|
|
|
Проголосуйте за это произведение |
Сомнения и споры
20 марта 2008
года
"РАСПАЛАСЬ
СВЯЗЬ
ВРЕМЁН..."
""СЕРЕБРЯНЫЙ
ВЕК",ОБЕРНУВШИЙСЯ ВЕКОМ
КРОВАВЫМ..."
(Части
2-я и 3-я)
ЭПОХИ И
ЛЮДИ.
КУЛЬТУРА - ДУША НАРОДА. Гибели
цивилизации
предшествует распад её культуры. Примеры из древности
(крушение Эллады, Рима, Византии...), из истории обеих Америк (державы майя,
ацтеков, инков) и пр. - вполне банальны.
Справедливо и обратное. Народ,
сохранивший
культуру, не исчезал со сменой поколений: китайцы (даже при сменявших одна
другую чужеземных династиях), евреи (культуру которым заменяла племенная
религия)...
Менее банально утверждение, что серебряный век России, коим принято
так
восхищаться, был на деле фактическим распадом сложившейся в предшествовавшие
два века высокой культуры. Последовал переворот, названный позднее
социалистической революцией, принесший иные духовные ценности (истинность
которых не станем здесь рассматривать).
Одно оправдание: деградация европейской культуры шла тогда повсеместно.
Франция, возглавившая этот поход в никуда,
расплатилась затем своим позором в 1940 году. Роль духовного гниения почти всей Западной
Европы в её капитуляции перед Гитлером почти не исследована. (Я говорю здесь
о
континенте, не без оснований претендовавшем на роль мирового арбитра именно
в
вопросах культуры).
Надо сказать, и Гитлер, и Сталин
были
чрезвычайно озабочены утверждением удобной им культуры, как это они
понимали.
Оба громили и корчевали вырожденческие "измы", активно насаждая
"здоровое
начало"в искусствах и в быту, что (в сочетании с
псевдонаучной мифологией - расистской или марксистской) обеспечило
необыкновенную прочность их режимам. Разоблачая
авангардные уродства сами диктаторы утверждались в
качестве носителей здравого смысла.
Западные "интеллектуалы"(в массе своей недавние
коллаборанты и их выкормыши) с восторгом ссылаются
на
эти гонения, подтверждавшие (в их глазах) прогрессивность "нового
искусства".
Здравый смысл леваки на дух не
переносят.
Итак, две стороны процесса: сумбур в сознании
"интеллектуалов,
властителей дум", и псевдонаучные мифы, возведённые в государственную
идеологию - в единственно подлинный "ЗДРАВЫЙ
СМЫСЛ".
"Тот, кто хочет понять
национал-социалистскую Герма.нию, должен знать Вагнера", . говорил Гитлер.
Сам он, как уверяли близкие ему люди, мог просвистеть оперу Вагнера без
единой фальшивой ноты.
Музыка это непосредствен.ный
выплеск
эмоций, не ассоциированных с конкретным содер.жанием. Музыка зовет
вас, . но туда, куда вы сами уже на.целены;
она
пробуждает дремлющие в вас чувства, усиливает вашу отвагу, но способна
усугубить грусть, подкрепляет го.товность идти в бой или - покончить с собой, броситься с моста в реку...
Музыка спла.чивает людей, подчиняя их маршевому ритму, тогда как иные
модернистские какофонии способны хоть кого привести в психическое
смя.тение...
"Демон некогда повелел Сократу слушаться ду.ха музыки, . писал Александр Блок в своем
ма.нифесте "Интеллигенция
и революция". . Всем телом, всем
сердцем, всем сознанием . слушайте
Революцию".
Какие-то загадочные пересечения смыслову таких,
казалось бы, разных людей...
"Творение Вагнера, появившееся в 1849 году (Блок в данном случае имеет в виду
не
музыку, но манифест композитора "Искусство и
Революция". . М. Т.), связано с "Коммунистическим
манифестом"Маркса и Энгельса, появившимся за год до него. Манифест
Маркса, ми.ровоззрение которого окончательно определилось к этому вре.мени,
как
мировоззрение "реального политика", представляет собою новую для своего
времени картину всей истории челове.чества, разъясняющую исторический смысл
революции...
Творение Вагнера,
который никогда не был "реальным по.литиком", но всегда был художником,
смело обращено ко все.му умственному пролетариату Европы.
Будучи связано с Марк.сом идейно, жизненно, то есть гораздо более прочно,
оно
свя.зано с той революционной бурей, которая пронеслась тогда по
Европе...
Пролетариат, к артистическому чутью которого обращался Вагнер, не
услышал
его призыва в 1849 году. Считаю
нелиш.ним
напомнить ту слишком известную художникам и, увы, все еще не известную
многим "образованным
людям"истину, что это обстоятельство не разочаровало Вагнера, как вообще
слу.чайное
и временное никогда не может разочаровать настояще.го художника, который не
в
силах ошибаться и разочаровы.ваться, ибо дело его есть . дело будущего...
Вагнер все так же жив и все так же нов; когда начинает звучать в воздухе
Революция, звучит ответно и Искусство Ваг.нера...
Новое время тревожно и беспокойно. Тот, кто поймет, что смысл
человеческой
жизни заключается в беспокойстве и тре.воге, уже перестанет быть обывателем.
Это будет уже не са.модовольное ничтожество; это будет новый человек, новая
сту.пень
к артисту"
(А. Блок. Искусство
и революция. 12 марта
1918 г.)...
ВЕРНУСЬ ВКРАТЦЕ К ОДНОМУ ИЗ ПОЛОЖЕНИЙ
моей
предыдущей работы о Блоке: ""СЕРЕБРЯНЫЙ ВЕК",ОБЕРНУВШИЙСЯ..."
Говоря о типологии
личности,
я (в самом грубом приближении) выделяю следующие типы душевной организации:
ЧУВСТВЕННЫЙ, - стремящийся, прежде всего, к наслаждению, к
сиюминутному, с обостренным ощущением бытия, часто непрактичным,
"жадностью
до жизни";
МАТЕРИАЛЬНЫЙ, - воспринимающий мир по преимуществу предметно, с его
практической стороны, рассчитывающий свои действия и в силу этого
ограничивающий себя в удовольствиях;
ДУХОВНЫЙ, - со склонностью к абстрагированию, к углублению в
суть
явлений, часто мнимому, оторванному от реалий.
Чувственность в той или
иной
мере дарована нам самой природой, бродит в крови. И нас инстинктивно
покоряет
естественность чувственной душевной организации при всей ее очевидной
примитивности
и неосознанном эгоизме.
"Здоровая натура".
говорим мы о таких людях, не то посмеиваясь, не то
завидуя этой стихийности...
Материальный склад натуры
уже не прямо привнесен природой, но возник вместе с трудовой деятельностью
человека; он осознал мир как материал, пригодный для обработки себе во
благо.
Склонность такого индивида вторгаться в мир бывает и разрушительна, но чаще
всего . созидательна и
благотворна, хоть побуждением служат сугубо личные потребности . "эгоистические".
"Чтобы снискать себе
завтрак, мы обращаемся не к совести булочника либо колбасника, но к их
карману", . писал Адам Смит.
Люди такого
склада . подлинный материал мировой
истории...
Духовный склад
личности . производное
уже
всей мировой цивилизации, эры возникновения идей и обмена ими.
Все плотское,
материальное,
для личности духовного типа приемлемо лишь в рамках некоей теоретической
модели, оправдывающей действительность.
Кинорежиссер Андрей
Тарковский ответил американскому студенту на вопрос, как тому быть
счастливым: "А ЗАЧЕМ вам быть счастливым?"
ЛЮБАЯ ТИПОЛОГИЯ ЛИЧНОСТИ не может не страдать некоторой
неопределенностью и
абстрактностью. Мозаичность психики, совмещение в ней
разных
сторон, вплоть до взаимоисключающих, мобильность психики, характеризуют ее
приспособляемость к живой действительности. Оттого-то
классификационные
границы кажутся обычно размытыми, нечеткими.
