Дебют
29.I.2008

ТРИ РАССКАЗИКА

ДУПЛЕТОМ, ИЛИ ПРАВАЯ НОГА СПЕЦНАЗОВЦА ВИТЯКИ

Собака состарилась.

Вообще из конуры не вылезала, а если и гавкала, то, наверное, больше от того, что жизнь совсем стала несносной. Своих и то еле-еле узнает. И все ей до лампочки.

Вылезла как то раз на белый дворовый свет: шерсть битым валенком, спина колесом, а хвоста вообще не видно.

Вот поэтому жена, истинная хозяйка дома, и сказала Васе:

- Взял бы и отвел собаку к ветеринару. Ведь все равно телевизор будешь смотреть.

Рая размешивает корм в ведре. Сейчас Вася вынесет в сарай двум ненасытным. И сквозь работающий телевизор слышно, как они дружно визжат. Их время подошло.

- Давай! - неожиданно согласился Вася. - Только один я не пойду. Это ведь через весь город идти надо. Бутылка! Да еще и деньги на лекарство.

- Ишь ты! Размахнулся! Бутылка, да еще и деньги. И так сдохнет.

Но минут через пятнадцать подошла к конуре.

- Рыжик! Рыжик!! - позвала она.

Какой там Рыжик, собака только голову подняла, узнал: не узнал. И глазами уже не моргает, того и гляди остекленеет сразу.

Хозяйка поставила миску с водой.

Рыжик все ж таки вылез из конуры, подошел к белому.

Всю жизнь был сукой, даже потомство раза три принес, и всю жизнь под мужской кликухой.

Лакнул два раза и залез в свое.

Рая было уже решилась, да забыла, что сегодня воскресенье.

Однако Вася возразил:

- Да ты что, это же общество защиты животных! Их же патронирует сама Америка!! А там - всегда на страже! Да и доллары им платят. Усыпят с радостью. Но ведь двоим придется идти, вдруг собака взбесится. Думаешь, он не догадается, куда его волокут?!

Пришлось решаться.

Хозяйка все таки выдала бутылку из своих сундуковых запасов, Вася оделся и подошел к конуре.

Рыжик вылез и глянул вверх, на небо. Вася вздохнул. Двенадцать лет не меньше. Словно и не было их.

Поводок Вася сделал из остатка алюминиевого провода, в голубой оплетке.

Когда продевал под ошейник - все руки стали грязные от старой шерсти и запаха.

Рая открыла им дверь и пошли они.

А Рыжик уже знал куда.

К другу Васиному, у него ружье есть, а закуску найдем.

Друг соответствовал моменту. Не стал говорить, что занят, что нет пороху, только поинтересовался какой дробью, утиной или, может, самой картечью.

На что Вася резонно ответил, что лучше всего было бы спросить непосредственно у клиента.

Клиент был не против, хвостом махнул.

Вот так, компанией, в три живых тела, покинули улицу, и пошли к лесу.

Там есть овраг и там наша общая помойка.

Официальная и неофициальная. Раньше тут пионерские сборы были, флаги шумели и ночные костры.

А теперь только комиссии приезжают.

В основном же, все свелось к повышению налога на обслуживание.

Она и сейчас, эта помойка, дымилась и воняла разными человеческими вещами в себе, будь то остатки из макаронного цеха, либо же просто отходы строительства или там трупы любимых домашних животных.

Как у Стивена, у Кинга нашего. Он теперь у нас иногда заместо бога нашего.

Вася и его друг пошли на свое место, под обрыв, тут свободно от свежего мусора, машины сюда не доедут, тут меньше дыма и лучше обзор. Рыжика оставили на привычном месте, как раз на краю обрыва.

Никто к нам не подойдет незаметным, Рыжик исполнит последнюю волю хозяина.

Вася и его друг устроились на ящиках, нашли доску-стол и стали провожать и лето, и Рыжика в последний путь.

Хорошая была собака, но и лето тоже не подкачало. Уйдут они и заберут часть нашей жизни.

Друг Васи был не только охотник, но и отменный рыбак, вот почему на столе копченая рыбка, рыбные самодельные консервы, кусок вяленого лосиного мяса.

Хлеба немного, хлебом и умными разговорами нас накормят дома. И по телевизору. А тут мы - мужики.

Друг Васи достал свой нож, самыми тонкими слоями нарезал кусочек хлеба и одним взмахом отмахнул кусок лосятины. Приподнялся и бросил наверх к ногам Рыжика.

