Из всего этого следует, что, безусловно, верной оценки сентябрьских инициатив президента Путина не существует в принципе, поскольку она сильнейшим образом зависит от оценки прошлого России и общей перспективы ее развития... Нельзя, например, разрешить проблему избирания-назначения губернаторов, не отвечая на вопрос, что есть Россия сейчас и какую роль ей предстоит сыграть в ближайшем будущем. Причем ответ на первый вопрос будет всегда и ответом на второй, даже если последний явно не сформулирован.

Возле русской идеи

Возникнув в результате горячего контакта Востока и Запада, Россия соединила в себе огромные запасы энергии, обнаружила исключительную генетическую мощь и является потому вполне автономным и самодостаточным субъектом цивилизационной игры. В этой игре она сближалась и будет сближаться то с Востоком, то с Западом, перемигивалась то с тем, то с другим, но двигалась и впредь будет двигаться на свой манер ≈ по-своему разрешая любую из возникающих проблем.

Нынешние сторонники ориентации на Запад призывают ⌠проращивать в себе заглушенную веками рабства европейскую ментальность■ (проф. В. Кантор ), в петровских реформах, например по-прежнему, видят лишь ⌠глобальную корректировку российского пути по европейской модели■, а саму ориентацию на Запад относят к явлениям ⌠саморегуляции культуры■, в которой находит выражение неудовлетворенная внутренняя потребность России, отражается ее скрытая сущность. Но далеко не очевидно, что и где начнет прорастать: нечто западное в России или что-то вполне российское на Западе. На начало ХХI века этот вопрос остается открытым. Также как вопрос о том, какое бремя окажется более тяжким √ века ⌠российского рабства■ или ХХ век европейской ⌠свободы■┘

По мнению А. Панарина, в западной идеологии все более популярным становится представление, что ⌠юридический и моральный закон, ответственность за содеянное, непреложность нормы■, не являются универсальными и могут рассматриваться теми, кто оказался на социальном верху, как ⌠нечто, в принципе ⌠обходимое■■. Эта тенденции не только усиливается, но и обретает все большую агрессивность по отношению к тем, кто остался по другую сторону≈стесненное, разминувшееся с успехом существование, бедность становятся ⌠тягчайшей уликой■, ⌠свидетельством антропологической недоброкачественности■, превращаются в объект ⌠безжалостного рыночного отбора■. Все это и может, по мысли А. Панарина, решительно переопределить основное современное противоречие: не противостояние цивилизаций (Запад-Восток, Север-Юг) ожидает нас, а ⌠перманентные гражданские войны новых богатых с новыми и старыми бедными■. США в них предстанет ⌠глобальной диктатурой богатых■, а Россия не просто обречена на роль ее соперника ≈ ⌠сверхдержава бедных■, ⌠глобальная диктатура обездоленных■, ≈ но и является единственным претендентом на эту роль. Понимание этого на Западе и есть основная причина современных атак на Россию ≈ в ней видят главного ⌠носителя протестной солидаристской этики■, нерастраченную способность ее народа ⌠подняться выше критериев морали успеха■ воспринимают как наиболее опасное покушение на западные устои.

Несомненно, что понятие бедности А. Панарин трактует в своих построениях расширительно ≈ как неуспех и, может быть, даже как сознательный отказ от чрезмерного успеха, как самостеснение в успехе. Во всяком случае в той бедности, о которой он ведет речь, не чувствуется ущербности. Она у него отнюдь не падение, а восхождение ≈ бедные у него из той же категории, что нищие духом Нагорной проповеди.

