
самости, руководствуясь исключительно посюсторонними нуждами плоти. Из
горизонта бытия исчезает Свет Абсолюта, который выводит человека из темной
обители злой и смертной эмпирии. Сама культура перестает быть проводником к
Абсолюту.
Отсутствие аристократизма. Потеря Абсолютов приводит к размыванию границ между
массовой и элитарной культурой. Потеря понятия большого стиля, который
всегда
был разграничительным критерием "высокого" и "низкого". Устраняется
аристократ
духа (термин В. П. Фетисова)
как человеческий тип, который сам является духовным и эстетическим цензором,
не
позволяющим смешивать разные ценности, стили, понятия.
Культурная всеядность. Следствие отсутствия аристократизма. Это духовная неразборчивость
"образованной
черни" (Ницше), которая стремится поглощать как можно больше современности
в
ее даже самых абсурдных и нелепых и низких видах.
Дурная бесконечность форм культуры. Спрос рождает предложение:
культурная
всеядность должна находить свое удовлетворение. Армия новых творцов готова
бесконечно обслуживать самые низкие запросы общества. Поскольку разрушена
ценностная иерархия, это приводит к творческой разнузданности автора,
который
руководствуется исключительно одним мотивом - мотивом самовыражения,
помноженном
на коммерческую выгоду, не сопряженным ни с какими высшими целями. Болезнь
современной "культуры" в том, что она страдает переизбытком текстов, при
отсутствии главных текстов.
Многоликая безликость культуры. Только метафизическое напряжение
духа
способно породить подлинное многообразие творчества. Не-аристократическая,
не-нравственная, не-духовная культура, при всем ее "разнообразии"
(творческом
плюрализме) задыхается в чудовищном однообразии своих "творений".
Культурный обман. Интеллектуальный и культурный истеблишмент усиленно
стремится
создать видимость свободы, творчества, благополучия, старается убедить людей
в
прогрессе культуры, которым можно оправдать свою жизнь. Но бытийного
прироста
не происходит: человек остается в мертвой точке своего так и не затронутого
духом эгоизма. Смена декораций культуры в конце концов не удовлетворят и
обывателя, чья жизнь становится более пустой и страшной, требующей уже
далеко
не культурной наркотизации.
Утрата народности. Истинное творение человека может считаться таковым лишь
при
условии, если оно связывает личную судьбу автора с бытийной судьбой народа.
Это
дает критерии истинного творчества - учить и вдохновлять. Подлинное творение
культуры всегда "заряжено" духовными ценностями, которые передаются при
восприятии творения. Это и есть функция учения - раскрывать высшие ценности
человеческого
существования, тем самым раскрывать человеку его подлинный духовный статус,
который в суете повседневности не очевиден. Даже если творении и не учит
непосредственно (эта цель глубока и требует особой дешифровки), то оно
должно,
по крайней мере, вдохновлять: творческих людей - на творчество, нетворческих
людей на жизнь, которая по мере прозрения в ее истинный смысл становится
творчеством. И учить, и вдохновлять творение культуры может тогда, когда оно
укоренено в соборный опыт народа, который научился соборному благоговению,
соборному переживанию горя и тоски, и соборному преодолению зла и
смерти.
Одним словом, мы
сегодня
имеем ситуацию культурного
тоталитаризма,
когда культура, оторвавшись от метафизического центра Бытия, превратилась в
бесконечный перформенс мелкого творчества незначительных творцов, коим нет
числа. Это мелкое творчество уже никак не связано с теургической функцией
преображения, высветления наличного ужаса дурной реальности, в конечном
счете -
спасения мира и человека от зла и смерти, от абсурда и бессмыслицы.
Современная
культура, озабоченная исключительно лишь самовыражением мелких творцов, как
бы
нарочито подливает абсурда и в, без того, абсурдную реальность созданием
бесконечного количества ненужных артефактов, которыми переполнен рынок
жизни.
Нагромождение культурных феноменов (книг, журналов, выставок, фильмов,
презентаций, конференций, встреч, поездок, обменов и т.д.) ничему не учат,
ни к
чему не призывают, ни к чему не ведут. Суммарный итог культурного делания
равен
нулю. Человека приучают жить в нравственно пустом универсуме, так как
наличная
жизнь не возводится в степень Вечности.
То, о чем писал А.
Белый,
сегодня достигло ужасающих размеров. И поэтому принцип самобытности сейчас
остро нуждается в защите и обосновании. Прежде всего, необходимо
восстановить золотой
фонд классической патриархально-консервативной (святоотеческой и
славянофильской) мысли. Русофильная парадигма бытия должна стать субстанцией
духовной и социальной жизни нации.