Но именно в конкретной ситуации все сразу становится на свои места,
обнаруживается суть человека, его соответствие времени, эпохе. Вдруг
обнаруживается
преобладание лиц какого-то типа, прежде не замечаемое; сама эпоха
приобретает
вдруг зримое лицо. И можно, обобщая . и огрубляя, естественно . назвать век ХVIII-й . век Екатерины Великой и Людовика
XVI, Казановы и Марии Антуанетты, век
вольнодумцев и авантюристов . ЧУВСТВЕННЫМ веком.
Тон задавала Франция...
"Оргии Пале-Рояля
не
были тайною для Парижа: пример был заразителен...
Алчность
к деньгам соединилась с жаждою наслаждений и рассеянности; имения исчезали,
нравственность гибла; французы смеялись и рассчитывали, и государство
распадалось под игривые припевы сатирических водевилей. Литература, ученость
и
философия оставляли тихий свой кабинет и являлись в кругу большого света
угождать моде, управляя ее мнениями..."
(Пушкин. Арап Петра
Великого).
Все это уже четверть века спустя, сразу же после чудовищного апофеоза,
явившемся закатом эпохи, после Французской революции,
казалось немыслимым. Кем-то остроумно замечено, что в ситуациях, когда
Печорин,
"герой нашего времени", почитавший себя великим сердцеедом, украдкой
пожимает даме ручку, Казанова, подлинный герой века минувшего, лезет прямо
под
юбку...
Из самого Парижа исходят уже иные токи. "Способность сильно
желать
становится все более редкой". . Стендаль сетует на
само "дыхание Парижа, расслабляющее, разрушающее способность
желать".
У "героев"материального ХIХ-го века сама любовная страсть уже настолько поглощается страстью к деньгам, что
они
и сами не разбирают уже, где что. Всё это на страницах Бальзака, Мопассана,
Золя...
Поэт Блок задыхается в таком МАТЕРИАЛЬНОМ мире:
"Век
девятнадцатый, железный,
Воистину
жестокий век!
Тобою
в мрак ночной, беззвездный
Беспечный
брошен человек!
В ночь
умозрительных понятий,
Матерьялистских
малых дел <...>
Век
расшибанья лбов о стену
Экономических
доктрин <...>
Век
буржуазного богатства
(Растущего
незримо зла!).
Под
знаком равенства и братства
Здесь
зрели темные дела... <...>
Тот
век
немало проклинали
И не
устанут проклинать.
И как
избыть его печали?
Он мягко стлал - да жестко спать..."
Поэт жаждет
духовности
бытия:
"Только
что прожили мы ужасающий девятнадцатый век, русский девятнадцатый век, в
частности? Век, который хорошо назван "беспламенным
пожаром"
у одного поэта (Брюсов. Стих. "Фонарики". - М.Т.); блистательный
и
погребальный век, который бросил на живое лицо человека глазетовый покров
механики, позитивизма и экономического материализма, который похоронил
человеческий голос в грохоте машин"
(Блок. Ирония. Ноябрь 1908
г.)
СМЕНА
ДВУХ СТОЛЬ НЕПОХОЖИХ ЭПОХ случилась не вдруг. Должна была произойти Великая
Французская революция, возглавленная кровавыми утопистами, первым из которых
был Робеспьер ("канонизированный"уже в ХХ веке Лениным).
"Неподкупного"Робеспьера
сменил гениальный прагматик и честолюбец Наполеон Бонапарт. И Раскольников,
герой Достоевского, уже и подконец ХIХ
века будет завидовать и попытается подражать этому падшему
герою...
И XIX
век отойдёт в прошлое тоже не сразу.
Тем, кому случается жить в переходное время, не дано понять, что они
свидетели гибели прежней эпохи и - рождения новой.
Сравним:
"Выставки книг (в домашних
библиотеках. -
М.Т.)
- пустое чванство невежд, потому что собрана тут
литературная дребедень, сочинения бездарных писак, тогда как произведения
великих писателей, мудрецов и художников слова совершенно отсутствуют.
Безделье
с утра до вечера, бесконечные приемы и приветствия так называемых
"друзей"...
- все это в конце концов надоедает, и пресыщенные
наслаждениями господа становятся падкими на всякого рода извращения. Вот
блестящий приморский курорт для сановитой аристократии превращается в шумную
ярмарку, в притон утонченного разврата. Вот компании пьяниц
из представителей высшего общества, систематически, точно по правилу
совершающих свои оргии. А вот еще особая мода - обращать ночь в день, а день
в
ночь..."
"То было время, когда любовь, чувства добрые и здоровые считались
пошлостью и пережитком, никто не любил, но все жаждали и, как отравленные,
припадали ко всему острому, раздирающему внутренности. Девушки скрывали свою
невинность, супруги - верность. Разрушение считалось хорошим вкусом,
неврастения - признаком утонченности. Этому учили модные писатели,
возникавшие
в один сезон из небытия. Люди выдумывали себе пороки и извращения, лишь бы
не
прослыть пресными..."
"Всё хорошо, всё дозволено и нет
ничего
ненавидимого - таковы постулаты абсурда".
Похоже, не правда ли? А ведь первое из описаний -
свидетельство историка о распаде античной цивилизации (акад. Р.Ю.
Виппер.
Рим и раннее христианство);
второе -
современник
российского "серебряного века"о настроениях, предшествовавших
большевистскому перевороту (А.Н. Толстой. Хождение по
мукам);
третье -
последующая
философская констатация (Альбер
Камю. Миф о
Сизифе).
Иначе говоря,
неопределённая, явно переходная эпоха, именуемая
нами так величаво - "СЕРЕБРЯНЫЙ ВЕК"- феномен, далеко не единичный в
истории.
Это нередкий случай, когда спасительное
чувство нормы утрачивается разом всем обществом
Такое всегда приходит "предвестником
бурь",
катастроф, гибели. Жутких перемен.
Это - СУМЕРКИ КУЛЬТУРЫ (см. здесь мою
статью под этим названием).
У БЛОКА НА
ПЕРЕЛОМЕ
ВРЕМЁН самые тяжкие предчувствия:
"Двадцатый
век... Еще бездомней,
(Еще чернее и огромней
Тень Люциферова крыла).
<...>
Сознанье
страшное обмана
Всех
прежних малых дел и вер,
И
первый
взлет аэроплана
В
пустыню
неизвестных сфер...
И
отвращение от жизни,
И к
ней
безумная любовь,
И
страсть
и ненависть к отчизне...
И
черная,
земная кровь
Сулит
нам, раздувая вены,
Все разрушая рубежи,
Неслыханные
перемены,
Невиданные
мятежи...
Что ж,
человек? - За ревом стали,
В
огне, в
пороховом дыму,
Какие
огненные дали
Открылись взору твоему?
О чём машин немолчный скрежет,
Зачем пропеллер, воя, режет
Туман холодный и пустой?.."
(Поэма "Возмездие").
Блоковеды
склонны называть это пророчеством.
Лично мне кажется, поэт
как
ослеплённый мечется между эпохами, попросту не понимая, куда он
попал.
"Картина, которую я описываю
("поединок
цивилизации с культурой". - М.Т.), необыкновенно уродлива
и ужасна; свежий человек, попавший в среду XIX
века, мог бы сойти с ума; что, казалось бы, можно придумать невероятнее и
жесточе? Зачем представителям цивилизации нужно так последовательно
преследовать представителей культуры? - Однако картина такова. Я утверждаю,
что
она правдива, потому что чувствую в великом искусстве XIX
века действительную опасность для цивилизации"...
(Блок. Крушение гуманизма. Март-апрель 1919).
Далее - об "истинных ценностях". Бог весть, что
понимал поэт под земными ценностями...
