|
|
|
Проголосуйте за это произведение |
ДЕЛО ВЛАДИМИРА ТОЛСТОГО
Творцом своего "возвращения в настоящее" Владимир Толстой с первых ответственных шагов оказался сам. Никакой судьбы, счастливого случая, провидения и прочего не было в том его поступке, когда он, молодой журналист с самой звучной в России фамилией, опубликовал много лет назад в полусоветской еще "Комсомольской правде" статью свою в защиту Ясной Поляны. От усадьбы втихомолку урезались куски земли и происходило еще много чего безобразного, о чем и заявил во всеуслышание не кто-нибудь, а прямой потомок великого русского писателя.
Всех Толстых после этой статьи вполне могли б объявить в безответственности и своекорыстии, постаравшись отбить само желание у них что-то заявлять и требовать; как поставило от себя советское правительство памятник надгробный Гоголю, так и очень был близок Лев Николаевич к такому сиротскому увековечению. Толстые ж и вправду защищали свое, потому как отделить себя от Ясной невозможно было тем, кого соединяла с этой землей духовная и кровная связь родства. Род толстовский - в этом духе один из выдающихся, такого нет ни у одного русского классика. Толстой, сам укоренившись в родовом поместье, укоренил на этой земле и все свое потомство. Для всех нынешних и будущих Толстых Ясная Поляна - это их родина, хоть сами они и разбросаны по всему свету. Это, верно, и стало понятно государственным нашим мужам: автору бунтарской статьи в "Комсомольской правде" было неожиданно предложено стать государственным управляющим в музее-усадьбе, а иначе сказать - им, Толстым, в лице одного из них предложено было нести полную моральную ответственность за судьбу Ясной Поляны при том, что вершить эту судьбу по-прежнему должны были б те же самые чиновники.
Как бывает в подобных историях, Владимиру Толстому была уготована всего лишь роль исполнителя, марионетки, но здесь этот человек совершил другой поступок - одну за одной он стал рвать ниточки, освобождаясь не иначе, как из паутины всеобщей безответственности. Он очень многое стал на себя брать. Здесь невидимые кукловоды рассерженно очнулись, взялись за бразды - и Владимира не то, чтоб ощутимо, резко одернули, а вздернули уж как на дыбу. Способ был тот же, каким сам он когда-то воспользовался, чтоб быть услышанным, но теперь градом газетных разоблачений некие псевдонимы да анонимы встали на защиту Ясной Поляны от самих Толстых: приводились в тех статейках данные о немыслимых растратах и прочее, а пафос был тот, что потомками Толстого растрачены огромные государственные средства, выделенные на музей.
Вся эта история должна была окончиться изгнанием Владимира Толстого из Ясной Поляны. Если этого не произошло, то из-за невероятной его собственной стойкости, и здесь уж он один сопротивлялся только своими человеческими силами гнету всей этой кафкианской чиновничьей машины, включившейся на всю мощь именно для того, чтобы спрессовать одного чужеродного ей человека в мокрую лепешку. Однако ж небольшого росточка, хрупкий даже на вид человек, все э т о выдержал до конца, так что просто не оказалось больше ни сил, ни способов, чтобы его расплющить.
Но вся эта прошлая история не есть факт противостояния
наследных хранителей некой исторической и духовной ценности и государства. Здесь Владимир Толстой, возможно, и неожиданно для самого себя, оказался именно в положении простого смертного директора музея, каких сотни.
Он начал вести музейное дело так, как никогда еще не бывало в России. Он просто оказался первым на этом пути - и его, как первого показавшегося, принялась раздавливать вся та закостенелая монолитная масса, основание которой вдруг потревожилось. Как и во многих областях, в музейном деле вопрос стоит о выживании и о невозможности старых порядков. У государства давно нет денег, чтобы содержать музеи, однако ж есть охота всем в их жизнедеятельности управлять - и все музеи в России, не только Ясная Поляна, застыли опустошенно над той пропастью, которую не ведомо как и одолеть. В силу ясных обстоятельств ни один музей в России не может обрести полную свободу и сделаться частной собственностью, чтобы выжить, но и оставаясь целиком в собственности и распоряжении государства, ни один музей в нынешнем времени возможности выжить в будущем уже не имеет. На наших глазах оказывается весьма расплывчатой даже судьба музеев и хранилищ национального масштаба. Только отстроили, чуть не лопнув от натуги, Третьяковку, как уже спустя короткое время не было денег платить милиции за ее охрану и прочее. Решение о передаче музеев из федерального (понимай - всероссийского, национального) подчинения на прокорм тем республикам и областям, где они расположены, только продлевает их агонию и даже усугубляет множество вопросов. Уже имеют место тяжбы музеев за земельные свои наделы с теми ж местечковыми хозяйчиками районов и областей. Уже и так мало что остается в России вообще скрепляющего, общего и разделение учреждений культуры - это незримый, но уже и необратимый в будущем раздел русской культуры на "культурки" областного да республиканского значения.