Вот некоторые вехи
движения русофильной мысли, в которой отечественная культурная самобытность
проработана
с достаточно высокой степенью духовной и исторической достоверностью. В
основе
историософской традиции, безусловно "Слово о законе и благодати"
Киевского
митрополита Иллариона, в котором культурфилософская мудрость, пророческий
пафос
и светлая вера в благое будущее Русской земли перемежаются с
философско-исторической аналитикой вселенского равенства народов перед
"благодатью".
Законническая "парадигма Агари" сменяется благодатной "парадигмой
Сарры",
тем самым раскрывается вселенская перспектива существования для всех
народов,
выведенных Светом Христовым из узко-языческой тьмы родового национализма в
бесконечный простор абсолютного духовного родства. Каждый народ имеет свою
"метафизическую
долю" в общей бытийной судьбе человечества. В этом различие культурных
обликов разных народов, поскольку их культурные задания различны. Поскольку
"Слово"
по содержанию есть пасхальная проповедь, то можно сказать, что в нем изложен
пасхальный смысл и пасхальное задание России - быть спасительницей мира от ига зла
и
смерти.
Затем душеспасительное
творчество средневековых ученых монахов, невероятный Подвиг митрополита
Евгения
(Болховитинова), историософия Пушкина, страшные прозрения-пророчества
Достоевского, цельная политическая философия Ивана Ильина ... Ряд
естественно
выборочен и неполон и может быть расширен на большем пространстве
текста.
- IV -
С другой стороны,
необходимо современное теоретическое обоснование самобытности, которое
следует
искать в патристической мысли. Культурная самобытность народа есть мера его
духовной самодостаточности, не позволяющая впасть, с одной стороны, в
духовно опустошающий
этноцентризм, с другой, в культурную пустоту общечеловеческой бездны.
Патристическая традиция дала богословски выверенную "формулу"
Богочеловека
Иисуса Христа - неслиянно-нераздельное единство двух природ (Божественной и
человеческой). Эта формула позволила преодолеть еретические искажения
низводить
Христа до уровня Человека, устраняя Божественное, или возводить его до
абсолютной Божественности, устраняя человеческое.
Эта догматическая
формула
может (и даже должна) быть применена к эмпирическому существованию культуры.
Каждый народ, как и каждый человек, имеет, прежде всего, свою,
интимно-конкретную сущность, свой Лик, в котором отражается в индивидуальном
преломлении Абсолютный Эйдос
Бытия,
или иначе - Образ Божий. Не без-ликое
общечеловечество (в действительности - недочеловечество), а соборное единство Божественной
многоликости -
действительной духовной и культурно-исторический фундамент существования
человечества как Рода, в котором некаинова благодать духа - залог и
обетование
его существования.
Принцип духовного
родства
человеческого рода не в секулярной идеологеме "общечеловеческих
ценностей",
а в православном догмате о "неслиянно-нераздельной" сущности двух природ
во
Христе. Всякое единство Рода - это неслиянно-нераздельное существование
народов, как и всякое единство людей в народе - это неслиянно-нераздельное
существование конкретных, уникальных личностей.
Неслиянно-нераздельное
существование
- великий духовный принцип тварного бытия, определяющий метафизическую
конкретику любой сущности в мире. Неслиянно
- значит бесконечно уникально, не-тождественно ни с чем, глубоко интимно и
своеобразно; нераздельно - значит
глубокая духовная основа единства, не позволяющая умереть всякой
единственности
в своем эгоизме всеобщего существования.
Игнорировать
неслиянность
- значит обрекать себя на диктат общечеловеческой аморфности, в которой нет
никакой оригинальности, подлинности, нет любви и творчества, а есть
машиноподобное
бытие "разумных существ" обреченных на труд, потребление и развлечения.
Никакого духовного бытия здесь нет. Философия игнорирования неслиянности -
прежде всего, западная философия
марксизма и выросшего на его почве идеологии социализма, коммунизма,
гуманизма,
капитализма, постмодернизма.
Игнорировать
нераздельность - значит культивировать эгоизм, и личностный и национальный,
и
не видеть глубокой духовной основы человеческого родства, чья духовная
родственность заключается в соборном переживании горькой участи смертных, в
их
общих страданиях и тоске по всеединству. Игнорирование нераздельности
проявляется в идеологии "частной собственности", дающая начало
культурному
индивидуализму, развившемуся в западном Возрождении и давшем уже более
приземленные плоды - в виде романтизма и буржуазности. В итоге - опять
капитализм
и постмодернизм, начало и концы сходятся. Вот почему западные идеологи и их
отечественные адепты бояться говорить о соборности и национально-культурном
своеобразии.