Он - в "незабываемом 19-м"! - кажется, не до конца
сознаёт, что обитает уж в совершенно ином мире...
А ВЕДЬ КАК СЛАВНО ВСЁ НАЧИНАЛОСЬ - диалектикой Гегеля,
"прибавочной
стоимостью", которую следовало изъять у капиталистов и незамедлительно
отдать
пролетариату - ради всеобщего благоденствия и счастья.
Воссиявшая над миром новая истина ослепила даже самых
ярких властителей дум первой трети ХХ века . Анатоля Франса, Бернарда Шоу, Теодора Драйзера, Анри
Барбюса, Ромена Роллана, Линкольна Стеффенса, Рабиндраната Тагора, Луи
Арагона...
Духовность эпохи, пришедшей на смену меркантильному и
расчетливому XIX веку, что называется,
шибала в нос. Не только марксизм, но и любые, социальные
умозрения стали в необычайной цене. Нарасхват были сочинения утопических
социалистов, у которых пытались вызнать черты грядущего, стоявшего,
казалось, у
порога.
Философствовали взахлеб чуть
ли
не со школьной скамьи, оперируя тиражированными в газетных статьях одними и
теми же цитатами. В особенном ходу была мысль
Гегеля
(подхваченная Энгельсом) о свободе как осознанной необходимости. Ею
прямо-таки
упивались, она утешала тогда многих. Даже я, малец,
знал ее наизусть и вроде бы понимал смысл. Когда же, наконец, попробовал
усомниться в ее очевидности и заявил по какому-то сугубо личному поводу, что
свобода . это свобода, и все
тут, мой дядя, рядовой служащий Бердичевского рафинадного завода, прямо-таки
зашелся
в ярости:
-Посмотрите на него! Он думает, что умнее Гегеля!
Сопляк!
Все это мы находим еще у Вольтера в его философских
повестях:
". Мой дорогой
Панглос, . сказал ему Кандид, . когда вас вешали, резали, нещадно били, когда вы
гребли
на галерах, неужто вы продолжали думать, что все в мире идет к
лучшему?
("Все к лучшему в этом лучшем из миров". заповедь
Панглоса).
. Я всегда оставался при своем прежнем
убеждении, . отвечал Панглос, . потому что я философ. Мне непристойно отрекаться от
своих мнений: Лейбниц не мог ошибиться, и предустановленная гармония есть
самое
прекрасное в мире, так же как полнота вселенной и невесомая
материя"(фантомы
материализма, современного Вольтеру).
Дядя мой (заурядная, но не менее характерная фигура,
чем
гениальный Блок) по вечерам после работы потихоньку со словарем переводил
для
себя с немецкого Марксов "Капитал", подозревая уже, что в официальном
переводе упущено, быть может, что-то самое главное,
заветный ключ к царству разума, справедливости и свободы, которая, конечно
же,
представляет собой "осознанную необходимость".
Это он, дядя, настоял, чтобы мне дали мое
имя . Маркс...
Словом, сильна была уверенность в том, что окончательные истины уже
открыты
и осмыслены; личный жизненный опыт, собственный
разум,
здравый смысл, наконец, не ставились ни в грош. Адаптированной, урезанной
цитате верили, своим глазам . нет.
Ах, не прислушались
вовремя к
Гилберту Честертону, задумчиво изрекшему:
"Те, кого мы зовем интеллектуалами, делятся на два класса: одни
поклоняются интеллекту, другие им пользуются. Те, кто пользуются умом, не
станут поклоняться ему - они слишком хорошо его знают. Те, кто поклоняются,
-
не пользуются, судя по тому, что они о нем говорят... Круглых дураков тянет к интеллектуальности, как кошек к
огню".
Да ведь Блок, возможно, пришёл бы в восторг, если б узнал, что мир из
века
материального, "низменного", вступает в новый - ДУХОВНЫЙ
век.
Да как же иначе определить эпоху, где всякое человеческое поползновение
выверялось идеологической меркой, - эпоху Ленина, Сталина, Гитлера, Мао,
торжества самых людоедских ИДЕЙ?
Но как же изменилась самая сущность
человека в ДУХОВНУЮ эпоху - нашего, СОВЕТСКОГО
человека?
Сколь ни духовной позиционировала себя эпоха, философствовали, само
собой,
немногие. Зощенковский обыватель, стихийно, нутром почуявший, что
иной . "внефилософской". свободы нет
и
не будет, высказался определённейшим образом:
"Я всегда симпатизировал центральным убеждениям. Даже вот когда в
эпоху "военного
коммунизма"нэп вводили, я не протестовал. Нэп так нэп. Вам
видней"...
СЫН АЛЕКСАНДРА
БЛОКА.
БОРИС
ПАРАМОНОВ, НАШ ФИЛОСОФ в Нью-Йорке, регулярно просвещал
радиослушателей "Свободы"насчет сексуальных пристрастий русских
классиков.
Такой вот весомый вклад в отечественную словесность. Многое сказано им об
Анне
Ахматовой и Марине Цветаевой, о Мандельштамах - жене и муже, о Герцене с
Чернышевским, об Антоне Чехове и Антоне Макаренко, об актрисе Фаине
Раневской и
прочих замеченных Б. Парамоновым лицах.
И конечно
же,
об Александре Блоке и Любови Дмитриевне Менделеевой, об их странном белом браке. (См.
здесь ""СЕРЕБРЯНЫЙ ВЕК",ОБЕРНУВШИЙСЯ..."
Все это
компетентно, с большим знанием дела, точно сам
свечку
держал.
Должен,
однако, с прискорбием сообщить, что и философы порой дают маху. (Я здесь не
об
австрийце Эрнсте Махе, прищученном в своё время
Владимиром Ильичом).
Как удалось выяснить, увы и ах, Александр Блок не был
импотентом.
Сам я, само собой, "свечку не держал", но -
был
лично знаком с сыном Александра Александровича - Александром ПЕТРОВИЧЕМ Нолле, которого многие
обитатели писательских домов вблизи московского метро "Аэропорт" должно
быть еще помнят как члена домкома, неутомимого общественного деятеля, члена
ССП
А.П. Кулешова.
Происхождение псевдонима посейчас неизвестно мне,
тогда как с фамилией и отчеством всё для вас прояснится далее.
КАК И ПРЕЗИДЕНТ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ, я против клонирования. Я - за то,
чтобы у каждого был свой шанс возникнуть, прорасти и раскрыться. Как говорят
китайцы, пусть расцветают все цветы.
Я сам задолго до президента пришел
к
такой мысли. И вот при каких обстоятельствах.
Когда я был сравнительно молод, мне
определенно благоволил писатель Александр Петрович Кулешов. Не знаете
такого?
Значит, вам не попадалась на глаза брошюра "Советские спортсмены в борьбе
за
мир", выходившая, между прочим, почти ежегодно ("13-е изд., испр. и
доп."...)
самым массовым тиражом. Кроме того, А.П. публиковал спортивные новеллы.
Но, к чести его будь сказано, никогда не сравнивал
себя ни с Мопассаном, ни с Чеховым, ни даже с Юрием Нагибиным, которого знал
лично.
Когда он поучал меня (а он любил это делать), я
никогда не слышал от него, что надо-де повышать литературное мастерство,
читать
классиков, брать с них пример, тому подобные глупости. Нет, его поучения
были
сугубо практическими.
- Пора, наконец, стать членом Союза
писателей!
- Кто меня туда
возьмет?..
- Но вы даже не подаёте документы!
Некоторые подают по пять и по восемь раз. Только так! Имейте в виду: вода
камень точит. А если необходима более строгая аргументация, вот она:
количество
рано или поздно переходит в качество. Научный факт!
Это произносилось с неизменной
улыбочкой, потому что А.П. определенно был незлым человеком. Он пересказывал
мне содержание своей очередной новеллы,
ждал моего вялого одобрения и заключал обычно так:
- Вы, вероятно, слышали, что я
собираю
очередной сборник спортивной прозы. Меня устраивает, как вы пишете. О прочем
вы
догадываетесь...
