Рассказы
13 января 2013

Два рассказа

Яблочко

Стояла осень, ее теплая пора, когда изнуряющий жар лета уже позади, а проникающий под одежды влажный холод еще кажется чем-то далеким и почти невозможным.

Год выдался яблочным. Белый налив и коричные отошли, но яблоки антоновской породы были наполнены сочным хрустом и, полупрозрачные, желтели на верхних ветках яблонь.

Урожай был почти собран. Корзины еще стояли в саду, даря ему неземной аромат. Зоя и Коля, состоявшие в законном браке уже двадцать три года, заслуженно отдыхали на цветастой качели белорусского производства. Доставшийся от тещи хворый двухкомнатный домик два года назад превратился в здоровяка из красного кирпича. Места грядок заняли причесанные газоны. Под навесом стоял недавно купленный красавчик Шевролет.

В такие минуты человек и не самой возвышенной натуры захочет добра всему миру и возлюбит ближнюю свою, даже если и не замечал ее последние двадцать два года.

-          Зойк, хочешь яблочка? - вырвалось вдруг у Коли.

-          Да у меня на них и глаза-то не глядят. Пропади они пропадом.

-          Зойк, а ты взгляни вон на ту веточку. Вишь, как антоновское-то налилось, светится, прямо тебе в рот просится.

-          Если честно, я бы сейчас лучше пивка холодненького.

-          Ой, мать, совсем ты потеряла чутье красоты жизни, - сказал Коля и пошел за лестницей.

Поставив лестницу, подарок покойного тестя Григория Никифоровича, Коля полез вверх по похрустывающим ступеням. Лицо его сияло и, пускай небритое, было похоже на то самое светившееся яблоко, которое он решил подарить Ей. Он шел вверх, и в Ней что-то перевернулось и нежно-нежно затрепетало. Вдруг показалось, что Он вот так, ступенька за ступенькой, взойдет на небеса и увидит всю их жизнь - и то, как она не жалея себя за детьми маленькими ходила, отстаивала очереди в магазинах, ухаживала за больным отцом и всегда была предана Ему.

Видимо, уловив Ее мысли, Коля повернулся и улыбнулся Ей так, как, наверное, не улыбался уже двадцать три года. Солнце золотило его седые кудри. Бог западного ветра Зефир набросил их на Его лоб - точно так, как они лежали в день их первой встречи.

Золотое яблочко было уже в Его руках. Но тут подарок Григория Никифоровича хрустнул, зашатался, и мгновение спустя Он уже лежал на обломках лестницы, матерясь и повторяя: .Что, зараза, яблочка захотела?.

Небеса и воды

Вот говорят, что браки совершаются на небесах. Может быть, и так, но, собственно, кто его знает. Хотя, если честно, я в это верю. И еще в то, что иногда они могут совершаться на водах. Во всяком случае, так у меня было. Но вперед забегать не буду. Расскажу все по порядку.

Ну, познакомились мы, как все. На танцах. Это я только потом узнала, что танцплощадка была устроена на месте разрушенного монастыря. Так что можно сказать, что мы познакомились в монастыре. Это я шучу, конечно.

Тараска мне приглянулся сразу. Стоял себе в сторонке и ни с кем не танцевал. Вроде как приглядывался. Я, конечно, отплясывала будь здоров. И все же глаз на него иногда косила, потому что он мне с первого взгляда ужас до чего понравился. А когда танцы закончились, он предложил проводить меня до дому. Вот так шли и молчали. Но молчать было хорошо и почему-то весело. На подходе к дому за руки взялись, но оба молчали по-прежнему, как будто воды в рот набрали. Потом я смелости набралась и спросила, как его зовут. Он тогда и сказал, что зовут его Тарасом и что приехал он в наш город по распределению - будет работать инженером на авиационном заводе. И еще сказал, что давно за мной наблюдает. Он даже откуда-то знал, что меня Аней зовут. И что я в детском садике работаю.