Истинной опасностью для мировой цивилизации по А. Панарину является отнюдь не восточный фундаментализм, а западное позитивное мышление с его предельно индивидуализированным эмпиризмом и сытым самодовольством. Именно в противовес этому мышлению, с последовательно просвещенческих позиций он и определяет модерн как ⌠перманентную способность ┘ к критическому самоизменению на основе беспокойной, обращенной на себя рефлексии■, лишая, таким образом Запад узурпированного им права оценивать свой путь как непогрешимый. Современные же ⌠модернизационные■ тенденции Запада воспринимаются А. Панариным как фактически контрмодернистские, все больше тяготеющие к ⌠свертыванию вложений┘ в общую инфраструктуру роста■. Хотя всего лишь полвека тому назад, по его словам, проект Просвещения еще доминировал на Западе и вел к ⌠модернизации модерна■ ≈ ⌠к замене индустриального общества постиндустриальным■. Но такой переход был немыслим без ⌠аскета постиндустриального профессионализма, самоистязающего себя в творческом поиске■ и неминуемо вел к тому, что господствующие позиции в обществе перешли бы в конце концов ⌠к классу интеллектуалов, труд которых решительно выходил за рамки эквивалентного рыночного обмена■. Все это могло иметь своим следствием изменение самого статуса производственного предприятия ≈ трансформацию его в нечто похожее на ⌠самодеятельный демократический полис■. А вот такой демократизации и социализации (уже не под какую-то отвлеченную идею, а исключительно из требования повышения эффективности производства) ни власть, ни бизнес допустить естественно не могли и ответили ⌠контрнаступлением рыночной среды■, своего рода ⌠возвращением к модели ⌠чистого капитализма■ XIX■, благо этот антисоциальный маневр легко можно было представить как социальную программу ≈ как программу расширенного потребления. Таким образом, Запад отказался от возможности развития в интересах большинства, от перехода к более сложной ступени демократического существования и предпочел, зафиксировав достигнутый уровень демократии, сыграть на понижение ≈ вложить все в потребительский инстинкт.

Этот либеральный маневр последней трети ХХ века А. Панарин и называет контрмодерном ( консервацией модерна), считая, что именно на него ⌠обиженная периферия■ и реагирует сегодня ⌠стилизованной архаикой■, которую он считает искусственной, паразитарной и работающей в конце концов на контрмодерн ≈ обслуживающей его экспансивную идеологию. Истинно же модернизационную позицию он связывает с сопротивлением и силам консервации модерна и силам неоархаической реакции на него, а именно ≈ с ⌠творческой реинтерпретацией модерна■, которая, по его мнению, может быть осуществлена исключительно в странах периферии. И Россия оказывается страной, наиболее заинтересованной в том...

Итак, не либеральное завершение истории, не консервация достигнутого состояния в интересах избранных, а просвещенческая коррекция≈ переопределение модерна в интересах большинства. Такова экстраполяция Александра Сергеевича Панарина. Так им понимается перспективная задача России в ХХI веке и именно под эту задачу он предлагает вырабатывать позицию по отношению к Европе ≈ ⌠не борьба за новое ⌠жизненное пространство■, а совместная борьба за новое жизненное время■. А это значит ≈ не плестись за Европой, не лезть в нее, а сотрудничать на равных и даже оставляя за собой инициативу.

Такие оценки легко свести к сильно выраженной патриотической восторженности, если бы они не основывались на анализе идентичности России, которая ≈ и это особенно энергично подчеркивается А. Панариным ≈ ⌠с самого начала носила не натуралистический характер, не довольствовалась наличностями этнического, географического и административно-державного толка, а являлась по преимуществу ценностно-нормативной, духовной■, а в пятнадцатом веке окончательно определилась в форме ⌠народа ≈ защитника православного идеала, который больше некому охранять■. Привязанность к идеальному, защита идеального от посягательств, сбережение идеального и соответствие ему┘ Эти особенности действительно сформировались и укрепились в многовековой борьбе за совершенно конкретное идеальное ≈ Православие, Святая Русь. Но в конце концов они обрели самостоятельное существование ≈ стали свойствами народного духа. Их и в самом деле очень легко свести к отсутствию чувства реальности. Но в них, как ни странно, может быть и шанс человечества, поскольку постэкономическому человеку, настаивает А. Панарин, как раз и нужна прежде всего эта установка русской культуры ≈ дух выше материи.