Рыжик пытался махнуть хвостом и остался стоять.

Стали есть и потихоньку выпивать, спешить некуда.

Потом друг обронил: - Ты Витяку Сороку знал!? На улице Пионерской жил. Он еще в области, в Омоне служил.

- Ну? - спросил Вася. В руке у него стаканчик, он принюхивается.

Самогон Рая дала не очень. Надо будет не забыть сказать ей об этом.

- Да вот тебе и ну! - сказал друг. - В командировке в Чечне поехал на автоцистерне за водой. А привезли его без одной ноги, цистерна вдребезги. Вчера моя тетка к ним ходила. Мать плачет. Собирается ехать в госпиталь.

-Фугас? - спросил Вася.

- А то! - ответил друг. Его мать моей говорит: хоть поцелую, хоть поглажу последнюю ножку сыночку, пока она еще живая, пока он еще не в себе. Мать ей еще молитву переписала. Пишут обое и плачут.

Выпили за здоровье соседа.

Но все равно было хорошо. Потом Вася встал, прошелся наверх, навестил кандидата.

Рыжик стоял в одном и том же положении, что - что, а команды он выполнял строго, дотошно, как чиновник из рассказов Чехова.

Вася погладил его по спине, в том месте, где более-менее чисто. Вздохнул, снял провод.

- Ты свободен, мой друг!! Ты свободен, ты птичка, для тебя демократия вкруговую! Только подвинься еще немного, вот сюда.

Рыжик выполнил приказание и махнул хвостом. Думает он им, что ли!?

Вася спустился вниз, и стали поспешать. Бутылку допили, рыбку разделили честно и договорились по пиву.

Вася поднял лицо вверх.

На фоне самого темно-синего осеннего неба вечернего торчала морда собаки.

Хозяин подал голос:

- Эй вы там, наверху! Рыжик! Ты еще живой!? Смотри сюда, а не в ту степь, сейчас для тебе вылетит птичка, не шевелись!

Друг достал патроны, зарядил ружье, вскинул стволы вверх.

- Внимание! - сказал он - Снимаю!!

Снизу и вверх раздался брызжущий грохот.

По пьянке и в честь Витяки друг стрелял дуплетом, хотя и бекасиной дробью.

И вот оно!! С новой яркой и молодой болью жизнь, глаза и свод черепа собаки брызгнули на ярко-синий небосвод.

Собака исчезла - одно только отброшенное туловище без головы, ненужный мусор.

О! Это чувство полета-смерти по нескончаемому и вечному, сияющему куполу смерти - окончания жизни.

Единственный и в последний раз.

Самый главный момент в жизни каждого теплого существа.

- - - - - - - - -

В понедельник утром, за завтраком, Рая поинтересовалась, каким зарубежным лекарством усыпили собаку.

- Дуплетом, - сказал Вася. - И никаких мучений.

- Опять заграничное, - вздохнула жена. - Для людей такого может и нет вовсе.

- Отчего же, - сказал Вася. - Если постараться.

И принялся за вторую большую кружку чая, которым он прогонял похмелье.

Вчера они так и не дошли до пива, посчастливилось им купить бутылку.

Зато опять пошли на свое место, и там, в темноте, осень уже, темнеет рано, нашли тот самый кусок лосятины, который им оставил Рыжик. И он сам неподалеку был. Но его не видели.

Все же остальное было частностями общей жизни на земле.

А собачья душа Рыжика, суки, названной мужским именем, уже давным-давно уплыла из этого мира лохматым, рыжим и бойким щенком. Он уже попробовал на вкус васины ботинки, а через неделю надгрыз раины сапоги и за это будет наказан по хвосту куском голубого электрического провода, которым вели скрытую проводку в доме.

О! Эта сладкая прошедшая жизнь!

- Она-то хоть не мучилась? - спросила потом Рая.

- Да ты что! - искренне ответил Вася. - Да у нее, можно считать, улыбка была на все сто, а глаза, так во все стороны и разбежались!

- И все равно жалко, - сказала Рая.

На ходу Вася прижал ее голову себе к груди.

У них такая ласка была. Ведь мы все - живые и теплые.

Вася вздохнул незаметно.

Ведь холодные, отчлененные ножки Витяки так и будут всю нашу жизнь, нам на стыд, Васе на горесть, бегать по известной помойке.

Особенно правая, так и неотмоленная материнской любовью и слезами.

Но теперь уж рядом скачет веселый щенок в ошейнике из голубого провода.