Я догадывался и катал очередной
очерк.
Гонорар приходил не скоро, но неизменно. И при очередной
встрече А.П. так же неизменно вручал мне авторский экземпляр сборника -
зачастую, между прочим, в почти роскошном переплете с тиснением, где на фоне
знаменитых тогда имен - того же Нагибина, Льва Кассиля, Юрия Власова,
Анатолия
Алексина с Юрием Яковлевым (помните ли таких?), самого А.П. - моя фамилия
выделялась неуместной протяженностью.
И А.П. однажды в самых деликатных выражениях
предложил мне придумать для себя четкий, краткий псевдоним. А так как в
разных
редакциях мне это уже предлагали, я сходу спросил:
- Псевдоним - Кац. Вас
устраивает?
- Не петушитесь, - успокоил А.П. -
У
нас в ССП сплошь евреи - и ничего, как-то обходимся.
Сам А.П. фигурировал в сборниках
сразу
в двух ипостасях: как Александр Кулешов, один из авторов, и как
редактор-составитель - А.П. Нолле. Но псевдоним так прирос к нему, что и
хоронили его только как Кулешова - "прозаика, очеркиста, общественного
деятеля".
Но я забежал
вперед.
Фамилия Нолле казалась благородной,
иноземной, с неким шармом загадочности. Сама по себе выглядела куда более
удачным псевдонимом, чем вполне плебейская - Кулешов. Тем более, что нашими современниками тогда были несколько довольно
известных Кулешовых, попавших даже в энциклопедию.
Я спрашивал А.П. о причинах употребления
псевдонима,
о происхождении его собственной звучной фамилии. И был бы вполне
удовлетворен,
если б он ответил мне хоть как-то внятно. Внятно же объяснил он мне, скажем,
преимущества любовниц перед законными женами, из чего выходило, что в жены
можно брать кого угодно, тогда как любовнице надлежало быть как минимум
темпераментной (по нынешней терминологии - блядовитой)...
У него была симпатичная же
теория
на сей счет, которую я не припомню; но помню, как разжигалось мое
непрошенное любопытство, когда он уклонялся от вышеупомянутых вопросов
насчет
псевдонима и фамилии. Можно сказать, он сам виноват в том, что я расширил
сферу
своей любознательности. И однажды услышал от Льва
Филатова, футбольного философа, теоретика и комментатора (в миру тогда - главного редактора газеты "Советский
спорт"):
- Неужели не знаете? Александр Петрович - сын самого
Блока!
- Какого
Блока?
- Как это
-
какого? Того самого - поэта!
АЛЕКСАНДР БЛОК СКОНЧАЛСЯ 7 августа 1921 г. Дата
рождения Александра Петровича Нолле стала мне известна без каких-то особенных
ухищрений с моей стороны. В ноябре 1971 г. он неожиданно пригласил меня к
себе
в гости в писательский дом у метро "Аэропорт". Мне показалось, что
возникла
какая-то деловая необходимость, - но мы вполне могли бы встретиться и в
издательстве, и просто в метро...
А.П. встретил меня почему-то в майке и
гимнастических
трико со штрипками. Впрочем, он был так сказать старшим
товарищем и пребывал в собственной квартире. Несколько удивило последующее.
Едва я вошел в прихожую, еще в пальто, он выпятил грудную клетку, подобрал
живот и напрягся, расставив согнутые руки, как делают подростки,
демонстрируя
силу.
- Ну, как? - довольный спросил
он.
- Нормально, - сказал
я.
- Можете пощупать бицепсы, -
разрешил
он.
Я пощупал из
вежливости.
- А мне уже за
пятьдесят!..
Я выразил свое
восхищение.
Удовлетворенный, он облачился в
пижаму
и осведомился:
- Предпочтете "Кьянти" или
"Мартини"?
- Да все равно. (Я попросту не
понял,
о чём это он).
- Натуральное, заметьте. Прямиком
из
Безансона, - подчеркнул А.П., выставив передо мной какую-то бутылку.
Он, действительно, только что вернулся из
Европы; вообще, любил намекнуть на подобное обстоятельство, но - без
деталей. Однажды, впрочем, проговорился, что окончил странный институт - военных
переводчиков. Но когда я полюбопытствовал, чем это военный перевод
отличается
от гражданского, вдруг ни к селу ни к городу
ответил:
- Как говорят французы, лучшие
новости
это отсутствие новостей.
И добавил:
- Вы помните, конечно, что Шерлок
Холмс даже не догадывался, что Земля - круглая?
Я этого не
знал.
- Вы не читаете классиков. Это
прискорбно. - Он улыбнулся, давая понять, что шутит. - Для сыщика в его деле
даже как-то проще думать, что Земля - плоская.
Я никогда больше не задавал ему
лишних
вопросов.
Внезапное гостеприимство в тот день, думаю,
связано
было вот с чем. Незадолго до того я, при получении очередного гонорара, из
подхалимажа, конечно, но и с искрой благодарности,
пригласил
его в ресторан. В "Пекин", где до того не был ни разу. Он там деликатно
помогал мне справляться с неловкостью, трогательно позаботился о моей
платежеспособности, мастерски составив меню в пределах приемлемой для меня
суммы. Похоже, он и в Китае побывал...
Когда я спросил его об этом, он вскользь назвал
себя
полпредом нашей писательской общественности.
ВОТ ТАКУЮ НЕЗАУРЯДНУЮ ФИГУРУ я имел удовольствие
видеть в естественной домашней обстановке.
- Собираю очередной сборник, -
сообщил
он, разлив по рюмашкам, - о наших олимпийцах-медалистах. Привлекаю крупные
писательские силы. Нагибин обещал... Вам нравится заголовок - "Золотой
дождь"?
Помнится, в тот раз он все же
обошел
меня. Взамен греющего ожидания гонорара пришлось удовольствоваться лишь этим
гостеприимством.
Помню обстановку квартиры - незаурядную и для
такого
незаурядного фирменного дома, сверху донизу населенного советскими
писателями. Уже прихожая - в регалиях:
коллекция спортивных значков на бархатном полотнище в полстены, костяные
нэцкэ из
Японии, болтающиеся на резинках деревянные раскрашенные скелетики из
Мексики,
еще что-то... Хозяин побывал и на тех и на других Олимпийских играх, а до
того
- и в Риме, и в Мельбурне, кажется, даже в Хельсинки, где в 1952 г.
советские
олимпийцы, выступая впервые, утерли нос Соединенным Штатам и
заслужили
похвалу Вождя Всех Народов.
Воистину А.П. был полпредом! Для советского
писателя
(не говоря уже о прочих наших гражданах) крупной удачей был любой вояж за
рубеж. Он выпрашивался, вымаливался, выбивался; количество таких вояжей (что
непременно отмечалось даже в воспоминаниях потомков, даже в некрологах!)
свидетельствовало о статусе писателя:
до десятка турне в капстраны - маститый, за два-три десятка - фактически
классик.
Низовой писатель добивался такой привилегии
годами,
подчас всю жизнь. Тогда как А.П. бывал за рубежом по двадцати раз в году! И
раскрашенные безделушки в прихожей были всего лишь прелюдией к подлинным
трофеям, замечаемым не сразу. Вот, например, качественная сантехника (не
голубой даже - прямо-таки небесно-лазурный унитаз и пр.), благодаря чему
квартира А.П. выделялась даже и в этом элитном доме.
Но дивная сантехника не была, конечно, самоцелью.
А.П. черпал за рубежом сюжеты для своих новелл; тогда как для главного
своего
труда "Советские спортсмены в борьбе за мир" зачерпнул все же из
отечественной действительности.
Но именно в инобытийной тематике он чувствовал себя воистину Колумбом. И
вот
уже собирался в очередной вояж - можно сказать, на поиски своей
Музы...