В российском смиренном и упрямом предстоянии пред идеальным, возможно и заключено истинное чувство реальности, та его форма, с которой легкомысленно разошелся Запад, затравленный либерализмом и поставивший на ⌠естественное состояние■ человека ≈ поспешно объявивший все общественное ⌠химерами старого авторитарно-традиционалистского и тоталитарного сознания■, соблазнившийся дурной простотой интересов, отделенных от ценностей, и явно не видящий страшных последствий начавшегося вытеснения ⌠свободы личности (разума) ⌠свободой инстинкта▓▓■.

В стремительном укреплении на Западе позиций естественного, асоциального человека не последнюю (если не решающую) роль сыграло, по мнению А. Панарина, то обстоятельство, что ⌠на основе светского, религиозно-остуженного сознания экономические мотивы в конечном счете неизбежно торжествуют над альтруистическими и гражданско-солидаристскими■. Собственно, идея преждевременности разведения государства, гражданского общества и церкви здесь уже высказана, хотя пока она и может воспринята как отступление в средние века или, по крайней мере, к идеям В. Соловьева (необходимость коррекции светского разума теократией ≈ ⌠влиятельным духовным сообществом, отстаивающим постматериальные приоритеты от имени Божественного авторитета■). Но панаринская идея преждевременности секуляризации есть идея просвещенческая и основана она на мужественном признании, что надежды интеллектуалов на некую ⌠динамическую творческую общность■, с ее ⌠высшим духовным синтезом■ в качестве замены церкви так и не оправдались. Поскольку не удалось ⌠вытеснить экономическую мотивацию, ориентированную на голый практический результат, мотивацией самовознаграждаемого творческого духа■ ≈ ⌠светская интеллектуальная ⌠церковь■, призванная укротить гедонистический дух эпохи, так и не состоялась. Однако этот печальный результат не означает для А. Панарина стратегического или полного поражения Просвещения, а является лишь указанием на одно ≈ постиндустриальное общество не состоялось лишь как ⌠церковь верхов■, и идея церкви теперь должна вернуться в общество снизу: ⌠страдающая и сочувствующая церковь бедных ≈ вот истинное основание ⌠постэкономического■ и ⌠постиндустриального■ общества■┘

Такую позицию очень легко представить как анохронизм. Но ведь по существу А. Панарин утверждает одно: осуществленная секуляризация общества была не достижением, а социологическим просчетом. Цивилизация попыталась освободиться от власти трансцендентного, но это освобождение было преждевременным, чрезмерным ≈ оно было освобождением подростковой по существу цивилизации, возомнившей себя взрослой.

⌠Чтобы отвоевать┘ нетленные ценности у посягнувшей на них и желающей их присвоить ┘ экономической власти, нужна другая, альтернативная власть. Власть, которая объявит эти высокие ценности не ничейными, не выставленными на продажу, а своими, ею защищаемыми и неотчуждаемыми. В этом и состоит реальное социологическое проявление церкви как духовной власти, стоящей над гражданским обществом, захваченным ⌠властью менял■┘■

Деятельность президента Путина в первом приближении, казалось бы, вписывается в экстраполяции А. Панарина. Во всяком случае, намерение ⌠отвоевать у ⌠рынка■ те ценности, которыми в духовно здоровом обществе не торгуют■, в его шагах просматривается и, видимо, именно на это с особой остротой реагируют ортодоксальные либералы, с вдохновением бичующие президента за ⌠тоталитарную■ сущность и ⌠гэбистские замашки■. Но в вопросе о десекуляризации общества президент Путин занимает, судя по всему, все-таки крайне осторожную позицию и, отвоевывая ценности у рынка, ставку делает пока исключительно на государство. То есть с точки зрения панаринских экстраполяций, деятельность президента Путина является подготовительной деятельностью, призванной лишь восстановить равновесие ⌠государство≈общество■, бездарно нарушенное (тупо смещенное в сторону общества) предыдущим правлением. С этих позиций, видимо, и следует рассматривать президентские инициативы от 13 сентября.