Вопрос в том, что в музейном деле, как и во всех областях, в советское время распределяли и властвовали, но уже во время нынешнее в этой области культуры остался царствовать прежний порядок. Только распределяются нынче крохи. Притом директор имеет право только прожить эти крохи: истратить, как велят многочисленные кормящиеся распределением крохотных тех благ чиновники.
Владимир Толстой был первым в своем музейном деле, кто вздумал просить денег не на прожитье, а собственно на дело, и его программа развития Ясной Поляны назначена была в будущем приносить музею прибыль! Ему дали денег, а он вложил эти деньги не в побелку стен да латание крыш, а в подобие производства, заставив государство поневоле сделать то, что называется у нас "инвестициями". Если ж и каждый директор каждого музея начнет по своему разумению управлять теми деньгами, что ему даны, то тогда нечего станет делать чиновникам - кроме тех, которые смогут понимать, как тратить деньги, чтобы это приносило государству доход. И это должны быть чиновники уже, мягко говоря, иначе и современней образованные, потому что наука управлять деньгами - это не та филькина грамота из "пущать" и "не пущать", когда управляют, как марионетками, людьми. Когда возникает деятельность хозяйственная, то у музеев возникают и общие жизненные интересы - и вот создается ассоциация музеев, главой которой избирается Владимир Толстой. И опять же: музейное дело в России тем самым еще ощутимей отстранилось от чиновников. Но и выхода другого нет. Учреждения культурного значения обязательно должны остаться в собственности государства, но только для того, чтобы государство самым надежным образом охраняло их от разграбления, осознавая именно в этой миссии служения и единственную свою привилегию; а вопрос госфинансирования, когда это только возможно, должен решаться как вопрос госинвестиций, то есть вложения денег для их отдачи в отобранные и тщательно выверенные программы или проекты.
Все, что наживает или приобретает Владимир Толстой, принадлежит и в последующем только государству. Вся его предприимчивость имеет целью, что еще ясней, не извлечение просто прибыли и прочее, а исполнение тех мечтаний, которые приходят на ум и в душу человеку ответственному за огромную часть толстовского духовного и материального наследия сегодня. И здесь все задуманное и сделанное уже лично им, Владимиром Толстым - от заведения в усадьбе настоящей пасеки до отстройки культурного центра на Октябрьской улице, известного всей Туле, от ежегодных международных яснополянских писательских встреч до возобновления издания "Ясной Поляны" - расточает благое для всех.
Лучики многих этих дел уходят будто бы во внешний для самой Ясной Поляны мир, отчего многим так и кажется, что вникуда. Яснополянские писательские встречи, издание журнала "Ясная Поляна" - все возвращается опять же на круги своя, окружая новым современным отношением именно настоящую Ясную. В книжной лавке на Октябрьской можно купить лучшие изданные в России книги и все изданное или издаваемое по Толстому, и этой лавкой еще читающие серьезную литературу люди только и питаются духовно. Одна она такая в городе. Содержать ее возможно только в убыток, но есть ведь и другая выгода, которая не деньгами меряется: ее содержат для общей пользы читающих людей, питая ту среду культурную, что окружает Ясную Поляну. Эта книжная лавка существует для студентов и преподавателей университета имени Толстого и пединститута имени Толстого, и вообще для людей, стремящихся к знанию и творческих, знающих здесь в Туле о Толстом, наверное, с рождения. Там же галерея, лучшая в городе. Там же будет открыта уже публичная библиотека; и снова цель - это просвещенный русский город.
Именем Толстого все основано и в Туле, и в той области вокруг Тулы будто бы заново. И нашелся человек, который возвратившись в свое настоящее, оживил и для всех это настоящее. Глупцы, глядя на этот праздник как на ярмарку, могут брезгливо фыркать, взывая к духу Льва Николаевича, того не понимая, что Толстой может быть теперь жив не иначе, как в людях. Сделанное теперь реально в Ясной Поляне для людей, даже для удобства их - это все, что возможно сделать и для памяти Толстого. Владимир Толстой совершил для себя в том нравственный, а не какой бы то ни было другой выбор, потому что совершая такой выбор, только утяжелил свою жизнь и обзавелся еще большей ответственностью. Была б у него та же зарплата, те же льготы как у директора - и жил бы спокойно. Но вместо этой вольготной для себя одного жизни, уготованной чинуше, он делает в Ясной Поляне и вокруг нее все возможное уж по своим силам - все возможное ради людей и для людей, единственно дающих жизнь и будущность тому, что трафаретно называется "музей-усадьба". Волей-неволей, но и сам Владимир Ильич Толстой стал для этих мест уже с в о и м Толстым.
|
Проголосуйте за это произведение |
|
Материал был опубликован 12.III.2001. К сожалению, раньше мы не ставили даты на материалах, но лишь на авторской странице: http://www.pereplet.ru/avtori/pavlov.shtml и обложке журнала.
|
|