В этот момент через гостиную прошла
супруга А.П. с ироническим, как мне показалось, выражением на лице. Мы
безмолвно поклонились друг другу, и она исчезла где-то в недрах квартиры.
Что еще?.. Электрический камин,
регулярно вспыхивающий. Книжный шкаф с корешками подписных изданий, искусно
подобранными по цвету. Бар, встроенный в этот книжный шкаф, с батареей
замысловатых бутылок. И так далее. Все зарубежное, кроме, разумеется, самого
хозяина - вполне отечественного качества.
-
Вам первому (он всосал из рюмашки) - потрясающую новость! Вы видели,
конечно, в "Литературке" поздравление к моему пятидесятилетию? Вот этот
номер. (Газета была развернута на письменном столе под массивным стеклом). К
шестидесятилетию - это сколько бы еще надо ждать, к семидесятилетию -
пожалуйста, каждого поздравляют, без разбора... Но
вы
посмотрите, вы специально поинтересуйтесь - как редко поздравляют у нас с
пятидесятилетием! Ну, разве что какого-то там национала, какого-нибудь кабалкаробардинского - шутка! - классика, ну, само собой,
Сергея Михалкова,
Симонова, Грибачева... Нет-нет, поинтересуйтесь,
скольких трудов это мне стоило! Почти год жизни ухлопал.
И это не все! Я вас тут внес в список приглашенных на банкет по случаю моего
юбилея. Вот посоветуйте: какой зал абонировать в нашем
ЦДЛ - Большой или Малый? Все это не так просто! Я специально пошел на чужой
банкет именно в Большой зал - и знаете, что мне не понравилось? Пустовато
как-то. Человек двести там просто не смотрятся. А вот если б в Малом зале,
многие толпились бы в прихожей. Эффект другой!..
-
Но
поздравление уже давно было... - сказал я, посмотрев на газету под массивным
стеклом.
- Нет, вы все-таки очень далеки от
нашей жизни. Не представляете, каких трудов стоило выбить такой банкет. Год
жизни угроблен, уверяю вас! Да, приходится отмечать
на
полгода позже. Лучше поздно, чем никогда!
- Но, в самом деле, впереди еще и
шестидесяти... и семидесятилетие. Вы ведь сами находите, что прекрасно
выглядите... - От смущения я уже стал
заговариваться.
- И восьмидесятилетие, и дальше. И,
раз
уж между нами, о некрологе в "Литературке" тоже придется позаботиться
заранее. - Он рассмеялся. - Учитесь жить, молодой человек!
80-ЛЕТИЯ НЕ БЫЛО. НЕ БЫЛО И 70-ЛЕТИЯ. Жизнерадостный А.П. скончался от сердечного приступа на
пороге этой даты, - разумеется, не как мы, прочие, в родных пенатах, но - в
странствиях, помнится, в уютном Стокгольме.
Было ли затребовано само
тело
обратно в Москву?.. Некролог определенно был: "писатель... деятель...
безвременно...". Цитирую, конечно, по памяти.
Но опять забегаю
вперед.
На юбилее в Малом зале ЦДЛ я был в
числе приглашенных. В президиуме по правую и левую
руку от юбиляра - "классики
нашей
советской литературы"(так их представил сам юбиляр) Юрий Нагибин и
Анатолий
Алексин. Ожидался Евгений Евтушенко. Его не было. В первом ряду лицом к лицу
с
президиумом - делегаты от чествующих организаций: почему-то представители
милиции и пожарной охраны в мундирах и представитель дипкорпуса - болгарин,
который в своем выступлении назвал Россию - матушкой.
Провозглашались и подносились
приветственные адреса. За литературные заслуги юбиляру был вручен Диплом
почетного пожарного. Он сиял и целовался с каждым оратором. Писатель
Нагибин тепло вспоминал давнюю - без малого 40 лет назад! - случайную
встречу
двух интеллигентных, из литературных семей, московских мальчиков, их чинную
беседу. "Это ваш папа - известный писатель Рыкачев?" "А это вашего
знаменитого папу упоминал сам Маяковский?
Чтобы врассыпную разбежался
Коган,
встреченных увеча
пиками усов... "
При этих словах А.П., успевший поцеловаться с Юрием Марковичем авансом, еще до
выступления, слегка омрачился. Казалось, случайно приоткрылась какая-то
ненужная подробность его жизни. Опытный оратор тут же перекрыл это
замешательство высочайшей патетической руладой:
- Вся жизнь и творчество нашего юбиляра полностью
и
без остатка укладываются всего в две краткие поэтические строчки:
Его шекспировские
страсти
посвящены советской
власти!
Тут все облегченно заулыбались и
захлопали, реабилитируя таким образом счастливого
юбиляра с его, как выяснилось, слегка подмоченным происхождением.
Распорядитель вечера Анатолий Алексин обратил наше
внимание на замечательную скромность Александра Петровича:
- По просьбе юбиляра мы отмечаем
только литературную сторону его поистине многогранной деятельности. Я говорю
об
его новеллах, известных каждому из его друзей. Я бы назвал их поистине
мудрыми
притчами. Автор не понаслышке знает беспросветность западной жизни. Конечно,
в
пересказе и "Анна Каренина" звучит пошло, но, если вкратце, по существу,
я
рискну. Так вот, у героя притчи "Шапка по кругу" заветнейшая мечта -
стать
велогонщиком. Дело, заметьте, происходит в солнечной Италии. Он отказывает
себе
буквально в куске хлеба, лишь бы накопить лир (у них там лиры) и купить
велосипед. Вот, наконец, она - искомая сумма! Но в кармане (неожиданный
сюжетный ход!) представьте, дырка. Трагедия и отчаяние героя! Соседи -
простые
люди, такие же, как он, бедняки - пускают шапку по кругу. Обычная,
представьте
себе, классовая солидарность. Гордый парень отказывается от этих денег.
Друзья
заверяют, что это его деньги: их случайно подобрали на дороге. Но - и тут
еще
один поворот волшебным ключиком сюжета! - выпавшие купюры, представьте себе,
в
самом деле найдены...
Слезы наворачиваются
на глаза, когда видишь этот безотрадный и страшный мир чистогана, - и
писатель
Алексин действительно протёр угол левого глаза.
- А вот притча о человеке, случайно
выигравшем в телелотерее право на бесплатные полеты лайнерами некоей
западной
авиакомпании. Ему (с рекламными целями, конечно!) присваивают шутовское
звание
- Адмирал воздуха. (Так, между прочим, озаглавлена сама притча). Уже он стар
и
нищ, бос и гол - и не умирает потому лишь, что летает взад-вперед на
межконтинентальных линиях, где пассажирам положен бесплатный
завтрак...
Тут тамада запнулся, заметив
активное
брожение зала. Пронесся слух, что банкетные столы в Дубовом зале ЦДЛ (А.П.
обыкновенно называл его "Рыцарским") накрыты в количестве всего шести
штук...
ТАК ВОТ,
КОГДА ОТЫСКАЛИСЬ ДВЕ-ТРИ ЗАЦЕПКИ, я занялся нешуточными разысканиями. Критик
Коган, Петр Семенович, лишь косвенно упоминается в
моем
правдивом повествовании, но, будьте уверены, без
этого
преданного супруга, беззаветно доверявшего своей жене, ничто из описанного
здесь не состоялось бы.
Сам он в своё время был фигурой небезызвестной.
Имя
мелькало в книжных сносках, комментариях и указателях. Попалось мне и в
Литературной, и в обычной энциклопедии. В примечаниях к одному из блоковских
томов оно неожиданно связалось с искомым: девичья фамилия Надежды
Александровны, его супруги, - Нолле.
Моя
исследовательская прыть поугасла, когда выяснилось, что в постельном белье
поэта рылись еще при его жизни, да и незачем было заходить так далеко. Н.А.