Никаких общих рекомендаций на этот счет, конечно же, не существует, для каждой страны здесь свои законы, и свое оптимальное положение границы. В России жесткая вертикаль заканчивается сегодня там, куда ее отбросил развал СССР≈ на Старой площади, в зданиях ЦК КПСС, называемого ныне Администрацией Президента (АП). С субъектов же федерации уже начинается самоуправление. Такое экстремистское смещение равновесия, нет слов, вполне уместно в эпохи революций и разрушений, но оно совершенно неприемлемо во времена созидания. И это отнюдь не словесная фигура, а констатация реальной ситуации. Самоуправление, начинающееся на уровне губернаторов, способно парализовать государственное управление, и государство вынуждено формировать какие-то дополнительные структуры. Это признал в своем разъясняющем интервью президент Путин, но еще два месяца тому назад об этом открыто сказал губернатор Строев, заявивший, что, несмотря на свою выборность, губернаторы резко ограничены в принятии и проведении решений, поскольку по всем основным направлениям в области сидят представители центра. Наличие сети таких представителей, равно как и исключительность роли АП в государстве (она как раз и обеспечивает параллельное управление) свидетельствуют об одном: нынешняя система управления в России не просто несовершенна≈ она порочна, аномальна. И вот что любопытно: скрежет зубовный из либерального лагеря после 13 сентября слышался на полсвета ≈ тоталитаризм, конец демократии и прочее. Но почему никого и среди самых отпетых либералов, не волнует то, что не только глава АП, но и некоторые из его заместителей превратились в фигуры политические, оказывающие сильнейшее влияние на принятие государственных решений, но остающиеся полностью бесконтрольными ≈ их деятельностью не подотчетна ни закону, ни одному из выборных органов, а исключительно Президенту. И произошло это превращение чисто канцелярской по своему смыслу службы в департамент ничем неограниченного политического влияния во многом благодаря выборности глав субъектов...

В небольшом районном городке, например, важнейшую роль играют такие службы, как райгаз, райводоканал, служба электрических сетей, служба электросвязи (телефон и пр), служба управления горхозяйством. Но именно чиновники, возглавляющие эти службы, сидят в райсовете (так у нас, в одной из передовых российских областей, но, наверняка, такая же картина и по всей России). Я голосовал на выборах, положим, за главу водоканала и к нему должен обращаться в случае претензий, например, к службе электросвязи ≈ то есть на одного районного чиновника должен жаловаться другому┘ Естественно, что при подобном формировании низовой представительной власти, при полном (и юридически, и фактически) отсутствии у нее возможности контролировать власть исполнительную, не будет ни гражданского общества, ни самоуправления, а будет одно лишь самоуправство чиновника, и ни одну проблему по-людски никогда не разрешить. В районе будет, например, задействована цифровая АТС, все сельские школы будут подключены к Интернету, районная контора электросвязи будет ремонтировать свое здание в соответствии с евростандартами. Но разводные коробки, через которые высокомодные услуги направляюся потребителям останутся в том же состоянии, в каком их наблюдал, наверное, отступавший с Куликова поля Мамай ≈ собаки будут задевать хвостами свисающие из этих коробок провода с развешенными на них для просушки портянками.

Господин Ельцин, неоднократно битый и униженный представительной властью, работая над проектом действующей конституции, предпринял, видимо, титанические усилия, чтобы в правах представительной власти полностью вытравить даже малый намек на контроль власти исполнительной. И сегодня насущной задачей видится возвращение этих прав в простой и ясной форме комиссий по расследованию действий исполнительной власти. Федеральный закон, дающий право представительному органу любого уровня (от общероссийского до районного и сельского) по своей инициативе или по требованию избирателей создавать такие комиссии и приглашать на них любого чиновника этого уровня, и есть то простое и в общем-то мало затратное средство, которое, если законом будет предусмотрен высокий статус постановлений таких комиссий, будет эффективно способствовать разрешению большинство российских проблем. Коррупция, преступность, работа служб жизнеобеспечения и средств массовой информации, формирование гражданского общества, гражданская экспертиза законопроектов, обновление управленческих кадров ≈ практически любая злободневная проблема начнет мало-помалу разрешаться. И не на словах или в заявлениях о намерениях, а в совокупной практической деятельности таких комиссий. Лишь только они почувствуют, что у них есть реальная возможность держать исполнительную власть за жабры.