Правда, глазки в разные стороны.

..............

Эх! Значит, так и не дошла молитва матери до Нашего Бога!

Видно у него тоже, с глазками, - не в ту степь.

СЧЕТЫ ГОЛУБИНОГО БОГА

Первые счеты (инструмент для бухгалтеров) я увидел на снимке разбитого здания магаданского ИТК. Просто запомнилось. Вторые, уже в газетном снимке, в немецком концентрационном лагере. На столе, в рабочем положении. Там погибло много русских людей, в Германии вообще много людей.

А счеты работали.

Тир вплотную примыкал к самым старым зданиям химзавода.

И вообще тут раньше, еще при помещике, была конюшня.

Потом казармы для китайских и латышских красноармейцев, потом общежитие для холостых рабочих и уж после, в войну, - госпиталь, тут лежали тяжелораненые.

Потому что стены толстые, потолки высокие, двери... до сих пор остались две двери, такие они толстые и мощные, из дуба и простого железа.

После войны тут долго ничего не было, кроме человеческого помета, костров и страшных слухов.

И тогда решили организовать тут тир. Тут все есть, комнаты запираются, пространство длинное и стены из пушки не прошибешь.

Одним словом, отличное место и автобусная остановка недалеко.

Стал этот тир областным. Проводились тут соревнования, спартакиады, и конечно, работа с допризывниками. Появились тут и свои мастера спорта.

Среди них был и мой друг. Вся молодость у него в соревнованиях, сборах и подготовке. Кроме своего ружья он имел пистолеты. Спортивные поначалу, потом к нему понесли боевые и те, что нашли в лесах и брошенных землянках. Патроны спортивные и просто так, по знакомству. Уж не будем говорить, сколько времени мы провели в этом тире.

Но вот в последнее время появилась у него одна страсть. Ведь рядом с тиром еще одно большее здание с чердаком, где испокон века жили голуби. Уже давно это здание под склад приспособили, сколько людей поумирало за это время, а они живут и живут.

То больше их, то меньше, но голуби здесь всегда. Это их место, их мир и родина.

Еще мы вдвоем в детстве ели голубей на речке. Тогда же мы узнали, что у голубей могут быть яйца, а потом птенцы и часто в своих путешествиях по чердакам и зданиям находили сухие трупики и лакированную бумагу разбитых яиц. Все это соответственно поливалось пометом.

Моему другу даже на выпускном вечере голубь умудрился сделать на праздничную рубашку.

Может быть, поэтому он ненавидел их. Они и на мишени гадили и на бронебойный щит. Всюду их белосерый крепкий помет.

И когда друг стал заместителем директора тира, то он, на правах человека много имеющего патронов и острый глаз, объявил им войну.

Ни дня не проходило, чтобы он парочку голубиных раздолбаев не пустил на тот свет. А когда боевики напали на театр, и когда взорвали метро - то и счету не было.

Падали на землю разные там голуби боевики и победа была близка как никогда.

И всегда он старался отбивать у них носы. Современная снайперская техника позволяла делать это хорошо. Если сразу убьет - это промах, а так летает голубок без кончика носа, или с отбитым наполовину нижней частью клюва и потихоньку умирает от голода.

То видишь на дороге к тиру высохший трупик но теперь уже большого голубя, то кошка тащит в зубах обезглавленного, то внезапно увидишь нечто в высоких ветвях деревьев.

Как забился туда, так и заснул там. Красиво так умер, крылья распространил насколько можно и голову откинул назад и вправо, будто оглядывается или ждет.

Ни кошка, ни нога ученика, ни даже веник дворника не коснулись его смерти.

Только солнце.

Правда, настала у голубей передышка. И вовсе не зима, когда тир работал не так часто. А просто заболел у моего друга глаз. Рабочий, которым он стреляет, целится.

Сильно заболел. Вначале были все примочки и капли глазные. А глаз все болит и болит.

Потом его отвезли в главную областную больницу.

Как-то летом были у него в гостях. Мы, родные и знакомые, шли по длинному коридору. А потом дверь распахнулась и сквозь другое стекло я увидел, как врач вонзает длинную иглу прямо в глаз.

Рядом стоит сестра и держит белый поднос с шприцами и тампонами.

Какое-то внутреннее заражение, типа вирусной инфекции. Иголка пронизывала весь глаз, все стекловидное тело.

Больно не было. Только моргать нельзя, плакать нельзя, а смотреть невозможно,

Спустя недели три он должен был ходить с повязкой на глазу.