А потом все закрутилось-завертелось, и уже недели через две он пришел к нам в дом просить моей руки. Родители мои сразу же согласились. Тараска им пришелся по сердцу - голубоглазый, белокурый. И еще мускулистый к тому же - он тогда спортом занимался. Короче говоря, симпатичный очень, но не какой-нибудь там жеманный красавчик.

Мне сестра в тот день так и сказала, без обиняков - мол, как ты смогла такого парня отхватить? Вот такая паршивка. Как будто я прокаженная какая или убогая. Хотя, если честно, я сама не пойму, за что меня Тараска полюбил. Кругом столько девчонок красивых, а я вроде как средненькая, без лоску. И жили мы небогато, так что и приданого за мной никакого не было. Поэтому сразу после свадьбы я к нему в общежитие переехала. Комнатка небольшая, прокуренная, но очень-очень счастливая. Я, конечно, там сразу порядок навела. И обои новые поклеила, и пол покрасила. А уж перед рождением Ванюши я и шторки пошила веселенькие и полог с кружавчиками для детской кроватки смастерила. Тараска тогда все охал и ахал от восторга.

А уж когда наша Манюня родилась, нам от завода отдельную квартиру дали. Двухкомнатную. Светлую, просторную - хоть в футбол играй. Тараска с Ванюшей поначалу так и делали - в гостиной в футбол играли, пока люстру не разбили. Но люстра ничего, дело наживное. Не повод для печали. Правда, после этого случая стали с мячиком на улицу выходить. Вот так мы и жили - не тужили. Не хуже других, но и не лучше. А дела до других нам, собственно, и не было. Когда детки малые, забот полон рот - сравнивать себя с другими недосуг.

Так и шла, катилась, как по маслу, наша жизнь счастливая, пока не грянул этот бесовской гром под названием кризис. Будь он трижды неладен. Авиационный завод закрыли, а за ним прикрыли детский сад - здание продали за долги. И откуда повылезали эти долги - одному Богу известно. Все работали исправно, никакие графики не нарушали - а потом раз и: извините, вы в долгах. Просто на голову не налазит. Но это бы ничего, выжить можно - у нас и огородик свой за городом, и леса наши грибами и ягодами не обижены. Детские пособия платили исправно, случайные заработки попадались. Как говорится, горе - не беда. Но Тараска уж больно близко к сердцу все эти безобразия принимал. Посему и к бутылке потянулся. И без того денег кот наплакал, а тут еще стал он последнюю копейку пропивать. Я ходила как неживая, но крепилась ради Манюни с Ванечкой. И ради Тараски. Уж если и я руки опущу - что же тогда с нами будет? А давалось это, прямо скажем, нелегко. Мать с отцом зачастили - и бу-бу-бу, бу-бу-бу, бросай ты этого алкоголика. Да как же я его брошу-то? Ведь он не мусор и не игрушка какая-то. Собаку или кошку бросить грех, а человека-то? Так и терпела, мучилась.

За ту зиму поседела вся, хоть и тридцати мне тогда не было. Но с божьей помощью до Пасхи дожили. По правде говоря, я Пасху люблю. И жду всегда очень. Она вроде как надежду людям дает - и не только на жизнь вечную, но и на то, что их теперешняя жизнь изменится к лучшему, возродится.

Я тогда деньжат немножко к празднику припасла - я посему были у нас на столе все положенные угощения. И пахло, как заведено, - куличами и чистотой. Яйца красили вместе с Манюней и Ванечкой. Сидят, пыхтят - Ванюша от удовольствия аж причмокивает, замысловатые узоры выводит. Смотрела я на них и думала: вот оно, мое счастье-то. И что мне до того, что день выдался пасмурный и заунывный. С крыши грустные капельки падали, будто кто-то невидимый сидит там и тихонько слезки роняет, а мне вдруг вспомнилось, как в наше первое совместное лето Тараска бегал за мной по огороду и из лейки поливал. Капельки были теплые, ласковые.