Такая система организации власти наверняка окажется и мощным средством воздействия на экономику, поскольку восстановит доверие к власти. Н.Шмелев прав бесконечно ≈ ⌠у нас до сегодняшнего дня правительство не может понять, что восстановление доверия населения, чисто психологического - это, может быть, самый большой экономический аргумент и экономический рычаг■.

Такая система организации власти безупречно вписывается в экстраполяции А. Панарина, поскольку является сильнейшим стимулятором социальной активности, поскольку последовательно реализует важнейшую в его в построениях идею самоограничения, поскольку она способна расконсервировать модерн и обеспечить его просвещенческую коррекцию ≈ практически определить модерн как ⌠перманентную способность к переменам, к критическому самоизменению на основе беспокойной, обращенной на себя рефлексии■ и открыть путь к глубокой, истинной демократизации и социализации.

При представительной власти с сильными контрольными возможностями отпадет в общем-то и необходимость в Общественной палате, поскольку ожившая представительная власть, почувствовавшая, наконец, возможность на что-то влиять, сама по себе окажется целой системой общественных палат┘ Может быть, не надо мудрить, а лучше усовершенствовать то, что имеется┘ Ведь получить что-нибудь толковое из Общественной палаты будет чрезвычайно сложно. Усиление ее статуса, наделение ее чем-то похожим на законодательную инициативу превратит палату во вторую представительную власть. Ограничение же статуса неизбежно обречет ее на скучную роль клапана, регулирующего социальное давление.

Нужно признать, что проблема ответственности перед низами в России традиционно выпадает из поля зрения власти. Президент Путин в этом отношении не стал пока исключением ≈ нет с его стороны ни принципиальных деклараций, ни принципиальных шагов. Хотя, несомненно, ⌠народ ждёт, когда ему откровенно скажут правду о ваучеризации, криминализации, об истинных причинах чеченской войны и других потрясениях 90-х годов, без чего не возродится ни новая вера, ни новая большая надежда■( А. Салуцкий).

В стиле управления президента Путин, начиная где-то с 2003 года, все четче проступает особенность, связанная, возможно, с его слишком стремительным восхождением на вершину власти. При таких взлетах отстают обозы - отстает близкое, пользующееся доверие окружение, и приходится его подтягивать, перетаскивая через промежуточные ступени. Для самого В. Путина такой скачок, может быть, и возможен без потери компетенции ≈ в силу редкого совпадения личных качеств, убеждений и требований времени. Но подобное вряд ли возможно для всех, кого он понуждает двигаться за собой. Отсюда неизбежное разрастание серой части спектра - торжество неяркости. Потому что в этой ситуации наблюдается массовое заселение уровня некомпетенции. И неяркость ⌠колесиков■ механизма, увы, начинает скрадывать оригинальность самого президента ≈ с такой подсветкой он неизбежно тускнеет┘ Выравнивание, выстриг, выщип всего самодостаточного, сопротивляющегося может постепенно и вправду стать основной парадигмой управления, а интеллектуальное своеобразие, высокопрофессиональный стиль с какого-то момента начнет восприниматься как самая существенная помеха для управления, основанного на послушании и сумеречном единообразии.

Средство здесь существует одно ≈ вести параллельно и отбор среди чужих, увлекая их своими идеями. Если этого не делать, а ориентироваться исключительно на отбор под себя, то катастрофа неизбежна, поскольку некомпетентность будет накапливаться и у самого президента. Он может в конце концов и не устоять перед разрушительным искушением и действительно начать ⌠ нащупывать пределы власти■┘ Защита от такого падения для едино-правца также одна: единомышленники, то есть те, кто независимо приходит к близким оценкам. Окружение подобного рода спокойной жизни, конечно, не даст, поскольку единение здесь будет основано на противостоянии ≈ это будет объединение с утвердившимся в противостоянии ⌠я■, а не с редуцированным ⌠я■ из дурного единства┘

И успех второго президентства В. В. Путина, и его место в истории России во многом будет определяться тем, сочтет ли он необходимым и сумеет ли в короткие сроки выстроить эффективные структуры сопротивления самому себе.

Проголосуйте за это произведение