Но уж теперь он стал помощником директора тира и голуби получили передышку.

Его могли бы поставить и директором, но слишком часто он должен был отлучаться в глазную больницу.

Однажды, когда было хорошо, мы поднялись с ним на чердак. Где жили голуби, где мы провели свое детство.

Пошли знакомым маршрутом, по лестнице, потом по чердаку к огромной каменной трубе. Даже во внутрь залезли. Все было как всегда.

Но неожиданно, когда мы одинаково задрали головы вверх, он схватился за свой правый рабочий глаз и застонал.

Это вышло из-за туч солнце и в глубине каменной клетки разлилось сияние.

Где-то вверху, там, где черная пылающая тень очерчивает неистовый зрачок, там, в этом месте, голубиный бог острым сияющим длинным клювом ведет очередную прозрачную стекловидную костяшку глаз к стопке.

А вся эта стопка состоит из...

Только после я понял, что это такое. Это даже не месть.

Это просто соотношение.

А Бог есть...

И счеты работают.

ЯЩЕРИЦЫ ЦВЕТА СТАРИННОЙ МЕДНОЙ МОНЕТЫ

(сказка с одним взрослым дурацким словом)

Эх! Вот если бы на самом деле существовала машина времени и она бы она сдавалась напрокат.

Я бы обязательно вышел на организаторов со своим проектом.

Когда-то я был маленьким и меня окружали своей жизнью молодые мои мама и папа. Ведь в жизни каждого живого существа было, будет и есть Детство.

Которое навсегда!

Но тем не менее, я жил нормальной жизнью. Мальчика, которого с улицы надо загонять домой почти ремнем.

Мы играли в разные игры и сейчас я бы обязательно попросил прощения за некоторые моменты своей жизни. И не только моей жизни.

Ох уж эти подпальники, взрывники и пистоны! Эти петарды, фейерверки и просто смесь алюминиевой пудры и селитры!

Это мы, а не кто иной, с открытого склада похитили около трех ведер карбида кальция. Тащили в мешках на речку. Ужас!!

Вначале мы просто любовались пузырями и наслаждались химическим запахом, а потом к нам начали подходить другие.

И вот раздались первые взрывы, вначале маленькие. Это потом пошли дымные шапки, гулкий во все уши хлопок пламени. Всего-то делов - напустить пузырей побольше и тогда надо начинать кидать спички.

Но так как их мало и они плохие, то приходится пренебрегать естественными правилами техники безопасности.

И вот перед нами полыхает самое огромнейшее пламя, где-то над нами гром небесный синий, а Вовка бежит и трет на ходу обожженное лицо. Это у него была последняя спичка.

И чтобы уж наверняка, он подвинулся насколько возможно ближе.

В нынешней же жизни надо делать все наоборот.

Это у него были брови и длинные ресницы. Сейчас их нет, только пенечки торчат.

Кто-то советует приложить земли.

А в моем рассказе про войну, который я писал, когда я стал взрослым, девочка Нина тащит лист подорожника. Плюнула, вытерла о подол и сказала, чтобы приложил к ране. А у него даже волосы впереди выгорели и стали как пенечки.

И пахнет так, что нас всех ругать будут.

А лицо прямо на глазах начинает краснеть и напухать.

- И не больно, не больно, - говорит себе Вовка.

Потом мы все вспомнили про глаза его, но Вовка сказал, что все нормально.

Он видит солнце, речку, Нинку и ее подол, вот только все, как в тумане.

У Вовки отец пожарник, он ему даст. У его отца на животе есть настоящий кожаный офицерский ремень, и вот таким да по жопе.

Вот почему Вовка боится идти домой.

Вот почему домой его провожает моя мама.

Вовка уже приплакивает и пытается скрыть лицо ручонкой. Волосы у него успели выгореть и на голове. Были белые и прямые, стали загнутыми кочерыжечками. И лицо у него скоро стало другое, незнакомое. Повели мы его домой. Страшно.

Все прошло, дорогие ребята. Около нас уже другая жизнь и вы посреди ее.

Вы и в самом деле наши цветочки, потому, что какими будете вы, такими и станут и ваши дети. А мы, родители, бабушки и дедушки, всегда знаем и верим, что наши внуки - это мы сами, только немного другие.

Если не верите, то апробируйте это на себе.

Но вот что меня мучает. Карбид у нас отобрали, спичек, терок в кармане больше не найдешь и вот какая-то добрая душа направила наши усилия в лес.