сама не делала тайны из своей близости с Блоком. Гордилась ею. Правда, нигде
прямо не говорилось об интимной связи. Напротив, попадались какие-то
противоположные сведения: "Блок активно уворачивается
от женщин. Увязывается ли это с его похвальбой о трехстах мужских
победах?""Казановой
тут и не пахло"... Что-то в этом роде.
Пришлось сопоставлять факты.
Они, Поэт и госпожа Нолле, переписываются с 1913
г.
Встречаются с ноября 1914 г. Ей 26 лет, ему всего-то на 8 лет больше. Она
отмечает нечто чрезвычайно привлекательно-нордическое в его внешности. Блок,
по
ее словам, ценит в ней не только боготворящую его поклонницу, но и чуткую
собеседницу.
Законного супруга Н.А. упоминает лишь в следующей
связи. В свой приезд в Москву в мае 1920 г. поэт (ему 40 лет) почти две
недели
живет в трехкомнатной квартире Коганов (Арбат, 51). "Петр Семенович тотчас
же
заявил, что кабинет, как самую удобную комнату, надо отдать Блоку".
(Невольно
вспоминается самое широкое благоволение четы Бриков "душевно
бесприютному"Маяковскому)...
Блок признается
Н.А.
все в той же бесприютности. "В августе 1920 г. я поехала в Петербург и
прожила там до конца сентября... Однажды после обеда, в прохладный осенний
вечер, мы вышли с Александром Александровичем прогуляться и направились к
Летнему саду... И вот в этот вечер Блок поведал мне о том, что тяжким
бременем
долгие годы лежало на его душе и темной тенью стлалось над светлыми
днями его жизни. Рассказывать об этом я не считаю себя вправе, ибо дала
слово
Блоку никогда и никому об этом не говорить<...>
В
конце сентября я уехала" (обратно в Москву, к мужу).
(О "тяжком бремени"на душе
поэта
всё там же: ""СЕРЕБРЯНЫЙ ВЕК",ОБЕРНУВШИЙСЯ...")
Из
воспоминаний Надежды Александровны
Коган
(как-то
очень кстати, перед самой своей преждевременной
кончиной, предоставленных в машинописной копии сыном Надежды Александровны,
членом ССП А.П. Кулешовым, Литературному архиву СССР):
"В августе 1920 г. я поехала в Петербург и
прожила
там до конца сентября<...> Приехав двумя
днями
ранее условленного срока, я позвонила Александру Александровичу<...> В
конце сентября я уехала" (обратно в Москву, к мужу).
Здесь опускаю (за недостатком места) - о свиданиях
с
Блоком, их прогулки, откровенные беседы. Сами сроки, сопоставленные с
рождением
сына в июне следующего года, не оставляют и тени сомнений в правоте
Цветаевой.
Все это - не для того
, чтобы уличить поэта в адюльтере (он не раз сам себя в этом уличал),
но
дабы последующие рассуждения не повернули читательскую мысль на близко
наезженную тропу. Рождение сына что называется под
занавес, да хотя бы и сам факт адюльтера,
вполне подтверждает сексуальную состоятельность
сорокалетнего поэта.
Он, предчувствуя кончину, в письме
Н.А. Нолле-Коган от 8 января 1921 г.: "Жалейте и лелейте своего будущего
ребенка; если он будет хороший, какой он будет мученик, - он будет
расплачиваться за все, что мы наделали, за каждую минуту наших дней.
Преданный Вам Александр
Блок".
Преданный Вам Александр
Блок".
Личная подпись выделена самим
автором.
Как бы документирована.
БЫЛ ЛИ ХОРОШИМ ЧЕЛОВЕКОМ Александр Петрович,
появившийся на свет в июне 1921 г., не уверен; мучеником он не был, - это
точно.
Своим легким мажорным характером
слишком не похож на папу?.. Я спросил его однажды,
сочиняет ли он стихи. Сочинял ли в юности? Он вдруг цепко взглянул на меня и
внятно произнес:
- Никогда.
Зачем?
Это так. Но, конечно, кроме папы
была
еще и мама. И как сказано кем-то, на потомках гениев природа отдыхает. Вот и
отдыхала.
Согласитесь, после
сотворения
Блока не сразу удаётся перевести дух.
Все же, быть может, остаются
сомнения.
С конца сентября по июнь - конечно, нормальный акушерский срок. Видя цветущего и в пятьдесят лет А.П., можно было быть
уверенным,
что родился он вполне доношенным ребенком. На всякий случай, прибегнем к
открытому мной потом абсолютному свидетельству.
Из Праги М.И. Цветаева - Р. Б.
Гулю 30 марта 1924 г.: "...Странно, что в Россию
поедете.
Где будете жить? В Москве? Хочу подарить Вам своих друзей - Коганов, целую семью, все хорошие. Там блоковский мальчик растет -
Саша, уже большой, три года. Это очень хороший
дом".
Она же - ему же 11 апреля 1924 г.:
"Вы
спрашивали о сыне Блока. Есть. Родился в июне 1921 г. за два месяца до
смерти
Блока. Видела его годовалым ребенком: прекрасным, суровым, с блоковскими
тяжелыми глазами (тяжесть в верхнем веке), с его изогнутым ртом. Похож -
более
нельзя. Читала письмо Блока к его матери, такое слово помню: - "Если это
будет сын, пожелаю ему только одного - смелости". Видела подарки Блока
этому
мальчику: перламутровый фамильный крест, увитый розами<...>, макет
Арлекина из "Балаганчика", - подношение какой-то поклонницы<...>.
Видела любовь Н.А. Коган к Блоку. Узнав о его смерти, она, кормя сына, вся
зажалась внутренне, не дала воли слезам. А десять дней спустя
ходила в марлевой маске - ужасающая нервная экзема от "задержанного
аффекта".
Мальчик растет красивый и
счастливый, в П.С. Когане он нашел самого любящего отца. А тот папа так и
остался там - "на портрете".
Будут говорить "не блоковский"
-
не верьте: это негодяи
говорят".
УМЕСТНА, НАКОНЕЦ, НЕБОЛЬШАЯ СПРАВКА О ЛЮБЯЩЕМ
ОТЦЕ. В
какой интеллектуальной атмосфере рос будущий советский писатель? Судите
сами,
сказалось ли это на нем.
Задумайтесь над соотношением генетических
предпосылок
и внешних обстоятельств.
Петр Семенович Коган - известный в оные годы
литературовед и критик, автор солидных многотомников, выдержавших в общей
сложности более двух десятков изданий: "Очерки по истории
западноевропейской
литературы", "Очерки по истории новейшей русской литературы", что-то
еще
такое по истории греческой литературы...
Известно,
стиль - это человек. Уместен поэтому типичный образец стиля Петра Семеновича
из
очерка об одном из мастеров прозы
нашего "серебряного
века"Борисе
Зайцеве:
"Россию писатель любит за её
.широкие сени. (! - здесь и далее М.Т.), за .синеющие дали верст., за
.ласковый
и утолительный (!) привет безбрежных нив., за то, что .берет она на свою
мощную
грудь бедных сынов своих, обнимает руками многоверстыми (!), поит известной
(!?) силой.... Река Ока у истинно русского человека .легла вольным
зеркальным
телом, как величавая молодка...."
Я бы отметил здесь сразу два стиля: русский,
тяготеющий к былинности ("Ой ты, гой еси...") и еврейский местечковый
восторг перед этой эпической
ширью.
Ну, не мог Петр Семенович знать тогда, в 1910
году,
что вскорости случится чёрт-те что - революция! - истинно русский писатель
укатит в эмиграцию и объявится там "христианским мистиком с
отчетливыми антисоветскими взглядами"(СЭС)...
Что ни говорите, вовремя почил наш критик (см.
ниже),
о чем сынишка его в свое время естественно поскорбел.
Знакомился ли он с творчеством папы? Не отсюда ли
истоки его собственного стиля?..