Вот так, по чьей-то непонятной прихоти в моей душе поселилась вдруг затаенная радость: будто совсем скоро прежняя жизнь - счастливая и безоблачная - возвратится. Да и Тараска, как мне казалось, этот мой тайный настрой уловил - держался, спиртного в рот несколько дней не брал.

Как у нас заведено, после заутренней поехали мы с куличами к моей тетке Лидии. Точнее, не поехали, а поплыли на лодке, потому что дом Лидии на другом берегу реки, а мост коварным половодьем лет пять, как унесло. Снег в наших краях к Пасхе всегда сходит, а вот колючие льдинки по реке еще плывут, но они ничего - как Тараска говорит, для навигации неопасные. Короче говоря, высадились мы на теткином берегу целые и невредимые. И все такие красивые, праздничные. Ванюшка на радостях скачет по свежей лужайке, как молодой козлик, и игрушечной сабелькой размахивает. Даже Тараска по случаю давно забытую белую рубашку одел. Любо-дорого посмотреть.

И еще - бальзамом на душу льется чей-то дивный голос, незнакомый. Вроде как из-за реки:

Скажите, девушки, подружке вашей,
Что я не сплю ночей, о ней мечтаю,
Что всех красавиц она милей и краше.
Я сам хотел признаться ей,
Но слов я не нашел.

А потом потянуло вдруг откуда-то ароматом свежей сирени, хотя до ее первых цветочков было, почитай, еще месяца полтора. Чудеса, да и только.

Стали мы подниматься вверх по голому мыску, и я так замечталась о нашем светлом будущем, что не обратила внимания, как Тараска мой поотстал. А как очнулась - его и след простыл. Обернулась я, и от увиденного сердце мое сжалось и будто ухнуло куда-то в темную бездну. Короче говоря, увидела я, как мой благоверный уже к другому берегу на лодочке причаливает, где его довольные собутыльники дожидаются. Оглянулась по сторонам - ждать подмоги неоткуда. Подумала тогда: что же ты, Тараска, счастье мое намечтанное рушишь? Ну, погоди, мой милый, я научу тебя жить счастливо.

Долго размышлять на эту тему не стала. Внутри меня вдруг растревожилась дремавшая раньше решимость. Я про себя это знаю: терплю, терплю, а потом выдам такое - мама, не горюй.

Только и успела сказать - Ванюша, держи Манюню, - и тут же метнулась к реке. Сапоги скинула, пальто рядышком бросила - и в чем была, плюхнулась в леденистую воду. Если честно, холода я не почувствовала. Был даже жар какой-то. Мне казалось, что пока я плыву, рассекая пучину мерными саженками, темная вода вокруг немножко шипит - словно от раскаленной головешки. А если уж совсем начистоту, то помню я все это, как во сне. Как будто и не со мной все это было, а вроде как я в сухости и полной безопасности наблюдаю за всем этим со стороны. Кому скажешь - не поверят, последней врушкой сочтут.

Правда, помню я очень-очень отчетливо, как Тараска мой впился в меня глазами, как он тоже решительно и бесповоротно сбросил потертое пальтецо на стылую землю и ринулся в воду, как нес меня на берег, хлюпая носом, как поцеловал меня нежно-нежно - уж здесь ошибки быть не могло, это я помню четко. И еще дурочкой любимой называл. Ласково так, совсем необидно. Хотя в другой ситуации я на дурочку бы обиделась, конечно.

С тех пор жизнь наша потекла совсем по-другому. Вернее, по давно забытому старому. Тараска капли в рот не берет. Видать, от холодной воды вылезла в организме, подобно лихорадке, спасительная аллергия на всякое спиртное. И еще - решил без промедления повенчаться со мною в нашей рождественской церкви - чтобы все было, как положено. Хотя раньше считал все это дремучими предрассудками. Работа ему тоже сыскалась. Правда, в другом городе. Но это ничего, мой дом - это не четыре стены и не улица. Мой дом - это Тараска. И Ванюша с Манюней, конечно.

Где они, там и мне хорошо.

Copyright (c) "Русский переплет"
Новый 2013 год на базе отдыха: новогодние туры 2014.