Мол, там в лесу развелось много медянок, это такие ядовитые короткие змеи и что их надо уничтожить. И учительница тоже сказала, что они ядовитые.

Ну что же, есть опасность, есть оружие, есть лес и в нем ядовитые твари.

Чем не нынешняя компьютерная игра, где участвуют ядовитые змеи и храбрые охотники. А ведь для нас существовала и опасность.

Вот и принялись мы уничтожать разных там вредителй и врагов маленького народа. Были у нас в руках такие длинные палки, под названием .дубки. и мы колошматили их всех...

Своей Нинке мы говорили, что эти змеи настолько ядовитые, что даже касаться их нельзя.

И она всегда стояла в стороне, имея под рукой запас свежих листьев подорожника.

Всем этим змеям не было спасения от нас.

Медянка - было самое плохое жестокое слово для нас, хуже, чем фашисты.

Но пришла осень и прошла жизнь. Всё как у всех.

Настолько, как у всех, что даже хорошо. Теперь то я знаю, что медянки, это те же ящерицы, только без ног. Что они не ядовиты, что они приносят пользу.

А ведь я этих ящериц, зеленых, серых, гранатовых всегда не то что любил - обожал. Так мне нравилась их динозавровость, открытая пасть с зубами, и я заранее не любил всех тех существ, которыми они питались.

И вот мне так не нравилось все то, что мы делали с ними в моей жизни.

А просить прощения не у кого.

Хотя я всегда, когда ради мимолетного счастья, ловлю ящерицу, то вынужден просить у нее прощения за свои ошибки в молодости.

Но ведь я не особо виноват. Так нам сказали взрослые, и мы им поверили.

С тех пор я всегда помню об этом. Что нас всех могут обмануть запросто.

А вот медянки исчезли из наших лесов.

Может быть, мы, может, наша человеческая деятельность, но больше их нет в наших лесах.

Вот почему мне так нужна машина времени. Я бы вернулся в те времена, я бы обязательно пошел бы впереди всех и сказал, что это безвредные существа, что они не ядовиты, что они заняты своими делами, как мы все.

Что у них тоже есть детки.

Что нельзя во всем верить взрослым. Что иногда люди бывают жестоки и не нужно жестоки.

А потом бы руками поймал одну безногую ящерицу и я поцеловал бы ее в голову с распахнутой пастью, как это делал знаменитый ботаник и ученый - Карл Линней.

И я верю, что он гордился этим, а мне вот нельзя...

Для меня Карл Линней живет в учебнике ботаники для пятого класса рядом с тычинками, классами пресмыкающихся и другой зоологией. И я его уважаю.

Прожить такую счастливую жизнь!

Но дело еще вот в чем. В последнее время я для себя лично открыл-нашел отличную машину времени.

Это одинокий стакан водки, выпитый в три приема. И так, чтобы никто не знал.

Даже жена, не говоря о детях и теще!! И достаточно редко. Иначе машина не срабатывает.

И тогда от меня уходят все заботы и тяготы моей и нашей общей жизни.

А в моей памяти вновь и вновь возникает тот самый лес, те самые медянки - безногие ящерицы.

Великолепные живые существа, вся пасть полна острых зубов, тельце длинное и шкурка непередаваемого оттенка старинной, долго лежавшей в темноте земли или дубовой шкатулки меди.

И тогда я произношу последний тост и прошу прощения.

Сами знаете у кого.

Целых три раза!!! Я повторяю одни и те же слова.

Простите, простите, простите меня!!!

И еще одно. В любом городе, в саду. В деревне особенно!

Мне всегда под ноги лезут монетки. Медные.

Я собираю их и делаю свою интересную книгу. Откроешь, возьмешь в пальцы монетку, поднесешь к глазам и сразу вспомнишь все.

То ли лето, то ли пляж на берегу Черного моря.

И всегда детство, то есть себя маленького, и вечно любопытного, как детеныша волка или лисы.

И так это хорошо, что больше никакой водки не надо!!!

Проголосуйте за это произведение

Что говорят об этом в Дискуссионном клубе?

279294  2008-01-30 16:32:34 В. Эйснер - Замечательные рассказики! коротко, чётко, ясно! с живым сердцем и страдающей душой. Это не дебют, это зрелые вещи. Поздравляю автора и, пожалуйста, бис!

279307  2008-01-31 13:19:47 Тартаковский. - Прекрасная проза. Краткая, вроде бы сухая, но - "душа человечкина".

Copyright (c) "Русский переплет"