П.С. Коган, президент советской Академии
художественных наук (!), упокоился в 1932 году в Москве, само собой, на
Новодевичьем, зарезервировав таким образом
родственное
место для жены (1966 г.) и для сына (1990 г.)...
ПИСАТЕЛИ ЛЮБЯТ ПИСАТЬ ДРУГ О ДРУГЕ. Это понятно.
Это
существенно повышает взаимный рейтинг. Достоевский тепло
отозвался
о Пушкине, Чехов и Толстой - друг о
друге, Горький - о Толстом и Чехове, Федин - о Горьком, еще кто-то - о
Федине...
Активный литературный процесс. В писательские ряды вливаются все новые силы.
Я был уверен, что где-то кто-то упоминал и об
Александре Кулешове. Предпринял разыскания. Перерыл тома. Конечно, А.П. - не
Лев Толстой. С Толстым вообще проще: он практически не покидал своей Ясной
Поляны, тогда как А.П. побывал и в Австралии. И в воспоминаниях современников не могли не
отразиться обе ипостаси этой бурной жизни: в пределах отечества и - вне его пределов...
Я все-таки нашел то, что искал.
Рассказ
Юрия Нагибина "Полет с президентом" начинается так: "Мы - писатель
Александр Кулешов и я - летели из Браззавиля в Москву через Париж".
И все? И все. Этого недостаточно? "...из
Браззавиля
через Париж..."! С президентом! (Правда, вшивенькой республики, где
военные
перевороты с частотой, примерно, наших погодных сезонов).
А вот реалистическая
"Иванькиада"
Владимира Войновича - об ещё близкой нам отечественной действительности,
художественное отражение эпических жилищных проблем. На правлении ЖСК
"Московский
писатель" сам автор В. Войнович открыто и публично, в присущей ему манере,
заявил права на освободившуюся жилплощадь. Далее по тексту: "- Наглое
заявление, - сказал кому-то член правления ЖСК А.
Кулешов".
И все? Да, все. Я знаю многих,
вовсе
не замеченных художественной литературой. Думаю, это не справедливо. Почему
только так: "Жизнь
Замечательных
Людей"? А с незамечательными как же? На десяток замечательных членов
бывшего
Союза Советских писателей тысяч десять тоже, между прочим, незамечательных,
но вполне
живых душ. Они-то и есть (были!) те самые широкие массы (писательские или
другие), которые, согласно марксистской диалектике (вроде бы до сих пор не
отмененной никем?) являются подлинным творцом истории. Это они, а не кто-то
один - замечательный в своем роде, составляют подлинную физиономию эпохи -
и,
значит, вне очереди могут рассчитывать на благодарную память
потомков.
Единственная трудность
(перед
которой обычно пасуют мемуаристы): кого же избрать в полномочные
представители
такой монолитной спаянной массы? Случай помог мне: сын гения самой судьбой
выделен и отмечен.
Да, я не ставил своего героя в один
ряд с другими, куда более известными и, может быть, заслуженными писателями.
Выдерживал дистанцию. Но не думаю, чтобы я хоть как-то очернил его. Это ни в
коем случае не входило в мои намерения. Все-таки, он благодетельствовал
мне.
А я тогда был бомжем в столице (без жилья и
московской ПРОПИСКИ), скрывал
это как мог и подрабатывал случайными редакционными
заданиями. Вот так шесть лет (1955-1961 гг.) Самому не верится!
Мне кажется, А.П. о чем-то догадывался, потому что
ни
разу не спросил меня, где я живу, как семья, родители, ел ли я сегодня и не
ночую ли на вокзале. Мог, наверное, каждую минуту заложить и сдать.
Но, заметьте, не заложил и не сдал. Спасибо ему за это!
И пусть, конечно, расцветают все
цветы!
>>>>>>>>>>>>>>>>>MCT<<<<<<<<<<<<<<<<<<
|
Проголосуйте за это произведение |
С уважегнием, Валерий
|
>>>>>>>>>>>>><<<<<<<<<<<<<<< Спасибо за внимание к моей работе. Прошу прощения у читателей за разношрифтовый текст. Может быть, программное обеспечение не готово к адекватному переносу? Или вина моего компьютера?..
|
|
|
АНОНИМ. У Д. Быкова нет ни такой работы, ни такого текста... !!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! Дмитрий Быкоа. ╚Огонёк╩ ╧ 31/2008 http://www.ogoniok.com/5056/26/ Есть один интересный нюанс: начиная с эпохи модернизма, который весь, очень возможно, был одной большой обманкой (такую крайнюю точку зрения высказывает не только не очень умный Илья Глазунов, но и чрезвычайно умный историк Маркс Тартаковский), стали с грибной скоростью плодиться люди, почитавшие расхождение с современностью невыносимо дурным тономПервыми, естественно, сориентировались женщины, для которых понятие моды вообще чрезвычайно актуально. Интеллектуальные женщины с начала века чего только не носили: и символизм, и футуризм (и даже кубофутуризм)... Надо, разумеется, отличать женщин-творцов от женщин-модисток: первые моду игнорируют (или задают, что то же самое), вторые -- подхватывают. Берберова, при всех ее великолепных человеческих качествах, была женщиной-спутницей, женщиной, которая первой распознает моду и приноравливается к ней. В ее жизни была мода и на свободную любовь, и на пролетарскую прозу, и на Олешу, и на Америку, и даже Ходасевича она признала великим поэтом только тогда, когда признание это, на волне перестроечного возвращения эмигрантской литературы, совершилось в России. Но о гениальности Ходасевича чуть позже. Пока же отметим, что весь XX век прошел под знаком актуального искусства, от которого к концу века осталось очень мало -- примерно как от футуристов или имажинистов. Измы стали главнее текстов, главным жанром литературы сделались манифесты, и, сказать по чести, от прозы XX века в активном читательском обиходе останется очень немногое. Разумею не массовую литературу, естественно, а читателя и зрителя сколько-нибудь подготовленного, однако и он едва ли назовет Джойса или Кафку в числе своих ╚настольных╩ писателей. Благополучно прошли времена, когда заявление ╚Обожаю Джойса╩ или ╚Кафка определил мое мировоззрение╩ хиляло в приличном обществе. Сегодня это такой же моветон, как малиновый пиджак. При этом Джойс и Кафка остаются большими писателями -- кто спорит, -- но традиционализм ими никак не упразднен................