Иными словами, ни
люди,
ни народы не могут полностью ни сойтись, ни разойтись. Сойтись - значит
потерять себя в массе, толпе, "общечеловеческой черни"; разойтись -
значит погибнуть
в гордыне национального эгоизма, так и не почувствовав благодать общего
некаинова родства.
Неслиянно-нераздельное существование - это
принцип высокого трагизма бытия человека, истории, культуры. Сейчас
необходима
национально-ориентированная философия-филология, способная раскрыть
первосмыслы
и первоосновы бытия русского народа. Раскрытие это должно вершиться на полях
Слова, Веры, Духа, то есть на пространствах национальной Идеи, в которой
запечатлены неотмирные смыслы национального бытия. А определены они так, как
это сделал в свое время Владимир Соловьев: "не то что нация думает о себе
во
времени, но то, что Бог думает о ней
в
вечности". Вот русский "святой человек" и дает верную ориентацию в
держании себя перед Вечностью.
***
Итак, русская душа не
бес-культурна, не вне-культура, а сверх-культурна; это значит, русская душа
способна не только на духовные взлеты, подъемы и порывы, на которые способен
каждый
народ (ибо способность к трансценденции - выходу за пределы наличного
существования - отличительно человеческая характеристика); русская душа
способна на сверх-порыв, на неведомое превосхождение
границ самой культуры.
Это не банальная
анархия
и правовой нигилизм, в чем так часто упрекают русского человека либеральные
гуманисты; русской душе тесно и стыдно в пределах, созданных сугубо
человеческим (пускай и творческим) трудом. Культура все же создана
смертными,
чьи нравственные мотивы далеки от идеалов благочестия. А значит культуру
нельзя
идеализировать, иначе она становится идолом. Культура в качестве идола -
пожалуй,
самый жуткий вид идола, и культурное
идолопоклонство, возможно, самый мерзкий тип идолопоклонства.
Русская душа,
презирает
хищнический строй природы, перед которым в эстетическом благоговении
замирают
не-христианские народы Китая и Индии, разоблачает безнравственность
естественных ритмов мироздания, в котором часть должна умереть, чтобы
восторжествовала
безликая гармония Целого, с подозрением относится к возрожденческому
восторгу
перед реабилитированной природно-телесной красотой, способна на более
высокое
презрение - на презрение к самой культуре, но не во имя вне-культурного
нигилизма, а во имя того, что выше самой культуры, во имя того, что лежит за
пределами не только природы, но и культуры.
Человек в культуре не
весь, человек не только не природное, но даже и не совсем культурное
существо.
Образ Божий лежит по ту сторону природы, по ту сторону культуры. Возможно,
он
лежит и по ту сторону самого человека, и человеку необходимо превозмочь
себя,
чтобы подлинно стать человеком. Но превозмочь не сверхчеловеческим усилием
Ницше, а соборным деланием преодоления зла и смерти, которые в
жестокосердных
сердцах правовых и цивилизованных граждан "развитых" стран стали нормой
и
законом. Вот русское прозрение в неотмирную тайну Бытия.
Смысл русской
самобытности - высокий трагизм Бытия. Но именно этот смысл идет в разрез с
кардинальными установками западной культуры - устранение трагизма и
страдания
из жизни, чтобы создать легкое (эвтаназийное) существование и в жизни и в
смерти.
Выход за пределы
культуры
(а тем более цивилизации, как опошленной культуры) в сверх-культурное бытие,
в
лазурную обитель чистой вечности, свободной от всяких отяжеляющих культурных
примесей - вот сущность русской трансценденции, вот и корень русской
самобытности.
И пусть другие народы
бесконечно обустраиваются в смертном мире, пусть строят замки на песке,
пусть
тешат себя различными социальными иллюзиями и утопиями. Русская самобытность
должна твердо держаться своей истины: история человечества - это история
неудавшегося человечества. И никто не вправе отнять у русских их право быть не похожими на другие народы,
которые не стремятся к Правде, к Добру, к Богу, никто не может отнять у
России
ее благочестивое стремление отторгать, не принимать "мир во зле
лежащий",
но стремиться посильно, с помощью Божьей, нравственно преобразить и тем
самым спасти
мир. Именно в этом смысле русский народ является Христоносцем, о чем говорил
Вяч. Иванов, ибо жажда воскресения и есть самая заветная мечта и идея Святой
Руси.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Не согласен так же и с постом. Гедонизм каждый понимает по-своему. Я понимаю гедонизм как стремление к высшему благу - удовольствию, но не только для себя, но и для окружающих! В википедии это названо универсальным гедонизмом или утилитаризмом. И по-моему это нравственно.
|