|
|
=============================================== "Интеллигенция и Революция" Блока документ эпохи, и ссылка на него может быть аргументом. Но если это аргумент приведен в дискуссии о смысле истории, он должен быть сам осмыслен в контексте истории и биографии, в данном случае, поэта. М. Тартаковский привел ценные свидетельства, во что развился тот контекст, внутри которого ссылка на Блока могла бы иметь смысл. ╚Мыслитель╩ может возразить, что эти свидетельства частично являются только ╚слухами╩ и частично метаниями больного человека. А вот, мол, сама статья "Интеллигенция и Революция" это документ с однозначным смыслом! Но свидетельства, приведенные, Тартаковским побуждают прочитать статью их свете, посмотреть, не заключена ли в восторгах поэта 1918 года неизбежность его ужаса в 1921 года. Поэт писал: ╚В том потоке мыслей и предчувствий, который захватил меня десять лет назад, было смешанное чувство России: тоска, ужас, покаяние, надеждаРоссии суждено пережить муки, унижения, разделения; но она выйдет из этих унижений новой и - по-новому великой Что же задумано?... Переделать все. Устроить так, чтобы все стало новым; чтобы лживая, грязная, скучная, безобразная наша жизнь стала справедливой, чистой, веселой и прекрасной жизньюЗа душевностью - кровь. Душа кровь притягивает. Бороться с ужасами может лишь дух. К чему загораживать душевностью пути к духовности? Прекрасное и без того трудно. Всем телом, всем сердцем, всем сознанием - слушайте Революцию╩. И Блок протягивает руку лениным и троцким: Революции ╚сродни природе. Горе тем, кто думает найти в революции исполнение только своих мечтаний, как бы высоки и благородны они ни были╩. Так почему столь быстро, всего через три года, музыка Революции стала звучать для него ужасной какофонией, и ее дух удушением? Он думал о Революции как о природной очищающей силе, но она оказалась грязевым потоком. Духовности в ней не оказалось, и жизнь стала еще более лживой и грязной. Лениных и троцких этим не обескуражишь они знают себя агентами законов истории! Но не Блок! Можно быть уверенным, что поэт не отказался от мысли, что Россия должна была пройти через революцию, но не через ЭТУ. Он воспевал ее как Прекрасную Даму: ╚Жить стоит только так, чтобы предъявлять безмерные требования к жизни: все или ничего; ждать нежданного; верить не в "то, чего нет на свете", " а в то, что должно быть на свете; пусть сейчас этого нет и долго не будет. Но жизнь отдаст нам это, ибо она - прекрасна╩. Но в отличие от тех, кто оправдывал ее преступления тем, что ╚революции в белых перчатках не делают╩, Блок увидел под этими перчатками несмываемую кровь на руках ╚Двенадцати╩ (большевиков). Человечность поэта побудила его отбросить поэтическое покрывало с лица новой ╚прекрасной дамы╩, и он увидел ее безобразие. Но другой красоты он уже найти не мог, и я согласен с М. Тартаковским: именно поэтому поэт сказал о себе: "Писать стихи забывший Блок" Итог: В "Интеллигенции и Революции" Блок мечтал услышать в Революции прекрасную музыку, она разразилась какофонией. Можно с этим не согласиться, говоря, что сам Блок оказался в 1921 г. зараженным чувствительностью, гордостью и ехидством, в которых он упрекал интеллигенцию в 1918 г. Но тогда не надо и ссылаться на него, как на аргумент истории. Однако история его отношения к Революции есть аргумент! P.S. Недавно в Гостевой (berkovich-zametki.com) прошла короткая дискуссия об Эренбурге. В ней не вспоминался его ответ Блоку. Не согласившись с Блоком ни в оценке Революции, ни в оценке интеллигенции, Эренбург сказал: ╚Не пропадет, не сгинет Россия, хоть отдала свою разбойную красу ныне "чародею" - не Стеньке Разину, не Бронштейну даже, а деловитому Германцу. Опомнится она, опомнитесь и вы, Блок, и мне горько и страшно за вас╩. Ошибся и Эренбург. Не опомнилась Россия!
|
"О, я хочу безумно жить: Ну и как вы мыслите себе ВОЧЕЛОВЕЧИВАНИЕ ВСЕГО - от зверя до отвертки?
Похоже на МУЛЬТФИЛЬМЫ: (ре)АНИМАЦИЯ -
Александру Блоку "Простим угрюмство" :-)
|
ДО "СЫН А.БЛОКА" Блестяще написано до части "Сын Александра Блока". Хочется цитировать фрагменты: - "КУЛЬТУРА - ДУША НАРОДА. Гибели цивилизации предшествует распад её культуры. Примеры из древности (крушение Эллады, Рима, Византии...), из истории обеих Америк (державы майя, ацтеков, инков) и пр. - вполне банальны. Справедливо и обратное. Народ, сохранивший культуру, не исчезал со сменой поколений: китайцы (даже при сменявших одна другую чужеземных династиях ...)" - А в этом "сыне А.Блока" какое-то патологическое копание в личной жизни классика. Нам это надо? Тысячу раз нет. Так мне кажется. Или я не прав? / Н., декабрь 2009 - го /
|
|
|
[77.91.64.98] LOM http://www.pereplet.ru/avtori/lyubimov.html - Это интересно.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~ В самые первые годы второго тысячелетия в сообщения в дискуссионном клубе можно было вставлять рисунки (небольшие - если совесть есть, чтобы не замедлять загрузку). Позже эта функция почему-то перестала работать, хотя компьютеры у народа стали мощнее - несуразность, которая не украшает журнал - во всех смыслах. Одна лишь прелестная анимашка - кот, который бегает туда-сюда не только рядом с кошачьим ящиком, но и в других местах: вот и в "Дискуссионный клуб" забежал. В поисках ушедшего хозяина? Попробуем вставить котика в сообщение:
Не получится увидеть картинку здесь -
Идет направо - песнь заводит: "Дорогой длинною", Ни дуба, ни цепей! :-)
Кто ищет, тот всегда найдет
"
Слушайте Революцию", не только себя. :-)
>
|
Почему же сейчас картинки не вставляются?
|
Red.:
Red.: в желаемом месте текста пишется фраза: img src="" border=0
Внутри кавычек помещаете адрес рисунка, http://www.pereplet.ru/avtori/tartakovskiy.jpg вот так: img src="http://www.pereplet.ru/avtori/tartakovskiy.jpg" border=0
Строчку выше ... обязательно надо поместитьв угловые скобки: < ... >
Please contact the server administrator, ivan@pereplet.ru
Может быть, здешняя система - самодержавие: все делается САМО;
и администратор ivan - просто кибер?
Пока же лицо журнала выглядит архаично. http://www.pereplet.ru/text/tartakovskiy20aug08.html
|
Я - ру-ССК-их. :-)
Ну и что?
|
|
|
Словом, ╚пир духа╩, как говаривал Михаил Сергеевич Горбачёв. Но вот он, гимн ╚Золотого века╩: ╚...Подымем стаканы, содвинем их разом! Да здравствуют музы, да здравствует разум! Ты, солнце святое, гори! Как эта лампада бледнеет Пред ясным восходом зари, Так ложная мудрость мерцает и тлеет Пред солнцем бессмертным ума. Да здравствует солнце, да скроется тьма!╩ А вот, как итожится ╚Серебряный век╩: ╚...Ты в памяти черной, пошарив, найдешь До самого локтя перчатки, И ночь Петербурга, и в сумраке лож Тот запах и душный, и сладкий. И ветер с залива... А там, между строк, Минуя и ахи и охи, Тебе улыбнется презрительно Блок Трагический тенор эпохи╩... ╚Золотой век╩ знаменует подъём человеческого духа, ╚Серебряный╩ - его катастрофический упадок. То же - в Германии. Иоганн Вольфганг Гёте: ╚...Я предан этой мысли! Жизни годы Прошли не даром; ясен предо мной Конечный вывод мудрости земной: Лишь тот достоин жизни и свободы, Кто каждый день за них идёт на бой!╩ Райнер Мария Рильке. ╚...Ты пронесся, мой час безвестный. Больно ранил меня крылом. Что мне делать с собственной песней, с этой ночью и с этим днем?..╩ Предельно зримо фильм ╚Кабаре╩: деградация личности и нации накануне победы нацистов. У Блока поэма ╚Двенадцать╩: Христос, возглавляющий краснознаменных погромщиков. ╚Серебряный век╩ предтеча ВЕКА КРОВАВОГО. ╚И маятник, качнувшись влево, качнётся вправо╩ (Иосиф Бродский). Большевизм и нацизм зловещая имитация вздымания человеческого духа...
|
Уж как-то топорно у Вас выходит... А как же у того же Блока:
О весна, без конца и без края! Без конца и без края мечта! Узнаю тебя, жизнь, принимаю, И приветствую звоном щита!
Поэзия - это не анатомический театр. Ведь, по логике, Вы чуть-чуть не дотянули, что ницшевский Заратустра - предтеча Адольфа.
|
Вы пошляк, раз позволяете себе такие эстапады. Заявление ваше мерзко по существу. Достаточно отметить, что большевики прекратили многовековую традицию погромов в Украине и в Белоруссии, а в Петрограде никогда погромов не было. Надо прочитать Джона Рида, чтобы убедиться в этом - это документ. Грабежи и насилие люмпенов прекращались большевиками повсеместно. Вам должно быть стыдно, но вы, по-видимому, не знаете, что это такое.
|
